Жанр: слэш, романтика(шёпотом, очень тихо) songfic

Название: Storm

Автор: beresklet

Рейтинг: pg-13

Жанр: слэш, романтика(шёпотом, очень тихо) songfic

Когда шторм, завывая в тысячи глоток, бился о борта их корабля гигантскими волнами, капитан только смеялся на всю кают-компанию, перекрикивая даже рёв ветра. Когда яхта, качаясь всё сильнее, всё чаще, стала крениться набок, и всех смело по вставшему на дыбы полу вниз, к левому борту, смех капитана всё ещё летал под белым потолком.

Когда спустя почти целые сутки они вдвоём с Зейном выползли на берег и упали без сил, этот дьявольский звук бился в голове Лиама, как колокол.

Над ними безмятежно шумели пальмы и раскидистые тропические деревья, небо очистилось от туч, и от песка шло тепло. Зейн и Лиам лежали, переплетясь руками и ногами так тесно, будто хотели срастись вместе. Зейн цеплялся за него, не в силах оторвать руки от его кожи, и бесконтрольно дрожал. В голове у Пейно была дикая каша, множество вопросов, страхов, но сильнее всего было ощущение угловатого тела в его руках, горячего дыхания в грудь, судорожных вдохов и одной дрожи на двоих.

Это невероятное счастье, чудо, что они живы и – вместе.

Всё остальное сейчас отходило на второй план.

Так они оказались на острове.

*

Здесь не было никаких признаков человеческого жилья. Лиам до последнего верил, что они найдут если не людей, то хотя бы следы их пребывания. Но береговая линия была пуста, лес посреди острова выглядел совершенно необитаемым, и вокруг до самого горизонта была лишь синяя водная гладь.

Когда они увидели свои собственные следы, обойдя остров по берегу, Зейн обессиленно опустился на песок, поджав под себя ноги в ободранных шортах, и просто молчал. Лиам стоял рядом, гладил его по плечу, и в его голове не было ни одной связной мысли.

- Что ж, - наконец сказал он, пытаясь улыбнуться, и Малик поднял на него огромные растерянные глаза, - раз уж мы попали на этот курорт, почему бы нам не отыскать кафе и не поужинать, пока нас не забрали отсюда?

Они не знали, перевернулся ли корабль или нет, жива ли команда и их телохранители, не знали, где находятся и что будет дальше, но в одном сомнений не было: их ищут и обязательно найдут. Лиам, побродив вдоль леса, нашёл пару кокосов и сорвал связку ещё не совсем зрелых, мелких зеленоватых бананов, и парни уселись плечом к плечу под скалой.

Остров окутывал сумрак, в зарослях кричала ночная птица, шумел океан, накатывая на песок пенистыми языками волн. Зейн улыбнулся, стирая с щеки Лиама капли кокосового молока, и, наверное, в этот самый момент, когда карие глаза блеснули и чуть прищурились, Пейн понял: всё будет хорошо.

Эта уверенность не покидала его ни на миг. Парни переночевали под скалой на своих спасательных жилетах – единственном, что было у них из вещей, - тесно прижавшись друг к другу, а утром, перекусив бананами, от нечего делать снова принялись бродить по острову.

Они ходили, разглядывали удивительные цветы в лесу, спугнули у ручья за скалой маленького оленя. Зейн нашёл красивые раковины на длинной косе, которая появилась во время отлива… и всё это время Лиама не покидало ощущение подвешенности, зыбкости их пребывания здесь. Так частенько бывает, когда кто-то должен прийти, и ты ни в одно дело не можешь погрузиться с головой. Прислушиваешься, оглядываешься, отрываешься от работы. Ждёшь. Так было и с ними. То один, то другой замирал, в надежде прислушиваясь, устремляя взгляд туда, где за стволами деревьев синела вода.

Потом солнце мягко скатилось в успокоившийся океан, а наутро у них опять были бананы…

- Сегодня нас точно найдут, - заявил Зейн и ушёл на коралловую косу, разрезающую гладь залива на две одинаковые половинки. Лиам только улыбнулся ему вслед и, походив взад-вперёд по берегу, принялся строить навес из пальмовых листьев над их спальным местом.

Вечером они сидели у костра, который сияющий Пейн развёл с помощью двух палочек, азартного энтузиазма, навыков бойскаута и уймы свободного времени после постройки шалаша.

- Костёр будет виден им ночью, Зи, - сказал он, протягивая к пламени кусочек банана, нанизанный на прут, - будем дежурить, чтобы он не погас.

Зейн молча кивнул ему.

На четвертый день благодаря Пейну они обзавелись посудой из скорлупы кокосовых орехов, ножом из створки морской ракушки, а пакистанец, морщась, приволок за жабры большую рыбину, которую они, уставшие от бесконечных фруктов, испекли прямо в чешуе и съели на ужин.

На пятый день у них появился календарь.

Лиам выстругивал импровизированным ножом импровизированное копьё для Зейна, чтобы ему было удобнее охотиться на рыбу на его коралловой отмели. Малик лежал рядом на животе и, казалось, дремал. Он делал это большую часть времени. Сначала потому, что просто мог. Во время туров, да и вообще в любой обычный день возможность спать сколько влезет появлялась не так уж и часто. А здесь, когда они немного обжились, и смерть от голода, холода и сильного ветра им уже не грозила, сон стал, наверное, единственным развлечением Зейна после его рыбалки.

- Мы здесь уже пятый день, - сказал пакистанец, не поднимая головы.

- Правда? Я как-то не считал, - отозвался Лиам, аккуратно снимая стружку с палки и прикидывая, как бы потом половчее заточить хрупкий кусок раковины.

- Мы попали сюда… вечером в четверг, кажется? А сегодня уже вторник.

- Сегодня уже вторник, - эхом повторил за ним парень. Он был так увлечён копьём, что даже не заметил, как Малик поднялся и, забрав второй острый нож, отошёл в сторону и спрятался за деревом. И только вечером, когда тот ушёл на риф, Лиам случайно заметил аккуратно вырезанные на коре линии. Четыре и ещё одна, перечёркивающая их сверху.

Пять дней. Пять дней их ищут, пять дней о них пишут в газетах и интернете, пять дней их семьи, Гарри, Луи и Найл сходят с ума. А они здесь, на крошечном острове посреди огромного океана, без телефонов, лодки или хотя бы спичек…

Мысль о спичках заставила его вспомнить про затухающий костёр, и Лиам, подхватившись, бросился в лес за хворостом. Ему немножко некогда было думать обо всём этом.

Утром шестого дня погода испортилась. Небо хмурилось косматыми тучами, ветер выл в ветвях пальм и бросал на мягкий берег огромные волны. Зейн и Лиам забились в укрытие под скалой, загородились плетёной стеной шалаша и почти всё время спали, прижавшись спинами друг к другу. Оба молчали; Пейн иногда, выныривая из ленивой дремоты, бросал тревожный взгляд на кострище, укрытое от непогоды: ветер трепал и склонял деревья до самой земли.

И только на седьмой день Лиам начал понимать, что с Зейном что-то не так.

Утро – тихое, ошеломлённое ночным дождём, свежее и солнечное, застало его в шалаше одного. Заставив себя подняться, Пейн увидел костёр, всё так же прикрытый листьями и корьём, окончательно погасшие и холодные угли. Зейн не подбросил туда дров – может, забыл, а может, просто не заметил.

Лиам не пошёл искать его – до заката можно и нужно было сделать кучу дел, - и [УзМ1] занялся сначала развешиванием рыбы, которую они не успели съесть, на солнце, затем починил сорванную ветром часть крыши шалаша, насобирал кокосов и других фруктов, и, наконец, сел мастерить то, о чём думал с первого дня на острове: нож с ручкой.

Он удивлялся: всё, что на большой земле, в их прошлой жизни было мелочью, повседневной деталью, здесь, на острове, где из вещей у них была лишь одежда, два потрёпанных спасательных жилета и серёжки в ушах Зейна, было бы просто невероятной ценностью. Если с отсутствием ложек и вилок они легко смирились, то, например, за иголку с ниткой, верёвку или обычный топор Пейн отдал бы многое.

Нож… получился. Это была простая палка, расщеплённая с одного конца, и заточенный кусок раковины, вставленный в щель. Лиам обмотал всё это куском мягкой и прочной коры. И хоть любоваться было особо и не на что, это был первый годный нож, который он сделал сам, своими руками и без всяких инструментов. И этим, несомненно, гордился бы каждый мужчина!

Он взял несколько бананов, рассовал их по карманам шорт, прихватил новенький нож и отправился искать Зейна, чтобы похвалиться.

На берегу его не оказалось, на коралловом рифе – тоже. Лиам зашёл в лес и звал там, но ответа не было.

Пакистанец нашёлся на другом конце острова. Там берег был каменистый, галька шуршала под синими волнами, а Зейн сидел на пятках прямо в воде и что-то разглядывал. Нарочно шаркая ногами, чтобы не напугать, Лиам подошёл к нему и заглянул через плечо.

Бутылка, позеленевшая от водорослей и времени, тускло блестела в смуглых ладонях. Горлышко было плотно заткнуто пробкой, но немного воды всё равно просочилось внутрь, и жёлтый листок внутри с одного края был подпорчен.

- Вау, - выдохнул Лиам, не сводя глаз с находки, - вот это да. Настоящее письмо в бутылке? Как в фильмах? Ничего себе…

- Ага, - эхом отозвался Зейн. – Это как квест, знаешь. Найти еду, построить укрытие, а потом – бац, и письмо в бутылке. Первое задание.

Он неуклюже поднялся – вода потоками стекала с его длинных шорт – и уронил бутылку в судорожно подставленные ладони.

- Развлекайся, Лиам. Уверен, тебе понравится.

Пейн нахмурился. Он совсем не понимал, что происходит, и в три шага нагнал Зейна, который побрёл вдоль океана.

- Хэй, что случилось с твоим настроением? Я тебя чем-то обидел?

- Всё в порядке, - пожал плечами Малик. – Просто ты…

- Что – я?

- Слишком просто ко всему относишься, Ли.

Зейн остановился и прищурился, глядя вперёд, на линию горизонта, размытую вечерним туманом.

- Для тебя это всё – игра, как будто не по-настоящему. Ты строишь укрытия, что-то делаешь, не покладая рук, но мы на необитаемом острове, понимаешь? Мы здесь седьмой день подряд. И нас до сих пор не спасли.

Пейн не понимал всё равно. Он смущённо опустил голову, переложил бутылку из руки в руку.

- Ты занят целыми днями, твёрдо веришь, будто то, что ты делаешь, имеет значение... очнись, Лиам! Семь дней! За семь дней можно найти кого угодно!

Неприятное, холодящее живот чувство прошило Пейна насквозь.

- Ты думаешь, что нас перестали искать?

Зейн замотал головой, словно ему было больно.

- Я не знаю, - проговорил он, - я не знаю…

*

На девятый день Пейн обнаружил, что спасательный жилет Зейна, на котором он спал, пропал из-под их скалы.

У него всё валилось из рук. Он начал и бросил плести сеть для гамака из тонких лиан, походил по их маленькому лагерю, никак не находя себе места, и очнулся только в глубине леса. Россыпь серых валунов, укрытых вьющимися растениями, переплетения лиан и звонкая птица в кустах. Лиам тяжело опустился на землю.

Ему уже давно было сложно воспринимать серьёзно всё, что происходит вокруг. С того самого момента, как он и ещё четыре оболтуса не выиграли Х-Фактор, но приобрели кое-что гораздо более ценное, жизнь его стала напоминать безостановочный пёстрый кавардак. И в этой спешке, круговерти мест, лиц, миллионов фраз и слов оставаться серьёзным и вдумчивым и не спятить при этом было почти невозможно.

Лиам везде видел вызов, игру. Пробовал на прочность себя и свои умения, каждый раз весело спрашивая себя «получится ли?». И каждый раз неизменно получалось, и каждый раз он неизменно удивлённо оглядывался назад: «надо же!».

Надо ли говорить, что необитаемый остров и необходимость выжить на нём приводили Пейна в детский восторг?..

Его деятельный, не способный к унынию мозг не находил поводов для тревоги в их положении. С самого начала, с самого первого дня на острове их жизнь походила на съёмки очередной серии «Остаться в живых» - всего лишь кусочек другой реальности, в которую они не погрузились полностью, а только коснулись слегка, ненадолго, до тех пор, пока их не разыщут спасатели. Они – два крепких и здоровых парня, у них есть руки и головы на плечах, и дожить без особых проблем до того, как придёт помощь, у них сто шансов из ста. И если на этот счёт у Лиама и были какие-то сомнения, то все они вольно или невольно растворялись в работе.

У них всё будет хорошо.

Но Зейн…

Лиам знал, как успокоить плачущих сестрёнок Луи. Мог найти утешающие слова для Гарри, Найла, Луи, Джеммы – кого угодно, но он не имел ни малейшего понятия, что делать с безмолвной истерикой, которую разглядел в своём парне только сейчас.

Зейн казался гранатой без чеки – кто знает, когда рванёт: через секунду, или две минуты, или вовсе отсырел динамит?.. Он молчал, всё чаще уходил на другую часть острова, подальше от шалаша, сидел там, разглядывая свою бутылку, которую так и не решился вскрыть, уворачивался от рук, когда Лиам пытался его обнять.

Пейн знал все оттенки настроения пакистанца, но этот видел впервые, и как бороться с ним, не представлял вообще.

Солнце пробивалось сквозь листья, ласковыми пятнами гладило плечи. Зейн сейчас, наверное, снова сидит и смотрит в океанскую даль. Иногда ему кажется, что он что-то видит, и тогда он вскакивает, тревожно прищуривается и приставляет ладонь козырьком ко лбу… он чертовски боится, что их не найдут, никак не может понять, что нужно всего лишь немного подождать.

Лиам тяжело вздохнул и поднялся. Нужно идти к нему и всё-таки что-то предпринять.

Малик ждал отлива, сидя на берегу и перебирая гальку. Он зарос щетиной, отказываясь признавать в заточенном куске ракушки подобие бритвы, а сквозь дыры в выгоревшей футболке виднелась смуглая кожа. Он загорел, осунулся, будто не спал месяц, карие глаза стали ещё темнее.

У Пейна что-то больно закололо в левом подреберье.

Он осторожно коснулся плеча Зейна, но тот – может, нарочно, а может, случайно, отбрасывая камешек, - скинул его руку.

- Чего ты хочешь?

- Поговорить.

- Ага. О погоде? Об улове? Об урожае бананов или правилах сборки шалаша?

Голос его просто сочился издёвкой, и Пейн, даже не видя его лица, мог с уверенностью сказать: его губы сейчас кривятся, словно от кислых ягод.

- О тебе. Я хотел поговорить о тебе. – Лиам опустился на гальку рядом и взял в руки белый полупрозрачный камешек. - Ты сам не свой в последнее время.

- Со мной всё в порядке, Ли, - негромко ответил Зейн. – Не нужно делать трагедию из того, что кто-то просто не похож на тебя. Я прекрасно себя чувствую.

Лиам закусил губу и ненавязчиво потянул его в объятия, но Малик вдруг схватил камень побольше и отполз на корточках в сторону, принимаясь строить каменный замок.

Над водой с пронзительными криками метались чайки, лес за спиной вторил им десятками звонких голосов. Пейн невольно удивился – в который раз – что здесь, на оторванном от континента кусочке суши, сохранилась такая буйная и разнообразная жизнь. Он так глубоко ушёл в эти мысли, что не сразу заметил, что Малик поднялся на ноги.

Отлив начался: вода незаметно убывала, медленно обнажая прибрежные камни. Пакистанец смотрел вперёд, туда, где посередине залива чернела самая высокая точка его рифа.

- Когда я ушёл из группы, то думал, что одиночество – это здорово. Мне не хотелось ничего другого, только быть одному, как можно дольше.

Рука Лиама остановилась на полпути, так и не донеся камешек до кучки других; он, наверное, даже затаил дыхание.

- Но я никогда не думал, что моё одиночество будет… таким.

Он горько хмыкнул и махнул рукой, не обращая внимания на растерянного Лиама.

- Зейн, ты не один. У тебя же есть я. Нас двое, помнишь? И мы застряли здесь не навсегда, зачем ты…

Слова смёрзлись в горле колючим комом, когда Малик обернулся и бросил на него взгляд, в котором кроме смертельной усталости и тоски не было ничего.

- Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

- Конечно, ведь спасатели…

- Пропавших без вести рано или поздно прекращают искать.

Лиам вдруг озлился. Эта железобетонная, непробиваемая стена, которую его парень придумал себе, безмерно раздражала. Зейн просто не слышит его из-за неё. Не пытается вслушаться.

- Хорошо, допустим, нас не найдут никогда, и мы останемся навсегда на этом острове. Неужели тебе так противна мысль, что ты проведёшь здесь остаток жизни со мной?

Пакистанец смотрел на него огромными глазами цвета горького кофе. Ветер трепал на нём слишком свободную для худого тела одежду.

И до того, как слова сорвались в пропитанный солью воздух, Лиам прочитал их на дне его зрачков:

- А где ты, Лиам? Где? Я не вижу.

И Пейн отдал бы всё на свете, чтобы больше никогда в жизни не увидеть эту кривоватую, мрачную ухмылку на любимых губах.

*
Он вернулся к шалашу, чувствуя себя выжатым, как лимон. Пустота в голове отдавалась неприятным звоном в ушах, и спасением от терзаний телесных и духовных могло быть только одно. Пейн вздохнул и отправился в заросли нарезать лиан для гамака.

Осознание пришло к нему неожиданно. Он совсем не думал об этом, полностью сосредоточившись на работе, но оно явилось само, озарило вспышкой, как комета, и врезалось в мозг огромным морским ежом.

«Где ты, Лиам?».

Сначала ему показалось, что пакистанец спятил, днями напролёт глядя в океан. Он ведь сам ушёл прочь от их лагеря, сам обосновался на другом конце острова и не хотел его видеть.

И только теперь до него дошло.

Нож выпал из рук Пейна, и тот растерянно уставился на него. Он работал целыми днями, от рассвета до заката делал всё, что могло бы помочь им выжить, протянуть подольше. Ему нравилось это – понимать, что от твоих стараний напрямую зависит твоя жизнь, что твой труд важен и незаменим.

Он не учёл только одно. Отдав всего себя шалашу, костру и уйме других мелочей, он совсем ничего не оставил Зейну.

Бросил его одного на целом острове, безжалостно оставил на растерзание страхам и тёмным мыслям. Много ли он обращал на него внимания? Много ли раз засыпал, обнимая и бормоча на ухо всякую чушь, не имеющую никакого смысла, но гораздо более нужную и гуманную, чем вечное и превратившееся уже в грубую отмазку «нас обязательно найдут»?..

Эта была ужасная, полнейшая катастрофа. Ему, Лиаму, не было и нет никаких оправданий, но сейчас его больше всего волновала не собственная совесть, словно серная кислота разъедающая его нутро, а Зейн. Его любовь и жизнь, прошлое и будущее, и потерянное, отчаявшееся настоящее…

Лиам Пейн со стоном уронил голову на грудь.

*

…Зейн пришёл к нему сам.

Лиам зажёг фитилёк в последней плошке из коры кокосового ореха, распрямился, задувая лучину, и увидел его.

Наверное, если бы это была их самая первая встреча, Лиам влюбился бы с одного взгляда. Сердце билось в груди звонким гитарным боем, волнующей и притягательной песней о любви звучали тихие шаги по песку. Зейн шёл к нему в оранжевых лучах закатного солнца: острые углы и гладкие плоскости, разлитые чернилами по загорелой коже истории и случайности, сильный разворот плеч и ласковая тень под нижней губой…

Словно заворожённый, Пейн смотрел, как пакистанец замер около первой самодельной свечки, словно не решаясь переступить ему одному заметную границу, но пересилил себя, прошёл, осторожно лавируя среди множества фонариков на песке. Не глядя Лиаму в глаза, прижался носом к его плечу, не смея обнять.

Ветра не было; почти у самых ног тихо ворочался и шуршал океан. Десятки маленьких язычков пламени едва дрожали в такт его неторопливым движениям.

Они оба молчали. Дыхание Зейна теплом щекотало ключицу, разгоняя и будоража кровь – так знакомо и так желанно, что Лиаму нестерпимо захотелось его поцеловать.

- Прости меня, - выдавил он из себя. – Прости меня, я вёл себя как эгоист, а должен был… у меня же есть ты, и я не… Зейн, я никогда не оставлю тебя одного, - отчаянно проговорил Лиам, напряжённо вслушиваясь в окружающее их безмолвие. – Я не хотел, я дурак и осёл, я…

Вместо ответа пакистанец поднял руку с зажатым в пальцах листком жёлтой бумаги.

Пейн взял его как драгоценность, как хрупкую льдинку, подтаявшую весной. Листок из бутылки, то самое послание.

В этой записке, нацарапанной на оторванном крае старой газеты, было всего лишь несколько слов. Карандаш местами стёрся, местами выгорел на солнце, часть листочка подпортила солёная морская вода.

«Мы на необитаемом острове вдвоём уже 237 дней. Счастливы».

Тихий океан. Корявые подписи, дата. Почти двадцать лет назад.

Зейн поднял на Лиама светящийся скрытой улыбкой взгляд.

- Знаешь, я только сейчас понял одну вещь, и мне ужасно жаль, что это случилось так поздно…

- Хэй, это я во всём виноват, и…

- Молчи, - руки Зейна обвились вокруг его шеи, ладонь привычно зарылась в коротких прядках на затылке. – Я только что понял, что самое главное в этом письме.

Лиам сцепил пальцы в замок на его талии, осторожно притягивая его к себе.

- Что?

Зейн тихонько вздохнул, не поднимая головы.

- «Вдвоём». А ещё – «счастливы». – Увидев сведённые вместе брови и полный растерянности взгляд, почувствовав вопрос, готовый сорваться в воздух, парень осторожно погладил Лиама по губам: - Эй, если ты понял, то просто…

Наверное, целоваться при свете заката – самое банальное и самое романтичное, что только можно себе представить. Лиам целовал Зейна медленно, будто пытаясь растянуть в маленькую вечность трепетные мгновения долгожданного единения душ. Восторг хлопал за спиной невидимыми крыльями, счастье бурлило в крови новым горячим гейзером.

«Вдвоём. Счастливы».

От огромной, всепоглощающей нежности Лиаму хотелось кричать. Они всё преодолеют, у них всё получится. Их – двое.

Зейн осторожно выпутался из его объятий, напоследок легко касаясь губами приоткрытого рта, и наклонился, чтобы поднять лучинку.

- Давай? – спросили его глаза, и Пейн улыбнулся.

Они перевернули лист бумаги и нацарапали обгоревшей палочкой те же самые слова, только с другой датой и своими именами, а потом засунули письмо в бутылку, снова запечатали её. Лиам, размахнувшись, бросил её далеко в воду, а потом обернулся к Зейну:

- Пойдёшь со мной на свидание?

*

Вечер догорал алыми углями облаков на западе. От края до края небо плавилось, стекало в необъятный океан миллионами оттенков красного и оранжевого, жёлтого и белого, раскрашивая мелкие волны разноцветными мазками. Солнце уютно укладывалось в это лоскутное одеяло, зарываясь в него всё глубже и глубже, пока, наконец, над морем не остался лишь узкий серп яркого расплавленного золота.

В сумерках подбирающейся ночи берег мерцал сотнями огоньков – в кокосовых плошках горели маленькие фитильки, робкие и неяркие, как первые звёзды, но такие же прекрасные. Пламя заката плескалось в каждой волне, ласкающей берег, стыло в чашках с фруктовым соком, играло красными отсветами на коже.

Зейн и Лиам, обнявшись, сидели среди свечек и провожали уходящий день. У них было самое настоящее свидание, как в самом настоящем кафе на берегу какого-нибудь Сан-Франциско… только в сто раз лучше.

Они молчали, потому что всё, что должно было быть сказано, они уже услышали. Зейн свернулся у Лиама на коленях, а тот то и дело склонялся, чтобы поцеловать его – кажется, он не делал этого уже миллион лет.

И уже потом, когда на остров почти опустилась прозрачная летняя ночь, когда последние лучи солнца, догорая, падали в море, а уснувший Зейн прижался лицом к его животу, Лиам обнял его крепче и поднял голову.

Вдали у самого горизонта синими и красными огнями переливался катер.

[УзМ1]

Дата добавления: 2015-11-04