Улицы Города, Париж
1 ноября 1266 года
Пройдя вдоль берега к мосту, Хасан пересек реку и вышел на извилистые улочки Города. Тьма сгущалась. Он поспешил, отворачивая голову от групп мастеровых, возвращающихся после работы. Полы плаща колыхал ветер, поднявшийся еще днем. Грязная дорога с вмятинами, оставленными башмаками и лошадиными копытами, и глубокими рытвинами от повозок скользила под ногами. Низкие кучевые облака угрожали дождем. Двигаясь к городским стенам, Хасан вошел в лабиринт переулков Торгового квартала. Поправил скрытую под плащом «Книгу Грааля».
Большинство лавок и мастерских в квартале были закрыты. Хозяева готовились к службе в честь Дня всех святых. Работали лишь некоторые. Хасан миновал кузницу, кожевню, канатную мастерскую и остановился на перекрестке. Самый короткий путь шел по длинному извилистому переулку, вход в который загораживала куча камней. Он задумался на пару секунд, затем обошел камни и двинулся вдоль подмостков, сооруженных вокруг строящейся церкви. Деревянные опоры покачивались под порывами ветра. Впереди горели факелы. Оттуда доносились голоса, смех и резкие птичьи крики. Вскоре он вышел к группе парней в белых передниках, каменщиков, сгрудившимся вокруг пятачка, где, остервенело бросаясь друг на друга, дрались два петуха. Совсем недалеко впереди переулок выходил на площадь, за ней виднелись ворота Темпла.
Хасан двинулся дальше, держась ближе к стене. Парни веселились вовсю, шикали на птиц, кидали монеты на бочку. Ближе всех к Хасану сидел один, примерно лет восемнадцати, худой, с диковатым взглядом и растрепанной черной бородой.
Закапал дождь. Бормоча извинения, Хасан начал протискиваться между парнями.
— Эй, ты!
Хасан оглянулся.
Его рассматривал тот самый парень.
— Здесь нельзя ходить. Ты можешь повредить наши подмостки.
— В следующий раз пойду другой дорогой.
Парень помолчал.
— Откуда ты?
Хасан не отозвался, продолжая идти, осторожно минуя двух последних каменщиков, собиравших ставки.
— Эй!
Хасан быстро оглянулся. Худой парень поднялся и направился к нему. Несколько каменщиков отвлеклись от петушиного боя.
— Я спросил, откуда ты.
— Из Лиссабона, — ответил Хасан.
— Ах из Лиссабона. Ну тогда я прямиком из рая.
Хасан продолжал идти. Сзади каменщики засмеялись.
— Уж больно ты темнокожий. — Парень теперь говорил громко, с нажимом. Он торопился, хлюпая ногами по грязи. — Сарацин, да?
Хасан не успел выйти на площадь. Дорогу ему преградили трое каменщиков, слегка запыхавшихся. Они, должно быть, кинулись наперерез по другому переулку. Их лица были суровы.
Недоброе предчувствие сменил страх. Хасан остановился.
— Что вам от меня нужно? Я спешу.
— Не из какого он не из Лиссабона, Ги, — сказал один из парней, обращаясь к худому.
Каменщики окружили Хасана. Девять человек. Двое держали факелы. Дождь припустил сильнее. Сзади, на площади, девочка сидела на ступеньках ветхого дома. Качала на коленях деревянную куклу. Кроме нее, ни единой души нигде не видно.
Ги посмотрел на Хасана.
— Я знал людей, побывавших на Святой земле. — Говорил он негромко, но с угрозой. — Так они рассказывали, что вытворяли такие, как ты, с христианскими женщинами и детьми. И ты посмел ходить здесь, по нашим улицам, мимо наших домов? Король заставляет евреев носить отметины, чтобы все знали, кто они такие. Где твоя отметина, сарацин?
— Я христианин, — сказал Хасан по возможности спокойно. Но внутри все сжалось.
Ги сплюнул.
— Ты думаешь, наш Бог в тебе нуждается? — Он придвинулся ближе. — В прошлом месяце в дом моей матери явился гонец из командорства госпитальеров с плохим известием. Сын моей матери, — Ги ткнул пальцем себе в грудь, — мой брат, погиб, когда крепость Арсуф в Иерусалимском королевстве взяли сарацины. Он работал здесь подмастерьем каменщика. — Впалые глаза Ги вспыхнули. — А как он радовался, отплывая на Святую землю. Твой султан, — у него есть прозвище, Арбалет, так сказал мне один рыцарь, — поубивал не только госпитальеров, но и всех в крепости, до единого. — Лицо Ги перекосило страдание. — Брату отсекли голову, а тело бросили гнить. Ему исполнилось шестнадцать лет. Мать до сих пор не пришла в себя от горя. И вот ты, один из его убийц, чувствуешь себя в нашем городе как дома.
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Хасан. — Я тоже знал много хороших людей, погибших на этой войне. Но заверяю тебя: Бейбарс Бундукдари не мой султан. Я никогда не сражался за него и не давал присягу верности. Мой дом здесь уже много лет.
— Он лжет, Ги! — крикнул кто-то сзади.
— Я клянусь. — Хасан быстро развернулся. — Я…
Его сильно толкнули в спину. Он потерял равновесие и упал на колени в грязь, отвратительно смердящую гнилью и нечистотами. Попытался подняться, но получил удар башмаком в бок, а следом по голове. Над ним навис Ги. Ударил ногой в лицо, и в горло Хасана хлынула кровь. Видно, сломали нос. Он поперхнулся.
— Ги, не надо! — крикнул один из парней, — Ты же хотел его только попугать!
Хасан встал на четвереньки. Глаза слезились. Он двинул руку вниз, ухватив рукоятку кинжала. Выхватил, взмахнул, пытаясь вонзить в ногу Ги.
— У него кинжал!
Ги вовремя отскочил назад. Остальные попятились. Хасан с трудом поднялся на ноги. Лицо заливала кровь. Почти вслепую он поковылял в сторону прохода к площади. Парни расступились, уворачиваясь от клинка. Но тут Хасану не повезло. Он поскользнулся в грязи и упал, выронив кинжал. Ему тут же на спину поставил ногу один из парней. А кинжал подхватил Ги и вонзил в бок.
— Боже, Ги! — крикнул парень, пытавшийся урезонить худого. — Что ты сделал?
— Пошли отсюда! — крикнул другой, потащив Ги за руку. — Пошли!
Хасан попытался подняться, но не смог. Тогда он пополз к площади. Ухватился на рукоятку кинжала, но вытащить сил не нашлось. Горячая кровь приятно согревала замерзшие руки. Он с трудом поднял голову. Со ступенек дома на него смотрела девочка.
— Помоги! — прохрипел Хасан.
Она раскрыла рот, вначале удивленно, затем закричала и ринулась в дом, прижав к груди деревянную куклу. Дверь захлопнулась. Хасан застонал и обмяк. Он подумал об Эвраре, ожидающем в прицептории «Книгу Грааля», которая теперь показалась ему каменной плитой, прижимающей его к земле. Жизнь медленно покидала тело. Струи дождя поливали непокрытую голову, стекали по щекам, смешиваясь с кровью и слезами. Вдалеке зазвонили колокола Нотр-Дама. Вскоре к ним присоединились колокола других церквей, приглашая жителей Парижа на праздничную молитву.
— Если сказано правильно, то это должно быть где-то здесь. — Мускулистый дюжий гвардеец по имени Бодуэн с густыми песочного цвета волосами и квадратным лицом спрыгнул с коня и передал поводья одному из своих спутников. Его алый плащ насквозь промок. — Дай-ка мне факел, Лукас.
— Надо известить городские власти, пусть ищут, — сказал Лукас, самый молодой из троих, отдавая факел. — Черт бы побрал эту слякоть!
— Это не их обязанность заниматься убийствами, — ответил Бодуэн, вглядываясь в темноту. Зловещую тишину на площади нарушали лишь завывания ветра и шум дождя. Темнели окна домов. Большинство обитателей еще не вернулись из церкви. Подняв высоко факел, Бодуэн двинулся вперед. — К сожалению, эта неприятная обязанность выпала нам. — Он повернулся и сделал своим товарищам гримасу. — Людям старого доброго сенешаля.
— Хотелось бы посмотреть на него здесь, — проворчал третий. — А то сидит себе у огня во дворце, греет толстую задницу.
— О, я думаю, ему есть о чем беспокоиться, Эмери. Сегодня он отработал свое жалованье сполна, разбираясь с шумихой, поднятой этим трубадуром.
— Да, — согласился Лукас, — но я так и не понял, в чем там дело. Когда мы уходили, тамплиеры все еще объяснялись с королем.
Бодуэн равнодушно пожал плечами:
— А что там разбираться? Трубадур — еретик. Инквизиторы увели его на допрос.
— Смотри, вон там! — крикнул Эмери, показывая на вход в переулок.
Бодуэн подошел ближе. Осветил место факелом. Действительно, мертвец.
— Держи. — Он передал факел Эмери, перевернул тело.
— Боже! — воскликнул Эмери крестясь. — Это сарацин!
Бодуэн увидел рукоятку кинжала, торчащего в боку. Широко раскрытые глаза убитого равнодушно глядели на дождь. Между мазками грязи проступала покрытая багровыми ссадинами серовато-синяя кожа. Борода вся слиплась от засохшей крови.
— Бедняга. — Бодуэн распахнул на убитом плащ, глянул на пустые ножны. — Похоже, его убили собственным оружием. Нужно поспрашивать вокруг. Может быть, кто-то видел.
— Все в церкви, — нехотя отозвался Эмери. — Та женщина слышала только крики, потом увидела его в переулке. Но кто это сделал, не знает. Мы доложим сенешалю, и он решит, надо ли искать злодеев. Однако сомневаюсь, что наш славный сенешаль захочет терять время. — Эмери посмотрел на мертвеца и пожал плечами. — Не думаю, что кто-нибудь по нему сильно опечалится.
Бодуэн вздохнул. Смахнул с лица капли дождя.
— Тогда давай забросим его на моего коня. Отвезем, чтобы похоронили.
— Куда?
— Не на церковное кладбище, конечно, — сказал Лукас, привязывая коней к шесту у кожевенной мастерской.
Гвардейцы ненадолго задумались.
— Может, на кладбище прокаженных? — предложил Эмери.
Лукас покачал головой:
— В лечебнице для прокаженных его не примут.
— А мы назовем его больным проказой. Им придется взять.
Бодуэн кивнул:
— Ладно. Помогите его поднять.
Темпл, Париж
2 ноября 1266 года
Заутреня наконец закончилась. Сильно зевая, Уилл вышел из часовни. Служба затянулась, потому что сегодня был День поминовения усопших. Довольно мрачный церковный праздник по сравнению с весельем на День всех святых. Впрочем, погода этому никак не соответствовала. После нескольких ветреных и дождливых дней утро выдалось на удивление ясное. Небо из черного превратилось в бирюзовое, а вскоре стало ослепительно голубым. Но все это сопровождалось сильным похолоданием. На рассвете мальчикам-конюхам пришлось вырубать из лошадиных поилок лед. Мороз сделал грязь твердой, а траву серебристой.
Рыцари гуськом двигались из часовни к большому залу. Уиллу, вместе с другими сержантами, пришлось ждать, пока они закончат трапезу. Затем, разговевшись, он направился в гардеробную взять сутану Эврара, которую накануне отнес починить портному.
— Сержант Кемпбелл.
Уилл оглянулся. К нему спешил слуга в коричневой тунике.
— Чего тебе?
Слуга опасливо глянул на рыцарей.
— У ворот вас кое-кто ждет.
— Кто?
Слуга не ответил, а, быстро оглядевшись, сунул в руку Уиллу свернутый лоскуток голубой материи.
Уилл его развернул. Внутри оказался высушенный цветок жасмина.
— Своего имени она не назвала, — прошептал слуга. — Просто велела передать это. Она ждет у дороги. — Он мотнул головой и поспешно удалился.
Уилл сжал в кулак квадратик материи и почувствовал, как забилось сердце. Разум был недоволен, а тело все трепетало. Он же только на прошлой неделе просил Элвин не приходить сюда просто так. А она…
Уилл пересек двор и двинулся к проходу, ведущему к главным воротам. Неожиданно его остановил неизвестно откуда взявшийся Гарин. Остальные рыцари уже все разошлись.
Гарин улыбался. Правда, глаза в этом не участвовали.
— Давно не виделись.
— Да, давненько, — сказал Уилл, засовывая лоскуток в карман туники.
— Я недавно, кажется, видел в прицептории старого товарища моего дяди. Его зовут Хасан.
Уилл кивнул:
— Да, он здесь.
— По словам Робера, он товарищ и твоего наставника.
— Товарищ — сильно сказано. Мой наставник иногда поручает Хасану разыскивать нужные книги. А зачем он тебе?
Гарин смущенно засмеялся, и Уилл снова ощутил наигранность его веселья.
— Просто хотел поблагодарить за его усилия в Онфлере спасти жизнь дяди. Не представилось возможности сделать это тогда, но я не забыл, как он сражался бок о бок с нами. — Гарин замолк. — Не знаешь, где он?
— Я видел его вчера вечером, а где сейчас, не знаю. Думаю, где-нибудь в городе. — Уилл сделал шаг к проходу. — Извини. Я должен идти.
— Ты торопишься?
— Да. Бегу по поручению наставника. Я скажу Хасану, что ты его ищешь. Если увижу.
Уилл пересек длинную тень, отбрасываемую главной башней, и нырнул под навес ветвистых каштанов. Элвин стояла, по лодыжки погрузившись в колышущееся море малиновых листьев. В белом платье и голубой шерстяной шали, наброшенной на плечи. Он ее окликнул. Элвин оглянулась и, облегченно вздохнув, подбежала к нему. Стоило ему увидеть на ее глазах слезы, как от недовольства не осталось и следа.
— Что случилось?
Она спрятала лицо в ладони.
— Элвин, что случилось? — Уилл нежно взял ее за плечи. — Скажи мне.
Через несколько мгновений она опустила руки. Ее щеки увлажнили слезы.
— Не знаю, с чего начать, Уилл. В общем, я совершила ужасный поступок. — Она прикусила губу. — Не думала, что так все получится и он пострадает.
— О чем ты говоришь?
Элвин вздохнула. Затем высвободилась из рук Уилла.
— Я чувствую, как будто предала тебя, и это самое худшее из всего.
Уилл молча выслушал рассказ Элвин о том, как Эврар пришел к ней во дворец и попросил украсть у трубадура Пьера де Понт-Экве книгу, которую, по словам старца, похитили из прицептория шесть лет назад. Девушка согласилась, поставив капеллану условие представить Уилла к посвящению в рыцари.
— Просто не верится, что Эврар попросил тебя украсть книгу, — произнес он, когда она закончила.
— Уилл, я знаю, как ты жаждешь стать рыцарем, и решила тебе помочь. По версии твоего наставника, трубадур незаконно использовал краденую книгу. — Она опустила голову. — Когда прибыли доминиканцы, я страшно напугалась и желала поскорее избавиться от этой книги. Они арестовали трубадура вчера вечером перед выступлением.
— За что?
— За эту самую «Книгу Грааля». Сочли ее еретической.
Уилл стиснул зубы.
— Ладно, самое главное — ты цела.
— Но я виновата, да? В случившемся с трубадуром. Он твердил, что книгу у него украла служанка, но доминиканцы ему не поверили, потому что эту служанку так и не нашли. Я назвалась другим именем.
— Ты правильно сделала. Элвин, и никакой твоей вины в этом нет. — Уилл покачал головой. — Неужели Эврар мог так поступить?
— Пьер совсем не плохой. Он просто поэт. А книга ему досталась после смерти брата. Они его убьют, да?
— Какого брата? — спросил Уилл.
Элвин рассказала ему об Антуане.
— Эврар считал трубадура похитителем книги, но это не так. Его брат, Антуан, нашел ее на пороге своего дома. Они и понятия не имели, откуда она взялась. Кто-то другой похитил ценность из хранилища Темпла.
— Где теперь эта книга?
— Вчера вечером я передала ее человеку Эврара.
— Кому?
— Хасану, — тихо проговорила Элвин. — Он похвалил меня, заверил в благосклонности Эврара. Я поведала о своем желании побывать на Святой земле, и он одобрил. Рассказывал о красотах благословенного места.
— Значит, Хасан принес книгу Эврару?
— Старец поручил ему это сделать. Но… понимаешь, Уилл, сегодня ночью гвардейцы сенешаля нашли мертвое тело. Вскоре после того, как мы расстались с Хасаном. Я слышала, как старший стражник, Бодуэн, докладывал сенешалю. Это произошло утром, когда я носила воду для ванны королевы. Потом расспросила его об этом, и он сказал, что действительно ночью они нашли в переулке зарезанного сарацина. — Ее глаза наполнились слезами. — По словам стражника, сарацина отвезли в лечебницу для прокаженных за воротами Сен-Дени, чтобы там похоронить. Это ведь Хасан, да?
— В лечебницу для прокаженных?
— Потому что он сарацин.
— Эврар называл Хасана обращенным христианином. — Уилл замолк, пригладил волосы. В прошлом у юноши возникали подозрения насчет Хасана, но Эврар их категорически отметал. Однако если капеллан тайком от него отправился искать помощи у Элвин, то, возможно, он лгал ему и обо всем остальном.
Уилл вытер слезы со щек Элвин. Вложил в руку завернутый в лоскут материи цветок жасмина.
— Мне нужно идти. А ты возвращайся во дворец и никому ничего не говори.
— Ты меня ненавидишь?
— Ты что? — пробормотал он, притягивая ее к себе. — Я тебе благодарен, Элвин. Ты сделала это, чтобы помочь мне. Будем молиться, и все обойдется. — Он ощутил ее нежное сладостное тело и, с трудом подавив желание, отстранился. Погладил ей волосы, поцеловал в щеку. — Я к тебе скоро приду, обещаю.
Завидев Уилла, Гарин спрятался в проходе, ведущем на главную башню.
Вчера вечером он проследил за уходом Хасана и предположил, что сарацин отправился за книгой, — ведь именно на этот вечер назначили выступление трубадура. Гарин собирался последовать за сарацином, но его задержал инспектор, предложив высокую должность помощника маршала в прицептории на Кипре. Ее следовало поскорее занять, но Гарин даже не мог об этом думать. Потому что в «Семи звездах» у Адели околачивался Грач, ожидающий книгу, а Хасан уже скрылся из виду. Молодой рыцарь поспешно согласился занять должность, а инспектор просил отбыть в Марсель как можно скорее, чтобы попасть на борт корабля до начала зимних штормов. После ухода инспектора Гарин намеревался направиться прямо во дворец, но затем решил ждать Хасана здесь.
Когда в прицепторий возвратились рыцари во главе с Никола де Наварром, Гарину удалось остановить у конюшни одного из них, молодого рыцаря, с которым он делил опочивальню.
— Зачем вы ездили во дворец, Этьен? — тихо спросил он.
— Тебе не положено это знать, — пробормотал Этьен, передавая поводья конюху.
— Как все таинственно.
Бросив взгляд на Никола де Наварра, разговаривавшего с инспектором, Этьен наклонился к Гарину:
— Арестовали трубадура.
— Славно. — Гарин изобразил улыбку. — Я рад, что вы остановили негодяя.
Этьен кивнул:
— Да, теперь он перестанет писать о нас пакости.
— А как с книгой? Той, как полагают, написанной дьяволом?
— Ее не нашли. Трубадур пытался накормить нас какой-то чепухой насчет служанки, укравшей книгу, но это оказалось враньем.
— Почему?
— Он назвал ее имя, Грейс, но, как сказал сенешаль, служанки с таким именем во дворце нет. А под описание трубадура — красивая, с золотистыми волосами — попадает половина горничных королевы.
Тут Этьена окликнул Никола де Наварр, и он поспешно ушел.
Эту ночь Гарин провел без сна, но Хасан так и не пришел. Может быть, он собирался передать книгу не капеллану, а кому-то другому?
После короткого разговора с Уиллом Гарин последовал за ним по проходу. И, конечно, узнал девушку, ожидавшую его под деревьями. В красавицу превратилась тощая плоскогрудая девочка-подросток, которую он когда-то видел в Нью-Темпле. Их разговор он слышать не мог, но видел, что она расстроена, да и Уилл тоже. И ему вспомнилось описание служанки, якобы укравшей книгу у трубадура. А почему бы и нет? Ведь Элвин — горничная королевы. Уилл стоял к нему спиной почти все время, к тому же довольно далеко, поэтому увидеть, передала ли она ему что-нибудь, не удалось. И опять Гарин вдруг почувствовал обиду на Уилла, вполне вероятно, занявшего его место в тайном обществе Эврара, которое дядя прочил ему.
Уилл направился в прицепторий, и Гарин нырнул в проход. Нужно добыть эту книгу во что бы то ни стало. Если не получится, то его жизнь превратится в кошмар. Об этом позаботятся Грач и Эдуард.
Уилл не постучал в дверь Эврара, как обычно, а просто толкнул и вошел. После встречи с Элвин он зашел в гардеробную, как и собирался, забрал сутану капеллана и ненадолго задержался поразмышлять и успокоиться перед разговором с капелланом. Это не помогло.
Эврар испуганно поднял глаза, когда дверь ударилась о стену. Капеллан сидел на стуле у окна. Вглядывался, приподняв штору-гобелен. Он был смертельно бледен, под глазами темные круги. Похоже, не спал всю ночь. Сегодня Уилл его в церкви не видел.
Он швырнул сутану к ногам Эврара.
— Как может столь своекорыстный человек, пекущийся только о собственных интересах, носить такую одежду?
— Что это значит? — прохрипел Эврар. Он опустил штору, погрузив комнату в полумрак.
— Мне тоже хотелось бы знать, что все это значит.
— О чем ты говоришь?..
— Я сейчас видел Элвин. — Уилл подошел к капеллану. — Догадываетесь, какой рассказ я услышал?
— Элвин? — пробормотал капеллан поднимаясь. — Где она?
Уилл слегка удивился, уловив тревогу в голосе Эврара, но продолжил:
— Вы заставили ее украсть книгу, из-за которой этого несчастного трубадура сейчас пытают доминиканцы.
— Ей удалось заполучить книгу? А где Хасан?
— Хасан мертв. — Уилл мгновенно пожалел о бесчувственности, с которой произнес эти слова.
Лицо капеллана исказила боль.
— Что?
— Хасан мертв, — тихо повторил Уилл. — Элвин сказала, что вчера ночью королевские гвардейцы нашли в Городе убитого сарацина. Скорее всего это он.
— Нет… Боже, только не это… — Эврар застыл на стуле, затем проковылял в угол и тяжело рухнул на койку.
Уилл почувствовал, как его ярость уходит. Он подошел к столу, налил в кубок вина. Протянул Эврару. Тот ухватился за ножку двумя оставшимися пальцами, глотнул несколько раз и прислонил голову к стене. Каждый его вдох сопровождался болезненным свистом. Он слабо указал на табурет у окна:
— Садись.
— Я лучше постою.
Они долго молчали, прислушиваясь к вою ветра за окном.
— А книга? — наконец проговорил Эврар. — Она передала ее Хасану?
— Объясните же мне в конце концов, в чем ценность этой книги! — взорвался Уилл. При упоминании о книге злость вернулась. — Зачем, черт возьми, вы вздумали вовлекать в это девушку, которую я… — Уилл замолк.
— У меня не оставалось другого выхода.
— Оставался. Сказали бы мне, и я бы охотно это сделал, чем подвергать ее опасности. — Он посмотрел на капеллана. — И все это ради того, чтобы пополнить свою коллекцию бесценных манускриптов?
— Ты бы не смог, — раздраженно бросил Эврар. — Только ей удалось встретиться с Пьером, не вызывая ни у кого подозрений. Мне нужно услышать остальное, сержант. Расскажи, о чем тебе удалось от нее узнать.
— Я лучше пойду к инспектору и расскажу ему.
Эврар прищурился:
— Ты, видно, забыл: пустыми угрозами меня не проймешь.
— Это не пустые угрозы.
— Ты и понятия не имеешь, что поставлено на карту! — хрипло выкрикнул капеллан.
Уилл собрался возразить, но передумал.
— Тогда я пошел. Похоже, вы не собираетесь ничего объяснять. — Он направился к двери.
— Уильям.
Уилл обернулся. Вгляделся в лицо Эврара, не понимая, почему капеллан в первый раз за все эти годы назвал его полным именем, данным при крещении.
— Останься, — сказал Эврар. — Пожалуйста. Я тебе все расскажу.
Алеппо, Сирия
2 ноября 1266 года
Бейбарс стоял у широкого арочного окна, подставляя тело теплому ветерку с пустыни. Голову облепили волосы, мокрые после купания. В воздухе пахло дымом и немного навозом от лошадиного рынка. Перед ним простирался Алеппо, жемчужина сирийской короны. Вечернее солнце позолотило купола мечетей и медресе, а шпили минаретов засверкали, как драгоценные камни. На окутанной пылью площади играли в поло. Бейбарс любил эту игру, свирепую, быструю. Был на поле одним из лучших.
Он понаблюдал за игрой, а затем двинулся в приятную прохладу личных покоев. Просторных, почти лишенных мебели, поражающих великолепием убранства. Мозаичный пол, вздымающиеся к позолоченному потолку красные и черные мраморные колонны, стены обшиты деревянными панелями, инкрустированными перламутром. Каждый арочный проход украшен изящной лепниной. Полы покрывали роскошные ковры. Бейбарс прошел к мраморной стойке, где стояли усыпанные драгоценными камнями кувшин и кубок. Налил кумыса и сел на обложенный подушками диван. Однако, осушив кубок, снова поднялся на ноги.
Война с франками затянулась. Калавун прав, христиане отчаянно сопротивляются. Следом за Сафедом после нескольких дней осады Бейбарс взял еще одну крепость тамплиеров. Неделю спустя уничтожил деревню, откуда, как он узнал, христиане из местных уроженцев сообщали в Акру о передвижениях его войска. Затем он повернул его к побережью, убивая на пути всех христиан. А в Киликии мамлюкам удалось одержать более крупную победу. Пока Бейбарс осаждал Сафед, Калавун, которого он сделал командующим сирийским войском, повел половину армии на север против армянских христиан. Он одолел горы и вышел в тыл врагу. Оставив от их городов дымящиеся руины, Калавун месяц назад возвратился в Алеппо с повозками золота и сорока тысячами рабов.
Но с тех пор ничего.
Бейбарса терзало нетерпение. Пока воины отдыхали, он вел разговоры с приближенными, встречался с союзниками, часами сидел, составляя планы новых набегов на франков. Но его атабеки потеряли к победам аппетит, настолько они ими пресытились. Это очень плохо. Сегодня вечером на совете он выскажет свое недовольство.
Бейбарс услышал шаги. Оглянулся. Через арочный проход с надписью «Нет Бога, кроме Аллаха. Мухаммед — его пророк», в покои двигалась группа слуг. Почтительно склонив головы, евнухи несли подносы с гребнями, ножами, маслами. Старший протянул Бейбарсу золотистый плащ и тюрбан.
— Мой повелитель султан, мы пришли тебя одеть.
— Давайте. — Бейбарс встал, закрыл глаза, и слуги вокруг засуетились. Прошло шесть лет, а он все еще не привык. Желал бы одеваться сам, но султану такое не подобает. Руки слуг, легкие и быстрые, порхали по его телу, как бабочки. Причесывали голову, поправляли бороду, втирали в кожу масла. Сапоги из мягкой кожи, белая шелковая накидка, поверх плащ. На плечах вытиснены его имя и титул. Подняли зеркало. На Бейбарса смотрел высокий могучий батыр с темным загорелым лицом. Гибкие мускулистые руки, ладони в мозолях. Под всем этим пышным золотым убранством по-прежнему виден воин. Это его успокоило.
— Мой повелитель.
Бейбарс повернулся. К нему направлялся Омар в золотистом плаще, волосы и борода смазаны ароматическими маслами.
— Тронный зал готов. Позвать атабеков?
Бейбарс задумался.
— Нет. — Он подошел к Омару, положил руку на плечо. — Давай немного пройдемся.
— Конечно.
Бейбарс повел его по широким коридорам к выходящей во двор аркаде, через мраморный зал приемов, где придворные и слуги замерли в поклоне. В фонтане журчала вода. Глаз радовали изящные деревья, перистые растения, нежные цветы. В вольере щебетали птицы. Бейбарс остановился, взял из кормушки щепоть зерна, бросил им.
— Алеппо — мощная крепость. Правда, Омар? — спросил он, наблюдая, как птицы слетаются на корм с насестов.
— Я всегда так думал, мой повелитель султан.
Бейбарс улыбнулся:
— Я бы предпочел, чтобы ты называл меня другом. По крайней мере когда мы одни.
Омар тоже улыбнулся:
— Да, садик.
— Но с крепостью, построенной Саладином в Каире, она не сравнится, — продолжил Бейбарс. — Вот это настоящий символ власти. Я тоже хочу построить нечто величественное. — Глаза Бейбарса устремились вдаль. — И пусть переживет последнего человека.
— Ты уже много построил, садик. Укрепил Каир, возвел лечебницы и школы…
— Нет, я не то имел в виду, — прервал его Бейбарс. Он поднялся по ступеням в галерею, откуда открывался вид на Алеппо. Омар следовал за ним. Когда они достигли верха, Бейбарс положил руки на парапет. — Утром я выходил в город.
— Один? Тебе надо быть осторожным.
— Знаешь, что я там видел? — Бейбарс повернулся. — Воинов, опившихся вином из Вечерних стран, купцов, торгующих шерстью, солью и книгами, наполненными латинской мудростью, и женщин, продающих себя в переулках нашим мужчинам. Саладин — величайший из правителей, этого я отрицать не могу. Но он побежден. Наши земли по-прежнему в руках франков.
— Смерть кладет конец всем планам человека.
— Не в этом дело. Он устраивал переговоры и проявлял излишнее благородство. Убивал только по необходимости. Это из-за его милосердия мы по-прежнему несвободны. Саладин был мечом, ну а я — Арбалет. И хочу пойти дальше. Построить государство, свободное от влияния Запада.
— Сражаться с войском христиан — тяжелое испытание уже само по себе. Но с их влиянием? Как ты собираешься сражаться с чем-то, чего нельзя даже пощупать?
— Это довольно просто. Завтра я прикажу закрыть в Алеппо все таверны. Потом изгоню шлюх в пустыню. Вот и все. — Бейбарс начал спускаться во двор.
— Но наши люди привыкли к этому, — возразил Омар, следуя за ним.
— Отвыкнут. Аллах запретил нам употреблять спиртное.
— А женщины? Мужчинам нужно… то, что они предлагают. Лучше пусть они удовлетворяют свои низменные желания с западными женщинами, чем с нашими.
— У воинов для этого есть рабыни, а у всех прочих жены.
— Но многие рабыни родом из Вечерних стран. Разве это не одно и то же?
Бейбарс остановился.
— Рабыни не свободны ходить по улицам и торговать собой. Это большая разница. — Голос Бейбарса отвердел. — И кроме того, нашим воинам после сегодняшнего совета будет о чем подумать.
— Ты по-прежнему собираешься поведать атабекам о своих планах? Я настоятельно советую тебе этого не делать, садик. Люди недавно вернулись после тяжелых боев. Им нужно время прийти в себя, насладиться победой. Тебе нужно время.
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |