Французский взгляд

Анализ использованной историографии показал, что Франция не являлась главным виновником в развязывании Первой мировой войны; цели её были второстепенны, а сама она выступала скорее в роли союзницы России и Англии, чем провокатора. Но так ли это было по мнению современников событий? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к анализу источников.

«В 1914 г. Франция не желала войны, тем более не искала ее; она не хотела воевать. Когда в конце июля борьба стала казаться неизбежной, французское правительство приложило все усилия к тому, чтобы ее предотвратить. Но если бы союзники Франции подверглись нападению, Франция, верная своим обязательствам, выступила бы на стороне союзников»[67] - писал в своих воспоминаниях Ф. Фош. Подобные эмоции показывает и Р. Пуанкаре: «Неужели это правда: нам объявлена война? Война!.. несмотря на сорок четыре года осторожной и предусмотрительной политики, на нас обрушилось несчастье, которое мы всеми силами пытались предотвратить»[68]. Для того, чтобы судить, насколько неожиданным было для Франции объявление ей войны, необходимо обратиться к анализу её довоенной политики.

Главной причиной вступления Франции в войну в историографии считается её стремление вернуть области Эльзас и Лотарингия, потерянные ей по итогам франко-прусской войны 1870-1871 гг. Р. Пуанкаре же отмечает, что как ни страдало население при виде Франции, от которой оторвали часть ее тела, «оно никогда не стремилось к тому, чтобы в один прекрасный день страна добилась реванша силой оружия»[69]. Ф. Фош также касается этого вопроса, говоря о том, что Франция ни на минуту не забывала об утраченных провинциях и старалась залечить вечно кровоточащую рану, нанесенную их отторжением[70]. Прямое указание данных авторов на желание вернуть утраченные провинции могло бы выставить их в негативном свете и поставить под вопрос миролюбивую французскую позицию. Нельзя абсолютно доверять их словам, особенно беря в расчет тот факт, что в проекте перемирия, представленном Ф. Фошем премьер-министру Франции Ж. Клемансо 8 октября 1918 г. освобождение района Эльзаса-Лотарингии стояло в первом обязательном условии мира наряду с Бельгией, Францией и Люксембургом, захваченными, по мнению главнокомандующего, «вопреки всякому праву»[71]. Кроме того, Р. Пуанкаре свидетельствует о том, что 5 августа по всей Франции был объявлен священный союз (union sacrée), а германское объявление войны «вызвало в нации великолепный порыв патриотизма»[72]. С одной стороны, такое поведение французов выглядит совершенно естественным, однако очевидно, что для населения столь «внезапное» объявление не было неожиданным; кроме того, политикой union sacrée в 1870х гг. назывались настроения французов, направленные именно на возврат Эльзаса-Лотарингии. Также нужно учитывать, что Франция начала общую мобилизацию раньше, чем Германия объявила ей войну, а новая концепция ее армии подразумевала не оборону, а наступление[73]. Таким образом, можно утверждать, что желание вернуть Франции район Эльзаса-Лотарингии являлось причиной войны, однако ее можно считать скрытой, так как явно об этом французское руководство не заявляло вплоть до начала активных военных действий.

Необходимо подвергнуть анализу также действия Франции, направленные на поддержание мира. Для этого обратимся к предвоенным договорам. Французское правительство никогда не отрицало возможную войну с Германией или любой другой страной Тройственного союза, поэтому в мирной конвенции России от Франции от 5/17 августа 1892 г. пункты 1 и 2 подразумевали, что две эти страны в случае, если одна из них подвергнется нападению со стороны Германии, Австро-Венгрии или Италии, обязуются объявить скорейшую мобилизацию и выступить совместно против агрессора[74]. Этот союз был продлен соглашением 1899 г.[75]. 25 июля 1914 г. в письме министру иностранных дел Великобритании Э. Грею сообщалось, что французский посол может «формально заверить Его превосходительство, что Франция становится безоговорочно на сторону России»[76]. Дипломатические отношения Франции и России выглядят безупречными, учитывая имеющуюся в историографии информацию о французской финансовой помощи на вооружение русской армии. С другой стороны, это ставило Россию в некоторой степени в зависимость от своей западной союзницы. На это опосредованно указывает и Ф. Фош, говоря о том, что споры России с западными державами могли бы вызвать «менее решительное наступление сил Московской империи и тем самым на некоторое время ослабить помощь, которую она должна была оказать Франции»[77]. Можно сделать предположение, что французское руководство надеялось опосредовано, руками российской армии остановить агрессора, оставаясь в стороне как можно дальше и не истощая свои собственные военные силы. С 1894 г. германское командование не исключало войны на два фронта, при этом российский считался первостепенным, к тому же укрепления на нем были не такие мощные, как на французской границе; однако затяжная мобилизация в России вынудила германский Генеральный Штаб поставить первоочередной задачей разгром Франции[78]. Таким образом, вероятный план французского руководства сорвался; однако в нем не стоит усматривать скрытого негативного отношения к России или желания как-либо её потеснить: между этими странами действительно не существовало антагонизма.

Однако Р. Пуанкаре замечает, что союз с Россией «был благоприятно встречен общественным мнением потому, что в нем видели постоянную гарантию против провокации и угроз его зазнавшегося предшественника – Тройственного союза». Тройственное согласие стало популярным потому, что французы «видели в нем еще более действительную гарантию против растущей опасности»[79]. Таким образом он выделяет линию дипломатических отношений с Англией, которая сохранялась на протяжении длительного периода времени. Она была закреплена в 1904 г. соглашением об урегулировании отношений в Египте и Марокко. Так как решение колониальных вопросов было важным модератором мировой политики, разграничение французских и английских сфер влияния в Западной Африке способствовало в данной области формированию их оппозиции Германии; однако это нельзя считать провокацией. Мы склонны видеть в этом естественное желание империалистических держав сохранить свою гегемонию и не допустить появления на мировой арене нового сильного игрока, так как обладание колониями вкупе с гигантскими темпами экономического развития твердо поставили бы Германию в ряд мировых держав, что для Англии как все ещё ведущего мирового гегемона было недопустимым. Следовательно, мы можем констатировать, что линия французского руководства была направлена только на укрепление отношений с союзниками и держалась в стороне от политики стран Тройственного союза.

Небезынтересным является вопрос о том, кого французская сторона обвиняла в развязывании войны. Ф. Фош дает на этот счет противоречивое мнение: говоря о том, что «великое преступление» задумала воинственная Пруссия, отмечая в этом роль немецкого национализма, «расового превосходства», он тут же свидетельствует о твердо принятом решении Австрии взяться за оружие, называя ее «верным секундантом» Германии[80]. Из его слов создается впечатление, что Австро-Венгрия могла играть роль первой скрипки, являясь, помимо этого, и катализатором конфликта, хотя эта позиция автора маскируется им. Для решения этого вопроса необходимо прибегнуть также к анализу мнения других участников войны, однако на основе того, что «только действительная германская угроза могла заставить французов взяться за оружие»[81], можно утверждать, что главным агрессором для Франции являлась именно Германия.

Несмотря на это, здесь нужно сделать оговорку. Европейский конфликт начался с убийства эрцгерцога Австро-Венгрии на территории Сербии. Но явно Франция не имела к этому отношения, ведь обязательства её вступить в войну вступали бы в силу только после объявления мобилизации одной из держав Тройственного союза; 25 июля 1914 г. такой ситуации не существовало. Теоретически войны ещё можно было избежать, ведь европейские державы предлагали провести международную конференцию для решения этого вопроса. Так существовала ли действительная угроза безопасности Франции со стороны Германии? Вероятным ответом на этот вопрос может быть отрицание, поскольку при наличии столь сильных союзников, как Россия и Англия, шансы на победу блока в прогнозируемой войне были очень высоки; Франция могла использовать это для достижения своей цели. Таким образом, можно констатировать наличие во французском лагере скрытых агрессорских отношений по отношению к Германии.

Таким образом, можно выделить две явных причины Первой мировой войны по французскому мнению: воинственные амбиции Германии, подкрепляемые ее националистическими настроениями и скрытое, но сильное желание вернуть провинции Эльзаса-Лотарингии. Далее к упомянутому мы должны будем прибавить английский взгляд для составления целостной картины представлений стран Тройственного согласия.

Дата добавления: 2015-11-26