Оригинальное название: Beautiful Bitch 6 страница

“Найди женщину, которая будет тебе ровней. Не позволяй себе влюбиться в кого-то, кто поместит твой мир перед своим. Влюбись в энергичного человека, кто живет так же бесстрашно, как и ты. Найди женщину, которая заставит тебя хотеть быть лучшим человеком”.

Ну ладно, я нашел её. Теперь все, что я должен был делать – ждать, когда она доберется сюда, чтобы я мог удостовериться в том, что она знала это.

Дорожка, ведущая к одолженной нам вилле, была покрыта маленькими, гладкими камнями. Они были коричневыми и одинаковыми по размеру, и хотя они были явно отобраны за их внешний вид и то, как они удачно соответствуют ландшафту, было заметно, что территория предназначалась, чтобы хорошо проводить время, а не рассматривать всё это как драгоценный музейный экспонат. Клумбы и урны[7] выравнивали обе стороны дорожки, и каждая переливалась яркими, красочными цветами. Повсюду были деревья, а в отдалении находился небольшой уголок для гостей, скрытый от остальной части двора стеной цветущих виноградных лоз.

Честно говоря, я никогда не видел более красивого загородного дома. Дом был неярко красного цвета, цвета поблекшей глины и подвергшийся погодным воздействиям, что создавало абсолютно великолепный эффект. Белые ставни обрамляли высокие окна на первом и втором этажах, а большие яркие цветочные клумбы выстроились в линию у дверей. Ароматы в воздухе были смесью океана и пиона.

Бугенвиллия ползла по решеткам и окаймляла французские провинциально-вдохновляющие узкие двойные двери. Верхняя ступенька была расколота, но чисто подметена, и простая, мягкая зеленая циновка лежала на обесцвеченном солнцем бетоне.

Я повернулся, глядя на двор позади себя. В дальнем углу, под несколькими фигами, длинный стол был покрыт ярко-оранжевой скатертью, а поверхность стола была незатейливо декорирована узкой линией крошечных синих бутылок разных форм и размеров. Кристально белые тарелки располагались через равные интервалы, в ожидании исполнения роли на званом обеде. Зеленая лужайка простиралась до того места, где на узком крыльце стоял я, и прерывалась только редко выступающими из под земли декоративными цветочными кадками, которые распирало от буйства фиолетовых, желтых и розовых цветов.

Я вытащил ключ из кармана и вошел в дом. Снаружи он был явно большим, но, казалось, подобно оптическому обману, расширился изнутри.

Господи, Макс, это выглядит немного чрезмерным. Я знал, что его дом в регионе Прованса был большим, но я не предполагал, что в нем так много гребаных комнат. Только от парадной двери, я увидел, по крайней мере, дюжину дверных проемов, которые соединялись с главным залом, и несомненно было бесчисленное множество других комнат наверху, скрытых из виду.

Я остановился на лестничной площадке, уставившись на огромную урну, что выглядела как большая копия маленькой вазы моей матери, которую она держала в своем кухонном буфете; лазурная синева основного, базового, покрытия была идентична, и те же самые прекрасные желтые линии спускались вниз по изогнутым сторонам. Я вспомнил подарок Макса, когда он принес его для моей матери, в первый раз посетив мой дом на зимних каникулах. Я не понимал в то время, насколько личный подарок был им преподнесен хозяйке, но теперь, осматривая его загородный дом, я видел работу того же самого художника везде: на тарелках, установленных на каминной полке, на заварочном чайнике ручной работы и на ряде простых чашек находящихся на подносе в небольшом зале.

Я улыбнулся, потянувшись, чтобы коснуться урны. Хлоя бы полностью растерялась, если бы увидела ее; это была ее любимая вещь в доме моей матери. Чувства накрыли меня при мысли, что мы были практически обречены, приехать сюда.

После ужина в ее день рождение в январе, Хлоя помедлила в столовой, глядя на мамину впечатляющую коллекцию произведений искусства в буфете. Но вместо того, чтобы устремиться к нарочитому отблеску ваз от Тиффани или замысловатым деталям вырезанных деревянных мисок, она подошла к крошечной голубой вазе в углу.

“Не думаю, что когда-либо видела этот цвет прежде”, сказала она, преисполненная благоговением. “Не думала, что этот цвет существовал за пределами воображения”.

Мама подошла и сняла вазу с полки. Цвет, под мягким светом люстры, казалось, почти мерцал и переливался, даже когда Хлоя все еще держала ее в руке. Я никогда прежде не замечал, насколько симпатичным был этот предмет.

“Это - одна из моих любимец”, улыбаясь, призналась мама. “Я никогда не видела этот цвет где-либо еще”.

Но это было не совсем так, подумал я, когда отошел от урны и направился к каминной полке. Океан здесь был того цвета, когда солнце стояло высоко над горизонтом, а небо было ясным. Только тогда меня поразило тем, что это был точно тот же самый синий цвет, как и сердцевина самого насыщенного цветом сапфира. Художник, который здесь жил, должно быть знал это.

На полке были три сделанные вручную santons, маленькие рождественские статуэтки, изготовленные в традициях художников Прованса. Все были, очевидно, сделаны тем же самым художником, который смастерил вазу мамы, гигантскую урну и остальную часть искусства находящуюся здесь. Он или она, должно быть, был местным, то ли все еще жив, то ли нет, но, пожалуй, у Хлои будет возможность увидеть и некоторые другие предметы искусства во время нашего визита. Такое совпадение и такое совершенство момента ощущались практически ирреальными.

Голубые и зеленые тарелки, установленные на каминной полке, поймали послеполуденное солнце и перенаправили свет, отбрасывая мягкое голубое свечение на противоположную стену. С ветром, дующим сквозь деревья снаружи и солнечным светом, мерцающим в их тени, эффект немного походил на наблюдение за движением океанской поверхности при ветре. В сочетании с белоснежной мебелью и простым декорированием гостиной, это сразу же заставило меня почувствовать себя умиротвореннее. Мир RMG и Papadakis, работа, стресс, и постоянный звон моего телефона, воспринимались чем-то находящимся на расстоянии в миллион миль.

К сожалению, также как и Хлоя.

Как будто она смогла услышать мои мысли с того места, которое заняла в самолете, держа курс через Атлантику, мой телефон загудел в кармане, и его уникальный текстовый сигнал прозвучал в тихой комнате.

Вытаскивая телефон из кармана, я мельком взглянул и прочитал сообщение: Забастовка механиков. Все полеты отменены. Я застреваю в Нью-Йорке.

SEVEN

“Что значит, не может подняться в воздух?” сказала я, разглядывая женщину с другой стороны стойки. Она была примерно моего возраста с веснушчатыми щеками и рыжеватыми волосами, собранными сзади в элегантный "конский хвостик". К тому же она выглядела так, будто была в двух секундах от удушения меня и любого другого человека в международном терминале LaGuardia.

“К сожалению, нам просто сообщили о забастовке профсоюза механиков”, сказала она без всякого выражения. “Все рейсы Авиакомпаний Прованса в аэропорт и из него были отменены. Мы ужасно сожалеем о причиненном неудобстве”.

Ну, она не выглядела очень уж огорченной. Я продолжала смотреть, быстро моргая, пока до меня не дошел смысл ее слов. “Простите, что?”

Она подстроила черты своего лица под натянутую, дежурную улыбку. “Все рейсы были отменены из-за забастовки”. Я глянула через ее плечо на экраны отправления и прибытия Авиакомпаний Прованса. Конечно же, ОТМЕНЕН украшало каждую линию.

“Вы говорите мне, что я застреваю здесь? Почему кто-нибудь не сказал мне этого в Чикаго?”

“Мы были бы рады помочь вам разместиться на ночь…”

“Нет, нет, нет, это невозможно. Пожалуйста, проверьте снова”.

“Мэм, как я уже сказала вам, нет никаких рейсов Авиакомпаний Прованса, взлетающих или приземляющихся. Вы можете свериться с другими авиакомпаниями, чтобы увидеть, смогут ли они вас разместить. Ничего иного, я предложить не могу”.

Я застонала, позволив моему лбу упасть на стойку. Беннетт ждал меня, вероятно, сидя снаружи на солнце в этот самый момент, открыв ноутбук и работая подобно сверхстарающемуся проигравшему, каким он теперь был. Боже, как же он меня возбуждает.

“Это не может происходить”, сказала я, выпрямляясь и предоставляя сотруднице аэропорта самое умоляющее выражение лица, которое я могла изобразить. “Самый сладкий самец в мире ждет меня во Франции, а я не могу выкрутиться из этого!”

“Мхеееей”, сказала она, откашливаясь и поправляя кипу бумаг.

Я была обречена. “Как долго?” спросила я.

“Невозможно сказать. Очевидно, они попытаются решить вопрос как можно скорее, но это может занять один день, а может и больше”.

Ну что же, это была очень полезная информация.

С драматичным вздохом и несколькими приглушенными ругательствами, я с трудом побрела от стойки в поисках тихого уголка, чтобы позвонить своей помощнице. О, и напечатать сообщение Беннетту. Из этого не выйдет ничего хорошего.

Телефон звонил в течение нескольких секунд.

Я маневрировала через толпу, через толпы застрявших пассажиров, занимающих практически каждую плоскую поверхность в терминале Авиакомпаний Прованса, и остановилась в крошечном укромном уголке рядом с туалетами.

“Привет”.

“Что, черт тебя дери, значит ‘застряла в Нью-Йорке’?!” прокричал он.

Я вздрогнула, оттаскивая телефон от своего уха прежде, чем принять столь необходимое успокаивающее дыхание.

“Это значит именно то, о чем ты подумал. Мы не можем подняться в воздух, никаких вылетов или приземлений. У меня есть несколько людей, которые сверяются с Delta и несколькими другими авиакомпаниями, но я уверена, что все остальные уже сделали тоже самое”.

“Это недопустимо!” взревел он. “Они знают, кто ты? Дай мне поговорить с кем-нибудь из них”.

Я рассмеялась. “Никто здесь не знает и не заботится о том, кто я. Или ты, если уж на то пошло”.

Он затих на мгновение, достаточно долгое мгновение, из-за чего я, на самом деле, посмотрела, не сбросила ли случайно звонок. Не сбросила. Звук пения птиц заполнил линию, музыка ветра доносилась издалека. Когда он, наконец, заговорил, это был тот самый низкий, ровный голос, к которому я стала настолько привычна. Тот, который все еще покрывал мурашками мою кожу. Тот, который он использовал, когда говорил серьезно.

“Скажи им, чтобы засунули твою задницу в самолет”, сказал он, четко проговаривая каждое слово.

“Всё перебронировано в каждом самолете, Беннетте. Что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сделала? Достала поездку на корабль? Воспользовалась порталом? Успокойся, я доберусь к тебе, как только смогу”.

Он застонал, и я могла определить момент, когда он понял, что не мог поспорить или очаровать своим способом, разбираясь с этой проблемой. “Но когда?”

“Я не знаю, малыш. Может быть завтра? Или на следующий день? Скоро, я обещаю”.

С покорным вздохом он спросил: “И что теперь?” Я услышала звук открывающейся и закрывающейся двери, а затем звуки спокойной музыки на заднем плане.

“Мы ждем”. Я вздохнула. “Я возьму комнату, и, может быть, немного поработаю. Возможно, даже смогу проверить те квартиры, пока я здесь. А затем, я обещаю, первый доступный рейс отсюда? Я буду на нем. Даже если мне придется выкинуть несколько бизнесменов, прибегнув к помощи каблука – я доберусь туда”.

“Если ты ставишь на кон свою задницу, так и будет”, сказал он.

Я покачала головой, чтобы очистить ее от звука его командирского голоса. “Расскажи мне о доме. Действительно ли он столь великолепен, как я себе это представляю?”

“Лучше. Я имею в виду, твоя компания, очевидно, улучшила бы его, но проклятье. Макс действительно превзошел самого себя”.

“Ну, попытайся насладиться им. Загорай, плавай, прочитай какую-нибудь дрянь. Ходи босиком”.

“Ходить босиком? Это - необычный запрос, даже для тебя”.

“Выполни мою прихоть”.

“Да, мэм”.

Я усмехнулась. “Проклятье, думаю, мне нравится эта сторона в тебе. Довольно сексуально, когда ты слушаешься, Райан”.

Он тихо рассмеялся в трубку. “О, и Хлоя?”

“Хм?”

“Я надеюсь, ты не упаковала трусики. Они тебе не понадобятся”.

Я потратила остальную часть дня в аэропорту, молясь о чуде или рейсе во Францию. Я не получила ни того, ни другого.

Потребовалось несколько часов, чтобы определить местонахождение моего багажа, поэтому к тому времени, когда я, наконец, переступила порог своего гостиничного номера, я была готова упасть в обморок. Из-за разницы во времени было либо слишком поздно, либо слишком рано, чтобы звонить Беннетту, так что, я послала ему короткий текст и в это же время наполнила себе ванну и заказала бутылку вина, наряду с чем-нибудь содержащим шоколад, из меню обслуживания номеров.

Только я забралась в большую ванну – бокал вина и шоколадный чизкейк опасно балансировали на краю – когда зазвонил телефон. Моя рука пошарила по кафельному полу, пока я не нашла телефон, и улыбка наполнила меня, когда лицо Беннетта засветилось на экране.

“Я думала, ты будешь спать”, сказала я.

“Слишком большая кровать”.

Я улыбнулась его сонному голосу. Это был Беннетт, который мог посреди ночи вертеть своими конечностями, теплыми и тяжелыми, бормоча ласковые слова в мою кожу. Он всегда был лучшим во всем том, что я получала от него изначально.

“Что ты делаешь?” спросил он, возвращая мое внимание к телефону.

“Принимаю ароматную ванну”, сказала я и усмехнулась, услышав стон на другом конце линии.

“Не честно”.

“А как насчет тебя?”

“Просто просмотрел некоторые документы”.

“Ты нашел мою записку?”

“Записку?”

“Я оставила тебе кое-что”.

“Оставила?”

“Mм-хм. Проверь свою сумку для ноутбука ”.

Я услышала скрип кожи, когда он встал, звук шагов по кафельному полу сопровождался смехом. “Хлоя”, сказал он, смеясь теперь уже громче. “Похоже, кто-то сюда незаметно сунул требование выкупа”.

“Очень смешно”.

“"Три наблюдения за сегодня: я не успела сделать всего из моего списка текущих дел, но салат, которым ты накормил меня на обед был восхитителен, и самое главное, я люблю тебя", прочитал он, и затем затих, так как читал остальную часть примечания про себя. Когда он закончил, он проворчал: “я... черт подери. То, что ты не здесь, превращает меня в безумца”.

Я закрыла глаза. “Вселенная в сговоре против нас”.

“Ты знаешь, часть меня хочет сказать, что ничего из этого не произошло бы, если бы ты не была так упряма и изначально поехала бы со мной”. Я начала протестовать. “ Но ”, сказал он, продолжая, “твоя настойчивость, одно из качеств, которые я люблю в тебе больше всего. Ты никогда не сдаешься. Ты никогда не надеешься, что кто-то сделает работу, с которой ты не смогла бы справиться. И ты не была бы женщиной, в которую я влюбился, если бы изменилась. Это именно то, что я сделал бы. Как обычно. Хотя немного жутко осознавать, как мы с тобой похожи”.

Я сидела в остывающей воде, прижав колени к груди. “Спасибо, Беннетт. Это много значит для меня”.

“Ну, я знаю это. И ты сможешь показать мне свою признательность, когда доставишь свою горячую маленькую попочку во Францию. Согласна?”

Я закатила глаза. “Согласна”.

Я не добралась до Франции на следующий день. И в последующий день тоже. И на третий день я, по сути, пыталась припомнить, почему отправиться в плавание на корабле, казалось, по началу, такой уж плохой идеей.

Скорее всего, я звонила Беннетту в эти три дня больше, чем в целом за период наших отношений, но этого было недостаточно и ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить глубокую боль, которая обрела постоянное место жительства в моей груди.

Я заставляла себя упорно трудиться, но нельзя было отрицать, что я тосковала по дому. Я не была уверена точно, когда это произошло, но в какой-то момент, Беннетт стал им для меня. Это было в нем. Единственном.

И это было чертовски пугающим.

Я пришла к этому пониманию во время прогулки. Моя помощница позвонила, сказав, что заполучила для меня рейс Air France той же ночью. Моей первой мыслью был Беннетт, и то, как я не могла дождаться сказать ему, что находилась в пути. Я чуть ли не рванула на всех порах в свой номер.

Но затем я остановилась, сердце бешено колотилось, легкие в огне. Когда это произошло? Когда он стал всем для меня? И я задалась вопросом, была ли вероятность того, что он попытается рассказать мне, что чувствовал то же самое? Я паковала вещи, словно в тумане, бесцельно бросая одежду в сумку и собирая вещи по комнате. Я вспомнила то, насколько он изменился за прошедший год. Интимные моменты ночью, и то, как он иногда смотрел на меня, как будто я была единственной женщиной на планете. Я хотела быть с ним – всегда. И не только в той же самой квартире или кровати, а навсегда.

Именно тогда меня поразила идея, настолько сумасшедшая, настолько безумная, что я буквально взорвалась от смеха. Я никогда не была тем типом женщин, которые просто сидели и чего-то ждали, я хотела что-то из себя представлять, так почему должно быть по-другому? Это было оно.

Беннетт Райан понятия не имел, чем я собиралась его поразить.

EIGHT

Казалось невероятным, но меня вымотали мои гребаные мысли на этой прекрасной и огромной французской вилле. Место не требовало никакой уборки или работы мастера на все руки, моя VPN связь была настолько медленной, что я не мог войти на сервер RMG для того чтобы заняться реальным делом, и, возможно, наиболее странным было то, что я чувствовал, существовали определенные вещи, которые мне не следует делать до тех пор, пока сюда не доберется Хлоя.

Было неправильным погрузиться в бесконечный бассейн, зная, что она застряла в Нью-Йорке. Я не хотел прогуливаться по виноградникам, граничащим с домом, потому что, мне казалось, мы должны были обнаружить их в одно и то же время. Экономка Макса выставила несколько бутылок вина для нашего приятного времяпрепровождения, но, конечно, только колоссальный придурок выпьет их в одиночку. Мое требование к этому дому было и её, в той же степени. Я все еще открыл только одну дверь спальни и спал там, не желая просматривать другие варианты до ее приезда. Вместе мы бы выбрали, где проведем наши ночи.

Конечно, если бы я высказал что-либо из этого ей, она бы посмеялась надо мной и сказала, что я излишне драматизирую. Но именно поэтому я хотел ее здесь. Что-то монументальное произошло со мной на днях, когда я использовал сигнал летучей мыши, и то чувство крайней необходимости не уменьшилось, и, вероятно, не уменьшится до тех пор, пока она не будет здесь и не услышит то, что я должен ей сказать.

Я бродил по саду, всматривался в океан, находящийся в отдалении, и снова проверял свой телефон, читая последнее сообщение Хлои в сотый раз:

Похоже, у Air France найдется свободное место.

Она отправила это сообщение три часа назад. Хотя оно и казалось многообещающим, три предыдущих сообщения от нее были похожи, и в конечном итоге ей не предоставили места на рейсах. Даже если бы она вылетела, в лучшем случае, три часа назад, она не добралась бы до Марселя до завтрашнего утра.

Краем глаза я увидел небольшую фигуру, которая появилась из дальнего конца дома и поместила блюдо с едой на столе, ближайшем к бассейну. Другой, брошенный мною взгляд на часы в мобильнике, поведал, что мне удалось убить несколько часов, и пришло, наконец, время обеда. Дом шел с поваром в придачу, женщиной по имени Доминик, около пятидесяти лет, которая каждое утро пекла хлеб и до сих пор подавала на стол порядочное количество рыбного разнообразия, свежей зелени из сада и инжира на обед. Десерт состоял либо из миндального печенья ручной работы, либо из крошечного печенья с джемом. Если Хлоя не доберется сюда в скором времени, то Доминик придется катить меня к двери, чтобы я смог поприветствовать свою возлюбленную.

Около моей тарелки стоял большой бокал вина, и когда я посмотрел на Доминик, она остановилась на пороге черного хода, указала на вино и сказала: “Le boire. Vous vous ennuyez, et solitaire[8]”.

Вот, дерьмо. Мне было скучно, и я был одинок. Один стакан вина не повредит. Я не праздновал – я выживал, правильно? Я поблагодарил Доминик за обед и сел за стол, пытаясь игнорировать идеальный бриз, прекрасную температуру воздуха, шум океана на расстоянии чуть больше полумили, чувство теплой плитки под босыми ногами. Я не мог наслаждаться ни единой секундой, пока здесь не было Хлои.

Беннетт, ты жалок в своем самокопание.

Как обычно, рыба была потрясающей, салат с крошечным терпким луком, и небольшие кубики острого белого сыра содержали в себе столько вкуса, что, прежде чем я осознал, мой бокал был пуст, и Доминик уже была около меня, снова спокойно его наполняя.

Я начал останавливать ее, говоря, что не нуждаюсь больше в вине. “Je vais bien, je n’ai pas besoin de plus[9]”.

Она подмигнула мне. “Puis l’ignorer[10]”.

Тогда проигнорируйте это.

Одна бутылка вина, и я начал задаваться вопросом, почему я не купил себе виллу во Франции. В конце концов, я жил в этой стране прежде, и хотя воспоминания были горьковато-сладкими - ведь это было время, проведенное вдали от друзей и семьи, с изматывающим графиком работ - я провел здесь какой-то период своей жизни, который, оглядываясь назад, ощущался настолько коротким. Я был еще молод. На самом деле, я был еще в начале пути. Черт возьми, спасибо, что Хлоя и я нашли друг друга, когда у нас впереди еще была целая жизнь.

Черт, если Макс смог найти такое великолепное место как это, я мог бы найти то, которое было бы еще более сочным и прекрасным.

Вино оставило в моих конечностях тепло и тяжесть, моя голова наполнилась хаотичными мыслями, на которые, казалось, не было причин. Должно быть, полным безумием было бы узнать Хлою до моего двадцатилетия? Мы разнесли бы это место и, вероятно, продержались бы только выходные. Разве не удивительно то, как вы встречаете человека, которого вам предназначено встретить, то, в какой момент вы предположительно должны её встретить?

Я повозился со своим телефоном и написал Хлои: Я так рад, что мы встретились тогда, когда и должны были. Даже, несмотря на то, что ты была чудовищной болью в моей заднице, ты - всё же лучшее что когда-либо случалось со мной.

Я жадно всматривался в свой телефон, ища признак, что она ответит, но ничего. Ее телефон сдох? Или она спала в отеле? Могла она напечатать сообщение в самолете? Я произвел в уме подсчет, понимая, что она была в шести часах? Семи часах разницы…? Нет, слишком сложно. Я улыбнулся Доминик, когда она налила мне еще бокал вина, и снова напечатал сообщение Хлои: Не выпил всё вино, но то, которое я пью сейчас - восхитительно! Обещаю оставить немного для тебя.

Я встал, споткнувшись… о что-то. Я хмуро опустил взгляд на газон и задумался, а не мог ли я наступить на мелкое животное. Отбросив эту мысль, я прошел в сад, потягиваясь и выпуская долгий, счастливый вздох. Я чувствовал себя расслабленным впервые с тех пор как последний раз трахал Хлою, что было приблизительно миллион лет назад. С набитым животом и небольшим количества вина в организме, я понял, что вообще не потратил времени на то, чтобы составить план к приезду Хлои. Сначала нам нужно было убрать кое-что с пути. Мы должны были кое-что обсудить, а затем уже можно было строить планы.

Я повел бы её в сад, усадил на лужайку и заставил меня выслушать? Или же подождал подходящего момента за ужином, а затем подошел к ней, заставляя встать со стула и приблизиться ко мне? Я знал, что хотел сказать - я прокрутил эти слова в своей голове миллион раз на подлете сюда - но я не знал, когда их скажу.

Лучше бы ей пробыть здесь несколько дней, прежде чем я нажму педаль газа.

Я закрыл глаза, откинул голову назад и поднял к небу. Я позволил себе насладиться этим моментом. Погода была захватывающей. В последний раз, когда я был с Хлоей на солнце, это было в прошлые выходные на барбекю у Генри, и было лишь незначительно теплее. После дня проведенного на солнце и ветре, мы вернулись домой, и занялись самым медленным, самым безмятежным сексом, который я мог припомнить.

Я открыл глаза и тотчас же резко вскинул руку к лицу, из-за яркого солнца. “Ох. Мать твою”.

Появилась Доминик, на расстоянии в несколько ярдов, и указала на ворота. “Allez[11]”, сказала она, советуя мне пройтись. “Se promener. Vous êtes ivre[12]”.

Я рассмеялся. Черт, да, я был пьян. Она мне вылила всю бутылку вина. “Je suis ivre parce que vous me versa une bouteille entière de vin[13]”. Думаю, что сказал именно это.

Она вздернула подбородок, улыбаясь. “Allez chercher des fleurs dans la rue. Demandez Mathilde[14]”.

Это было хорошей идеей. Передо мной встала задача. Найти цветы. Спросить Матильду. Я нагнулся, чтобы зашнуровать свою обувь и, покидая территорию виллы, направился к городу. Доминик была коварна, напоив меня, а затем отослав за поручением, только для того, чтобы я не хандрил дома целый день. Она и Хлоя поладили бы без проблем.

Чуть больше чем в полумили дальше по дороге, была небольшая витрина магазина с цветами, вываливающимися из каждой представленной там емкости: ваз, корзин, коробок и урн. На двери была маленькая вывеска, исписанная фигурным шрифтом, на которой было просто сказано: МАТИЛЬДА.

Бинго.

Когда я вошел, прозвенел колокольчик, и молодая блондинка вышла из дальнего помещения в небольшую главную комнату магазина.

Приветствуя меня на французском языке, она бросила на меня быстрый оценивающий взгляд, а затем спросила: “Вы - американец?”

“Да, но я говорю по-французски”.

“Ничего страшного, я говорю и на английском языке”, сказала она, ее сильный акцент, вился вокруг каждого слова. “И это - мой магазин, так что, мы будем практиковаться у меня”.

Она кокетливо подняла свои брови, как будто бросила мне вызов. Она была красива, без сомнения, но ее затянувшийся зрительный контакт и сексуальная улыбка заставили меня испытать чувство неловкости.

И затем меня осенило: Доминик знала, что мне было скучно и одиноко, но она, вероятно, понятия не имела, что я ждал приезда Хлои. Она напоила меня вином, а затем послала вниз по улице к горячей, молодой, незамужней женщине.

Боже милостивый.

Матильда придвинулась немного ближе, поправляя цветы в высокой, тонкой вазе. “Доминик сказала, что вы остановились у мистера Стеллы”.

“Вы знаете Макса?”

Ее смех был хриплым и тихим. “Да, я знаю Макса”.

“О”, произнес я, широко раскрыв глаза. Конечно. “Вы имеете в виду, что знаете Макса”.

“Это не делает меня уникальной”, сказала она, заливаясь смехом. Отводя взгляд от своих цветов, она спросила: “Вы здесь из-за цветов? Или думаете, Доминик послала вас для чего-то еще?”

“Моя подруга приезжает завтра, она застряла в Нью-Йорке, там у них была забастовка, а теперь она прилетает”, выпалил я одним ровным, нескладным потоком слов.

“Выходит, вы здесь из-за цветов”. Матильда замолчала, осматривая магазин. “Какая же она счастливая женщина. Вы очень красивы”. Ее взгляд плавно переместился на меня. “Возможно, вы протрезвеете к тому времени?”

Я нахмурился. Выпрямляясь, я пробормотал, “Я не настолько пьян”.

“Нет?” Ее брови приподнялись, и довольная улыбка распространилась по ее лицу. Она перемещалась по магазину и во время своих передвижений собирала ассортимент цветов. “В любом случае, вы очаровательны Друг Макса, просто вино делает вас менее замкнутым. Держу пари, вы обычно застегиваете свои рубашки на все пуговицы и хмуро смотрите на людей, которые идут слишком медленно впереди вас”.

Мой хмурый взгляд стал интенсивнее. Это действительно немного походило на меня. “Я серьезно отношусь к своей работе, но не выгляжу так... все время”.

Она улыбнулась, обвязывая цветы какой-то бечевкой. Матильда вручила мне букет и подмигнула. “Вы здесь не на работе. Оставьте свою рубашку расстегнутой. И не трезвейте для своей возлюбленной. В том доме имеется девять кроватей”.

Входная дверь была открыта. Доминик ушла и не закрыла её за собой? Меня охватила паника. А если что-то произошло, пока я был в городе? Что, если дом разграбили? Вопреки совету Матильды, я мгновенно протрезвел.

Но дом не был разграблен. Правда, когда я уходил, дом наполняло чуть меньшее количество ветра, проникающего через открытую дверь. И все же… Я не пошел этим путем; я зашел со стороны двора, утопающего в палисадниках.

В коридоре я услышал шум воды и обратился к Доминик: “Merci pour l’idée, Dominique, mais ma copine arrive demain[15]”. Она должна как можно скорее понять, что я имел в виду. Кто знает, может она начала приглашать сюда женщин? Это то, что она делала для Макса? Боже Милостивый, этот человек совершенно не изменился.

Дата добавления: 2015-11-04