Http://ficbook. Net/readfic/2062742

smoothly

http://ficbook.net/readfic/2062742

Автор: Говорящий Кефир (http://ficbook.net/authors/187460)

Фэндом: EXO - K/M

Персонажи: lumin

Рейтинг: G

Жанры: Слэш (яой), Повседневность, AU, Songfic

Предупреждения: OOC

Размер: Мини, 8 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:

Лухан тайно хранит фото улыбчивого мальчишки в коробке школьных наград и грамот, а у Минсока всё относительно.

Посвящение:

по традиции, в честь (уже прошедшего) моего др - лумины ♥

а ещё они Свете.

правда, я опоздала с подарком, но это же ничего, верно?)

а ещё они -

магии тапочек,

"зелёной" сумке,

нашим идеям,

и выкуренным на балконе мыслям.

Света, спасибо тебе ♥

и прости, что эти лумины такие не очень:\

Примечания автора:

обоснуя нет. сюжета, как такового, тоже.

да и слэша, по сути.

буква "ё" то есть, то нет

(просто мне влом исправлять)

electric president – the ocean floor

У Минсока всё относительно – относительно четкое глупое распределение; у Минсока всё пессимистичненько, пофигистичненько, а сверху, бонусом – кило два не обидных подколок (ведь столько хватит для того, чтобы в будущем, будем надеяться, далеком, долбануть кулаком в резные ворота Рая?).

У Минсока всё относительно – даже занятость собственными делами и проблемами, когда на телефон приходит «нужна помощь». Как будто это его дело. Вначале. А потом совесть отвешивает знатный пинок мозгу, и Минсок, уже забегая в автобус, выспрашивает в микрофон на гарнитуре «чем ещё могу?».

У Минсока всё относительно; кажется, он употребляет – то вслух, то мысленно – эту фразу чаще, чем «черт». Гораздо чаще.

Ждать – скучно. Конечно, ждать всегда скучно, даже без всяких относительно, но сейчас – скучно в особенности.

Потому как жарко.

Потому как долго.

Потому как Минсок примерно знает, что будет после того, как он дождется.

(Ну, или хотя бы может предположить).

И правда, ждать слишком скучно. Потому Минсок опирается о сиденку ладонями и бездумно рассматривает цепочку кучевых облаков над головой. Небо такое, словно его нарисовал Лухан – теплое, красивое, рукой потрогать можно.

У Лухана все работы такие, словно вместо обычной акварели в палитре он подмешивает солнечные лучи.

Да и сам Лухан весь такой теплый.

Иногда Минсок даже подумывает о том, что это тепло луханевское каким-нибудь волшебным образом переползет к нему – и тогда пиши пропало природное смущение и в некотором роде боязнь (скорее, нелюбовь) заводить новые знакомства и открываться людям.

Это Лухан готов поболтать с каким-нибудь ребенком, когда ужасно опаздывает, или даже когда Минсок ждет его полчаса под палящим солнцем.

Быть таким, интересно, трудно?

Лухан теплый по умолчанию, заводская установка такая; а вот научиться таким быть – трудно?

Нет, Минсок совсем не хочет этого знать. Совсем-совсем. В конце концов, Лухан давным-давно привык к тому, что мирок друга открывается миллиметровыми кусочками, а это неплохо, и остальное – не так важно.

Минсок бурчит ну наконец-то, когда на скамейку плюхается разодетое в слишком ярко-полосатую майку чудо. А Лухан улыбается лишь, вовсе забыв про извинения, и в очередной раз невольно дает другу понять, что моторчики неугомонности у людей реально бывают, так как зовет прогуляться по площади, ведь «о, там открыли новую выставку».

Минсок не фанат искусства в целом, пыльных, по монастырски тихих, залов в частности, и нуднятины всякой вообще, но у него нет права на отказ.

Но если бы и было – он бы никогда им не воспользовался. Так бы и поставил на полку, чтобы время от времени сдувать пыль и гордиться тем фактом, что хоть какое-то действительно нужное право в его жизни имеется.

Лухан терпеть не может рисовать людей, не от неумения, а от сложности, скорее; но когда в паре метров от него на диване дремлет Минсок, об этом забывается. Потому как запечатлеть момент на карту памяти фотоаппарата будет недостаточным; разве же может снимок своими пикселями положить на красивый лоб и фигурные губы в легкой улыбке нужный штрих так, в каком свете это представляется Лухану? Конечно же, нет.

Лухан задумчиво разглядывает содержимое заваленного хламом инструментами стола, откладывая в сторону тушь и выбирая уголь. А из-под нескольких набросков грозового горизонта вытягивается лист крафта. Пожалуй, едва заметное выражение тревоги на лице – видимо, плохой сон – лучше всего передать именно угольным карандашом.

Спустя полчаса пальцы можно сдавать в химчистку, как и щеки, потому как щекотка дама вредная, всегда пробежится по коже, когда руки заняты. А на куске обёрточной бумаги, форматом меньше альбомного, вздыхает во сне уже заранее любимая работа Лухана.

В такие моменты вспоминаются дурацкие штампы из всяческих фильмов и в особенности комиксов. Главный герой засыпает, а тот, кто в него тайно влюблён, оставляет на его губах легкий поцелуй. Ах, ещё спящий всегда тут же просыпается, а дальше всё катится к обязательному хэппи-энду.

Лухан зависает ненадолго, разглядывая едва заметно подрагивающие (наверное, из-за того, что лучи закатного солнца щекотят кожу) реснички и думает, что этот штамп суют везде не зря, вовсе не просто так.

Потому как поцеловать Минсока хочется, наверное, всего лишь раз четвёртый за свою никчёмную, по мнению самого Лухана, жизнь. Желание под тегом очень.

Но Лухан слишком хорошо воспитан. Неправильно это.

Поэтому-то Лухан чуть шевелит губами, про себя пропевая засевшую в голове песню pink, и на фразе i’m still a rock star самое время распылить фиксатор по готовому портрету. Который, к слову, будет спрятан в коробку к школьным грамотам, учебнику ботаники, первому гербарию, отчёту о разведённых на подоконнике диких ирисах, очкам в дурацкой оправе и тоннам других мелочей.

Важнее всего – фото в тонкой папке; Минсок в старшей школе выглядел потрясающе взрослым.

*

Лухан почти бездумно выводит геометрическую абстракцию простым карандашом по ватману, иногда отвлекаясь на глоток фруктового пива. Минсок любит такое, да и разве можно отказаться от бутылки холодного с мягким вкусом?

Пусть даже в город набежали дожди, да так, что асфальт уже пару недель не успевает просыхать под редким солнцем, в квартире Лухана всё равно достаточно душно. Словно круглосуточно работает духовка на все допустимые три сотни градусов. Лухан в который раз думает о том, что пора приобрести напольный вентилятор, выводя новую трапецию поверх круга. Минсок краем глаза наблюдает за магией на листе ватмана – серьёзно, это какое-то геометрическое заклинание, сто процентов – и продолжает вслушиваться в напевы angus and julia stone из колонок музыкального центра. Меланхолия из плавных переборов гитарных струн неторопливо переходит в квартирку на последнем этаже с зашторенными окнами. Там, за стеклами, разыгрался ветер, а весь мир – словно на ладони, да и пальцами можно потрогать небо. Минсоку так кажется. Наверное, это Лухан так действует на него, раз даже в мыслях распирает выражаться образно и высокопарно.

Или нет, не в Лухане дело.

Просто настроение такое – на философию якобы. Молчаливую, так как отвлекать Лухана от творческого процесса не хочется. Тем более, за ним здорово наблюдать – особенно когда губу закусывает или недовольно морщит нос из-за неверного взмаха ладонью.

Вторая бутылка, порадовав пеной выше горлышка, становится лишней – тянет вспомнить старые вредные привычки. Лухан поднимает голову вслед хозяину громкого топота, что уже у входной двери, и невольно строит удивлённую мордашку. Куда это намылился Минсок? А Минсок молча открывает дверь, захватив чужие ключи, и тут же нажимает кнопку вызова лифта. Если память не подводит, то за углом спустя два перекрёстка налево – круглосуточный магазинчик.

Память не подводит, а почти на кассе два прилавка радуют разнообразием. Даже табак для трубок есть – хороший магазин, слишком даже для работающего в ночные часы.

Минсок покупает пачку ментоловых и одну из прозрачных зажигалок, а уже на выходе из магазина взъерошивает чуть влажную чёлку и нарушает колыбельную дождя нотами сигаретного дыма.

Лухан встречает у лифта, прислонившись спиной к стене у панельки вызова. Он тут же морщится, почуяв табачный дух, и Минсоку чудится, что сейчас начнутся какие-нибудь укоры и недовольства. Вспоминается второй курс старшей школы и разочарованный взгляд отца.

Но Лухан молчит, лишь вытягивает вперёд ладонь, в просьбе вернуть ключи законному владельцу, и шлёпает босыми пятками обратно в душное царство своей квартиры. Минсок заходит следом, и только хочет пожурить друга за то, что тот не всунул ноги в тапки, как слышит тихий то ли вопрос, то ли решение:

- Завтра закажу тебе дубликат.

Минсок залипает на минуту, заодно расправляя и отряхивая промокшую ветровку, а потом, направляемый указательным жестом друга, идёт на балкон. Курящим вход разрешён, было бы забавно налепить такое на дверь. В голове возникает вопрос, как тут может поместиться хоть что-то – кажется, балкон к квартирке под самой крышей присобачили только для факта.

Минсок снова закуривает; кажется, ему ещё многое можно обдумать с советчиком-никотином. Или всё благодаря лиричным песням и переизбытку пивного в организме?

Минсок едва не выпускает сигарету из пальцев, когда дверь за его спиной открывается, пуская в квартиру влажность, а на балкон – потирающего лоб ладонью Лухана. Минсок предполагает, что у парня разболелась голова, и даже интересуется вслух, на что получает слабый кивок и «ничего, пройдёт».

- Ну, да, пройдёт. Ты когда спал в последний раз?

- Отстань, – с неловкой улыбкой просит Лухан, аккуратно прикрывая за собой дверь и тем самым вынуждая Минсока почти что вжаться плечом в стену. Тут и правда несправедливо мало места, но, похоже, Лухана это не смущает. – Ты же давным-давно бросил, – тянет Лухан, взглядом показывая на тлеющую в чужих пальцах сигарету. – Что-то случилось?

Конечно, случилось. В мире каждую секунду умирает человек, да и младенческая смертность… Но это глобально слишком, да.

А у Минсока ничего не случилось. Ну, разве что плату за квартиру он снова задерживает, но такое бывает часто, не страшно. Разве что магистратура ему нахрен не сдалась, но не забирать же документы и бросать универ, когда осталось меньше года до выпуска. Разве что грустно отчего-то, грустно так, что в горле саднит, а почему – непонятно.

А Лухан смотрит вперёд, на соседние многоэтажки, подмечая, что абсолютно все спят, и выглядит так, словно мечтает о чём-то таком далёком, невозможном, придуманном.

- Ничего, – наконец, отвечает Минсок, – просто захотелось.

Лухан тут же поворачивается и пару секунд прожигает таким взглядом, словно пытается стянуть с лица друга выражение беззаботности и узнать, а правда ли ничего. А потом опирается руками о раму раскрытого окна, подставляя под роспись дождя ладони и запястья, и прячет лицо в локтях. Минсок невольно скользит взглядом по обозначившимся под тонкой тканью рубашки острым лопаткам.

- Не будешь подкалывать, если скажу, что считаю тебя своей родственной душой? – тихо доносится вместе с порывом ветра до сминающего окурок в какой-то пробке Минсока. Минсок замирает. – Ну, то есть, ты…

- Не объясняй, ты не умеешь. Я понял.

Лухан обиженно что-то бурчит – выходит разобрать только «умею я всё, а вот ты…» – Минсок всё равно тихо смеётся и кладёт ладонь на темную макушку, чтобы потрепать по волосам и сказать этим жестом «я же шучу». Лухан ворчать перестаёт, думает, что смеётся друг на планке шёпот, а ещё невольно запоминает и осознает, каково это – когда дарят капельку бережной нежности. Лухан никогда не принимал ничего такого, ведь обычно только отдавал тонны прикосновений и остального, ведь в этом нуждались. Лухан просто никогда не задумывался о том, насколько в простых совсем жестах нуждается он сам. Или всё дело в том, что до этого он ни разу не был так сильно влюблён?

Лухан непроизвольно вздыхает рывком и открывает глаза, когда ладонь с его макушки пропадает. Интересно, прошло несколько секунд или целая вечность? Эй, Минсок, а ты мог бы ещё хоть… минутку тепла мне задаром?

- Холодно, – у Минсока выходит шёпотом, а ещё он упирается в деревянную раму рядом совсем; Лухан чувствует, как его собственная кожа кажется тёплой по сравнению с покрытой мурашками друга.

А Минсок по губам лёгкую улыбку прогуливает и глаза закрывает, впитывая в себя ощущение свободы, свежести, ночи, да думает о разных разностях. Ещё столько всего впереди. Хоть и многое осталось в промелькнувших годах, но – сколько всего ещё ждёт своего часа. Уму непостижимо, как же сложно и удивительно устроена жизнь.

Лухан ощущает, наконец, соглашается про себя, что да, холодно, ведь он босиком, в шортах и старой рубашке. Ветер на пару с иголками дождя прошибают дрожью и желанием закутаться в сотню одеял.

Холодно, но с места ни один не сдвигается. Хотя, Минсок тоже не так уж тепло одет.

- Пошли внутрь, – нарушает молчание Лухан, и даже поднимает голову, тут же выпрямляясь целиком и вытирая мокрые ладони о бока рубашки. Кто знал, что дождь будет таким наглым и мало того, что заморозит руки, так ещё и затопит влагой? Минсок приоткрывает глаза, лениво моргает, косится в сторону и прыскает от смеха.

- Подожди.

Лухан перестаёт совершать обмен дождя с пальцев на приподнятый край рубашки, послушно переключаясь в режим ожидания. Минсок подавляет в себе желание сфотографировать растрёпанного парня (и после добавить в папку «балбес», что запрятана в телефоне), а лишь делает мини-шаг вперёд и быстро приглаживает обеими ладонями влажные волосы.

- Оу, – только и говорит Лухан, – спасибо.

Минсок ладони всё ещё мокрые своими пальцами подцепляет и тянет к себе, чтобы утереть о свою кофту. Дрожащие, худые, со следами карандаша на мизинцах. Лухан и вовсе молчит, да ещё надеется, что это ничего, как его сердце заходится, это ничего, Минсок не придаст значения.

И сам забывает придать значение тому, что к нему проявили такую заботу, когда можно было просто сразу сбежать с балкона и погреть пальцы в полотенце.

*

Лухан и правда терпеть не может рисовать людей, но Минсок – зараза, черт бы его побрал. Потому как улыбается чуть смущённо, когда случайно впечатывается ладонью в чужое бедро – спасибо пассажирам метро за давку. Потому как тут же залипает обратно взглядом на поручень и собственные пальцы, кажется. Потому как чёртово лето и хлопковая майка. Потому как художник в Лухане выкрикивает на все лады: боже, как было бы круто нарисовать его снова, а потом ещё раз снова и ещё!

Лухан терпеть не может рисовать людей, но блуждающую на расслабленном лице лёгкую улыбку вырисовывает именно он. А потом ещё один идеально ровно отрезанный от общего мотка кусок бумаги отправляется в секретную папку.

(Просто Лухан боится признаться в том, что, о, милый друг, а ты не только самый нормальный человек из всех, кого я встречал, ты ещё и в моё сердце успел залезть. Лухана радует то, что он умеет мастерски скрывать свои чувства, а ещё то, что Минсок мастерски умеет в упор не замечать того, что напрямую его касается. Идеальное сочетание).

А Минсок ненавидит ждать своего друга-придурка, особенно когда тот клянётся в трубке, что «я уже подъезжаю». Между прочим, с изначального времени встречи прошёл чёртов час.

Минсок ненавидит в данный момент всё: дебильное жаркое лето и дебильный климат умеренного пояса; дебильную собаку, с которой хозяин рыскает по аллее уже минут двадцать, а ведь пёс тявкает на каждого прохожего, ибо слишком мал и глуп; дебильную палатку с мороженым, и вообще весь дебильный мир.

Потому как нельзя отойти от центровой клумбы, ведь недоразумение с незамеченным пятном акрила на запястье может подойти в любую секунду.

Минсок ненавидит ждать; сколько тратится времени, когда есть чем заполнить его помимо переминания с ноги на ногу и залипания в интернете.

Да и плюс ко всему, мало ли что может случиться с этим придурком.

Минсок ненавидит ждать, но когда на горизонте вырисовывается спадающая на лоб каштановая челка и ссутуленные плечи, на всё становится плевать.

И дело вовсе не в том, что, мол, он мой лучший друг и потому я прощаю все его заскоки и в особенности опоздания – нет. Дело в том, что Минсок просто не может не прощать.

Просто потому, что так выходит.

(Просто потому, что Лухан относительно идеален и любим).

*

В голове отчетливо слышны шаги сердца – торопливые, громкие, пугливые, а пальцы сжимают ремень на сумке крепко так, словно Лухан умирать собрался, а не просто-напросто втихую подложить рисунок в карман.

Ох, это очень страшно и рискованно – Минсок может вернуться в комнату в любое мгновение, не вечно же ему торчать в туалете. А Лухану надо мысленно собраться, выкинуть из головы страх (ну, а чего он мешается?), открыть сумку, расстегнуть молнию, аккуратно вложить листок между двумя тетрадями, застегнуть молнию, закрыть сумку, сесть обратно спиной к кровати и попытаться не умереть от напора адреналина.

И ему всё удается. Минсок ещё, словно чувствует, едва заходит в комнату, начинает бубнить, что куда-то опаздывает, и перебрасывает сумку через плечо, прощаясь на ходу.

Лухан победно вскидывает кулаки вверх, когда запирает за гостем дверь.

Эврика! Справедливость всё-таки существует.

Минсок не понимает, что в его сумке забыл доселе невиданный объект в виде уже слегка помятого за день путешествия универ-библиотека-универ-дом рисунка. Кажется, авторства Лухана; можно узнать даже без подписи. Букетик незабудок, небесно-голубых, живых. Минсок даже прислоняет листок к носу, чтобы через мгновение понять – эй, они же не настоящие, не пахнут. Зато красивые.

Но разве же Лухан хоть раз дарил другу свои работы? Не-а. Ни разу. Ни самого дурацкого и ни о чём эскиза, ни горного пейзажа, ни абстрактного волшебного мира – ничего.

Минсок скрупулезно исследует рисунок со всех сторон и под разными углами, даже на свет просматривает; может, в простой семейке незабудок есть скрытый смысл?

Что это значит?

Этот же вопрос Минсок отправляет в сообщении и в процессе ожидания ответа успевает заварить чай, а также слопать тройку круассанов с вишнёвой начинкой.

«незабудка на языке цветов – истинная любовь»

Лухан то ли просто ждал этого вопроса (ведь минут двадцать назад они переписывались на тему планов на выходные и обсуждали одну замечательную кофейню), то ли… и правда ждал.

А Минсок сначала не понимает, запивает порцию суховатой выпечки глотком горячего чая и вновь вглядывается в медленно потухающее входящее на экране.

Наверное, что-то тут не так. Неужели Минсок до такой степени невыносимый тупица, если понять ни черта не может?

А потом спускается озарение – примерно когда чая остаётся на два-три глотка.

И всё.

Минсок всё понимает.

Ему хватает десяти секунд, чтобы схватить телефон в руки и отправить «ты сейчас дома?». И когда Лухан спустя минуту отвечает «да», Минсок уже полощет рот мятным раствором и набрасывает на плечи худи.

Он не сообщает еду, скоро буду или жди меня, пожалуйста, никуда не уходи. Просто кусает в волнении губы да каждую минуту поглядывает время на телефоне. Словно может случиться так, что оно вдруг ускорится так масштабно, что Минсок опоздает – совсем-совсем опоздает, и не успеет ни сказать ничего, ни сделать, да даже подумать не успеет.

За время поездки от одной остановки до другой довести до учащенного сердцебиения успевает каждая мысль – а мыслей много. Ведь у Минсока всё относительно, и как-то боязно вдруг заменять своё относительное «относительно влюблён» на уверенное «о боже мой, это взаимно».

За время поездки от одной остановки к другой Минсок успевает мысленно (и даже немного вслух) прокрутить много-много раз на повторе «черт»; кажется, пальма первенства за любимую фразу вновь переплыла от одного призёра к другому.

А Лухан и без всяких еду, скоро буду или жди меня, пожалуйста, никуда не уходи, сидит себе спокойненько на полу в окружении искусно рассыпанных миниатюрных лилейников – они на вид, как ванильное мороженое, так и хочется куснуть лепесток на пробу – и постепенно вымачивает ватман толстой беличьей кистью, пропитанной водой. В планах на вечер – от нечего делать выставить сушиться на балкон акварельную цветочную абстракцию, предварительно написав её. Лилейники для такого очень даже подходят, и пахнут, в отличие от садовых крупных сортов, не так мощно и тяжело. Лухан бы даже сказал приятно, если бы был охотником до вкусных запахов.

Лухан, конечно, одномоментно понимает, кто коротко жмёт на кнопку дверного звонка, и даже с неохотой поднимается на ноги. Можно это будут соседи или старый приятель-однокурсник? А то, если честно, объясняться с Минсоком сейчас не хотелось бы. Под тегом очень.

За порогом – Минсок, привычно приветственно улыбающийся, растрепанный, а ещё от него тянет табаком. (О, да, он выкурил две сигареты перед тем, как подняться сюда, спрятавшись за углом под вывеской аптеки, наивно полагая, что это успокоит его волнение).

Лухан раскрывает дверь шире, учтиво пропуская парня в своё душное царство. А когда поворачивает ключ в замке до упора и разворачивается, то так неожиданно оказывается в крепких объятиях, что не сразу додумывается прижать свои ладони к промокшей кофте.

А Минсоку молчать вздумалось, поэтому он так и вжимается в теплого – во всех гребаных смыслах – Лухана, укладывает подбородок на его плечо удобнее да закрывает глаза. Эй, Лухан, пойми меня без слов, ладно?

У Лухана всё логично – эй, я тебя поцелую?

У Минсока, пожалуй, тоже – не спрашивай. действуй.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/2062742

Дата добавления: 2015-11-05