* * *
Петербургский чиновник, которого так долго и напрасно ждали на Керженце, приехал туда только летом. Долго задержали его в Петербурге. Только что приехал он, тотчас же отправился в оленевский скит. Оттуда какие-то шатуньи, которых в скиту никто и не знал, пошли на Дон за сбором подаяний. Их взяла полиция и отправила сначала в Петербург, а оттуда они были препровождены в ту губернию, где ложно сказались жительницами. Там их никто не знал, и они до разъяснения дела посажены были в тюремный замок. Расспросив их и не добившись никакого путного ответа, петербургский чиновник поехал в оленевский скит. Тот скит несколько лет пред тем весь выгорел дотла; а между тем дошли до Петербурга сведения, что там есть много обителей, а из них самою главною и многолюдною считается обитель Анфисина, построенная будто бы лет двести тому назад инокиней Анфисой, родственницей, как говорило предание, святого Филиппа митрополита. Чтобы застать службу во всех часовнях и моленных, чиновник выбрал для их осмотра вечер Успеньева дня. Осмотрев и запечатав все до одной моленные, чтобы скитницы чего-нибудь не спрятали, петербургский чиновник остановился в Анфисиной обители, осмотрел ее и составил подробную опись иконам и всему другому, там бывшему. Игуменья обители Маргарита, известная больше под именем Кузьмовны, с особенным радушием встретила приезжего и разговорилась с ним обо всех делах обительских. Ее племянница Анна Сергевна прислуживала гостю, разливала чай и потом сама подавала чем Бог послал поужинать. Петербургский чиновник ночевал в обители Анфисиной и потом в ней не раз бывал. Из двадцати с лишком часовен и моленных только три уцелело после бывшего пожара, прочие как вновь построенные остались запечатанными и чрез несколько времени земскою полицией были сломаны.
Из Оленьева петербургский чиновник, сопровождаемый местным исправником, отправился в незадолго пред тем обращенный к единоверию керженский скит, уж обставленный церквами; там игумен Тарасий, после того архимандрит, встретил гостя даже со слезами.
– Ох, любезненький ты мой, – говорил он, – кого мне привел Бог встретить в наших местах! Места наши пустые, лесные; как-то ты добрался до нас! Разве что с помощью господина исправника, он в своем уезде везде всю подноготную знает. А у нас место пустынное, как есть настоящее иноческое пребывание. Только и утехи нам, что окуней половить в Керженце да ими маленько себя полакомить. Ты не взыщи с меня, что встречаю я тебя в таком одеянии, – прибавил отец Тарасий, указывая на свою свитку, всю вымоченную водой, – сейчас в Керженце был, рыбешку ловил, как мне про тебя сказали. Не обессудь ты меня, любезненький мой; надо бы к тебе во всем чину явиться, а я вон какой измоченный да перемоченный. Не обессудь, касатик ты мой, – низко кланяясь, говорил петербургскому гостю отец Тарасий. – Ступай в мою келью, а я меж тем приоденусь и приду как надо встретить дорогого гостя.
– Не беспокойтесь, пожалуйста, отец Тарасий, – сказал на то петербургский чиновник. – Не в одежде дело, а в радушии. Останьтесь как были, ежели это вас не холодит.
– За ласковое слово много благодарим, – сказал отец Тарасий, но, несмотря на приглашение чиновника, пошел переодеться и вскоре явился к нему в полном чину.
– Напрасно беспокоились, отец Тарасий, – сказал гость, – право, напрасно, разве что простуды боялись.
– Ах ты, мой любезненький, гость ты мой дорогой! – вскрикнул игумен, обнимая чиновника и лобызаясь с ним, – как же смею я быть пред тобой не во всем иночестве! А ты пойдем-ка со мной вот сюда.
И повел гостя в другую соседнюю комнату.
Там на столах стояли: уха из только что наловленных окуней, пирог с малосольною осетриной, каша с молоком, оладьи, а на другом столике были поставлены: водка, виноградное вино, а к ним копченые рознежские стерляди и другая рыба, икра, соленые рыжики и грузди, маринованные грибы и другие снеди.
– Потрапезуем-ка, любезненький мой, чем Бог послал у старца в келье, – говорил отец Тарасий. – Водочки прежде всего выкушай, и я вместе с тобой выпью монашескую калишку. Сделай милость, друг, откушай.
Выпив водки, гость расхвалил закуски, к ней поданные, особенно копченых стерлядей. Потом сели обедать.
За обедом, по иноческим правилам, все трое сидели молча. Один лишь игумен изредка говорил, потчуя гостей каждым кушаньем и наливая им в стаканы «виноградненького», не забывая при том и себя. После обеда перешли в прежнюю комнату, бывшую у отца Тарасия приемною. Здесь игумен подробно рассказывал петербургскому гостю о скитах керженских и чернораменских, о том, как он жил, будучи в расколе, и как обратился из него в единоверие вследствие поучительных бесед с бывшим архиепископом Иаковом.
Долго говорил игумен. Затем повел он гостя в церковь, где отправлено было молебное пение. Служил сам отец Тарасий, иноки пели тихо и стройно единоверческим напевом. Приезжий из Петербурга в подробности осмотрел церковь, хвалил ее чистоту и убранство, особенно святые иконы.
– Чудотворной-то нет у нас никакой, – тихо промолвил отец Тарасий, наклоняясь к приезжему, чтобы не смущать напрасно братию, не уходившую из храма.
– Молитесь Богу, он не оставит вас, – так же тихо сказал ему петербургский чиновник.
Обойдя все церкви и кельи иноков, игумен повел гостя на конный и скотный дворы, на пчельник и везде показал ему монастырское свое хозяйство. Потом пошли на реку Керженец, и там послушники занесли бредень для ловли рыбы к ужину. Потом повел его игумен в монастырский лес; когда ж они воротились в игуменские кельи, там их ожидал самовар и блюдо свежей малины с густыми сливками и все-таки с «виноградненьким».
Петербургский гость остался ночевать у Тарасия, так как время было уже позднее. На ужин явились все те же закуски, какие были поданы к обеду. Уха сварена была из наловленных послушниками окуней, и явился к столу поданный ими жареный судак и другие давешние кушанья, кроме каши, замененной малиной со сливками.
Поутру, отстояв обедню, петербургский чиновник распрощался с отцом Тарасием. Игумен даже расплакался на прощанье со своим нежданным гостем.
Из керженского Благовещенского скита петербургский приезжий, пробыв несколько времени в уездном городе, отправился в шарпанский скит, где его вовсе не ждали. Он приехал туда ночью, часу во втором, и прошел прямо в моленную. Там в углу стояла икона Казанской Богородицы; говорят, что она была комнатною царя Алексея Михайлыча в первые годы его царствования. Она была заслонена другою большою иконой, но пред ней горела лампада. Рассказывали, что та икона во время патриарха Никона находилась в Соловецком монастыре и что во время возмущения в среде соловецкой братии, когда не оставалось более никакой надежды на избавление обители от окруживших ее царских войск, пред ней на молитве стоял дивный инок Арсений. И видит он во сне, что икона Богородицы поднялась в небесную высоту, и слышит он от той иконы глас: «Иди за мной без сомнения и, где я остановлюсь, там поставь обитель, и до тех пор, пока в ней будет сия моя икона, древлее благочестие будет процветать в той стороне», и был Арсений чудною силой перенесен с морского острова на сухопутье. Богородична икона идет по воздуху, а вслед за ней инок Арсений. И стала та икона и опустилась на землю в пустынных лесах Чернораменских, и там на урочище Шарпан поставил Арсений первый скит в тамошних местах. Вскоре больше сотни таких скитов возникло в Черной Рамени, в Керженских и Рышских лесах и по реке Ветлуге.
Таковы были между старообрядцами предания о первых насельниках лесов Чернораменских, и все, как ближние, так и дальние, с особым уважением относились к иконе, принесенной в Шарпан иноком Арсением. Они твердо веровали, что, как только соловецкая икона выйдет из Шарпана и будет поставлена в никонианской церкви, древлему благочестию настанет неизбежный конец. И потому, как только возможно, старались удержать ее на месте.
Опытный в делах подобного рода, петербургский чиновник, войдя в шарпанскую моленную, приказал затушить все свечи. Когда приказание его было исполнено, свет лампады, стоявшей пред образом Казанской Богородицы, обозначился. Взяв его на руки, обратился он к игуменье и немногим бывшим в часовне старицам со словами:
– Молитесь святой иконе в последний раз.
И увез ее.
Как громом поразило жителей Керженца и Чернораменья, когда узнали они, что нет более соловецкой иконы в шарпанской обители. Плачу и воплям конца не было, но это еще не все, не тем дело кончилось.
Из Шарпана петербургский чиновник немедленно поехал в Комаров. Там в обители Глафириных издавна находилась икона Николая Чудотворца, также почитаемая старообрядцами чудотворною. Он ее взял точно так же, как и соловецкую из Шарпана. Страха и ужаса еще больше стало в обителях керженских и чернораменских, там все считали для себя поконченным. Петербургский чиновник исполнил обещание, данное отцу Тарасию: соловецкая икона была перенесена в керженский Благовещенский монастырь, а икона Николая Чудотворца – в незадолго пред тем обратившийся к единоверию скит осиповский. После того, объехав все скиты и обители, петербургский чиновник воротился в свое место.
Вскоре от высшего начальства из Петербурга вышло такое решение о скитах: им дозволено было оставаться по-прежнему только на полгода, после этого времени они все непременно должны быть совершенно порушены; тем из скитских матерей, что приписаны были к обителям по последней ревизии, дозволено было оставаться на их местах, но со значительным уменьшением их строений. Тем из обительских матерей, что приписаны были по ревизии к разным городам и селениям, велено было иметь там всегдашнее пребывание без кратковременной даже отлучки в скиты и другие места.
Все это исполнить было возложено на местную полицию, и сам исправник несколько раз объезжал для того скиты. Хоть окрестные крестьяне прежде и радовались тому, что рано или поздно скитские строения пойдут в их собственность, потому что матерям некому будет продать их строений и они поневоле продадут их за бесценок, однако на деле вышло другое. Сколько ни приказывал исправник крестьянам Ронжина и Елфимова ломать обительские строения, никто из них не прикоснулся к ним, считая то великим грехом. Особенно комаровские часовни были для них неприкосновенны и святы. Сколько ни было у них ссор с комаровскими матерями, они горько скорбели и плакали над судьбой, постигшею скиты. И немудрено то было: окрестные крестьяне так долго по праздникам ходили в комаровские часовни, что им нельзя было не пожалеть соседок; опять же многие из них были женаты на живших прежде в том скиту белицах. Сколько ни бился исправник, увидел наконец, что тут ничего не поделаешь, и потому собрал понятых, преимущественно из православных. Они мигом приступили к работе. Когда были снесены кровли с Манефиной обители, считавшейся изо всех скитов самою главною, стоном застонали голоса. В то время собрались в Комарово почти без исключения все матери из всех обителей: точь-в-точь как съезжались, бывало, они на соборы, там сбиравшиеся. На завалинах и на разрушенных строениях сидят матери и горько плачут, смотрят на разрушение старого их пепелища, ожидая и в своих скитах такого же разрушения и неизбежной высылки людей с насиженных ими мест, но не приписанных ко скиту. Приехала из города и мать Манефа с неразлучною Филагрией. Сели они возле своих келий, но ни плача, ни рыданий с их стороны не было. Переселясь заблаговременно в город, где была приписана по ревизии, Манефа только тихо, безмолвно горевала по своем старинном хозяйстве. Так же ко всему равнодушною казалась мать Филагрия: она также приписана была к городу, жила вместе с Манефой. Ничего в ней не было, что бы расстраивало ее при виде разрушения комаровских обителей. Зато все другие тут бывшие горевали и плакали по случаю постигшего всех их несчастия.
Сидит на завалинке мать Манефа с Филагрией, а рядом с ними все прежние противницы Манефины из-за архиерейства: кривая мать Измарагда, игуменья обители Глафириных, так еще недавно лишившаяся чудотворного Николина образа, мать Ионна, игуменья из скита Гордеевского, мать Евтропия обители Игнатьевой, мать Августа, игуменья шарпанская, у которой также недавно отобрана была соловецкая икона Казанской Богородицы. Не послушалась тогда мать Августа уговоров на соборе прочих игумений, не свезла в Москву эту икону, с которой связано давнишнее предание, что скиты керженские и чернораменские останутся неприкосновенными до тех только пор, покамест она не будет поставлена в великороссийской церкви, – а вот она теперь у отца Тарасия. Все эти игуменьи, при виде сломанных Манефиных строений, сотворили с ней прощу и мирно, с плачем и стонами, сидели рядом с бывшей своей несогласницей, ничем не возмутимой старицей. Общая скорбь примирила всех. Против этих игумений, на диванах и стульях из бывшего домика Марьи Гавриловны, сидели более или менее близкие к Манефе: Таисия, игуменья обители Бояркиных, игуменья обители Жжениных и настоятельницы мелких комаровских обителей: мать Улия, игуменья Салонекеиных, Есфирь из обители Напольных, настоятельницы обителей, а также все улангерские матери, Юдифь и девяностолетняя Клеопатра Ерахтурка, никогда не чаявшая дожить до разорения скитов. Были тут и Агния, игуменья небогатого скита крутовражского, Христодула, начальница такого же скита ворошиловского, дебелая старица мать Харитина, тоже из бедного скита быстренского, и многоречивая Полихрония, настоятельница обители малиновской. Все бывшие слезно молили мать Манефу, чтобы дала им мудрый совет, как помочь себе в настоящие дни напастей.
Опустив голову и потупив очи, ничего никому не говорила в ответ мать Манефа. Ко всему видимому и слышанному, казалось, относилась она совсем равнодушно.
Больше и громче всех голосила добродушная мать Виринея, столь долго бывшая келарем в Манефиной обители. Не будет больше у нее ни пиров, ни соборов, не будут больше собираться к ней белицы работать и петь псальмы, а частенько и мирские песни. А главное, что сокрушало ее, это то, что пришел конец широкому ее домохозяйству, что теперь, ежели она и поселится в городе у матери Манефы, не будет уже больше такого домоводства, какое было до сих пор. Вспоминала и мать Филагрия, прежняя Фленушка, о тех проказах, что выкидывала она у добродушной Виринеи тайком от игуменьи. Еще больше вспомнила она гулянки свои по Каменному Вражку, но все затаила в сердце и казалась ничем не возмутимою. За разрушением Манефиной обители последовало разрушение и других обителей Комарова, а затем и разрушение прочих скитов.
Так пали около двухсот лет стоявшие обители керженские и чернораменские. Соседние мужики сначала хоть и не решались поднять руки на часовни и кельи, через несколько времени воспользовались-таки дешевым лесом для своих построек: за бесценок скупили скитские строения. Вскоре ото всех скитов и следов не осталось. Были оставлены на своих местах только приписанные к ним по ревизии, и каждой жительнице отведено было по просторной келье, но таких приписанных по всем скитам осталось не больше восьмидесяти старых старух, а прежде всех обительских жителей было без малого тысяча. Опустели и Керженец и Чернораменье.
Через некоторое время местному губернатору вместе с другим петербургским чиновником велено было осмотреть все скиты. Они нашли всюду полное запустение.
Зато в городе, где было много приписанных келейниц, образовались многолюдные обители с потайными моленными. Из них главною по-прежнему стала обитель матери Манефы.
Со слезами на глазах попадья схватила было руку, чтобы поцеловать, но Андрей Александрыч не допустил ее.
– Прощайте, матушка. Кланяйтесь отцу Прохору. Скажите ему, чтобы до Ивана Богослова26 сентября. непременно приготовился к перестройке дома, – говорил, уходя из поповского дома, Андрей Александрыч.
До улицы проводила его попадья с дочерьми, низко кланяясь и благодаря, как только умела. Когда же воротились домой, попадья шепнула Степанидушке:
– Хоть все лазы облазил, а не нашел. Пришлет ли, нет ли леску, Бог его знает, а красненькую пожаловал. Нам и то годится... А ведь Авдотья-то Марковна богачка страшная, к тому и добра и милостива, как заметила я. Поди, не десять рублей даст Петровичу. Соверши, Господи, во благо ее возвращение в дом родительский! Такой богачки ни разу еще не приводилось Петровичу выручать из этого дома.
Примечания 1
… сходное с нынешней редстоковщиной или пашковщиной. – Имеется в виду религиозная секта, возникшая в 70-х годах XIX в. в России в аристократических кругах среди последователей английского проповедника лорда Гренвилля Редстока, впервые выступавшего в Петербурге в 1874 г. Пашковцы (название дано по имени одного из сектантов В. Пашкова), как и баптисты, отвергали некоторые догмы и обряды христианской церкви, требовали крещения в сознательном возрасте.
«Цветник», «Торжественник». – «Цветник» – сборник изречений из различных церковных и светских книг; «Торжественник» – древнерусский сборник житий святых, «похвальных слов» и сказаний о церковных празднованиях. Древнейший список «Торжественника» относится к XIV в.
…от колдуна Брюса. – Яков Вилимович Брюс (1670–1735) – сподвижник Петра I, дипломат, полководец и ученый. Брюс возглавлял книгопечатание в России. Известен также работами в области географии и особенно астрономии (был популяризатором учения Коперника).
«Печерский патерик» – один из известнейших памятников русской древнецерковной письменности XV в., в котором рассказывается о жизни печерских подвижников. Первое печатное издание вышло в 1635 г.
… сам Соломон – царь Израиля и Иудеи (Х в. до нашей эры). Библейские легенды прославляют мудрость Соломона и свидетельствуют о необычайной роскоши его двора.
… поэзия Дамаскина… – Поэт Дамаскин (ум. в 754 г.) – греческий богослов и церковный писатель, за необычайный поэтический дар прозван Златоструйным.
… вскоре после ляхолетья… – то есть вскоре после польско-литовской интервенции 1609–1612 гг.
… чуть ли не от самой Катерины Филипповны. – Имеется в виду Е. Ф. Татаринова (см. прим. П. И. Мельникова).
…зодчий Возоулин. – Имеется в виду один из прославленных русских архитекторов XVII в., построивший несколько соборов и церквей в Нижнем Новгороде.
«Духовный регламент» Петра Великого – точнее, «Регламент Духовной коллегии» – законодательный акт Петра I, закреплявший подчинение церкви царской власти. Регламент определил деятельность Духовной коллегии, которая должна была заменить собой верховную церковную власть, принадлежавшую ранее единолично патриарху. Духовная коллегия приняла затем название «Святейшего правительствующего синода».
…учение… архидиакона Эбеля… – Иоганн Вильгельм Эбель (1784–1861) – кенигсбергский священник, главный обвиняемый по процессу муккеров (1835–1842). В Германии было общепринятым муккерами называть всех сектантов, которые под видом благочестия предавались разврату.
… ушел туда, где ловят соболей… – то есть был сослан в Сибирь.
… в сражении под Остроленкой. – Крупные военные действия под Остроленкой – уездным городом бывш. Ломжинской губ. – происходили в мае 1831 г. между польскими повстанцами и русской армией.
По Балюзиусу… – Возможно, что здесь имеются в виду труды французского историка и профессора канонического права Этьена Балюза (1630–1718), публиковавшиеся на латинском языке.
… подобно вальденсам. – Вальденсы – религиозная секта, возникшая во Франции в XII в.
Бем, Сен-Мартен. – Беме Яков (1575–1624) – немецкий философ-мистик; Сен-Мартен (1743–1803) – известный французский писатель-мистик. Одно из важнейших его сочинений «О заблуждениях и об истине» («Des erreurs et de la verite«), Лион, 1785.
Барон Гакстгаузен («Rusische Zustande»). – Гакстгаузен (1792–1866) – известный немецкий специалист по аграрному вопросу, стоявший на реакционных позициях. Полное название его труда «Studien aber die inneren Zustande, das Volksleben und besondere die undlichen Einrichtungen Russlands», т. 1 и 2, 1847, т. 3, 1852 («Исследование внутренних отношений, народной жизни и в особенности сельских учреждений России»). В этой работе имеются интересные наблюдения Гакстгаузена над русским расколом.
Был он молоканином. – Русская религиозная секта молокан возникла в середине XVIII в. Молокане, называвшие себя «духовными христианами», отрицали религиозные обряды, иконы, святых и всю церковную иерархию, за что преследовались царским правительством.
… стали ждать кончины мира… Со слов Бенгеля… – Бенгель (1687–1752) – немецкий богослов, издатель и комментатор Нового Завета, вычислявший в своих «трудах» время второго пришествия Христа.
…комета Галлея. – Галлей (1656–1742) – известный английский астроном. Его именем названа комета, исследование которой было им опубликовано в 1705 г.
…жалованный изограф… – см. примеч. П. И. Мельникова к первой книге наст. изд.
Она баронских писем, совсем почти фряжская. – см. примеч. П. И. Мельникова.
…при святейшем Филарете – при патриархе московском Филарете (ум. в 1633 г.)
…царица Евдокия Лукьяновна – жена царя Михаила Федоровича (ум. в 1646 г.)
… вышло такое решение о скитах… – Имеется в виду решение особого секретного комитета по делам раскола от 1853 г., согласно которому министерству внутренних дел было предоставлено право упразднить раскольничьи скиты.
Словарь малоупотребительных слов
Абыз – татарский мулла.
Адаманты – драгоценные камни, алмазы.
Аладжа, или алача – шелковая или полушелковая турецкая ткань.
Апостольник – монашеское покрывало на шею и грудь.
Аред – скряга, дряхлый старик, заедающий чужой век.
Ахун – магометанский богослов.
Балы точить – говорить что-нибудь забавное, толковать о пустяках. Балы – пустые, хотя и забавные, рассказы.
Бахта – бухарская или хивинская хлопчатобумажная ткань с узором.
Блазнить – соблазнять, подавать повод к предосудительным поступкам.
Блазниться – впадать в соблазн.
Борзая баба – бойкая, проворная, прыткая.
Брашно – кушанье.
Бунты – здесь – тюки, связки, кипы.
Вещба – ворожба.
Вздонжить – сделать назло.
Внегда – когда.
Внеуду – снаружи.
Внутрьуду – внутри.
Водороины – рытвины, образовавшиеся в результате дождей или разлива.
Восхитить – похитить, унести.
Враги – овраги.
Гребтить – смущать, заботить, беспокоить.
Гусянка – волжская крытая барка.
Десятильник – сборщик десятинной подати в пользу монастыря.
Дондеже – пока, до тех пор, доколе.
Донце – доска, на которой сидит пряха при прядении.
Дуван – раздел добычи.
Егда – когда.
Зазирать – упрекать, порицать, осуждать.
Запнуть – задержать, стараться уронить.
Зарить – сжигать.
Зашумаркать – заворчать.
Игемон – правитель.
Иждену – изгоню.
Иже – который.
Избойна – жмых.
Извод – желание, воля.
Изъядати – съесть.
Испраздниться – упраздняться, уничтожаться.
Ичеги – восточные сафьяновые легкие сапожки.
Калужина – лужа, стоячая вода.
Кандия – колокольчик.
Кафизма – название каждого из двадцати разделов Псалтыря.
Клобук – монашеский головной убор.
Кобь – ворожба, гадание по приметам.
Ков – дурной умысел, заговор.
Кондаки – краткие церковные песнопения.
Кортома – наем, аренда.
Коснить – медлить в своих действиях, мешкать.
Красный товар – хлопчатобумажные ткани.
Красоули – чаши для вина.
Ктитор – церковный староста.
Куликать – предаваться пьянству.
Кунган, или кумган – кувшин, употребляемый при умывании.
Кусовая – особая рыболовецкая лодка, приспособленная для ловли белуг.
Кучиться – просить, домогаться.
Ластовые экипажи – суда для перевозки грузов.
Лестовка – раскольничьи четки.
Линьки – короткие смоленые веревки, употреблявшиеся как орудие телесных наказаний во флоте.
Любы – любовь.
Лядвея – часть ноги выше колена.
Мамонить – соблазнять, прельщать.
Манатейка – мантия монаха.
Меледа – мешкотное дело.
Метания – поклон по церковному уставу.
Могута – сила.
Морстей – морской.
Нань – неужели.
Насельник – поселенец, туземец.
Не леть – нельзя.
Обетования – обещания.
Облай – ругатель.
Облегчиться – потрудиться, сделать что-то.
Одолени – кувшинки (водяные лилии).
Одонья – скирды.
Онде – в ином месте.
Опока – меловой известняк.
Опрятать – омыть мертвого.
Осельский – ослиный.
Осетить, или обсетить – окружить сетями, захватить.
Отвержися – откажись.
Оцеп – бревно или брус у потолка, к которому подвешивается колыбель.
Пардалей – рысь.
Перелобанить – убить ударом по лбу.
Победная голова – несчастный человек.
Повапленый – крашеный.
Подустить – побуждать, умышленно подстрекать.
Покон – обычай, порядок, отсюда выражение «спокон веку».
Покуликать – попьянствовать.
Покучиться – попросить, поклоняться.
Попенный сбор – уплачивался казне за вырубку леса по количеству пней.
Посолонь – движение по солнцу, с востока на запад.
Потуровать – понуждать, торопить, заставлять.
Прещение – запрещение, угроза.
Привитать – пребывать, обитать.
Припен – барыш, прирост, прибыль.
Притка – порча, беда, несчастный случай.
Прокимен – стих Псалтыри, исполняемый хором в церкви.
Проща – молитва об отпущении грехов.
Пруги – саранча.
Рабатки – широкие гряды для цветочно-декоративных растений.
Разымчато – забористо.
Распудиться – разбежаться.
Ристанье – состязание.
Ронить – валить.
Рытый бархат – бархат с рисунком.
Седален – церковный стих, при чтении или пении которого в церкви разрешалось сидеть.
Сидеть смолу – гнать смолу.
Смотник, смотница, смутница – сплетник, сплетница.
Соние – сновидение.
Сонм (сонмище) – собрание, сходбище, собор.
Сорочинское пшено – рис.
Спорынья – успех, удача, выгода.
Стая – несколько изб в скитах, соединенных сенями и покрытых общей крышей.
Стрежень – судоходная середина реки, фарватер.
Стихер – легенда, сказание в стихах духовного содержания; церковное песнопение.
Стогны – площади, улицы города.
Стяжать – здесь – блюсти, сохранять, одержать.
Суторить – говорить пустое, вздорить, толковать попусту.
Сухотиться – сокрушаться, кручиниться, печалиться.
Тазать – бранить, таскать за волосы.
Тацеты – цветы, один из видов нарциссов.
Тенетник – осенняя паутина.
Топсель – верхний парус.
Трудница – скитница, работающая в скиту по обету.
Увядити – иссушать, губить.
Угоры – подъем в гору.
Усад – место, отведенное под крестьянский двор.
Урезный – любящий выпить лишнее.
Ухитить – устроить, подготовить к зиме.
Утыте – разжиреть, стать тучным.
Ушире – расшириться.
Фряжский – заморский, заграничный.
Хизнуть – хилеть, разоряться, чахнуть.
Хрящевая дорога – дорога, засыпанная крупным песком и галькой.
Цельбоносный – приносящий исцеление.
Цыганить – здесь – насмехаться.
Черес (мн. чресла) – поясница; чересл – кошель в виде опояски под одеждой, в котором носят деньги.
Чивый – щедрый, тароватый.
Чупаха – замарашка, неряха.
Шипок – здесь – шиповник.
Щепотник – крестящийся щепотью – тремя пальцами, по-никониански.
Ю – ее.
Примечания
Пьяна упоминается в летописях. Русские поселились на ней в половине XIV века, и тогда еще по поводу поражения нижегородской рати ордынским царевичем Арапшой сложилась пословица: «За Пьяной люди пьяны». (Примечания, данные под строкой, принадлежат автору. – Ред.)
В «Книге Большого Чертежа»: «А Нижний Новгород стоит на Дятловых горах».
Один из прислужников «возати» – мордовского жреца.
Общественное моление.
Лейпциг.
Стоглав, гл. 93.
Реки в Костромской губернии, текут по лесам.
Лысково– село на Волге.
Теша близ Мурома впадает в Оку, Сережа в Тешу.
Большой котел для добыванья смолы.
Знаменитый разбойник Муромских лесов, грабивший особенно проезжавших на Макарьевскую ярмарку московских купцов, во второй половине XVIII столетия. Говорят, он много кладов зарыл по лесам.
Дележ добычи разбойниками.
Колодезь для добычи руд, шахта.
Впоследствии, когда возникли нескончаемые тяжбы о наследстве, это выражение встречалось не только в частных записках, но даже в официальных бумагах.
Плавильная печь.
января.
Сосновые корья, из которых смолу сидят.
Цветноймясоед – от Пасхи до петровок; крапивное заговенье – воскресенье через неделю после Троицы.
Мелкий тюлень, еще не покинувший матери, иначе «белок».
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |