black swon / in (not) always winter

black swon / in (not) always winter

http://ficbook.net/readfic/3154619

Автор: Juda McGrame (http://ficbook.net/authors/30542)

Беты (редакторы): alin mcgrame (http://ficbook.net/authors/30590)

Фэндом: EXO - K/M

Персонажи: сэхун/чонин, лухан

Рейтинг: R

Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Повседневность, AU

Размер: Мини, 12 страниц

Кол-во частей: 1

Статус: закончен

Описание:

сказки и осколки льда /в реальной жизни/

Публикация на других ресурсах:

только с указанием ссылки

Наверное, истории следует начаться с того вечера, когда Сэхун на рождественскую вечеринку выигрывает в танцевальном батле. Организаторы в этот раз – люди из высших кругов, поэтому подарок Сэхун получает весьма характерный.

Два пригласительных в театр оперы и балета.

Наверное, следует сказать еще, что Сэхун занимается современными танцами и работает в ночном клубе в подтанцовке, поэтому от театра весьма далек.

Но отказываться от приза как-то неправильно, верно?

Поэтому в указанный день он зовет с собой Чанёля - одному идти совсем не хочется, но тот лишь засмеивает его, теребя свою проклепанную металлом рокерскую кожанку, мол, нашел, кого позвать. И правильно – кому нужен гитарист плачевного (очень плачевного) андеграунда на зимней сказке.

И Сэхун идет один.

Идет в драных джинсах, растянутой серой футболке и чуть менее рокерской кожанке, чем у Чанёля, но все же. Вид весьма не подходящий подобному мероприятию. Но Сэхуну плевать.

Он ждет начала, старательно делая вид, что не замечает взглядов в свою сторону, проверяя с десяток раз с телефона все свои профили в интернете.

Когда в зале гасят свет, он поджимает губы и смотрит на сцену, где медленно поднимается занавес. Тонкая музыка сопровождает это все, и Сэхун чувствует себя немного неловко, оглядываясь по сторонам. Сидящие вокруг люди наблюдают за происходящим с затаенным интересом, и Сэхун отгоняет мысль о том, чтобы уйти.

Зал театра полон атмосферы свободы и совсем чуждой Сэхуну духовности. Вокруг - та часть искусства, к которой у него совсем не было желания прикоснуться со времен школы.

А еще, атмосфера зимней сказки.

Сэхун следит за действием на сцене, и не сразу вовлекается в происходящее. Это происходит лишь тогда, когда он видит парня, который играет Кая.

Музыка вызывает мелкую дрожь по коже, движения танцоров на сцене более чем грациозно, и Сэхун, фиксируя взгляд на одном лишь темноволосом танцоре в роли Кая, не замечает на сцене больше ничего.

Этот парень – больше, чем танцор. Больше чем актер. У него крайне необычная внешность – темная кожа очень контрастирует со светлой одеждой. Его эмоции пробирают до мурашек.

Сэхун понимает, что возвращается в реальность, лишь когда Кай покидает сцену, предоставляя её танцу Герды.

Он возвращается лишь в конце второго акта, после встречи Герды с разбойниками и путешествия на Северном олене до Царства Снежной королевы.

Сэхун распрямляет спину, усаживаясь ровнее, чтобы лучше видеть сцену.

Декорации в это время меняются, и появляется снежный зал с троном, который словно бы вытесан изо льда. Кай появляется в окружении девушек-снежинок в белых костюмах, у каждой из которой какие-то слоги из слов вышиты на груди серебристыми нитками. Музыка звучит совсем тихая.

Кай пробегает круг изящными шагами, и Сэхун растягивает губы. Движения этого парня совершенны, и никто из танцующих рядом девушек не притягивает взгляда больше, чем он.

Кай танцует эмоционально, встревожено, так, словно хочет показать - он ищет что-то, ищет ответ.

Музыка срывается, когда Кай отталкивает снежинок, и девушки замирают вокруг него. Сэхун закусывает губу в ожидании, а потом видит, как на сцене появляется Герда.

Но, кажется, Кай совсем не узнает ее.

Они кружатся в танце по сцене, и Герда тянется к Каю, стараясь удержать. Она протягивает ему цветок - розу.

Кай тогда словно бы меняется. Он протягивает руки Герде, и они снова танцуют под новую более нежную музыку. Девушки-снежинки вокруг тоже начинают кружиться, и Кай тогда выводит вперед трех из них. Сэхун тогда может прочитать слово, в которое складываются слоги.

«Вечность».

Кай и Герда снова танцуют, и тогда зрители начинают аплодировать. Сэхун медленно сжимает ладони, и не отрывает взгляда от сцены, пока все выходящие танцоры делают поклон, а затем снова выходят Кай и Герда. Они смотрят в зал, держатся за руки, и только тогда занавес начинает закрываться.

Сэхун не знает, зачем ему оставаться, но все же, после выступления он задерживается в небольшом кафетерии на втором этаже.

Он сидит за барной стойкой с чашкой крепкого кофе и совсем не думает, что ждет, чтобы увидеть этого Кая, но уходить сразу не хочется. Время на круглых часах на стене перед ним - половина девятого. Он задерживается минут на двадцать, и еще одна причина - его все равно никто не ждет дома.

Он смотрит в давно опустевший коридор, и тогда замечает вроде бы знакомый силуэт, выходящий из дверей в самом конце. Сэхун думает - он или…

Силуэт оказывается тем самым Каем, который еще полчаса назад был на сцене. Сэхун смаргивает, разглядывая приближающуюся фигуру.

Шаги парня совсем тихие, грациозные, но на его лице ясно читается усталость.

- Неплохой номер, - роняет Сэхун, вставая из-за стойки и небрежно прислоняясь к стене в паре шагов от Кая.

- Мне принимать это как критику или похвалу? - щурится тот, останавливаясь рядом.

Сэхун ловит на себе его изучающий взгляд.

- Скорее второе, - роняет он небрежно. - Критик из меня никакой.

Кай смотрит на него, но ничего не говорит в ответ.

Сэхун тогда называет ему свое имя и признается, что в театре был перед этим в средней школе.

- А свое имя ты мне скажешь, Кай? - спрашивает он, замечая, как тот легко растягивает уголки губ.

Имя Кая - Ким Чонин.

И он говорит, что не думал, что его кто-то ждет.

Они перебрасываются парой незначительных фраз, и Сэхун все время смотрит на Чонина как-то откровенно и компрометирующе. Но Чонин, вроде бы, и не сильно против.

- Если я предложу тебе свою компанию на весь оставшийся вечер, ты откажешься? - вскидывает брови Сэхун.

Чонин чуть щурится, но все же, отвечает:

- Почему ты думаешь, что я откажусь?

Сэхун говорит:

- То есть ты согласен?

Чонин неуверенно растягивает уголки губ.

- Все зависит от того, что еще ты мне предложишь.

Сэхун тогда усмехается и подается чуть вперед - его губы замирают у уха танцора.

- Я же сказал, - бросает он, и чуть понижает голос. - Себя. А еще свою квартиру и лучший секс в твоей жизни.

Чонин тогда неловко отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза.

Сэхун смотрит решительно, не отказываясь от своих слов. Он говорит:

- Мне нужно покурить. Если ты согласен, то я жду тебя на главном входе.

Сэхун спускается по лестнице в холл, а потом выходит к ступенькам. Он не оборачивается.

Курить здесь нельзя, и он мнет в пальцах пачку сигарет.

Чонин выходит следом за ним через пару секунд.

Сэхун сдерживается, не растягивая губы.

Они отходят в сторону, где он может покурить.

Их разговор - обрывистые фразы, но Сэхун не чувствует неловкости, да и Чонин вроде бы тоже. У них совпадает интерес к танцам, но Чонин совсем не удивляется, когда узнеет, что Сэхун танцует в клубах.

Кажется, Сэхун понимает, что они оба в чем-то похожи. Но все равно разноименные полюса.

Но позже Чонин идет с ним - соглашается. Сэхун не думал, что будет так легко.

Позже Чонин признается, что Сэхун просто понравился ему. С этой небрежностью в разговоре, с драными джинсами и пепельной челкой. Сэхун не говорил ему возвышенных комплиментов, от которых порой выворачивало. Сэхун просто проявил симпатию (пусть и с расчетом на секс). Но он смотрел на Чонина как на парня, объекта вожделения, а не как на актера или образ.

Квартира Сэхуна почти рядом - в паре кварталов, так что они доходят пешком.

Чонин не говорит Сэхуну ничего такого, что можно было бы перевести из разряда случайного в личное.

И когда они оказываются в сэхуновской квартире, кофе Чонин тоже не просит.

Они целуются, когда захлопывается входная дверь, и Сэхун смело заводит руки Чонина над головой, потому что чувствует, как тот подчиняется.

В маленькой комнате, где кроме кровати и шкафа у Сэхуна больше ничего нет (все остальные вещи - хаосом атомов вокруг), быстро становится жарко.

Чонин не просит быть осторожным, хотя Сэхун читает это по его глазам.

Чонин лишь вжимается лопатками в белые простыни и запрокидывает голову назад, из-за чего его темные волосы похожи на эскизы графитом на смятом листе бумаги.

Секс получается быстрым и очень трепетным, хотя Сэхун нарочно тянул время, чтобы не кончить слишком рано.

Этот Чонин показался ему больше, чем случайным парнем в его постели.

Кажется, когда они с пару секунд лежат рядом, хватая губами воздух, рука Сэхуна совершенно случайно задевает плечо Чонина. Он вздрагивает, ощущая неостывшую кожу своими похолодевшими пальцами.

Сэхун ничего не говорит, и уходит на кухню, но возвращается спустя меньше минуты.

Он большими глотками пьет из пакета томатный сок, а после садится на постель и протягивает упаковку Чонину.

Сэхун все еще не может привести дыхание в норму и откидывается на подушку.

Он говорит:

- Это был лучший трах в моей жизни.

Чонин думает, что тот преувеличивает и никак не комментирует сказанное.

(Но Сэхун, в общем-то не преувеличивает).

Чонин тоже быстро глотает сок, потому что в горле совершенно сухо, и тут же морщится, чувствуя весьма ощутимую горечь. Он разглядывает надпись на упаковке – томат с острым перцем.

Сэхун растягивает губы, замечая его реакцию.

Он говорит:

- Мой любимый.

И тут же добавляет, вдруг Чонин не так понял:

- Сок, в смысле.

Чонин щурится:

- Сейчас я претендую только на то, чтобы остаться у тебя, если ты не против.

Сэхун не против.

Он говорит:

- Можешь быть Каем в моей неотапливаемой квартире - она вполне претендует на звание снежного королевства.

Чонин смеется, проводя рукой сквозь волосы.

- А горячий душ у тебя хотя бы есть?

Сэхун жмет плечом.

Он забирает у Чонина сок и нависает сверху.

И предлагает пока остаться в постели.

И Чонин совсем не против, когда чувствует его губы, опускающиеся ниже его живота.

Утром Сэхун просыпается, слыша шорох подбираемой Чонином с пола одежды.

Он переворачивается на бок, щурясь, и смотрит, как Чонин одевается.

- Ты куда собираешься? - спрашивает Сэхун, протирая сонные глаза. Он не хочет, чтобы Чонин куда-то уходил сейчас.

Тот же наспех застегивает рубашку и отвечает:

- У меня репетиция на десять.

Сэхун морщится.

- До вечера еще далеко вроде.

Чонин усмехается, пересчитывая рассыпавшиеся из кармана деньги.

- Я же в театре работаю, а не в клубе, - напоминает он. - У нас репетиции начинаются утром.

- Не думал сменить работу? - хмыкает Сэхун, усаживаясь на постели и потирая обнаженные плечи. - Ненавижу эти ранние подъемы.

Чонин же качает головой.

- Я люблю балет, сколько себя помню, - признается он. - Занятия с детства, театр по выходным.

Сэхун беззлобно усмехается:

- Скукота смертная, наверное.

Чонин растягивает губы.

- Ты просто к этому не привык. А я все время проводил в театре. И мечтал стать ведущим танцором.

- Значит, мечты сбываются? – Сэхун вскидывает брови.

Чонин неопределенно жмет плечом. Его лицо в этот момент меняется, становясь совсем нечитаемым.

Он говорит:

- Кажется, я еще не достиг той высоты, откуда больно падать.

Сэхун щурится:

- Зачем вообще падать?

А Чонин ловит его взгляд, но уже не отвечает, роняя, что ему пора.

Сэхун смотрит на него с пару секунд и говорит:

- Поцелуешь меня?

Чонин поджимает губы и медленно подходит ближе.

Он спрашивает:

- Значит это не только на одну ночь?

Будь перед ним не Чонин, а кто-то другой, Сэхун без раздумий выставил бы его за дверь.

Но перед ним был именно Чонин.

И Сэхун тогда снова вспомнил сказку.

Разве Кай мог сам уйти из замка снежной королевы?

И совсем не то, чтобы они начали встречаться.

Просто Сэхун подумал, что с Чонином ему было хорошо, и решил не думать ни о каких сентиментальностях.

Правда, Чанёль стал реже заходить, но Сэхун посчитал секс достойной заменой вечерам с другом.

Они созваниваются примерно через пять дней.

И почти сразу же Сэхун хочет положить трубку.

- И как там твой балерун? – спрашивает с ухмылкой Чанёль.

Сэхун говорит ему – пошел ты.

А после добавляет:

- И он танцовщик, - плюс выразительный (испепеляющий) взгляд. - Танцовщик, понятно тебе?

Чанёль не спорит, но ни разу после не зовет Чонина ни по имени, ни артистом балета.

- Все эти высшие эшелоны общества не по мне, - поясняет он нежелание запоминать тонкости, в которые и сам Сэхун с трудом вникает.

- Эшелон – это связано с военным делом, - бросает тогда младший как бы между прочим.

- А еще это большая семья фанатов группы Джареда Лето, - Чанёль смотрит на него едким прищуром карих глаз.

На этом их разговор заканчивается.

Сэхун вовлекается в жизнь Чонина примерно так же, как и Чонин в его.

Сэхун еще раз идет в театр, Чонин же соглашается зависнуть в клубе, где работает Сэхун.

Именно тогда Сэхун знакомит Чонина с Чанёлем. Они стоят возле бара, и пока Сэхун с Чанёлем пьют джин-тоник, Чонин заказывает минералку.

Чанёль рассказывает что-то о предстоящем концерте его группы

- Мы играем нео-грандж, говорит он Чонину.

'Думаю, вы играете полное дерьмо', красноречиво говорит взгляд Чонина.

Но Чанёль ловит кивок танцовщика, принимая его как что-то из серии 'круто, чувак'.

Сэхун же совершенно верно трактует для себя прищур чониновских глаз.

Когда позже они обсуждают эту ситуацию, Сэхун бросает, что хотел бы увидеть лицо Чанёля, скажи ему Чонин правду.

- Если бы я сказал ему то, что думаю, он бы невзлюбил меня еще больше.

- Как тебя можно не любить, - хмыкает Сэхун, и тут же прикусывает губу. - Ну, в смысле-

'я же тебя люблю', - продолжает его взгляд, - 'вернее, не совсем так', - и толика замешателства, - 'не совсем это слово'.

В общем, глаза Сэхуна в этот момент отражают тотальный crash сентиментальной откровенности, а это совсем not his style.

Чонин вскидывает брови.

- Я понял.

Сэхун все еще надеется объясниться (он открывает губы в немом ответе), но Чонин не дает.

- Не продолжай.

(Разговор, вроде бы, окончен?)

Сэхун старательно не ищет никаких причин разобраться в происходящем. Чонин не требует никаких ярлыков к их отношениям, да и вообще ничего особо от Сэхуна не требует.

Он только засыпает в его постели (чуть больше раз за неделю в его, чем в своей) и легко поддается на любые провокации младшего.

Как-то Чонин признается, что он даже с девушкой толком не мог встречаться в школе - все время занимали репетиции. После - тем более, потому что балет стал его работой, и он совсем не мог пропускать репетиции. Чонин отодвинул в сторону личную жизнь, чтобы сосредоточиться на карьере. Он хотел стать ведущим артистом балета (и, кажется, у него это почти получилось).

Они говорят об этом, запутавшись в смятых простынях после того, как Сэхун разрешает Чонину взять его - первый раз, потому что Сэхун ужасно упрямый - он привык, что инициатива в постели принадлежит ему.

Он говорит Чонину:

- Значит, с девушкой у тебя секса не было?

Тот поджимает губы и прячет свое смущенное лицо в подушке.

Сэхун тогда опускает руки на чониновские бедра и целует его в плечо, оставляя влажный след.

- Мне еще ни с кем не было так хорошо, знаешь, - признается он.

Чонин тогда улыбается одними уголками губ и спрашивает:

- Расскажи мне про свой первый раз с парнем.

Сэхун удивленно вскидывает брови и тут же фыркает.

- Зачем тебе?

Чонин жмет плечом и подается вперед, целуя младшего в ключицы. Он просит снова - ну, расскажи.

Сэхун недовольно цокает языком, но все же вспоминает:

- Первый класс старшей школы. С парнем из параллельного, мы как раз вместе ходили на танцы.

Чонин не прекращает целовать его шею, и Сэхун закрывает глаза.

Он говорит:

- Мы репетировали номер для школьного концерта. Сейчас это уже не имеет значения, - он хочет оборвать рассказ, но замечает заинтересованный взгляд Чонина.

Сэхун кусает губу:

- Он мало что говорил, знаешь. Все-таки, он был из Китая, и с корейским были проблемы. Но одно он сказал в тот день весьма понятно - он сказал, что хочет меня.

Чонин словно бы ревниво прикусывает его кожу и тут же сделает бедра Сэхуна.

Тот шумно выдыхает, но продолжает говорить:

- Он трахнул меня на полу в том же танцевальном зале. И, Чонин, тогда я точно понял, что мне нравится, когда все так… грубо. С девушкой так не получится. Я пробовал потом не один раз.

Чонин ждет пару секунд, а потом спрашивает:

- А как его звали?

Сэхун поджимает губы. Мысленный камбэк в прошлое вызывает странные ощущения.

Перед тем, как устало закрыть глаза, он роняет имя.

- Цзытао.

Чонину не очень знакомо чувство ревности, но он почему-то начинает мгновенно корить себя за то, что вытянул из Сэхуна такие признания о прошлом.

Представлять его с кем-то другим кажется Каю чем-то вроде пытки, хотя он никоим образом не стремился привязать Сэхуна к себе.

(Кажется, никто не называет любовью отношения на грани секса и отрешенно-грубой сентиментальности, но кому какое дело до признаний?)

Как-то Сэхун заходит к Чонину в театр в конце репетиции.

Их звонки друг другу и посреди ночи, и посреди дня уже становятся чем-то обыденным. Они знают вкус гуд друг друга, знают каждый изгиб тела. Ни говорят обо всем, не чувствуя никакой напряженности.

Только вот внутренние изгибы чувств и ощущений остаются в разделе тем с негласной пометкой «табу».

Сэхун проходит по знакомому коридору через служебный вход в репетиционный зал. Там достаточно светло от ламп дневного света, которые отражаются в зеркалах на всю стену.

Чонин выглядит довольно и устало, его волосы чуть мокрые. Сэхун каждый раз заново изучает его идеальную фигуру и обтягивающей тренировочной одежде, подавляя желание взять его прямо в этой комнате.

В этот раз Сэхун сразу отвлекается на другого человека в зале.

Рядом с Чонином – грациозная тень парня со светлыми волосами. Оттенок карамель, легкий тон перламутра. Сэхун угадывает в нем довольно профессионального танцора, только вот его Кай все равно превосходит его плавностью движений и эмоциями.

Чонин замечает в дверях Сэхуна, и представляет ему того парня, который занимается вместе с ним.

Его зовут Лухан.

Его тонкая ладонь на удивление сильно сжимает пальцы Сэхуна.

Занятие явно окончено.

Сэхун предпочитает ничего не говорить, когда слышит, как Лухан прощается, выходя из зала.

- До завтра, Чонин.

Мягко, слишком мягко он произносит именно имя Чонина. Сэхуну тошно. Он сам не понимает, как это его чувства (чувства?..) обостряются в этот момент настолько сильно.

Чонин, кажется, совершенно ничего не улавливает в глазах обоих.

(А Сэхун не объясняет, почему слишком грубо берет его этой ночью).

Сэхун возвращается к теме Лухана лишь неделю спустя.

Он снова приходит в театр к Чонину.

Когда они остаются вдвоем в раздевалке, Сэхун смотрит на то, как Чонин переодевается, а потом говорит:

- Этот Лухан, он ведь к тебе неравнодушен.

Чонин смаргивает пару раз и спрашивает:

- Что?

Сэхун усмехается.

- Ты что, правда не замечаешь, как он на тебя смотрит?

- Как? - Чонин сглатывает, застегивая верхние пуговицы на рубашке. - Мы просто работаем вместе.

- Ну конечно, - едва слышно хмыкает Сэхун. – Все обычно так и начинается.

Чонин хмыкает.

- Ты что, - он медленно наклоняет голову, - ревнуешь?

Сэхун вздергивает брови и предпочитает не отвечать, находя в кармане пачку сигарет:

- Жду тебя на улице.

А еще он предпочитает не думать о том, как Чонин пристально смотрит ему в спину, когда он выходит.

А потом наступает какой-то фееричный перелом (Сэхун уже позже понимает, что это была та самая точка отсчета нового времени).

- Мы ставим Лебединое озеро, - рассказывает Чонин как-то после долгого секса, и Сэхун наиграно вскидывает брови по типу вау, ну надо же.

Чонин, кажется, его взгляда не замечает. Его глаза загораются еще ярче, чем в момент оргазма, и он садится на постели, пристально глядя на Сэхуна.

- Но мы решили немного перекроить идею. Все-таки, пора возрождать театр современности.

- Перекроить? - Сэхун все-таки подает голос ради приличия, и закуривает сигарету, не удосуживаясь даже сесть.

- Я играю черного лебедя, - Чонин закусывает губу. - Лухан белого. Понимаешь?

Сэхун выжидает паузу. Выдыхает дым. И жмет плечом.

- По-моему, в фильме, - неуверенно начинает он, вспоминая голливудскую экранизацию. - Черного лебедя играла Натали Портман. И она вроде бы девушка. А вы с Луханем вроде как нет.

Но тут он понимает.

- В этом вся идея, - растягивает губы Чонин.

- Вы же меняете сюжет, - хмурится Сэхун, хотя ему вроде как все равно. Он приподнимается, прислоняясь спиной к стене.

- Мы просто вносим корректировки, - отвечает Чонин. - Тем более это мой шанс попасть на большую сцену. Если постановка наделает шума и привлечет нужных людей, нас могут пригласить в Сеул.

Сэхун теряется. Чонин говорит ему о своих перспективах вырваться в столицу, а он думает в этот момент только о себе. Он думает – Чонин уедет, а сколько ему самому придется оставаться в этом городе?

Он не хочет поддаваться зависти или ревности, которые накрывают его в этот момент, и тогда он говорит:

- Но ведь никто никогда так не делал.

Чонин щурится:

- С каких пор тебя пугает выходить за рамки привычного?

Сэхун не смотрит ему в глаза.

Чонин говорит:

- Ты вряд ли знаешь, но в нью-йоркском балете Трокс* нет ни одной девушки. И это не мешает им ставить одни из лучших шоу.

Сэхун говорит:

- Я сдаюсь. Просто, - он выдыхает дым, - не хочу, чтобы тебя потом поливали грязью все эти газетенки.

Чонин смотрит на то, как он снова затягивается никотином, и жмет плечом.

Он говорит:

- На тебя не похоже. Но я уверен, они будут боготворить нас.

И наклоняется к Сэхуну, убирая его руку с сигаретой от губ, чтобы поцеловать.

Тот не сопротивляется, выдыхая в рот Чонина оставшийся в легких дым.

Сэхун просто спрашивает после:

- Ты уверен?

Чонин решительно кивает.

- Это современный взгляд. Это смело и добавит новых чувств.

Сэхуну хочется спросить – «это ты, говоря сейчас о новых чувствах, не имеешь в виду чувства Лухана к тебе?».

Он не может понять, почему его грудь распинают все эти склочные ощущения.

Но он говорит лишь:

- Ну, да, будет здорово.

Наверное.

Чонин уходит в душ, и Сэхун рад, что на этом их разговор закончен.

Но ближе к вечеру эта тема всплывает вновь.

Сэхун понимает почему – в мыслях Чонина эта постановка сейчас на первом месте. И он никак не в силах это изменить.

Чонин говорит ему о том, какая у него будет роль.

И Сэхун закусывает губу.

- Значит, ты на темной?

- Можешь называть как угодно, - смеется Чонин. - Я играю Черного лебедя.

- Ну, это ведь значит, что ты бэд бой? – все же щурится Сэхун слегка игриво.

- Вроде того, - отмахивается Чонин.

- А Лухан хороший значит? – бросает младший с оттенком насмешки.

Чонин хмыкает.

- Это просто роли.

- Ага, - Сэхун вздергивает брови. - Конечно.

Роли.

Сэхун мерзнет от порывов холодного воздух из открытой форточки - за окном сильный ветер, но он почему-то не закрывает его. Ветре мечется по улице, теребит флаги соседней заправки, теребит так сильно, что кажется вот-вот сорвет и унесет их прочь.

Сэхун смотрит на них помимо воли, просто очень сложно оторвать взгляд и заставить себя думать о чем-то другом.

Чонин снова на репетиции. У Сэхуна работа в клубе сегодня. Они увидятся только завтра, возможно. А возможно и нет. Сэхун почему-то ловит себя на мысли, что Чонин слишком отличается от него, но, наверное, именно поэтому Сэхуна так сильно и тянет к нему.

Сэхун не признается себе, но он влюбился еще тогда, впервые увидев Чонина на сцене. Влюбился в образ ледяного мальчика, а Чонин оказался самым обычным человеком без всяких осколков в сердце. Самый обычный человек, с мечтами, несовершенствами и явной нехваткой сна. Чонин - никакой не Кай, эта роль больше подходит Сэхуну с его эгоистичным характером и неверием в любовь.

Только вот Сэхун слишком горд, чтобы примириться с этой ролью.

Когда Чонин называет дату, когда постановка нового балета покорит театр, Сэхун отмечает в воображаемом календаре, что они «вместе» почти полгода.

Чонин спрашивает:

- Ты же придешь на премьеру?

Сэхун ведет плечом, но все же, соглашается.

Он говорит:

- Разве чтобы увидеть Лухана в трико.

Чонин неуверенно улыбается и бросает:

- Он будет не в трико, это тебе не комиксы.

Сэхун без угрызений совести тянет – а жаль. Но все же, прийти обещает.

День премьеры бьет черно-белыми красками по самым глубоким чувствам.

Много эмоций, рвущий нервы оркестр, все оттенки драматизма в танце и порывах музыки.

Чонин на сцене – почти совершенство (как, впрочем, и в жизни).

Сэхун (почти) в восторге от постановки (он даже почти готов признаться в этом, как и во многом другом, Чонину), пока не замечает его в гримерке вместе с Луханом. Слишком близко. Слишком кричаще. Слишком прозрачно (для Сэхуна).

Губы Лухана выглядят покрасневшими (или всему виной освещение).

А Лухан замечает его силуэт.

Он что-то тихо говорит Чонину - Сэхун точно не разбирает слов, и выходит из гримерки через другую дверь (лишь бы не оказаться рядом с Сэхуном?).

Чонин выглядит растерянно и дышит как-то тяжело.

- Сэхун, - он поворачивается, убирая с лица влажные пряди волос.

- Ты целовался с ним? - Сэхун смотрит на Чонина в упор, а тот лишь смаргивает, удивленно вскидывая брови.

Он щурится:

- С чего ты взял?

Сэхун жмет плечом.

- Ваша постановка явно будет иметь успех.

Чонин выкидывает брови.

- И из-за этого я должен тебе с кем-то изменять?

- Мне плевать на измены, - говорит Сэхун. - Но я спросил не за кого-то, а конкретно за Лухана.

Неловкая секундная пауза сталкивает их взгляды как удар молнии и поверхность воды.

- Так ты ответишь? - спрашивает Сэхун.

Чонин поджимает губы.

Он говорит:

- Не считаю нужным.

Сэхун отвечает слабым кивком.

Перед тем, как уйти, в этот раз он не прощается.

Сэхун почему-то полностью поддается ревности, которая внутри него сжигает все неукротимым пожаром.

Он не говорит Чонину, что еще минут десять назад был влюбленным в него еще больше, чем когда увидел впервые.

Он не говорит этого ни сейчас, ни завтра, ни когда в конце недели Чонин оставляет ему сообщение на домашний телефон.

Чонин уезжает в Сеул на гастроли.

Для Сэхуна это как взрыв атомного реактора.

Он звонит Чонину на следующий день, выпивая в баре немного соджу.

Чонин не ждал его звонка.

Сэхун бесится, когда слышит на фоне знакомый китайский акцент чониновского партнера по балету.

- Значит, ты так решил?

Сэхун тонет в море ревности, хотя кроме догадок у него ничего больше нет.

(Кажется, он становится уязвимым белым лебедем).

Чонин пытается оправдаться (у него есть оправдания), только Сэхун ничего не хочет слушать. Он желает Чонину удачи в Сеуле, много чего грязного говорит о Лухане, о том, как паршиво поступать так с близкими, и не менее паршиво ему самому оставаться в этой грязной дыре, не имея никаких шансов вырваться так, как это удалось Чонину.

В Сэхуне говорит злость, отчаяние и алкоголь.

Чонин вешает трубку.

Он пишет Сэхуну через пару дней: «я уезжаю завтра с утра. попрощаемся? перезвони»

Но Сэхун так и не перезванивает.

И Чонин уезжает.

Сэхун же остается один с той же бесперспективной работой, предпочитая напиваться с Чанёлем по выходным и слушая отстойный нео-грандж в исполнении группы друга.

(Кажется, лучшего саунда и не подобрать к этой черной дыре в его жизни).

Сэхун старается просто не думать о Чонине. Не думать, не вспоминать, не представлять все эти нестерпимые «а если».

Никаких «если». Никаких «может быть».

Чонин далеко, и не оставляет после себя ничего. Даже обещаний.

(В сердце Сэхуна попадает осколок, и сам он попадает в вечную зиму).

***

Они встречаются через четыре месяца, когда Чонин приезжает из Сеула.

Кажется, слишком много проходит времени, и Сэхун не думает, что у них вообще что-то получится. Он ведь сказал Чонину много таких вещей, каких совсем не имел в виду. Ему просто было больно смотреть, как чья-то мечта исполняется, а сам он остается все тем же мальчиком на подтанцовке в дешевом клубе, где его имя знают лишь единицы.

Поэтому Сэхун очень удивляется, когда видит на своем пороге Чонина.

Чонин выглядит так, как Кай в том первом балете в финале, когда осколки в его сердце растаяли.

Он не говорит «привет», а просто протягивает Сэхуну розу и долго смотрит в глаза.

Сэхун тогда неуверенно принимает цветок и начинает:

- Или ты приехал навсегда попрощаться, или –

- Сейчас я здесь, - отвечает Чонин.

Сэхун щурится:

- Давно приехал?

- Час назад, - говорит Чонин.

Сэхун поджимает губы.

- Надолго?

Чонин жмет плечом.

- Не уверен, - и тут же осекается. – Вернее, не знаю. Но я не обещаю, что больше не уеду, - он медленно заходит в квартиру. Сэхун отступает назад. - В следующем сезоне наш балет снова хотят видеть в Сеуле.

Сэхун говорит:

- Может, проще тогда переехать?

Чонин поджимает губы, и тут же вскидывает голову.

- Разве Кай остался в Царстве Снежной королевы? - спрашивает он.

- Ну, знаешь, - Сэхун без тени улыбки ведет плечом. Он все еще не верит, что Чонин сейчас перед ним. - Сеул вполне даже теплый город. И вечность в славе лучше провести там, чем здесь.

Чонин тогда качает головой и осторожно касается воротника помятой рубашки младшего.

Сэхун сжимает розу в руке.

- Какая вечность? – спрашивает Чонин, но не ждет ответа. - Ты удивишься, но я не могу бросить свой театр. И тебя тоже.

- Но мог бы? - Сэхун щурится.

Чонин поднимает ладонь к сэхуновской шее.

- Тебе обязательно портить момент? – он кусает губу.

Сэхун хмыкает, позволяя приблизить к себе лицо.

Он говорит:

- Ты хотел сказать – всю романтику, верно? Но я ведь плевать не нее хотел, ты это зна…

Договорить ему Чонин не дает. Он закрывает рот Сэхуна требовательным поцелуем, и тут же толкает младшего к стене.

Сэхун режет пальцы о шипы цветка в своей руке, и тут же роняет его, поднимая руку к щеке Чонина.

Он жадно отвечает на поцелуй и мажет по скуле Чонина своим порезом.

Тот перехватывает его пальцы своими и прижимается губами к его ладони.

Сэхун встречает его взгляд.

Он спрашивает:

- Ты серьезно?

Чонин спрашивает:

- Что?

Сэхун поджимает губы, но говорит:

- Хочешь быть со мной.

А Чонин говорит:

- Иначе я бы не вернулся.

___

В каждой сказке, наверное, весь мир соткан из особых звезд.

В долине Снежной Королевы звезды когда-то растаяли и превратились в ледники.

Снежинки белые. Снежинки черные.

Там зима растаяла, потому что Герда умела любить и научила этому Кая.

И вот вместе они уже не пленники ледяных осколков.

Кай и Герда возвращаются домой. И кажется, они уже совсем взрослые.

___

*имеется в виду всемирно известный нью-йоркский балет Les Ballets Trockadero de Monte Carlo (или просто The Trocks)

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/3154619

Дата добавления: 2015-11-04