Эйдзи Леонидович Ёсикава 42 страница

Хамбэй продолжал трудиться в ставке с присущим ему усердием, не делая себе ни малейших поблажек. Но сила духа не способна восполнить такой природный недостаток, как слабое здоровье.

В довершение ко всему, выходя из Тадзимы, войско попало под ливень. Основательно вымокнув, Хамбэй почувствовал себя так плохо, что уже не смог скрывать недомогания, и после того, как они обосновались на горе Хираи, два дня не появлялся в шатре у Хидэёси, не желая огорчать князя своим болезненным состоянием. Но поскольку в последние дни Хамбэй как будто пошел на поправку, Хидэёси захотелось скоротать время за приятной беседой с близкими ему людьми, тем более вечер выдался такой погожий. Однако Хамбэй и сейчас, судя по всему, чувствовал себя неважно.

Заметив, что Хидэёси и Камбэй тревожатся за него, Хамбэй поспешил перевести разговор на другую тему:

– Знаете, Камбэй, вчера прибыл человек из моей родной провинции, так вот, он рассказал, что ваш сын Сёдзюмару здоров и понемногу начинает привыкать к новым местам, знакомиться с людьми. В общем, у него все хорошо.

– А я, Хамбэй, за него и не беспокоюсь. Он ведь в вашей провинции – а это все равно, что у вас в гостях. Признаться, я нечасто о нем и вспоминаю.

Хидэёси, у которого не было собственных детей, прислушивался к этому разговору не без тайной зависти. Сёдзюмару был наследником Камбэя, и тот, сделав ставку на союз с Нобунагой, в знак истинной преданности отправил к нему сына. Молодого заложника препоручили заботам Хамбэя. Он увез его в крепость Фува и стал воспитывать как родного сына. И хотя Хамбэй с Камбэем подружились благодаря Хидэёси, сейчас их связывали еще и другие узы: будучи военачальниками, они постоянно соперничали, однако без тени неприязни или зависти, опровергая пословицу, будто двум большим рыбам тесно в одном пруду.

Трое мужчин наслаждались минутами отдыха, любуясь луной, попивали сакэ и неторопливо беседовали о великих мужах настоящего и прошлого, о расцвете, упадке и гибели провинций и кланов. Понемногу начало казаться, будто Хамбэй преодолел свою слабость.

Ненароком Камбэй свел разговор к тому, что его сейчас беспокоило:

– Выступая утром во главе большого войска, не знаешь, останешься ли в живых к вечеру. Но если питаешь большие надежды на будущее, то хочется жить долго, чтобы они успели сбыться. Конечно, множество отважных или ученых мужей успели прославиться и за совсем короткую жизнь, но как высоко они вознеслись бы, проживи до глубокой старости! Разрушить устаревшие устои общества, покарать зло – это полдела. Человек только тогда поистине велик, когда он сумеет возродить страну.

Хидэёси кивнул в знак согласия и сказал молчащему Хамбэю:

– Поэтому-то нам и необходимо печься о собственной жизни. А меня, признаюсь, Хамбэй, очень тревожит ваше здоровье.

– Согласен с вами, князь, – поддержал Камбэй. – Чем участвовать в сражениях, не лучше ли вам, Хамбэй, отправиться в Киото, найти хорошего лекаря и позаботиться о своем здоровье? Мы все, это я вам по-дружески говорю, расценили бы такой поступок как проявление вашей преданности, ведь тем самым вы избавили бы князя хотя бы от одной лишней заботы.

– Благодарю вас за заботу, – растроганно произнес Хамбэй. – Я последую вашему совету и ненадолго съезжу в Киото, но только не раньше, чем мы разработаем план всей кампании.

Хидэёси кивнул, подумав про себя, что до сих пор часто следовал советам Хамбэя, но особых успехов пока не добился.

– Вам по-прежнему не дает покоя, кого поддержит Акаси Кагэтика? – спросил он.

– Да, это очень меня беспокоит, – ответил Хамбэй. – Если вы позволите мне побыть здесь еще несколько дней, то я отправлюсь на гору Хатиман, попробую встретиться с ним и перетянуть на нашу сторону. Вы не возражаете?

– Нет, разумеется. Это союзничество было бы для нас очень полезным. Но, согласитесь, шансов попасть в беду у вас примерно восемьдесят из ста, а то и все девяносто. Если вам не повезет, что тогда?

– Тогда я умру, – спокойно, без какой-либо бравады ответил Хамбэй.

Хидэёси задумался. После покорения крепости Мики им предстояло вступить в схватку с Акаси Кагэтикой. Пока было вроде бы преждевременно заглядывать так далеко вперед, но полководец не мог сбрасывать со счетов тот факт, что целью кампании был не захват Мики, а покорение всего запада. Поэтому-то он и согласился с предложением Хамбэя попробовать перетянуть Акаси на сторону клана Ода, хотя душу его обуревали сомнения.

«Допустим даже, – размышлял он, – Хамбэю удастся избежать все опасности, подстерегающие на пути, и встретиться с Акаси. Но кто поручится, что тот в случае, если переговоры закончатся неудачей, выпустит его живым. Да и сам Хамбэй может не захотеть возвращаться с пустыми руками. Или он ищет смерти? Возможно зная, что обречен, Хамбэй не видит разницы от чего умереть – от собственных недугов или от руки врага».

И тут Камбэй высказал еще одно ценное предложение. У него немало добрых знакомых среди соратников Укиты Наоиэ, и пока Хамбэй будет вести переговоры с кланом Акаси, сам он попробует связаться с наиболее влиятельными вассалами клана Укита.

Хидэёси повеселел: перетянуть на свою сторону клан Укита ему представлялось более вероятным, ведь с самого начала западной кампании те выжидали, стараясь понять, кто же возьмет верх. Правда, Укита Наоиэ попросил у клана Мори помощи, но если его удастся убедить в том, что будущее принадлежит Нобунаге… К тому же союз Укиты с Мори может оказаться бессмысленным, если военной помощи он так и не получил – его войско, отбив у врага крепость Кодзуки, ушло обратно, – а потому вряд ли он слишком уж на кого-либо полагается.

– Если мы сумеем перетянуть клан Укита на свою сторону, то и Акаси придется пойти на союз с нами, – сказал Хидэёси. – А если нас поддержит Кагэтика, то Укита немедленно попросят мира. Поэтому провести эти переговоры одновременно – и впрямь блестящая идея.

На следующий день в присутствии всех командиров Хамбэй официально попросил отпуск по болезни, объявив о том, что едет на лечение в Киото. Под этим предлогом он покинул лагерь на горе Хираи, сопровождаемый всего несколькими слугами. Через пару дней уехал и Камбэй.

Сначала Хамбэй отправился к младшему брату Кагэтики Акаси Кандзиро. Они не были дружны, но все же несколько раз встречались в храме Нандзэн в Киото, где оба предавались медитации. Кандзиро был страстным приверженцем дзэн-буддизма. Хамбэй решил, что, напомнив ему о Пути Будды, он сумеет быстро найти с ним общий язык. А уж затем можно будет начинать переговоры и со старшим братом.

Известие о прибытии Хамбэя повергло Акаси Кандзиро и его старшего брата Кагэтику в смятение, ведь этот человек, как ни говори, известный военный стратег и учитель Хидэёси. Что он им предложит, насколько убедительными окажутся его доводы? Но, встретившись с Хамбэем, братья, к собственному изумлению, обнаружили, что говорит он просто и ясно, старательно избегая высокопарных и заведомо двусмысленных речей. Уверенностью и прямодушием Хамбэй разительно отличался от посланцев других кланов, прибегавших при переговорах к всевозможным уловкам, и братья позволили ему себя уговорить. Они прервали отношения с кланом Укита.

Успешно выполнив свою миссию, Хамбэй и впрямь попросил Хидэёси о небольшом отпуске для лечения и теперь уже действительно собрался в Киото. Князь повидал его до отъезда, попросил посетить Нобунагу и сообщить ему, что Акаси Кагэтика вошел в союз, возглавляемый кланом Ода.

Услышав это известие, Нобунага пришел в восторг:

– Вот как? Вам удалось покорить гору Хатиман, не пролив ни единой капли крови? Это замечательно!

Войско клана Ода, уже захватившее провинцию Харима, теперь получило возможность войти и в Бидзэн. Конечно, это был только первый шаг – но шаг огромной важности.

– Но ты вроде бы еще похудел. Постарайся хорошенько подлечиться, – сказал Нобунага, искренне сочувствуя Хамбэю и поражаясь его мужеству.

Князь наградил отличившегося подданного двадцатью слитками серебра.

А Хидэёси он послал благодарственное письмо и сто слитков золота, затем издал указ о назначении его наместником провинции Харима. Если уж Нобунага радовался, то радовался без меры.

Тем временем осада крепости Мики продолжалась, но по-прежнему безуспешно. С переходом клана Акаси на сторону Нобунаги воины Хидэёси немного воспряли духом, хотя ситуация на горе Хираи и вокруг нее ничуть не изменилась. Как и следовало ожидать, осторожные приверженцы клана Укита оказались несговорчивыми, несмотря на усердие Камбэя, который, пытаясь убедить их, привел все мыслимые и немыслимые доводы. Удерживая власть над провинциями Бидзэн и Мимасака, Укита оказались между кланами Мори и Ода, как между молотом и наковальней, тем не менее будущее западных провинций во многом зависело от выбора, который они в конце концов сделают.

У князя Укиты Наоиэ было четверо наиболее влиятельных вассалов: Осафунэ Кии, Тогава Хиго, Ока Этидзэн и Ханабуса Сукэбэй. С Ханабусой Курода Камбэй был знаком, поэтому прежде всего к нему и обратился. Они проговорили всю ночь, обсуждая настоящее и будущее страны. Камбэй, призвав на помощь присущее ему красноречие, расписывал достоинства Нобунаги – и одарен, мол, князь на редкость, и замыслы имеет великие, превозносил замечательный характер Хидэёси и наконец склонил Ханабусу на свою сторону. Тот в свою очередь сумел уговорить Тогаву Хиго. Заручившись их поддержкой, Камбэй отправился на встречу с самим Укитой Наоиэ.

Выслушав приведенные ему доводы, Наоиэ сказал:

– Нам следует считаться с создавшимся положением. Если князь Нобунага и князь Хидэёси пойдут на нас войной, то весь наш клан будет уничтожен во имя интересов клана Мори. Ради того, чтобы сохранить жизни тысячам воинов и облагодетельствовать весь народ, мне не жаль расстаться с тремя собственными сыновьями, отдав их в заложники Нобунаге. Я все решил, и давайте положим конец спорам.

Вскоре письменное согласие клана Укита вступить в союз с кланом Ода гонец доставил на гору Хираи. Таким образом Хидэёси удалось одержать двойную победу в собственном тылу без единого выстрела и малейшего кровопролития. Две провинции – Бидзэн и Мимасака – стали союзницами клана Ода.

Хидэёси хотелось как можно скорее сообщить своему князю о столь счастливом повороте событий, но доверять эту новость бумаге он счел чересчур опасным, ибо ее надлежало до поры держать в строжайшей тайне от клана Мори. Поэтому в Киото к Нобунаге отправился Камбэй.

Прибыв в столицу, он немедленно получил аудиенцию у Нобунаги.

Выслушав Камбэя, князь пришел в ярость. И это было тем удивительней, что ранее, приняв во дворце Нидзё Хамбэя, сообщившего о союзе с кланом Акаси, он очень обрадовался и горячо поблагодарил его. Теперь же Нобунага принялся отчитывать посланца Хидэёси.

– По чьему распоряжению заключен союз? Кто приказал Хидэёси? Да это же с его стороны настоящее предательство! Отправляйся и объяви ему об этом! – зло выкрикнул он, но, похоже, этих резких слов ему показалось недостаточно, и Нобунага поспешил добавить: – Хидэёси пишет о том, что через несколько дней приедет в Адзути вместе с Укитой Наоиэ. Так вот, передай ему, что я не хочу видеть Наоиэ. Да и самого Хидэёси тоже.

Озадаченный и встревоженный Камбэй поспешил в Хариму. Сгорая от стыда, он передал Хидэёси, столько сделавшему для победы своего князя, безосновательные упреки и обвинения Нобунаги. Единственное, что Камбэй себе позволил, так это немного смягчить выражения.

Однако, к удивлению Камбэя, Хидэёси вовсе не выглядел ни обескураженным, ни испуганным и даже попытался утешить своего совершенно подавленного соратника, который в тот момент с особой остротой осознал, что именно его замысел навлек на главнокомандующего княжеский гнев и тот волен сейчас распорядиться его жизнью и смертью.

– Ну, и как же вы поступите? Будете поддерживать союз с кланом Укита против воли самого Нобунаги? – осторожно осведомился Камбэй.

Хидэёси умел читать мысли Нобунаги, иначе ему не удалось бы столь успешно служить своему князю на протяжении двадцати лет. Поэтому он принялся разъяснять Камбэю ситуацию:

– Я отлично понимаю, почему князь рассердился на меня, скажу больше: мне с самого начала было известно, что он непременно рассердится. Когда Такэнака Хамбэй доложил о договоре с Акаси Кагэтикой, его светлость настолько обрадовался, что соизволил щедро одарить и Хамбэя, и меня. Он наверняка пришел к выводу, будто союз с Акаси позволит ему легко и быстро управиться с Укитой, а затем разделить их земли и раздать в награду своим преданным вассалам. А теперь, когда я перетянул Укиту на нашу сторону, ему будет не так-то просто заполучить эти земли.

– О, теперь я понимаю, почему так разгневался князь Нобунага. Но боюсь, вам будет непросто добиться даже встречи с ним. Он заявил, что не даст аудиенции ни Уките Наоиэ, ни даже вам, если вы вздумаете приехать в Адзути.

– Мне все равно необходимо с ним повидаться и не важно, гневается он на меня или нет. Это только повздорившим супругам полезно побыть врозь, чтобы не рассориться окончательно, а во взаимоотношениях между князем и его вассалом такая тактика исключена. Кстати, ничто не смягчит его гнева, кроме моих верноподданнических извинений. И тут уж не важно, наорет он на меня или поколотит, когда я с самым дурацким видом паду к его ногам.

У Хидэёси не было иного выхода, как отправиться в Адзути. Письменное предложение Укиты Наоиэ, находящееся у главнокомандующего, не имело законной силы до тех пор, пока его не одобрит Нобунага. Более того, этикет предписывал Уките Наоиэ лично отправиться к князю, объявить себя его вассалом и испросить у него дальнейших распоряжений.

В назначенный день Хидэёси и Наоиэ прибыли в Адзути, однако гнев Нобунаги еще не улегся. «Я их не приму», – таково было княжеское решение, переданное Хидэёси через оруженосца.

Хидэёси оказался в затруднительном положении, и ему не оставалось ничего другого, как ждать. Он вернулся в покои для гостей и поведал обо всем поджидавшему его Наоиэ.

– Его светлость сегодня в не особенно хорошем настроении. Не соблаговолите ли вы немного подождать аудиенции?

– Князь не в настроении? – удивленно воскликнул Наоиэ.

Решение заключить мир с кланом Ода он принял вовсе не потому, что обстоятельства не оставляли иного выхода. В конце концов, у него весьма недурное войско. Так в чем же дело? Что может означать столь холодный прием? Он, конечно, не позволил себе высказать возмущение вслух, но тем сильнее вознегодовал втайне.

Однако дальнейшие унижения он сносить вовсе не собирался и высказал Хидэёси свое намерение возвратиться в родную провинцию с тем, чтобы во всеоружии встретить врага, который единственно этого и заслуживает.

– Нет-нет, – стал отговаривать его Хидэёси. – Ну, сейчас нас не приняли, так что с того? Значит, примут позже. Давайте-ка съездим в город и развеемся!

Временно разместив Наоиэ в храме Сёдзицу, Хидэёси дождался, когда его гость переоденется в повседневное платье, и они отправились в город.

– Я уеду из Адзути нынче же вечером и проведу ночь в столице, – заявил обиженный Наоиэ. – А потом, я думаю, мне лучше вернуться в Бидзэн.

– Но зачем же вам так спешить? И почему бы еще раз не попробовать встретиться с Нобунагой?

– А у меня пропало желание с ним встречаться. – Впервые за несколько часов Наоиэ дал волю чувствам. – К тому же я нахожусь во вражеской провинции, и мне опасно здесь задерживаться. Пожалуй, следовало бы уехать прямо сейчас. Так лучше для нас обоих.

– Нет, что вы! Тогда я был бы опозорен.

– Мы с вами могли бы встретиться в другой раз, князь Хидэёси. Я благодарен вам за все, что вы сделали. Никогда не забуду вашу доброту.

– Пожалуйста, хотя бы переночуйте здесь. Мне невыносима мысль о том, что два клана, которые вроде бы удалось помирить, опять станут заклятыми врагами. Его светлость отказался принять вас сегодня, и у него имеются на то причины. Давайте проведем этот вечер вместе. За ужином я постараюсь вам все объяснить.

Наоиэ согласился остаться. Их с князем ужин удался на славу: мужчины шутили и смеялись, а по окончании трапезы Хидэёси как бы невзначай заметил:

– Ах да! Я ведь собирался рассказать вам, почему недоволен мною князь Нобунага.

Заинтригованный Наоиэ вынужден был отложить свой отъезд.

С безыскусной прямотой Хидэёси принялся объяснять, почему принятое им самостоятельное решение так огорчило Нобунагу.

– Не сочтите мои слова невежливыми, но обе провинции – и Мимасака, и Бидзэн – рано или поздно достались бы клану Ода. Поэтому заключать с вами мирный договор именно сейчас не было никакой необходимости. Более того: не сокрушив клан Укита, Нобунага лишается возможности раздать ваши земли своим военачальникам в награду за преданность. К тому же с моей стороны было непростительной дерзостью, не испросив разрешения его светлости, вести переговоры. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему он так сердится.

Наоиэ переполняли противоречивые чувства. Его лицо, раскрасневшееся было от выпитого сакэ, побледнело. Он теперь нисколько не сомневался, что Нобунага руководствуется именно теми доводами, которые ему привел Хидэёси.

– Поэтому-то князь в плохом настроении, – продолжил меж тем его собеседник. – Думаю, он не даст мне аудиенции и встретиться с вами тоже не захочет. Поверьте, я сгораю со стыда и испытываю чудовищную вину, ведь подписанный вами договор не имеет силы, пока его светлость не скрепит документ своей печатью. Мне не остается ничего иного, как вернуть его вам. Вы вправе порвать эту бумагу и, отказавшись от союза с нами, завтра же утром отправиться в Бидзэн.

С этими словами Хидэёси достал договор и вернул его Наоиэ. Но тот задумчиво глядел на пламя, мерцающее в высоких светильниках, и не спешил прикоснуться к злополучной грамоте.

Хидэёси молча ждал, как его собеседник поведет себя дальше.

Наоиэ наконец нарушил молчание:

– Я намерен просить вас еще раз попытаться убедить князя Нобунагу заключить союз с моим кланом.

Сейчас он вел себя как человек, в глубине души уже признавший свое поражение, тогда как до сих пор считал, что идет на уступки, поддавшись на уговоры Куроды Камбэя.

– Хорошо, если вы действительно верите в могущество клана Ода, то я согласен попробовать убедить его светлость пересмотреть свое решение.

Наоиэ провел в храме Сёдзицу больше десяти дней, дожидаясь того или иного решения своего дела. А Хидэёси тем временем срочно послал гонца в Гифу в надежде заручиться поддержкой Нобутады, чтобы с его помощью повлиять на своего господина. К счастью, у молодого князя были дела в столице, и он немедленно выехал в Киото.

Хитроумный Хидэёси устроил встречу Наоиэ и Нобутады. А затем, в результате заступничества сына, смягчился и сам Нобунага. Вскоре княжеская печать скрепила злополучный договор, и клан Укита, окончательно порвав с Мори Тэрумото, связал свою дальнейшую судьбу с Одой Нобунагой.

Но всего неделю спустя после этих событий один из военачальников Нобунаги, Араки Мурасигэ, изменил своему князю и перешел на сторону врага, подняв знамя восстания в самом клане Ода.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО МУРАСИГЭ

Это ложь! Наверняка ложь!

Нобунага отказывался верить известию об измене Мурасигэ. Но вскоре новость подтвердилась: сначала сам Мурасигэ, а затем двое его самых влиятельных вассалов, Такаяма Укон из Такацуки и Накагава Сэбэй из Ибараги, повинуясь своему верноподданническому долгу, подняли знамя восстания.

Глубокая горестная морщина прорезала лоб Нобунаги. Как ни странно, при столь неожиданном, да к тому же грозящем серьезными неприятностями повороте событий он не выказал ни необузданного гнева, ни всегдашней своей горячности. Ошибался тот, кто считал, что на нрав Нобунаги из четырех стихий влияет только одна – огонь. Ярость пламени и остужающая прохлада воды счастливо уживались в его душе.

– Позовите Хидэёси, – спокойно распорядился князь.

– Князь Хидэёси сегодня утром уехал в Хариму, – взволнованно ответил Такигава.

– Как? Уже уехал?

– Должно быть, он не успел еще отъехать далеко. С вашего разрешения, я оседлаю коня и попытаюсь догнать его, – предложил оруженосец Ранмару.

Нобунага велел ему поторапливаться.

Однако к полудню Ранмару еще не вернулся. А тем временем стали приходить сообщения из тех краев, где высились крепости Итами и Такацуки. Одно из донесений заставило Нобунагу побледнеть.

«Сегодня утром, на заре, флот клана Мори пришел в Хёго. Воины сошли на берег и расположились в крепости Мурасигэ в Ханакуме».

Дорога по берегу от Хёго до Ханакумы была единственным путем из Адзути в Хариму.

– Хидэёси не удастся прорваться, – произнес князь и в тот же миг осознал пагубные последствия мятежа, вследствие которого он лишился единственного пути, связывающего экспедиционную армию с Адзути. Ему показалось, будто вражеские руки сходятся у него на горле.

– А Ранмару вернулся?

– Еще нет, мой господин.

Нобунага вновь погрузился в невеселые размышления. Клан Хатано, клан Бэссё и Араки Мурасигэ внезапно сбросили с себя маски и предстали союзниками враждебных сил – кланов Мори и Хонгандзи. Князь понял, что его окружают, потому что на востоке в последнее время сблизились кланы Ходзё и Такэда.

Ранмару мчался, нахлестывая коня, по всей Оцу и в конце концов настиг Хидэёси неподалеку от храма Мии, где тот остановился передохнуть и задержался, услышав весть о восстании, поднятом Араки Мурасигэ. Князь послал Хорио Москэ с небольшим эскортом удостовериться, насколько правдива эта новость, и выяснить все подробности.

– Князь Нобунага послал меня вдогонку за вами, – спешившись сказал Ранмару. – Он велит вам возвратиться в Адзути как можно скорее.

Оставив своих людей у храма Мии, Хидэёси в сопровождении одного лишь Ранмару поскакал в Адзути, размышляя о том, почему князь приказал ему ехать обратно. Скорее всего, Нобунага взбешен известием о мятеже Мурасигэ, который стал служить князю клана Ода с тех пор, как тот осадил дворец Нидзё и изгнал оттуда сёгуна. Нобунага всегда благосклонно относился к людям, сумевшим оказать ему хотя бы малейшую услугу, а заслуги Мурасигэ он ценил особенно высоко, да и вообще выделял военачальника. И надо же так случиться, что именно один из княжеских любимцев Мурасигэ предал своего господина!

Впрочем, Хидэёси корил самого себя ничуть не меньше, чем изменника Мурасигэ. Тот был вторым по должности в войске, которым командовал Хидэёси, и отношения между ними сложились достаточно близкие, но он даже не догадывался о том, что его ближайший соратник способен на предательство.

– Ранмару, ты уже слышал новости? – спросил Хидэёси княжеского оруженосца.

– Вы имеете в виду предательство князя Мурасигэ?

– Да, я говорю об этом. Что побудило его восстать против князя Нобунаги? Чего ему не хватало?

Путь им предстоял длинный, и, чтобы не загнать лошадей, Хидэёси перешел на рысь. Он обернулся к Ранмару, ехавшему в нескольких шагах позади него, и вопросительно посмотрел на юношу, ожидая ответа.

– Кое-какие слухи ходили и раньше, – сказал Ранмару. – Поговаривали, будто один из вассалов князя Мурасигэ продавал армейский рис монахам-воинам из Хонгандзи. В Осаке вечно не хватает риса. А теперь, когда дорога по суше во многих местах перекрыта, да и морские пути заблокированы нашим флотом, цена на рис резко подскочила, и продавец может в два счета разбогатеть. Так вот, недавно делишки вассала князя якобы выплыли наружу, и Мурасигэ, зная, что князь Нобунага с него сурово спросит, решил упредить удар и поднял знамя восстания.

– Сдается мне, – возмущенно воскликнул Хидэёси, – что все это наверняка ложь, злонамеренные измышления, нарочно распускаемые врагами!

– Мне тоже кажется, что это ложь. Насколько я могу судить, люди просто завидуют славе князя Мурасигэ. И я почти уверен: слух распущен нарочно, причем в интересах вполне определенной особы.

– И что же это за особа?

– Князь Мицухидэ. Как только пошли эти слухи, он ни единым добрым словечком не обмолвился о Мурасигэ, особенно в присутствии князя Нобунаги. Я ведь всегда нахожусь неподалеку от его светлости и прислушиваюсь ко всему, о чем толкуют. Смею вас уверить, вся эта история мне просто отвратительна. – Ранмару внезапно замолчал, сообразив, что и так уже сказал слишком много лишнего, и теперь сожалел об этом.

Но Хидэёси, казалось, вовсе и не прислушивается к его словам. Во всяком случае, внешне он оставался совершенно невозмутим.

– Я уже вижу Адзути. Давай-ка поторопимся! – воскликнул он, хлестнул коня и помчался вперед, больше не обращая внимания на своего спутника.

У главных ворот в крепость царило непривычное оживление. Княжеские вассалы, их оруженосцы, гонцы из окрестных мест и из соседних провинций – все, прослышав о восстании Мурасигэ, поспешили сюда. Хидэёси и Ранмару, с трудом миновав толпу, оказались во внутренней цитадели – и тут услышали о том, что проходит военный совет с участием Нобунаги. Ранмару проскользнул в зал совета, пошептался с князем и, возвратившись, доложил Хидэёси:

– Князь велит вам ждать его в Бамбуковом зале.

Молодой человек провел Хидэёси в трехэтажную башню, потому что Бамбуковый зал представлял собой часть жилых покоев самого Нобунаги. Хидэёси уселся у окна и стал глядеть на озеро. Вскоре появился Нобунага и без лишних церемоний сел рядом со своим вассалом, которому явно был рад. Хидэёси, вежливо поклонившись, не произнес ни слова. Некоторое время они сидели молча. Ни тому, ни другому не хотелось тратить слов попусту.

– Ну и что же ты, Хидэёси, обо всем этом думаешь? – наконец прервал молчание князь. Судя по его словам, множество противоречивых мнений, высказанных на совете, еще не сложились в окончательное решение.

– Араки Мурасигэ, по-моему, на редкость честный и преданный человек. Его, пожалуй, можно назвать простаком, правда, я с трудом представляю себе, что он мог оказаться настолько прост.

– Нет. – Нобунага резко покачал головой. – Мне кажется, дело тут не в его простоте. Он отъявленный негодяй. Ему показалось мало того, что он получал от меня, и он решил вступить в союз с Мори, надеясь получить от них больше. Это поступок ограниченного человека, заигравшегося в прятки с самим собой.

– Нет, мой господин, все-таки Мурасигэ простак. Он был вами так обласкан, что большего и желать невозможно.

– Человек, собирающийся поднять восстание, непременно восстанет, какими милостями его ни осыпь.

Нобунага сейчас не вполне владел своими чувствами. Впервые Хидэёси довелось услышать, как князь называет человека негодяем. Похоже, он не знал, как поступить. Впрочем, спроси у самого Хидэёси, что теперь делать, он тоже не дал бы ответа. Нанести немедленный удар по крепости Итами?.. Попробовать образумить Мурасигэ, чтобы он добровольно отказался от мыслей о восстании?.. Ни один ответ не казался заведомо предпочтительным. Одну-единственную крепость Итами взять, конечно, нетрудно. Но ведь вторжение в западные провинции уже началось. Стоит сейчас отвлечь армию на второстепенную военную операцию – и, по всей вероятности, им придется пересматривать все дальнейшие планы.

– Почему бы мне не поехать к Мурасигэ и не поговорить с ним? – неуверенно предложил Хидэёси.

– Выходит, ты считаешь, что нам пока лучше не прибегать к силе?

– Да, я думаю не следует делать этого без крайней необходимости.

– Мицухидэ и еще несколько членов совета тоже предлагают не прибегать к силе. Теперь вот и ты к ним присоединился. Однако мне кажется, послом к Мурасигэ лучше отправиться не тебе.

– Но почему, мой господин? В конце концов, я частично несу ответственность за происшедшее, ведь Мурасигэ был моим подчиненным, даже более того: заместителем. И если он совершил такую глупость, то кому же…

– Нет! – Нобунага решительно тряхнул головой. – Нельзя посылать к нему человека, с которым он состоит в приятельских отношениях. Я пошлю Мацуи, Мицухидэ и Мами, да и то всего лишь затем, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи.

– Что ж, это верно, – покорно согласился Хидэёси, однако он чувствовал необходимость перевести разговор в несколько иное русло, причем, как ему подумалось, в интересах и Нобунаги, и Мурасигэ, поэтому он добавил: – Пословица гласит, что ложь в устах буддийского монаха – мудрость, а восстание в самурайском клане – политика. Вам не следует ввязываться в боевые действия, потому что тем самым вы сыграете на руку клану Мори.

– Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?

– Мне хотелось бы дождаться здесь результатов миссии, но меня тревожит положение дел в Хариме. Поэтому я, с вашего разрешения, вскоре уеду.

– Вот как? – Нобунаге явно не хотелось расставаться с Хидэёси. – Но ты едва ли теперь сможешь проехать через Хёго.

– Не беспокойтесь, мой господин, я отправлюсь морем.

– Будь по-твоему. Чем бы дело ни кончилось, я немедленно дам тебе знать об этом. И ты постоянно сообщай мне обо всем, что у тебя происходит.

Хидэёси простился с князем. Несмотря на сильную усталость, он в тот же день выехал из Адзути, пересек озеро Бива, переночевал в храме Мии, а утром отправился в Киото. Послав вперед двух оруженосцев с наказом держать наготове корабль в Сакаи, сам он с несколькими вассалами поехал в храм Нандзэн. Хидэёси очень хотелось повидаться с Такэнакой Хамбэем, предававшимся в уединении размышлениям и медитации.

Монахи, разумеется, переполошились, завидев столь высокопоставленного гостя, но Хидэёси, отведя одного из них в сторонку, попросил на этот раз обойтись без подобающих его положению церемоний.

– У моих людей вдоволь съестных припасов, так что все, о чем мы вас попросим, это кипяток, чтобы заварить чай. И поскольку я заехал сюда лишь для того, чтобы навестить Такэнаку Хамбэя, то сразу к нему и отправлюсь. Но после беседы с ним я бы с удовольствием подкрепился.

Дата добавления: 2015-11-04