– Ты придираешься к аргументу.
– Другими словами, по-твоему, человеку нормально жить без любви.
– О нет. Я полон любви. Можно назвать меня проповедником любви. Ты поймёшь это исходя из того, что меня зовут Наое Канецугу
[16]
.
– С каких пор тебя зовут Наое Канецугу?
Не зовут.
Ни разу не называли.
– Однако нелюбящий брат, – сказала Цукихи.
Кстати, её нога всё ещё стоит на моём плече. Положение, в котором носок находился совсем рядом с моим лицом, скажем так, было несколько неудобным. Мне хотелось об него потереться.
– Нелюбимый брат, скажи
– Эй, сестра. Не говори обо мне так, будто я какой-то толстый терпуг
[17]
.
– Нелюбящий брат, скажи.
Цукихи молча проигнорировала моё возражение и продолжила спрашивать.
Несмотря на то, что мы уже больше десяти лет живём под одной крышей, я не знаю, по какому принципу она решает, когда молчать, а когда отвечать.
– Ты не ненавидишь девушек?
– Хм? Что ты хочешь сказать?
– В смысле, ты не похож на женоненавистника.
– Да, и никогда им не был. Много раз я пытался казаться мизантропом-пессимистом, но я говорил, что делаю исключение для девушек.
– Большая часть человечества оказывается исключением.
– Верно.
К вашему сведению, эти слова были шуткой. Я никогда такого не говорил и вообще не пытался казаться мизантропом-пессимистом.
В беседе с моей сестрой, однако, мне лучше оставаться серьёзным и следовать фактам.
Я не смог остаться серьёзным.
Но ладно.
Тем не менее…
Я никогда не пытался казаться диким мачо.
Я не ненавижу девушек, и у меня нет проблем в общении с ними – по крайней мере, я так думаю (я не настолько уверен, чтобы утверждать это).
– Эм. Ну, это правда. Несмотря на то, что ты никогда никого не приводил с собой, раньше ты часто играл с моими друзьями и друзьями Карен-тян.
– Да?
– Ага. Ты был популярен среди наших друзей.
– Что? Я был Тимотеем?
Я могу быть частью шампуня.
Я быстро разбогатею.
– Первый и последний раз ты был популярен.
– Было такое время, ага… ладно.
Раз уж она упомянула, я вспомнил, что раньше Цукихи приводила друзей так, будто это была процессия феодального лорда, и играла с ними в Игру Жизни. Если количество друзей было нечётным, то меня втягивали в игру.
Но это было очень давно.
Я даже не скучаю по тем временам.
– В любом случае, я не ненавижу девушек. Всю свою жизнь я не был особо разборчив в их отношении.
Факт в том, что такой уж я.
Холодный и сухой, чью человечность я определял как песчаные дюны Тоттори, сейчас трясся, и, если подумать, то это значило, что происходит что-то важное. Возможно, небо и земля поменяются местами.
– И потому ты попросил у меня любовного совета.
– Да. Именно. Ну, я много чего сказал, но я вовсе не прошу однозначного ответа. Я подумал, что хотел бы использовать твой случай для сравнения. Твоего парня зовут, эм, Росокузава-кун?
– Да. Ты помнишь его.
– Только имя.
Никогда его не видел.
Не то чтобы я не помню ничего кроме имени. Я и не знаю ничего кроме имени.
– В какой момент ты решила, что он тебе «нравится»? Если честно, я хотел бы, чтобы ты ответила.
– Ну, я…
Цукихи засомневалась, надула губы и какое-то время молчала.
Возможно, она не столько сомневалась, сколько просто смущалась.
Какая милая негодница.
Я захотел поцеловать её.
– Да просто так.
– Просто так.
– Да. Ничего конкретного. Просто захотелось.
– А это нормально?
– Нормально. Такая уж штука – любовь.
Её последние слова показались поспешными. Возможно, она снова прятала смущение, но почему-то мне подумалось, будто она быстро оборвала объяснение.
Она сдалась?
Она настолько не верит в своего брата?
Это грустно.
Не зная, когда стоит сдаться, я начал сопротивляться.
– Ну тогда забудем о том шаге, расскажи, с чего всё началось. Почему ты вообще запала на этого Росокузаву-куна?
– Тоже просто так.
В этот раз она ответила мгновенно.
Однако это и правда был поспешный, раздражённый ответ.
Возможно, она не хотела говорить о себе – и я вполне мог понять её, но теперь, когда мы зашли так далеко, с её стороны это эгоистично.
– Причины не было. Просто так, просто так, просто так, – бормотала надувшаяся Цукихи. – Просто так, просто так, просто так. Я подумала, он мне нравится. Я почувствовала, что он мне нравится. Я поняла, что он мне нравится. Вот так.
– Есть предел нюансам.
И что это за трёхступенчатый процесс.
Даже если бы мне сказали, что так оно и есть, я не смог бы понять.
– Что мне в нём нравится. Я могу это по-разному сказать. Например, он классный, он добрый, высокий, богатый, я много причин могу придумать.
– …
Кто-то может подумать, что «богатый», затесавшееся среди её любимых черт, показывало суть Цукихи простым и понятным образом.
Но это было неважно.
Важна была следующая фраза.
– Однако, всё это ложь.
Вот эти слова.
– Можно сказать, что попытка понять чувства разумом – это гордыня. Не надо искать логики в искажении. Ты решил, что кто-то тебе нравится, и теперь пытаешься построить лестницу к этому заключению.
– Лестницу.
– Возможно не лестницу, а ракету. Да, похоже на строительство ракеты.
Цукихи захлопала в ладоши – похоже, это было хорошее сравнение, с которым она согласилась. Соглашаться с собой нечестно.
– Если ты думаешь, что хочешь быть с ней всегда, это любовь. Знаешь пословицу, брат?
– Какую пословицу?
– Тот, кто влюбился в лягушку, увидит лягушку на луне.
– Нет, никогда не слышал такой пословицы.
Однако её смысл я понял мгновенно.
Нет более понятной пословицы о любви.
И в то же время, я понял ее сбивчивые объяснения – если ты любишь кого-то, причина тебе не нужна.
Построить ракету, чтобы отправиться на луну, ха.
Действительно, «почему он тебе нравится?», «что тебе в нём нравится?» – неправильные вопросы. Спрашивать о том, в какой момент человек начинает «нравиться» – абсолютно бессмысленно.
Это не что-то строгое.
Это весьма расплывчато.
– Ладно, понятно, из-за одной теории, проникшей в мою голову, я никого никогда не любил.
– Ну, нельзя сказать, что ты не любящий человек. Любить других и любить одного человека – две стороны одной медали.
– Правда?
– Да. Заниматься благотворительностью, в конечном счёте, – то же самое, что не любить никого. Равенство и честность могут быть любовью, но не симпатией. Выбирать одного незаменимого человека – это дискриминация. Благотворительность и дискриминация не могут сосуществовать.
«Ты филантроп», – сказала Цукихи.
Хм.
Вот как… почему-то мне показалось, это была не похвала.
Даже если мне сказали что-то хорошее, я почему-то вспомнил весенние каникулы.
К чему привела моя благотворительность на весенних каникулах.
Меня заставили вспомнить, хоть я и не хотел этого.
– Люди, которые любят всё человечество, становятся святыми. Но разве ты можешь представить святого, переживающего из-за новой любви?
– Не могу.
Мне показалось, что это будет значить, что он отдастся мирской суете.
Хм.
Ну, даже если с дискриминацией она перегнула палку, любовь – это всё равно нечто мирское.
Она отличается от филантропии.
Абсолютно во всём.
– Если человек сможет любить всё человечество как личностей, он будет сильнейшим.
– Жаждать всего человечества… да уж. Это будет сложно. Даже не сложно, абсурдно.
– Думаю, это больше похоже на непостоянного прелюбодея.
– Хм.
Но даже столь глубокая беседа ни к чему не привела.
Забудем о концепциях и определениях.
Если тема беседы слишком расширится, я не смогу всё собрать.
Мы говорили про Х-сан из моего класса.
– Как ты и говоришь, я одинокий парень, никого не любивший с рождения, но такой уж я человек. Я, Арараги Коёми, прямо сейчас, в 18 лет, наконец-то влюбился. Как мне кажется.
– Нет! Не говори «как мне кажется», пора решить раз и навсегда!
Цукихи наклонилась и с громким хлопком положила руки мне на плечи, чтобы поддержать меня.
И с энергичной улыбкой объявила:
– Абсолютно точно!
– Абсолютно точно…
– Ты влюбился! Решено!
– Решено?!
– Да! Решающая загадка разгадана!
Лицо Цукихи приблизилось к моему, и мы столкнулись лбами. На этом ужасающем расстоянии я чувствовал даже её дыхание.
– Ты любишь Х-сан! Я так решила.
– Если ты решила за меня, я ничего не могу с этим поделать…
Я был подавлен её силой.
У меня не было выбора, кроме как согласиться.
Нет, это был не просто выбор.
– …
Она была права. Да.
Как и сказала Цукихи.
Я ни капли не понял, правда ли то, что она сказала – но сделаем вид, что это так.
Возможно, «люблю» значит «я могу любить её».
Я думаю, я люблю её.
Я чувствую, что люблю её.
Я понимаю, что люблю её.
Я думаю, я хочу остаться с ней навечно.
Вот так.
– Верно. Хорошо, я поборол свои проблемы, Цукихи-тян. Заставить того, кого называли сверхспокойным ребёнком, преодолевать – это достижение. Похоже, до этого момента я смотрел на тебя сверху вниз.
– О, нет-нет-нет. Я ничего такого не сделала.
Цукихи застеснялась.
Она с улыбкой закрыла лицо руками.
Вполне по-человечески естественно захотелось смутить её ещё сильнее.
Или по-братски естественно.
Застенчивая младшая сестра – это такая прелесть!
Моэ-моэ!
– Ты лучшая сестра в мире, Цукихи!
– Быть того не может.
– Я всегда считал, что однажды у тебя получится. И вот этот день настал. Сегодня ты достигла уровня Мариллы, и тебе не понадобилось ждать, пока исполнится 50. В самом деле, скорость твоего развития изумила меня. Твоё присутствие столь подавляет остальных, что если кто-то упомянет Карен-тян, я не пойму, о ком он говорит.
– А-ха-ха-ха.
– Ты не просто так моя сестра.
– Э? Сам себя не похвалишь?…
Цукихи пришла в себя.
Меня раскусили. Она очень внимательна.
Я собирался воспользоваться моментом, чтобы научить Цукихи быть «сестрой, которая радовалась за брата», но что-то пошло не так.
В то же время я попытался превознести Цукихи, унизив Карен, но это она проигнорирована.
Шутки в сторону.
– Позволь мне выразить свою благодарность. Спасибо, Цукихи-тян.
– Пора уже.
«Впервые мне задали столь базовый вопрос», – сказала она с облегчением.
– Я много чего говорила, но любить другого человека настолько же естественно, насколько естественно для собаки лаять. Не о чем волноваться, брат.
– Понятно. Это естественно.
– Да. Это нормально.
– Нормально, что в классе есть девушка, в которой я заинтересован.
– Нормально!
– Нормально, что даже на уроках я смотрю на её место, а не на доску.
– Нормально!
– Нормально, что даже по пути из школы я ищу её, даже думаю, что случится, если мы случайно встретимся. Даже когда я покупаю журналы, я думаю о всяком.
– Нормально.
– Нормально, что я хочу помацать её грудь.
– Нет.
Беседа оборвалась
– Хм?
– Хм?
Мы обменялись взглядами, будто пытаясь понять, что каждый из нас будет делать дальше.
Никто из нас не знал, почему беседа оборвалась.
– Э? Что? Цукихи-тян. Что ты такое говоришь?
– Э-э-э? Это я виновата?
– Не лучше ли тебе сесть?
– А, да. Хорошо.
Растерянная Цукихи села.
Брат и сестра сели друг напротив друга.
Это что, чайная церемония?
Об этом постоянно забывают, но Цукихи состояла в чайном клубе.
– Я говорил о том, что грудь Х-сан необычайно привлекательна, так что я хочу потискать её, я хочу помацать её, понимаешь? Вот о чём я говорю.
– Э-э? Может, я глупая, я слышу, что ты говоришь, но понять не могу. Такое впечатление, что в моей голове после твоих слов есть только две мысли: «я не слушаю» и «я не спрашиваю».
– Э-э? Ты безнадёжна. Боже мой, с такой глупой сестрой брат хлопот не оберётся.
Я снова перевернул свою оценку с ног на голову.
Эти быстрые смены отношения, честно говоря, меня пугали.
– Я думаю, не все об этом знают, или я один в классе знаю об этом, но у этой девушки есть два арбуза, и у меня просто нет иного выбора, кроме как помацать их, понимаешь?!
– Прости, брат, не мог бы ты перестать использовать примитивные слова вроде «потискать» и «помацать»?
– Хм? А, понял.
Я терпеливо принял просьбу сестры.
– В таком случае, у меня нет выбора, кроме как потрогать их, понимаешь?!
– Теперь это звучит не примитивно, а мило.
«Не знаю», – сказала Цукихи, поддавшись унынию.
Мне показалось, что она смотрела на меня глазами, которыми смотрят не на брата, а на извращенца. Наверное, это была галлюцинация.
Должна была быть.
Это, наверное, какой-то фокус.
– Другими словами, то, что я хочу трогать грудь Х-сан и только её – это любовь.
– Нет.
Цукихи категорично отрицала.
Несмотря на краткость, её голос был настолько упрямым, что у меня пропало всякое желание спорить.
Хм-м-м.
Она правда упрямая.
Однако, я сжал кулаки и смело вызвал Цукихи на поединок.
– Но я никогда не хотел трогать грудь той, кто мне не нравится. Потому я считаю, что это чувство и есть любовь.
– Если ты об этом в самом деле думал, то я чувствую груз ответственности за то, что позволила тебе сохранить такое суждение…
Лицо Цукихи было таким же, как у археолога, который пробудил демона разрушения, запечатанного древними людьми.
То, что ты чувствуешь себя ответственной за это не означает, что ты должна сама решать проблему.
– Даже твой любимый Росокузава уже давно хочет потрогать твою грудь.
– Возможно, но это верно только в данной теории – он хочет потрогать все женские груди в мире, в том числе и мою!
– …
Не хотел бы я с ним встретиться.
И вообще, как ты можешь такое в голос говорить?
– Хотеть трогать женскую грудь для парней абсолютно нормально, так что ты не обращаешь на это внимания.
– …
Почему-то мне показалось, что началась другая консультация.
С любовной темы мы перешли на тему сексуального воспитания.
– Я сказала, что это не так, но в ином смысле даже это нормально.
– Да ну?
– Это естественно
– Естественно.
– Это не любовь, это сексуальное влечение.
– Влечение!
Влечение, ха…
Плохо
[18]
.
– Вообще-то, во мне хватит влечения.
– Не пытайся изображать старого комика. Это ужасная игра слов.
– Я думаю, что кульминация была очень хороша, и пора бы начать новую главу. Не говори, что история продолжается.
– Конечно. Она не может вот так закончиться, – сказала Цукихи. – Хотя в определённом смысле, конец уже близок. Для моего брата.
– О чём ты? Моя жизнь только начинается.
– Дальше как человек ты не разовьёшься. Хоть наполовину я и шутила, наполовину я была весьма серьёзна. Я никогда не думала, что мой брат будет спрашивать меня о своём неудержимом влечении.
Грубо называть влечением мой искренний вопрос.
Более того, наполовину это была шутка.
Не шути со мной, хотелось бы мне сказать.
– Но так оно и есть. Ты заинтересован в груди одноклассницы. На уроках ты пялишься на её грудь, а не на доску, по пути в школу ты ищешь её грудь, когда ты идёшь в магазин, ты думаешь о её груди. Если это не половое влечение, то я не знаю, что это такое.
– Погоди-ка. Много слов ты заменила.
Весьма смелая редакторская правка.
Какое обновление.
– Если так говорить, то даже я думаю, что это не любовь, а половое влечение, и это не брат, а извращенец, но Цукихи-тян, тебе не стоит демонстрировать глубину собственных предубеждений. Несомненно, прямо сейчас ты что-то не так поняла.
– Правда?
– Да. Не пойми меня неправильно. Ради спора предположим, что чистое желание коснуться груди Х-сан – это сексуальное влечение. Назовём это чистым сексуальным влечением. Если так смотреть на вещи, то я согласен признать, что в вопросе есть и такая сторона. Я позволю тебе, как сестре, сохранить лицо. Однако, Цукихи-тян, подумай.
Я остановился на мгновение.
И потом сказал слова, в которые готовился вложить силу.
– Без сексуального влечения не было бы любви.
– Просто заткнись. А, прости, ошибочка. Просто умри.
«Не пытайся выдать бред за мудрость», – сказала Цукихи, щёлкая языком.
Она вовсе не изысканная.
И это член чайного клуба.
– Я не умру. Прости, но твой брат бессмертен.
– Если ты бессмертен, то и я бессмертна.
«Боже мой», – сказала она.
«Ох, боже мой», – сказала она.
Без дальнейших колебаний, Цукихи, не вставая, приблизилась ко мне.
Правильнее будет сказать, что она подползла ко мне.
– Что такое?
– Я хочу тебя проверить.
– Проверить меня? Ты смеешь проверять своего брата?
– Ага. Я собираюсь проверить своего брата.
Когда наши колени почти столкнулись, Цукихи остановилась, а потом выпятила грудь.
– Коснись её.
Я коснулся её.
Без единого слова. Без всякого выражения.
Я мгновенно дотронулся до них.
– А-а-а-а!
Будто удивившись моей скорости, сравнимой со скоростью света, Цукихи вскрикнула и упала назад, но поскольку она падала так, что ударилась бы головой о спинку кровати, я сжал руки и удержал её.
Вот так.
Другими словами, я крепко сжал её грудь.
Не дотронулся – ухватил.
– Больно!
Вот же неблагодарная.
Я едва спас её от шишки на голове, меня спасителем можно назвать, а она с ужасающей силой ударила меня головой.
Наши лбы столкнулись.
Из глаз полетели искры.
И всё же я не отпустил её грудь.
Её грудь была спасительной ниточкой, не давшей мне самому упасть.
– Я сказала «больно»! Отпусти меня! Ты меня не отпустишь?!
– Что? А, старик, заставивший вишню расцвести, рассыпав прах мёртвой собаки
[19]
.
– Если тебе хватает наглости каламбурить так, что это похоже на обвинение, то немедленно убери от меня свои лапы!
– «Убери от меня лапы» в общепринятом смысле?
– Здравый смысл от тебя и руки и всё остальное уже убрал! В самом банальном смысле!
Не надо было обращаться ко мне «омаэ»
[20]
.
Я вернул себя в вертикальное положение и убрал пальцы, хватавшиеся за выступы на её теле.
– Что за брат, что за брат, что за брат. Застоявшийся брат
[21]
? А, блин, у меня язык заплёлся.
Цукихи-тян обиделась.
А она довольно милая.
– Ты даже не колебался. Как только я приказала тебе, ты рефлекторно, даже не думая, помацал мою грудь.
– Как грубо. Брат не мацает грудь сестры.
– Ты только что от души её помацал!
– Ты неправа. Наоборот. Это твоя грудь помацала мою ладонь.
– Что это за отвратительная чушь?!
– Касаешься рук брата грудью. Ну и извращенка же ты, сестра.
– Как ни выворачивай, суть не меняется.
Мацать ладони грудью.
Цукихи подержалась за лицо.
Теперь я заметил, что в результате нашей потасовки и я и Цуцкихи уже не сидели, как раньше. Равновесие нарушилось
– Ох блин. Брат, ты слишком много касаешься груди сестры!
– Да что с тобой? Почему ты злишься? Ты сама приказала мне «коснуться» их. Ты искусила меня, так сказать.
– Искушение.
– Кстати, если ты запишешь «искушение» и «нюанс» через кандзи, они будут выглядеть одинаково.
– Хорошее наблюдение, но не пытайся увести тему в сторону! Ты очень ошибаешься, если думаешь, что я просто пойду рыдать в подушку. Я пожалуюсь Карен-тян!
– Пожалуйста, не надо. Я не смогу вернуться в обычную форму.
Она не будет сдерживаться.
Карен жутко злится, если кто-то обижает Цукихи.
– Разве ты хочешь, чтобы Карен-тян сбила костяшки?!
– Почему ты говоришь такую некрутую вещь таким величественным голосом? – спросила Цукихи, уставившись на меня…
Глазами убийцы.
– Нет ничего страшного в том, что ты не сможешь вернуться в обычную форму. Завтра утром я снова приду тебя будить ломом.
– Бесполезно. Прости, но смертоносное оружие на мне не сработает, – я издевательски засмеялся над угрозой Цукихи. – Я вымышленный подросток. Меня защищают правила.
– И что?!
Ладно.
Я не чувствую, что должен чего-то стыдиться, но я боюсь взаимонепонимания.
И ещё больше, чем взаимонепонимания, я боюсь Карен.
– Ладно, не меняя тему, вспомним ещё раз. Ты меня искусила словами «коснись её».
– В первую очередь я злюсь, потому что твоя имитация на меня ни разу не похожа!
Арараги Цукихи ушла в режим истерички.
Какая истерическая
[22]
история.
…
Я потерпел неудачу, но мы ещё не дошли до кульминации.
Я бы хотел двинуться дальше, но глава не меняется.
– Голос больше похож на голос Игути Юки
[23]
, чем на мой!
– Не бросайся именами!
– И я не искушала своего брата.
– Искушала. Ты выпятила грудь. И сказала «коснись её позязя».
– Не выставляй меня безмозглым унылым говном! Я не хочу быть таким персонажем! Прекрати, есть люди, которые начнут читать с этой книги!
– Вот уж не знал. Если такие люди существуют, мне стоит начать беспокоиться о том, какое я впечатление на них произвожу.
Я думал, что после пяти книг нахожусь в безопасной зоне для шуток. Я рассчитывал, что после того, как все мои хорошие стороны стали известны, такое возмутительное поведение находится в пределах нормы.
– Даже в туманности М78
[24]
есть читатели, так что тебе стоит вести себя аккуратнее, брат.
– Ты права…
Проблема вышла на галактический уровень.
Можно сказать, мир на Земле зависит от меня.
– Эй, брат, а ты схватишь за грудь всех, кто тебя попросит об этом?
– Ой-ой, ты считаешь меня настолько беспринципным? Я оскорблён.
«Боже мой», – добавил я.
– Неважно, как меня будут упрашивать, я буду трогать только твою грудь и грудь Х-сан.
– Я такое же исключение, как и Х-сан?!
– Нет, и даже грудь Карен-тян…
– Ты хочешь вонзить свои ядовитые клыки и в Карен-тян? Э? Минутку, а можем ли мы назвать такого человека братом?
– Ты меня неправильно поняла. Именно потому, что я твой брат.
Я объяснил наиболее доступным образом моей тормозной сестре:
– Забудем пока о Х-сан. В твоём случае это потому, что я твой брат.
– Что… что это значит?
– Для брата грудь сестры – не грудь. Другими словами, не важно, сколько он хватает её за грудь, это не считается хватанием за грудь. Не считается. Другими словами, я могу мацать их столько, сколько захочу.
– После такого заявления я должна задаться вопросом не о том, называть ли тебя братом. Я не уверена, что ты вообще человек…
«В твоей логике появляются дыры ещё до того, как ты вывернешь её», – сказала Цукихи, повесив голову.
Похоже, она не смогла понять.
Печально.
Возможно, люди так никогда и не смогут понять друг друга.
Даже в современном мире, где средства связи так эволюционировали, не было ничего, что может достучаться до людских сердец, и люди продолжают не верить друг другу.
Однако Цукихи не обескуражила моя социальная сатира в описательной части. Она внезапно подняла голову. Её глаза ещё не были мертвы. Похоже, она всё ещё хотела возражать.
Она упряма.
Почему бы ей не умереть?
– Даже если принять, что твоя грудь – это сущность, которой нельзя касаться, если её владелец, то есть ты, даёшь мне разрешение, меня не в чем обвинить.
Прежде чем Цукихи приказала мне заткнуться, я сделал первый ход. Именно Цукихи первая заговорила об этом.
В любом случае, так всё началось.
– Вовсе нет!
Однако Цукихи сдаваться не собиралась:
– Вовсе нет, вовсе нет. А теперь я в роли цундере!
– Цундере?
Когда она успела?
Даже если не учитывать Мариллу, я весьма хорошо знаком с цундере, но я думал, в словах Цукихи не было и намёка на этот типаж.
– Намёк был в вывернутом выражении. Я не подчиняюсь правилам!
– Подчиняешься правилам…
Установленным.
Говорю тебе, это опасно.
В последнее время правила стали строже, так что давай сделаем что-нибудь эротичное в пределах правил.
– Другими словами, я цундере наоборот!
– Цундере наоборот? Что это такое?
– Другими словами, обычно я в «дере»-режиме, и ты можешь ко мне подойти, и я не буду возражать против физического контакта, например, если ты положишь руку мне на плечо и приблизишь своё лицо, но в тот момент, когда ты подумаешь: «Э? Да ладно, я ей нравлюсь» и признаешься, я переключусь в «цун»-режим и холодно отброшу тебя фразой в духе: «О нет, я не это имела в виду. Пожалуйста, прекрати. Ты что-то не так понял, так что не забывайся».
– …
Нет, нет, это не цундере и не цундере наоборот.
Разве это не обычная девушка, которую можно встретить довольно часто?
– Другими словами, будучи цундере наоборот, я могу сказать что-то вроде «потрогай её» в шутку, но если ты это сделаешь, я разозлюсь: «ты всерьёз меня воспринял, ты что, дурак?»
– Кошмар какой.
Цундере наоборот очень страшные.
Не знаю, как с ними сближаться.
– Так вот, что ты хотела на самом деле? Какого продолжения беседы ты ожидала, вот так демонстрируя свою грудь передо мной?
– Ну, я отчасти шутила. Я же сказала, это была проверка. У меня, как у штабного офицера Огненных Сестёр, был план. Если бы я выставила грудь, а мой брат меланхолично сказал: «Вообще-то, меня не интересует твоя грудь», доказав верность моей теории, я бы ответила: «Потому что это грудь твоей сестры?», и в этот момент я начала бы розыгрыш.
– А. Так вот чего ты хотела.
– А ты ответил великолепным ударом навылет.
«В самом деле», – говорит Цукихи, надувая щёки.
Похоже, с чувством расстояния между братом и сестрой что-то было не так.
– Однако я должен сказать, что столь нормальное развитие было бы слишком предсказуемым. А вот то, что я схватил сестру за грудь, намного забавнее.
– Эм. Ладно, ты прав. Я прощу тебя.
Меня простили.
Возможно, это из-за её невероятной объединяющей способности или популярности как лидера, но её терпимость заставляла меня беспокоиться.
– Эй, ну и как?
– Хм?
– Я спросила, ну и как?
– А. Ты спрашиваешь о моих впечатлениях о груди сестры.
Она хотела узнать.
Естественно быть заинтересованной в том, как другие оценят твою собственность, которую ты растила долгие годы.
Я подумал, что сейчас не лучшее время для сладкой лжи, и немного пораскинув мозгами, заявил честно и откровенно:
– 76 очков, оценка B!
– Слишком расплывчато!
У неё большое будущее.
Хотя я должен сказать, что в данном случае я, как оценщик, касался только груди своей сестры, поэтому едва ли мне можно было доверять.
– Ну и в итоге, какой результат?
– Результат чего?
– Ну, после того, как ты сказала «коснись их», я это и сделал.
– Сказала же, я ненавижу, как ты меня изображаешь.
– Какое заключение ты можешь сделать на основе этой «проверки»?
– Так, посмотрим.
Услышав мой вопрос, Цукихи задумалась. Мне даже подумалось, что она была так беззаботна, что пока я её не спросил, она и не думала об этом. Любопытная реакция.
Разве не она хотела, чтобы я помацал её грудь?
Хотя, я этого и не делал.
Это её грудь помацала мою ладонь.
Какой массаж.
– Брат, ты не разочарован?
– Что?!
Худший из возможных выводов.
– А если подумать, до этого ты говорил, что не можешь покупать порно-журналы, не можешь покупать порно-журналы, не можешь покупать порно-журналы.
– Я три раза не говорил.
Стану я ещё такое повторять.
Просто с языка сорвалось.
Я только что неосторожно сказал то, что думал.
– Плохо. Совсем плохо. Ты, перепутавший влечение с любовью, создаёшь таким образом инфляционную спираль разочарования.
– Инфляционную спираль…
Что это такое.
Впрочем, я слышал про дефляционную спираль.
– Какой ужас… инфляционная спираль… хочешь сказать, что похожий на 007 феномен происходит у меня в голове…
– Да. Поэтому ты без колебаний касаешься груди сестры.
Коснуться… груди, которая похожа на сенсорный экран.
– Сенсорный экран плоский!
Она ударила меня.
Если бы на её месте была Карен, я бы отлетел к стене, но поскольку била Цукихи, я ничего не почувствовал. Поэтому настаивал.
– Ха. Я имею в виду, что ты можешь ввести код любви на сенсорном экране.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |