Кто-то встряхивает меня. Это Рауль. Он берет меня за руку и говорит:
– …туда пойти. Она ждет только тебя.
Когда звуки наконец достигают моего слуха, я чувствую боль.
– Что?
Друг наклоняется ко мне.
– Мата Хари. Она сидит совсем одна, никто не пригласил ее танцевать. Ты должен пойти к ней.
Я поспешно хватаю стакан с медом.
– Нет. Меня интересует только Афродита.
– Конечно. Но Афродита не интересуется тобой, – напоминает мне Рауль.
– Пока не интересуется, – уточняю я.
– Перестань строить из себя невесть что. Афродита – богиня любви, она спит с Главными богами и никогда не опустится до учеников. В крайнем случае, она снизойдет до Младших преподавателей. До Геркулеса или Прометея, например.
– Что ты об этом знаешь? Единственное правило в любви – то, что в любви нет правил, – продолжаю я, словно убеждая самого себя.
– Ты прав, не существует единых правил, но есть способы, которые так или иначе действуют на всех. Знаешь, что бы я сделал, чтобы привлечь внимание неприступной девчонки?
– Ну, расскажи.
– Я бы тут же проявил интерес к другой, и пусть она это видит. Например, стал бы ухаживать за ее лучшей подругой. И этим сразу бы заинтриговал ее. Это принцип «треугольника желаний». На, ешь.
Он пододвигает пирог. Я ем, не думая о том, что делаю. И тут появляется Она. Я еще не видел ее такой ослепительной, как сегодня, на празднике окончания семестра. Ее волосы украшает бирюзовая диадема, в боковых разрезах золотой тоги видны стройные ноги.
Время останавливается. Начинает действовать красная магия. Как Она прекрасна!
Едва Она появилась, как со всех сторон к ней спешат с приветствиями другие преподаватели. Она весела и ничуть не похожа на ту богиню, которая как-то вечером бросилась мне на грудь.
Афродита.
Неужели все эти боги были ее любовниками?
Все они восхищаются ею, все желают ее. Она смеется, такая легкая, соблазнительная, ласково проводит рукой по лицам, целуется, словно кошечка, прижимается к груди то одного, то другого бога и тут же незаметно высвобождается из объятий.
Гефест, ее официальный супруг, пытается поцеловать ее в губы, но она уклоняется, и вот она уже рядом с Аресом. Он тоже хочет ее поцеловать, думая, что она предпочла его, но Афродита уже в объятиях Гермеса. Она кружится, наконец останавливается рядом с Дионисом и становится серьезной, словно глубоко понимает его. Именно так она заставила меня поверить, что меня наконец поняла женщина.
Музыка меняется. Теперь к оркестру присоединились херувимы, которые играют на маленьких сдвоенных трубах. Я узнаю в парящей группе свою сморкмуху, такую хрупкую, с длинными, отливающими металлическим блеском крыльями.
Но общее внимание приковано к другому сектору амфитеатра. Мата Хари танцует, подражая змее. Кажется, что она победила законы собственного тела, ее кости приобрели необыкновенную гибкость. Все инструменты смолкают, слышны только барабаны, которые бьют в такт с нашими сердцами.
Покачивая бедрами, Мата Хари начинает восточный танец. Ее мимика и жесты похожи на движения танцовщиц Бали. Она замирает, а ее тело вибрирует, словно по нему пробегают электрические разряды. И медленно, изящно извивается.
Празднующие начинают разбиваться на пары. Мата Хари садится. Я обращаюсь к Раулю:
– Что такое принцип «треугольника желаний»?
– Это закон, которому подчинен весь мир. Ревность – лучший способ возбудить интерес. Даже не ревность – зависть. Всегда хочется того, что есть у других. Если ты будешь с Матой Хари, Афродита обратит на тебя внимание. Пока ты зациклен на ней, ты ей неинтересен. А вот когда ты будешь всячески демонстрировать, что счастлив с танцовщицей…
– Она не так глупа.
Вдруг я вспоминаю то, что сказал Гермафродит. Афродите известны все человеческие уловки. Неужели можно манипулировать манипуляторшей?
– Подумай сам. Разве на твое мнение о другом человеке никогда не влияло, с кем он? Неужели ты никогда не заговаривал с человеком, потому что тебя восхищала его женщина, и ты говорил себе: если такая красавица выбрала его, значит, он отличный парень?
– Да, конечно, но…
– Взаймы дают только богачам. Красавицы обращают внимание только на тех, у кого красивая подруга.
Решительно, некоторые особенности человеческого поведения ускользают от моего понимания.
– Зачем останавливать свой выбор на том, что уже принадлежит другому?
– Потому что люди не в состоянии составить собственное мнение. Чужие желания дают им понять, чего следует желать.
До меня начинает доходить то, что Рауль пытается объяснить мне. Флиртовать с Матой Хари, чтобы привлечь внимание Афродиты…
– Ладно, – сдается Рауль, – если ты не хочешь, тогда Мата Хари моя.
Из моего горла независимо от меня вырывается громкое «нет!».
Рауль смотрит на меня с торжествующей улыбкой.
Я поспешно встаю. Но я опоздал. Меня опередил Прудон. Они танцуют. И чем дольше они танцуют, тем сильнее становится мое желание.
Я мечтательно смотрю на них. И не я один. Жорж Мельес ждет, когда закончится танец. Когда музыка смолкает, я бросаюсь вперед.
– Мата, можно тебя пригласить? Рауль издали одобрительно кивает.
– Почему бы и нет, – спокойно отвечает она.
В ту секунду, когда она берет меня за руку, я прошу Верховного Бога: если вдруг он видит меня сейчас в бинокль или подзорную трубу, пусть пошлет медленный танец.
Но нет. Кентавры решают, что пора сыграть рок-н-ролл. Что ж, тем хуже. Я танцую как могу, стараясь не выкручивать партнерше пальцы и не наступать ей на ноги. Ощущения от прикосновений к ней удивительно не похожи на то, что я испытывал, когда коснулся Афродиты.
Танец заканчивается, мы благодарим друг друга и стоим, ожидая, сами не зная чего. Тут появляется Жорж Мельес и приглашает Мату на следующий танец.
Минутное замешательство.
Оркестр начинает медленную мелодию.
Я не могу упустить свой шанс.
– Извини, Жорж, – говорю я, – я хотел бы еще потанцевать с Матой.
Музыка кажется мне знакомой. Это «Отель Калифорния» группы «Eagles», знаменитая медленная композиция времен моей юности на «Земле-1».
– Я хочу тебе наконец-то сказать, как я благодарен за то, что ты сделала там, наверху… Ты спасла мне жизнь, когда Медуза… В общем, твой поцелуй…
Мата делает вид, что не понимает.
– Любой поступил бы так же, – отвечает она.
– Ты уже много раз выручала меня, а я ни разу тебя не поблагодарил по-настоящему.
– Ну да, уже много раз.
– Ладно, может, я неудачно выразился. На самом деле я хотел сказать… Если бы не ты, я бы давно уже вылетел из игры.
Музыка становится все прекраснее. Оркестр подошел к тому месту, где две гитары вступают в диалог-поединок, но сейчас этот пассаж исполняют лютни.
– И еще я хотел бы поблагодарить тебя за мой народ. Если бы ты не дала ему убежище, у меня не осталось бы ни одного свободного человека.
– Мария Кюри тоже приняла твой народ.
– Но не в этой части света.
– Союз с тобой выгоден и мне, – мягко говорит она.
Мы кружим по площадке.
Ее пот слегка отдает опиумом, и это пьянит меня. Афродита пахла карамелью и цветами, Мата пахнет сандалом и мускусом.
– Еще я должен поблагодарить тебя за то, что ты помогла мне, когда я напился.
– Не стоит.
Я произношу слова благодарности, и, удивительное дело, мне становится все лучше. Словно я выплачиваю старый долг. Что-то налаживается в космосе. Я совершил ошибку, теперь я ее исправляю. Чем сильнее я испытываю благодарность к Мате Хари, тем лучше я себя чувствую.
– Я был так глуп.
– Все в порядке. «Глуп тот, кто восхищается всем подряд», – говорил Эдмонд. Я думаю, что слово «глупец» происходит от латинского корня[18] и означает «пораженный удивлением».
– Он еще говорил: «Змея слепнет во время линьки», – добавляю я.
Я танцую и счастлив, что Мата Хари так близко. Мне кажется, будто меня ведут за руку. И в прямом, и в переносном смысле. Я сделал первый шаг, теперь дело за ней. Все так удачно складывается, и мне хочется плыть по течению.
Я вспоминаю о «стадии зеркала» из Энциклопедии Уэллса. Мы думаем, что любим другого человека, а любим на самом деле его отношение к нам. Мы узнаем себя в другом, как в зеркале. Мы любим самих себя, собственное отражение в партнере.
Мы танцуем вместе несколько медленных танцев. Потом я предлагаю уйти из Амфитеатра.
Я замечаю, что Афродита искоса наблюдает за нами.
Через несколько минут мы с Матой Хари оказываемся в постели, и мое тело вспоминает ощущения которые я испытывал в далеком прошлом.
65. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЛИЛИТ
В Библии, в книге Бытия, нет упоминания о Лилит, но о ней говорится в «Книге Зогар» («Книге Сияния»), одной из главных книг Каббалы.
Лилит – первая женщина. Ее Бог создал вместе с Адамом из глины и оживил своим дыханием. И потому она равна Адаму. Ее называют той, которая «породила душу Адама», до тех пор не имевшего души. Лилит вкусила плод познания, но не погибла, а узнала, что «желание сладко». Обладая этим знанием, она становится требовательной и ссорится с Адамом, не желая оставаться внизу во время полового акта. Она предлагает Адаму меняться местами. Адам отказывается. Во время ссоры Лилит совершает грех – произносит имя Божие. Она бежит из Рая. Бог посылает за ней трех ангелов, которые угрожают убить ее детей, если она не вернется. Лилит не подчиняется их требованиям и остается жить одна в пещере. Эта первая феминистка производила на свет сирен и демониц со змеиными хвостами. Их красота сводила мужчин с ума.
Позаимствовав эту легенду, христиане представляли Лилит – «Ту, которая сказала „нет“», – в образе ведьмы, королевы, черной луны (на иврите «Леила» означает «ночь»), подруги демона Самаэля.
На некоторых средневековых католических гравюрах Лилит изображена с вагиной на лбу (в то время как рог на лбу единорога символизирует фаллос). Лилит считается соперницей Евы (которая тем более покорна, что сделана из ребра Адама), ей чужд материнский инстинкт, она любит наслаждение ради наслаждения и готова платить за свободу жизнью собственных детей и одиночеством.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
66. ДРАГОЦЕННЫЙ МИГ
Мата Хари скользит по моему телу, следуя карте нервных окончаний, ласкает вены, целует там, где кожа тоньше всего.
– Где ты этому научилась? – спрашиваю я.
Она отвечает:
– В Индии.
Несколько секунд мне кажется, что бывшая шпионка полностью завладела моим телом, подчинила его себе и оно движется помимо моей воли.
В голове бьется мысль: «Не думать об Афродите».
– Ты где-то витаешь, – говорит Мата Хари.
– Нет-нет, все хорошо. Наши души встретились. Она танцует у меня на животе так, как только что танцевала в Амфитеатре. Каждое ее движение удивительно. Мой член словно ось, на которой она кружится, вращается, раскачивается.
Не думать об Афродите.
Я вдруг смутно понимаю, почему богиня любви вызвала у меня такой восторг. Потому что я хочу ей помочь. Она пробудила во мне гордыню, записанную в генах. Мне показалось, что, возможно, я тот, кого она ждала, – единственный, кто может спасти богиню Любви, которой угрожает опасность. Тщеславие.
Но теперь все изменилось. Змея линяет. Отказывается от наркотика, от своего героина. Я трезвею, прохожу курс дезинтоксикации, прощаюсь с иллюзиями. Мое тело ликует, и этой ночью мои мышцы много раз благодарили мозг за то, что он наконец во всем разобрался и подарил мне эти минуты чистой физической радости. Мата Хари оказалась решением всех моих проблем. Это было настолько очевидно, что я отказывался верить.
Меня восхищают ее вьющиеся каштановые волосы, маленькая упругая грудь, глубокий, напряженный взгляд. Мы устали и отдыхаем.
Мата Хари достает сигареты. Закуривает. Предлагает и мне. Я никогда не курил, но соглашаюсь. Вдыхаю дым и кашляю. Снова затягиваюсь.
– Где ты взяла сигареты?
– Здесь есть все, нужно только поискать.
Я блаженно улыбаюсь, просто так, без всякой причины. В окно я вижу Олимп.
– Как ты думаешь, что там, наверху?
– Зевс, – говорит она, выпуская аккуратное колечко дыма. Оно перекручивается и превращается в восьмерку.
– Ты так уверенно это говоришь.
Мата садится, поджав ноги. Она еще вся покрыта потом.
– По моим данным, так считает большинство Главных богов. Я думаю, они хорошо информированы.
– И что такое «Зевс»?
Она задумывается.
– А показавшийся в небе огромный глаз? – спрашиваю я.
– Скорее всего это его глаз. Вспомни, греческие мифы говорят, что у Владыки Олимпа много обличий. Он может принять любой вид. Вероятно, превратившись в глаз, он хотел нас напугать.
Я снова затягиваюсь и чувствую, как серый сигаретный дым загрязняет мои легкие.
– Наверху мы увидим дворец и правящего миром Зевса на троне. Вот что я думаю.
Мата Хари говорит так, словно речь идет о походе в музей.
– Может быть, здесь все именно так, как мы это воображаем. Мифический Олимп, описанный в книгах «Земли-1».
– Эдмонд Уэллс цитировал: «Реальность – это то, что продолжает существовать и после того, как мы перестаем в это верить», а ты считаешь, что «Эдем – это то, что начинает существовать, когда мы начинаем в это верить».
Она отбрасывает назад прядь влажных волос.
– Да, мне нравится думать, что наше воображение порождает богов. Ведь есть только два варианта: либо Зевс и вся его шайка действительно существовали и легенда о них легла в основу целой мифологии, либо люди просто выдумали их.
Я выпускаю дым.
– Тогда остается один вопрос: почему все вертится именно вокруг греческой мифологии?
– Возможно, у каждого выпуска свой пантеон – боги индейцев инка, яванские, индийские, китайские божества. Кроме того, в любой религии всегда есть отец-создатель, богиня любви, бог войны, бог моря, богиня плодородия и бог смерти.
– А если, например, кто-то вдохновился мифами, создавая декорации и главных действующих лиц? – говорю я, развивая идею Эдмонда Уэллса.
– Продолжай.
– Предположим, мы находимся внутри романа. И читатель оживляет нас – так же, как игла проигрывателя вызывает к жизни звуки, пробегая по дорожкам пластинки.
Мата Хари гладит мои плечи, слегка массирует их. Потом прижимается грудью к моей спине, и мне кажется, будто по телу пробегают электрические разряды. Мата меньше ростом, чем Афродита. И она стройнее.
Когда она обвивает руками мою шею, я вижу шрамы на ее запястьях. Наверное, в юности она пыталась покончить жизнь самоубийством. Еще одна бунтарка. Удивительно, что Мате ее земной облик вернули вместе со следами ран, полученных в прошлой жизни.
– А кто же тогда писатель? – спрашивает она.
– Кто-нибудь. У него самая обычная жизнь, и он пишет все это, чтобы развлечь себя.
– У писателей всегда самая обычная жизнь, и они мечтают о фантастических мирах, – утверждает Мата. – В большинстве своем это интроверты-одиночки, которые спасаются в своем воображении от однообразия будней.
Я вспоминаю, что, когда был ангелом, у меня был один подопечный, Жак Немро. Его жизнь и впрямь не была праздником.
– Если это действительно роман, мне нравится обстановка, в которую нас поместили. Что же касается спецэффектов, всяких монстров и химер, то все выглядит вполне убедительно.
– Нет, – возражает Мата Хари, – половина трюков вообще никуда не годится. Агрессивные сирены, Медуза, Большая Химера – все это из рук вон плохо. Это перебор. Я уж не говорю о Левиафане или Афродите. Даже ты не скажешь, что это правдоподобно.
Она смеется и покрывает мое тело поцелуями.
– А если писателя не существует? Если мы находимся в моем сне? – спрашивает она.
– Не понимаю.
– Я иногда задаюсь вопросом: а вдруг на свете нет никого, кроме меня?
– А я?
– Ты? Все, что меня окружает, нужно, лишь чтобы развлекать меня.
Меня поражает одна мысль.
– Ты только что сказала, что хотела заняться со мной любовью, как только увидела меня. Почему же тогда это не случилось тут же? – спрашиваю я.
– Потому что я не хотела, чтобы это тут же произошло. Я хотела, чтобы моя страсть возросла, чтобы она стала необыкновенно сильной к тому времени, когда желание наконец исполнится.
Я мрачнею. Мне не нравится чувствовать себя вещью.
– Я мог бы сказать тебе то же самое. Я единственный, кто действительно существует, а ты лишь персонаж моих снов.
Мата Хари опрокидывает меня на спину и наклоняется, чтобы раздвинуть языком мои губы.
– Я ценю свою фантазию, – говорит она. – М-м-м… Как она правдоподобна! Спасибо, скучающий писатель. Хочешь, я скажу тебе одну вещь? Мне что ты действительно существуешь.
На этот раз я освобождаюсь от ее объятий. Она снова закуривает.
– Что, тебе обидно, когда к тебе относятся как к литературному персонажу?
– Я не персонале. Я живой человек, бог. Бог-ученик.
– Мне бы не было обидно быть персонажем. Они бессмертны.
– Литературные герои не говорят сами. Их заставляет говорить скучающий писатель.
– Значит, можно отдохнуть. Не придется самому ломать голову, сочиняя что-нибудь умное.
– Я предпочитаю говорить сам. Ведь если мне захочется выругаться, уверен, что цензура это вырежет.
– Попробуй, и посмотрим.
– Дерьмо.
– Вот видишь. Если мы по-прежнему придерживаемся версии о романе, свобода выбора у тебя все равно остается. Представь, что нас создал писатель, мы теперь «живые», и он разрешает нам говорить что вздумается, когда вздумается и как вздумается.
Я все еще не уверен.
– Ну, посмотрим. МЕНЯ ВСЕ ЭТО УЖЕ ДОСТАЛО!
– А чего ты боишься? Того, что вырежут твои слова, или того, что тебя выкинут из книги?
От этого разговора у меня вдруг начинает кружиться голова, словно я пьян.
– Каждый персонаж думает, что он герой книги. Это нормально. И если он умрет, то не узнает, что было дальше. Значит, мы все литературные герои.
– А если я, литературный герой, покончу с собой? – спрашиваю я ее.
– Это значит, что ты не был главным героем, – парирует она. – Во всяком случае, я тебе уже сказала, я – героиня. Ты только мой сексуальный партнер в этой сцене.
Я встаю и, задумавшись, подхожу к окну. Гора гипнотизирует меня.
– Успокойся. За всем этим стоит Зевс, а не автор романа, – говорит Мата.
– Почему ты так говоришь?
– Романист не смог бы вписать себя в свой роман. Этот аргумент кажется мне серьезным.
– Как по-твоему, чего хочет Зевс?
– «Моему» Зевсу интересно, как мы меняемся. Он смотрит, что мы делаем. Если я бы была Богом, то восхищалась тем, что делают смертные. Я, например, обожаю «Токкату» Баха. Это музыка, которую сочинил смертный. Это создано его разумом. Наш Бог – творец и должен восхищаться другими творцами, даже если Он сам создал их, даже если они Его недолговечные подданные.
– Это напомнило мне шутку Фредди Мейера, – говорю я.
– Какую?
Я закуриваю вторую сигарету, затягиваюсь, кашляю. Снова затягиваюсь и бросаю сигарету. Подхожу к Мате, ласкаю ее плечи. Она качает головой из стороны в сторону, ей нравится.
– В Рай попадает Энцо Феррари, создатель автомобиля «Феррари». Его принимает сам Бог, который говорит, что в восторге от всех его моделей, но больше всего ему нравится «Теста-Росса». По мнению Бога, это идеальная машина. В ней идеально все: линии корпуса, мягкость хода, технические характеристики, она удобна. Но есть одна маленькая деталь, которую Ему хотелось бы исправить. «Мы оба творцы, какие могут быть секреты, – говорит Энцо Феррари. – Расскажите, в чем дело». – «Хорошо, – говорит Бог, – все дело в размере. Когда в «Теста-Росса» переключаешься на пятую скорость, рычаг скоростей упирается в пепельницу, если она выдвинута. Пепельница расположена слишком близко, хотелось бы ее передвинуть». Энцо Феррари кивает и, в свою очередь, говорит, что восхищен тем, что создал Бог. По его мнению, главный шедевр – это женщина. «Она совершенна. В ней все идеально: линии корпуса, мягкость хода, технические характеристики, она удобна. Но есть одна маленькая деталь, которую хотелось бы исправить». Бог удивлен и спрашивает, что же несовершенно в женщине. Энцо Феррари отвечает: «Проблема в размере. Вагина слишком близко от выхлопной трубы».
Мата Хари сначала не понимает, потом возмущается грубостью шутки и швыряет в меня подушкой. Начинается битва на подушках.
– Такой шутки не могло быть в книге!
Она яростно колотит меня лопнувшей подушкой, и я сдаюсь.
– Как ты думаешь, Бог управляет своими творениями?
Она кивает. Как же она хороша. Мне хочется все время прикасаться к ее телу, и я прижимаю ее ступни к своим бедрам.
– Наши народы – произведение искусства. У Верховного Бога должна быть система наблюдения, которая позволяет видеть нашу «Землю-18». Бог хочет восхищаться. Он наблюдает за нами, следит за нами и, может быть, даже восхищается.
– Чего же Он ожидает?
– Того, что мы найдем оригинальное решение, разумеется. Одна из проблем «Земли-18» в том, что ее история очень похожа на историю «Земли-1», откуда мы все родом. А вдруг Богу хочется, чтобы другие души смогли обнаружить решения, о которых Он не подумал?
– До сих пор, как ты сказала, мы пользуемся в основном двумя кнопками «копировать» и «вставить».
– Даже в божественном ремесле необходимы творцы, способные предложить оригинальные решения.
– Не будем обольщаться, все, что мы сделали: наши герои, войны, империи, города, – все это лишь бледная копия того, что мы вычитали из книг по истории «Земли-1».
– Попытаемся представить себе более творческое божество. Что бы оно сделало?
Я думаю.
– Планету в форме куба?
Мата отпихивает меня:
– Нет! Я говорю серьезно.
– Людей с тремя руками?
– Перестань. Меня это раздражает.
– Ну, тогда я не знаю. Человечество, занятое только музыкальным творчеством. Народы будут состязаться в разных направлениях аудиоискусства.
Мата Хари улыбается, но вдруг лицо ее омрачается.
– Что меня по-настоящему волнует, так это дьявол.
– Дьявол?
– Да. Гадес. Властелин мрака. Помнишь, Афина сказала нам, что он представляет собой самую большую опасность на острове.
Она касается стопки иллюстрированных книг о мифологии. Еще один источник информации, помимо записок Франсиса Разорбака. Я смотрю через ее плечо.
– Здесь сказано, что Гадес, дьявол, носит шлем, делающий его невидимым. Он может находиться среди нас. Он может и сейчас быть здесь и слышать, о чем мы говорим.
Внезапно у меня по спине пробегают мурашки. Может быть, это сквозняк?
– Афина утверждает, что в городе нам ничто не угрожает.
– Ты действительно так думаешь? Если он невидим, то мы постоянно находимся в опасности.
– Дьявол… Ты настолько его боишься, что не будешь больше участвовать в вылазках? – спрашиваю я.
– Нет, конечно, нет. Но странно, что ты не думал об этом раньше. Я всегда думаю об этом. Это неизвестная величина – дьявол. Мне кажется, он не будет убивать нас, это было бы слишком просто. Он создаст ситуацию, в которой мы не будем понимать, что с нами происходит.
– Какое-нибудь мучение? Вроде того, что нам готовила Медуза?
– Слишком просто. Я думаю, что дьявол доложен быть искусителем. Пользоваться нашими слабостями и дразнить, заманивая на свою сторону. Ему должны быть известны слабые места каждого. Тайные желания.
А вдруг это и есть ответ на загадку? Желание – лучше, чем Бог, страшнее, чем дьявол.
Мата Хари встает, нагая и прекрасная, волосы волнами падают ей на грудь. Она берет амфору и наливает нам меду.
– Я никогда не спрашивал тебя… Когда ты была смертной, тебя ведь приговорили к смерти за шпионаж? Ты действительно совершила предательство?
Мата Хари оборачивается и насмешливо говорит:
– И что я, по-твоему, должна ответить? «Конечно, я предала и поплатилась за это»?
Я с любопытством смотрю на нее.
– Нет. Я не предавала. Французский офицер устроил мне ловушку, потому что я не хотела спать с ним. Он был раздосадован, подделал улики и нашел лжесвидетелей, чтобы выдать меня за двойного агента Германии. Это было похоже на дело Дрейфуса, когда целая армия пыталась уничтожить одного капитана. Немцы были довольны, французы тоже. Кроме того, женщина, влияющая на ход войны при помощи своего обаяния, – это всем интересно.
– Почему же ты стала шпионкой?
– Кем могла быть женщина в то время? Матерью или проституткой. Этот выбор был не для меня. Хотя в том, что я делала, было понемногу и от того, и от другого. Хочешь узнать мою историю? В той жизни мое настоящее имя было Маргарета Гертруда Зелле. Я была образцовой маленькой девочкой. Меня обожал и баловал отец, который торговал шляпами в Леувардене, в Голландии. Как видишь, ничего необычного. В 16 лет меня выгнали из школы в Лейдене, когда открылась моя связь с директором. Я вышла замуж за старого капитана корабля, некого Мак-Леода, от которого у меня было двое детей. Он-то и привез меня в Индию. Он пил и бил меня. Я развелась с ним и приехала в Париж. Там началась моя карьера восточной танцовщицы. Я танцевала в яванских нарядах, взяла имя Мата Хари, что означает «глаз зари».
– Как глаз в небе.
Она не дает отвлечь себя от рассказа.
– Представления с моим участием пользовались большим успехом. Я объездила всю Европу, была даже в Каире. Когда в 1914 году началась война, ко мне стали со всех сторон поступать предложения, ведь я свободно пересекала любые границы и говорила на многих языках.
Мата отпивает меду.
– Меня всегда привлекала форма – и военная, и морская. Приключения следовали за приключениями. Особенно с летчиками.
Я вспомнил Амандину, нашу медсестру, которая спала только с танатонавтами. Словно потенциального партнера она узнавала по форме.
Мата Хари продолжает:
– В 1916-м, разбив к тому времени немало сердец, я сама не устояла перед обаянием Вадима Маслова, русского летчика, служившего Франции. Удивительно, но я помню все, как будто это было вчера. Имена, лица, города… Вадим был ранен, я хотела увидеться с ним. Французское командование предложило мне работать на него. Я соблазнила майора Калле, военного атташе Германии в Мадриде, который передал мне немало важной информации – о подводных лодках, направлявшихся в Марокко, о короле, которого немцы собирались посадить на греческий трон. В секретных службах был один негодяй. Бушардон, капитан Бушардон. Он влюбился в меня, но мне он не нравился. Я прямо сказала ему об этом. В отместку он сфальсифицировал документы, организовал заговор, уличающий меня в том, что я была двойным агентом. В это же время начались мятежи на фронте. Нужно было найти козла отпущения. Я идеально подошла на эту роль. Меня осудили безо всяких доказательств и расстреляли в Венсеннской крепости.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |