Почему-то подумал, что он только что вернулся в свою спальню.
Я понимал, что он, скорее всего, вставал в туалет, а может, попить что-нибудь...
Не важно. Важно было то, что меня начало колбасить от мыслей об этом.
Ян там...
Как он себя чувствует?
Что у него на душе?
Он же наверняка помнит все, что произошло дома, что я был с ним... Да и понял, наверное, что я здесь, если видел мою одежду на вешалке и кроссовки.
Я лежал, пялясь на дверь, мял одеяло, облизывал пересыхающие губы.
Господи... Хоть бы Свят сейчас проснулся что ли... Он наверняка смог бы меня успокоить, правда?
А вот сам я был сделать это не в состоянии - меня скручивало внутренне.
Я просто невыносимо хотел к НЕМУ.
Короче говоря, так я промучился минут двадцать, наверное. Ну и не выдержал, в конце концов. Блин...
Осторожно сполз с постели, с пола подобрал джинсы - не было разницы свои или Свята - и выскользнул из комнаты.
Остановился, глядя на дверь Мозаика, удивился, что как-то уж слишком ярко виден свет ночника из щелей, и все же списал на то, что темно в коридоре.
Пошел в уборную. Даже не знаю зачем... Ну уж явно не поссать, этого я не хотел. А может, понимая, что собираюсь сделать что-то не очень разумное, надеялся все еще, что дикое желание идти к Яну утихнет, если я потяну время? Ну там, морду холодной водой ополоснуть, а?
Ага, придурок. Размечтался...
В ванной на стиральной машине лежала одежда Мозаика. Джинсы и олимпийка.
Скорее всего, это Александра Геннадьевна сюда принесла его вещи для стирки.
Они пахли Яном. И желание быть рядом с ним стало еще более резким.
Я натянул Святусины (как все-таки оказалось) джинсы, после того как оторвал от фейса кофту моего мальчишки, сходя с ума от пьянящего запаха.
Его запаха...
И конечно уже знал, что не смогу не пойти к нему, даже понимая, что за время, прошедшее с того момента как он выходил, можно не один раз уснуть, только меня это не волновало...
И, наверное, будет даже лучше, если он спит? Чтобы не напрягать его своим присутствием. Я же не собирался устраивать разборки, просто очень хотел быть там, где он.
Постояв с минуту на пороге его комнаты, кусая губы, так и не услышав ни звука, аккуратно открыл дверь, чувствуя собственный долбящийся в виски пульс, такой сильный, что было больно.
И обалдел.
В комнате горел нормальный свет, так что не зря я удивился, увидев его из-под двери. Ян был полностью одет: в свитере, джинсах, стоял ко мне спиной, склонившись над столом, и что-то писал, не замечая меня. Невольно обратил внимание на открытую сумку с вещами, лежавшую на его постели...
Я не понял до конца, что все это значит, но явно ничего хорошего. Очень уж это напоминало сборы. И притом тайные...
Ян, - прошептал я, хотя собирался позвать его нормально. Не получилось.
Мозаик замер, распрямился, небрежно бросил ручку на исписанный листок и медленно повернулся.
Я смотрел на рану на его щеке, уже не скрытую пластырем, и понимал, что хотя под челкой и не видно что творится, но я уже как-то и не сомневался, что и со лба тоже все содрано...
Нервно вздрагивающие губы, настороженный взгляд исподлобья. И там была не только настороженность - от этого коктейля эмоций, что исходил от него, кинуло в жар.
Ян... Зачем ты... так? – еле выдавив это, я глянул на сумку и снова на него.
Не зная что делать, понимал, что если он захочет уйти - уйдет по любому.
Но куда, зачем?
Судя по сумке, не на вторую квартиру собрался.
Мне надо, Дин, - тихо проговорил он. - Мне очень надо...
Я отрицательно покачал головой, чувствуя, что еще пара секунд и меня накроет дикая истерика.
Не надо, Янусь... Пожалуйста...
В любом другом случае я бы сгреб его в охапку, наорал и, скорее всего, врезал даже в воспитательных целях. Но сейчас... Господи... Я же понимал, ЧТО с ним происходит, как он сходит с ума от неизвестности да и от того, что ему приходится так поступать с нами. А еще знал, как он опасается телесного контакта...
Ты не понимаешь, Дин... не понимаешь, - его почти стон, и мне захотелось плюхнуться на колени, делать все, что угодно, лишь бы он не уходил хрен знает куда.
Мне было страшно... До тошноты...
А вот теперь меня начало трясти. Ну да, я был в одних джинсах, черт... Но уж это точно было ни при чем...
Почему-то казалось, что если он сейчас уйдет, я никогда его больше не увижу. Ну понимал, что идиотское чувство, дурацкое, очень неправильное... Но оно было, и поделать с этим я ничего не мог, и от этого становилось еще хуже.
Я оперся спиной о косяк, не отрывая от него взгляда, не сомневаясь, что сделаю все, чтобы остановить его.
Ян, малыш, мы должны поговорить... Пожалуйста...
Я не могу, - он тряхнул головой, еще сильнее закрываясь от меня челкой, - не сейчас... Мне нужно время... Единственное, что я могу тебе сейчас сказать, что... так надо, Дин. Поверь...
Все это было невыносимо настолько, что я боялся сорваться, и тогда я не представлял чего ждать от самого себя. Вцепившись пальцами в косяк, все еще худо-бедно сдерживаясь от нестерпимого желания кинуться к нему и обнять. Но я не мог себе этого позволить, боялся, что этим порывом только сильнее оттолкну Мозаика от себя.
Он взял со стола листок, на котором писал, отошел к сумке и стал закрывать ее на молнию.
Я опустился вниз и обнял свои колени.
До одури хотелось курить... Сглотнул.
Ты не должен этого делать, малыш. Это неправильно... Не надо так... Не ТАК, Ян! Слышишь?
Он остановился, взявшись за лямку, не поднимая головы.
По крайней мере, он слушал меня, что уже было неплохо.
Мне надо тебе сказать... Мы... мы должны были со Святом... Не могли больше... не понимая ничего, - начал мямлить я, - поэтому и...
Ян повернулся ко мне лицом.
"И"? Дин? - насторожился Ян, а я просто физически почувствовал, как натянуты все его нервы. До предела.
И... мы поговорили с Кириллом, - выдохнул я наконец-то. – Просто... Мы оба помнили, что ты после его днюхи стал себя вести странно. Вот и...
Мозаик оставил сумку в покое. А я следил за ним и не дышал.
Ян сел на постель, ссутулившись, облокотился о колени, глядя на смятый лист, который все еще держал в руке...
Что он вам рассказал?
Все, – я теребил пальцами шов на джинсах. – В-все рассказал...
Ян молчал несколько секунд, потом невесело усмехнулся, мотая головой.
Я же просил... Просил! – столько безысходности было в его шепоте.
И все больше хотелось подорваться и обнять этого нужного мне человечка. И не мог...
Не вини его... Не надо... Я думаю, ты и без меня знаешь, каким Свят может быть, когда у него пиздец на душе... Так что… – я выдохнул, переводя дыхание. – Да и вообще, Ян... То, что произошло вчера, это уже действительно предел этим двум неделям, пока ты... так вел себя. И предел нашему со Святом терпению. Понимаешь?
Я говорил все увереннее, начиная предчувствовать, что мне, может быть, удастся удержать моего эмо от еще большей глупости, чем те, что он уже умудрился сотворить...
Ты думаешь, мы позволим каким-то ублюдкам бить тебя безнаказанно? Или остаться одному со всем, что уже произошло и все еще продолжается?
Ян не смотрел на меня. А мне так хотелось увидеть его глаза. Увидеть, что он мне верит.
Это не важно... Просто так получилось случайно совершенно... Я не разрешу вам вмешиваться в это...
Я, стиснув зубы, зажмурился, испытывая прилив невероятной злости ко всем, кто оказался причастен к тому, что случилось с моим пацаном. В том числе к себе...
Я-я-ян! - простонал, не выдержав больше. - Господи...
Дин... прости меня, - услышал я вдруг, и так больно сдавило сердце.
Расслабляясь, усмиряя потихоньку бешеное сердцебиение, я открыл глаза.
Прости, - прошептал он еще раз, наконец-то глядя на меня. - Я сделал громадную ошибку...
Ян... я... - и все.
Пиздец.
Я заткнулся, пытаясь сдержать комок, вставший в горле. Не выдержал все-таки, блядь, и, уткнувшись фейсом в свои руки, лежащие на коленях, попытался спрятать накатившие непрошеные слезы.
Молча, да… Но я не мог не вздрагивать...
Мне не было стыдно. Нет...
Это было очень глубокое осознание моей собственной ошибки, моей величайшей глупости, тупости, дебилизма, лишенной смысла ревности, которая привела ко всему этому...
Дин... Не надо, пожалуйста... Я тоже сейчас, блин...
Теплая рука легла мне на затылок, забираясь пальцами под волосы.
Твою ж мать!!!
Меня, оттого что он подошел ко мне, что вот так касается, еще больше развезло, блядь... И я, так и не подняв головы, вцепился в его руку, до трясучки боясь, что он уберет ее, и почти сразу ощутил другую руку, обнявшую меня за шею.
Дин, я не знал, что так получится... Не знал, - шептал он, а я кивал, заливаясь слезами, но не мог сейчас найти в себе силы остановить Мозаика и сказать, что я не его виню...
А себя.
И когда я все-таки смог немного взять себя в руки, утершись, поднял зареванное лицо, глядя на него, такого растерянного, взволнованного, с дрожащими губами, стоящего рядом на коленях, смог выдавить:
Я знаю, почему ты с ней переспал... Знаю, что тебя на это подтолкнуло... И не хочу, чтобы ты всю вину свалил на себя, понимаешь? Вообще не хочу, чтобы ты себя винил!
И гладил его по руке, второй держа его за тонкую талию, не прижимая, нет... просто вцепившись пятерней в свитер, вот только до головокружения хотелось притянуть его к себе. Но я знал, что он может не принять этих объятий. Может не позволить этого СЕБЕ.
Смотрел на него снизу вверх - на его подрагивающие брови, на еще совсем свежие ссадины, влажные глаза - и тихо умирал рядом с ним от нежности, тоски, любви и так и не прошедшей до конца паники.
Дин, – его беспокойные пальцы касались моей мокрой щеки, - я не собирался изменять. И не хотел, чтобы вы это так восприняли... Просто так получилось... В башке столько хуйни тогда было... И все один к одному получилось. А потом этот презик чертов... Я же вам рассказать обо всем хотел, не собирался скрывать... Чуть позже, да... Я просто решался! А потом, блядь... Вот так...
Он сглотнул.
И пока я не узнаю все точно, я не имею права быть с вами рядом.
Дурак! – я простонал, отрицательно качая головой. - Ян, господи... ну что ты хуйню городишь, а? Ты должен быть с нами. Неужели ты не понимаешь? Мы же еле дышали все это время! Головы себе ломали, не понимая, что с тобой происходит... И ты хочешь, чтобы мы и сейчас тебя оставили одного? Все зная... За кого ты нас принимаешь? За кого?
Ян несколько секунд очень внимательно всматривался в мое лицо, не отнимая пальцев, лежащих теперь на скуле. Я понимал, что он задумался над моими словами.
Но, я же... Ты не можешь не понимать, Дин...
Тут не может быть никаких "но"! И я все понимаю. Понимаю, почему ты так шарахался, тут даже никаких объяснений от Кира не требовалось, – я на секунду замолчал. Вдох, внутренняя сильнейшая дрожь. - Я люблю тебя. Я тебя очень люблю, Ян... И буду с тобой в любом случае... Так же как и твой брат. Вот куда ты намылился, а? Куда?
Откинутая челка, взгляд куда-то вверх, дернувшийся кадык...
Не важно... Мне нужно было на время уйти. Совсем... Я очень боялся. И сейчас боюсь.
Ты соображаешь что говоришь? Соображаешь? - я несильно встряхнул его, и он опустил голову. - Как ты... как тебе вообще могло в голову прийти такое? А мать? Ты о ней подумал?
Ян кивнул.
Я не собирался исчезнуть молча... Я написал маме записку. А она бы уже вам сказала обязательно.
Он вытащил руку из-за моей шеи, показывая все тот же смятый лист.
Я хмыкнул нервно, покачал головой.
Моя ты наивность! Типа, думал, что записка: «жди меня, и я вернусь», нас успокоит, и мы все будем терпеливо дожидаться, пока Януся решит свои проблемы и в один счастливый, блядь, день все-таки появится дома? Так? Или что, Ян? Ты действительно вот так думал? Блядь... Я хуею просто, какой же ты дурень!
В ту кучу всевозможных чувств, которые я сейчас переживал, потихоньку начало добавляться и негодование. Нервозность и смятение давали о себе знать. Мне хотелось наорать на него. Заматюкать до смерти, а потом...
Потом так же, до смерти, зацеловать...
Чокнуться можно...
Я прижался лбом к его животу.
Бля-я-я... Я даже думать боюсь, что было бы... Блин, просыпаемся утром, а тебя нет! НЕТ ТЕБЯ!!! И только записка дурацкая... Я-я-ян... Так же можно ебануться окончательно! Как ты мог? А если бы я сейчас не поднялся?
Дин...
Дурак ты! Неужели нельзя было нам рассказать все с самого начала, как только узнал об этой фигне? Сходил с ума сам... и нас сводил...
Я должен был сам разгрести все это, понимаешь? Сам! – он стиснул пальцами мою шею. - Я не хотел втягивать вас в этот геморрой.
Я поднял голову, заглядывая ему в лицо.
Скажи... скажи мне, Ян… Ну, вот ты уйти хотел, а потом вернуться, когда точно будешь знать, что здоров... так?
Ян кивнул.
А если бы... если - нет? Тогда что? ЧТО, Ян?
Я спрашивал, хотя и сам прекрасно знал ответ на это.
Дрогнувшие сухие губы, отведенный взгляд.
Ты... решил сделать выбор за нас, да? Да?
Ян моргнул, по щеке скатилась слеза, которую он тут же смахнул.
Я не имею права подвергать вас опасности, - очень твердо заявил он. - Не могу, Дин... Ты же понимаешь, что быть с вами и не хотеть - это не реально. И я знаю, что и с вами то же самое... Рано или поздно кто-то сорвется и что тогда? Что, Дин?!!
Нормально все будет! – выдохнул я, и Ян резко глянул мне в глаза, собираясь, видимо, наорать, но я его опередил, сильно сжав его тонкую кисть, и остановил этим. - Есть такая штука, Януся, которая обычно не рвется, если ее не натягивать по самые яйца, тем более, когда пирс на члене. Презервативом называется...
Ян почти удивленно смотрел на меня, а потом удивление сменилось на растерянность. И он сел на пятки, когда я смог разжать пальцы и отпустить его.
Но... Дин...
Я улыбнулся.
Ну перестань, Ян! Я же понимаю все прекрасно... Не идиот вроде бы. Ты боишься за нас, боишься рисковать. Никто на этом и не настаивает! Нам сейчас самое главное, чтобы ты не шарахался от нас, понимаешь? Чтобы не прятался. А все остальное... Тебя никто не тронет, пока ты сам не успокоишься и не поймешь, что все о’кей. Я тебе обещаю... Ну а если все-таки невмоготу будет... Давай начистоту? Малыш, я же знаю, что ты перекопал по этой теме весь Интернет и не можешь не знать, что заразить можно, только если трахаться без резины, ну и через сперму и то, если во рту ранки есть... Так?
Мозаик очень неуверенно кивнул.
А кровь?
Милый, ну, иногда бывает, что заносит, и губы прокусываем друг другу, и царапины остаются, да? Но... мы же не звери, чтобы не контролировать себя совсем? Правда?
Ян откинул челку, на его губах мелькнуло что-то вроде улыбки, а я и дыхание затаил, сам не веря, что мой эмо успокаивается.
Ну вот... Не все так страшно, видишь? Мы будем очень аккуратны... И все будет только с твоего согласия. Я клянусь тебе, что сам убью Свята, если он... – я заткнулся, понимая, что разъяснять дальше не было смысла. - Все будет нормально... И знаешь, я верю, что ты здоров. Не может быть, чтобы вот так с первого раза… Это же просто мизерный шанс, Ян! Мы узнаем, обязательно. И все будет хорошо! Ты мне пообещай только, что не сбежишь... Пообещай! Иначе я, блин... я наручники куплю! И прикую тебя к себе...
Правда? - он смотрел на меня, и я видел его влажно блестевшие глаза.
Не сомневайся даже, - прошептал я.
Знаешь... а это даже эротично! - засмеялся он и всхлипнул.
И теперь даже не смахивал скатывающиеся слезы.
Очень, - подтвердил я и коснулся его колена, из последних сил пытаясь держать себя в руках, чтобы снова не дать воли слезам. - Пообещай, Ян.
И он не спеша положил тот самый лист, который все время держал в руке, на свое бедро, аккуратно разгладил его - но я не видел что там написано.
Да и какая уже была разница? Сейчас мне безумно важно было совсем другое...
Я ждал его обещания. Очень ждал.
И знал, что если он его даст, то не сбежит... Уже не сбежит...
А Ян просто взял и разорвал этот листок. Сначала напополам, потом, складывая, еще и еще... И мне хотелось все громче орать от радости. Как будто он не просто обычную бумагу рвал, а свои сомнения, страх, боль... И я от этого кайф ловил.
И когда все это разорванное безобразие, подкинутое вверх, осыпало нас мелкими белыми лоскутками, Мозаик, привстав, положил мне руки на колени, кивнул и сказал:
Никуда я не уйду, Дин. Обещаю.
Я видел его взгляд.
Видел, что в нем больше нет пугающей меня безысходности. Он смотрел мне прямо в глаза, не прячась, не стараясь как можно скорее оказаться подальше. И видел, что он на самом деле осознал – он не один в своей беде. И никогда один не останется.
Спасибо... Теперь мне даже дышать легче...
И мне, – он, по-моему, смутившись немного, опустил глаза, а я смотрел на его пальцы, слегка поглаживающие мои коленки, неосмысленно, но все равно от этой ласки подводило низ живота.
Знаешь... а я ведь даже не сомневался, что если ты узнаешь правду, все равно захочешь быть со мной... И так же о нем думаю...
Господи, как же меня мурашками пробрало от этого: «о нем». И как же мне было важно это услышать от Яна. И так, что снова вернулся ком в горло.
А вообще, я прекрасно понимал, что вот если бы я сейчас неожиданно оказался один, то разревелся бы как ребенок. Навзрыд... не сдерживаясь... От того, что даже несмотря на эту сложнейшую ситуацию, вернулась уверенность, что мы вместе, и что отношения не изменились...
Хотя, скорее, даже становятся крепче...
Поэтому так нас со Святом держал на расстоянии?
Он кивнул.
У меня все это время было какое-то состояние истерическое... Я так боялся... Мне необходимо было знать, что у вас нет возможности прикасаться ко мне... Понимаешь? Я даже не думал... Что есть возможность предохраняться... Было ощущение, что я такая громадная бактерия... И стоит только дотронуться - и все... До вчерашнего вечера было именно так...
Ян посмотрел на меня, вздохнул.
А вчера, когда мы вместе были в ванной... Ты так все это спокойно, уверенно, - он медленно облизал губы. - Я все больше успокаивался рядом с тобой... Страх стал не таким сильным... И мне кажется, что если бы я даже не был пьян, я все равно бы спал намного спокойнее, чем все дни до этого...
Я усмехнулся.
А утром проснулся, содрал лейкопластырь и решил свалить?
Ян потянулся пальцами к разбитой брови, и я мягко перехватил его руку.
Чешется, - виновато посмотрел он на меня.
Значит заживает. Надо мазь еще наложить. Так ты не ответил?
Шмыгнув, Мозаик кивнул, возвращая руку на мое колено.
Я же не знал, что вы уже в курсе всего...
Я выматерился без злости, а Ян, этот садист, безжалостно убивший невероятное количество моих (и не только моих) нервных клеток, с невинной улыбкой исподлобья смотрел на меня. И я не выдержал.
Ян, малыш... можно я тебя обниму?
Ну да, когда-то я уже задавал Мозаику точно такой вопрос. И при обстоятельствах, которые мы долго забыть не сможем. И точно также я до дрожи хотел почувствовать его тело, уткнуться носом в волосы. Я тогда тоже очень боялся потерять его... И так же сердце с ума сходило, и душу разрывало на клочки.
Вот и сейчас, все прекрасно помня, он ответил точно как тогда:
Обними... если хочешь...
Но еще протянул мне руку.
И я со стоном подорвался, становясь на колени, как придурок сумасшедший, и обнял его за плечи, прижимая к себе. Осторожно, очень осторожно. Потому как с одной стороны раненая бровь, а с другой разодранная щека, а я так боялся сделать ему больно...
Блин, как же долго я хотел вот так его к себе прижать!
Мама дорогая... Сколько же времени я с ума от неизвестности сходил!
У тебя так... так сердце колотится, - прошептал эмо, лаская ладошками мою голую спину.
Я знаю... Ты всегда это чувствуешь... Да у меня с тобой и не получается по-другому... Знал бы ты, как я хотел все это время вот так держать тебя. Держать и не отпускать. Никуда... А ты? Ты уходил... Ты даже не давал к себе подойти на расстояние вытянутой руки. А мне выть хотелось... Я так скучал, Ян! Я так... – и закрыл рот, не дав себе сказать о предположении, что он меня мог разлюбить.
Даже сейчас я боялся озвучить, НАСКОЛЬКО мне было необходимо знать, что вся эта его отчужденность не была связана с кем-то другим. Что он любит меня, как и раньше.
А Ян сильно сжал кожу на спине, а потом расслабил пальцы и нежно гладил там, где только что причинил боль. Не говоря ни слова.
Я чувствовал его состояние. Он, как и я сам, был на грани. И мы просто выискивали малюсенькие возможности не разреветься в три ручья.
– Просто я очень рад, что мы поговорили, Ян. Мне это было необходимо...
Я тоже, Дин... очень-очень рад. И даже Кириллу благодарен...
Я кивнул.
Все хорошо. Теперь обязательно все будет хорошо...
Ди-и-ин, - касаясь губами моего уха, прошептал он, а я зашипел, не выдержав жара, хлынувшего волной к паху.
Котенок, бля... Ты с ума меня сводишь... Я же не железный... пожалей, – я почти скулил, от все усиливающегося желания. Это же было невыносимо столько времени не быть с ним и знать, что и сейчас такой возможности нет. Я боялся свихнуться рядом с ним.
Прости, я не буду так больше провоцировать тебя, – он не спеша отодвинулся, и мы знали, что у обоих яйца уже скручивает.
Надо залепить твои вавки, вещи разобрать, да? И засунуть тебя обратно в постель...
Ты не скажешь Святу, что я собирался?
Нет. Не скажу. Может, если захочешь, сам ему об этом скажешь потом... когда-нибудь, да?
Да... Спасибо, Дин... Я так... люблю тебя! – стиснутые в кулак волосы, мои скрипнувшие зубы, и нежный поцелуй мне в плечо.
Ох, мама...
Ну нельзя так со мной!
Господи, как же я рядом с ним плавился, дурел, ощущая его близость, руки...
И я люблю тебя... очень-очень, Ян, - осторожно убрал волосы, открывая себе доступ к его шее, поцеловал и только усилием воли заставил себя остановиться. – О черт... Ян…
Я обессилено вжался лбом в его плечо.
Да он и без меня понимал, что происходит. По собственной реакции.
Все хорошо...
Я с шумным выдохом поднял голову, и мы очень близко смотрели друг другу в глаза.
Да, все о’кей. Я сейчас принесу аптечку, а ты давай убери сумку, раздевайся и в постель, о’кей? Бумажки я сам соберу.
Хорошо, я понял...
Умница, - я сжал волосы на его затылке, улыбнулся и, нехотя отстранившись, встал сам и поднял Яна.
О черт! – на мне были только джинсы, и, блин, от этого еще сильнее выделялся стояк, я попытался прикрыться, смущенного глянув на Яна, с нежностью смотрящего на меня, и улыбнулся:
Штаны братика твоего обкончаю – прибьет же...
Ян засмеялся.
Он такой, он может...
Я кивнул, шипя и кусая губы, попытался уложить своего неугомонного дружка в штанах.
Мо-о-ожет, он, сука, все может!
О, да... – кивнул я, вспомнив о вчерашнем признании, что уж никак не способствовало успокоению моего кола, который я безрезультатно пытался успокоить, глянул на Яна, убиравшего сумку в шифоньер.
Я вышел за аптечкой.
Чуть отдышавшись в ванной, ополоснул разгоряченное лицо холодной водой, хотя это мозги надо было обложить льдом, чтобы не дымились, суки...
Но на удивление даже и без этого вроде начало потихоньку отпускать.
Мама ваша во сколько встает в выходные? – я приноравливался аккуратно наложить бинт с мазью на бровь Яна, сидя рядом с ним, лежащим в постели.
Около девяти, иногда пораньше.
Если что, скажем, что ты во сне содрал бинты, да? И пришлось снова...
Януся угукнул, а потом вдруг шикнул, дернувшись, а я, блядь, чуть не подпрыгнул.
Ты чего?
Да холодная же!
Твою мать, Ян!
Че?
Че-че! Блядь! – я с возмущением выдохнул, а потом снова начал аккуратно приклеивать лейкопластырь. – Святу штаны если не обкончать, так обделать со страху, да? - пробубнил я, и Ян заржал, кривясь и охая при этом от боли в содранной щеке.
Не ржи ты, блин! – я ткнул его локтем в бок, – разбудишь всех... И щеку себе, епт... Больно же! Ну, перестань!
Бля, я просто представил глаза братишки! – Ян снова захихикал.
Только попробуй сказать! – пригрозил я, старясь быть серьезным, а сам с ума сходил от радости, слыша смех моего эмо.
Я был счастлив.
Ян сделал серьезное лицо, потом жест, закрывающий рот на замок, и кивнул.
Вот то-то же!
Януся выдохнул, снова заулыбался, следя за тем, как я отрезаю бинт для его щеки.
Дин...
Че?
Я пиздец как скучал...
Я вдохнул, задержал воздух, боясь застонать, и только выдохнув, глянул на Яна.
Улыбки не было.
Ни у меня, ни у него.
Я убью тебя... Если ты еще хоть раз... хоть как-то... хоть когда-нибудь снова начнешь морозиться... Я тебя точно убью! Понял? – почти прошипел я, пытаясь скрыть за этим накатывающее дикое волнение, страх, любовь, да и просто то, что меня смертельно скручивало от понимания, что я могу его потерять.
И Ян, закусив губу, молча подорвался и обнял, прижимаясь ко мне горячим обнаженным телом, заставляя снова и снова сходить с ума от острого желания и нежности.
Выйдя из спальни Яна, не забыв при этом собрать с пола разорванную записку, собрался зайти в ванную.
Во-первых, для того, чтобы выкинуть клочки, а во-вторых...
Все за тем же, епт… Низ живота сводило уже дальше некуда.
Просто охренеть, бляха, один к одному, утренний стояк в сочетании с сумасшедшим желанием, вызванным во мне Мозаиком, которого я сейчас даже и не поцеловал.
Я же видел, что крышу может сорвать у обоих.
Причем, напрочь... Нас же колотило рядом друг с другом.
И от того, что ночью мы со Святом не в ладушки играли, легче не было.
Вообще было ощущение, будто я год не трахался.
Короче... Я собирался напряжение снять. Тихо сам с собою...
Ну а что сейчас можно было придумать лучше, чем это?
Если Свят дрыхнет, зараза, не догадываясь, что я тут загибаюсь? Ага, разбудить? Блин, да уже почти светло было... А вдруг мамуле понадобится зайти к нему?
Во-о-от. То-то и оно... Да я хоть и пипец как вздрючен, но не идиот же на самом деле так нас подставлять.
Кого еще я мог «осчастливить» своим состоянием? Ну да, ее, родную, раковину...
Не повезло вот только. Ох-ре-неть как я обломался! Ванная была занята!
Я подумал, что уже встала мама близнецов, и мне только и оставалось что вернуться в спальню Свята. Не поверите – пустую! Это мой монстр был в ванной комнате!
И сколько он там собирался проторчать, этого я не знал... Ну не ломиться же мне к нему было, правильно?
Сел на постель, склонившись, реально понимая, что на грани я уже, бля... Материл Свята, как мог и как хотел... Ох, давно меня так не придавливало, реально так, не по-детски... Аж выть хотелось...
Через пару минут дверь открылась, а я и распрямиться не успел, как рядом со мной опустилось такое гибкое, сильное тело, на спину легла ладонь, и запахло сигаретным дымом.
Дин, ты чего? Слышишь? Живот болит? А, да? Нет? Что случилось, малыш?
Он пытался повернуть меня к себе, увидеть лицо и был взволнован не на шутку.
Бля, да не ори... Не живот, епт... хуй, как кол...
Облегченный выдох, хотя скорее возмущенный.
Мама дорогая! Дин, сука ты! Блин, я уже испугался... Ну ты, брат, силен... Опупеть же, а? Трахались же пару часов назад!
А то я не помню! Иди в жопу... Мне в ванную надо... Чего ты так долго там торчал? – я попытался встать, не отрывая руки от паха.
Чего-чего? Курил я там... Ты опять про ванную, милый? То меня хотел туда отправить, теперь сам решил? Совсем охуел такое заявлять рядом со мной? А ну-ка иди сюда...
И эта наглая, бесцеремонная морда за джинсы дернула меня обратно на кровать.
Свят... черт! Что ты творишь? Может, и мать уже проснулась? Светло же совсем, – у меня еще были силы и остатки мозгов, чтобы сопротивляться.
Но остаться я хотел в миллион раз сильнее, чем уйти.
Успокойся, она не войдет сюда, если с Яном все в порядке... А она в первую очередь пойдет к нему. Он же в порядке? Так? Иначе бы ты не ушел от него...
Д-да... По-моему, все нормально, – выдавил я.
Ну вот и славно... Да и рано же совсем... Угомонись, чудо ты мое озабоченное...
Сильные руки нежно, но настойчиво уложили на спину, придавливая всем телом к прохладной простыне.
Свя-я-ят, бля... ты же сам сейчас заведешься... И что тогда?
Тихо, милый, тихо... Не беспокойся ты обо мне, перетопчусь. Я немного позже тебя на другую квартиру затяну и отымею по полной. Да расслабься ты хоть немного, говорю! Ну?
Господи! Да если бы я мог!
Я же после общения с Мозаиком был как сплошная эрогенная зона с нервами оголенными, куда ни дотронься – как током прошибает до самого паха.
Мне хотелось стонать, откровенно, по-блядски так, не сдерживаясь совершенно...
– Ну, солнышко... Пожалуйста...
И его рука отдирала мои пальцы от ширинки, а потом он сжал мой член сквозь джинсы.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |