Я вынул из бумажника фотографию Саванны. Снимок потрескался и выцвел. Глядя на ее лицо, пытался отгадать, что принесет следующий год. Я не знал, выживет Тим или умрет, и не хотел об этом думать. В любом случае наши с Саванной отношения уже не будут прежними. Мы встретились в беззаботное время, полное грандиозных прожектов и больших обещаний; теперь в нашем багаже значились суровые уроки жизни.
Я помассировал виски, заболевшие при мысли, что Тим догадывается о том, что едва не произошло вчера между мной и Саванной; более того, может, он даже ожидал этого. Об этом свидетельствовала его настойчивая просьба любить Саванну так же преданно и самоотверженно, как он сам. Теперь я точно знал, чего Тим Уэддон ждет от меня в случае своей смерти, но отчего-то от благословения еще живого мужа Саванны мне стало смертельно тошно.
Наконец я встал и направился к машине. Я не знал, куда поеду, просто хотел убраться как можно дальше от больницы. Мне нужно было уехать из Ленуара, чтобы вернуть себе способность связно мыслить. Я сунул руки в карманы, ища ключи.
Только подойдя к машине вплотную, я увидел припаркованный рядом пикап Саванны. Сама хозяйка сидела на переднем сиденье. Увидев меня, она открыла дверь, выскочила наружу и пригладила блузку.
Я невольно попятился.
— Джон, — начала Саванна. — Ты вчера ушел не попрощавшись…
— Да.
Она чуть заметно кивнула. Мы оба знали причину моего вчерашнего ухода по-английски.
— Как ты узнала, что я здесь?
— Никак, — пожала она плечами. — Я заехала в мотель, мне сказали, что ты уехал. Приехав сюда, я увидела твою машину и решила подождать. Ты был у Тима?
— Да. Ему лучше. Надеется, что сегодня днем его выпишут.
— Хорошая новость, — сказала Саванна и кивнула на мою машину: — Уезжаешь из города?
— Мне пора возвращаться. Отпуск закончился. Саванна скрестила руки на груди.
— Ты вообще собирался зайти проститься?
— Не знаю, — признался я. — Об этом я еще не думал. На ее лице промелькнули обида и разочарование.
— О чем вы с Тимом говорили?
Через плечо я покосился на больницу, потом перевел взгляд на Саванну.
— Почему бы тебе не спросить об этом мужа? Ее губы сжались в тонкую линию.
— Это и есть твое «до свидания»?
На шоссе засигналила машина, и движение вдруг замедлилось. Выезжавшая на шоссе красная «тойота» требовала себе места, намереваясь влезть на нужную ей полосу. Я засмотрелся, как она без мыла втиснулась в плотный поток машин, но чувствовал, что пауза затянулась и нужно отвечать.
— Да, — сказал я, медленно повернув голову и взглянув на Саванну. — Пожалуй, это оно и есть.
Костяшки пальцев ее скрещенных рук побелели.
— Может, я тебе напишу?
Я принудил себя не отводить глаз, в который раз пожалев, что наша карта легла так, а не иначе.
— Вряд ли это хорошая мысль.
— Не поняла…
— Все ты поняла, — оборвал я. — Ты замужем за Тимом, а не за мной. — Я выдержал паузу, давая ей время прочувствовать сказанное и собираясь с силами для того, что должен был сказать. — Он хороший человек, Саванна. Лучше, чем я, это уж с гарантией. Я рад, что ты за него вышла. Я тебя очень люблю, но не собираюсь из-за этого разбивать вашу семью. Да что там, ведь и ты этого не хочешь. Даже если ты меня любишь, ты ведь и его тоже любишь. Мне понадобилось время, чтобы в этом убедиться, но теперь я это знаю.
В воздухе повисли несказанные слова о более чем неопределенном будущем Тима. Я видел, что глаза Саванны наполняются слезами.
— Мы еще когда-нибудь увидимся?
— Не знаю. — Слова жгли мне горло. — Надеюсь, что нет.
— Как ты можешь это говорить? — спросила она срывающимся голосом.
— Потому что это будет означать, что Тим выздоровел. Кроме того, у меня предчувствие — все будет так, как должно быть.
— Ты не должен так говорить! Разве ты можешь это обещать?
— Нет, — сказал я, — не могу.
— Тогда почему ты хочешь закончить все сейчас?
По ее щеке очень красиво скатилась слеза. Мне следовало молча уйти, но вместо этого я сделал шаг к Саванне и осторожно смахнул слезинку со щеки. В ее глазах смешались страх, печаль, гнев, чувство, что ее предали, и — мольба, чтобы я изменил свое решение. Я с усилием сглотнул.
— Ты замужем за Тимом. Твой муж сейчас очень нуждается в тебе. Ты должна принадлежать ему полностью… э-э… в смысле — всецело посвятить себя ему. Третий здесь лишний, и мы с тобой это отлично понимаем.
По ее щекам побежали слезы. Я почувствовал знакомое треклятое жжение в глазах. Нагнувшись, я легонько поцеловал Саванну в губы и крепко обнял ее в последний раз.
— Я люблю тебя, Саванна, и всегда буду любить, — выдохнул я. — Ты самое лучшее, что у меня когда-либо было, ты мой лучший друг и моя возлюбленная, и я не жалею ни об одной секунде нашего романа. Моя жизнь наполнилась смыслом, и больше того, ты вернула мне отца. Этой услуги я никогда не забуду. Ты навсегда останешься частью меня, самой лучшей моей частью. Мне жаль, что все получилось так, а не иначе, но я должен ехать, а ты должна подняться к своему мужу.
Я чувствовал, как Саванна вздрагивает от рыданий, и долго не разжимал объятий, но в конце концов нехотя опустил руки, зная, что обнимал ее в последний раз, и отступил на шаг.
— Я тоже люблю тебя, Джон, — сказала Саванна. Я махнул рукой:
— Прощай.
Тогда она вытерла щеки, повернулась и пошла к стеклянным больничным дверям.
Расставание оказалось самым трудным делом, на которое я подвигся в своей жизни. По дороге я боролся с желанием развернуть машину и мчаться к больнице, обещать Саванне, что всегда буду рядом, и открыть ей то, что сказал мне Тим. Но я упрямо ехал вперед.
На выезде из Ленуара я остановился у маленького круглосуточного магазина. Мне требовался бензин — я залил полный бак, а внутри купил бутылку воды. На прилавке красовалась банка для сбора денег на лечение Тима. Некоторое время я тупо смотрел на нее. Банка была наполнена мелочью и долларовыми купюрами; на табличке значились название и номер счета в местном банке. Я попросил продавца разменять несколько долларов четвертаками.
Идя к машине, я не чуял под собой ног. Открыв дверцу, начал лихорадочно перебирать бумаги в конверте, полученном от Уильяма Бенджамина, заодно ища и карандаш. Я нашел все, что требовалось, и направился к придорожному таксофону. Мимо с ревом проносились машины. Набрав службу информации, я крепко прижал трубку к уху, чтобы расслышать, как механический голос произносит нужный мне номер. Записав его карандашом на документах, я повесил трубку, после чего опустил в щель несколько монет, набрал междугородний номер и услышал другой механический голос, потребовавший еще денег. Я скормил таксофону еще пару четвертаков, и вскоре в трубке раздались долгие гудки.
Когда на другом конце сняли трубку, я представился и спросил, помнит ли меня собеседник.
— Конечно, помню, Джон. Как поживаешь?
— Спасибо, хорошо. Мой отец скончался. На том конце провода наступило молчание.
— Мои соболезнования, — сказали в трубке. — Ты сам-то как?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Я чем-нибудь могу тебе помочь?
Я закрыл глаза, думая о Саванне и Тиме и надеясь, что папа простит меня за то, что я делаю.
— Да, — сказал я торговцу монетами из драгоценных металлов. — Вообще-то можете. Я намерен продать отцовскую коллекцию и хочу получить деньги как можно скорее.
ЭПИЛОГ
Ленуар, 2006 год
Так что же такое настоящая любовь?
Я вновь и вновь задавался этим вопросом, сидя в импровизированной засаде на склоне холма и наблюдая, как Саванна идет к лошадям. На секунду я вспомнил, как приезжал на ранчо увидеть ее, но тот визит годовалой давности уже казался мне нереальным, чем-то из области преданий.
Из-за необходимости срочной продажи коллекция ушла по частям и за меньшую сумму, чем я мог бы выручить без спешки. Собранные отцом монеты разошлись по людям, которым и в голову не придет заботиться о них так, как прежний хозяин. Себе я оставил только пятицентовик с головой бизона — не смог с ним расстаться. Кроме фотографии, это все, что осталось у меня от отца, и я всегда ношу эти пять центов с собой как талисман. Я часто достаю из кармана пластиковый контейнер, в котором заключена монета, разглядываю ее, глажу пальцами и вновь вижу отца, читающего «Бюллетень нумизмата» в своем кабинете, или вдыхаю аромат жареного бекона, шипящего в кухне. Эти воспоминания вызывают у меня невольную улыбку, и на секунду мне кажется, что я не одинок.
Впрочем, я знаю, что мне суждено остаться одиноким. Я твердо помнил об этом, наблюдая, как Саванна и Тим направляются к дому, держась за руки. Я видел, как нежно они прикасаются друг к другу, и понимал, что этих двоих связывает искренняя, неподдельная любовь. Должен признать, из них получилась красивая пара. Тим позвал Алана, тот подбежал к ним, и все трое вошли в дом. Мне стало интересно, о чем они говорят, ибо я любопытен к подробностям семейной жизни, но я прекрасно понимаю, что это не мое дело. Впрочем, я слышал, что Тим уже не ездит в больницу на процедуры и большинство жителей города считают его исцелившимся.
Я узнал это от местного поверенного, которого нанял во время своего последнего визита в Ленуар. Пришел к нему в офис с банковским чеком и попросил положить эту сумму на счет, открытый для сбора средств на лечение Тима. Я хорошо знал о конфиденциальности отношений поверенный — клиент и понимал, что он никому в городе не скажет ни слова. Для меня было важно, чтобы Саванна ничего не узнала, — в каждом браке место только для двоих.
Однако я просил поверенного информировать меня обо всех относящихся к делу событиях и за последний год несколько раз звонил ему из Германии. Он сообщил Саванне об анонимном клиенте, который готов пожертвовать деньги на лечение Тима с условием держать его в курсе дел. Услышав сумму, Саванна не выдержала и разрыдалась. По словам поверенного, на той же неделе она перевезла мужа в онкологический центр «МД Андерсон», где Тима сочли идеальным кандидатом на участие в клинических испытаниях вакцины, которую собирались тестировать в ноябре. Поверенный сообщил, что Тиму уже провели биохимиотерапию и вспомогательную химиотерапию и медики надеются, что лечение позволит устранить метастазы в легких. Пару месяцев назад поверенный позвонил сказать, что лечение прошло даже успешнее, чем ожидали врачи, и у Тима наступила ремиссия.
Конечно, никто не мог гарантировать, что теперь Тим Уэддон доживет до старости без насморка, но я подарил ему шанс побороться за жизнь, а им двоим — за свое трудное счастье. Я искренне желал им счастья. Я желал счастья Саванне. Насколько я вижу, у них все хорошо. Мне нужно было приехать и убедиться, что я принял верное решение, продав папины монеты ради лечения Тима и решив больше не встречаться и не общаться с Саванной. Теперь, сидя в зарослях на склоне холма, я видел, что сделал правильный выбор.
Я продал отцовскую коллекцию, поскольку наконец понял, что такое настоящая любовь. В этом мне помог Тим Уэддон, доказав своим поступком, что любовь — это когда печешься о счастье другого больше, чем о своем собственном, каких бы жертв это ни потребовало. Я вышел тогда из палаты Тима, чувствуя, что он прав. Но поступать правильно, как вы понимаете, нелегко. Сейчас я живу с ощущением, что в моей жизни чего-то недостает, какой-то важной детали. Я знаю, что мое чувство к Саванне никогда не ослабеет и до конца дней мне суждено гадать, правильный ли выбор я сделал.
Иногда через корку моей твердолобой решимости пробивается росточек любопытства — а что по этому поводу чувствует сама Саванна? Это и есть вторая причина, почему я приехал в Ленуар.
Вскоре на ранчо опустились вечерние сумерки. Сегодня первая ночь полнолуния, а значит, во мне снова оживут воспоминания. Так всегда бывает. Я затаил дыхание, когда луна начала свое медленное восхождение на бездонно-черный небосклон, вначале показав из-за гребня горы лишь тоненький белый серпик. Деревья оделись жидким серебром, и хотя я нетерпеливо ждал своих мучительносладких воспоминаний, но опустил глаза и снова стал смотреть на ранчо.
Долгое время ничего не происходило. Яркая луна медленно двигалась по невидимой огромной дуге. Постепенно одно за другим в доме погасли окна. Я с тревогой и безумной надеждой смотрел на входную дверь, понимая, что Саванна не выйдет, но не в силах заставить себя уйти, и стал дышать совсем неслышно, словно надеясь обмануть ее бдительность и выманить наружу.
Когда я наконец увидел, что дверь открывается, то ощутил странное покалывание в спине, которого никогда не было прежде. Помедлив на ступеньках, Саванна вдруг обернулась и посмотрела прямо в мою сторону. Отчего-то я замер, хотя и знал, что ночью, с крыльца, да еще в густой зелени меня не разглядеть. С моего импровизированного наблюдательного пункта было видно, как Саванна тихо прикрыла за собой дверь, медленно сошла по ступенькам и побрела на середину двора.
Там она остановилась и постояла, сложив руки на груди и исподтишка оглядываясь через плечо, проверяя, не следит ли кто за ней. Наконец она успокоилась, и тогда мне открылось настоящее чудо: я увидел, как Саванна медленно поднимает лицо к луне, упиваясь ее красотой, и дает волю захлестнувшим ее воспоминаниям. Я ничего так не хотел, как показаться ей в эту минуту, но остался сидеть в своем укрытии и тоже смотрел на луну. И на долю секунды, на полмига мне показалось, что мы с Саванной снова вместе.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |