В тот момент, когда я увидела шприц в руках Шеридан, я решила, что это один из быстрых способов обновить тату. Мол, вместо того, чтобы вводить инъекцию принуждающих чернил в маленьком количестве,

В тот момент, когда я увидела шприц в руках Шеридан, я решила, что это один из быстрых способов обновить тату. Мол, вместо того, чтобы вводить инъекцию принуждающих чернил в маленьком количестве, она собиралась вколоть мне лошадиную дозу, поставив меня по струнке.

Я старалась убедить себя, что это не имеет никакого значения. Используемая мной магия, продолжает защищать меня, не смотря на дозу, которую они вводят мне. Это звучало убедительно, но я сомневалась, что это было правдой.

Однако, как оказалось, на уме у Шеридан было совсем другое.

С языка едва не сорвалось: "От старых привычек трудно избавиться", но я вовремя вспомнила, что должна выглядеть подавленной, если хочу вызвать снисхождение.

- Мне жаль, - говорю я. - Это вырвалось случайно. Я могу извиниться перед Харрисоном после...

Странное чувство вспыхивает в моем желудке, начиная со слабого дискомфорта, с каждой минутой оно становилось только хуже и хуже, перерастая в тошноту, что охватила все мое тело. Мой желудок ощущал эту приливную волну боли, в то время как голова стала пульсировать. Я чувствовала, как повышается температура и как ручьем стекает по мне пот.

- Мне плохо, - говорю я.

Я хотела опустить голову, но стул удерживал меня в таком положении.

-Нет - сказала Шеридан. - Ты никуда не пойдешь. - Не сейчас. наслаждайся шоу. Фиксатор для рук и подголовник гарантировали, что я не поверну голову, они заставляли меня смотреть прямо в монитор. Он включился, и я приготовилась увидеть ужасные вещи. Что я действительно увидело.. Морои. Счастливые Морои. Дружелюбные Морои. Дети Морои. Морои, делающие обычные вещи: занимавшиеся спортом, ужинавшие в ресторане.

Мне было слишком плохо, чтобы разбираться в этих сбивающих с толку снимках. Все, о чем я только могла думать, это как бы вырваться. Это своего рода болезнь из тех, когда ты знаешь, что почувствуешь себя лучше, если изгонишь этот яд. Но так или иначе Шеридан была права. Я не смогу заставить свое тело вырваться, как бы ни желала этого, взамен я вынуждена сидеть здесь, пока отвратительная, разлагающаяся тошнота выворачивала меня наизнанку. Волны страданий охватили меня. Казалось невозможным, что я могу сдерживать так много горя внутри себя. Я застонала и закрыла глаза, главным образом, чтобы моя голова почувствовала себя лучше, но Шеридан увидела в этом другую причину.

- Нельзя, - сказала она. - Совет профессионала: все пройдет намного легче, если ты посмотришь по доброй воле. У нас есть способы держать твои глаза открытыми. Они тебе не понравятся.

Я сморгнула слезы и сосредоточилась на экране. Сквозь страдание мой мозг пытался выяснить, отчего ее заботило, смотрю я на снимки счастливых мороев или нет. Разве это имело значение, когда мое тело будто выворачивали наизнанку?

- Вы пытаетесь... - я закрыла рот, и на мгновение я подумала, что могла бы, в конце концов, получить некое облегчение. Но нет. -... Воссоздать Павловскую теорию.

Это была классическая техника принадлежности. Покажи мне картинку и заставь меня чувствовать себя ужасно, пока я смотрю на нее, с целью, что я в конечном итоге приближусь к тому, чтобы связать мороев-безвредных, счастливых мороев с крайним дискомфортом и страданием. Была только одна проблема.

- Н-необходимо повторять сеансы, чтобы изменения вступили в силу, - поняла я. Один раз не мог сделать так, чтобы я сразу почувствовала отвращение к изображениям мороев

Взгляд Шеридан дал мне множество понятий о том, чего мне стоит ожидать в будущем.

Я упала духом. Или, возможно, это был мой желудок. Честно говоря, учитывая то, что мои внутренности чувствовали только что, я не могла отличить одну часть от другой. Я не знала как долго они держали меня в этом состоянии. Может быть, час. Я не могла по-настоящему сосредоточиться на счете времени, когда моей единственной целью было лишь пережить каждую отчаянную волну тошноты. Спустя, казалось, целую вечность, Шеридан дала мне другую инъекцию, и экран потемнел. Ее прихвостни расстегнули ремни, и кто-то подал мне ведро.

На секунду я замешкалась, но после мой желудок выпустил наружу то, что больше просто не смог сдерживать. Все, начиная со скудного обеда вырвалось наружу, но даже после я содрогалась от рвотных позывов. Я была истощена досуха, и, наконец, после очередных одиночных позывов, успокаиваюсь вовсе.

Это был долгий, болезненный процесс, и меня заботило лишь то, что меня вырвало в присутствии других. Несмотря на то, как ужасно я себя чувствовала, теперь мне стало намного лучше. После того, как рвота очистила мой организм подчистую. Один из помощников забрал ведро, а Шеридан любезно протянула мне чашку воды, заодно предоставив возможность почистить зубы над маленькой раковиной в глубине комнаты. Это было рядом с кабинетом, наполненным медикаментами, и зеркалом, что демонстрировало насколько ужасно я выгляжу.

-Ну, в таком случае, - весело сказала Шеридан. - Похоже, ты готова к уроку искусства.

Уроку искусства? Я была готова свернуться калачиком и уснуть в постельке. Все тело ныло и тряслось, а живот болел так, словно его вывернули наизнанку. Но никого похоже не волновала моя слабость, поскольку меня вывели из комнаты. Шеридан помахала мне рукой и сказала, что мы скоро увидимся вновь.

Мой провожатый взял меня наверх, на этаж классов, служащий художественной студией заключенных. Эддисон, строгая надзирательница из закусочной, только начала урок, раздавая инструкции к сегодняшнему заданию, которое оказалось продолжением рисования чаши с фруктами. Искусство Алхимиков будет самым скучным проектом. Несмотря на то, что она говорила, все повернулись в мою сторону, когда я вошла. Большинство лиц, встретивших меня, были холодными. Некоторые были немного самодовольны. Все знали, что со мной произошло.

Единственная полезная вещь, которую я выяснила на этом и на предыдущем уроке переобучения - в отличие от Амбервуда, элитные места были поближе к учителю. Это позволило мне незаметно занять свободный мольберт в задней части класса. Большинство взглядов не могли следовать за мной сюда, до тех пор пока их обладатели нагло не повернутся в мою сторону, игнорируя Эддисон. Никто не посмел сделать это. Большинство моих усилий уходило на попытки остаться на ногах, поэтому я слушала ее в пол уха.

- Некоторые из вас добились прогресса вчера. Эмма, в частности вы продолжаете продвигаться вперед. Лэйси, Стюарт, вы должны начать с начала.

Я оглянулась, пытаясь сопоставить людей с их мольбертами, которые хорошо могла видеть со своего места. Я подумала, что прошлое очищение затуманило мои мысли, потому что я не видела логики в словах Эддисон. Однако, я была уверена, что не перепутала людей. Это была Эмма, моя предполагаемая соседка по комнате, в которой смешались американские и азиатские черты и которая завязывала свои темные волосы в такой тугой пучок, что он растягивал ее кожу. По моему мнению, в ее рисунке не было ничего особенного, в нем сложно было различить фрукты. Стюарт был одним из тех людей, которые отодвинули от меня свой стол в кабинете Харрисона. У него есть некоторые задатки художника, и я считала, что его картина была одной из лучших. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выяснить, кто такая Лэйси, как раз в тот момент, когда она очищала свой холст. Ее рисунок не был также хорош, как у Стюарта, но значительно лучше, чем у Эммы.

Я наконец поняла, дело не в творчестве, а в точности. Груши у Стюарта были идеальны, но он добавил на пару штук больше, чем было на самом деле и вместо предложенной коричневой, нарисовал голубую вазу, что кстати выглядело намного лучше. Эмма же, начиная набросок, изобразила точное количество фруктов и идеально расположила их. Алхимикам не нужна была креативность или приукрашивание. Нужно было в буквальном смысле копировать то, что тебе дано, без вопросов и каких-либо изменений.

Никто даже не попытался мне помочь или дать совет, так что какое-то время я стояла в ступоре, пытаясь понять, что другие делали. У меня были некоторые навыки работы с акрилом, благодаря наблюдениям за Адрианом, но сама я никогда не пробовала им рисовать. На столе, рядом с фруктами лежали краски и кисточки, так что я направилась туда, вместе с парой других студентов, и взяла коробку с тюбиками. Все ждали, пока я подбирала нужные цвета и откладывала неподходящие. Если кто-то хотел взять ненужную мне краску, он сначала начисто вытирал тубик и только потом брал его себе. Наконец я вернулась на свое место с несколькими тюбиками в руках. Не могу сказать что умею изображать фрукты, но я чувствовала себя довольно уверенно, нанося красочные мазки. По крайней мере я могла притвориться для Алхимиков.

Однако, поначалу это была медленная работа. До сих пор я чувствовала себя ужасно слабой и с трудом даже выдавливала краску. Я надеялась, что нас не будут оценивать по скорости. И в тот момент, когда я могла бы попытаться поднести кисть к холсту, дверь в комнату открылась и Шеридан зашла с одним из ее приспешников. Оба несли подносы, заполненные чашками, и ей не надо было ничего говорить, так как я смогла определить содержимое только по аромату.

Кофе.

- Извини за перерыв, - сказала Шеридан, надевая свою большую фальшивую улыбку. - Все так упорно работали в последнее время, что мы подумали, что можем предложить небольшое угощение: ванильный латте.

Я сглотнула и уставилась в недоумении, когда мои коллеги-заключенные столпились вокруг нее и взяли по чашке. Ванильный латте. Сколько раз я мечтала о нем в заключении, когда полуголая питалась еле теплой кашицей? Сейчас даже не имело значения, был ли он без или наоборот, с большим количеством сахара. Я была лишена этого так долго, что должна была вместе с остальными обежать и схватить чашку, как подсказывали мои инстинкты.

Но я не могла. Не после последней процедуры, через которую я прошла. Мое горло и желудок были чувствительны, и я знала, если я съем или выпью что-то кроме воды, все это вернется обратно. Кофе был для меня, словно песня сирены, но мой бедный чувствительный желудок знал лучше. Я бы не смогла справиться с кашей сейчас, не говоря уже о чем-то кислотном, вроде латте.

-Сидни?- Шеридан обратилась ко мне с улыбкой и поставила передо мной поднос,- Осталась еще кружка.

Я потрясла головой, и она положила кружку на стол к Эддисон.

-Тогда я просто оставлю это здесь, на случай, если ты передумаешь, ладно?

Я не могла оторвать глаз от чашки и задавалась вопросом, чего Шеридан хотела больше: видеть мои страдания и лишения или чтобы я рискнула всем и бросилась перед своими одноклассниками.

- Твое любимое? - спросил низкий голос.

Я была так уверена, что никто не заговорит со мной напрямую, что даже не посмотрела на говорившего. С большим усилием я оторвала свой взгляд от латте и увидела, что говорившим был мой сосед, высокий, приятной внешности парень, лет на 5 старше меня. Он был тощим и носил очки в проволочной оправе, которые придавали ему интеллектуальный вид, не то, чтобы это было нужно Алхимикам.

- Почему вы спрашиваете? - тихо спросила я.

Он понимающе улыбнулся.

-Потому что так всегда. Когда кто-то подходит к своему первому очищению, остальные "награждаются" любимой едой того человека. Извини за это, кстати. Он сделал паузу, чтобы сделать глоток латте. - Но я много лет не пил кофе.

Я вздрогнула и отвернулась.

- Проваливайте.

-По крайней мере, т ы сопротивлялась,-добавил он.-Не все это делают. Эддисон не любит, когда мы проливаем здесь горячие напитки, но ей еще меньше понравится, если кто-то заразит всю ее студию.

Я бросила взгляд на нашего учителя, который давал совет заключенному с серыми волосами.

-Не похоже, что ей много чего нравится. Кроме жевательной резинки.

Запах кофе в комнате стоял сильнее, чем когда-либо, такой отвратительно заманчивый. Отчаянно пытаясь игнорировать его, я подняла кисть, собираясь попытаться нарисовать виноград, когда услышала не одобряющий возглас рядом со мной. Я оглянулась на парня, который качал головой.

-Ты что, собираешься вот так просто начать? Да ладно, может у тебя и нет качеств хорошего Алхимика, но у тебя должна остаться логика. Вот,- он предложил мне карандаш,- Начни с чертежа, по крайней мере с окружности.

– Разве ты не боишься, что я испорчу твой карандаш? – слова вылетели прежде, чем я могла бы их остановить.

Он усмехнулся.

– Можешь оставить его себе.

Я повернулась к пустому холсту смотрела на него несколько мгновений. Я осторожно разрываю мой холст на четыре части и делаю всё возможное, чтобы сделать набросок вазы с фруктами, уделяя особое внимание тому месту, что каждая часть должна гармонировать с другой. Через некоторое время я поняла, что мольберт слишком высок для меня, что ещё больше усложняло работу, но я не понимала, как его настроить. Видя мои попытки, парень, который был рядом, ловко опустил мольберт на более подходящую для меня высоту до того, как продолжил свою работу.

-Спасибо, - сказала я. Стоящий передо мной холст ослабил любое удовольствие, которое я должна была получить от этого дружеского жеста. Я попыталась сделать набросок снова.

-Я видела, как мой друг делает это сто раз. Никогда не думала, что мне придется использовать это, как своего рода искривленную "терапию"

- Твой бойфренд - художник?

- Да, - осторожно сказала я, неуверенная, что хочу обсуждать эту тему. Благодаря Шеридан, не было секретом, что мой бойфренд был мороем.

Парень изумленно хмыкнул.

- Художник, хм? Никогда прежде такого не слышал. Обычно, когда я встречаю девушек как ты - влюбленных в парней, как он- все что я слышу, это какие они милые.

- Он действительно милый, - призналась я, интересно, сколько таких девушек как я он встречал.

Он покачал головой, забавляясь и продолжая работу над своей картиной.

- Конечно. Думаю, он должен быть таким для тебя, раз ты так рискнула из-за него, да? Алхимики никогда не влюбляются в мороев, которые не милы и задумчивы.

- Я никогда не говорила что он задумчивый.

-Он "действительно милый" вампир, который рисует. Ты сказала, что он не задумывается?

Я почувствовала, как мои щеки немного вспыхнули.

-Он размышляет немного. Хорошо...много.

Мой сосед снова усмехнулся, и мы оба рисовали в тишине какое-то время. Потом он неожиданно сказал:

-Я Дункан.

Я была так поражена, моя рука дёрнулась, в результате чего, мой уже плохо нарисованный банан, стал выглядеть ещё хуже. В течение трёх месяцев это были первые по-настоящему вежливые слова, которые

я слышала.

-Я...Я Сидни,- автоматически произнесла я.

– Я знаю, – сказал он. – И очень приятно познакомиться с тобой, Сидни.

Моя рука задрожала, что вынудило меня положить кисть. Я перенесла несколько месяцев во время моего заключения в темноте, терпела слепящий свет и оскорбления коллег и как-то пережила без слез то, что мне специально медицинским способом сделали плохо. Но этот маленький акт милосердия, этот милый и обычный жест между двумя людьми... ну, это почти сломало меня, хотя ничто другое не смогло. Это напомнило мне о том, как далеко я от всего - Адриана, друзей, безопасности, вменяемости... все это забрали. Я была в этой строго охраняемой тюрьме, где каждый мой шаг регулировался людьми, которые хотели изменить мое сознание. И не было ни одного признака того, что я выберусь отсюда.

- О нет, - резко сказал Дункан, - Даже не думай. Им нравится, когда ты плачешь.

Я сморгнула слезы и поспешно кивнула, когда брала обратно кисть. Я прислонила ее к холсту, едва осознавая, что делаю. Дункан тоже продолжил рисовать, его взгляд не отрывался от рисунка, пока он говорил.

– Ты, вероятно, будешь в состоянии есть, когда придёт время ужина. Но не переусердствуй. Будь внимательна касательно того, что ешь, и не удивляйся, когда обнаружишь в меню что-нибудь из своей любимой еды.

– Они действительно знают, как придать этому особое значение? - проворчала я.

- Да, они это могут. - Даже не смотря на него, я могла сказать, что он улыбается, хотя его голос снова зазвучал серьезно. - Ты напоминаешь мне человека, которого я знал здесь. Она была моим другом. Когда лидеры узнали, что мы были друзьями, она пропала. Дружба делает нас сильными, а они не терпят этого здесь. Ты понимаешь, о чем я говорю тебе?

– Я... Я думаю, да, – сказала я.

-Хорошо. Потому что я хотел бы, чтобы мы были друзьями.

Звон курантов известил о конце урока, и Дункан начал собирать свои вещи. Он уже начал уходить, и я спросила его:

-Как ее звали? Твою подругу, которую схватили?

Он сделал паузу и боль, которая пересекла его лицо, мгновенно заставила меня пожалеть о вопросе.

-Чантел, - сказал он наконец почти шепотом. - Я не видел ее больше года.

Что-то в его тоне заставило меня подумать, что она была больше, чем просто другом. Но я не могла много думать об этом, пока я обдумала все остальное, сказанное им.

-Год...-я повторно посмотрела на него.- Что ты делал, чтобы попасть сюда?

Он просто послал мне грустную улыбку.

-Не забудь, что я сказал, Сидни. Насчет друзей.

Я не забыла. И когда он не разговаривал со мной остальную часть дня и общался с вопиющими и тихо смеющимися арестантами, я поняла. Он не мог дать мне специальную помощь, не тогда, когда наши братья по несчастью и невидимые глаза вышестоящих алхимиков смотрели всё время. Но его слова горели во мне, давая мне силы. Друзья - это защита. Я хотела, чтобы мы были друзьями. Я была поймана в ловушку в этом ужасном месте, полном пыток и контроля разума... Но у меня был друг -один друг - даже если никто не знал. И это знание помогло мне пройти через другой класс, полный пропаганды мороев и поддерживало меня, когда девушка споткнулась об меня и пробормотала: Вампирская шлюха".

Наш последний класс в принципе не был классом. Это была сессия, которая называлась "Время общения", и это место они называли святилищем, где, судя по всему, также проходили воскресные службы. Я приняла это к сведению, потому что это означало, что у меня должен был быть способ, чтобы отметить время. Это была красивая комната, с высокими потолками и деревянными церковными скамьями. Также не было окон. Очевидно, они очень хотели отрезать нас от возможности побега - или, может быть, мы просто слишком сильно хотели бы увидеть солнце и небо каждый раз.

Одна стена святилища была исписана, и я задержалась перед ней, пока мои собратья-заключенные рассаживались. Здесь, на белых кирпичах, от руки были сделаны записи теми, кто был тут до меня. Некоторые были короткими и уместными: Простите меня, я согрешил. Другие растянулись на целые абзацы, детально описывающий преступления, и как их автор стремился к искуплению. Некоторые были подписаны, другие - анонимны.

- Мы называем это Стена Истины,- сказала Шеридан, идя рядом со мной с планшетом. - Иногда люди чувствуют себя лучше после того, как исповедают свои грехи на него. Возможно, ты хотела бы?

– Может, позже, – сказала я.

Я последовала за ней в круг из стульев, построенный недалеко от скамеек. Все расселись, и она не произнесла ни слова, когда мои ближайшие соседи отодвинули свои стулья на несколько сантиметров. Время причастия было вариантом групповой терапии, каждый в кругу Шеридан рассказывает всем, в чем он сегодня преуспел. Эмма начала говорить первая.

- Я поняла, что хотя и сделала успех в восстановлении моей души, мне еще предстоит долгий путь до того момента, когда я достигну совершенства. Величайший грех - сдаться, и я буду идти дальше, пока полностью не погружусь в свет.

Дункан, сидящий рядом с ней, сказал:

-Я добился прогресса в искусстве. Когда мы сегодня начали занятие, я не думал, что что-то хорошее выйдет из этого. Но я ошибался.

Какое бы искушение улыбнуться я не испытывала, оно исчезло, когда девушка за ним сказала:

- Я узнала сегодня, как хорошо, что я не такая испорченная, как Сидни. Оспаривать мои приказы было неправильно, но я, по крайней мере, не позволяла никому из них прикасаться нечестивыми руками ко мне.

Я вздрогнула, ожидая, что Шеридан похвалит девушку за ее добродетель, но Шеридан лишь холодно посмотрела на нее.

- Ты думаешь это так, Хоуп? Ты думаешь, что имеешь право говорить, что кто-то лучше или хуже среди вас? Вы все здесь потому что совершили серьезные преступления, не забывайте об этом. Ваше неподчинение может и не привело к тому, к чему оно привело Сидни, но все это вытекает из такой же темноты. Неповиновение, отказ послушать тех, кто знает лучше... это настоящий грех, и вы также виновны, как она.

Хоуп побледнела, было удивительно, что никто не обвинял ее в том, что она стригой.

-Я...Я не имела в... Это... Я...

- Мне понятно, что ты не узнала сегодня столько, сколько должна была, - сказала Шеридан. - Я думаю, тебе надо пройти дополнительное обучение.

После невидимой команды, показался ее приспешник и потащил протестующую Хоуп. Мне стало плохо, и это не имело ничего общего с недавним очищением. Я подумала, что ее ждет та же участь, хотя ее ошибкой была гордость, а не защита мороев.

Шеридан повернулась ко мне.

- Что по поводу тебя, Сидни? Чему ты научилась сегодня?

Все взгляды обратились на меня.

- Я узнала, что мне ещё многому предстоит научиться.

-Конечно, научишься,-ответила она серьезно.-Доступ туда -большой шаг к искуплению. Не хочешь ли ты рассказать свою историю остальным? Ты можешь найти в этом освобождение.

Я колебалась под тяжестью их взглядов, неуверенная, какой ответ приведет меня к большей беде.

- Я...Я бы хотела, - начала я медленно. - Но я не думаю, что готова. Я до сих пор ошеломлена всем этим.

- Это понятно, - сказала она, и я облегченно выдохнула. - Но однажды ты увидишь, чего достигли остальные, и я думаю, ты захочешь поделиться. Ты не можешь преодолеть свои грехи, если будешь держать их взаперти

Были предостерегающие нотки в ее голосе, и я ответила торжественным кивком. Хорошо, что после этого она подошла к кому-то еще, и я была пощажена. Остаток часа я потратила на то, что слушала их болтовню о том, какой потрясающий прогресс они все сделали, выгоняя темноту из своих душ. Мне было интересно, сколько из них придавали значение тому, что говорили, и сколько просто пытались уйти отсюда, как я. Еще меня интересовало: если они сделали такой прогресс, тогда почему они до сих пор здесь?

После причастия, нас отпустили на ужин. Стоя в очереди, я слышала, как другие болтают о том, что курица с пармезаном была заменена феттучини Альфредо в последнюю минуту. Я также слышала, как кто-то сказал, что феттучини Альфредо - любимое блюдо Хоуп. Когда она встала в конец очереди, бледная и дрожащая - избегая других - я поняла, что происходит. Курица с пармезаном была моим любимым блюдом в детстве - что власти здесь вероятно узнали от моей семьи - и первоначально была в меню, но потом ее убрали, чтобы наказать меня и мой прочищенный слабый желудок. Поведение Хоуп из-за неподчинения превосходило мое, однако ее любимое блюдо сменили в последнюю минуту на другое. Алхимики действительно серьезно относятся к соблюдению правил.

Хоуп сидела с несчастным лицом на одном из пустых столов и пялилась на еду, ни к чему не прикасаясь. Несмотря на то, что соуса для меня было слишком много, я, по крайней мере, достигла состояния, когда могу переварить немного еды и молока. Наблюдать за ней изолированной, как и я, потрясло меня до глубины души. Еще раньше в начале дня я видела ее в гуще событий, с другими. Теперь ее избегали, просто так. Видя возможность, я стала подниматься, желая присоединится к ней. В другом конце комнаты Дункан, мило беседующий с остальными, словил мой взгляд и резко качнул головой. Пару секунд я колебалась, но потом села обратно, чувствуя стыд за то, что не заступилась за другого изгоя.

- Она не поблагодарила бы тебя за это,- пробормотал он после ужина. Мы были в маленькой библиотеке, где разрешалось выбрать книгу для чтения в постели. Все книги были не-фантастическими, укрепляя принципы Алхимиков. - Такие вещи случаются, она будет с остальными уже завтра. Ты привлекла бы внимание и отложила этот процесс. Было бы хуже, если бы она приняла тебя, тогда "высшие силы" бы это заметили и решили, что нарушители спокойствия объединяются.

Он выбрал книгу, кажется, наугад и ушел, прежде чем я смогла ответить. Я хотела спросить его, когда и как остальные смогут меня принять - или, если меня когда-нибудь смогут принять. Безусловно, все они когда-то прошли через что-то подобное. И, безусловно, они сумели втиснуться в социальную жизнь "заключенных".

Вернувшись в комнату, Эмма четко дала понять, что нам лучше не пересекаться.

-Я делаю успехи,- заявила она,- Я не хочу, чтобы ты все испортила своими выходками. Единственное, что МЫ делаем в комнате - спим. Не заговаривай со мной. Не мешай мне. Даже не смотри на меня.

Сказав это, она легла на кровать и взяла свою книгу, намеренно положив ее подальше от меня. Однако мне было все равно. Это ничем не отличалось от того отношения ко мне, которое я сегодня терпела, да и у меня есть более важный повод для беспокойства. Вряд ли я бы смогла не думать об этом до сих пор. Хоть там и было слишком много других испытаний, сейчас мы здесь. Конец дня. Время для сна. Как только я одела пижаму (идентичную моему сегодняшнему костюму) и почистила зубы, я легла в постель с едва сдерживаемым волнением.

Скоро я буду спать и видеть сны об Адриане.

Осуществление этого кружилось в глубине моего сознания, заставляя меня держаться на пределе. Это было то, ради чего я работала, почему я перенесла все эти унижения сегодня. Я была не в камере и свободна от газа. Теперь я буду нормально спать и мечтать о нем... при условии, что мое стремление не приведет к бессоннице.

Как выяснилось, это не было проблемой. После часа чтения, прозвучал сигнал и автоматически выключился свет. Дверь комнаты закрылась, но не вплотную к стене, оставляя щели, через которые проходило немного света и я могла видеть еще хоть что-то, по сравнению с месяцами, которые я провела в кромешной тьме. Я услышала щелчок, с которым закрылась дверь. Я спряталась под покрывало, все сильнее волнуясь... и внезапно начала чувствовать себя уставшей. Ужасно уставшей. Минуту я представляла, что я скажу Адриану; а в следующее мгновение уже с трудом могла открыть глаза. Я сражалась с этим, заставляя глаза оставаться открытыми, а разум сосредоточенным, но сильный туман опускался на меня, вдавливал меня в матрац и затуманивал мой мозг. Это было неожиданно, хотя я и была хорошо с этим знакома.

-Нет... - удалось сказать мне. Я не была освобождена от газа. Они все еще регулировали наш сон, вероятно, чтобы быть уверенными, что не состоится тайного заговора после отбоя. Густой сон быстро окутывал меня, затягивая в темноту, в которой нет снов.

И ни единого шанса на побег.

Дата добавления: 2015-11-05