В его улыбке странно-длительной, 6 страница

— Он ведь приедет к тебе, будет приезжать?

— Джен… — Ника вздохнула. — Надеюсь. Он мне обещал, а мне очень хочется ему верить.

— Никки, а можно спросить?

— Спрашивай.

— А этот — Зов Ночи — он в чем выражается?

— Склонность к самоубийству. Жажда смерти как избавления от всего. Это один вариант. А второй — жажда крови. Мечта о Темном даре, мечта стать таким же, как они.

— А у тебя?

— Ну вампиром стать я как-то не хочу. Дан мне сказал, что лучше просто умереть. А я ему верю.

Ника замолчала, и вскоре Джен услышала ее ровное дыхание. Сама же она еще долго лежала, обдумывая все, что услышала за этот вечер.

В аэропорт они ехали в угрюмом молчании. Сергей сидел рядом с Джорджем и просто смотрел в окно. Джен с Никой держались за руки, думая каждая о своем. Хельга пыталась скрыть свое беспокойство за маской недовольства, но у нее это плохо получалось.

На стоянке к ним подошел какой-то парень, и Ника с удивлением узнала Снупи.

— Планы изменились, — сообщил он. — Полетите на самолете Дана.

— Мне все равно на чем лететь, лишь бы поскорее. — Сергей полез в багажник за сумками.

— Мы подождем в машине, — сказал Джордж дочери, Джен кивнула головой.

Ника обняла Хельгу, которая пару раз всхлипнула, не сдержавшись.

— Как-то у нас получилось все в этот раз… — Ника виновато погладила Хельгу по руке. — Ты прости меня. Я, правда, не хотела быть причиной такого бардака.

— Да брось ты, — отмахнулась Хельга. — Я как будто окунулась в прошлое. Ведь десять лет назад у нас все с тобой так и бывало. Приключения, в смысле.

Обе улыбнулись и поцеловались.

— Пиши мне, не забывай, — крикнула Хельга вслед Нике и села в машину.

Джен поднималась по трапу вслед за Никой. Сергей уже был в самолете. Зайдя внутрь и оглядевшись, Джен протянула руку своей подруге.

— Ну что же, — начала было она, но осеклась.

Ника медленно оседала на пол. Глаза ее были широко раскрыты и полны такого смертельного ужаса, что у Джен выпала из рук сумочка. Джен обернулась и встретилась с чьим-то недобрым взглядом. Конец, отчетливо поняла девушка. Какие-то фигуры со всех сторон окружили ее, без лиц, просто тени. Она пыталась кричать, но не могла, горло ее что-то сдавило, дышать не получалось. Ноги вдруг стали ватными, руки повисли плетьми. Последнее, что она почувствовала — чьи-то руки подхватили ее, не давая упасть в узком проходе…

Дан в нерешительности остановился перед дубовой дверью. Дотронулся рукой, постоял так немного, прислушиваясь, и тихонько толкнул ладонью.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз входил сюда. Будто было это совсем в другой жизни. Внутри ничего не изменилось: та же мебель, те же ковры на полу и гобелен на стене. Дан медленно обводил взглядом свои старые покои. Даже покрывало на широкой постели то же. Или точная копия того, слишком старого, чтобы пережить еще одно тысячелетие. Только одно изменилось. Появилось окно, с готовыми в любой момент опуститься бронированными ставнями, не пропускающими свет. Веяние прогресса, усмехнулся Дан и повернулся к кровати.

На покрывале была аккуратно разложена одежда. Дан горько улыбнулся. Никуда не деться — правила устанавливает не он. Увы. Он провел рукой по мягкой ткани богато расшитой безрукавки, сдвинул ее. Внизу показался ремень с серебряной пряжкой. Узор вызывал воспоминания, слишком тяжелые, чтобы так просто от них избавиться. Даже спустя полторы тысячи лет Дану было больно.

На небольшом столике лежал медальон на толстой цепи. Это что-то новенькое. Дан взял в его руки, поразившись легкости. Изделие было старым, очень старым, старше, чем само время. Вглядевшись в символ, Дан устало опустился на край кровати. Это конец. Теперь ему остается смириться с тем, чего он веками старался избежать. Впрочем, не стоит так сразу сдаваться. Он слишком давно вышел из игры, чтобы знать наверняка, кто теперь двигает фигуры. Прежде стоит присмотреться к обстановке, а потом делать выводы.

Дан быстро переоделся. Приготовленная одежда была ему в самый раз. И немудрено. Ведь это была его одежда, пролежавшая в хранилищах замка великое множество лет. Он подошел к зеркалу. В новом одеянии он стал совсем другим. Дан с горькой улыбкой рассматривал свое отражение. Приговор или еще нет? Только время покажет.

Легкий сквозняк заставил Дана повернуться. Перед ним стоял высокий, седой как лунь старик в длинном белом одеянии. В руках его был деревянный посох с причудливым навершием. Ни дать ни взять — друид. Дан почтительно склонился.

— Мальчик мой, спасибо, что сменил одежду.

Голос у старика был сильный и глубокий. Он подошел к Дану и распахнул объятия. Дан секунду помедлил, но все же ответил на проявление чувств..

— Отец… — тихо произнес он и осторожно высвободился из не по годам крепких рук.

— Ты совсем забыл про нас. Совсем забыл меня, — глаза укоризненно смотрели из-под густых бровей.

Взгляд старца был цепким и ясным. Глаза горели зеленым. Это, да еще светящаяся прозрачность бледной кожи придавали ему совсем нереальный вид. По лицу, совсем лишенному морщин, возраст определить не представлялось возможным. Только седина волос и аккуратно расчесанной бороды давала понять, что он очень стар.

— Я никого не забыл, Отец. Разве можно это забыть… А ты всегда будешь в моем сердце, даже если б я захотел изгнать оттуда все воспоминания.

Дан отошел к гобелену и начал его внимательно рассматривать.

Старец тяжело вздохнул. Оба молчали.

— Настал час, сын мой, — наконец произнес старик.

— Что-то с трудом верится, — Дан так и не обернулся.

— Я все понимаю, мой мальчик, но ты не волен изменить положение вещей. Тебе пора принять то, что ты есть.

— Я принял это много веков назад. Это очень облегчило мою жизнь, или нежизнь. Все равно, как это называть.

— Я говорю не про твою суть. Тебе пора вступить в свои права. Ты мой наследник, официальный наследник, а я устал. Тебе пора принять власть. Со всеми положенными ритуалами, как это происходит с незапамятных времен.

— Нет! — чересчур резко ответил Дан и повернулся, глаза его полыхнули фиолетовым, волосы взметнулись как от порыва ветра.

Старик грустно взглянул на него, но никак не отреагировал.

— Мне понятны твои чувства, сынок, но у нас нет выбора. Если бы я мог, Аэдан, если бы я только мог… Разве я пожелал бы тебе подобной участи? Несвободы на несчетные века? Нет! Но от этого многое зависит. Зависят жизни. Наши жизни и жизни смертных. Ведь ты века прожил среди них, так, как они. Ты же полюбил их, так подумай о них.

— Отец, — Дан успокоился и устало прислонился к столбику кровати. — Смертным прекрасно живется без нас. Им все равно, есть мы или нет, кто мы и где мы. Мы — миф, легенда, ночной кошмар. Так причем тут смертные?

— Все не так просто, Аэдан.

Старик прошел по комнате, тяжело опираясь на посох, и опустился в большое кресло с высокой спинкой.

— Ты слишком много времени провел вдали от нас, чтобы знать. Есть среди нас такие, кто считает нас высшей расой. Мы должны править, считают они… Не перерывай меня, сын! — старик указал на Дана навершием посоха, заметив, что тот открыл рот, чтобы возразить. — По их мнению, человечество слишком расслабленно себя чувствует. Их методы — террор, через который придет полная покорность. ИРА, Аль Каида — это их рук дело. Ты не представляешь, как все далеко зашло. Террористические сети — лишь прикрытие. Мир должен содрогнуться. А потом придет спасение из их рук. Есть, правда, одно но, и это наша надежда. Они все еще придерживаются древних обычаев. Они верят в тебя. Ты — их принц. А я уже слишком стар для борьбы. Они впитали в себя прогресс и восторгаются всем новым, что так хорошо придумывают смертные. Ты молод. Ты мой наследник. Ты можешь принять власть и призвать их к ответу.

— Это бред, — Дан покачал головой. — Какая Аль Каида… Мы всегда были далеки от разборок смертных. Мы были сами по себе. Мы были первыми на этой планете. Мы всего лишь наблюдали и просто жили.

— Это все так, Аэдан, но не для всех. Власть — огромное искушение, власть над миром. Только наша раса достаточно сильна на этой планете, чтобы править. Рано или поздно кто-то бы к этому пришел. Как это уже было в других мирах. История циклична, и мы теперь стоим перед тем, от чего бежали наши предки.

— С чего ты взял, Отец, что я смогу сдержать их? Я вообще не знаю, что тут происходило все эти столетия. Кто теперь здесь, живы ли те, кого я знал и с кем был близок. А самое главное, я не хочу ничего этого. У меня своя жизнь, я ею доволен. Я, наконец, занимаюсь тем, о чем всегда мечтал.

— Я знаю, сынок. Это ведь тоже инструмент власти над людскими душами. Им известно, как ты воздействуешь своей музыкой на смертных. Они бывали на твоих выступлениях, видели реакцию зала. Ты способен зажигать души смертных. Твои песни несут им весть, околдовывают подсознание. Это великий дар. Мало было среди нас способных на такое.

— Моя музыка, Отец, не несет ничего такого, что способно нанести вред. Я пою о любви, радости, страсти и грусти. Все это обычные человеческие чувства.

— Да, но если вложить в текст совсем другой смысл…

— А ты назовешь много таких, кто способен это сделать? Поменяй слова в песне, дай ее исполнить кому-то другому, и это будет просто песня и ничего больше.

— В том-то и дело, Аэдан. Они верят, что ты с радостью примешь их сторону и мало того, поведешь их вперед.

— Мда… наивность всегда была отличительной чертой нашего рода. Наивность и самоуверенность. Смертные уже не такие овечки, какими были еще каких-то три-четыре сотни лет назад. Они сами сила, с которой приходится считаться.

— Вот тебе и карты в руки, сын. Разубеди их. Покажи всю тщетность их притязаний. Ты способен на это. В тебе достаточно силы.

Дан поднял глаза к потолку. Старик встал и подошел к сыну почти вплотную. Достав из широкого рукава серебристый обруч, он надел его сыну на голову.

— Ты принц, Аэдан, так будь им.

Дан не сдержался и поморщился, словно обруч обжег ему голову.

— Ну, положим, я соглашусь, — Дан посмотрел на отца.

— К ритуалу почти все готово. Нужно еще примерно сутки, чтобы полностью приготовить девушку.

— Как ты хорошо все рассчитал. А если бы я отказался? Отец? Почему ты был так уверен, что я соглашусь?

— Я создал тебя. Ты мой сын.

Дан покачал головой.

— Это не причина. Должно быть что-то еще… Кстати, насколько я помню, ритуал будет эффективен только при жертвоприношении. Человеческом жертвоприношении. Причем в жертву должна быть принесена не любая девушка… Отец? Что ты от меня скрываешь?

Дан вдруг схватил старика за плечи и крепко сжал.

— Отпусти меня, сын. Яркое выражение эмоций не к лицу будущему правителю, не мне тебя учить. Видно, ты слишком долго вертелся среди людей, что стал таким же, как они.

— Отец? Ты мне не ответил.

Дан прищурился.

— А ты сам не догадываешься? Все складывается как нельзя лучше. У нее с тобой энергетическая связь. Она почувствовала Зов Ночи и будет счастлива умереть за тебя, во славу твою. К тому же она достаточно напугана, чтобы ее инстинктивный страх перед смертью пробудил силы, которые дадут тебе верховную власть.

— Кто? Кто привез ее? — Дан повернулся к отцу спиной и снова уставился на гобелен.

— Снупи. Наш верный слуга, — старик пожал плечами. — Ну и имена у вас, нынешних музыкантов, аж произносить противно. Когда он передал мне, что ты нашел себе человеческую игрушку, я понял, время пришло. Кстати, у нее удивительная татуировка. Интересно, кто мог ей такую сделать… В общем, сами Боги привели ее нам в руки.

Дан оторвал взгляд от гобелена. Лицо его было бесстрастно, глаза полны льда.

— Ну и слава Богу, — обрадовался старик. — А то я уж решил, что ты настолько привязан к смертной, что готов все бросить ради нее. А все-таки человеческое в тебе не пропало за столько веков… Удивительно. Выбрать девушку, как две капли воды похожую на Кэрин-Энн. Как это романтично!

Старик внимательно следил за реакцией Дана, но ничто не дрогнуло в его лице, ничто не затуманило ясный и чистый взгляд.

— Жду тебя через час в Зале, сын

С этими словами старик, тяжело опираясь на посох, пошел к двери. У порога он обернулся. Дан смотрел ему прямо в глаза.

— Все во славу твою, сын. Все во славу твою и рода нашего.

Дверь бесшумно затворилась. Дан сжал медальон у себя на шее. Костяшки его пальцев, и без того бледные, побелели еще больше.

Яркий свет бил прямо в лицо. Ника поморщилась и открыла глаза. Солнечные лучи нещадно жарили сквозь стекла узкого стрельчатого окна.

Девушка приподнялась и огляделась. Она лежала на широкой и высокой кровати под старомодным балдахином в какой-то комнате. Стены вокруг были серыми, похожими на каменные и без какой-либо отделки. В дальнем углу темнел шкаф. Напротив кровати висела громадная картина с пейзажем в золоченой раме. Под ней стоял маленький столик с керамическим кувшином и чашками. Рядом на подносе лежали фрукты и два круассана в упаковке.

Ника опустилась обратно на подушки и начала вспоминать. Самолет Дана, Снупи… Странно все это. Комната вызывала стойкие ассоциации с тюрьмой, такая уж она была мрачная. И удобная кровать дело не спасала.

Так что же все-таки произошло? Ника помнила только, как у нее потемнело в глазах. Все. Дальше она очнулась в этой кровати.

— Блин! — в сердцах воскликнула девушка. — Достало уже. Сколько же можно приходить в себя неизвестно где!

Ника спустила ноги с кровати на ковер и, накинув услужливо приготовленный кем-то халат, подошла к окну.

Высоко… Вниз уходила отвесная стена. Интересно, где это она оказалась… Похоже на какую-то башню. Минуточку… Ника протерла глаза. Так и есть! Самая настоящая башня. Вон, правее, внизу крепостная стена. Девушка почувствовала, как беспокойство, охватившее ее, как только она пришла в себя, неумолимо превращается в тревогу.

— Какого черта! — Ника бросилась к тяжелой двери и с силой ее дернула.

Впрочем, подсознательно она ожидала чего-то подобного. Дверь была заперта и даже не дрогнула, когда девушка несколько раз со всей силой шарахнула по ней ногой.

Ника вернулась к окну. Оно было наглухо заделано, рама не разворачивалась и не открывалась. Видимо, помещение проветривалось при помощи вентиляции, а может, где-то был кондиционер.

Внизу, насколько хватало глаз, дразняще расстилался лес, изумрудно-зеленый, яркий и умытый. Наверное, там красиво и воздух великолепный, мелькнула в ее голове совсем неуместная при подобных обстоятельствах мысль. Что ей до красоты природы, когда она неизвестно где находится и неизвестно у кого…

Со стороны двери раздался шорох. Ника вздрогнула и повернулась. Перед ней стоял кто-то в темно-зеленом балахоне, подпоясанном простой веревкой. На голове вошедшего был капюшон, полностью скрывающий лицо. Руки он прятал в широких рукавах. Если бы не цвет одеяния, Ника приняла бы его за какого-нибудь киношного монаха.

— Мне велено передать госпоже, что ее одежда находится в шкафу. Если госпоже понадобится помощь, ей пришлют служанку.

Голос говорящего был низок и мягок. Ника молча разглядывала его балахон.

— Служанка… да что ты говоришь, — язвительно заметила она. — А если мне понадобятся услуги визажиста? Да и от массажа я бы не отказалась.

— Желания госпожи будут переданы.

С этими словами «монах» удалился, не забыв, однако, снова запереть дверь.

— Мать твою! — только и смогла сказать Ника и в сердцах швырнула в каменную стену чашку.

Несчастная чашка разлетелась на черепки, но легче от этого не стало. Девушка опустилась на пол и тихонько заплакала.

Сколько она пролежала на полу, Ника не помнила. Привели ее в себя голоса, неожиданно и настойчиво зазвучавшие у нее в голове. Сначала они гомонили хором, потом девушка начала разбирать отдельные слова. Ника сжала руками голову и застонала. Что это? Она сходит с ума? Или ей вкололи какие-то наркотики? Голоса на мгновение замолчали, а потом она явственно услышала приказ встать и одеться.

Ника была слишком ошарашена происходящим, чтобы сопротивляться. Она послушно подошла к шкафу и раскрыла его. Платьев было великое множество. На какой-то момент Никины глаза блеснули типично женским интересом, но тут же погасли. Девушка замерла в нерешительности, потом сняла одно из платьев с вешалки. Оно оказалось длинным, чуть приталенным, темно-зеленого тяжелого бархата. Подобную одежду она видела только в кино или на театральной сцене. Платье было какое-то — Ника с трудом подобрала подходящее слово — древнее. Нет, оно выглядело чистым — вряд ли когда-то его надевали. Но Ника шестым чувством знала, что этому платью невесть сколько лет.

Забытые было голоса в голове вновь ожили и одобрили ее выбор. Ника положила платье на постель, погладила приятную, кажущуюся теплой ткань и в тот же момент ощутила чье-то присутствие. Она повернулась. Дверь была открыта, и в ее комнату вошли пятеро. Две высокие женщины, одетые в длинные платья, похожие на то, что лежало на кровати. И трое мужчин. Один — высокий осанистый старик с посохом в руке. Второй — блондин в синей одежде. А третий… Ника замерла. Третьим был Аэдан Шиен. На нем были светлые штаны, заправленные в коричневые сапоги по колено, длинная рубашка, подпоясанная широким кожаным поясом, а сверху — тоже длинная безрукавка, отороченная мехом, очень нарядная. Голову его венчал тонкий серебристый обруч. А вид у него был… величественный что ли. Он казался еще более высоким. Он казался чужим и суровым незнакомцем. Ника было обрадовано подалась к нему, но, встретившись с ним взглядом, замерла будто натолкнувшись на неприступную каменную стену. Глаза его были ледяными и равнодушными. Боль, резкая и неожиданная, пронзила душу девушки. И она как-то сразу сникла.

Голоса в голове дали понять, что гостей следует приветствовать со всей возможной почтительностью. Ника не стала спорить и безропотно поклонилась. Она здесь пленница или заложница и вести себя надо соответственно. Старик шагнул к ней и, взяв за подбородок, поднял к себе ее лицо. Ника не успела даже помыслить о сопротивлении. Разум девушки оказался во власти этого жуткого создания. Ей сделалось так страшно, как никогда в жизни не было. Ее забил жестокий озноб. Старик тараном проник в ее суть. Ника почувствовала себя нагой и разбитой, растерзанной и совершенно беззащитной и, самое ужасное, никому ненужной. Она не могла противиться, не могла ни о чем думать, кроме своего животного страха. Лишь одна мысль жила в ней, мысль, появившаяся ниоткуда, — только смерть избавит ее от этой пытки. Избавит раз и навсегда.

Старик отпустил ее. Ника обессилено сползла на пол. Ее беспощадно трясло. Ладони стали мокрыми, по спине стекал противный холодный пот. Краешком глаза она увидела, как Дан прошел вдоль стены и встал напротив, спиной к ней. Она начала в мыслях взывать к нему, умолять помочь, объяснить хоть что-то. Но он не поворачивался, он ее не слышал, ему было все равно.

— Поднимите ее и переоденьте, — приказал тем временем старик. — Она не притронулась к еде. Заставьте ее поесть. Она нужна нам сильной и здоровой.

Женщины шагнули к Нике, под руки подняли ее с пола и быстро лишили всей одежды. Нике было все равно. Она стояла и смотрела в спину Дану. Мерзкие голоса в голове смеялись, издевались. Они уверяли ее, что Дану все равно. Что он целенаправленно обрек ее на мучения, напоминали ей, что он не человек, и она сама виновата, что отнеслась к нему как к человеку.

Женщины взяли с кровати платье.

— Подождите, — остановил их старик и что-то сказал стоящему рядом с ним блондину.

Они оба приблизились к Нике, начали ее разглядывать, поворачивая кругом. Старик коснулся ледяными пальцами плеча девушки и провел рукой по татуировке, показывая ее блондину. Тот тоже провел по ней рукой, разглядывая рисунок и письмена. Переговаривались они между собой на совершенно непонятном языке.

Старик закончил свой осмотр и, кивая собственным мыслям, отошел от девушки. Блондин остался стоять рядом. Ника подняла голову и почти ничего не видящими от тихих горьких слез глазами взглянула на него. Он был весьма хорош собой. Взгляд его не излучал ни презрения, ни ненависти. Просто спокойный взгляд, теплый и, как ни странно, полный симпатии и сочувствия. Он поднял руку и провел рукой по Никиной щеке, вытирая слезы, погладил ее по плечу. От этого ласкового прикосновения девушка словно очнулась, ее руки в инстинктивном жесте прикрыли груди.

Ника вдруг осознала, что стоит нагая в окружении вампиров. Она непроизвольно шагнула назад. Светловолосый вампир придержал ее за руку, потом притянул к себе и поцеловал в губы.

— Кеннет! Не сейчас! — одернул его старик, и тот тут же отступил.

Девушка схватила с кровати платье и прикрылась им. Голоса в голове, было смолкнувшие, принялись радостно сообщать, что скоро ее отдадут светловолосому вампиру для утех или еще кому-нибудь. Потому что негоже такой человеческой красоте пропадать зря. Она тщетно старалась не прислушиваться к сальным подробностям, которыми наперебой делились невидимые дьявольские мучители.

Ника снова взглянула на Дана. Тот все еще стоял спиной к ней и не шевелился

— За что?! — вскричала девушка.

Она готова была прожечь глазами его спину, если бы умела. Реакции так и не было. Зато голоса в голове злорадно расхохотались.

— Поешь, — светловолосый вампир не скрывал симпатии к Нике. — Может, ты хочешь чего-то особенного? Только скажи.

Ника перевела потухший взгляд на того, кого назвали Кеннетом, и ничего не ответила.

— Ешь побольше. Им нужна твоя кровь, живая кровь и твое человеческое тепло. Они будут пить тебя и наслаждаться твоей смертью, — повторяли наперебой голоса.

Старик взмахнул рукой, призывая свою свиту.

— Сама оденешься? — он притормозил у двери.

Ника поспешно кивнула. Ей с избытком хватило чужих рук на своем теле.

Вампирши покинули комнату вслед за стариком. Кеннет быстро взглянул на Дана, потом многообещающе улыбнулся Нике. Девушку пробрал мороз от того, что сулил ей этот взгляд. Голоса продолжали издеваться, расписывая, что Кеннет и обе вампирши сделают с ней очень скоро. Дан, все так же не оборачиваясь, вышел вслед за вампиршами.

— Дан! Пожалуйста! — уже безо всякой надежды всхлипнула Ника.

— Скоро к тебе опять придут. Жди, — сообщил напоследок Кеннет.

Дверь закрылась, щелкнул замок. Девушка осталась одна.

Дан захлопнул за собой дверь и сжал кулаки. Перед его глазами стояла Вероника. Беспомощная, умоляющая, лишенная всякой воли к сопротивлению. Ее голос бесконечно звал его в мыслях.

Но что он мог сделать? Все предрешено. Хотя, быть может, если как-то вытащить ее, спрятать… Нет, бесполезно, все равно найдут и убьют. И его заодно. Но он-то ладно. Он достаточно пожил и, в общем-то, не печалился о своей участи. Но она… Ее он убить не мог. Так, как однажды убил Кэрин-Энн.

Веронику убьют в любом случае, принесут в жертву. На древнем, как сам мир, алтаре. Но тут, по крайней мере, она умрет счастливой, если можно так выразиться. Умрет, добровольно принеся себя в жертву. Умрет ради него.

Дан ударил кулаком по стене. Нет, одного он точно не позволит — издеваться над ней. Он знал, они мучают ее голосами, изводят страхом, неизвестностью, рисуют картины жестоких мучений. Им нужна слепая покорность и смертный ужас жертвы. Они верят, что только тогда силы природы, призванные дать ему власть, будут благосклонны. Но это не так. Магия крови и без того сильна. Страх жертвы ни к чему. Но они в это не верят. Для них главное — соблюсти древний ритуал.

В дверь постучали. Дан мысленно поинтересовался, кто желает его видеть в не самое удачное время, а потом взглядом позволил двери открыться. Кеннет вошел и внимательно вгляделся в лицо Дана.

— Одного я не понимаю, почему ты стоял и смотрел? Просто стоял и смотрел? — голос светловолосого вампира дрожал от негодования.

— Я не смотрел.

— Да какая разница! Ты не глазами смотрел… И ничего не делал.

— Ты и вправду не понимаешь. Я не мог ничего сделать.

— Мог, и ты это знаешь сам. Тебе достаточно было просто мысленно улыбнуться ей. Или ваша энергетическая связь — ложь?

— Все так, но именно поэтому я и не мог ничего сделать. Позволь поблагодарить тебя за то, что ты ей сочувствуешь. Для меня это крайне важно.

— Да пошел ты!

Кеннет зашагал по комнате, пиная ногой то кресло, то ножки кровати. Аэдан не шевелился.

— Ты так ослаб за время, проведенное среди людей? — Кеннет подошел к Дану и взял его за край безрукавки.

Дан аккуратно отвел руку Кеннета и холодно оглядел его с ног до головы.

— Понятно, наш король прочистил тебе мозги. Я не думал, что ты так быстро дашь себя уговорить.

Кеннет не скрывал разочарования.

— А чего ты хотел? — Дан пожал плечами. — Я никогда не отказывался от титула.

— Да, но и не принимал его. Ну хорошо, предположим… Но ритуал? Это тебя не остановило? Твою любовь принесут в жертву, а тебе все равно. Ты ничего не делаешь, ты даже не пытаешься.

— А кто тебе сказал, что Вероника — моя возлюбленная?

— Так ее Вероника зовут… А что — нет? Не возлюбленная? Так, аперитив? Нет, Аэдан Шиен, я слишком долго и хорошо тебя знаю… Ее глаза… Это глаза Керин-Энн.

— Не тревожь память Керин-Энн, Кеннет, и я забуду все, что ты мне только что наговорил.

— Ура! Теперь узнаю моего друга Дана, — облегченно вздохнул Кеннет. — А то я уж испугался, что ты потерял былую способность чувствовать и переживать, стал таким же, как и остальные.

— Ближе к делу, Кен. Что тебе надо?

Дан устало опустился на кровать и вытянул ноги. Кеннет подошел ближе и присел на ковер рядом с кроватью.

— Я хочу помочь тебе. Один ты не справишься. Тебя не было семьсот лет, это крайне большой срок даже для нас. Многое тут неизменно, но кое-что и здесь не стоит на месте.

— Угу. Я заметил. Бронированные ставни и камеры наблюдения. А еще кондиционеры и горячая вода.

— Да, приятности комфорта дошли и до этого древнего места. Но я не о том.

— Ну-ну. Я весь внимание.

— Во-первых, ты можешь облегчить участь своей девушки. Эта ночь, ночь перед ритуалом. Ты знаешь, что должно произойти этой ночью?

— Догадываюсь

— И ты им позволишь дотронуться до нее?

— Насилия не будет. Ей должно понравиться, — Дан равнодушно прикрыл глаза.

— Твою мать! Дан! Но она же твоя… Ты ее ласкал и любил. Ты сохранил ей жизнь и показал радость нашего истинного поцелуя…

— Кен, оставь эти романтические бредни для кого-нибудь другого. Для смертных красоток, например.

Кеннет буквально подпрыгнул с пола и, усевшись на кровать к Дану, вцепился в его руку. Дан лениво отбросил вампира обратно на пол.

— У меня нет слов… Ты не хочешь. Ты уже принес ее в жертву. Неужели ты так желаешь править этим сонным царством? — грустно вопросил Кеннет и опустил голову.

— Одного я не понимаю, Кен, зачем ты меня агитируешь. Твоя-то выгода где?

Дан приподнялся на локте и посмотрел в глаза второму вампиру.

— Дан, — Кеннет вздохнул. — Ты же мой друг… Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Не лги мне, ты же знаешь, я способен отличить правду от лжи.

— Я не лгу.

— Тогда договаривай.

— Ты мой брат во Крови. Тебе наследую я.

— Вот оно что, — Дан облегченно опустился обратно на подушку. — Власть. А то я уже готов был поверить.

— Ты мне не веришь…

— А с какой радости я должен тебе верить? И вообще кому-то из вас?

— Отцу ты поверил…

— Это же Отец…

— Дан, — Кеннет помолчал, его лицо сделалось серьезным и решительным. — Все так. Кирке с Маори хотят править. С ними Джексон и Вела. Это их идея насчет терроризма. Мы с Отцом провели большую работу. В стане Кирке не так все здорово, как ему кажется. Нас не так много, как раньше, и большинство не хочет рисковать спокойствием. Отец запретил раздавать направо и налево Темный дар. Теперь для этого существует целая комиссия с рассмотрениями, обжалованиями и прочей радостью. Так что нас становится все меньше и меньше. Древние устают и уходят. Отец тоже устал. Но ты не отрекся от наследства, у тебя появилась связь со смертной, с Избранной… Это было знамение. Отец ожил, и все завертелось… Кирке должен быть уничтожен, и у меня есть план.

— Очень хорошо. Мы его воплотим.

— Дан, — простонал Кеннет. — Не строй из себя идиота. Я не про план. Я прекрасно смогу все сделать и сам. Но дело в тебе и в твоей девушке. Вы должны спастись, вы должны уйти.

— Это ты не будь идиотом. Нам не уйти. Что ты предлагаешь? Отречение? За отречение — смерть. Ты понимаешь, мне на это плевать, но девчонку все равно убьют. Так и эдак. Я не вижу выхода.

— Так ты думал об этом? — в голосе Кеннета послышалось облегчение.

Дан сел и сжал руками голову кровного брата.

— А могло ли быть иначе? Кенни, пойми, все бесполезно. Пусть уж лучше Вероника умрет счастливой, зная, ради чего она умирает. Не так, как умирала Керин-Энн.

— Ты прав, брат, — плечи Кеннета поникли. — Но, может, мы что-то придумаем?

— Не тешь себя иллюзиями, Кенни… Но в одном ты прав. Нельзя позволить этой ночью свершиться надругательству.

Аэдан отпустил голову брата и пружинисто поднялся. Бросив взгляд в окно и определив, который час, он быстрым шагом вышел из комнаты. Кеннет бросился следом.

Ника сидела, забившись в дальний угол кровати. Голоса в ее голове переговаривались, ничуть не смущаясь. Они неустанно комментировали каждый жест и каждое действие Снупи и двух вампирш, по-домашнему расположившихся в постели девушки.

Дата добавления: 2015-11-04