Автор ничего не пропагандирует. 5 страница

Вскоре компания вновь собралась вместе. Самбо держал в руках интересную компактную штуковину – бонг желто-зеленого цвета.
– Недорого взял, на днях пригодится, – пояснил он.
– На днях тебе пригодится вытрезвитель, – пояснил я.
– Начальник, не гони пургу! Все дерьмо под контролем!
Традиционно устроив пирушку в ближайшем открытом ресторане, мы познакомились с очередным приветливым официантом. Ресторан был оснащен увлажнителями воздуха, то и дело орошающими нас сверху, словно томаты на грядке. Дышать становилось легче, вещь определенно была не лишней. Уходя, мы долго считали деньги, чтобы оплатить стол. Официант шутливо подкинул десятку Евро в кучу наших бумажек и монет:
– Не хватает? Добавляю!
Добродушие Черногорцев в сфере обслуживания не прекращало радовать. Хотелось обнять каждого из этих ребят. Десятку мы не взяли, конечно, оставив ровно на столько же больше.
Отдаляясь от побережья вглубь страны, мы направлялись в Подгорицу, столицу Черногории. По нашим следам аккуратно подкрадывался вечер, солнце сползало все ниже к горизонту. Дорога то и дело подкидывала сюрпризы в виде любопытных природных зарисовок. Широкие зеленые холмы внезапно переходили ущелья, поросшие густыми лесами, которые, в свою очередь, сменялись кратковременными серпантинами. Величественные озера, разлившиеся по обе стороны шоссе, изысканно поблескивали тихой зеркальной гладью. Редкие равнины с фермерскими угодьями и немногочисленными стадами скота позволяли глазам отдохнуть.
На заправке в городке Сутоморе мы до плешки наполнили бак бензином. Нику неожиданно заинтересовал расход топлива нашей колымаги. Точного ответа никто не знал. Я логично размышлял вслух и грубо округлял:
– Если учесть Самбо и Диктора, которые выжирают немало топлива за сотку километров, то – литров двадцать.
Табличка, при въезде в тоннель «Sozina», пронизывающий горную местность, указывала на его четырехкилометровую протяженность. Грандиозная труба с мощнейшей системой вентиляции засосала нас в свои недра, восхищая богатой иллюминацией. Сотовая связь наглухо блокировалась толстыми пластами горных пород над головой. Сообщение с внешним миром поддерживалась лишь через установленные в отдельных «карманах» дороги точки экстренной связи. Это была единственная платная дорога в Черногории. Оставив пять Евро на выезде у пропускных ворот, мы приближались к Подгорице.
Во избежание недоразумений предыдущего дня Сахарный предложил определить столицу конечной остановкой и заночевать именно здесь, поскольку он переживал за стойкость своего характера. Кроме того, логичным выглядело решение отправиться на заблаговременные поиски отеля, дабы не спать на лавках в городском парке. После раскладушек в горах этот вариант казался диким и непристойным, поэтому я незамедлительно поддержал обе неглупые идеи. Безумно хотелось принять душ. И чистых простыней.

После двух неудачных попыток мы нашли свободные номера в отеле «Kerber». Внутренняя отделка гостиницы в ярких тонах невольно напоминала красочный и выразительный фильм – «Гранд Будапешт», что привело в восторг Нику, поклонницу фильмов Андерсона. Вдоволь насладившись прохладным тонизирующим душем, я переодел футболку и спустился в холл, где ждали Трудные и Ника.
– Сахарный с Алиной ушуршали, – улыбался Самбо.

– Не могу сказать, что сильно разочарован известием. Но почему же ты здесь? – ехидничал я.
– Отвали. Вчера, кажется, разрешили ситуацию.
– До нового приступа вагинальной нетерпимости.
– Уверяли, что хотят устроить романтический ужин.
– И оттрахать полгорода.

– Лишь бы от меня отстали. Секс, конечно, мое хобби, но придерживаюсь я иных ориентиров.
– Это каких таких?
– Менее оголтелых и бесстыжих.

– Чего так? Попробовал бы что-то нетрадиционное, – подмигнул я.
– Прекращай, Марк. Я – благородных кровей. Все подряд не хватаю и шакалить не люблю.
– Ладно, замяли. Я вот думаю, детей они соответственно воспитают?
– Боюсь, смена вырастет похлеще, не стыдно будет в глаза родителям смотреть.
– Хватит ссать нравоучениями в уши! – заявил Диктор. – Пусть хоть с оленями ебутся. Предлагаю перейти к делам насущным. Что у нас в планах?
– Дело известное, спешим патрулировать главные улицы, – бодро ответила Ника.
– У нас корм закончился. Необходимо вычислить ближайший отдел с деликатными напитками. В здешнем баре шибко дорого топить горло́.
Наступил вечер. На правах свободного художника он обильно заливал город темной матовой краской. Зажигались первые фонари, пропитывая пространство успокаивающим приглушенным светом. Город не бурлил страстями, но и не отличался тишиной. Подгорица обладала своеобразным шармом золотой середины. Первые ночные гуляки только-только выбирались из своих убежищ.
В небольшом отдалении от отеля нам повстречался памятник Владимиру Высоцкому. В одной руке у него была гитара, вторую руку он эмоционально вскидывал вверх, у ног многозначительно лежал человеческий череп. Монумент ярко освещался прожекторами. Такое уважение к Высоцкому объяснялось его особой симпатией к Черногории при жизни. Кажется, я уже был с ним полностью согласен.
Мы миновали пешеходный мост через широкую стремительную реку Морача, которая фактически разделяла город на две части, соединенные многочисленными эстакадами. Уровень воды сильно опустился, река выглядела иссушенной, но живой. Значительная часть дна была оголена и представлялась логическим продолжением берега. Небольшая компания молодых людей сидела у самой воды. Ребята пили что-то из темных бутылок и эмоционально общались. Обрывки непонятных фраз долетали до моих ушей. Местечко казалось романтичным и диковинным.
Дышалось легко, улицы отличались чистотой и богатством растительности. Наш квартет кружил по центральной части города. У входа в центральный парк мы наткнулись… Нет, не на еще один памятник Высоцкому. Мы наткнулись на Трансформера. Настоящего, железного, мать его, Трансформера, со светящимися в темноте глазами. Груда грамотно собранного метала, высотой в пять метров, заставляла задуматься над вопросом своего происхождения и нахождения в центре столицы.
Впоследствии мы отыскали еще двоих красавцев из стали, а на центральной площади громоздился главарь черногорских Трансформеров – устрашающий гигант, в три раза превосходящий остальных по размерам. Как выяснилось, в городе недавно закончилась своеобразная выставка молодого автора, собравшего семь скульптур Трансформеров из металлического мусора по образу героев знаменитого комикса. Яйца у этого парня явно были из стали.
Активная ночная жизнь Подгорицы проявлялась точечно, вспыхивающими очагами посреди убаюкивающих улиц, согретых летним солнцем. Образовывалась занимательная перекличка между шумными барами, открытыми площадками и клубами посредством снующих туда-сюда веселых молодых людей.
Мы бороздили город на холостых оборотах, опрокинув лишь по холодному пиву в одном из баров. Ощутимо подустав от бесконечной беготни и разношерстной публики, я предложил незамысловатую схему продолжения вечера:
– Господа, как вы относитесь к пустяковым взломам стереотипов?
– Поубавь интригующих нот, приблизься к сути, – инициативно ответил Диктор.
– Призываю ебнуть шашлык неподалеку.
– И в каком заведении тут готовят шашлык, Мистер Охуенный План, не подскажешь?
– Мистер Охуенный План разве заикался о заведении? Я предлагаю раздобыть все необходимое и вернуться к реке.
Повисла пауза.
– А малый не промах, тертый калач! – взбодрился Самбо.
– Ты не шутишь? – спросила Ника.
– Шутят в «Вечернем Урганте». Я предлагаю дело.
– Интересный трюк, – изобразил удивленную гримасу Диктор. – Как минимум, нам понадобятся три вещи: угли, решетка для гриля и, собственно, водка.
– Без водки нечего и рыпаться, – поддакивал Самбо.
– Я бы прихватила еще и мясо, – тихо заметила Ника. – Так, на всякий случай.
– В этом тоже видится смысл, – добавил Самбо.
В течение часа мы крутанулись на такси в гипермаркет «Voli» и около полуночи стояли с пакетами в руках у лестницы, которая вела вниз к реке.

–Да пребудут с нами права человека! Вперед! – скомандовал Диктор.
Мы спустились к реке, подсвечивая путь фонариками в телефонах, и устроились на травяной поляне между кустарниками, поодаль от бурлящей воды. Лунный свет в тандеме с прожекторами, установленными на мосту, тускло освещал нашу поляну. Предусмотрительно одолжив шесть тротуарных плиток из разбитой пешеходной дорожки, мы занялись монтажом доморощенного мангала на месте выжженного кружка земли. Вышло вполне приемлемо.
Угли постепенно прогорали и дышали жаром. Килограмм сочной свинины на решетке томился над пеклом. Трое мужчин пустили бутылку водки по рукам. Единственная женщина деликатно пила обычную воду. Легкий дикарский мотив происходящего придавал некую пикантность мероприятию. На небе расстелился изумительный звездный ковер.
– Хорошо, – многозначительно сказал я.
– Там, где мы есть, – добавил Диктор. – Редкое совпадение.
– В такие моменты напрочь отпадает желание задумываться о паршивости скоротечной жизни.
– С чего бы вдруг о ней задумываться? Все в порядке ведь, каникулы проходят в высшей степени охренительно! – воскликнул Диктор и сделал внушительный глоток.
– Скоро домой. Вновь придется с головой окунуться в рутину, быт и тотальное невежество серого общества. По приезду настигнет традиционная депрессия под названием – «Здравствуй, дерьмовый мир». Не сказал бы, что я радуюсь жизни на родине, скорее, справляюсь с ней, и то неграмотно. Как новый ученик в классе, долгое время не понимающий, куда он попал и по каким законам здесь устроено существование. Ощущение дискомфорта, несуразицы и несправедливости не дает покоя. И этот ученик ­– идеалист и неприятель общей массе, проповедующий свои принципы, противоречащие абсурдным устоям. Фантазер, с широким воображением и представлением о правильном порядке вещей, имеющих громадный разрыв с явью. И чем больше разрыв, тем тяжелее находиться в существующей реальности.
– Ого! Марк, что случилось? – спросила Ника.
– Нормально парня приняло, – усмехнулся Самбо. – Философ, выпей еще водки, что ли.
– Дело не в том, что случилось, а в том, чего не случается – движения вперед. Не случается лучшего, нового, превосходного.
– Ты о себе говоришь?
– Об общей картине среды обитания, которая давно протухла.
– Так меняйся сам, а не жди, пока все вокруг изменится и устроится в угоду твоему взгляду, – сказала Ника.
– Менять себя хотелось бы меньше всего. Себя я устраиваю, глядя с высоты своего воспитания. И тебя, судя по всему, тоже устраиваю, иначе бы ты вряд ли тратила на меня время. А вот все вокруг такое непослушное и неподвластное, как горы, которые хотелось бы подвинуть плечом. Головоломка, которую необходимо разрешить.
– В таком случае в корне корректируй мировосприятие и отношение к вещам, если ты чувствуешь, что они тяготят тебя и тормозят движение вперед.
– То есть обходительно относиться ко всей срани, с которой я как раз не хочу иметь ничего общего? Стать лояльным и податливым? Бросить свою душонку в смердящий котел системы, которая выжмет из меня все, что ей нужно и еще чуть-чуть?
– Многие так думают, говоря, что мое восприятие – это и есть я. Весь такой правильный! Мол, не хочу смешивать себя с помойным течением и изменять принципам. И будет продолжать думать о непослушном мире, считая, что находится вне системы, что очень спорно. Это тупик, Марк. Война с самим собой, которая никого не волнует!
– По-твоему, смена приоритетов и жизненных взглядов, верный путь к цели?
– В первую очередь – это путь к компромиссу с обществом и устройством жизни в государстве. Человек не должен быть статичным в моральном плане, человек должен уметь приспосабливаться к среде обитания, если климат не меняется!
– Я понимаю, а теперь представь: существует Кубок – некая глобальная цель, который все хотят иметь в коллекции. Измена жизненным принципам не поможет получить его без крови и пота. Возможно, путь станет во многом проще, но с противным привкусом отступничества. Я на хую вертел такой расклад! Завоевание Кубка ­– дело каверзное, связанное с трудом, кармой и везением, а не подменой собственной идеологии. Не могу сказать, что я плохо тружусь, двигаясь к превосходному. Также не могу сказать, что кто-то старается лучше меня на данном уровне. Остальное мне неподвластно. У кого-то изначально козыри на руках, а кому-то всю колоду нужно перелопатить, чтобы их найти в игре со своей судьбой. Время расставит все по местам, и я не переступлю через себя.
– Так можно и полжизни в картишки спустить! Многие не стремятся к Кубку, не насилуют себя закрученными головоломками и спокойно счастливо живут. Ведь когда Кубок хотят все, он становится не таким сакральным, а просто модным и идеализированным.
– Это уже отговорки и увиливающий романтизм, которые в вопросе жизненных достижений абсолютно бесполезны. Кубок есть Кубок. Остается только идти к нему и не прогибаться под обстоятельства.
– Другими словами, пахать как вол, – добавил Диктор. – И терпеть.
– Именно.
– Работа съедает нас, – сказала Ника спустя несколько секунд тишины. – Если задуматься, то большую часть жизни человек тратит на то, чтобы зарабатывать деньги – пошлое мерило успеха, да и всего, в сущности.
– Ничего удивительного, – сказал Диктор. – Деньги – прямой путь к покровительству и превосходству над другими, чего так жаждет человеческая натура.
– Жить в достатке и не работать – мечта, – фантазировала Ника.
– Ага, я бы тоже хотел срать стодолларовыми банкнотами, – заметил Самбо.
– Ну, а что? Появится уйма времени и возможностей для самореализации в свободном режиме и в любом направлении. Истинное наслаждение жизнью.
– Посмотрел бы я, как ты реализуешь себя в мире, который развалился бы спустя пару дней, если бы все разом перестали работать, – сказал Диктор.
– Я обо всех и не говорила, – улыбнулась Ника.
– Посмотрите-ка, не на дуру напали!
Шашлык достиг готовности и источал вкуснейший аромат. Все глубокомысленные дискуссии разом стихли, и мы принялись уплетать мясо за обе щеки, наяривая, как вьетнамские швеи в текстильном цеху. Не прошло и десяти минут, как пластиковые тарелки опустели. Откинувшись спиной на траву, мы все молчаливо таращились на картинную россыпь звезд. Оставалось две сигареты на четверых. Дым плавно поднимался вверх, к темному небу Подгорицы.

***

Кто-то бесперебойно барабанил в дверь номера.
– Кого там дьявол принес? – заорал я, не слезая с кровати. – Восемь утра!
– Это Алина, – послышалось за дверью.
– Ты не по адресу! Самбо в следующем номере! – продолжал я орать.
Проснулась Ника:
– Может, ты откроешь и перестанешь вопить над моим ухом?
– Еще чего, я без трусов. Смотри, какой стояк – мощный и восхитительный, как древнегреческий атлет. Только лаврового венка не хватает.
– Кретин.
– Ребята, собирайтесь. Через час уезжаем. Машину нужно до обеда вернуть! – продолжала вещать Алина через дверь.
– Принято! Разбуди Трудных!
– Фары заливают твои Трудные. Уже или еще, не знаю, – бросила Алина и ушла.
– Видимо, не ложились после вчерашних посиделок.
– Снова овощей целый багажник повезем, – сказала Ника.
– Овощи не пропадут. Лучше расскажи, что будем делать с древнегреческим атлетом?
– Утренняя тренировка по метанию копья?

– Ты умеешь подобрать метафору.
– Догоняй. Я – в душ.
Машину мы вернули вовремя без всяких проволочек. Отдав залог, арендодатель задал единственный вопрос:
– Чем так странно пахнет в салоне?
– Мяту возили, – ответил я.
– Туда-сюда, туда-сюда, – добавил Самбо, и мы удалились.
За двое суток я успел соскучиться по Будве и нашей вилле, где все шло своим чередом. Нам поменяли полотенца и спальное белье, помыли полы, начисто убрали в номерах и, скорее всего, уже не ждали назад. Но не тут-то было.

О нашем возвращении непосредственно напоминали ревущие колонки. Выходить в город в самое пекло после двухдневных перипетий не было ни сил, ни желания. Мы паразитировали на вилле и праздновали удавшееся по всем статьям ралли. Тут же к нам примкнули две девочки Оли, проснувшиеся после очередной клубной ночи. Восемь человек в двухместном номере, звон стаканов, дым на балконе и восемнадцать градусов по Цельсию, выдуваемые спасительным кондиционером. Так мы просидели часа четыре, пока Самбо и Диктор не отключились поочередно от усталости и влитого в себя алкоголя. Нераспакованная коробочка презервативов гордо лежала на телевизоре.
Я выгнал всех из номера и закрыл снаружи дверь на ключ, предусмотрительно оставив второй экземпляр на столе. Я подумал, что господам следовало бы хорошенько выспаться, ведь завтрашним днем в программе значился спуск по горной реке на лодке. Акция планировалась еще до прилета в Черногорию и не терпела отлагательств по одной простой причине – бабки за этот аттракцион были уплачены несколькими часами ранее. Чтобы не тянуть кота за яйца, мы вписались в перечень участников рейда по горной реке, как только отдали арендованную машину. Неподалеку, в конторке, где спекулировали подобного рода путевками.

Собственно, все это дело модно именовалось «рафтинг». Автобус отправлялся в семь утра из самого центра Будвы. Я продрал глаза лишь в шесть с четвертью. Меня разбудил Диктор, щедро награждая входную дверь увесистыми тумаками. Я впустил его.

Диктор выглядел сомнительно. Его слегка помятое лицо явно что-то вынюхивало, прохаживаясь по нашему номеру. Пока я окончательно пытался одолеть сон, листая пультом телевизионные каналы, он прошмыгнул в область кухни:
– Какая-то у вас плита залитая. Готовили?
– Залитая плита – это ты по субботам. Неподвижный монолит, – зевая, сказал я. – Ближе к делу давай.
Он взял бутылку «Jameson» и потряс, глядя сквозь стекло на свет:
– Можно допить виски?
– Там пол-литра. Можно допить пол-литра? Ты это имел в виду?
– Ну да, – невозмутимо заявил он.
– Валяй.
– Благодарен. У нас все закончилось, а в такую рань с огнем не сыскать.
– Скоро печень твоя закончится. Ты под парами собрался по реке сплавляться?
– Дорога долгая, а виски тут – на один раз пописять. Выветрится!
Водитель нервно курил у дверей туристического автобуса, выразив недовольство нашей непунктуальностью. Он говорил по-русски с сильным акцентом. Опоздание на десять минут я посчитал погрешностью. Самбо дружественно положил ему руку на плечо и предложил выпить, демонстрируя бутылку. Тот удивленно хмыкнул, но более благосклонным не стал, приказав нам полезать внутрь автобуса, который был практически заполнен. Мы заняли пустующие места. Автобус тронулся. Сразу же по рукам пустили таблицу, в которой все записывали имена и фамилии, а также – национальность. Оби Ван Кеноби – аккуратно вывел я. И добавил – эфиоп. Передав список дальше, я услышал чьи-то смешки.
В автобусе числилось человек пятьдесят. Ехать предстояло далеко, фактически через всю страну. На границу с Боснией и Герцеговиной, к реке Тара.
Автобус поднимался по серпантину в горы и удалялся от города. Глазам открывались новые симпатичные виды. Бо́льшая часть наших попутчиков суетно схватились за свои камеры, фиксируя все подряд, словно алчные папарацци. Салон наполнился бесперебойным стрекотанием фотоаппаратов. Мы даже не рыпались, повидав пейзажи более изысканные и величественные.
Дорога виляла тонкой полоской. Водитель казался мне виртуозом, управляясь с бандурой на колесах, как с самокатом. Постепенно многих укачало и склонило ко сну. Я спать не мог – ныла спина, а колени неприятно втыкались в спинку сидения спереди. К тому же, миниатюрная Ника закинула на меня ноги и мирно дремала, завесив окно. Медленно ползущие минуты убивала лишь книга Брэдбери.
Я подобрался к истории о своем коллеге, журналисте Билле Форестере, и мисс Лумис. Их романтические затяжные беседы трогали до глубины души. Парень мечтал жить путешествиями, любить прекрасную женщину, много курить и написать книгу. За восемьдесят лет желания людей не сильно-то изменились – я мечтал о том же. И если прекрасная женщина находилась рядом, то остальные сладкие грезы болтались где-то на орбите Меркурия. Жил я не на широкую ногу, путешествовал не так часто, как какие-нибудь другие люди, а вместо книги писал лишь статьи на нескольких многообещающих Интернет ресурсах, в основателях одного из которых числился я сам. Статьи пользовались успехом в определенных кругах и мне пророчили недурное будущее. Следовало лишь сменить тон и ответить согласием на пару перспективных предложений от некоторых продажных бумажных изданий, и писать по отмашке в выгодном для них свете. На что я, соответственно, срать хотел. Попытки финансового обеспечения предпринимались мною в совершенно отвлеченной от журналистики сфере. Признаться, получалось с переменным успехом.
Тишину в салоне прерывал лишь водитель, изредка повествующий в микрофон об остановках и достопримечательностях, на которые стоило бы обратить внимание. Три часа пути остались за спиной, мы постепенно подбирались к пункту назначения. Дорога шла вдоль глубокого каньона реки Пивы, которая дальше сливалась с Тарой. Природа пленила красотой. По обе стороны от широкой реки бирюзового цвета под крутым углом взмывали вверх густые горные леса. Автобус нырял из одного тоннеля в другой, пробираясь сквозь каменные глыбы. Когда махина зависла на узеньком мосту, высотой метров в пятьдесят, соединяющим две отвесные скалы, даже я достал фотокамеру – по спине пробежал холодок, то было воистину захватывающее зрелище.
Наконец, мы прибыли на место. Нас встретил огромный двор с несколькими домами, складами с лодками и амуницией, и простецкой харчевней немаленьких размеров. Кормили нас, как собак в столовой – быстро, примитивно и бесцеремонно. Кто-то из местных постоянно нагнетал обстановку и настоятельно подгонял туристов с приемом доморощенного завтрака. Справившихся с пищей надзиратель направлял в припаркованные рядом микроавтобусы и внедорожники, которые партиями увозили людей на место старта, как призывников на распределении.
– Эй, служивый! – крикнул Диктор. – Ты присядь, успокойся. Дай свыкнуться с обстановкой.
– Бистро! Кушать! Нет часа ждать! – балаболил тот.
– Во заладил, – буркнул Сахарный, уплетая скудный омлет.
– В этой богодельне наливают гостям? Или мы на Олимпийские сборы п-п-прибыли? – снова подал заикающийся голос Диктор.
Из кухни появился представительный мужчина в футболке:
– Добар дан! Помалу ракии?
– Другой разговор, – оживился Диктор. – Помалу не помалу, а по сотке начисляй. Нам еще веслами грести.

Трудным принесли две увесистые стопки, наполненные до краев. Отработанным приемом они синхронно отправили содержимое в свои луженые глотки. Глядя на это, Сахарный не удержался и потребовал поднести идентичный объем. Алина проявила недовольство, но на ситуацию повлиять не смогла – Сахарный тоже принял на грудь.
Спустя несколько минут наша компания воодушевленно покинула стол. Нас томительно ожидал инструктор у единственного оставшегося микроавтобуса. Похватав спасательные жилеты, шлемы и специальные ботинки, мы подошли к транспортному средству. Инструктор был смуглым брюнетом среднего роста. Выглядел он не старше тридцати лет. Мы сухо поздоровались и забрались внутрь. Старенький «Форд» тут же рванул с места. Около тридцати минут мы тряслись по грунтовой дороге среди горного леса, которая шла вверх по течению. Фактически, мы уже пересекли границу и находились в Боснии. Самбо, Диктор и Сахарный сидели на заднем ряду и бесперебойно выпаливали бессмысленные фразы, похожие на юмор, по их мнению. Они напомнили мне трехглавого дракона, дышащего не огнем, а страшным перегаром, который заполнял пространство салона и резал глаза. Мысль о том, что с этими неандертальцами мне вот-вот придется преодолевать опасные пороги горной реки, заставляла усомниться в возможности продолжения полноценной жизнедеятельности. Водитель и инструктор разговаривали друг с другом по-сербски и периодически поглядывали в зеркало заднего вида то на меня, то на девушек, то на наших ручных динозавров, источающих суровое амбре.
Проходя краткий инструктаж возле реки, экипажи отправлялись один за другим. В лодку усаживались по шесть или восемь человек, не считая направляющих. Наш командор спустился к реке, быстро что-то обсудил с другим инструктором и активно махал нам рукой, подзывая к себе. Спустя несколько мгновений мы поочередно запрыгнули в лодку и получили каждый по веслу, почувствовав себя при этом заметно важнее и влиятельнее. Мы заняли места на бортах рафта и зафиксировали ноги. В ту же минуту, откуда ни возьмись, в нашу лодку заскочил растерянный пацаненок лет тринадцати, чем смутил нашего инструктора, явно не желающего брать на хвост детей. Вслед за ним к лодке приближалась дамочка, по всем параметрам подходившая на роль бодрой и еще свеженькой мамы.
– Тебе чего, мальчик? – спросил Сахарный. – Мест нет. Пассажиров мы не перевозим.
– Мне нравится эта лодка, я поплыву с вами! – нагло заявил спиногрыз.
– Стало быть, и мамку с собой хочешь прихватить?
– Понятное дело! Меня одного не отпустят.
Женщина подошла к нам. Самбо не растерялся и заявил:
– Заберите щенка из посудины, он может пострадать! Мы тут не в бирюльки играем.
Маманя замерла на месте. Сосунок продолжал нагнетать обстановку:
– Сам ты щенок, дядя! Наш инструктор сказал подсаживаться к вам!
– Соскакивай, фраер, не дури. Весла расписаны по понятиям! Поплывешь аккуратно, с женщинами и детьми.
– Я уже взрослый.
– Слышь, взрослый, у тебя хоть хер оброс?
– Почти!
– Покажи.
Повисла пауза.
– Сынок, вылезай. Этот придурок больной какой-то, – вмешалась женщина, со злом глядя на Самбо. – Найдем лодку со здоровыми людьми.
– Слушай мамку, не перегибай палку! Вторая часть «Му-му» нам ни к чему, – в довесок пальнул Сахарный.

Щегол недовольно поморщился и спрыгнул в воду, показав Самбо средний палец. Тот лишь широко улыбнулся в ответ:
– Благодарю за понимание!
– Хамло! – бросила мадам на прощание.
– Трогаем, шеф! – обратился Диктор к инструктору.
Рафт отчалил от берега. Инструктор изъяснялся на английском, Ника и я переводили остальным нехитрые правила поведения. Нам показали, как держать весло и правильно грести. Основными командами являлись – «Греби!» и «Стоп!», едва ли не единственное, что говорил инструктор по-русски. На удивление, все запомнили с первого раза. Я и Самбо сидели первыми и задавали темп гребле. Начальные пятьсот метров дистанции синхронность страдала, из-за этого мы пропустили вперед несколько лодок. В одной из них точно были немцы. Они махали нам руками и кричали «Auf Wiedersehen!». Никакой неприязни к немцам я не испытывал, но инструктор почему-то сказал, что мы их обязательно догоним и накажем.
До первого порога все шло красиво и непринужденно. Река поражала кристально чистой водой. Глубина варьировалась от одного метра до пятнадцати. Практически в любом месте можно было разглядеть дно. И нырнуть к неизведанному естеству. Созерцание великолепия длилось недолго. Впереди вскипал первый порог.
Мы набрали неплохой ход. Первый в жизни нырок, новый шаг в неизвестность для каждого из нас. Инструктор подкорректировал угол и направление движения, все замерли. Нас бросило вниз – полет, удар! Ледяная вода мощной волной окатила меня с головы до ног. «Ого, да тут прохладно принимают! – пронеслось в голове».
– Грэби, друзия, грэби! – дико орал инструктор, словно метатель молота после удачной попытки.
Мы навалились на весла, тут же осознав, что именно они создают амортизацию от воды. Воронка моментально выплюнула нас. Новый полет, новый удар. «Грэби!». Вторая порция льда, сэр! Шок, крик, восторг, смех. Основной студеный удар принимали впереди сидящие. Не сказал бы, что я остался недоволен.
Затишье. Все отдыхали после встряски, бросив весла под ноги.
– Закурить не найдется? – спросила Ника по-английски.
– Последняя, – улыбался инструктор, имитируя курение и поднося пальцы ко рту.
Командор признался, что специально выбрал самое сложное место для захода в порог, чтобы мы сразу вникли в курс дела. Сукин сын! Наш ведь человек оказался! И продохнуть не давал – перекур оказался недолгим. Впереди маячила шлюпка немцев. Наша команда по приказу пустилась в погоню. Оказавшись впереди на полкорпуса, инструктор издал воинственный клич – «Attack!» и резко изменил направление движения лодки. Заподозрив неладное, те принялись дубасить веслами по воде, обливая нас. Несколько синхронных гребков – мы протаранили конкурирующую фирму в бок, отправив сердечных изучать местные кустарники, растущие вдоль реки.
– Peace! Peace! – наперебой вскрикивали немцы, показывая известный знак из двух пальцев.
– Само собой, в кустах не очень-то повоюешь, – бодро ответил Сахарный.
Стремительно преодолевая пороги, и ускоряясь на спокойных участках реки, мы обогнали порядка десяти экипажей. Чувство эйфории не отступало ни на секунду. Каньон был непомерно громаден. Горы менялись местами, открывая новые горизонты и пейзажи. Лодку окружала чистейшая вода, которую мы пили взахлеб, наклоняясь и черпая ладонями из реки. Искупнуться было делом обязательным, но температура воды едва превышала семь градусов. Из смельчаков нашлись только Диктор и я, исполнившие кульбиты назад, как водолазы при погружении. Впрочем, долго не протянул ни он, ни я. Спустя минуту, мы карабкались обратно в теплую лодку.
Солнечные лучи падали практически под прямым углом. Подгорали передние поверхности бедер. Прятать их было попросту некуда на протяжении всего маршрута. Миновав большую часть дистанции, мы пришвартовались у берега, причалив на промежуточную остановку. Вскарабкавшись по лесному склону вверх, метров на тридцать, мы обнаружили облагороженную поляну – местный бар. От водопада по всему склону до реки спешил ручей. Под это течение умело пристроили ствол дерева, опустошенный, как труба, и разрезанный пополам. Внутри находились бутылки с пивом и прочими напитками, которые охлаждала протекающая вода. Рядом громоздились деревянные бочки, исполняющие роль хранилищ. В деревянных беседках разговаривали люди. Кто-то готовил шашлык. В этом чувствовалась не испорченная простоватость и шарм. Банкет был заранее запланирован, стать участниками не представлялось возможным.
– Дай пивка под проценты, мужик! Я тебе ящик пришлю потом, отвечаю! – взмолился Самбо.
– Не можно, все посчитано, – отвечал бармен в плавках.
Мы взобрались выше, к ледяному водопаду, около семи метров высотой. Наиболее отчаянные бросались в самую воронку. Вода била по плечам как десять брандспойтов, пытаясь пригвоздить тело ко дну. Без фотографий, ясное дело, не обходилось – «я как бы смог, я как бы герой, все посмотрят потом ведь».
Мы преодолели почти двадцать километров по горной реке. У всех, кто принял на грудь перед рейсом, в глазах читалась вселенская тяжесть и желание заложить за воротник после выматывающей гонки.
В конце пути над нами нависал мост, символизирующий финишную черту. По одну сторону моста начиналась Черногория, по другую, стояли две будки с единичными пограничниками внутри и указатели: «Bosna i Hercegovina» – в одну сторону, «Republika Srpska» – в другую.
Мы поднялись по лесной тропе и вновь оказались на месте нашего прибытия, где нас ждал поздний обед (или ранний ужин). Само собой, без литра сербского виньяка не обошлось. Все тот же представительный дядька в футболке втюхал нам бутылку за двадцать Евро, в то время как в магазинах она стоила семь. Жучара.
За наш стол подсела пара – мужчина и женщина, лет по тридцать пять обоим. Как выяснилась, ребята прибыли из далекого Урала. Добирались два дня, чтобы отдохнуть в Черногории. Мы предложили выпить вместе. Мужик отказался, а вот его женщина решилась:
– Одну стопочку. Угу, спасибо. Я только попробовать, – шелестела она.
Мы выпили. Принесли горячую рыбу и мясо. Рис и отварной картофель предлагались в качестве гарнира.
– Ой, давайте еще одну! Под горячее! – улыбалась она.
– Не вопрос, – браво ответил Самбо, наливая по второму кругу.
– Лен, ты чего?– муж тихонько тыкал локтем ей в бок. – Успокойся.
– Грех не выпить после такого приключения! – разгорячилась она.
– Вот и я говорю, – поддакивал Самбо. – Если организм требует, нельзя отказывать!
Мужик многозначительно замолчал и принялся топтать мясо с рисом. Женщина, наоборот, оказалась вполне приятной собеседницей. Мы разговорились и за двадцать минут прихлопнули бутылку на пятерых. Ника и Алина не пили.
Вставая из-за стола, наша новая знакомая еще держалась молодцом. Но спустя пять минут, около раздевалок, мадам уже подпирала стенки и глупо улыбалась, глядя остекленевшими глазами в пустоту. Виньяк «Rubin» не проскочил бесследно – координация дамочки основательно нарушилась. Мне даже пришлось провести ее под руку до автобуса, где уже занял место ее муж, явно не одобривший выпивалы за столом, следствием которых явилась пьяная в дугу жена. Она плюхнулась на сидение возле окна. Мы с Никой заняли места за ними. Пока автобус полз вдоль каньона, дамочка еще пыталась фотографировать. Первый раз – с крышкой на объективе, второй – уронив камеру под ноги. Приготовившись к съемке в третий раз, она нелепо клюнула объективом в автобусное стекло, после чего мужик не выдержал:

Дата добавления: 2015-11-04