еще ее можно назвать сказкой об указательной стрелке, которая изогнулась, чтобы вцепиться в свой хвост, но - засмотрелась на противоположный берег ах как там было красиво!

Сказка

Николай Бизин

Сказка о колобкЕ

еще ее можно назвать сказкой об указательной стрелке, которая изогнулась, чтобы вцепиться в свой хвост, но - засмотрелась на противоположный берег... ах как там было красиво!

как не поплыть по течению?

Прошел почти год, как я был заключен в иное видение мира. Но я все еще был ограниченно зрячим и - в своих глазах оставался и близоруким, и дальнозорким. Конечно, я всегда мог бы опять добровольно ослепнуть - в дали, чтобы видеть только вблизи, но мне очень хотелось перевести через Неву текст одной моей детской песенки о родине - взять за руку и перевести на язык тишины и простора...

А ведь это почти что что невозможно без эха, которое возвращается издалека!

Поэтому я временно отложил от себя мифическую судьбу Бармы и Постника, причем - далеко, на самый край письменного стола! Я лишь иногда о ней вспоминал, и так продолжалось, до тех пор, пока время само не пришло за мной.

Для этого ему оказалось достаточно мне позвонить:

- Ты сделал открытие, - сказало мне время в телефонную трубку: время указывало (как та самая стрелка), что я открыл, как загадочно песня могла бы молчать, и более я для песни ничего не сделал!

Я молча кивнул.

- Это детское открытие, - сказало мне время. - Оно не для тебя.

И опять я кивнул.

Не мог же я признаться, что новое зрение не прибавляет зрячести, и что новые знания не раздвигают горизонты ума, что все остается по прежнему - как будто у меня все еще нет ни молодости без старости, ни зрения без слепоты... Все это у меня уже было, но как оказалось, зоркая молодость ничего не решала, и мне по прежнему хотелось детства.

- Что ты все киваешь? - спросило меня время, которое не только было зрячим, но еще и не любило тех, кто держит нос по ветру и сразу же приступает к строительству ветряной мельницы... Время предпочитало рыцарей, эти мельницы штурмующих, впрочем, чтобы понимать таких рыцарей, иногда даже детства оказывается недостаточно.

- Вижу, ты уже знаешь, что молодость ничего не решает, - утвердительно спросило время, и я опять был вынужден молча кивнуть, ибо - о чем говорить, если со временем и это пройдет? Даже то, что я все еще оставался незрячим в своей собственной сказке, которую собираюсь рассказать...

- Вот и чудно! - сказало мне время. - Промолчи о том, как все началось, ведь ты так выразительно молчишь, совсем как твоя песня, которая мне очень нравится!

Понятно, я был польщен, что времени нравится такая молчаливая песня: как будто ребенок уснул у меня на руках... Понятно, что мне ничего не оставалось, как молчать дальше, и вот что из этого вышло.

Началось все очень давно и продолжилось еще дальше и «давнЕе»: туда, где нас еще нет, но где мы обязаны быть и обязательно будем! Но началось все не в будущем и не в прошлом, а со слов: стрелка Васильевскго острова прекрасна тем, что она просто прекрасна... Однажды (то есть уже не дважды, а раз и навсегда) я вышел на стрелку, взглянул на реку и представил себя наложенным на тетиву собственной истории, и вот что из этого вышло...

Я онемел!

А потом, когда молчание вышло и замерло, глядя на реку и на Зимний дворец за темной водой, только-только захваченный очередным октябрем-ноябрем (не правда ли, смена времен года много привлекательней былого революционного штурма и последующего мирного разграбления), я с радостью понял, что могу оставить свое молчание здесь... Здесь и сейчас, к которым нечего прибавлять, но и убавлять тоже нечего!

А сам я медленно (молча умоляю, не удивляйтесь, сейчас все прояснится) покатился к Дворцовому мосту, который только-только развели - ибо: большего, нежели знаменитое «прервалась связь времен» мне от моста и не требовалось! В самом деле, не ходить же по такой красоте? Тем более, что я не хожу и ходить никогда не буду и вовсе не случайно упомянул здесь странное слово «ибо», которое созвучно моему имени...

- Ибо меня зовут колобок, и я всегда начинаюсь с самой маленькой буквы! - молча сказал я (а вы думали, в разговоре со временем я тоже молчал? Дудки! Причем первая из дудок - того самого Крысолова, который уводит от вас детей, наигрывая мелодии сказок... Итак, меня зовут колобок, причем с самой маленькой буквы!

Попробуйте позвать и сразу убедитесь, ну же, зовите! Сами станете колобком.

Итак, я катился к Дворцовому мосту, причем - перекатываясь и изгибаясь (вослед Неве, огибающей стрелку) и катился - устремляясь (вослед тетиве, напрягающей лук), и катился - полыхая (вослед факелам на ростральных колоннах)... Не правда ли, мир колобка удивительно многомерен?

Не правда ли, именно глазами колобка следует взирать на прекрасное?

Впрочем, это все вопросы риторические, ответа не требующие, и первый самый настоящий вопрос обратился ко мне, когда я уже совсем было собрался покинуть указательную стрелу и самому стать мостом (раз уж настоящий разведен) через реку, соединяя два смысла... Вопрос обратился ко мне, сначала бегло взглянув через плечо, потом разглядев, заинтересовавшись и окончательно обратившись серым волком!

Причем - волк тоже оказался с самой маленькой буквы...

Причем - волк тоже не отказался оказаться на стрелке Васильевского! Кто же от такой красоты откажется?

- Колобок, колобок, я тебя съем! - перво-наперво волк обратился ко мне напрямую (начиная «одного» меня - с колобка целого, надеясь продолжить колобком «попробованным», а сам-другой начинаясь лисицей и заканчиваясь медведем); что поделаешь, разговор по душам лучше всего начинать и заканчивать без посредников... Я вынужден был с ним согласиться и перестал катиться, и остался на стрелке!

Пусть вас не смущает, что вопрос выглядел утверждением, мало ли кто как выглядит при первой встрече, все равно потом на него часто смотрят уже совсем другими глазами... Впрочем, я продолжал смотреть на волка лазами колобка, и серый был обречен проиграть еще до своего рождения, а не то что до нашей встречи... Впрочем, я опять вернул колобку его свободную волю и сделал от себя отделенным: пусть попробует волка уговорить.

- Зачем? - улыбнулся своими лучезарными щеками колобок.

Здесь следует сделать короткое (и с маленькой буквы) пояснение:

маленький друг! если ты читаешь мою сказку, то улыбчивая округлость колобка и внешность серого волка тебе прекрасно известны, впрочем, как и прелесть стрелки васильевского с ее видом на дворцовую площадь - которая обязательно просвечивает сквозь зимний дворец... согласись, он потому и зимний, что бел и прозрачен!

как иначе? ведь моя речь идет на собственных ногах и говорит только о прекрасном.

- Я тоже хочу прекрасного, и побольше! - ответил (по своему честно) серый волк. - Ты смотришь на прекрасное, я смотрю на прекрасное, я тебя съем, и у меня все удвоится.

Если бы мог, колобок пожал бы плечами. Но он не мог, поэтому сказал:

- Не ешь меня, волченька, иначе сам станешь колобком!

Волк аж присел на собственный хвост! Маленький Друг, ты прекрасно понимаешь, что это только так говорится: на самом деле за серым хищником волочется вовсе не хвост, а вся его прошлая и позапрошлая хищная жизнь... Скажу больше, даже не одна жизнь, а две или три, то есть - несколько!

Это мы с тобой знаем, что несколько - то же самое, что нисколько!

Настоящее только одно, двух настоящих слишком много и слишком мало для одного, которое может быть сразу - всем и сразу - совсем ничем; впрочем, мы отвлеклись от нашего серого недруга, а этого делать ни в коем случае не следует: вдруг серый прожора решит-таки пощелкать зубами, а ведь мне придется его потом утешать...

Уж очень звонко щелкают волчьи зубы, а ведь я перекладываю песню на язык тишины!

- Это как так? - удивился серый проныра (который полагал на язык только перед поеданием), причем - серый проделал свое удивление на удивление умно: продолжая дивиться на окружившую нас красоту, продолжая переосмысливать слова колобка и (одновременно) отмахиваясь всеми своими прошлыми жизнями от моего комментария...

- А вот так! - ответил, покачиваясь на щеках, колобок.

Он имел в виду, что в мире прекрасного трудней всего объяснить очевидность.

- А если я не поверю и все-таки съем?

- Хорошо! - колобок ничуть не удивился, впрочем, восклицательный знак после его «а так» и его «хорошо» означал всего лишь, что вокруг именно так хорошо; впрочем, колобок счел необходимым (быть может, из формальной вежливости, все-таки он был покат) сделать некоторое предложение:

- Волчек, погоди, дай мне оторваться от любования...

Серый насторожился и правильно сделал:

- Зачем?

Это можно было понять как «за чем», что колобок и сделал, причем - тоже правильно.

- А вот этим Зимним Дворцом расположен Александрийский Столп! - мог бы ответить колобок, но он не чувствовал себя особенно расположенным быть съеденным (даже если быть съеденным - невозможно!), поэтому объяснил подробней:

- Дай, я сначала закрою себе глаза! Тогда ты будешь смотреть на дворец, а я сквозь него - нет, и тебе будет много легче.

Серый опять насторожился. И опять правильно сделал. Впрочем, он уже (то есть с самого начала) начал свою работу (поедание колобка) неверно, хотя все еще не понимал, что его работа уже не удалась... Серый спросил:

- Ты хочешь дать мне фору?

Зря он это сделал. Ведь слишком очевидно, что колобок попросту (но - иносказательно) назвал серого волка близоруким. Но волк не разглядел названия, продолжил свое самоедство и усугубил свое заблуждение:

- Ты меня совсем не знаешь, колобок, как же ты мне можешь отдавать наперед глаза?

Колобок был высокомерен и правдив, поэтому ответил чистую правду:

- Ну не назад же отдавать? Именно потому, что я тебя не знаю, я и хочу, чтобы у тебя была хотя бы маленькая надежда мной подкрепиться, иначе мне будет не интересна твоя попытка,- на этот раз он говорил без улыбки, и даже щеки его (обычно живущие и катящиеся словно сами по себе, а не по дороге) не покатывались со смеху на смех и не переваливались со смысла на смысл, который был очень прост и ошеломляющ:

- Если бы я тебя знал, я никак не мог бы дать тебе форы.

Меж тем мы забылись, тогда как нам всегда следует помниться, и вокруг разговора колобка и волка (а так же вокруг моста через Неву, которого колобок до завершения беседы наверняка не успевал перейти), происходили и другие события - например:

По осенней Неве спорили между собой ветерок и течение (причем - ничуть не шутливо соревнуясь), кому из них (причем - в разные стороны) погонять октябрьско-ноябрьскую льдинку, такую исчезающе малую, что ей не легко было выбрать: плыть ли ей самой по течению или все-таки признать, что у нее ветерок в голове?

Ты спросишь, Маленький Друг, какое отношение все это имеет ко мне и к моему зрению, и я тотчас отвечу, причем - непреклонную (как течение Невы) правду:

Именно я выбираю, какое из моих зрений (задумчивое или ветреное) приложить к красоте, тем более, что красота никуда не делась и все так же светила мне и насквозь Зимнего дворца (Александрийским столпом возносясь), и одновременно (время напоминало, что и оно здесь «причем») Невой текла по-над радугой-дугой того самого Дворцового моста, под которым в водах реки барахталась небольшая мысль осенней льдинки...

Она решала, чью сторону взять: волка или колобка?

Разумеется, сама она решить ничего не могла и прислушивалась то к ветру, то к речному течению (которое было течением всей ее жизни); впрочем, даже колобок заинтересовался спором течения и ветра - очень уж красиво они спорили! Вздыбливая воду Невы маленькими перекатами и бурунчиками, на гребешках которых льдинка чувствовала себя чайкой...

Маленький Друг! Верь мне, со всеми этими героями мы обязательно повстречаемся, а пока что нам интересно, что смог услышать колобок и что он потом обязательно перескажет серому волку (ведь сейчас нет у колобка, кроме волка, других собеседников)... Мы обязательно повстречаемся с ветром (существующим - сейчас) и чайкой (прилетевшей - завтра), и даже льдинка, что стремительно тает, сливаясь с большою Невой, окажется более чем значима в том дальнейшем, которого у нее как бы сейчас уже нет...

Казалось бы, она тает, и ты спросишь меня:

- Какое у нее есть дальнейшее, если нет ближнего?

Но вот и у колобка нет ближнего прекрасного, зато он видит сейчас сквозь Зимний дворец, предположим, арку Генштаба, то есть - колобок видит сквозь весь Эрмитаж нечто военнообязанное! Возникает вопрос, Маленький Друг, следует ли ему (пройдя через Альпы прекрасного) ввязаться (как, предположим, Буонапартию) в сражение с серым волком и посмотреть, что из этого выйдет?

А ни в коем случае! И вот почему:

- Ты меня унижаешь! - сказал волк колобку. - Вестимо, ты в сказке главный герой, но давай с тобой поспорим, кто из нас важней для сказки? Согласись, что от твоей сказки останется, кроме неприкасаемого прекрасного, если ему не будет серьезной угрозы... Согласись, я очень серьезен!

Колобок промолчал. Он не стал говорить, что любой спор будет унизителен для обоих: серого волка унизит результат спора с колобком, колобка - сам факт спора с волком, и не потому, что колобок выше волка: все как раз наоборот - волк клыкаст, горд и красив на своих четырех крепких лапах... А какой у волка хвост! Сколько съеденных жизней за ним волочится!

Вот и сейчас он хочет принять в себя жизнь колобка, а не выходит у него...

Колобок на то и колобок, что катится от волка к волку, от медведя к медведю, от лисы к лисе, и каждый из них полагает себя больше колобка и сильнее колобка, и умнее колобка - и все они совершенно правы, причем почти во всем, кроме одной маленькой, но очень волшебной вещи, которая все определяет...

Именно поэтому, Маленький Друг, я почтительно отношусь к любому «почти»!

Колобок есть то, что связует всех этих волков, лис и медведей не только между собой, но и объединяет всех их даже с самым далеким прекрасным (на той или на этой стороне реки), ибо - колобок есть неуничтожимая функция! А все эти роскошные хищники с их роскошными хвостами прошлых жизней есть то, что они съели или собираются есть...

Если они едят друг друга - это все равно: от перемены мест слагаемых сущность не меняется! А вот съешь кто-либо из них колобка, тотчас и сам перекинется колобком: хорошо ли ему будет катиться, связуя всех тех, кто в подметки ему не годится уже просто потому, что колобку не нужны никакие подметки?

На этом разговор колобка и волка закончился: колобок покатился, и уже никому не интересно, кто из них покатился, а кто остался щелкать зубами - то есть: съел ли моего колобка серый волк или попросту поскорее сбежал от него... Главное, наш колобок покатился дальше, и мне можно опять продолжать главную сказку!

Да, Маленький Друг, сказка о колобке (по крайней мере, история его встречи с волком) оказалась сказкой сопровождающей, зато льдинка под мостом в сказке оказалась совсем не случайно! Поэтому, пока наш с тобой колобок еще недалеко от нас укатился, можно ли успеть спросить у него и о льдинке?

Так мне можно спросить у колобка о льдинке, что тает сейчас под мостом?

О льдинке моего зрения, что зависит от ветра и не считается с течением?

И вот здесь оказывается, что спросить об этом никак нельзя - ибо: это вопрос ока, которое указует! Об этом мне самому придется ответить: эта сказка - сказка о глазах, какими ты, Маленький Друг, будешь смотреть на мир после того, как я тебе все-все про колобка объясню - и от исхода сказки зависит, будешь ли ты жить «око за око», или ты покатишься от одного зрения к другому, чтобы не волком или лисой смотреть на прекрасное, а самим собой...

Эта льдинка в Неве и есть мой зрачок, которым я смотрю на историю мира!

Мое зрение равно ветру и равно течению этой реки жизни, но оно простирается дальше жизни, может и видеть насквозь, и даже насквозь различать между собой разное нечто, очень между собой похожее: главное здесь, не увлечься за ветром настолько, чтобы перестать считаться с течением! Поэтому я иногда смотрю со стороны, причем - с обоих сторон «со стороны», поэтому могу и пойти, и покатиться к любому пониманию происходящего...

Другое дело, что иногда мое зрение следует за ветром и противостоит течению! Поэтому уже следующая моя сказка будет о будущем этой маленькой «льдинки моего зрения», которая в этой сказке вот-вот растает и растворится в Неве - для того, чтобы Нева тоже была в следующей сказке! Таковы наши прошлые жизни, мы без них никуда.

- До свидания, - сказало мне время и положило трубку телефона, причем - на тот самый стол положило, где уже лежали судьбы Бармы и Постника! Видишь, Маленький Друг, насколько все рядом на изогнутой стрелке Васильевского острова, так что мне не приходится далеко заглядывать-закатываться ни в сказку, ни от волка к волку - они сами приходят на встречу со мной, оттого вокруг меня много сказок.

А ведь о зрении ничего главного я пока не рассказал, главное всегда впереди.

Дата добавления: 2015-11-04