Тайна Запада. Атлантида – Европа 8 страница

9. Лунные титаны

I

Летосчисление доколумбовой Америки установить почти невозможно, по двум причинам: позднему времени, скудности и плохой расшифровке письменных памятников, а также потому, что между двумя историческими слоями – новым и древним, Майя-Ацтекским и Нагуа-Тольтекским в Мексике, Инковским и Тиагуанским в Перу – зияет прерыв, глубины, для нас неисследимой (W. Lehmann, Altmexikanische Kunstgeschichte, p. 15–16).

Судя по письменным памятникам, американский Запад моложе европоазиатского Востока, но судя по вещественным, – не так.

Найденная под вулканическою лавою, в Аюско-Тлалпаме (Ajusco-Tlalpam), цилиндро-коническая башня Тарасков (Taraska) относится к XI тысячелетию – следовательно, на тысячу лет древнее конца Атлантиды, по летосчислению Платона (Ména, 98). Солнечная пирамида в Тэотигуакане (Teothihuacan), в центре Панамского перешейка, воздвигнута, вероятно, в начале V тысячелетия, следовательно, за полторы тысячи лет до пирамиды Хеопса, а сколько нужно веков, чтобы могло возникнуть подобное зодчество! (Ména, 99.) Может быть, солнце в Тэотигуакане уже взошло, когда в Египте и Вавилоне чуть брезжил свет – по крайней мере, свет нашей истории. Судя по таким памятникам, Запад древнее Востока, или оба одинаковой древности.

II

«Мы – Земля», – говорят о себе обитатели царства Майя в Паленкской надписи (La Rochefoucauld, 103). «Майя» значит – «Мать-Земля», так же как Mama Oglo перувианская (A. Réville, Les religions de Mexique, 1885, p. 24; 304), Mama Istar вавилонская, Ma Kubeba хеттейская. Ma – общий корень всех имен одной Матери, в первом детском лепете человечества.

Может быть, царство Майя – лишь поздний цвет, на том иероглифном Древе-человеке маянских письмен – втором человечестве, выходящем из вод потопа, еще безглавом, безликом, но уже распростершем могучие ветви-руки к Востоку и Западу.

III

Случайно ли сходство древнеамериканского и вавилоно-египетского зодчества – исполинских, на плоскогорье Анагуака, в Мексике, пирамидоподобных, «божьих домов», тэокаллов (theokallis), перувианских гробниц (huacas), с одной стороны, и египетских пирамид, вавилонских ступенчатых башен, зиггуратов (ziggurat), с другой? (Dévigne, 149.)

Пятиярусная башня в Тэотигуакане напоминает пирамиду, с такими же ярусами, фараона Зосера, Zôser, III династии, в Sakara (J. Capart, Art égyptien, I, pl. IX). Стройка пирамид уступами и здесь, в Египте, древнее – сплошной. Насыпь, искусственный холм, служит основанием пирамиды Мейдумской в Нижнем Египте, так же как тэокаллов Центральной Америки – этой, можно сказать, «земли пирамид»: Кортец насчитал их в одной Холуле четыреста.

В довавилонском Шумеро-Аккаде, так же как в древней Мексике, число пять – священно, раньше семи: пять богов-планет, пять небес-эонов. Вот почему шумеро-аккадские башни, зиггураты, и древнемексиканские тэокаллы пятиярусны.

IV

Главных сходств между египетским и центрально-американским пирамидным зодчеством семь: выбор места, расположение четырех сторон основания по четырем концам света, прохождение астрономического меридиана сквозь центр пирамиды, стройка уступами, посвящение солнцу, ход через «улицу мертвых», внутреннее строение. Может быть, все эти сходства случайны; но случай на случай – невероятность на невероятность, в геометрически растущей прогрессии.

V

На одном рисунке острова Ацтлана, древней родины ацтеков, коленопреклоненные люди, стоя вокруг пирамиды, молятся (Dévigne, 156). Если «Ацтлан» есть «Атлант» – гора-столп небодержца Атласа и гора Акрополя в столице Атлантиды, по описанию Платона, то может быть, в пирамидном зодчестве сохранилась память о древней родине всего человечества.

VI

Сходство в календаре: пять дополнительных дней к 360 – древнемексиканского года – то же, что эпагомены, прибавочные дни года мемфисского. Звездный круг Зодиака делится на 12 животных знаков в Египте и Вавилоне, так же как в древней Мексике (Dévigne, 179).

Сходство в одежде: тот же головной плат с обрамляющими лицо двумя лопастями, те же из разноцветных бус, расположенных широкими лучами, царские ожерелья – у египетских и древнемексиканских богинь (Ména, Expos. du Louvre, № 58, Trocadero, № 20.001).

Сходство в стенных росписях: цвет мужских лиц кирпично-красный, женских – золотисто-желтый.

Сходство в великом, так же как в малом: теократия в Перу подобна египетской. Перувианский царь, инка, есть воплощенный бог солнца, так же как фараон; койя, супруга инки, – родная сестра его или сводная, так же как супруга фараона: строго соблюдается в обоих царствах закон «божественных кровосмешений», дабы сохранить чистоту «солнечной крови» (Robertson, 376).

VII

Главная общая мысль европо-афро-азиатского Востока и американского Запада – воскресение плоти.

Самое древнее, тайное и святое имя Озириса, бога Воскресителя – Amenti, Запад. С Крайнего Запада – «Ацтлана», сказали бы Ацтеки, «Атлантиды», сказал бы Саисский жрец Платона, – пришел Озирис на Восток, в Египет. Тайна его – воскресение – тайна Запада.

Придя на Запад солнца,

увидев свет вечерний,

поем Отца, Сына и Духа,

эта наша молитва – оттуда же, с Запада.

VIII

Исполинские тэокаллы Центральной Америки и пирамиды Египта – жертвенники Солнца, дающего вечную жизнь. Маленькие пирамиды, гуаки, в Перу – обители мертвых до дня воскресения.

IX

Мумии перувианские подобны египетским: те же почти надрезы на тех же местах, для извлечения внутренностей; те же соления обеззараживающими солями, умащения душистыми смолами; то же укутывание льняными повязками (Spence, 169). В Кузко (Cuzco), столице Перу, в храме Солнца, спутники Пеззаро нашли тридцать мумий царей, Инка, сидевших вокруг золотого жертвенника, а в соседнем храме Луны – такое же число цариц.

«Книгою Мертвых» называют современные ученые ацтекский кодекс Vaticanus A, по сходству его с египетскою Книгою Мертвых.

Х

В царстве Майя, так же как в Египте, внутренности мертвых тел хранятся в четырех, по четырем концам гроба, глиняных или каменных сосудах, – «канонах», как называли их греки, с крышками, изображавшими в Египте головы четырех богов-небодержцев, «атласов», на четырех концах света. Перед вложеньем в сосуды внутренности окрашивались египетскими бальзамировщиками в четыре цвета: в северный, красный, – легкие; в южный, белый, – печень; в восточный, желтый, – желудок; в западный, черный, – кишки. В царстве Майя несколько иное соответствие, но окраска та же: белая, черная, желтая, красная (D. A. Mackenzie, «Folklore», June, 1923, ар. Spence, 165–166).

Если и это случайность, то есть ли вообще «закон вероятностей», и не вся ли история – игра случая?

XI

Племя гуанчей (Huantsch) на Канарских островах – последнем обломке разрушенного материкового моста между Америкой и Африкой, уцелевшем среднем звене порванной цепи, – так же изготовляет мумии, хахо, и так же погребает их в пирамидных гробницах, как в Египте и в Перу – на обоих противоположных концах моста, крайних звеньях цепи (Dévigne, 177. – Gattefosse, 93. – Spence, 171–172).

XII

Гуанчи – островитяне, но мореходства не знают, точно раз навсегда запуганные морем, все еще помнят гибель первого мира – потоп. Так же не знают мореходства ацтеки, на другом конце моста; так же помнят гибель в воде, первой родины своей, Ацтлана (Réville, 40). «Горьким» называют Океан и дети древней Майи, – «Матери-Земли».

Все эти морские племена помнят грозное созвучие корней: tla – atl, «страдание» – «вода».

XIII

«Гуанчи», значит просто «люди». Несказанно удивились они, при первом появлении испанских и португальских путешественников XVI века: думали, что мир опустел после потопа, и никто, кроме них, от него не спасся.

Глиняные печати с ручками (pintaderas) служат им для татуировки, большею частью, геометрических узоров: это, может быть, жалкие остатки геометрии, землемерия, мудрости земной – начала астрономии, звездной мудрости Атлантовой. Точно такие же печати с ручками и с теми же геометрическими узорами найдены в раскопках Юкатана, Мексики и во многих неолитических стоянках Лигурии, Апулии, Фракии, – по всему великому Средиземноморскому, Атлантическому пути на Восток (E. Kletnoff, Journ. «Renaissance», Sept. 1928. «L’Atlantide, est elle un mythe?»).

Птичьему свисту и щебету подобен гуанчский язык, так же как языки древнемексиканские. Uitzilopochtli, Xiuhtecutli, Tezcatlipoca, Quetzalcoatl – эти имена ацтекских богов напоминают щебет и свист колибри в тропических лесах и болотах Центральной Америки.

XIV

Гуанчи – одна из ветвей афроатлантического племени, а другая ветвь – берберы – ливийцы, lebou египетских памятников, живущие на великом «пути из Фив к Столпам Геркулесовым» (Геродот) и, может быть, далее к Атлантиде. Диодор сообщает, что берберы жили в Северной Африке, у подножья Атласских гор, вокруг озера-моря Тритониса, и называет их «атлантами», давая тем понять, что здесь и была «Атлантида» (Diod., III, 53, 4; 54, 1). Это считает вероятным и кое-кто из современных географов (E. F. Berlioux, Les Atlantes, 1883). Но, по общему правилу, – где древние и новые географы находят «Атлантиду» вне Атлантики, там, вероятно, лишь Атлантская колония, – так и здесь, в Берберии. Связь ее с Атлантидой подтверждается и сообщением Диодора: узкий перешеек, отделявший некогда озеро Тритонис от Океана, прорван был землетрясением, воды озера излились в Океан, и высохшее дно сделалось песчаной пустыней – должно быть, частью нынешней Сахары (Diod., III, 55, 4. – Berlioux, 39).

Atl, на языке берберов, так же как на древнеамериканском языке Quiché-Nahuatl, значит «вода» (Gattefosse, 46). Если то землетрясение, о котором сообщает Диодор, связано с концом Атлантиды, то, может быть, и берберы, «атланты», так же как древние американцы, понимали смысл рокового созвучия tla – atl, «страдание» – «вода».

XV

В самом устье Гибралтара, близ нынешнего Кадикса, древнего Гадеса – Гадира (Gades – Gadeiros), получившего имя свое от противолежащей «Гадирской области», epihorion Gadeiron, – части Атлантиды, по мифу Платона (Pl., Krit., 114, b), находился незапамятно древний город Тартесс, Tartessos, италийцев и греков, Фарсис, Tarschisch, евреев, Turscha (Этруски) египтян. Кое-кто из современных историков находит и здесь «Атлантиду» Платона (Schulten, Tartessos, 1922, p. 53. – Hennig, 18–29). Но, вероятно, и Тартесс – только Атлантская колония, великая Средиземноморская столица бронзового века (Hennig, 14–15). Путь из царства Бронзы, «Атлантиды», в царство Камня, Европу-Азию, начинается, может быть, здесь, в Тартессе; здесь же для нас начинается История, потому, что весь исторический смысл того, что мы называем «Атлантидою», не что иное, как переход от Камня к Бронзе.

XVI

«Есть у них (Тартессян) книги, законы и поэмы шеститысячелетней будто бы древности», – сообщает Страбон (Strabo, III, 139). Три к шести – небольшая прибавка для такого счета времен: помня то, что было за 6000 лет, можно помнить и то, что было за 9000 – конец Атлантиды.

Может быть, и пророк Исаия, возвещая Фарису, Тартессу, будущее, помнит бывшее: «Плачьте, корабли Фарсиса, ибо он разрушен! – День Господа Саваофа грядет на все гордое и высокомерное (вспомним „гордыню“, hybris, Атлантов в мифе Платона), на все высокие горы... и на всякую высокую башню... и на всякую крепкую стену, и на все корабли фарсисские», – как некогда на атлантские (Ис. 23, 1; 2, 12, 14–16).

XVII

«Был у царя (Соломона) Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым на море... В три года раз привозил он золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов», – или «эфиопов», по толкованию Иосифа Флавия (III Цар., 10, 22).

Мы знаем, откуда шло фарсисское золото, – с берегов Гвинеи, нынешней земли иорубов и иабаданов, древнего царства Уфа (Ufa) (Leo Frobenius, Atlantis, В. X. Die Atlantische Götterlehre, 1926, p. XVII–XVIII).

Первые путешественники, испанцы и португальцы XV–XVI веков, нашли здесь, на Золотом берегу Гвинеи, почти такие же чудеса древней культуры, как в Перу и в Мексике, неизвестно когда и откуда занесенные в эти непроходимые тропические леса и болота, страну дикарей-людоедов. Все это потом исчезло бесследно, как марево, от одного прикосновения «белых дикарей», с их водкой, кнутом и евангелием; только смутная память о том сохранилась в путевых записях первых путешественников.

Что же было здесь в царстве Уфа? «Атлантида», полагает новейший исследователь этих мест, немецкий ученый Лео Фробениус (Frobenius, VII). Но кажется, и здесь, как в Тартессе и Тритонисе, было только поселение атлантов.

Если так, то понятно, почему грузились уфийским золотом тартесские – те же «атлантские» – корабли, для трехлетнего плавания из царства Уфа в царство Хирама, и почему не только сам царь Соломон во славе своей, но и ангелы Господни одеваются «атлантским» золотом, в видении пророка Даниила: «Вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны Уфийским золотом» (Dan., 9, 5–6).

«Золото» на языке гвинейских негров – sika, на еврейском – schekel, на вавилонском – sickel, на мидийском – siglos (Frobenius, XVIII). Словом этим, как фосфорной спичкой на темной стене, оставлен в веках и народах золотой след Атлантиды.

XVIII

Нынешние негры внутреннего Конго вырезывают в татуировке на лбу концентрические кольца-кружки; тот же знак на финикийских, от первого тысячелетия до Р. X., глиняных масках негров – может быть, тех самых «эфиопов», которых привозили царю Соломону корабли Хирама, вместе с уфийским – атлантским золотом (Frobenius, XVII); тот же знак – в иероглифе ацтекских рисунков – концентрических кольцах валов и рвов, окружающих гору Ацтлан, подобно горе Акрополя в столице атлантов, по мифу Платона (Spence, pl. XIV, p. 197–198. – Pl., Krit, 113, d); тот же знак – в круговом расположении камней в мегалитических постройках обеих гемисфер; тот же знак – в тайной мудрости, открываемой бен-Элогимами, сынами Божьими, дочерям человеческим, в Книге Еноха, – в круговороте небесных светил; тот же знак и в водовороте, поглотившем остров Атлантиду.

«Мы – атланты», – как бы говорят все носящие на лбу этот знак.

XIX

Главный бог в нынешней Гвинее, древней Уфе, – бог моря Олокун (Olokun). Здесь, в земле иорубов и иабаданов, в священном городе Ифэ, Ife, близ устья Нигера, найдена литая из бронзы голова Олокуна, чудесной работы, первого тысячелетия до Р. X., все тех же дней Соломоновых (Frobenius, 3). В царской диадеме – простом между двумя рядами жемчужин, обруче, с небесною или морскою звездою и возносящимся над нею фаллическим столбиком, – широкоскулый, широконосый, толстогубый, настоящий негр, обугленный солнцем Африки, обвеянный свежестью Атлантики, – чернокожий Посейдон, двойник того краснокожего, древнемексиканского Тлалока. Молится ему и на том, и на этом берегу Океана вся тварь – моллюски, кораллы, верески, бабочки, и земляные черви, и люди: «Все мы – дети воды. О, Тлалок – Олокун, Водяной, помилуй нас, не погуби!»

XX

Гванчи, Уфа, Тритонис, Тартесс – этими четырьмя точками в истории обозначен исполинский излом – вулканическая трещина между Атлантидой и Европой-Африкой. Но в мифе-мистерии трещина спаяна, восстановлен рухнувший мост – над черною бездною потопа радуга.

Тот конец моста, западный, сохранился дольше этого, восточного: кто-то успел перейти, прежде чем мост рухнул, с того конца – Антильского архипелага, – на твердую землю, Юкатан, царство Майя, и Анагуак, царство Тольтеков. Вот почему в древней Америке больше, чем в Европе, пахнет Атлантидою. Чем она была и отчего погибла, можно судить по Америке.

XXI

Белые, дневные люди – в Европе, черные, ночные, – в Африке, желтые, утренние, – в Азии, а в Америке – все еще красные, вечерние, озаряемые солнцем вечного Вечера – Запада.

XXII

К югу от озера Титикака, на границе Перу и Боливии, на высоте 4000 метров над уровнем моря, окруженное цепью Кордильер, высочайших гор, но кажущихся с этой высоты небольшими холмами, лежит плоскогорье Тиагуанак, Tiahuanak —Умирающий Свет, – страшная, как бы неземная, на потухшей планете, пустыня (Meyendorff, 105).

Поле циклопических развалин – большей частью даже не стоящих, а лежащих, разбросанных камней, – вот все, что осталось от бывшего здесь исполинского города. Кто, когда и зачем строил его в этой пустыне, на высоте почти недоступной и необитаемой, где воздух так разрежен, что трудно дышать, – этого не помнят не только инки, считающие Тиагуанак своею колыбелью, но и племена древнейшие. Смутно лишь брезжит память о том, что люди пришли сюда из той же Страны Озер, Ahahuac, в Мексике, откуда вышли и тольтеки, и майя (Meyendorff, 102). Если так, то корень обеих Америк, Южной и Центральной, – один: великое переселение народов с Востока, из-за Океана. Тиагуанак, «Свет умирающий» Запада, есть, может быть, «свет с Востока» – Ацтлан – Атлантида.

XXIII

Кто здесь жил и строил, мы не знаем, но знаем, как, – по Вратам Солнца: только четыре камня, но такой величины, что, кажется, ничего подобного нет ни в Египте, ни в Вавилоне, да и нигде на земле.

В Кузко, столице Перу, есть исполинская глыба, в 50000 пудов, так называемый «Усталый Камень», Piedra Causada. 20000 человек подымали ее, подняли, но, чуть-чуть наклонившись и соскользнув с рычагов, она раздавила 300 человек, упала, угрузла в землю так, что уже никакая человеческая сила не могла ее сдвинуть, и лежит века – отдыхает, «усталая». Но те четыре глыбы во Вратах Солнца больше этой. Грани их обтесаны с такой математической точностью и спаяны без всяких скреп и цемента, одной своей тяжестью, так, что ни тысячелетия, ни землетрясения не сдвинули их ни на волос и, кажется, до конца мира не сдвинут.

Камни эти – величайшая победа человека над веществом. Человека ли? Кажется, поднять их могли только небодержцы атласы. «Мысль о титаническом племени знающих и проклятых за то, что хотели слишком много знать, внушают эти глыбы» (Meyendorff, 108).

XXIV

Инки сообщили испанцам сказание о тех колоссах из трахита, базальта и порфира, чьи обломки лежат, разбросанные по Тиагуанакскому полю. В древние, древние дни, когда еще и солнца не было, а была только луна, да звезды, жили в Тиагуанаке исполины, зодчие здешних дворцов и храмов. К ним пришел однажды пророк и возвестил им грядущее солнце. Но не захотели солнца дети Ночи и побили камнями пророка. Солнце все-таки взошло, поражая лучами-молниями безбожное племя, пока все оно не погибло. Тиагуанакские колоссы – окаменелые трупы этих лунных титанов – «нефелимов», сказал бы Енох, «атлантов», сказал бы Платон.

XXV

В камни превращено племя лунных титанов, по одному сказанию, за убийство пророка солнца, а по другому – за осквернение земли кровью человеческих жертв, приносимых еще до рождения солнца, свирепой богине Ущербной Луны, Ka-Ata-Killa (Meyendorff, 103–104).

Если в Тиагуанаке сохранилась, действительно, память о глубочайшей древности Ацтлана – Атласа, то, может быть, туда и уходит корнями своими религия человеческих жертв.

10. Отчего погибла Атлантида?

I

Жертвенна всякая любовь, и чем сильнее, тем жертвенней. Бог – предел человеческой любви и жертвы; Богу жертвуют люди тем, что им всего дороже, – собою или другим человеком. В этом «или» – скользкая грань между божеским и демоническим в религии. Бог как будто искушает человека страшным выбором «пожертвуй собой или другим», а на самом деле, человек сам себя искушает, испытывает – познает себя в Боге.

В этом смысле, человеческая жертва заложена в существе не только всех религий, но и самой Религии.

II

«Бог искушал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь... и принеси его во всесожжение... Авраам пошел... устроил жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего, Исаака, положил его на жертвенник. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего... Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал:...не подымай руки своей на отрока... ибо теперь Я знаю, что ты не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня... И возвел Авраам очи свои... и вот, позади его, овен, запутавшийся в чаще рогами своими» (Быт. 22, 1–13).

Если бы Авраам не любил сына своего, как себя – больше себя, то принес бы жертву не Богу, а дьяволу. Это значит: глубине жертвенного в религии соответствует возможная глубина демонического. Кажется, нигде в мире не достигало оно таких глубин, как в древней Америке, и, если с ее началом связан конец Атлантиды, то на вопрос, чем она была и отчего погибла, могут ответить только эти глубины, как «звуковому лоту» отвечают бездны Атлантики.

III

Ужасом дышат детски-неумелые и простодушные рисунки испанских монахов с изображением человеческих жертв, – чем простодушнее, тем ужаснее (Codex Vaticanus, de los Rios; Codex Magliabechino, Bibl. Nat. Fiorent.; Codex Fejervary – Mayer, Liverpool).

Ночью, при свете факелов, жрец, закутанный с головой в черную одежду, вроде монашеской рясы, возводит обреченную жертву по лестнице тэокалла, пирамидного храма, на вершину его с часовенькой бога Солнца Вицилопохтли (Huitzilopochtli), укладывает, связанную по рукам и ногам, на вогнутый жертвенный камень-монолит, так что ноги свешиваются с одной стороны, а голова и руки – с другой, вспарывает грудь кремневым ножом – камень древнее, святее железа, – вынимает из нее еще живое, трепещущее сердце, показывает его Ночному Солнцу – незримому, всезрящему, – сжигает на жертвенном огне, мажет кровью губы свирепого бога и окропляет ею стены храма (Robertson, 362. – Réville, 57).

80000 человеческих жертв пало при освящении одного великого пирамидного храма в городе Мексике, а среднее число жертв в обыкновенные годы достигало 50000. Шествия жертв тянулись иногда на несколько верст, заклания продолжались несколько дней. Целые пирамиды воздвигались из черепов (Réville, 121–122). «Меньше смердят наши кастильские бойни, чем эти храмы со стенами, покрытыми запекшейся кровью, и полами, залитыми – жидкою», – вспоминает испанский путешественник, Берналь Диац (Réville, 57).

Это неистовство жертв таково, что кажется, весь народ сошел с ума и поверил – понял, как дважды два четыре, что Бог есть дьявол.

IV

Один из знаков Маянских письмен изображает связанного, голого человека, сидящего на корточках, высоко поднявшего колени и опустившего на них голову: это жертва; а рядом – исполинская голова кондора-стервятника – Смерть (Spence, pl. VIII; p. 1341). Вглядываясь в этот знак, вдруг начинаешь понимать, что он изображает не одного человека, а все человечество.

V

Люди сошли с ума? Нет, знают, что делают. Все величье Ацтекской империи зиждется на человеческих жертвах. Войны ведутся для того, чтобы захватить как можно больше пленников-жертв; чем их больше, тем вернее победа. Войны для жертв, жертвы для войн: одно на другое, как масло на огонь, и огонь разгорается – растет величье империи в вечной войне – религии дьявола.

VI

Кровью утолит кровожадного бога – внешняя мысль, мифология жертвы, а тайная мысль, мистерия: приобщиться богу в жертве. Люди вкушают плоть, пьют кровь человеческих жертв, потому что жертва – сам бог: «боговкушение», teoqualo, так и называется эта мистерия.

Около зимнего солнцестояния лепят из маисового теста, смешанного с кровью закланных жертв-детей, изваяньице бога Солнца, Вицилопохтли, ставят его на высокое место и, после многих молитв и заклинаний, жрецы, пуская стрелы из лука, пронзают сердце бога: зимнее солнце умирает, чтобы воскреснуть в весеннем. Изваяньице дробится на части, и от него вкушают посвященные (Réville, 65).

VII

Богу Тлалоку, Посейдону краснокожему, приносятся человеческие жертвы на одном конце рухнувшего моста, в Америке, а на другом – в Африке – богу Олокуну, Посейдону краснокожему (Frobenius, p. VII).

«Пили кровь», – говорит Платон об атлантах; «Пили кровь», – говорит Енох о нефелимах. Эта кровь и соединяет обе гемисферы – Восток и Запад.

VIII

Знаменье бога водяного, Тлалока, огненного – Ксиухтеукли, солнечного – Вицилопохтли, и многих других богов – крест. Столько крестов на древних памятниках Перу и Мексики, что испанцы не могли надивиться, и сначала радовались, думали, что апостол Фома, благовестник Индии Восточной, перелетев через Океан, в Западную, принес и туда Крест Господень (Dévigne, 191. – Réville, 229. – Donelly, 226, 248). Радовались, пока не вгляделись, как следует. «Дьявол крадет у нас все, что плохо лежит!» – поняли, наконец, – ужаснулись этим христианским подобьям, как бы опрокинутым в дьявольском зеркале.

IХ

Крест на стенном изваянии Паленкского храма, в древнем царстве Майя, – совершенное подобье христианского креста, – возвышается на голове рогатого чудовища, напоминающего бога Быка – Минотавра; бог Птица, тоже чудовище с тетеревиным хвостом, с когтями кондора и головою тапира, сидит на кресте; слева, женщина в бранных доспехах, как бы Амазонка, – царица Майанская, жжет куренья в кадильнице; справа, жрец-колосс, толстогубый, крючконосый, в поварском колпаке и таком же переднике, держит на ладони спеленутого младенца с гнусно старческой рожицей, точно у новорожденного бесенка, и подносит его богу, как человеческую жертву; острые, звериные зубки скалит младенчик, как будто смеется, показывая богу язык (La Rochefoucauld, 23–24).

Что это, просто горячечный бред или какая-то «черная магия», древняя тайна древней ночи, – может быть, та, за которую дети ее, лунные титаны, поражены были лучами-молниями солнца?

X

«Так надругаться над Крестом Господним мог только дьявол», – думали, должно быть, глядя на подобные кресты, благочестивые испанцы, спутники Фернанда Кортеца.

XI

С нашим христианским крестом ничего не имеет общего древнемексиканский крест – упрощенный знак пятилучной звезды-солнца, или магический знак для вызывания дождя: дождь, приносимый четырьмя, с четырех концов неба, ветрами, заклинается четырьмя концами креста, – успокаивают нас ученые, но не успокоят (Robertson, 368. – Réville, 91).

XII

Страшен Паленкский крест, а тласкаланский, посвященный Богу Тлалоку, еще страшнее. Племя тласкаланов (Tlaskalan), на празднествах бога Тлалока, пригвождало человека к древесному столбу в виде креста и медленно убивало его стрелами или заколачивало до смерти палками. «Древом Жизни» назывался этот крест (Robertson, 368).

Нет, не успокоят нас ученые: мы видим, что видим, в дьявольском зеркале.

XIII

Судя по рисункам кодекса Fejervary-Mayer в Ливерпульской библиотеке, при истязании человеческих жертв в Ацтекских таинствах, так же как в «черных обеднях» и шабашах средних веков, лютое сладострастие соединялось с лютою жестокостью: в этом соединении, кажется, все существо сатанинской религии.

Дата добавления: 2015-11-04