Понедельник
марта 1960 года
«Травма» и уроки кулинарии истощили мой запас энергии, поэтому в дневник я давно не заглядывала. Но сегодня случилось то, что никак не идет у меня из головы. Может, если я все подробно запишу, то наконец успокоюсь и сумею выспаться.
Джим вызвала меня на экстренное совещание к себе наверх, в квартиру, где ухитрялись уживаться оборочки Боб и ее собственный аскетизм. Я давным-давно узнала, что мотоцикл «харлей-дэвидсон», прикованный цепью к платану на Виктория-стрит, принадлежит Джим, потому не удивилась, обнаружив, что стены в квартире оклеены харлеевскими плакатами. Джим и Боб часто зазывали меня к себе, но до сегодняшнего вечера я отклоняла предложения, если честно, из чистой трусости. Почему-то меня не тянуло сближаться с женщинами, в большинстве своем носившими мужские имена — Фрэнки, Билли, Джои, Роббо, Рон, Берт и так далее. Джим и Боб мне нравились как частица Дома, к тому же миссис Дельвеккио-Шварц учительским тоном разъяснила мне, как нелегко приходится лесби, поэтому им палец в рот не клади (подбирать слова она умеет, а я так и не научилась различать, смеется старая калоша надо мной или говорит серьезно). Сегодня, когда Джим уговаривала меня зайти к ним, я вдруг поняла, что мне предстоит испытание, и согласилась.
К моему изумлению, Тоби тоже пришел. И Клаус. Но миссис Дельвеккио-Шварц среди собравшихся не оказалось. С шестью женщинами я не была знакома. Одну из них мне представили как «адвоката Джои» — точнее, королевского адвоката. Ума не приложу, как она ухитрилась взобраться по юридической лестнице в юбке. Вернее, в отлично сшитом костюме… прекрати сейчас же, Харриет! Некогда отвлекаться. Наверное, я трачу время на пустые замечания потому, что боюсь перейти к самому главному.
Главные герои драмы, Фрэнки и Оливия, отсутствовали. Если я правильно поняла, Фрэнки для лесбиянок — что-то вроде идола, деятельная, привлекательная и очень похожая на мужчину особа. Эта самая Фрэнки недавно сблизилась с Оливией — девятнадцатилетней, хорошенькой, из семьи, которая богата до неприличия. Когда отец узнал про сексуальные склонности Оливии, то не только взбеленился, но и решил раз и навсегда проучить ее. Он нажал нужные кнопки, и Фрэнки с Оливией подкараулили на пустынной улице, где они выгуливали свою собаку, и увезли в полицейский участок куда-то на окраину Сиднея. Там всю прошлую ночь их обеих без передыху насиловала дюжина парней в синей форме. На рассвете Фрэнки и Оливию увезли к станции Милсонс-Пойнт и выбросили посреди дороги вместе с мертвой собакой. Сейчас они в больнице, в тяжелом состоянии.
На меня накатила такая тошнота, что я уже подумывала, не извиниться ли мне заранее, пока весь ужин не выплеснулся наружу, но из гордости держалась, сжавшись, чтобы не опозориться. Заметив выражение на моем лице, Тоби пересел из дальнего угла комнаты ко мне, ощупью нашел мою руку и сжал ее. Я вцепилась в нее, будто в агонии. Королевский адвокат Джои настаивала на возбуждении дела, но Роббо сказала, что Фрэнки отказалась выступать истцом, а бедняжке Оливии после выписки из больницы одна дорога — в психушку Розелл, в отделение для буйнопомешанных.
Когда первая буря улеглась, все заговорили о том, каково это — быть лесби. Видимо, хотели просветить меня. Роббо рассказала, что раньше она была замужем и растила двоих детей, но когда муж узнал, что она переписывается с любовницей, то развелся с ней. Роббо не позволяют видеться с детьми, пока она не докажет, что не «развратит» их. Двух из присутствующих в детстве изнасиловали отцы, третью родная мать продала богатому старику, который предпочитал анальный секс с малолетками. Все собравшиеся носили шрамы, телесные и душевные. По сравнению с остальными Джим и Боб еще дешево отделались. Джим всего-навсего вышвырнули из дома родители, потому что ей нравилось носить мужскую одежду. А родители Боб жили в буше и знать не знали, что Джим — женщина.
Потом Тоби увел меня к себе в мансарду и отпоил кофе, сдобренным бренди, потому что я дрожала, как от приступа малярии.
— Не знала, что быть лесбиянкой — преступление, — выговорила я, когда кофе согрел мне желудок и успокоил бьющееся сердце. — Да, я слышала, что мужеложство запрещено законом, но мне говорили, что когда проект закона принесли на подпись королеве Виктории, она вычеркнула все пункты, касающиеся женщин, и заявила, что женщины на такое не способны. С другой стороны, если Фрэнки и Оливию арестовали, значит, это все-таки преступление.
— Нет, не так. — Тоби вновь наполнил мою кружку. — Закон не запрещает лесбийскую любовь.
— Тогда почему же их схватили? — удивилась я.
— Потому, что дело обтяпали втихомолку. Тайком. Никаких записей об аресте Фрэнки и Оливии в бумагах копов ты не найдешь. Какая-нибудь большая шишка в долгу перед папашей Оливии. Видимо, все затевалось, чтобы показать Оливии, что мужчины ничем не хуже, но кое-кто перестарался. Скорее всего когда Фрэнки напала на насильников. Она не из тех, кто сдается без боя, даже если ее загнали в угол.
Не понимаю, как он может оставаться таким отчужденным. Наверное, все художники такие: они наблюдают жизнь со стороны.
Розовых очков я не ношу, мне известно, что у жизни есть и оборотная, отталкивающая сторона. Это знает каждый, кто проработал в больнице не меньше трех лет. Но всех подробностей в рентгенологии не услышишь: наши пациенты приходят на рентген, а потом отправляются в отделение, и нам вечно не хватает времени, чтобы выслушать, что с ними стряслось. За обедом, на вечеринках или в свободную минуту мы сплетничаем вовсю, в том числе и о пациентах. Ужасно видеть, что может сделать с человеком другой человек. Нет, я не невежда. Но меня слишком долго оберегали от лобовых столкновений с реальностью — пока я не перебралась в Кросс, не поселилась в Доме.
Сегодня был день ослепляющего прозрения. Больше я никогда не смогу относиться к людям так, как прежде. То, что происходит за закрытыми дверями, разительно отличается от всего, что я привыкла видеть. Всюду Дорианы Греи. Не знаю, кто отец Оливии, но понимаю, что совесть его не мучает: он считает, что Фрэнки и его дочь сами виноваты. А мне невыносимо думать о тех, кто охотится за несмышлеными детьми! Этот мир ужасен.
Пятница
апреля 1960 года
В кои-то веки удалось вернуться домой пораньше, и выяснилось, что Пэппи сегодня тоже свободна. Не знаю, где она провела прошлый понедельник, когда Джим и Боб устроили всеобщий сбор: с тех пор как меня перевели в «травму», я редко вижусь с Пэппи. Тоби пригласил нас к Лоренцини — в бар в конце Элизабет-стрит, в Сити.
— У меня целых две новости, — начал Тоби, пока мы шагали через Макэлхон-Стейрз к Вулумулу — по кратчайшему пути к заведению Лоренцини. — Хорошая и плохая.
Пэппи промолчала, а я предложила:
— Выкладывай хорошую.
— Я получил солидную прибавку.
— А что за плохая новость?
— Бухгалтеры компании сели и кое-что подсчитали. — Тоби скорчил гримасу. — И теперь с начала следующего года я останусь без работы, правда, не я один. Компании осточертели повышения зарплаты, забастовки, профсоюзные деятели, любящие покомандовать, инвесторы, требующие прибылей, вот она и решила заменить людей роботами. Роботы могут закручивать гайки и делать многое другое круглые сутки — ни обедать им не нужно, ни в уборную ходить.
— Зато стоят они бешеных денег, — возразила я.
— Верно, но в компании подсчитали, что все затраты на роботов быстро окупятся и даже останется инвесторам на пиво и карманные расходы.
— Какой ужас! — ахнула Пэппи. Она всегда вскипала, когда слышала, как притесняют рабочих. — Позор!
— Так устроен мир, Пэппи, тебе следовало бы знать, — наставительно заметил Тоби. — В чем-то обе стороны правы. Начальство выжимает из нас все соки, а мы выжимаем из него деньги. Если кто и виноват, так только умники, которые навыдумывали всяких роботов.
— Вот именно! — подхватила Пэппи. — Все дело в науке!
Я внесла свою лепту, заявив, что во всем виноваты люди, которые от пьянства совсем разучились работать.
У Лоренцини мужчин всегда бывает больше, чем женщин, поэтому Пэппи вскоре покинула нас, хотя, по-моему, уже переспала со всей округой. Тоби нашел в глубине зала столик на двоих, мы долго сидели и в дружеском молчании наблюдали, как переходят от стола к столу завсегдатаи бара. Бедный Тоби! Страшно, наверное, влюбиться в такого человека, как Пэппи.
Мы не успели еще освоиться в баре, когда от двери послышался шум и вошла целая толпа — человек двенадцать, почти сплошь девушки. Взбудораженная Пэппи подлетела к нам.
— Харриет, Тоби! Вы видели, кто пришел? Сам профессор Эзра Сум… и так далее — философ, мировая знаменитость!
Я просила повторить эту странную фамилию еще раз, но Пэппи уже затесалась в толпу вокруг профессора — как же его? Эзра Сумчатти? Да, похоже на то. Дряхловат он для бара Лоренцини, подумалось мне, когда толпа расступилась, а профессор вышел из нее, как солнце из-за туч.
Нет, конкурс «Мистер Америка» ему ни за что не выиграть. Безобразное обезьянье лицо, тощее и хилое тело, слишком длинные космы, зачесанные поперек лысины в тщетной попытке прикрыть ее. Одевался он, как авторы какой-нибудь умной публицистики, если верить обложкам книг: в твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, толстый свитер, вельветовые брюки. В руке профессор держал трубку. Ночь была жаркой и душной, и наверное, в своем свитере он парился, как запеканка в духовке.
Никогда не пойму, как Пэппи это удается. Профессора в три ряда обступили студентки, все они были лет на десять моложе Пэппи, среди них попадались хорошенькие, как актрисы. Но не прошло и двух минут, как Пэппи оттеснила всех поклонниц и уселась по правую руку от профессора, всем лицом излучая обожание и касаясь тяжелыми блестящими волосами его руки. Может, все дело о волосах? Из всех моих знакомых только Пэппи носит длинные волосы, а мужчины, говорят, западают на них сразу.
Я фыркнула.
— А вот и он, — сказала я Тоби, указывая на профессора, — перевернутый Рыцарь Кубков.
Тоби удивленно уставился на меня:
— Ты что, берешь уроки у нашей старухи?
Я сказала, что уроков не беру, но миссис Дельвеккио-Шварц нагадала профессора по картам.
— Старая негодница сделала вид, будто этот Рыцарь Кубков создан для Пэппи. Но я-то знаю: фигурная карта просто предвещает появление человека, а каким он будет и как сложатся его отношения с остальными, показывают другие карты. Миссис Дельвеккио-Шварц меня обманула. Она же ясно видела, что за гусь этот новый мужчина Пэппи, мало того — заметила то, что ее встревожило. А мне ни словом не обмолвилась. Не помню, какие карты шли за Рыцарем Кубков, но я купила книгу про Таро и посмотрела, что значит этот Рыцарь. Конечно, картину в целом я так и не увидела.
— А я думал, Рыцари бывают только молодые. Ему же за пятьдесят.
— Не обязательно, — щегольнула я недавно приобретенными познаниями. — Кстати, их называют не только Рыцарями, но и Валетами.
Он подался вперед, глядя на меня прищуренными глазами.
— Знаешь, принцесса, временами ты просто вылитая наша хозяйка.
Я приняла эти слова как комплимент.
Когда Пэппи с профессором ушли вдвоем, оставив студенточек на грани помешательства и массового самоубийства, мы с Тоби тоже решили вернуться домой. Мы не мешкали, но когда вышли на Элизабет-стрит, Пэппи и ее спутника нигде не было видно. Мне не хотелось, чтобы Тоби провожал меня до квартиры, — я думала, Пэппи с профессором у нее, но он настоял, и пришлось согласиться.
Под дверью Пэппи — ни лучика света, из-за двери ни единого звука — отлично! Наверное, у профа есть своя берлога, куда он водит пылких студенток.
За кофе мы с Тоби болтали о борделях по обе стороны от нашего Дома. Оказалось, Тоби придумал прозвища всем местным проституткам — мисс Честити, Терпение, Благоразумие, Умеренность, Благородство, Постоянство, Верность, Целомудрие, хозяйку дома номер 17d окрестил мадам Фуга, а хозяйку дома 17b — мадам Токката. Если вспомнить, что его единственная любовь в эту минуту лежала в постели с чванным лысым старпером, Тоби держался молодцом и смешил меня до слез. Мои комнаты он раскритиковал за обилие розового цвета, а в занавеске из бус усмотрел подсознательное стремление жить взаперти в гареме, но я не обиделась.
— Странно, что ты до сих пор не отдубасила меня, как Дэвида, — заметил Тоби, пристально глядя на меня. — Ладить с женщинами я не умею.
— А с лесбиянками общаешься.
— Они не взвешивают парней на брачных весах. По-моему, с женщинами у меня ничего не выходит по одной причине: я говорю то, что думаю. — Он вздохнул и потянулся. — Когда-нибудь ты станешь симпатичной худосочной старушкой, и все-таки я убежден: грудь у тебя потрясающая.
Пора было менять тему.
— А что ты думаешь о Гарольде?
Тоби оскалился.
— Не знаю. А что?
— Он меня ненавидит.
— Ну, это ты загнула, Харриет.
— Честное слово! — уверяла я. — Я встречалась с ним всего несколько раз, но он меня уже до икоты запугал. В глазах столько ненависти! А я никак не пойму, в чем перед ним провинилась.
— Видно, считает, что ты втерлась в доверие к миссис Дельвеккио-Шварц, и ревнует, — предположил Тоби. — Но ты не волнуйся: он уже списан. Наша старушка сыта по горло его фортелями.
Я проводила его до двери, на ступеньке крыльца он остановился.
— Может, спустишься на дорожку? — спросил он.
Я подчинилась. Стоя на ступеньке, Тоби был чуть выше меня.
— Уже лучше. Теперь мне хватит роста. — Он мягко, но решительно положил ладони мне на плечи. — Спокойной ночи, принцесса, — произнес он и поцеловал меня.
Я думала, что после сегодняшнего тягостного вечера он жаждет простого и бесхитростного утешения. Нет, не похоже. Он обнял меня, приложив ладони к спине, притянул к себе и целовал по-настоящему. Мои глаза сами собой открылись в ужасе, когда незнакомая, но приятная дрожь прошла по телу до челюсти и достигла губ. И я опять закрыла глаза и отдалась настроению. Вот оно, блаженство! После Дэвида и Норма я не верила своему счастью. Тоби и пальцем не шевельнул, а мне казалось, что его ладони прожигают мне спину до костей. Все только для меня: он не спешил и не отставал, а когда мне понадобилось глотнуть воздуха, уткнулся лицом в мою шею и крепко поцеловал ее. О-о-о! Какая богатая палитра реакций! «Ну же, Тоби, — думала я, — убедись, что грудь у меня на самом деле потрясающая».
А этот негодяй отпустил меня! В возмущении я открыла глаза и увидела его озорную усмешку.
— Спокойной ночи, — произнесла я, будто ничего и не было.
В глазах Тоби заплясали смешливые искры, он небрежно чмокнул меня в щеку и зашагал по дорожке прочь, не оглядываясь.
— С первым апреля! — бросил он напоследок.
Я умчалась в дом, грохнула дверью и минуту поскрипела зубами, пока не отлегло. Ну и пусть первое апреля: главное, я сегодня впервые целовалась по-настоящему, и мне понравилось. Наконец-то мне перепала капелька удовольствия, которое может доставить только мужчина. Кровь так и забурлила.
Понедельник
апреля 1960 года
Пэппи забежала домой, чтобы перед уходом на работу перехватить у меня кофе, и вытащила меня из постели на два часа раньше, чем требовалось. Но мне так не терпелось узнать, что с ней происходит, что о двух пропавших часах сна я не горевала. Пэппи буквально сияла — красавица!
— Где ты пропадаешь? — спросила я.
Пэппи объяснила, что у профессора крошечная квартирка в Глибе, недалеко от Сиднейского университета.
— Когда мы примчались туда, то сразу заперли дверь, отключили телефон и до сегодняшнего утра никуда не выглядывали. О, Харриет, он чудо, идеал, король и божество! У меня никогда не бывало ничего подобного! Можешь себе представить: мы лежали рядом обнаженные и ласкали друг друга шесть часов подряд, и только потом он первый раз взял меня! — При этом воспоминании у нее засветились глаза. — Мы совсем друг друга измучили: лизали, сосали, едва не кончали, потом останавливались, переводили дух и начинали все заново, пока не взлетели на вершину одновременно, представляешь? В один и тот же миг! А потом погрузились в такую пучину тоски, что оба разрыдались.
Эти признания смутили меня, я попросила избавить меня от скабрезных подробностей, но для Пэппи не существует запретов — так она устроена.
— Ты стесняешься саму себя, Харриет, — укоризненно заявила она. — А тебе давно пора поладить с собственным телом.
Я вскинула голову.
— Рада бы, да не с кем.
Тоби, Тоби, Тоби.
— Ты просто боишься.
— Забеременеть — конечно, боюсь.
— Миссис Дельвеккио-Шварц говорит, что женщина беременеет, только если захочет ребенка всей душой.
Я фыркнула.
— Спасибо, у меня нет ни малейшего желания проверять на себе теорию миссис Дельвеккио-Шварц. Вот так-то, Пэппи. Значит, все это время ты развлекалась с профессором. Вы только сексом занимались или поболтать тоже успели?
— Мы говорили без умолку! Покурили гашиша, пока лежали обнявшись, потом слегка нюхнули кокаина — я и не думала, что от всех этих веществ наслаждение становится почти невыносимым!
Я поняла: если я попытаюсь упрекнуть ее, мы поссоримся. И спросила, женат ли профессор.
— Женат, — жизнерадостно подтвердила Пэппи, — на унылой зануде, которую он терпеть не может. У них семеро детей.
— Ну надо же, насколько она ему противна!.. А где они живут?
— Где-то возле Голубых гор. Иногда он ездит туда, только ради детей, но у них с женой отдельные спальни.
— Надежный метод контрацепции, — ядовито заметила я.
— Эзра признался, что влюбился в меня с первого взгляда. Он говорит, что еще ни одна женщина не доставляла ему столько удовольствия.
— Значит, воскресный поиск мужчин закончен? — поинтересовалась я.
Пэппи явно оскорбилась.
— Ну конечно, Харриет! Мне незачем больше искать, я нашла Эзру. Другие мужчины для меня не существуют.
Скажу честно: даже не знаю, можно ли в это верить. Пэппи, конечно, убеждена, что так и будет, поэтому надеюсь, что сомневаюсь в ней напрасно. Гашиш и кокаин. Да, профессор — знаток рискованных удовольствий. Да еще женат. Несчастные браки встречаются сплошь и рядом, нет причин считать, что Эзра Сумчатти — неужели это его настоящая фамилия? — нагло врет. Только вот настораживает меня образ жизни милого Эзры. Загнал жену с семью детишками в несусветную глушь и живет себе припеваючи в холостяцкой квартирке в Глибе. Удобств море: квартирка-то по соседству с университетом, рассадником молодых знойных дев. Никогда не пойму, чем этот уродец так притягивает молоденьких дурочек, но явно у него есть какой-то секрет, хотя сомневаюсь, что достоинство у него длиной с папин садовый шланг. Видно, все дело в гашише и кокаине.
Печенкой чую: Пэппи он просто использует. Но почему он выбрал ее, когда вокруг теснилась целая толпа девиц, истекающих слюной? В чем секрет привлекательности Пэппи для такого множества мужчин? Когда у мужчины только секс на уме, внешность женщины для него — дело десятое. Тут какая-то тайна, которую я должна раскрыть. Я люблю Пэппи и считаю ее самой обаятельной в мире. Но этого мало, должно быть что-то еще.
Харриет Перселл, в любви ты полный профан, кто дал тебе право строить догадки? Спеши ко мне, Король Пентаклей номер один! Мне срочно нужен начальный курс обучения по одному интимному предмету.
Четверг
апреля 1960 года
О-ох! Сегодня эта кретинка Крис Гамильтон превратила наш тихий уголок в поле боя. Честное слово, лучше бы она присмотрелась к Деметриосу, вместо того чтобы шпынять бедолагу каждый раз, когда он привозит нового пациента.
Сегодня больной чуть не умер прямо у нас в лаборатории, а это самое страшное, что могло случиться. Пока мы делали снимки, трещина в черепе надумала вызвать острый отек мозга. Я опомниться не успела, как незнакомый ординатор отпихнул меня и молниеносно организовал доставку больного в нейрохирургическую операционную. Но через десять минут этот ординатор вернулся, глядя на нас с Крис злее, чем сестра-хозяйка.
— Вы что, ослепли, твари? — рявкнул он. — Из-за вас ему едва успели оказать помощь! Суки безмозглые!
Крис сунула мне в руки кассету с пленкой и направилась к двери.
— Будьте добры следовать за мной к сестре Топпингем, доктор, — ледяным тоном произнесла она. — Я буду крайне признательна, если то же самое вы повторите в ее присутствии.
Минуту спустя вбежала с вытаращенными глазами наша медсестра.
— Я все слышала! — воскликнула она. — Каков мерзавец этот доктор Майкл Добкинс!
Моя подчиненная убежала в нейрохирургическую операционную со снимками, поток пациентов на время прекратился, поэтому спешить мне было некуда. Я уставилась на медсестру, начиная прозревать.
— Так они что, знакомы? — спросила я. — Крис и доктор Добкинс?
Раз медсестра дружит с Крис, значит, должна быть посвящена в ее личную жизнь.
— Еще как! — мрачно отозвалась медсестра. — Восемь лет назад, когда Добкинс был еще зеленым стажером, они с Крис были неразлучны, вот она и решила, что, можно сказать, уже обручена. А потом он бросил ее, ничего не объяснив. И через полгода женился на девице-физиотерапевте, папаша у которой — директор компании, а мамаша состоит в комитете помощи слепым детям «Черное и белое». Крис осталась девственницей, так что даже не могла привлечь его к суду за нарушение обещаний.
Вот теперь все стало ясно.
Крис вернулась с сестрой Агатой и доктором Майклом Добкинсом, и мне пришлось изложить свою версию случившегося, а она полностью совпала с версией Крис. После того как я дала показания, набежало начальство во главе со старшей сестрой-хозяйкой, и мне пришлось повторять то же самое под прицелом сразу трех пар недовольных глаз. Крис обвинила Добкинса в нарушении профессионального кодекса, а именно — в оскорблении персонала больницы бранными словами. Хирурги в операционных ругаются как сапожники, но им маленькие прихоти позволены. Однако скромному ординатору доктору Добкинсу никто не давал права распускать язык.
А ведь всего этого могло бы и не быть. Если бы Крис держала себя в руках или закатила скандал в пределах одной лаборатории или даже затолкала Добкинса в укромный уголок и разделала бы под орех за дурные манеры, не пришлось бы вмешивать в наши дела все начальство вплоть до самых верхов. А она будто включила поисковый прожектор мощностью в миллион ватт, и вся наша работа застопорилась, а ее добросовестность оказалась под вопросом.
К концу рабочего дня на ковер вызвали не нас, а Добкинса. Пациент и вправду был при смерти: внезапный отек мозга затронул жизненно важные центры ствола, расплющил их о костистые выступы, но, к счастью, субдуральную гематому в экстренном порядке отсосали в нейрохирургии, и пациент выжил — благодаря близости травматологии и реанимационной аппаратуры. Верхи вынесли, а сестра Агата передала нам окончательный вердикт: своим долгом мы вовсе не пренебрегаем.
Крис удалилась с видом Жанны д'Арк на костре, предоставив мне одной заканчивать этот хлопотный день.
Было уже почти девять, когда я вышла на Саут-Даулинг-стрит и огляделась в поисках такси. Ни единого. Пришлось идти пешком. Когда впереди уже виднелись огни Кливленд-стрит, лоснящийся черный «ягуар» плавно подкатил к бордюру возле меня, дверца распахнулась, и мистер Форсайт произнес:
— У вас замученный вид, Харриет. Подвезти вас до дому?
Плюнув на осторожность, я воскликнула: «Сэр, да вы просто подарок небес!» — и рухнула на кожаное сиденье.
Он сверкнул улыбкой, но промолчал. На следующем оживленном перекрестке он машинально свернул на Флиндерс-стрит, и я вдруг поняла: он понятия не имеет, где я живу. Пришлось извиниться и сказать, что мой дом — на Виктория-стрит, возле самого Поттс-Пойнта. Позор, Харриет Перселл! Почему было не сказать прямо — «в Кингс-Кроссе»? Мистер Форсайт извинился за то, что не спросил адрес, повернул на Уильям-стрит и вернулся обратно.
Мы плавно катили среди мешанины неоновых огней. Помолчав, я призналась:
— Вообще-то я живу в Кингс-Кроссе. Поттс-Пойнт целиком и полностью оккупирован Королевским флотом.
Вскинув брови, он усмехнулся:
— Ни за что бы не подумал, что такая девушка, как вы, может жить в Кингс-Кроссе.
— А какие люди там живут, по-вашему? — завелась я.
Этого он никак не ожидал! Отвел глаза от дороги, убедился, что я настроена воинственно, и попытался исправиться.
— На самом деле я и не знаю, — примирительно произнес он. — Наверное, просто страдаю всеми заблуждениями, свойственными тем, кто знает Кросс только по «желтой прессе».
— Почтальон как-то обмолвился, что проститутки, которые живут в соседнем доме, просят писать им в Поттс-Пойнт, но, насколько мне известно, сэр, вся Виктория-стрит находится в Кингс-Кроссе!
Не понимаю, с чего вдруг я так раскипятилась. Это же я первой помянула Поттс-Пойнт! Но мистера Форсайта, наверное, выдрессировали дома, потому что он даже не стал оправдываться, только умолк и продолжал вести машину.
Он остановился на стоянке, предназначенной для важных клиентов домов номер 17b и 17d: медицинский кадуцей на заднем бампере «ягуара» — амулет, гарантирующий защиту от штрафов в любом месте.
Я не успела взяться за ручку дверцы: он выскочил из машины первым, обежал ее и открыл передо мной дверцу.
— Спасибо, что подвезли, — пробормотала я, торопясь поскорее улизнуть.
Но мистер Форсайт, похоже, никуда не торопился.
— Значит, здесь вы живете? — спросил он, обводя взмахом руки наш тупичок.
— В среднем доме. У меня там квартира.
— Очаровательно! — И он снова взмахнул рукой.
Я топталась рядом, совершенно не зная, что сказать и как поблагодарить его за доброту, и вовсе не собиралась приглашать его в гости. Но с языка сами собой слетели слова: «Хотите кофе, сэр?»
— Спасибо, охотно выпил бы чашечку.
Ах черт! Молясь, чтобы ни с кем не столкнуться, я открыла парадную дверь и повела гостя через прихожую; мне было совестно за изрисованные стены, истертый линолеум, засиженные мухами лампочки без абажуров. Вдобавок дом 17d оказался в пределах абсолютной слышимости благодаря открытому окну в коридоре: слышны были и упорный труд проституток, и оглушительная грызня мадам Фуги с мисс Благоразумие в кухне. Дамы собачились на предмет наиболее эффективных способов доставить удовольствие клиенту с изощренными вкусами и на красочные подробности не скупились.
— Ну так не ходи в сортир и выпей гребаный галлон воды, а коли они хотят, чтобы на них пописали, — слушай и делай, как велено! — Этой ударной репликой завершился спор.
— Любопытная беседа, — заметил мистер Форсайт, пока я возилась с неподдающимся врезным замком.
— Это бордель для особых клиентов, а по другую сторону от нашего дома — еще один, — объяснила я, распахивая дверь. — Обоим покровительствуют первые люди Сиднея.
Мистер Форсайт перевел разговор на мою квартиру, которую счел симпатичной, очаровательной и уютной.
— Садитесь, — без лишних церемоний предложила я. — Какой вам сделать кофе?
— Черный, без сахара. Спасибо.
В этот момент наверху заиграла скрипка — я уже знала, что звучит Макс Брух.
— Кто это? — спросил мистер Форсайт.
— Клаус, который живет наверху. Хорошо играет, правда?
— Превосходно.
Когда я вышла из-за ширмы с двумя кружками кофе, мистер Форсайт сидел в кресле и умиротворенно слушал Клауса. Подняв голову, он принял кружку с такой неподдельной улыбкой удовольствия, что у меня задрожали колени. Я уже почти не боялась его и полностью взяла себя в руки. Низший персонал больниц приучают смотреть на штатных врачей как на инопланетян — из тех, что бывают в Кроссе лишь в том случае, если покровительствуют мадам Фуге и Токкате.
— Наверное, славно здесь живется, — заметил он. — Смешение высокого и низкого стилей.
Да, предубежденностью он не страдал.
— Верно, жить здесь весело, — согласилась я.
— Расскажите подробнее.
Ну вот, приехали. Что же я ему скажу? Здесь все буквально пропитано сексом — неужели он не расслышал, что орала мадам Фуга? И я решила все прояснить, поэтому завела рассказ про соседнюю квартиру на первом этаже.
— Кажется, — закончила я, — мы наконец-то нашли пожилую пару, которая собой не торгует.
— Вы хотите сказать, слишком пожилую для этого?
— О, сэр, видели бы вы, кто занимается уличной проституцией! — Я совсем разболталась. — Молодые и миловидные женщины предпочитают бордели — и платят в них больше, и живется лучше, и сутенеры не поколачивают.
В его болотно-зеленых глазах отразилась смесь насмешливого удивления и грусти: насмешку я приняла на свой счет, а насчет грусти сомневалась. Наверное, у него всегда такие глаза, решила я.
Взглянув на бешено дорогие золотые часы, он поднялся.
— Мне пора, Харриет. Спасибо за кофе и за компанию — и за объяснение, как живет вторая половина человечества. Это было очень интересно.
— Спасибо, что подвезли, сэр, — отозвалась я и проводила его до двери. Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной и попыталась понять, что сейчас произошло. Похоже, у меня появился новый друг. Слава Богу, он и не пробовал приставать ко мне! Но я запомнила печаль в его глазах и задумалась: неужели ему хотелось просто с кем-нибудь поговорить? Как странно. Никогда бы не подумала, что божество в белом халате штатного врача страдает от одиночества.
Понедельник
апреля 1960 года
Утром я опять виделась с Пэппи, но на этот раз ей не пришлось меня будить. Я лежала в ожидании, когда она вернется домой после выходных, проведенных в Глибе, специально чтобы затащить ее к себе и накормить приличным завтраком. Несмотря на всю влюбленность, в последнее время Пэппи заметно осунулась.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |