Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Татьяна уже дважды обжигалась, поверив мужчинам. Антон ничего ей не обещает, ведь он известный модельер, и в женщинах ищет только вдохновение. Останется ли он для нее только «номером три» или сумеет 6 страница



Вздохнув, она с силой провела рукой по плечам, разминая затекшие мышцы. Правильно ли она делает, отвергая Антона? Ведь она его по-настоящему любит, иначе никогда б не позволила таким нахрапом вселиться в ее квартиру. Конечно, как любая влюбленная женщина, она надеялась, что он ответит ей взаимностью и останется навсегда. Не получилось…

Когда он в последний раз с таким значением надел на нее жемчужное ожерелье, она все поняла. Круг замкнулся так же, как и начался.

Когда на его шею так откровенно повесилась длинноногая пустоголовая девица, а Антон только поощряюще ей улыбался, молча встала и ушла. Тут же сложила все его вещи, добавив оба ожерелья и другие драгоценные безделушки, которые он так любил дарить ей за короткое время их совместной жизни, и поняла, что снова осталась одна.

Душила обида на судьбу, так обыденно предавшую ее в очередной раз. Но плакать она не стала, гордо вскинув голову и заявив себе, что переживала это прежде, переживет и сейчас. Но, несмотря на это фанфаронство, было так больно, что первую неделю она даже писать не могла. Это потом обида и горечь утраты стали изливаться в словах, а тогда даже слез не было.

Может, это ее предназначенье – выплескивать свою боль на бумагу, чтобы развлечь других людей? Но это так мучительно и несправедливо…

Пошла на кухню, заварила крепкий чай, и медленно, глоток за глотком, осушая чашку, с ироничной улыбкой вспомнила сегодняшний прием. Конечно, это очень приятно – быть знаменитостью. Но ничего не меняет. Она всё так же одинока, и у нее всё с той же силой болит сердце. Как же ей хочется к Антону, в его сильные и нежные объятья!

Она нахмурилась и попеняла себе: это всё ее женская сущность, боящаяся одиночества. Но что делать, если все, кто был ей близок, ее предавали, а она не умеет прощать? Или, вернее, не верит, что прошлое больше не повторится? Как известно, стоит простить один раз, и придется делать это много-много раз. Разве не это она наблюдает вокруг?

А может, это просто трусость? Она отпила чай, поставила чашку на стол и зажмурилась, пытаясь разобраться в себе. Нет, это не трусость. Чувство, глубоко засевшее в ней и не позволявшее вновь поверить, было сродни брезгливости. Всё, что между ними было, испорчено, по сути поругано и испоганено. Конечно, он ничего ей не обещал, как и она ему, но всё же…

Приняла душ, сначала горячий, потом прохладный, стараясь смыть с себя мысли об Антоне. Естественно, ничего не получилось. Улеглась в постель, в которой спала с ним, и снова истово захотелось почувствовать рядом с собой его страстное тело. Правда, она не испытывала с ним тех восторгов, что описывала в своих романах, но, если честно, она их никогда не испытывала. Видимо, это ее особенность. Тут уж ничего не поделаешь.



Обняла подушку и, представив, что это Антон, снова горько вздохнула. Хоть бы уж не врал. Она прекрасно знала, что он жил с той девицей, и даже в Италию с ней ездил. Неужели он думал, что это можно утаить? И заложил его не кто иной, как Евгений. Как-то они случайно встретились на улице и разговорились.

Когда она скованно поинтересовалась, как так Антон, тот с неудовольствием выложил, что босс в Италии с какой-то Оксаной. Видимо, она здорово ему не нравилась, потому что при ее имени у водителя лицо стало похоже на сморщенный сушеный гриб. Со стороны можно было подумать, что у него внезапно разболелся зуб. После этого известия она быстренько распрощалась и ушла, чтобы Евгений не заметил, что на ее глаза набежали горькие слезы.

И после этого Антон заявляет, что он одинок и у него никого нет? Да она совершенно правильно делает, что не верит ему ни на грош. Может быть, сейчас ему действительно одиноко, ведь судя по реакции Евгения, эта Оксана далеко не сахар. Но Антон быстро утешится, возможностей для этого у него не счесть. Не одна, так другая. Утешительницы всегда найдутся – ведь он хорош собой и весьма состоятелен.

Вспомнила присказку своей подруги Полины: все мужики – козлы. Раньше она казалась ей слишком грубой, но сейчас она с ней полностью согласилась. Взять хотя бы ее бывшего босса, Анатолия Витальевича. Вот ведь женат, и любовниц не счесть, а туда же – всё новеньких ему подавай. После знаменитого вечера, на который она явилась в платье Герца, он буквально не давал ей проходу, откровенно предлагая встретиться в неформальной обстановке. В конце концов нагло потребовал: или его постель, или увольнение.

Она с удовольствием вспомнила его вытянувшееся лицо, когда она положила перед ним заявление об уходе. А когда через полгода после этого стало известно об ее премии и вообще о ее писательской деятельности, о которой она ни с кем из сослуживцев не говорила, это стало для него настоящим шоком.

Мария, прибежавшая к ней сразу, лишь услышав о премии, рассказывала:

– Ну, мы-то все рады были, естественно. Да еще ты прислала шампанское с конфетами, ну мы и устроили небольшой междусобойчик. В обеденное время, правда, чтобы на неприятности не нарваться. После твоего ухода Анатолий Витальевич злобствовать стал – жуть. Ну, пьем мы, смеемся, и тут он заходит. Злой такой. Сразу: что этот тут у вас происходит? Что за пьянки на работе! В общем, завелся не на шутку. Наорался, а потом спрашивает: по какому поводу пьянка? Ну, мы ответили ему, что это твой подарок. Представляешь, он аж с лица спал. А, говорит, ну тогда ладно… И смотался! Мы думали, будут последствия, но ничего. Ты знаешь, – Маша даже зашептала от возбуждения, будто кто-то их мог подслушать: – мы решили, что теперь он тебя боится. Ведь что с ним будет, если ты обнародуешь его привычки! Не только с работы снимут, но и из дома наверняка выгонят!

Татьяна посмеялась, но с подружкой не согласилась.

– Да будет тебе! Никогда я мараться не стану. Зачем мне эта грязь?

Мария закивала головой.

– Конечно, но он-то об этом не знает. Он же обо всех вокруг по себе судит. И ты никому ничего не говори. Мы хоть немного поживем спокойно!

Успокоив ее, Татьяна призналась, что после увольнения никуда не устроилась, поскольку решила писать профессионально, а не урывками по вечерам. Мария горячо одобрила:

– Конечно! Даже если гонорары и будут небольшими, ты же одна, тебе много не нужно. – И, слегка помявшись, спросила, не выдержав приступа любопытства: – А как поживает Антон?

Татьяна холодно пожала плечами.

– Да живет, насколько я знаю, у него всё прекрасно. Но мы уже давно расстались.

Маша похлопала глазами, явно желая что-то сказать. Но не решилась, из чего Татьяна поняла, что подружка так же, как и ее родители, считает, что она не в состоянии удержать ни одного мало-мальски приличного мужика. Ну что ж, пусть будет так. Уж лучше жить одной, но уважая себя, чем позволять вытирать об себя ноги мужчинам, не представляющим, что такое порядочность.

Глава седьмая

Премьерный показ коллекции «Утраченный рай» подходил к концу. Антон в последний раз вывел на подиум своих девушек, раскланялся и спустился в зал, принимая восторженные поздравления. Он и сам видел, что коллекция удалась. Видя вокруг доброжелательные, но до отвращения чужие лица, ему отчаянно хотелось, чтобы рядом была Татьяна. Разделить успех с близким человеком – что может быть слаще? Как согрел бы его измученную душу ее мягкий взгляд. Но она не придет, это он твердо знал.

Сердце болезненно сжалось, заставляя вновь пожалеть о собственной глупости. Если бы он вовремя понял, что Татьяна по-настоящему ему дорога, он вел бы себя совсем по-другому!

Он машинально отвечал на поздравления, думая о своем, пока от неприятных мыслей его не оторвал баритон с жутким акцентом:

– Я Италия. Милан. Мой дом пригласил тебя дефиле. – Нетерпеливо пощелкав пальцами, смуглый невысокий мужчина нашел нужное слово: – Июль. Йес?

Чтобы не смущать гостя, Антон спросил по-английски, может ли он говорить на этом языке. Тот откровенно обрадовался. Русский и с разговорником удавался ему плоховато.

Перешли на английский, и Антон выяснил, что известный дом моды Милана приглашает его представить коллекцию на своем подиуме. Конечно, июль по сути мертвый сезон, но ему выбирать не приходится, ведь среди европейских модельеров его имя практически неизвестно. Подписали договор, и, пожав друг другу руки, разошлись – итальянец спешил на самолет.

Можно было торжествовать, но Антон вдруг понял, что никакой радости это приглашение ему не принесло. Вот если бы он мог поехать туда с Татьяной…

Подошел один из друзей-соперников, Эммануил. Антон не знал, на самом деле это его имя или псевдоним. Немного вычурно стал хватить увиденное:

– Грандиозно! Эти невесомые ткани, эфемерные цвета, всё такое воздушно-ускользающее… Действительно утраченный рай. Не рассердишься, если я спрошу: это что-то личное?

Постаравшись принять небрежную позу, Антон кисло рассмеялся.

– Однозначно, у меня все модели сугубо личные. А как же иначе?

Эммануил с сомнением посмотрел на него, скептически склонив голову.

– Да, конечно, конечно… Но тебя еще не так давно довольно часто видели с Татьяной, которая, как позже выяснилось, наша знаменитость. Но сейчас ее с тобой здесь нет. Вы что, разбежались?

Антон непроизвольно скривился, будто ему наступили на больную мозоль. Отвечать категорически не хотел, что это за манера лезть грязными лапами прямо в душу, но тут, впервые очень своевременно, к нему подлетела Оксана.

– Милый, ты здесь! А я давно тебя ищу! – она была так беззаботна, будто они расстались только утром и, уж конечно, без оскорблений.

Брезгливо скривив губы, Эммануил скептически посмотрел сначала на Антона, потом на Оксану и, насмешливо пропев:

– Да уж, нашел замену… – отошел от них подальше.

Антону даже показалась, что он, как кот, случайно наступивший в грязную лужу, брезгливо отряхивает лапки.

Схватив за руку приставучую особу, он отвел ее подальше от людей и прошипел:

– А ты здесь зачем?

Она недовольно надула губки.

– Посмотреть на твою новую коллекцию, конечно. Замечательно, мне очень понравилось. Надеюсь, ты подаришь мне одно из платьев? Ведь в их создании была и моя доля.

Герц взорвался.

– В них твоего нет ни грана! Я с тобой не то что созидать, думать не мог!

Она широко улыбнулась, сочтя это изысканным комплиментом.

– Конечно, зачем думать рядом с красивой девушкой! – И прижалась к нему всем телом.

Антон отскочил от нее, как ошпаренный.

– Какая ты назойливая! Прилипла, как репейник! Я тебе уже говорил, что ты мне неприятна! Если ты этого до сих пор не поняла, могу повторить это в микрофон! Для всех! Причем с эпитетами! – Он навис над ней и с откровенной угрозой предложил: – Ты этого хочешь?

Побледнев, Оксана испытывающе взглянула в его рассерженное лицо. Поняв, что он не шутит, гордо развернулась на каблуках, подчеркнуто вычеркивая его из своей жизни, и вышла из зала.

Антон выслушал поздравления, делая вид, что вполне доволен, но, едва появилась возможность, сбежал к себе. Прилег на диван, положив голову на подлокотник. Но отдохнуть не удалось. Зазвонил телефон, и он неохотно поднял трубку. Раздался голос начальника охраны.

– Антон Андреевич, вы просили выяснить насчет телефонов Татьяны Латировской. Очень жаль, но ничего не получилось. У нее на всех номерах стоит строжайший запрет – разглашению не подлежат. Мои информаторы не решились, она не простой человек, вы же понимаете?

Антон положил трубку с чувством, близким к отчаянию. Еще одна надежда поговорить с любимой рассыпалась в прах. Татьяна поменяла номера всех своих телефонов, и, как выяснилось, узнать новые было невозможно.

Встал и заметался по кабинету. Хотелось что-то делать, как-то действовать, но вот как? Он уже ночами дежурил у дома Татьяны, но там она не показывалась. Случайно встретившаяся соседка, запомнившая его со времен недолгого здесь пребывания, сказала, что Латировская живет у родителей.

Выяснить, где находится дача четы Латировских, тоже не удалось – вокруг них был организован заговор молчания. Более того, о его настойчивых поисках узнали компетентные органы, и к нему в офис прибыл молодой симпатичный майор.

Антон честно обрисовал ему сложившуюся ситуацию, тот посочувствовал, но всё-таки попросил его держаться от нее подальше.

– Понимаете, это личная просьба нашего губернатора. У нас в области не так уж много лиц, которыми можно гордиться, или, как сейчас говорят, позиционировать. А тут такая знаменитость. Вот он и боится, что ей что-то не понравится, и она отчалит в Москву или Питер, а то и вовсе за границу.

Антону этого тоже решительно не хотелось, но и сдаваться он тоже не мог. Сдаться значило обречь себя на пустую бессмысленную жизнь, а так его поддерживали мечты о будущем, пусть и несбыточные.

В июле он вместе со своими моделями раскланивался уже с Миланского подиума. Хотя уже и не совсем со своими – почти все они подписали выгодные контракты с французскими и итальянскими домами мод. Герц тоже мог быть доволен собой – такой уймы заказов и хвалебных отзывов у него еще не бывало. О нем появился целый ряд статей в иностранных журналах высокой моды, и его коллекция «Потерянный рай» была названа в числе интереснейших коллекций года, а он одним из самых многообещающих модельеров.

Настроение должно было быть прекрасным, но было отвратительным. Антону хотелось бросить к ногам любимой женщины покоренный им мир, но она упорно не хотела его видеть. Он дошел до того, что начал писать ей письма, каждый день по письму. Описывал свои чувства, события, новые знакомства. Просто потому, что нужно было с кем-то поделиться, а делиться сокровенным ни с кем другим не хотелось.

По возвращении в родной город пошел в кафе, где они как-то сидели с Татьяной, и случайно встретил там Юрия Георгиевича, небрежно одетого в застиранную футболочку и потертые джинсы.

Художник с сочувствием посмотрел на изнуренное лицо Антона и деликатно спросил:

– Что с тобой, голубчик? Перетрудился? Ты, как я знаю, мир ездил покорять?

Антон признался:

– Да мир тут не причем. Просто Татьяна ушла.

Немолодой мужчина удивился.

– Да? А мне казалось, вы очень хорошая пара. И смотрела она на тебя таким любящим взглядом.

Антону будто нож всадили в сердце. Так вот почему она так быстро согласилась на его дурацкие условия: не из-за легкомыслия, как он невольно подумал, а просто полюбила.

Хрипловато признался:

– В ее уходе виноват я. Но она мне ничего поправить не дает. Как сквозь землю провалилась. Если бы я мог с ней поговорить!

Юрий Георгиевич по-мальчишески посмотрел по сторонам, будто чего-то опасаясь, потом придвинулся поближе к собеседнику и конфиденциально сказал:

– Зато я знаю, где она.

Антон от возбуждения аж привстал на кресле и нетерпеливо выпалил:

– И где?

– Мне наша областная администрация заказала портрет Латировской для городской галереи. Я его и пишу. Завтра, между прочим, последний сеанс. Так что нас сегодня свело само Провидение. Так бы ты еще долго неприкаянный бродил.

Договорились, что Антон подъедет к мастерской художника в четыре часа, когда работа будет закончена, и войдет после сигнала – вывешенного на окне большого белого полотна.

Четырех часов он не дождался, и уже в два торчал у большого старого здания с квадратными окнами наверху – там были мастерские многих известных художников.

Пристроился напротив на скамейке под раскидистой липой в небольшом скверике. Невдалеке дородная продавщица торговала мороженым, и он взял себе эскимо, чтобы скоротать время. Мороженое он съел, даже не ощутив его вкуса. Если бы оно было из горчицы, всё равно ничего бы не заметил.

Мимо пробегали шумливые дети, проходили любопытные, с интересом оглядывающие импозантного мужчину в хорошем летнем костюме, гуляли молодые мамочки с детьми, но он ничего не замечал.

Внутри что-то мелко дрожало, и он никак не мог унять этой панической дрожи.

А вдруг Татьяна не захочет иметь с ним ничего общего? Что тогда? Как он будет жить дальше? Он старался не думать о плохом, чтобы не напророчить, но страшные мысли упорно возвращались, отравляя солнечный августовский денек.

Но вот на крайнем правом окне взметнулась какая-то белая штуковина, и он резво вскочил. С трудом перебирая онемевшими вдруг ногами, поднялся на самый верх и застыл перед запертой дверью.

Она тотчас отворилась, и на площадку крадучись вышел Юрий Георгиевич. Пожал ему руку, шепнул:

– После ухода просто захлопни дверь. – И, с напором пожелав: – Ну, удачи! – быстро спустился вниз.

Антон несмело вошел в пахнущее краской помещение. Из небольшой прихожей, где стояла деревянная ободранная вешалка и какие-то коробки, прошел в мастерскую. Там на антикварном венском стуле прилежно сидела Татьяна и нерадостно смотрела в широкое окно. У него сбилось сердце от этой ощутимой, стоявшей в воздухе печали.

Заслышав шорох, она рассеянно перевела взгляд на него и, не сразу поняв, кто перед ней, немного прищурилась. Разглядев, сердито вскочила.

– Как ты здесь очутился?

Он подошел поближе и честно признал:

– Просто мужская солидарность. Юрию Георгиевичу стало меня жаль.

Гордо выпрямившись, Татьяна попыталась пройти мимо него к выходу, но он ухватил ее за руку и увлек на стоявший около стены удобный кожаный диван.

Поняв, что без борьбы ей не вырваться, она решила перетерпеть его притязания и села, строго сдвинув колени и надменно подняв голову.

Антон залюбовался ее нежным подвижным лицом, и с досадой спросил у себя самого, почему он не замечал этой изысканной красоты раньше? Почему ему нужно было непременно потерять самое дорогое, чтобы его оценить?

Долго смотрел в любимые глаза, потемневшие от неприязни. Ему хотелось не разговоров, а нечто более осязаемого и приятного, но ничего подобного он позволить себе не мог. Ледяная стена, возведенная ею, со временем стала выше и прочней, он ощущал это всеми своими вибрирующими нервами.

Лихорадочным движением взлохматил волосы. Татьяна упорно смотрела в сторону, не желая давать ему ни малейшего шанса. С трепетом взяв ее тонкую руку, Антон принялся целовать безжизненные пальчики, даже не пытаясь скрыть охватившей его крупной дрожи.

– Ну прости, прости меня, милая! Не губи жизнь ни мне, ни себе! Ведь ты же тоже любишь меня, я это чувствую! – в его голосе было столько отчаянной мольбы, что она невольно дрогнула.

Почувствовав это, он обхватил двумя ладонями ее лицо и заставил посмотреть на себя. Переведя на него глаза, она увидела его напряженное лицо и мелко бившуюся на виске синюю жилку. На мгновенье ей стало его жаль, но тут же проснулась гордость. Больше она никогда не будет постельной игрушкой, какие бы обещания он ей не давал. Хватит, наслушалась!

– Ты про меня ничего не знаешь и не приписывай мне свои мысли! – она попыталась встать, но он обхватил ее за локти и не позволил подняться.

– Пусти меня!

Когда он не отреагировал на ее требование, память Татьяны выхватила из прошлого его похотливое лицо, с которым он позволил той девице залезть себе под рубашку, и она изо всей силы толкнула его.

Он даже не отклонился, чтобы смягчить удар. Замахнулась снова, на сей раз желая ударить Антона по лицу, но наткнулась на покорный взгляд его глаз, и поняла, что он и пальцем не пошевельнет, чтобы защититься. Стало стыдно, будто она вздумала побить безответного ребенка. Попыталась встать снова, и снова он ее не пустил, пытаясь прижать к своей груди.

У нее в сердце огнем полыхнуло отчаяние, одиночество и стыд прошедших безнадежных месяцев. И тогда она накинулась на него, как мегера, хлеща по груди, плечам, лицу. Антону пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не уклоняться от ударов, дожидаясь, когда у нее пройдет приступ ярости.

Обессилев, она почувствовала, как из глаз полились безудержные слезы.

– Ты использовал меня, ты даже спасибо мне не сказал, ты тут же из моей постели перепрыгнул к этой жалкой шлюшке! Вот и иди к ней, а меня оставь в покое!

Он болезненно вздрагивал при каждом ее выкрике, но именно эти обвинения давали ему надежду. Если она может его обвинять, то может и простить… Холодное равнодушное молчание куда хуже, оно говорит только об одном – будущего у них нет. Медленно, очень медленно привлек ее к себе и обхватил горячими руками, гладя по плечам и спине, пытаясь успокоить.

– Я люблю тебя, правда. Я понял это слишком поздно, когда уже наделал непоправимых глупостей. Но поверь, больше я никогда их не повторю!

Она вытерла глаза и безнадежно сказала:

– Не верю. Может быть, меня слишком часто предавали, и потом, пытаясь снова влезть в мою постель, чего только не обещали. И ты тоже часть уже апробированного сценария. Извини, но поверить тебе я не могу.

От раскаяния и боли у него напряглось всё тело. Он не хотел слушать свой смертный приговор и вдруг предложил:

– Давай я довезу тебя до дома. А то вид и у тебя и у меня сейчас не для чужих глаз.

Пошмыгав носом, Татьяна была вынуждена согласиться. В самом деле, ни к чему привлекать к себе внимание. Еще не дай бог, знакомые попадутся.

Они сели в его мини, и он быстро погнал вперед. Она не смотрела на дорогу, промокая носовым платком глаза, тщетно пытаясь остановить непрерывно текущие слезы.

Когда Антон затормозил, Татьяна, не глядя по сторонам, кивнула ему головой и быстро заскочила в подъезд. Запнувшись за непривычно высокие ступеньки, только тут заметила, что дом чужой. Попыталась повернуться и выскочить обратно, но он хищным движением подхватил ее на руки и взлетел с ней на свой этаж. Пинком ноги открыл дверь и внес внутрь свою драгоценную ношу.

Татьяна сдавленно прошипела из-за спазма в горле:

– Как ты посмел?

Он поставил ее на пол, медленно провел ладонями по плечам и просительно проговорил:

– Таня, ты знаешь, что я никогда не моделировал свадебные платья. Всегда считал, что это не мое. Но одно я всё-таки сделал. Для тебя. Для нашей свадьбы. Посмотри, пожалуйста…

Растерявшись, она не нашлась, что ответить, и он, взяв ее за руку, быстро провел в большую комнату. Там на манекене красовалось самое роскошное платье, какое ей доводилось видеть. Серебристый изящный наряд был украшен тысячами мельчайших серебряных бусинок, сложенных в фантастически прекрасные цветы. Он подвел ее поближе и хрипло прошептал:

– Я всё сделал сам. Здесь покупной только материал. Всё остальное сделано вручную.

Она пораженно посмотрела на него. Но это же тысячи и тысячи часов работы. Но, может, он готовил его для очередной коллекции?

Антон враз угадал ее сомнения.

– Нет, это платье будешь носить только ты. На нашей свадьбе. Если захочешь, после свадьбы я его просто изорву.

Татьяна, знавшая о трепетном отношении Антона к своим творениям, поразилась еще больше. Уничтожить свой шедевр, возможно, лучшее из всего, что он создал, только чтобы успокоить ее?

– Померяй его, пожалуйста. Если ты не выйдешь за меня замуж, то просто примерь его. А потом я его уничтожу. Не хочу видеть его на других женщинах. – Он обнял ее и, прижав к себе, уткнулся носом в ее волосы. Чуть слышно прохрипел: – Пожалуйста, милая!

Задрожав, она еле заметно кивнула головой. Он тоскливо спросил:

– Тебе помочь? – но, услышав вполне ожидаемый отказ, вышел из комнаты.

Татьяна с трудом натянула длинное пышное платье, распустила волосы и посмотрела на себя в большое зеркало. У нее захватило дух. Девушка там была невероятно, сказочно хороша. Фантастический свадебный наряд искрился вокруг нее мириадами искр, освещая ее растерянное лицо.

И она вдруг поняла, что вся ее гордость – это глупость, которая и в самом деле не дает жить ни ей, ни ему. С души будто скатилось неподъемное бремя, и даже дышать стало легче. Негромко разрешила:

– Можешь зайти!

Антон вошел и посмотрел на нее жадными молящими глазами, обошел вокруг, с откровенным восторгом глядя на ее нежное лицо, и невесомо поправил кружево на груди. С тоской спросил, ожидая безжалостного приговора:

– Мне его уничтожить?

Она отрицательно покачала головой.

Антон напрягся как струна, боясь поверить своим ушам.

– Но ты поняла, что это твое свадебное платье?

Татьяна снова кивнула головой, не в силах произнести ни слова.

– И ты не против?

Она прямо посмотрела в его глаза, и он задохнулся от восторга, поняв наконец, что это значит. Мир закружился вокруг, наполняя его неземным восторгом.

Ловкими профессиональными движениями стянул с нее платье, нимало не заботясь о его сохранности, и небрежно швырнул на диван. Затем подхватил ее на руки и в два прыжка очутился в спальне. Там повсюду стояли букеты роз.

Татьяна удивилась.

– Что это?

Он тихо прошептал:

– Это для тебя. Я истово молился, чтобы сегодня ты сюда пришла.

Татьяна медленно подняла руки и положила их ему на плечи. Антон вздрогнул и крепко обхватил ее за талию, вжимая в себя. Страсть просилась наружу, круша последние преграды, и они, уже не сдерживаясь больше, быстро освободились от оставшейся одежды и упали в кровать, уступая нестерпимому желанию. Его губы, ставшие жесткими и настойчивыми, прижались к ее губам, и он, чуть слышно застонав, устремился вперед, уступая неистовому желанию.

После стремительного первого раза, после которого Татьяна, уверенная, что сейчас он, как прежде, устремится в ванную, Антон навис над ней, просунул руки под ее спину, ладонями приподнял голову и глухо признался:

– Я люблю тебя, милая. По-настоящему, без фальши. А ты? – последняя фраза прозвучала настолько щемяще-просительно, что она посмотрела в его широко распахнутые глаза и немного скованно призналась:

– И я тебя люблю.

С вздохом откровенного облегчения он принялся целовать ее глаза, спускаясь всё ниже. Добравшись до губ, что-то ласково прошептал и вдруг начал страстно ласкать.

Забывшись среди нескончаемых восхитительных ощущений, разбуженных его руками, Татьяна вдруг поняла, что он никогда не ласкал ее так прежде. В его теперешних ласках сквозила нежность и любовь, ей казалось, что он отдает ей всего себя. Боль и недоверие, так долго копившиеся в душе, вдруг растворились в горниле его страсти, и она начала отвечать на его ласки так же радостно и откровенно.

Потом, отдыхая в его объятиях от охватившей всё тело истомы, она лениво спросила:

– А почему раньше ты никогда не ласкал меня так?

Он со стыдом ответил:

– Я так никого не ласкал. Других не хотел, а тебя просто боялся – вдруг догадаешься, что всё гораздо серьезнее, чем я говорил. А я был так не уверен в своих чувствах. Казалось, что такой ураган не может продолжаться вечно. Если бы знать… – И он положил ее руку на свое сердце.

Оно звучало чуть приглушенно, успокаиваясь после вспышки неудержимой страсти. Немного помолчав, Татьяна задумчиво произнесла:

– У меня ничего подобного не было. Мне казалось, что я в раю. Всё исчезло, только твое тело и запредельное блаженство. Наверное, это нехорошо…

Он тихо засмеялся.

– Вот в этом ты вся. Вместо того, чтобы благодарить небеса за посланное нам счастье, ты ждешь, когда его у тебя отберут. Думай о хорошем, и плохое никогда не наступит. А то, что мы так идеально подходим друг другу – это нам воздаяние за перенесенные страдания. У меня ведь тоже ничего подобного не было. Это и в самом деле рай!

Она потерлась лбом о его плечо.

– Да, ты прав, конечно. Я трусиха, каких поискать. Но больше не буду. Я счастлива, и ничего не боюсь.

…На затененной террасе одного из лучших отелей Испании, где они проводили медовый месяц, стояли удобные затененные шезлонги, с которых можно было любоваться морем, не рискуя обгореть. Антон сдвинул два вплотную, и они улеглись в них, держась за руки.

Он посмотрел на Татьяну тревожными глазами.

– Ты счастлива?

Она нежно ему улыбнулась.

– Очень. А почему ты спрашиваешь?

Он приподнялся, подхватил ее за плечи и уложил на себя. Чуть засмеявшись, она запротестовала:

– Антон, ты сломаешь шезлонг!

Но он только усмехнулся.

– Ерунда! Ты видела того дядю, что загорал тут до нас? – Вспомнив попавшегося им навстречу необъятного толстяка, она кивнула. – Таких, как мы, две пары надо, чтобы достичь его массы. Так что не бойся!

Он уложил на свое плечо ее голову, вытащил заколку и с упоением зарылся лицом в распустившиеся волосы.

– Это рай. Возвращенный рай.

Татьяна согласилась.

– Да. Наш личный эдем…

Антон удовлетворенно вздохнул, не скрывая своих чувств. И ласково спросил:

– Милая, ты не хочешь завести малыша? Думаю, нам уже пора становиться родителями.

Татьяна замерла. Как он узнал о ее тайной мечте? Она хотела ребенка, но не знала, как ему об этом сказать.

Он посмотрел в ее озадаченное лицо и засмеялся.

– Ну, не одной тебе демонстрировать потрясающую проницательность. Мы с тобой настроены друг на друга и, как мне порой кажется, понимаем и мысли. Просто ты в последнее время так озабочено поглядываешь на попадающиеся на пути детские коляски. Но твои сомнения говорят о том, что ты мне всё-таки не доверяешь.

Она запротестовала.

– Доверяю, конечно. Но вдруг это помешает твоим творческим планам? Дети же отнимают столько времени. Мы родители неопытные. Это же будет первый малыш и у тебя и у меня. – Вдруг она подняла голову и испуганно спросила: – Или я ошибаюсь, и у тебя уже есть дети?

Он удрученно присвистнул.

– Нет, моя радость, детей у меня нет. И быть не могло. Я всегда предохранялся, не хотел ненужных последствий. Если ты заметила, я перестал использовать кондомы только после нашей регистрации. Чтобы быть ближе к тебе. Ну, и надеялся на теперь уже желанные последствия, если честно.


Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.036 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>