Http://ficbook. Net/readfic/606255

Wrapped In Your Arms

http://ficbook.net/readfic/606255

Автор: Kathrynka (http://ficbook.net/authors/Kathrynka)
Беты (редакторы): Kamila Stymest
Фэндом: One Direction
Персонажи: Гарри/Луи
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, AU
Предупреждения: OOC, Underage
Размер: Миди, 28 страниц
Кол-во частей: 8
Статус: закончен

Описание:
Луи Томлинсон просто обязан поступить в лондонскую Академию искусств. Но отсутствие рьяного желания заметно усложняет ситуацию. Тогда влиятельные родители уговаривают Гарри Стайлса, являющегося одним из лучших пианистов Великобритании, взять к себе на обучение единственного сына. И теперь судьба Луи полностью в руках Гарри, который и сам не ожидает, что вскоре прибегнет к не самым профессиональным методам обучения.

Посвящение:
Камила, все благодаря тебе

Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора

Примечания автора:
Фанфик написан вместе с замечательным автором Kamila Stymest, которая является еще и бетой. Все музыкальные термины и подборка музыки принадлежат Камиле.
Кстати, за название тоже большое спасибо Kamila Stymest

Приветствуется критика, а лучше конструктивная. На счет моего стиля, а точнее его отсутствия. Я и не говорю, что пишу хорошо, наоборот - я знаю, что пишу очень "не ахти". Так что и на это указывать не стоит.
Все остальное выслушаю с удовольствием и постараюсь по возможности исправиться:)

Глава 1

Луи Томлинсон учился в выпускном классе. После окончания школы он планировал поступать в лондонскую Академию искусств, а точнее, это давно уже спланировала его неугомонная мать, заставляющая сына заниматься не очень-то и любимым делом вместо того, чтобы дать волю его желаниям. Отбор в Академию с каждым новым годом становился все жестче, и Луи легко могли не пропустить - не помогли бы даже влиятельные связи семьи. Но эти самые связи помогли в другом: уговорить одного из лучших пианистов Великобритании взять к себе на обучение парня-выпускника. Мать безудержно гордилась, что теперь обучением ее сына займется сам Гарри Стайлс. Она и сама не раз была на его концертах, на которых просто таяла от проникновенной игры на фортепиано, восхищалась умениями молодого пианиста и не раз рассказывала сыну о том, кто такой этот молодой человек и чего он добился, несмотря на свою молодость. Естественно, она желала такого будущего и собственному сыну, даже несмотря на то, что сам Луи не видел себя пианистом в будущем.

Луи из разговоров матери понял, что этот Гарри очень скрытный, и практически никто не знает о нем элементарных фактов, включая возраст парня. Томлинсон был не рад такому учителю, так как тот, еще не встречаясь с Луи, уже ставил некоторые условия. Больше всего Луи не понравилось то, что ему надо было во всем потакать учителю. Мать давала всевозможные напутственные указания, говорила, чтобы он соглашался со всем, что ему прикажет делать известный пианист, и уж явно не смел перечить, что было так в духе Луи. Одним словом, от парня требовалось только послушание и ничего больше.

В огромный дом Стайлса охрана пропустила Луи сразу. Он прошел на второй этаж, откуда доносилась знакомая мелодия еще со времен музыкальной школы. Это был никто иной, как Шопен и его прекрасный «Mariage D’amour». Луи тихо зашел в комнату, где спиной к двери располагался парень с большой копной кудрей на голове. Он, закрыв глаза, непринужденно наигрывал вальс. Гарри даже не смотрел на свои руки, при игре, будто он чувствовал рояль, а его правая нога временами бесшумно опускалась на педаль. За этими грациозными действиями было действительно интересно наблюдать.

Луи тихо пробрался вглубь комнаты и продолжал завороженно всматриваться в красивый профиль парня. А когда Гарри закусил губу, отдаваясь любимому делу целиком и полностью, Луи и вовсе перестал дышать, глядя только на совершенные черты лица пианиста. Томлинсон не мог понять, почему такой красивый парень скрывает свою красоту от мира. Несомненно, его популярность только возросла бы, если люди узнали о таком совершенстве.

Музыка затихла, потому что Гарри, почувствовав присутствие постороннего человека, перестал играть. Он открыл глаза и недовольно произнес:

- Не подкрадывайся больше.

- Извини, - не своим голосом сказал Луи. Он смотрел парню в спину, когда тот отходил к широкому окну, открывающему обзор на задний двор.

- Ты опоздал, - продолжал Стайлс, - Это не пунктуально.

- Извини, - еще раз попросил прощения Луи, потакая пианисту, вспоминая наставления матери.

- Перестань извиняться, - Гарри взглянул в окно, всматриваясь во что-то за ним.

- Изв… - Луи машинально хотел еще раз извинится, но поймал на себе недовольный взгляд парня.

Стайлс вытащил сигарету из смятой пачки, лежащей на широком подоконнике, быстро подкурил ее и уже наслаждался приятным ощущением наполнения легких горьким сигаретным дымом. Пианист пристально рассматривал парня, до сих пор стоящего возле стены. Луи был во вкусе Гарри, даже больше - мальчик соответствовал всем параметрам его идеального парня. Все, как Стайлс и любил. Слегка накачанный, следящий за своей внешностью, прекрасные проникновенные глаза, да еще и любимого цвета – серо-голубого. Гарри даже нравился стиль одежды, которую выбрал Луи. Подогнутые снизу брючки в комплекте с подтяжками делали парня невероятно сексуальным. Вот такого кадра в его коллекции как раз не хватало, а может и не только в коллекции, но и в жизни в целом.

Луи не понимал, чем удостоился такого пожирающего взгляда со стороны пианиста, но тот не прекращал бесстыдно осматривать Томлинсона с ног до головы.

- Что? – не выдержал Луи.

- Ничего, - Гарри затянулся последний раз и затушил сигарету в пепельнице. Он помахал рукой, разгоняя тучи дыма вокруг себя, затем еще раз взглянул в окно и недовольно произнес:
- Эти рабочие ничего не смыслят. Я же просил их не сажать Аквилегию возле фонтана.

Луи хотел, было, засмеяться, но понял, что это будет бестактно по отношению к хозяину дома. Томлинсон только улыбнулся, поражаясь, насколько Гарри был человеком искусства и даже в посадке клумбы доводил все до совершенства. По мнению Стайлса, все в мире должно было иметь эстетическую красоту, чтобы и душа, и глаза радовались.

- Давай начнем с Яна Тьерсена, - предложил Гарри, все еще недовольно выглядывая в окно, - сыграй «Mother’s Journey».

Луи прошел к черному отполированному роялю, за которым несколько минут назад сидел и сам Гарри. Томлинсон мгновенно вспомнил про свою маму, которая расцеловала бы этот рояль, узнав, кто за ним сидел. Парень удобно устроился на мягкой кушетке, взмахнул руками над клавишами и настроился на игру, восстанавливая в памяти нотную запись данной композиции известного французского композитора.

Луи дотронулся до первых клавиш и начал свою игру, входя в кураж с каждой новой секундой, с каждым касанием своих длинных пальцев белых и черных клавиш. Парень просто потерял голову, наслаждаясь мягкой мелодией, исходящей от рояля. Он было совершенным ровно так же, как и его хозяин, который продолжал смотреть в окно, но теперь думая не о рабочих, не правильно высаживающих клумбу, а слушая весьма достойную игру новоиспеченного ученика. Гарри вслушивался в мелодию, ища ошибки, которые допускал Луи. И его совершенный слух их действительно находил. Их было немного, но в Академии обязательно обратят на них внимание, а это уменьшит шансы поступить туда на учебу.
Когда Луи закончил, Стайлс обернулся к нему лицом и осмотрел его напряженный профиль. Томлинсон ждал, что такой маститый пианист должен высказать все свои претензии к несовершенной игре ученика, но Гарри решил, что лучше для начала похвалить Луи:

- Знаешь, ты молодец. Чистота игры украшений дорогого стоит. Ритм держишь, не сбиваешься - тоже плюс. Но я заметил, что иногда забываешь брать "дыхание". Почему? У тебя пальцы же не приклеены к клавишам, так что нужно пристальнее следить за их работой.

Гарри обошел Луи и нагнулся над ним, прижимаясь к напряженной спине парня своим торсом. Томлинсон вздрогнул от накатившего жара. Гарри был таким теплым и приятным, что способность дышать вмиг оказалась неосуществимой. Луи замер, ожидая дальнейших действий парня. Длинные изящные пальцы пианиста окутали руки Томлинсона, вызывая массу неповторимых эмоций. Даже когда Луи целовался с парнями, он не чувствовал столько тепла от партнера. А здесь простые прикосновения рук и ничего больше, а уже столько неповторимых эмоций.

- Твоя еще одна проблема, - почти что шепотом произнес Гарри над самым ухом Луи так, что Томлинсон вмиг покрылся мурашками, - ты не можешь расслабиться.

Гарри потерся о спину парня и улыбнулся, заметив, как у Луи на щечках показался едва заметный румянец. Пианист приблизил руки ученика к клавишам и прошептал ему на ухо, вызывая еще одну армию мурашек по всему телу:
- Давай попробуем вместе расслабиться, - предложил Гарри, убирая из рук ученика свои пальцы. Он переместил их к плечам Луи, а сам выпрямился, - попробуй Yiruma, раз уж у нас сегодня день композиторов-современников.

- Что именно? – спросил Луи, чувствуя, как пальцы пианиста поглаживают его плечи.

- «River Flows In You», - Гарри надавил фалангами изящных пальцев на плечи, расслабляя напряженное тело Луи. Томлинсон тяжело выдохнул и расслабился, чувствуя только немыслимое наслаждение от простых прикосновений к своим плечам. Стайлс очень умело делал легкий расслабляющий массаж, - ты играть будешь? – с усмешкой поинтересовался пианист, отпуская плечи парня из своих рук.

Луи пришел в себя после недолгих ласк и настроился на игру. В этот раз он действительно расслабился и отключил все лишние мысли, просто отдаваясь музыке, чувствуя ее прелесть, ощущая каждую ноту. Гарри наблюдал за пальцами парня, ловко передвигающимися с одной клавиши на другую, вслушивался в особенности игры выпускника, будто ощущая ее чем-то внутри собственного тела. И, когда парень закончил играть, пианист улыбнулся и отошел от него на достаточное расстояние. Луи вызвал слишком много непонятных чувств в нем, и это всего за одну первую встречу! Это надо было прекращать, поэтому Гарри досрочно закончил урок, сообщив своему ученику, что ждет его в среду.

Если честно, то Луи остался бы еще и даже позанимался сверхурочно, потому что если с начала знакомства его мнение о пианисте было уж очень плохим, то к концу первого занятия Томлинсон понял, что лучше учителя и быть не может.

- Потренируйся на этюдах Черни, - кинул Гарри напоследок, когда Луи почти вышел из комнаты.

- Хорошо, - мягким голосом согласился Луи, бесшумно спускаясь со второго этажа.

Парень вышел во внутренний двор большого особняка. Он знал, что Гарри смотрит на него из окна. Не на клумбу, которую рабочие «мучали» который час, а именно на него. Луи так хотел обернуться и столкнуться с взглядом кудрявого пианиста, но он так этого и не сделал, оставив все на будущее.

Глава 2

Мама Луи все время ерзала на сиденье и задевала локтем спокойно сидящего сына, отчего тот недовольно сводил брови. Она всегда волновалась, когда дело касалось таких серьезных мероприятий, и обычно посещала их одна или с мужем, а в этот раз Луи выпросил-таки разрешение составить компанию своей маме во время концерта. Но дело было даже не в родительнице и ее предпочтениях, а конкретно в том, кто именно давал концерт. Томлинсон приложил немало усилий, чтобы уговорить маму взять именно его, а не отца, который, к слову, и не горел желанием.

Зал медленно наполнялся людьми, которые все, как один, были одеты в черные деловые костюмы с поставленными прическами. Женщины предпочитали платья разнообразных цветов и композиций, но все были прилично и стильно одеты, как и сам Луи, который в этот раз уделил своему образу чуть больше внимания, чем обычно. Он возился над подбором костюма целый вечер, столько же времени уделил прическе и теперь выглядел совершенно. Мама, казалось, сама удивлялась, что у нее настолько красивый сын, и по-настоящему радовалась, когда представляла его своим знакомым.

На сцене пока никого не было. Только рояль и еще пара инструментов. Луи ждал появления главной звезды вечера, ради которой он вообще пришел сюда. Наконец, свет стал тускнеть, и зал затих в ожидании выхода знаменитого британского пианиста. Гарри медленно вышел из-за кулис под бурные аплодисменты. Луи и сам аплодировал, не отрывая взгляда от костюма, подчеркивающего все достоинства парня: широкие плечи Гарри, его худые ноги, обтянутые брюками, выгодно подчеркивающими задницу. Ему действительно шел черный цвет и даже бабочка, которые не очень любил Луи. Несомненно, кудри укладывались профессиональным стилистом, потому что они очень правильно расположились на голове и только добавляли красоты и шарма пианисту.

Луи выпрямился, наверняка мешая сзади сидящим людям наблюдать за сценой, но по-другому он сам не увидел бы ничего. Мама взяла билет на последние ряды, хотя сам Луи предпочел бы сидеть возле сцены, чтобы лучше рассмотреть талантливого пианиста, увидеть каждую его морщинку, когда он будет наигрывать прекрасные произведения, но мама предпочитала наслаждаться оркестровой музыкой с уровня балконов. Томлинсон не отрывал взгляда от Гарри, усаживающегося за рояль, и это слегка удивляло рядом сидящую мать. Она поражалась эмоциям на лице сына: рот приоткрыт, глаза блестят. Оставалось надеяться, что на Луи так действовала именно музыка, а не молодой пианист.

Занятия длились всего две недели, а Луи кардинально менялся. Мама не могла нарадоваться тому, что ее сын, до этого вечно проводивший свободное время на футбольном поле, вдруг принялся наигрывать этюды. А после занятий парень всегда приходил буквально окрыленный, счастливый. Конечно же, женщина отдавала дань исключительно прекрасной музыке и даже думать не могла, что Луи позволил себе влюбиться в молодого пианиста.

Гарри занес свои изящные руки над роялем и, выдержав паузу, заиграл знакомую для Луи мелодию. Только недавно парень ходил на «Анну Каренину», а теперь слушает главный саундтрек в исполнении признанного мастера современности. Луи замер, слушая великолепную игру Гарри - сам он так играть не умел и вряд ли когда-нибудь сможет играть так, чтобы все посторонние мысли покидали голову, чтобы нечем было дышать, чтобы мир вокруг становился неважным.

Луи потерял счет времени, наслаждаясь игрой пианиста. Он попал в какую-то временную пропасть, где минуты становились секундами, а великолепное исполнение знаменитых композиций поглощало слушателей с головой.

В себя Томлинсон пришел, когда очередная мелодия стала затихать, и на сцену вышли другие музыканты, занявшие свои места за инструментами, стоявшими невдалеке от рояля. Несколько секунд тишины, иногда сопровождавшейся шорохом в зале, и вот заиграла всем знакомая мелодия из фильма Даррена Аронофски «Реквием по мечте». Луи и сам слушал иногда эту композицию только в исполнении Клинта Манселла. Теперь же он завороженно наблюдал за Гарри, который пальцами творил по-настоящему невероятные вещи. Он профессионально орудовал ими по клавишам, заставляя начинающих пианистов, находившихся в зале, с завистью наблюдать за его грациозными действиями. Томлинсон, приоткрыв рот, смотрел за тем, как Гарри склоняет голову назад, когда отдается музыке полностью и уходит в нирвану от удовольствия, как отросшие кудряшки пианиста откидываются назад, а глаза закрываются от невероятного наслаждения своей работой.

Прозвучало еще несколько финальных аккордов, когда музыка окончательно затихла, и Луи постигло чувство неудовлетворенности. Он хотел еще слушать и слушать. Он хотел бы, но, увы, концерт закончен и с этим уже ничего не поделать. Томлинсон отогнал ненужные мысли подальше от себя и заметил, что зал уже вовсю стоя аплодировал музыкантам, принявшим участие в прекрасном выступлении. Луи же хлопал исключительно Гарри, который быстро поклонился залу и так же быстро покинул сцену, скрываясь от яркого света софитов за кулисами.

Парень приходил в себя после невероятного концерта на протяжении трех дней, вплоть до занятия с Гарри. Даже по ночам, когда все примерные дети должны видеть сны, Томлинсон думал о своем наставнике, и ни о чем больше. О его легких прикосновениях к своей коже, таких незаметных и едва ощутимых, но так много значащих. Стайлс часто расслаблял своего ученика массажами, гладил по спине, слегка трепал по волосам, приносил как можно больше удовольствия от урока. Более того, Луи зачастую специально говорил, что у него сводит шейные позвонки, только бы ощутить эти невероятные прикосновения к себе вновь.

Луи устроился на мягкой кушетке в доме Гарри и уже как полчаса наигрывал один из вальсов Шопена, доводя свою игру до совершенства. Стайлс, облокотившись о крышку рояля, бесстыдно наблюдал за напряженным лицом мальчика. Луи напряженно сводил брови, отчего на лбу появлялись морщинки, стараясь не допускать ни единой ошибки. И это казалось старшему пианисту очень забавным и милым. Гарри даже улыбался время от времени, приподнимая уголки губ и показывая ямочки.

- Держи осанку, - мягко указал на недочеты Гарри, все еще наблюдая за парнем.

Луи мгновенно выпрямил спину, не прекращая играть. Он уже слегка устал и хотел хоть чуточку отдохнуть, тем более его смущение не давало играть нормально. То, с каким взглядом за ним следил Гарри, Томлинсона невероятно смущало.

- Я больше не могу, - недовольно произнес Луи, опуская руки, - я устал.

Гарри улыбнулся, отошел от рояля и, как уже вошло в привычку, устроился позади парня, массируя его широкие плечи своими нежными руками.

- Почему ты всегда такой напряженный? – поинтересовался Стайлс, большим пальцем надавливая чуть сильнее. Луи отклонил голову и практически простонал, вызвав на своем лице уже не легкий румянец от своей реакции на простой расслабляющий массаж. Гарри только улыбнулся и продолжил свое занятие.

Мягкая рука пианиста скользнула по шее парня, а сам он наклонился и легонько коснулся манящих губ Луи. Он подумал, что именно сейчас время наконец-то показать свои чувства и, возможно, указать на будущие намерения. Признаться, Гарри думал, что в силу своей юности парень его просто-напросто оттолкнет, но уж точно никак не ожидал, что Луи возьмет инициативу в свои руки и сам притянет пианиста к себе за голову и втянет в более серьезный поцелуй. Стайлс так же не ожидал и от самого себя, что будет стонать от одного только поцелуя, но сегодня у него, по-видимому, вечер открытий. Он проник языком глубже в рот, очерчивая им все открывающееся пространство. Еще несколько раз столкнулся с язычком мальчика и отпустил его шею, отстраняясь от него.

Гарри, как и обычно, просто отошел к окну и все последующее время урока провел именно там, не удосуживаясь даже посмотреть на Луи. Только давал указания, что играть и как это делать правильно, а под конец занятия дал распоряжения насчет домашнего задания и вообще ушел из комнаты, не дождавшись, когда Луи скажет ему «пока».

Глава 3

Гарри наблюдал за Луи все последующие занятия со стороны, не решаясь подойти к парню ближе, чем позволял учебный процесс. Даже когда тот просил учителя в качестве примера наиграть нужный момент в мелодии, Стайлс отмалчивался и говорил ученику самому справляться с заданием, не прибегая к посторонним подсказкам, делая акцент на том, что при сдаче экзаменов ему никто помогать не будет. Не то чтобы Томлинсона задевало такое поведение старшего парня, просто он бы хотел добавить в сложившуюся ситуацию хоть немного ясности. То, что их отношения уже давно перешли черту, оба парня четко осознавали. О том, что Луи был не против такого исхода, тоже оба были осведомлены. Но почему тогда Гарри ведет себя словно недотрога: воротит нос и даже не смотрит на Луи, хотя наверняка прекрасно помнит о том, что первым полез целоваться?!

Гарри и сам не знал, что с ним происходит. Он впервые в жизни испугался своих чувств. Испугался того, что может сделать больно юному мальчику, как и всем предыдущим своим парням, коих было очень много. Испугался того, что снова просто поиграется им и бросит, как ненужную игрушку. Гарри за каких-то две недели стал чувствовать ответственность за парня, и теперь в его планах определенно не было желания причинить ему боль, от которой неокрепшее сердечко могло легко потерять контроль, а потом и вовсе разбиться.

Луи нехотя перебирал пальцами клавиши, наигрывая «Лунную Сонату» Бетховена. Казалось, Гарри вообще не обращает на него внимание, потому что даже сам Томлинсон уже замечал свои промахи, но продолжал играть, надеясь вывести из себя Стайлса своей похабной игрой. Он ждал хотя бы одного замечания от пианиста в свой адрес, но тот упорно молчал, словно ученик был для него пустым местом. Луи не выдержал и громко ударил по клавишам, вызвав их нестройный и негармоничный звук, больно проехавшийся по ушам. Гарри обернулся и беспристрастно смотрел на ученика, опустившего голову и перебиравшего пальцы, сгорбив спину. Нижняя губа выпячена наружу, всем своим видом показывая, что ее хозяин обижен.

- Ты мне так рояль расстроишь, – невозмутимо произнес пианист, закидывая растрёпанные кудри наверх рукой.

- Извини, - пробубнил Луи, отворачивая голову куда-то в сторону.

- Сыграй-ка мне Шопена, - Гарри вытащил последнюю сигарету из пачки, - все, что захочешь.

Томлинсон за несколько занятий успел понять, что польский композитор был любимым для Гарри. Он часто слышал, как Стайлс наигрывает или напевает именно его произведения. Луи решил, что лучшим, что он мог выбрать для привлечения к себе внимания пианиста, была «Nocturne №20».

Томлинсон занес руки над клавишами и начал играть одно из самых прекрасных произведений, которое звучало в фильме «Пианист». Гарри вздрогнул, когда услышал именно эту мелодию - для него она была больше, чем любимой. Исполнение Луи оставляло желать лучшего, но даже в этом случае Стайлс прикрыл глаза, держа в руках тлеющую сигарету, и наслаждался красотой и неповторимостью великолепного ноктюрна до тех пор, пока музыка не затихла, а сигарета не стала жечь пальцы.

- Ну, как? – прервал Луи размышления пианиста, устремившего свой взор в голубое небо за стеклом.

- Неплохо, - тихо произнес Гарри с характерной хрипотцой в голосе, - но ты можешь лучше.

Гарри кинул окурок на подоконник и в момент преодолел расстояние от окна до рояля, где сидел парень. Он забыл, что запретил себе касаться его и, вообще, даже приближаться к Луи, но, видимо, соблюдать свои запреты теперь Гарри был не намерен. Он присел на корточки рядом с учеником и наиграл короткий отрывок из 17 сонаты Баха. Луи завороженно смотрел за красивыми пальцами пианиста, быстро перебирающими клавишами. Ничего более чарующего он еще в своей жизни никогда не видел. Томлинсон хотел прикоснуться к этим божественным конечностям, провести по ним собственной рукой и легонько прикоснуться губами.

Заигравшись, Гарри склонился через колени Луи, буквально ложась торсом на парня. Томлинсон прикрыл глаза и закусил губу, чтобы не вызвать никому не нужный стон. Он уже и не обращал внимания на то, что наигрывал Гарри - лишь пытался не реагировать слишком бурно, когда пианист встал с корточек и присел рядом с учеником на кушетку, задницей двигая его к краю. Гарри продолжал виртуозно орудовать на клавишах. Луи затаил дыхание, наблюдая за сосредоточенным лицом пианиста.

- Озвучь мне Венгерский танец Брамса, - Гарри и не собирался вставать, он еще сильнее придвинулся к Луи. Не то чтобы Томлинсону это не нравилось, напротив, он с ума сходил от одного только касания их тел, но так он совершенно не мог сосредоточиться на музыке.

Луи вытянул руки и принялся наигрывать мелодию, указанную Гарри, но все его мысли были устремлены к ноге Стайлса, которая то и дело задевала его бедро, не давая спокойно и размеренно соображать. Куда уж там следить за правильной игрой.

- Неплохо, но ты должен убрать лишние мысли из головы, - Луи только и думал о невозможности убрать эти самые мысли, когда рядом сидит наставник и так незаметно заводит его любым прикосновением и движением, - Лу, просто расслабься…

Дальше Томлинсон не слушал того, что говорил Гарри, ведь Стайлс его только что назвал не Луи, а именно Лу, так нежно и так необычно. Это же так много значило для парня, и больше вроде ничего не надо, только «Лу».

- Ну, что, давай, попробуй, - сказал Гарри, и Луи, даже не понял, что от него вообще хотят. Стайлс обернулся и уставился на растерянного мальчишку со стеклянными глазами.

Что было дальше - никто и не помнит, как ровно и то, кто же первым взял в руки инициативу, когда Гарри уже хозяйничал во рту Томлинсона своим языком, нежно поглаживая кончиком нёбо. Мягкие руки пианиста скользнули под футболку Луи, приподнимая ее. Стайлс провел пальчиками по спине, оглаживая слегка выступающие позвонки. Тело Луи вмиг покрылось мурашками, и он прижался к Гарри сильнее, чувствуя жар, исходящий от теплого и такого приятного пианиста.

Гарри отстранился от ученика лишь на мгновение, сажая его к себе на колени. Он всматривался в серо-голубые манящие глаза парня, когда тот заерзал на нем и вызвал непередаваемые ощущения в области паха. Стайлс прикрыл глаза и опустил голову к Луи на грудь, тяжело выдыхая. Томлинсон запустил пальцы в кудри и оттянул голову пианиста назад, впиваясь в его губки нежным поцелуем. Он поерзал еще немного на коленях у старшего парня и вызвал тяжелый вздох Гарри, сменяемый укусом нижней губы Луи.

Руки пианиста блуждали по спине, задрав футболку, спускались к бедрам и оглаживали их, а потом, наконец, добрались до цели. Гарри сжал ягодицы парня обеими руками, вызывая стон уже у мальчика. Луи выдохнул на уровне приоткрытого рта пианиста и схватил его за плечи, когда Стайлс позволил себе, одной рукой все еще держа парня за ягодицу, другой огладить пах и вызвать судорожный стон, вырывающийся из вздымающейся груди. Длинные пальцы пианиста скользнули по ширинке, опустив язычок молнии вниз. Луи снова застонал, когда рука Гарри прошлась по выступающему бугорку в районе паха. Парень заерзал на пианисте и приподнялся, стягивая с себя поднадоевшие брюки, которые еще и жутко сдавливали налившийся член.

Гарри с ухмылкой наблюдал за тем, как парень неуклюже снимает с себя штаны. Он отчаянно пытался вытащить ногу из узкой штанины, что чуть не свалился на пол, но ему все же удалось закончить свое дело без травм. Луи вернулся к наставнику, заняв прежнее положение, устроившись у пианиста на коленях. Он поерзал задницей, дразня Гарри, усаживаясь удобнее. Стайлс притянул за голову мальчика к себе, медленно и томно его целуя, нежно оттягивая нижнюю губу парня зубами. Рука кудрявого скользнула под резинку трусов, и Луи прервал поцелуй, склоняя голову к плечу пианиста, при этом тяжело дыша. Парень дернул бедрами сильнее, когда почувствовал, что мягкая и нежная рука Гарри обхватила его член кольцом пальцев. Стайлс чувствовал тяжелое дыхание парня у себя на плече и сам сходил с ума от накатывающего возбуждения, когда Луи инстинктивно двигал бедрами и задевал вставший член Гарри своей упругой задницей. Если бы было можно, то пианист сию же минуту насадил бы на себя молодое и горячее тело парня.

- Тебе хорошо? – спросил Гарри, оглаживая головку члена большим пальцем.

Луи сглотнул и закивал, когда очередной стон непроизвольно вырвался наружу. Он обнял пианиста обеими руками вокруг шеи, получая немыслимое удовольствие от простого движения изящной руки музыканта по своему возбужденному до предела органу. Еще несколько таких движений - и Томлинсон с каким-то рыком вцепился зубами в серую футболку на Гарри, кончая тому в руку.

- А ты? – недоуменно спросил Луи, приходя в себя от оргазма. Он все еще чувствовал проступающую эрекцию пианиста сквозь домашние штаны.

- Ох… - тяжело выдохнул Гарри, прикрывая глаза, когда Томлинсон снова на нем заерзал, - не делай так. А я... Я потом…

- Может, я помогу? - предложил Томлинсон, вставая с колен парня.

- Все хорошо, правда, - Гарри встал, чувствуя, как ему мешают злополучные на тот момент боксеры. - Давай так: ты потренируешься на сонатах Дебюсси, а я пока отлучусь.

Луи кивнул, соглашаясь с пианистом, и принялся исполнять его указания, наигрывая для разминки Шуберта, а затем переходя к произведениям Дебюсси. Парень был польщен таким внезапным вниманием со стороны Гарри. Он ожидал всего, но явно не таких, далеко не профессиональных методов проведения урока от самого Гарри Стайлса, что еще пятнадцать минут назад выглядел неприступной скалой, все волны о которую безуспешно рассыпаются с диким шумом, образуя вокруг себя лишь огромное количество пены.

Глава 4

- Лу? – Гарри, облокотившись о стену, наблюдал за своим учеником со стороны. Ему казалось, что нет никого красивее этого парня. По крайней мере в такие моменты точно.

С виду он был больше похож на ребенка, о чем свидетельствовали часто сменяемые футболки со смешными картинками и всегда подвернутые снизу брюки. Иногда Луи приходил на занятия, добавив к образу подтяжки, и тогда Гарри только и делал, что улыбался, глядя на это чудо. В последнее время он вообще стал радоваться жизни больше обычного, а причиной столь резких перемен был именно его ученик, не оставивший и следа от вечно угрюмого настроения пианиста.

Иногда Гарри во время занятий позволял себе немного больше и целовал своего ученика, когда тот наигрывал на рояле мелодии известных произведений бессмертной классики. Это не всегда помогало игре Луи, а точнее, это только мешало, но зато он просто таял в теплых объятиях старшего парня. Плюс ко всему, Томлинсон уже знал, что любое его движение, любая морщинка на лице заставляют Гарри улыбаться, глядя на него.

- Да? – отозвался Луи, перебирая пальцами клавиши и пытаясь поймать нужный ритм в незамысловатой прелюдии изученного вдоль и поперек Шопена.

Гарри Стайлс был загадочным человеком, и все его небольшое окружение это знало. Возможно, все творческие люди являются именно такими. Никогда не знаешь, что у них на уме и чего от них можно вообще ожидать. Вот и Стайлс точно так же мог в любой момент подлететь к Луи и начать наигрывать какую-то мелодию, пришедшую ему на ум, мог ни с того ни с сего обнимать и целовать ученика, мог закончить занятие в любой момент, если считал это нужным. Луи уже привык к такому непонятному поведению, поэтому, когда пианист предложил ему остаться у него на ночь, Томлинсон даже не подал удивленного вида и продолжал наигрывать трехголосную сонату Баха, работа над которой требовала тяжелых трудов.

Гарри отошел от стены, незаметно приближаясь к Луи со спины, который даже не заметил пианиста. И только тогда, когда мягкие подушечки пальцев Стайлса коснулись шеи парня, он вздрогнул и отвел руки от рояля.

- Так что? Останешься у меня на ночь? – повторно спросил Гарри, ожидая только положительного ответа.

- Мама не разрешит, - не подумав, ответил Луи.

Пианист обвил шею парня руками, обнимая его и попутно наваливаясь на него всем телом. Гарри приблизился ближе, рассматривая точеные черты лица ученика в профиль, и коснулся губами за ушком Луи, облизывая мочку.

- Я поговорю с твоей мамой, - жарко дыша в ухо и вызывая у парня мурашки, произнес Гарри. Он обвил руками торс ученика, оглаживая напряженные мышцы живота. Стайлс снова провел язычком за ушком парня и услышал тяжелое срывающееся дыхание из приоткрытых уст Луи.

- Она не отпустит, - пробормотал Луи, когда пианист перебрался губами к шее, нежно касаясь ее.

- Отпустит, - заверил Гарри своего упорного ученика, когда тот, поддавшись чувствам, отклонил голову назад, упираясь затылком в плечо пианиста, - ты, определенно, нуждаешься в дополнительных занятиях.

Луи в ответ что-то невнятно пробормотал, прикрыв глаза и наслаждаясь прикосновениями горячих губ парня к своей шее. Он практически задыхался от каждых таких ласк, забывался, находясь в близости с Гарри. Томлинсона все так же не интересовала музыка, но он не мог устоять, когда Стайлс что-нибудь для него наигрывал. Тогда сердце замирало, чтобы не нарушать частым стучанием прекрасную игру пианиста.

Гарри обошел Луи и присел возле него на кушетку, которая позволяла обоим худеньким парням уместиться на ней. Пианист взглянул в серо-голубые глаза парня и в который раз за день позволил улыбке появиться на своем лице.

- Определенно. Нужно больше заниматься, - теперь улыбнулся и Луи, глядя в добрые, искрящиеся непонятно из-за чего зеленые глаза пианиста.

Стайлс уже давно не чувствовал себя настолько счастливым рядом с кем-то. Он просто утопал в неповторимых эмоциях, которые ему дарил Луи. Он терял голову от каждого прикосновения к парню, от его улыбки, при появлении которой возле глаз появлялись заметные морщинки, а глаза так мило сужались. Томлинсон не дождался от Гарри решительных действий, как и всегда, и сам потянулся к нему за поцелуем, но Стайлс отстранился и вмиг оказался возле своего любимого окна. Обижаться на такие непонятные выходки Гарри Луи перестал уже давно, после чего просто решил не реагировать на это, понимая, что пианист - неординарная личность, объяснения поступкам которого порой найти крайне сложно, а иногда и вовсе невозможно.

Луи сделал недовольное лицо, наблюдая за Гарри, когда тот в очередной раз полез в помятую пачку за сигаретой, но не нашел ее там. Он откинул ее, как мусор, в сторону, вовсе не довольствуясь отсутствием сигарет. Достал из левого кармана телефон и набрал номер матери Томлинсона, который остался у него еще с тех времен, когда женщина буквально умоляла пианиста взяться за своего любимого сыночка. Теперь же ситуация кардинально поменялась, и Стайлс сам никому и ни за что не отдал бы парня. Гарри с напряженным лицом ожидал смены гудков на женский голос и, когда дождался, слегка улыбнулся Луи, все это время ловя его заинтересованные взгляды на себе.

- Миссис Томлинсон, здравствуйте, - Луи в момент подбежал к Гарри, пытаясь вырвать у него из рук телефон, но все было бесполезно. Пианист был старше и сильнее, поэтому он просто властно прижал к себе Томлинсона свободно рукой и продолжал разговаривать с его мамой по телефону, - нет, с Луи все нормально. Просто уже стемнело, - Гарри стал сводить разговор в нужное русло, - может, Луи останется у меня? Мы бы с ним позанимались сверхурочно.

Томлинсон молча слушал разговор своей мамы с Гарри, уткнувшись носом в грудь парня. Он был уверен, что его мама никогда не разрешит своему единственному горячо любимому сыну переночевать у малознакомого человека. Его маму порой не мог убедить даже ее собственный муж.

- Миссис Томлинсон, не переживайте. Я верну Луи в целости и сохранности, - вымолвил Гарри и чмокнул Луи в макушку, - Хорошо. Я прослежу, чтобы Луи лег спать не позже одиннадцати, - Томлинсон вмиг покраснел, понимая, что сейчас Гарри сделает вывод, что он какой-нибудь маменькин сынок, что в реальности, собственно, именно так и есть, - и не буду его кормить шоколадом и конфетами, - Стайлс улыбался во все тридцать два зуба, представляя, как будет нарушать запрет заботливой мамочки и кормить ее взрослое дитя шоколадом.

Наконец Гарри закончил разговаривать по телефону и обнял Луи еще сильнее, все это время и так прижимая к себе двумя руками. Он вдохнул приятный запах волос парня и легонько коснулся губами его лба, вызывая на лице парня едва заметную улыбку.

- Она разрешила? – тихо спросил Луи.

- Да, разрешила, но только при одном условии, - с ухмылкой произнес Стайлс, - сказала, чтобы я глаз с тебя не сводил.

Луи покрылся едва заметным румянцем, услышав слова Стайлса о матери. Она действительно отличалась излишним контролем и опекой над сыном, так как вечно занятый отец был достаточно снисходительным, и миссис Томлинсон, видимо, решила вести шефство над сыном сразу за двоих. Мама Луи еле пережила, когда классный руководитель сына пожаловалась на единственный прогул парня, и посадила его под домашний арест на месяц, запрещая не только видеться с друзьями, которые, по ее мнению, и портили Луи, но и запретила пользоваться ноутбуком и телефоном. Честно говоря, Томлинсон не совсем понимал, как его чересчур заботливая мама вообще позволила переночевать ему у Гарри, но, тем не менее, сейчас он был ей благодарен, как никогда. Ведь быть рядом с Гарри - значит находиться в самом настоящем Раю.

Глава 5

Выйдя из душа, Луи услышал прекрасную мелодию, которую не раз слышал в исполнении Гарри. Это был «Весенний Вальс» Шопена, наигрываемый Стайлсом очень часто. В его фортепианном исполнении глубина и искренность чувств сочетались с изяществом и техническим совершенством. Пианист мог закончить наигрывать вальс и начать заново с любого момента. Он играл его с закрытыми глазами, иногда отклоняя голову назад, глубоко дышал, будто «вдыхая аромат» прекрасной мелодии. Луи же, глядя на все это, понимал, что он так чувствовать музыку пока еще не умеет, он просто исполняет произведения, заданные ему наставником, зачастую как-то даже бездумно перебирает клавиши пальцами, даже не ощущая инструмента под ними.

Луи прошел в комнату, где они с Гарри обычно занимались, и замер, глядя на совершенную осанку парня, на кудряшки, которые в аккомпанементе с детским, но серьезным лицом пианиста смотрелись более чем завораживающее. Томлинсон поправил полотенце, обернутое вокруг бедер, и прошел по комнате, не сводя глаз с прекрасного пианиста. Вероятнее всего, Гарри его даже не заметил, продолжая по второму кругу наигрывать мелодию вальса. Луи облокотился о крышку рояля и уставился на прикрытые глаза парня. Создавалось впечатление, что Стайлс при игре на рояле сливается с ним воедино и не теряет контакта ни на секунду. Но вдруг длинные изящные пальцы, до этого перебирающие клавиши, остановились, и музыка резко затихла.

- Долго ты еще будешь подкрадываться? – открывая глаза, спросил Гарри. Он сразу же устремил свой взгляд на открытое тело ученика и на еле скрепленное полотенце на бедрах.

- Извини, - всматриваясь в зеленые глаза старшего парня, произнес Луи, - я не хотел тебя прерывать. Сыграй мне еще что-нибудь, - попросил Томлинсон и подпер подбородок рукой, все так же не отрывая взгляда от прекраснейших и неповторимых "изумрудов" Гарри.

Гарри легонько коснулся клавиш, завороженно наблюдая за появляющейся улыбкой на лице Луи. Пианист и сам улыбнулся, когда нажал на одну клавишу, затем на другую, начиная входить в ритм той мелодии, которую ему подсказывало сыграть сердце, глядя в очаровательные глаза Томлинсона и практически утопая в них. Постепенно Луи понял, что именно наигрывает пианист, до сих пор не отрываясь от его глаз. Фортепианную версию мелодии из фильма «Хатико» Томлинсон узнал бы среди тысячи, ведь он и словами не сможет передать, как плакал при просмотре этого фильма. Только вот Гарри вкладывал в исполнение мелодии Яна Тьерсена совершенно иной смысл, нежели предполагался фильмом, в конце игры одними губами прошептав «I love you».

Казалось бы, всего три простых слова, но они перевернули мир Луи мгновенно, заставив, не задумываясь, произнести в ответ те же самые три слова, добавив лишь одно маленькое словечко, указывающее на их взаимные чувства: «I love you too». В тот же момент музыка прекратила доноситься из-под черной отполированной крышки рояля. Луи замер, ожидая чего угодно от непредсказуемого пианиста, и был приятно удивлен, когда Стайлс за считанные секунды оказался рядом с ним и, двумя пальцами приподняв подбородок Луи вверх, тем самым притянув лицо парня ближе к себе, нежно коснулся его губ, в следующее мгновение медленно разводя их языком в стороны и проникая в рот Луи. Томлинсон только и надеялся, что не спугнет пианиста, и тот не убежит в любой момент из комнаты, надеялся, что получится довести обычный поцелуй до уже давно назревающей близости.

Надежды парня оправдались, когда Гарри разорвал их поцелуй и, посмотрев в лицо Луи, произнес:
- Не против продолжить в спальне?

Томлинсон, соглашаясь, закивал головой и, схватившись за руку Гарри, переплетая красивые пальцы пианиста своими, пошел за ним по направлению к огромной спальне, располагавшейся недалеко от комнаты. И он был совершенно не против, ведь уже несколько недель, на протяжении которых длились занятия, Луи только и мечтал, что их мимолетные прикосновения друг к другу перейдут на новый уровень. Самым большим достижением так и оставался тот случай, когда Томлинсон получил разрядку, сидя на коленях пианиста. Складывалось такое ощущение, что Гарри чего-то боится, хотя бояться должен как раз сам Луи, учитывая тот факт, что у него еще ни с кем ничего подобного в жизни не было. И, тем не менее, именно Стайлс вел себя, как неприступная девчонка, не пуская парня на свою территорию.

Пианист прижал Луи к стене, наваливаясь на него всем телом, от чего по телу Луи разлилась теплая волна наслаждения. На самом деле, это невероятно, как одни только соприкосновения с телом любимого парня могут приводить в чувство неземной эйфории. Гарри обхватил лицо Луи обеими руками, рассматривая его ближе, не упуская из виду ни одной морщинки, и медленно коснулся манящих губ своими. Он углубил поцелуй, проникая языком дальше, очертил им нёбо. И снова отстранился, глядя в прекрасные серо-голубые глаза. Казалось, пианист просто не мог насытиться видом великолепного парня, рассматривал его вдоль и поперек. Луи не выдержал и, обвив шею Гарри руками, притянул его к себе, целуя сразу страстно, без каких-либо нежностей. Томлинсон без всяких выяснений сразу присвоил себе роль главного и решил взять инициативу на себя, а то так и не дождется никаких серьезных действий со стороны пианиста. Но Луи понял, что ошибся, когда Гарри буквально толкнул его на кровать, наваливаясь сверху, вжимая своим не слишком легким телом младшего парня в кровать. Томлинсон пытался поерзать и хоть как-нибудь выбраться, ведь находиться прижатым тяжестью пианиста было не совсем удобно, но Луи оставил свои попытки освободиться сразу же, как только Гарри умело снял с него полотенце и откинул его далеко от кровати. Стайлс приятно касался губами открытого торса парня, целуя все на своем пути. Он целовал непрерывно вздымающуюся грудь, а руками тем временем оглаживал бедра, которые так и норовили двинуться вперед, вынуждая Стайлса приступить к более серьезным действиям.

Гарри провел рукой по возбужденному органу Луи, дождавшись, когда парень застонет и откинет голову на мягкую кровать, будучи не в состоянии победить в себе растущее желание. И все-таки Томлинсон очень хотел видеть все, что будет происходить, и поэтому приподнялся на локтях и следил за всем, что проделывали губы Гарри, и как его член исчезал во рту парня. Стайлс знал толк в такого рода ласках, поэтому мог заглатывать набухший половой орган практически до основания, при этом не забывая двигать языком, доводя парня до состояния исступления, о чем свидетельствовала реакция Луи, когда он, не сдерживая себя, бедрами толкался наверх, заставляя кудрявого пианиста вбирать член полностью, раздвигая стенки горла. Стайлс дождался, когда парень запустил свои пальцы в его кудрявую шевелюру, и отстранился от готового излиться члена Луи, заставляя Томлинсона недовольно застонать.

Прошло несколько секунд, но для обоих парней они превратились в долгие минуты ожидания, пока Гарри полностью разделся и вернулся к Луи уже с лубрикантом в руках. Томлинсон бесстыдно косился на эрегированный член пианиста, который оправдал все его ожидания. Он позволил себе даже облизнуться, вызывая улыбку на лице Гарри. Пианист совсем не ожидал такой реакции от парня - он думал, что Луи будет бояться или даже отказываться от настолько серьезной близости, но Томлинсон вел себя куда более уверенно, нежели сам Гарри.

Стайлс уложил Луи на спину, разводя пошире его ноги, не сводя с его испуганных глаз взгляда. Затем Гарри обильно измазал пальцы смазкой и, нагнувшись, поцеловал Луи в губы, потом проложил дорожку влажных касаний губами от груди до пупка, вызывая толпу мурашек по телу. Расслабляя Луи, Гарри стал медленно вводить сначала один палец, продвигая его внутрь, а затем, не почувствовав сопротивления, добавил и второй, нежно продвигая теперь оба пальца в расслабленное тело Томлинсона. Луи только вздрогнул от инородного предмета в своем проходе, как Гарри буквально сразу же вытащил пальцы и заботливо поинтересовался у него, все ли в порядке, на что Томлинсон закивал, плотно сомкнув губы, и попросил продолжить начатое.

Луи знал, что именно так и бывает в первый раз, но он никак не ожидал, что при его первом опыте рядом будет настолько заботливый и нежный партнер, который остановится в любой момент, лишь бы не нанести вреда своему парню. И это не только грело душу, но и давало некую уверенность в том, что все правильно, что все так и должно быть. Первым должен быть тот, кого любишь, на кого указала судьба.

Третий смазанный палец Луи принял в себя тоже не совсем быстро, но старался как можно сильнее расслабить тело, пропуская пальцы внутрь. И, когда Гарри задвигал ими, ища нужную точку, Томлинсон откинул голову назад, зажмурив глаза, привыкая к новым ощущениям. Стайлс провел пальцами по бугорку простаты, и Луи слабо застонал, чувствуя, как не совсем приятные ощущения сменяются на расходящееся тепло по телу. Пианист задел нужную точку еще раз и вызвал из груди Томлинсона более громкий, даже гортанный стон, отбивающийся и на собственном возбуждении, которое срочно требовало разрядки. Гарри быстро надел презерватив, смазал его гелем и вернулся к Луи, целуя его в губы и смотря в немного испуганные глаза парня. Все-таки страх взял верх, и теперь оставалось только не разочаровать своего ученика. Стайлс закинул ноги парня себе на плечи, приставил головку к розоватой манящей дырочке и провел по ней, ожидая, когда Луи расслабится, таким образом давая сигнал к действиям.

Гарри нагнулся, провел свободной рукой по лицу Луи и впился в его губы, заставляя думать только о поцелуе. Томлинсон обнял пианиста за шею и вздрогнул, когда головка оказалась внутри него, неприятно расширяя стенки ануса. Луи не стал сопротивляться, он попытался расслабиться, хотя это получалось не так уж и легко, учитывая то, что в него продвигался большой член. Стайлс вошел до упора и выдохнул парню в губы, стараясь держать себя в руках, хотя сам он хотел в тот момент только одного: задвигать бедрами в бешеном темпе, не останавливаясь ни на секунду, пока не получит такую нужную разрядку.

- Как ты? – заботливо и нежно спросил Гарри, смотря в голубые глаза.

- Пожалуйста, продолжай, - заскулил парень под пианистом.

Гарри все понял сразу, он начал двигаться: сначала очень медленно, боясь принести даже толику боли, а затем инстинктивно стал увеличивать темп, получая немыслимое удовольствие от одних только банальных толчков. Луи был такой узкий, такой приятный и теплый внутри, что можно было сойти с ума, что Гарри и делал, при этом не забывая возвращаться к губам Томлинсона и терроризировать их в страстном поцелуе, иногда непроизвольно кусая нижнюю, когда Луи сжимал стенки сфинктера при более глубоком проникновении и касании членом простаты. Со временем и Луи стал постанывать, получая удовольствие от каждого проникновения, ощущая заполненность внутри себя набухшим органом Гарри.

Стайлс протянул руку к просящему разрядки члену Луи и стал двигать рукой в такт своим движениям бедрами, пока парень не стал извиваться под ним и уже чуть ли не кричал, сжимая пальцами плечи пианиста до тут же появляющихся покраснений. Он громко вскрикнул, откинул голову на кровать и тяжело задышал, кончая в руку Гарри, что самого пианиста привело в неописуемый восторг, и он сам излился внутрь презерватива, чуть ли не падая на расслабленное тело Луи сверху, но вовремя опомнился и слез с Томлинсона, завязывая и откидывая презерватив подальше от кровати.

Гарри лег рядом с Луи, который до сих пор широко распахнув глаза и тяжело дыша, смотрел в потолок. Стайлса немного испугала такая реакция, поэтому он притянул парня к себе, обвивая его руками, и спросил:
- Все нормально?

- Лучше и быть не может, - не свойственным хриплым голосом, проговорил Луи, обнимая парня в ответ и утыкаясь в его грудь головой.

Он даже и представить не мог, что все будет настолько прекрасно, что он практически не ощутит боли, а получит только удовольствие и ощущение того, что он занимался не сексом, а именно любовью. Так приятно было чувствовать Гарри в себе, ощущать его тепло и знать, что в этот момент он только его и больше ничей.

Луи чмокнул в грудь пианиста, а потом, посмотрев влюбленными глазами на самого парня, нежно коснулся его губ своими, долго не отрываясь от них.

- Я люблю тебя, - прошептал парень и снова улегся головой на грудь счастливого пианиста, прекрасно понимающего, что его чувства взаимные.

Прошло несколько минут, а может, даже и больше, когда Гарри заерзал и попытался снять с себя Луи, но тот упирался и не хотел отпускать из объятий теплое тело парня. В конце концов, Стайлс сдался и попросил парня подать ему сигареты, находящиеся в кармане домашних штанов, что Луи моментально и сделал, не захотев разлучаться с любимым парнем ни на секунду. Буквально через несколько затяжек вокруг скрепленных тел образовались облака дыма, которые Гарри пытался разгонять руками, но потом смирился и просто наслаждался каждым втягиванием табачного дыма в легкие.

- Можно и мне? – поинтересовался Луи, смотря в глаза Гарри, будто выпрашивая.

- Нет, – четко ответил Стайлс и затянулся последний раз, после чего затушил окурок о пачку сигарет.

- Почему? – Луи привстал на локтях, обиженно смотря в зеленые глаза пианиста.

- Нет значит нет, - Стайлс уложил парня обратно к себе на грудь, целуя его в макушку, - поверь, тебе это не нужно.

Луи решил дальше не спорить со старшим парнем, он просто прикрыл глаза и тихонько засопел, обдумывая все, что с ним произошло за этот месяц. Он даже и представить не мог, что так надоевшая ему музыка сведет его с Гарри, тем самым знаменитым пианистом, без которого он теперь и не видит своей жизни. Томлинсон впервые потерял от кого-то голову настолько, что готов был идти наперекор даже своей любимой мамочке, лишь бы никто и ничто не разделил его с Гарри. Они соединились, как две половинки одного целого, и с этого момента их сердца забились в унисон.

Глава 6

Луи Томлинсон широко улыбался, даря часть своего счастья всем прохожим, встречающимся на пути, отчего те задумывались над адекватностью парня как таковой. Луи быстро шагал к огромному дому пианиста, за высочайшим забором которого с приходом весны возобновились ремонтные работы. Он знал, что Гарри наблюдал, стоя у окна, за рабочими, все время возмущаясь неправильно установленной клумбе или не в том месте выложенной дорожке, но сам никогда к ним не спускался, чтобы давать указания лично. Стайлс вообще был очень противоречивой личностью: скрывался от людей и надолго погружался в свои мысли. То, что знал про него Луи, не знал практически никто, и, несомненно, Томлинсон гордился особым статусом, который мысленно присвоил ему Гарри. Можно сказать, что Стайлс впустил парня в свою крепость и позволил бродить по ней, выведывая все в округе.

И Луи действительно выведал много и несколько был удивлен, к примеру, тому, что у Гарри есть сестра, с которой он не общается, а еще отец и мать, живущие отдельно друг от друга. И ни с кем из своей родни пианист не поддерживал связь, ото всех закрылся в своем мире, и, получается, что только одного Луи он пропустил внутрь, можно даже сказать, пропустил его через самого себя. Томлинсон сначала понять не мог: с чего такая честь отдана именно ему? Но потом, после нескольких месяцев обучения (и не только обучения), он сообразил, что его чувства просто-напросто взаимны, и это окрыляло, давало надежду на дальнейшее развитие отношений, и они действительно развивались, пусть, не быстро, но все что шло так, как должно было. Были и свидания, смешно звучит, но именно так называются прогулки под звездным небом двух любящих друг друга людей, скрепивших руки в надежный замок. А еще Луи посещал практически все мероприятия, где выступал пианист, и везде поддерживал своего парня. Да, Луи Томлинсон ощутил на себе, что такое первая любовь, и теперь ни при каких условиях не желал с этим чувством расставаться.

И все же оставалась одна недосказанность, как между Луи и Гарри, так и между Луи и его семьей, уверенной в том, что единственный сын целиком и полностью отдаст себя музыке. Сам же Томлинсон рассчитывал на немного иной исход событий. Он хотел всех перехитрить, поставить перед фактом, когда уже удастся провернуть свою аферу. И если мнение семьи отошло на второй план, то Гарри мог разочароваться в Луи, и это было самой главной проблемой для Томлинсона. Он не хотел, чтобы Стайлс узнал, что все его усилия окажутся бесполезными, что его твердолобый ученик уже давно подал документы на поступление в другой университет, отбросив поступление в Академию искусств очень далеко. Пианист бы расстроился, определенно, и, зная его непредсказуемый характер, Луи очень боялся, что Гарри выгонит его из своего сердца, закроет дверь туда навсегда, поэтому решил скрыть свои планы ото всех, посчитав, что именно так будет лучше. Томлинсон решил, что будет решать свои проблемы по мере их поступления, но кто же знал, что со временем их наберется слишком много, и все они вкупе друг с другом выльются в одну огромную неприятность, которую решить будет сложнее, чем планировалось изначально.

Любящая мама Луи узнала о проделках сына первой, получив конверт с ответом из университета. Мало того, что ее сын выбрал парня, а не девушку, так еще и ее мечта о ребенке-музыканте разбилась на множество осколков. Она потакала Томлинсону в выборе Гарри в спутники, да, она смирилась и заставила это же сделать и отца, который явно был не в восторге от выбора такого молодого учителя для Луи изначально, а потом вообще готов был вырвать из головы Стайлса все его кудряшки за то, что тот встречался с его сыном. Миссис Томлинсон надеялась, что Гарри привьет любовь к музыке ее сыну, но, видимо, судьба решила иначе. И все же так просто женщина успокаиваться явно не желала и поэтому спрятала конверт с положительным ответом из университета далеко от посторонних глаз и решила, что так будет лучше всем, включая Луи. Но и на этом миссис Томлинсон не остановилась: она решила раз и навсегда разлучить своего легкомысленного сыночка с известным пианистом, посчитав, что и таким образом она только поможет "заблудившемуся" в лабиринте жизни сыну ступить на истинный путь. Но мы-то с вами прекрасно понимаем, как же иногда родители бывают не правы, а их дети оказываются намного взрослее их самих.

Томлинсон выдохнул полной грудью, нажимая на звонок и ожидая ответа от охраны дома - сам хозяин ни в жизнь не отвечал своим гостям. Когда его пустили, Луи шагнул на территорию дома и снова счастливо задышал красотой, которую выстроил себе Стайлс. Зеленый газон, невероятно красивые клумбы, немного шумящий фонтанчик посреди двора – все было настолько красиво и гармонично, что Луи точно знал: здесь была приложена творческая рука Гарри, именно его Гарри, который точно наблюдал за всем из окна и только что заметил прибытие своего любимого ученика. Но вот обрадовался ли он ему? Это оставалось вопросом.

Гарри ненавидел, когда его обманывали, скрывали от него правду и водили за нос. С родителями пианист рассорился, не достигнув и совершеннолетия, и ушел из дома, позволив себе плыть по течению судьбы, и как хорошо, что именно это решение оказалось таким благоприятным для него и не разрушило надежд на светлое будущее. И, казалось бы, поссориться с родителями и совершить, возможно, самый глупый поступок в своей жизни из-за какой-то там ориентации, само по себе было глупым деянием, но Гарри так не считал. Для него все было важно, каждая деталь его жизни имела смысл, и он был убежден, что родители должны принимать свое чадо таким, каким оно есть, а не выдумывать себе стереотипы и тем более не подчинять им окружающих.

Джемма, сестра Гарри, еще долго была с ним после его неординарной выходки, представляющей собой уход из родительского дома. Она поддерживала своего брата и ежедневно давала ему ценные советы. И одним из таких советов она породила ссору, которая разлучила родных людей, не воссоединившихся до сих пор. Да, Стайлс мог вычеркнуть человека из своей жизни из-за мелочи, и ему было не важно, насколько дорог он его сердцу. Слишком вспыльчивый, и очень злопамятный характер давал о себе знать.

А теперь мама Луи, только из лучших побуждений, как она сама говорила, пламенно нажаловалась Гарри о поступке сына, о том, что он выбрал далеко не музыку, указав Стайлсу на то, что ее сын практически предал пианиста. И вот тут-то Стайлс и разозлился, впервые именно на Луи, никогда до этого не позволяя себе такого поведения. Гарри истинно верил в их с Луи светлое будущее, для него он стал первым парнем, которого Стайлс пустил настолько далеко, позволил все и открыл настежь душу, а он скрывал от него правду и даже обманывал, в некотором роде. Гарри не волновала любовь парня к музыке, он бы простил даже это, ему было просто непонятно: почему Томлинсон скрыл от него это, зачем продолжал играть на фортепиано, если так не любил это дело? Значит, он просто кривил душой, и никак иначе.

- Гарри, привет! – знакомый до боли голосок парня позвал пианиста, заставив его не только обернуться навстречу обладателю звонкого голоса, но и не отвечать ему, просто сурово всматриваясь в серо-голубые глаза, которые сводили пианиста с ума, когда он позволял себе долго в них смотреть и практически утопать, теряться так, как никогда и ни с кем до этого.

Луи улыбался, светился от счастья, что сводило Стайлса с ума еще больше. Это было как издевательство над его чувствами. От своей необъяснимой злости Гарри даже смял в руке пачку, полную сигаретами, и отбросил на пол, скрипя зубами. Томлинсон как ни в чем не бывало будто подлетел к пианисту и на цыпочках приподнялся, чтобы чмокнуть своего парня в щеку. Но Луи потерялся в необъяснимых чувствах, когда Стайлс отвернул от него свою голову и молча отошел от окна.

- А что происходит? – слегка обиженным голосом спросил Луи, смотря на широкую спину пианиста, который, видимо, и не собирался к нему больше поворачиваться, чтобы только не столкнуться с любимым взглядом и не утонуть в нем вновь, проиграв в таком случае самому себе. Нет, Стайлс не из тех, кто уступил бы своим принципам.

- Наши занятия окончены, - ровным тоном проговорил Гарри, и Луи даже немного испугался именно этого самого тона. Такого холодного, твердого и чужого... Никогда и ни в какой ситуации пианист не позволял себе разговаривать с ним так.

- Почему, Хазз? Что произошло? - глаза на мокром месте явно не способствовали улучшению ситуации, говоря лишь о том, что еще чуть-чуть, и Луи, как сопливая девчонка, разрыдается. Ведь его любимый человек вот так нещадно отталкивает его в эту самую минуту.

- Томлинсон, я же ясно сказал: занятия закончены, - голос стал грубее, а его обладатель двинулся к двери, чтобы покинуть комнату и оставить растерянного парня, как брошенного котенка, совершенно одного, после чего бы он стоял и не понимал, чем заслужил такого жестокого обращения к себе. - И наш разговор на этом тоже закончен. И прошу не называть меня больше так Хаззой, или как тебе там нравится, - на выдохе кинул Гарри, скрываясь за углом команты. Были слышны только шаги, удаляющиеся все дальше и дальше.

Одна слеза скатилась по щеке молодого парня, оставляя неровную мокрую дорожку за собой, и Луи сразу же вытер ее, стараясь успокоить себя. Он не будет плакать из-за человека, который отвернулся от него, даже не объяснив, в чем, собственно, дело! Пусть даже этот человек и стал для него самым родным и любимым за последний месяц. Он, Луи Томлинсон, не какая-то девчонка, которая вот так вот просто даст себя в обиду. Он проживет и без упрямого пианиста, так будет даже лучше, но скорее всего эта крепость, которую Томлинсон выстраивал вокруг себя в эту минуту, разобьется очень скоро, возможно, даже уже вечером, когда он придет домой и осознает, насколько ему больно, насколько его сердце разбито, и сам он разорван на части, а собирать и склеивать их будет тяжело, быть может, невозможно, да и некому вовсе.

Глава 7

Это был вечер перед самым важным событием в жизни миссис Томлинсон. В огромном доме известной светской семьи не прекращали литься звуки сонат, этюдов и всевозможных прелюдий. Луи старательно, но никак не с душой, да еще и порядком подустав, невесомо перебирал пальцами клавиши, пытаясь сконцентрироваться только на музыке, которая, на самом деле, уже надоела ему до кончиков пальцев ног. Ему совершенно не удавалось выбросить посторонние мысли из головы, а потому он постоянно сбивался, а затем с новой силой и даже каким-то внутренним протестом в душе возвращался к игре. За последние два месяца, проведенных без Гарри, он чувствовал себя слишком одиноко, даже так, как никогда до этого, наверное, но парень четко знал, что никогда не позволил бы сломить себя кому-то, даже если это и была его первая любовь в лице того самого известнейшего пианиста, вытершего об него ноги, так ничего и не объяснив.

Но вот Луи сорвался, ритм мелодии, которого парень придерживался до этого, сбился, и он ударил пальцами о клавиши, совершенно не заботясь об инструменте. Это самообман, и ничего больше. Парню было тяжело справиться со своими внутренними переживаниями. Теперь было даже неважно, что его насильно заставляют поступать в академию, хотя до этого это представлялось одной из главных проблем всей жизни. Теперь на первый план выходило отвратительно чувство разбитости. Хотя, почему чувство? Луи действительно был буквально расколот, а точнее, в таком состоянии находилось его многострадальное сердце. Томлинсон снова тяжко вздохнул и провел руками по волосам, пропуская через них пальцы и оттягивая уже достаточно отросшие волосы.

Он знал, что Стайлс не раз за это время давал концерты, и при очередном просмотре такового Луи казалось, что на них Гарри улыбался, радовался жизни и, конечно же, даже думать забыл о своем ученике, который уже и не ученик вовсе. Сам же Томлинсон в это время не спал по ночам, раздумывая, что же такого натворил и чем смог вызвать настолько сильный гнев пианиста, что он пошел на такие крайние меры, разорвав все, что у них было и что могло бы быть. Что нужно было совершить, чтобы Стайлс решился на разрушение самых сокровенных желаний и надежд юного Луи?

Томлинсон так хотел попытаться разобраться в своих оплошностях, вернуться назад, чтобы не совершать ту ошибку, о которой даже и не знал. Хотел, чтобы Гарри был рядом сейчас, когда завтра наступит такой ответственный для него день. Нет, не важный, просто ответственный. Стайлс должен был быть рядом, чтобы поддержать, сыграть что-нибудь для Луи, сделать привычный расслабляющий массаж и прошептать на ухо о своей нескончаемой любви, которую так легко отпустил. Томлинсон не мог так просто выбросить из головы того кудрявого парня, которым ему запомнился Гарри, того, кого он полюбил всем сердцем. Даже после его выходки парень не стал любить его меньше (о ненависти и вовсе говорить не приходится), он просто хотел разобраться, внести в ситуацию больше ясности.

- Луи, малыш, пора ложиться спать, завтра важный день, - Луи только и мог, что замотать головой, соглашаясь со своей настырной мамочкой, которая после расставания с Гарри стала его опекать еще больше. Причем, теперь она еще и постоянно знакомила его с разными девочками в надежде на то, что сын вдруг одумается, встанет на истинный, по ее мнению, путь, а затем и вовсе забудет о своем Гарри.

Миссис Томлинсон давила на сына все больше и больше, и в таком положении он стал только сильнее поддаваться внешнему воздействию, в результате чего и начал сдаваться. Луи был сломлен, однозначно, и теперь его можно было с легкостью делать таким, каким его хотелось видеть материнскому сердцу, подчинять себе и лепить из него идеального сына. Если Томлинсон еще где-то в глубине души надеялся на явный "откос" от поступления в ненавистную Академию, то его мама уже все давно решила и постоянно упоминала о том, что если он не поступит именно в данное учебное заведение, то больше у него вариантов не останется. Луи стал сдаваться и понимал, что ему отказали в других вузах, раз до сих пор не дали положительного ответа, но ведь парень и не ведал даже, что его мама и тут влезла, вставила свои никому ненужные пять копеек.

- Да, мам, я уже заканчиваю, - обреченно вздохнув, тихо произнес Луи. Другого тона в голосе от него уже давно не слышали, и только его мама надеялась на то, что Луи все же совсем скоро переживет этот сложный для него период.

Дата добавления: 2015-11-04