Советская историография

СОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ

КРЕСТЬЯНСКОЙ ВОЙНЫ

ПОД ПРЕДВОДИТЕЛЬСТВОМ Е. И. ПУГАЧЕВА

Доктор исторических наук В. И. БУГАНОВ

И

стория классовой борьбы в феодальной России пользуется неизмен­ным вниманием в советской научной литературе. В стране победив­шей социалистической революции — закономерного итога усилий многих поколений борцов за социальную справедливость — вполне есте­ствен глубокий интерес к широким выступлениям народных масс против угнетателей. В настоящее время число книг и брошюр, освещающих исто­рию крестьянских войн, равно как и историю классовой борьбы феодаль­ного периода в целом, исчисляется десятками, а статей и публикаций исторических источников — сотпями. Однако до сих пор, к сожалению, не составлена полная библиография упомянутых работ. Можно назвать лишь несколько историографических обзоров этого плана.

Так, в опубликованном в начале 1930-х годов исследовании С. А. Пи-онтковского ⁴ содержатся анализ взглядов классиков марксизма-лениниз­ма на историю классовой борьбы и крестьянского движения, а также характеристика трудов дореволюционных историков по данному вопросу. Из работ послеоктябрьского периода автор рассматривает книги и статьи лишь немногих исследователей: некоторые из них (А. А. Савич, С. И. Тхор-жевский и др.) по праву отнесены к буржуазным историкам, другие же (Г. Е. Меерсон, С. Г. Томсинский, Б. Н. Тихомиров, С. Симонов), по мне­нию автора, представляют «марксистскую историографию», хотя их эк­лектизм, проявления вульгарного социализма и проч. не позволяют пол­ностью согласиться с такой характеристикой трудов названных историков. При этом С. А. Пионтковский явно переоценивает научное значение не­которых популярных изданий.

С конца 1950-х годов появляются историографические исследования, подготовленные на более высоком научном уровне ^?. В них с той или иной

'С. Пионтковский. Историография крестьянских войн в России. «Исто­рик-марксист», 1933, № 6 (34), стр. 80—119.

² А. А. Зимин, А. А. Преображенский. Изучение в советской истори­ческой науке классовой борьбы периода феодализма в России (до начала XIX в.). «Вопросы истории», 1957, № 12; В. В. Мавроди н. Советская историческая ли­тература о крестьянских войнах в России XVII—XVIII веков. «Вопросы истории». 1961, № 5, Он же. Советская историческая наука о крестьянских войнах в России (в кн.: И. И. Смирнов, А. Г. Маньков, Е. П. Подъяпольская, В. В. Мав родин. Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. М.— Л. 1966, гл. V); В. И. Кириллов. Новейшая советская литература о крестьянских и го-

Научные обзоры и сообщения

степенью полноты анализируется литература по истории крестьянских войн в России, включая и последнюю из них. С историографией Пугачев­ского восстания можно познакомиться также в посвященном ему трехтом­нике \

В этих трудах намечены основные этапы изучения истории крестьян­ских войн в России. Для первого этапа, начавшегося после победы Ок­тябрьской революции и закончившегося в середине 1930-х годов, было характерно стремление советских ученых создать марксистско-ленинскую концепцию исследований по указанной проблеме (М. Н. Покровский, Б. Н. Тихомиров, В. И. Пичета, С. Г. Томсинский, С. А. Пионтковский, С. М. Дубровский, М. В. Нечкипа, И. И. Смирнов, М. Н. Мартынов и др.). Работы этих авторов (большей частью научно-популярные) в значитель­ной мере способствовали преодолению концепций дооктябрьской буржу­азно-дворянской историографии. Опираясь на документы, опубликованные ранее, и отчасти вводя в научный оборот новые архивные данные, ис­пользуя фактологический материал дореволюционной литературы, уче­ные-марксисты стремились заново осветить важнейшие вопросы истории крестьянских войн, в том числе Пугачевского движения (его предпосылки, движущие силы, цели, причины поражения, историческое значение).

В тот, первый период, советские историки, основываясь на трудах классиков марксизма-ленинизма, дали высокую оценку крупнейшим вы­ступлениям крестьян феодальной России; применительно к этим выступ­лениям в ряде работ (под влиянием книги Ф. Энгельса «Крестьян­ская война в Германии» и лекции В. И. Ленина «О государстве») начи­нает использоваться термин «крестьянские войны» (С. М. Дубровский, М. В. Нечкина, С. Г. Томсинский, М. Я. Феноменов).

Однако историография тех лет имела свои серьезные недостатки: еще не были до конца преодолены некоторые представления буржуазной исто­риографии (например, определение отдельными авторами некоторых крестьянских движений как преимущественно казацких); имел место уп­рощенный, вульгарно-социологический подход к оценке крестьянских войн, выражавшийся в отождествлении их с «революцией», и в примене­нии к народным движениям феодальной России терминов и понятий но­вейшего времени («смычка пролетариата и крестьянства», «стихийный социализм масс», «казацкий коммунизм», «ранняя буржуазная револю­ция» и т. п.) \

Постановления партии и правительства 1934—1936 гг. о развитии со­ветской исторической науки и преподавании истории в школе положили начало преодолению субъективистских ошибок, вульгарного социологизма в освещении исторических событий, в том числе в изучении крестьянских войн. С этого времени начинается второй этап в советской историографии крестьянских войн, продолжавшийся до середины 1950-х годов. В этот период более глубоко, чем прежде, на базе марксистско-ленинской мето­дологии, изучается история отдельных народных движений. Характерная черта научных исследований этих десятилетий — более широкое привле­чение источников, выявление новых архивных материалов, уменьшение удельного веса научно-популярных работ в общей массе литературы

родских движениях в России (XI—XVIII вв.). «Вопросы истории», 1965, № 3; А. П. П р о н ш т е й н. Решенные и нерешенные вопросы истории крестьянских войн в России. «Вопросы истории», 1967, № 7; А. П. Пронштейн, А. А. П у-ш к а р е н к о. Крестьянская война в России в 1773—1775 гг.: итоги и перспективы исследования. «Вопросы истории», 1971, № 8 и др.

³ В. В. Мавроди н. «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание
Пугачева». Т. I. Л., 1961, стр. 129—181.

⁴ См. по этому вопросу: «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Вос­
стание Пугачева». Т. I, стр. 140—168.

Научные обзоры и сообщения

о крестьянских войнах. В конце 1940-х годов была издана первая моно­графия о народном движении XVII в.— восстании И. И. Болотникова. По­является также большое число статей и публикаций о других крестьян­ских войнах. В их числе работы о Крестьянской войне 1773—1775 гг., где рассматриваются проблемы расстановки классовых сил накануне движе­ния, участия в нем народов Приуралья и Поволжья, Сибири и Казахста­на, работных людей и приписных крестьян Урала. Этому этапу свойствен­ны и определенные недостатки в изучении проблемы. Именно в это время постепенно исчезает термин «Крестьянская война»; преимущественное внимание уделяется событиям, связанным, прежде всего, с главными пред­водителями восстаний.

Примерно с середины 1950-х годов и до настоящего времени длится третий этап в изучении истории крестьянских войн. Он отмечен резким увеличением числа научных трудов, статей и публикаций по отдельным аспектам обширной темы, а также появлением ряда обобщающих иссле­дований, в частности коллективной монографии по истории всех четырех крестьянских войн ⁵ и фундаментального коллективного труда ленинград­ских и московских историков о Крестьянской войне 1773—1775 гг.⁶ Пер­вый том данного исследования написан В. В. Мавродиным — видным советским историком, крупным знатоком Крестьянской войны под пред­водительством Е. И. Пугачева. В этом томе детально рассмотрены доок­тябрьская и советская, а также зарубежная историография вопроса, освещение пугачевской темы в художественной литературе и искусстве. Не­мало места уделяется характеристике социально-экономического положе­ния России во второй половине XVIII в., классовой борьбе угнетенных пародных низов (крестьян, работных людей, горожан, однодворцев, ка­заков, нерусских народностей), а также отражению крестьянского вопро­са в общественно-политической мысли того времени. Во втором и третьем томах дается анализ главных этапов Крестьянской войны: первый охва­тывает время с начала движения на Яике до поражения повстанческого войска под Татищевой крепостью и Сакмарским городком и снятия осады Оренбурга (сентябрь 1773 — март 1774 г.), второй — от отхода повстанцев от Оренбурга до взятия Казани в июле 1774 г., третий — с момента пора­жения войск Пугачева под Казанью и до окончания Крестьянской войны. Соответственно этим трем основным этапам войны идет изложение собы­тий во всех районах действий повстанцев. Имеются главы, освещающие общие проблемы движения (например, вопросы идеологии восставших и их организованности, положепие в правительственном лагере, роль офи­циальной церкви в событиях того времени и др.), биографические очерки о Е. И. Пугачеве и его сподвижниках. Можно с уверенностью сказать, что под руководством В. В. Мавродина в отечественной историографии впер­вые создан обобщающий труд о четвертой Крестьянской войне, написан­ный с позиций марксистско-ленинской методологии и с использованием обширного круга архивных материалов, как уже известных, так и недавно введенных в научный оборот.

Некоторые принципиальные вопросы истории крестьянских войн рас­сматриваются в других сборниках и отдельных статьях ⁷, ряд важных про-

⁵ И. И. См и р н о в, А. Г. Маньков, Е. П. П о дъяп о л ь ск а я, В. В. М а-

вр один. Крестьянские войны в России XVII—XVIII вв. М.— Л., 1966.

⁶ «Крестьянская война в России в 1773—1775 гг. Восстание Пугачева». Тт. I —III,
Л., 1961—1970.

⁷ Е. И. Индова, А. А. Преображенский, Ю. А. Тихонов. Народные
движения в России в XVII—XVIII вв. и абсолютизм. Абсолютизм в России. М., 1964;
Они же. Классовая борьба крестьянства и становление буржуазных отношений в
России. «Вопросы истории», 1964, № 12; А. Л. Ш а п и р о. Об исторической роли
крестьянских войн XVII—XVIII вв. в России. «История СССР», 1965, № 5, и др.

Научные обзоры и сообщения

блем ставится, в частности, в статье, посвященной выходу в свет коллек­тивного труда о четвертой Крестьянской войне ⁸.

Для обширной современной литературы по истории Крестьянской вой­ны под предводительством Пугачева, помимо подробной разработки фак­тической истории, характерны стремление к пересмотру многих устарев­ших представлений, постановка новых проблем, нередко спорных, что наглядно проявилось в ходе научных дискуссий по общим проблемам истории крестьянских войн (статьи В. И. Лебедева, В. В. Мавродина и др.⁹) и во время научной сессии в Ленинграде в декабре 1963 г.¹⁰.

В материалах, опубликованных в партийной печати и научных журна­лах к 200-летию Крестьянской войны под предводительством Е. И. Пуга­чева ^и, а также в недавно изданном сборнике статей ¹² вновь поднимаются теоретические и конкретно-исторические проблемы, связанные с ее исто­рией.

Принципиальное значение имеет вопрос об определении понятия «крестьянская война», ее отличии, с одной стороны, от крестьянского вос­стания, с другой — от революции. Известно, что долгое время указанные народные движения именовались в советской историографии восстаниями («восстание Болотникова», «восстание Разина» и т. д., а также «Разин­щина», «Пугачевщина») или же, «революциями». В некоторых ран­них работах советских историков, как уже отмечалось, эти народные дви­жения называли «крестьянскими войнами», но позже такое наименование почти вышло из употребления. В 1954 г. В. И. Лебедев, ссылаясь на ра­боту Ф. Энгельса о Крестьянской войне в Германии, вновь поставил во­прос о правомерности употребления данного термина по отношению к на­родным движениям в России, имевшим, по определению автора, характер широких гражданских войн крестьян против феодалов-землевладельцев,— войн, в ходе которых преодолевался локальный характер отдельных кресть­янских волнений, изоляция сельской общины¹³. В. В. Мавродин и его соавторы в статье об особенностях крестьянских войн не без основания заявляют, что с подобным определением трудно полностью согласиться, так как оно по существу не проводит грани между крестьянской войной и совокупностью локальных крестьянских движений, которые, не будучи крестьянской войной, могут вместе с тем быть широким выступлением против феодалов. Авторы считают, что для крестьянской войны наиболее характерным является выступление крестьян против феодалов в обще­государственном масштабе за слом феодально-крепостнической системы

⁸ П. Г. Рындзюнский, М. А. Рахматуллин. Некоторые итоги изуче­
ния Крестьянской войны в России 1773—1775 гг. «История СССР», 1972, № 2.

⁹ В. И. Л е б е д е в. К вопросу о характере крестьянских движений в России
XVII—XVIII вв. «Вопросы истории», 1954, № 6; В. В. М а в р о д ин, И. 3. К а д с о н,
Н. И. С е р г е е в а, Т. П. Р ж а н и к о в а. Об особенностях крестьянских войн в Рос­
сии. «Вопросы истории», 1956, № 2.

¹⁰ В. М. П а и е я х. Научная сессия по истории крестьянских войн в России
«Вопросы истории», 1964, № 9.

¹¹ Л. Ч ер с пнин. Крестьянские войны в России периода феодализма. К 200-ле­
тию начала восстания крестьян под водительством Е. И. Пугачева. «Коммунист»,
1973, № 13; В. Б у г а н о в. Летопись народной борьбы. Труды советских историков
о крестьянских войнах в России. «Правда», 21 августа 1971 г.; А. Преображен­
ский. Славная страница народной борьбы. К 200-летию Крестьянской войны
1773—1775 гг. «Правда», 28 сентября 1973 г.; В. В. Мавродин. Крестьянская война
в России в 1773-1775 гг. «Вопросы истории» 1973, № 9; Б. Г. Л и т в а к, Р. В. Ов­
чинников. Крестьянская война 1773—1775 гг. К 200-летию восстания под предво­
дительством Е. И. Пугачева. «Вестник АН СССР» 1973, № 9; М. А. Рахматуллин.
Крестьянская война в России 1773—1775 гг. «История СССР», 1973, № 6.

¹² «Крестьянские войны в России XVII—XVIII веков: проблемы, поиски, реше­
ния». М., 1974 (статьи Л. В. Черепнипа, И. И. Смирнова, В. В. Мавродина и др.).

¹³ В. И. Лебедев. Указ. статья, стр. 91—92.

Научные обзоры и сообщения

(но не против царизма и за республику, а за самодержавие во главе со «своим», «хорошим», «мужицким» царем), наличие единого центра руко­водства движением, более или менее общих лозунгов, значительной степе­ни сплоченности восставших¹⁴. Это определение было потом развито и уточнено в работах В. В. Мавродина и других советских исследователей ¹⁵. Крестьянские войны, согласно современным представлениям,— это гражданские войны, высшая форма классовой борьбы угнетенного класса крестьянства феодальной России (можно добавить: и других категорий, слоев трудящихся, угнетенных масс) против всего класса феодалов (а так­же их союзников из среды верхушки незакрепощенного крестьянства, торгово-ремесленного, служилого населения) и выражавшего его интересы крепостнического государства, против всей крепостнической системы, ког­да население страны распадается на повстанческий и правительственный лагери, восстанием охвачена значительная территория, переходящая под контроль восставших, имеющих большую повстанческую армию, когда у восставших есть в известной мере единый центр и единое военно-поли­тическое руководство, вносящие определенные элементы организованности в стихийное в целом народное движение. В ходе крестьянских войн про­исходит борьба за власть в общегосударственном масштабе, за ниспро­вержение феодально-крепостнического строя, за «землю и волю», т. е. объективно за новый в исторической перспективе общественный строй. Все эти важные особенности отличают крестьянские войны от крестьян­ских восстаний, которым не свойственны указанные черты. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением, что «всякое вооруженное восста­ние есть уже в какой-то мере „война"»¹⁶. С другой стороны, крестьянские войны нельзя считать и революциями, как это делали многие советские историки 1920—1930-х годов. От революций крестьянские войны отлича­ет в целом стихийность, отсутствие ясных политических целей, руковод­ства либо со стороны буржуазии, либо пролетариата ".

В связи с вышесказанным представляются неубедительными доводы некоторых авторов, считающих, что крестьянские войны в России были направлены не на ликвидацию крепостнической системы в целом, т. е. смену способа производства, а на борьбу против дворянства, смягчение режима феодальной эксплуатации в интересах народных низов ¹⁸. Непо­нятно, чем борьба против режима феодальной эксплуатации, составляв­шего сущность феодального строя, против основного господствующего класса — дворянства отличается от борьбы против крепостнической систе­мы в целом? Мне кажется, правы те исследователи (Л. В. Черепнин, В. В. Мавродин и др.), которые, признавая недостатки, свойственные всем крестьянским движениям, в частности крестьянским войнам, считают, что в их ходе выдвигались требования к правящим классам не только об от­дельных уступках, велась борьба не только против отдельных феодалов, а шла речь о выступлении против всего господствующего класса, против крепостнического строя в целом. Правильное понимание термина «кресть­янская война», применяемого в трудах основоположников научного со­циализма, основывается на учете основного классового противоречия фео-

¹⁴ В. В. Мавродин, И. 3. К а д с о н и др. Указ. статья стр. 69.

¹⁵ И. И. Смирнов, А. Г. Мань ко в и др. Указ. соч., стр. 308—309;
А. П. П р о н ш т е й н. Указ. статья, стр. 154.

¹⁶ Б. Ф. П о р ш н е в. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 292; ср.:
А. П. П р о н ш т е й н. Указ. статья, стр. 154.

¹⁷ См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, стр. 41.

¹⁸ «Переход от феодализма к капитализму в России». М., 1969, стр. 33; П. Г. Р ы н-
дзюнский, М. А. Рахматуллин. Указ. статья, стр. 83; 88; Б. Г. Литва к,
Р. В. Овчинников. Указ. статья, стр. 117.

Научные обзоры и сообщения

дальной формации — между крестьянами и феодалами. Именно крестьяне являлись тогда главной движущей силой крупнейших народных движений. В последнее время все чаще применительно к крупнейшим крестьян­ским движениям эпохи феодализма употребляется термин «гражданская война». Исследователи (Л. В. Черепнин и др.) основываются в данном случае на указании В. И. Ленина, который называл крестьянские войны в Германии и России гражданскими: «...эти гражданские войны проходят через всю историю существования классового общества... Вы все знаете примеры подобных многократных восстаний и в России» ¹⁹.

Есть серьезные основания именовать эти народные движения граж­данскими войнами. Дело в том, что во время этих огромных по своим масштабам классовых столкновений в борьбу включаются не только крестьяне и феодалы, но и представители других сословно-классовых групп и категорий населения страны. Помимо этого, происходит раскол и внут­ри классов, что характерно именно для гражданских войн: на стороне по­встанцев, кроме крестьян и их союзников, находились отдельные феодалы, а на стороне карателей нередко выступала часть крестьян (например, за­житочных) и других угнетенных слоев населения.

Большинство исследователей согласно, что основной движущей силой на протяжении всех четырех крестьянских войн в России было крепостное крестьянство, вместе с которым выступали другие низшие категории па-селения—холопы (особенно в первой Крестьянской войне), посадские люди, служилые люди по прибору, работные люди — своего рода россий­ский предпролетариат (во время четвертой Крестьянской войны среди по­встанцев было немало работных людей с уральских заводов), всякие «гу­лящие» люди. Наконец, активное участие в крестьянских войнах принимало нерусское население Поволжья, Приуралья, Зауралья и дру­гих районов.

Следует, однако, напомнить, что в советской исторической литературе 1920—1930-х годов наблюдалась тенденция к переоценке роли казачества (донского, волжского, яицкого и др.) в этих движениях; часть авторов ут­верждала, что казаки были не только их застрельщиками, организаторами, но и основной движущей силой. Поэтому отдельные крестьянские войны назывались подчас казацкими или казацко-крестьянскими восстаниями. Однако исторические источники неопровержимо свидетельствуют, что ка­заки во всех четырех крестьянских войнах (действительно выступая в роли застрельщиков, организующего ядра движений) в ходе их развития в количественном отношении далеко уступали другим слоям повстанцев, особенно крепостному крестьянству. Известно, например, что в послед­ней Крестьянской войне в той или иной форме приняли участие сотни тысяч человек, причем большинство принадлежало крепостным, государ­ственным и другим категориям крестьян. Казаки — участники Крестьян­ской войны под предводительством Е. И. Пугачева исчислялись, предпо­ложительно, всего лишь несколькими тысячами. Кроме того, говоря о ка­заках — участниках народных движений, авторы нередко забывают, что казаки бьпш в основном выходцами из крепостных крестьян, бежавших (наряду с холопами, стрельцами, посадскими людьми и др.) на окраины и поисках лучшей доли. Поселяясь на окраинах страны, они приносили в казачьи области порядки крестьянского мира-общины. Здесь при отсут­ствии дворян развивалось казачье самоуправление с кругами-сходками п выбором атаманов, которое л годы крестьянских войн вводилось на осво­божденной от феодалов территории и сопровождалось освобождением крестьян от крепостничества.

¹⁹ В. И. Лени н. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 77,

Научные обзоры и сообщения

Важнейшее значение в историографии последних лет имеет работа по выявлению и изучению элементов организованности повстанцев и даже известной централизованности крестьянских войн. В исторической лите­ратуре, в выступлениях на конференциях отмечается, что в смысле разви­тия элементов организованности народные движения XVII—XVIII вв. сделали значительный шаг вперед по сравнению с классовой борьбой пред­шествующего времени, а последняя крестьянская война — по сравнению с предыдущими. Вооруженные силы повстанцев 1773—1775 гг. действо­вали в составе главного войска и войск отдельных атаманов. Главное вой­ско делилось на полки, где проводились учения, соблюдалась строгая ди­сциплина, преследовалось дезертирство. Повстанческие армии боролись с регулярными правительственными войсками, давали сражения, причем одержали ряд побед, осаждали и брали города и т. д. Из среды повстанцев вышли выдающиеся народные предводители, военачальники. Большую ор­ганизаторскую, агитационно-мобилизующую роль сыграла Военная кол­легия — созданный восставшими высший орган управления Крестьянской войны, а также мирское самоуправление, действовавшее на местах. Эти органы наладили работу по ведению письменного делопроизводства, ко­торое также носило определенные черты централизации. По справедливо­му замечанию Л. В. Черепшгаа, в ходе крестьянских войн рождалась но­вая форма народной власти по образцу казацкой военной общины, и этот «опыт народной власти, пусть кратковременный и несовершенный, имел громадное историческое значение» ²⁰.

Несомненно в плане организованности и сознательности участников крестьянские войны XVII—XVIII вв. значительно проигрывают в сравне­нии с дворянским, революционно-демократическим и особенно пролетар­ским этапами революционного движения, но от низших форм борьбы на­родных масс и локальных крестьянских восстаний их бесспорно отличает большая степень сознательности и организованности.

Чрезвычайно важно также изучение идеологии участников крестьян­ских войн. В последнее время некоторые исследователи, исходя из оши­бочных представлений о крестьянстве как массовой социальной опоре рос­сийского самодержавия, об имеющем якобы место преувеличении советской историографией влияния классовой борьбы крестьянства в пе­риод феодализма на общественный прогресс, выдвигают тезис, согласно которому русские крестьяне как класс не имели своей идеологии вплоть до начала XX в., когда в условиях первой русской революции в их среду вносится пролетарская идеология. В феодально-крепостнической России, согласно этой точке зрения, крестьянство обладало лишь низшей сферой общественного сознания — социальной психологией (социальные чаяния, привычки и обычаи, настроения и чувства). В области идеологии, этой высшей сферы общественного сознания, крестьяне якобы полностью зави­сели от идеологии феодалов или в лучшем случае их взгляды, представ­ления являли собой лишь некий оттенок общей с феодалами религиозной идеологии.

Согласно марксистско-ленинскому учению об идеологии, в любом анта­гонистическом обществе каждый класс имеет свою идеологию, т. е. ком­плекс идей, взглядов, требований, которые выражают и защищают корен­ные интересы этого класса; идеология неизбежно имеет и не может не иметь классового характера. Подобная концепция тесно связана с ленин­ским учением о двух культурах в каждой национальной культуре. Обе сферы общественного сознания — идеология и социальная психология — в любом человеческом обществе сосуществуют, развиваются, имеют раз-

²⁰ Л. Черепнин. Указ. статья, стр. 83.

Научные обзоры и сообщения

личные разновидности. Идеология эксплуатируемых классов в своем раз­витии приходит к научному социализму, марксизму-ленинизму, являюще­муся (в отличие от предыдущих форм и разновидностей идеологии социальных низов) научным мировоззрением, философски, теоретически обоснованной системой взглядов, т. е. высшим этапом развития идеоло­гии ".

Идеология русского крестьянства, как и вообще его классовая борьба, на протяжении тысячелетнего существования феодальной формации про­шла большой путь исторического развития. В период возникновения клас­сов, государства и начала классовой борьбы эта идеология была отмечена чертами примитивности и наивного монархизма. Образование единого Русского государства, усиление нажима феодалов, поддержанного цент­ральной властью, на трудящиеся массы привели к резкому усилению клас­совой борьбы последних за свои права, вступающей в XVII в. в качествен­но новый этап своего развития. Эпоха мощных крестьянских войн и го­родских восстаний внесла важные, принципиально новые моменты в борьбу крестьян и их союзников против феодально-крепостнического ре­жима. Это касается как самого размаха и ожесточения борьбы, появления ее новых форм (повстанческие армии, раскол страны на два лагеря, пе­реход под коптроль восставших значительной территории, организация на ней власти повстанцев, истребление феодалов и насильственное уни­чтожение крепостной зависимости и т. д.), так и роста классового самосо­знания участников народных движений. В идеологии участников народ­ных движений значительное развитие в сравнении с предшествующими столетиями получают элементы сознательности, несмотря на стихийный в целом характер восстаний, их слабую организованность по сравнению с более поздними этапами классовой борьбы, революционного движения.

Определенным отражением идеологии повстанцев в то время являлись различные письменные документы — воззвания, прокламации («прелест­ные грамоты», «прелестные письма»), манифесты, указы и др. Они про­тивостояли грамотам и манифестам лагеря феодалов, в которых содержа­лись обращения к повстанцам прекратить восстание и угрозы расправы над его участниками. Все это и дает право утверждать, что в годы кресть­янских войн борьба между двумя противоположными лагерями проходила не только в вооруженной форме, но и в сфере идеологии.

За последние десятилетия в советской историографии проделана зна­чительная работа по уточнению хронологических рамок крестьянских войн. Так, если раньше первая Крестьянская война датировалась 1606—1607 гг., т. е. сводилась только непосредственно к восстанию И. И. Болотникова, то теперь многие исследователи справедливо предлагают другую датировку: с 1603 г. (восстание Хлопка) до 1614—1615 гг., когда на севере и в центре Европейской России происходит последнее антифеодальное выступление, гепетически связанное с предыдущими событиями. Такого же рода выво­ды представлены и специалистами, изучающими крестьянские войны вто­рой половины 1660 — начала 1670-х годов и начала XVIII в. Думается, что целесообразно поставить этот вопрос и по отношению к последней, четвертой, крестьянской войне. Она датируется 1773—1775 гг. Но не сле­дует ли считать ее началом восстание на Яике в 1772 г., подавленное царскими карателями. Известно, что в 1773 г. события вновь развернулись на том же Яике и в той же социальной среде — среди яицких казаков. Вряд ли есть основания считать это восстание только «предвестником»

²¹ См.: В. И. Б у г а н о в. Об идеологии участников крестьянских войн в России. «Вопросы истории», 1974, № 1.

Научные обзоры и сообщения

четвертой Крестьянской войны, как 10—20 лет назад (а отдельными исто­риками и сейчас) квалифицировалось восстание Хлопка 1603 г. примени­тельно к первой Крестьянской войне.

Такой «ограничительный» подход некоторых ученых к определению хронологических рамок крестьянских войн не в последнюю очередь вы­зван тем, что до сих пор наблюдается тенденция связывать все события тех или иных движений с имепем какого-либо одного главного предводи­теля (Болотникова или Разина, Булавина или Пугачева). Но ведь изве­стно, что, во-первых, некоторые повстанческие отряды, целые восставшие районы действовали зачастую совершенно самостоятельно, и, во-вторых,— крестьянские войны, как правило, начинались до появления их главпых вождей, которым еще предстояло выделиться из среды восставших, да и продолжались эти события более или менее продолжительное время после гибели предводителей.

Проблема уточнения хронологических рамок крестьянских войн под­нимается и при анализе истории крестьянских войн в других странах. Так, Й. Мацек считает, что Крестьянскую войну в Германии нельзя ограничи­вать только 1525 г.; она продолжалась до 1535 г., т. е. до момента пораже­ния Мюнстерской коммуны ²².

В ряде случаев благодаря новейшим исследованиям внесены существен­ные поправки и уточнения в карты территорий, охваченных крестьянски­ми войнами. Например, предложено, и не без оснований, включить в рай­оны, охваченные второй Крестьянской войной, нижнее течение Дона с Черкасском, нижнее течепие Яика с Яицким городком, ряд центральных уездов страны. Важную работу по изучению территории четвертой Кре­стьянской войны проделала группа московских ученых во главе с Е. И. Ип-довой, издавших большой сборник новых документов, на основе которых появляется возможность существенно расширить территорию, охваченную пламенем Крестьянской войны, включив в нее обширный Вятский рай­он и др.

Одним из центральных в обсуждаемой проблематике следует считать вопрос об историческом значении крестьянских войн, их размахе, а также об их влиянии на последующее развитие страны. Долгое время в совет­ской историографии был распространен тезис о «расшатывании» феодаль­но-крепостнического строя в результате народных движений. А. Л. Ша­пиро ²³ подверг обоснованной критике это положение, показав, что в результате подавления крестьянских войн феодально-крепостническая си­стема, самодержавие отнюдь не ослаблялись. Наоборот, нередко происхо­дило усиление крепостного гпета, укрепление государственного аппарата, суда, армии, в широких размерах проводился сыск беглых крестьян. Бес­спорно, нельзя считать перечисленные явления прямым результатом кре­стьянских войн; скорее, это — отражение определенной реакции господст­вующего класса на выступления угнетенных масс. Вместе с тем пораже­ние восстаний, приводившее к усилению гнета, не могло пе вызывать нового подъема классовой борьбы. Так, массовый сыск беглых в 1650— 1660-е годы после восстаний середины XVII в. и принятие Соборного уло­жения 1649 г., явились одним из факторов, вызвавших вторую Крестьян­скую войну. Следовательно, в исторической перспективе эти процессы спо­собствовали общему росту классовой борьбы, революционного движения в стране, тому будущему освобождению народа, которое, как отмечал А. Н. Радищев, явится следствием «самой тяжести порабощения».

¹³ Й. Мацек. К дискуссии о характере Реформации и Крестьянской войны в Германии. «Вопросы истории», 1958, № 3, стр. 121. ^аз См.: А. Л. Шапиро. Указ. статья.

Научные обзоры и сообщения

Необходимо указать и на то, что в ряде случаев крестьянские войны приводили к снижению уровня эксплуатации части крестьян (после пер­вой, второй и четвертой крестьянских войн), к освоению беглыми повстан­цами окраин страны, дальнейшему развитию крестьянской торгово-про­мышленной деятельности. Диалектическое переплетение всех этих моментов, накопление трудящимися массами революционных традиций способствовали появлению и расширению сдвигов в классовом самосозна­нии крестьян и всех эксплуатируемых, и, в конечном счете, оказывали влияние на вызревание новых общественно-экономических отношений, формировавшихся в недрах феодально-крепостнической системы, на фор­мирование передовой общественно-политической, революционной мысли в стране (Радищев, декабристы, революционеры-демократы, революционные народники). Именно это обстоятельство позволяет говорить об общенацио­нальном характере крестьянских войн.

Группа видных советских историков отметила недавно, что в некоторых исторических работах «содержится ошибочная трактовка крестьянства как социальной опоры царизма и недостаточно раскрывается роль масс в ре­волюционном движении. Фактически принижается значение классовой борьбы крестьянства, крестьянских войн» ²⁴.

В плане этой общей оценки трудно принять тезис о том, что Кресть­янская война под предводительством Е. И. Пугачева остается «за преде­лами» революционного, освободительного движения в том смысле, как его понимал В. И. Ленин. Ясно, крестьянские войны не были революциями, но сторонники указанной выше точки зрения, мне кажется, механически воспринимают и трактуют ленинскую концепцию трех этапов революцион­ного движения в России, отрывают последние от того, что им предшество­вало, из чего они в значительной степени вырастали. Традиции освободи­тельной, революционной борьбы в России имеют глубокие исторические корни; одним из истоков ее являются выступления русских крестьян в эпоху феодализма. Об этом точно и емко сказано в «Тезисах ЦК КПСС к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина»: в России «почва для вос­приятия и применения марксизма», этой «научной теории освободитель­ного движения», «была подготовлена ее социально-экономическим разви­тием, остротой классовых противоречий, революционными традициями, которые восходят к крестьянским восстаниям, к деятельности А. Н. Ра­дищева и декабристов, А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского и других де­мократов-шестидесятников, революционных народников 70-х годов XIX ве­ка» ^гь.

Конечно нельзя оставить без внимания и попытки преувеличения роли крестьянских войн, особенно если учесть, что маоистские извращения истории этих народных движений в Китае служат «научной» базой для преувеличения роли крестьянства и преуменьшения роли пролетариата в современном революционном процессе. Но если речь идет о русском кре­стьянстве периода феодализма, т. е. периода, когда оно являлось основным производящим и эксплуатируемым классом и тем самым основной дви­жущей силой крестьянских войн в России XVII—XVIII вв., вряд ли пра­вомерно ставить вопрос о «преувеличении» его роли для этого времени «в ущерб» роли пролетариата, которого еще не существовало (складывал­ся только его предшественник-предпролетариат).

²⁴ И.И.Минц, М. В. Н е ч к и н а, Л. В. Ч е р о и н и н. Задачи советской ис­
торической науки на современном этапе. «История СССР», 1973, № 5, стр. 10.

²⁵ «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Тезисы Централь­
ного Комитета Коммунистической партии Советского Союза». Политиздат, 19С9,
стр. 8—9.

Научные обзоры и сообщения

В письме Ф. Энгельсу от 16 апреля 1856 г. К. Маркс отмечал: «Все дело в Германии будет зависеть от возможности поддержать пролетарскую революцию каким-либо вторым изданием Крестьянской войны. Тогда дела пойдут превосходно» ^2б. В статье «О нашей революции» В. И. Ленин пи­сал, что пролетарская революция в России осуществила «...именно тот союз «крестьянской войны» с рабочим движением, о котором, как об одной нз возможных перспектив, писал такой «марксист», как Маркс, в 1856 го­ду по отношению к Пруссии» ".

Эти высказывания — прекрасный образец поистине творческого исто­рического подхода к решению проблемы соотношения различных этапов классовой борьбы и революционного движения от их истоков до победы социалистической революции.

'⁶ К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 29, стр. 37. " В. И. Лен и н. Поли. собр. соч., т. 45, стр. 380.

УДК 947

КОНКУРСЫ

НА СОИСКАНИЕ ПРЕМИИ им. Н. Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ

Академия наук СССР объявила конкурс на соискание премии им. Н. Н. Миклухо-Маклая в размере 1000 руб., присуждаемой советским ученым за работы в области общей этнографии, эт­нографии Океании и Юго-Восточной Азии, этнической антро­пологии и географии Тихоокеанских стран.

Право выдвижения кандидатов на соискание премии предостав­лено научным учреждениям СССР и союзных республик, выс­шим учебным заведениям, действительным членам и членам-корреспондентам Академии наук СССР и академий наук союзных республик, научным советам по проблемам науки. Работы, ранее удостоенные Ленинской или Государственное премии, а также премий академий наук или отраслевых ака­демий и других ведомств, на конкурс не принимаются. Срок представления работ—до 17 апреля 1975 г. Работы направлять в Академию наук СССР (117971, Москва В-71, Ленинской пр., 14) с надписью: «На соискание премии им. Н. Н. Миклухо-Маклая». Справки по телефону: 232-25-86

Дата добавления: 2015-11-05