Жанры: Гет, Ангст, Психология, Повседневность, Hurt/comfort

Автор: Juli Romantic

Бета: Anaelia

Персонажи: Билл/Ханна

Рейтинг: PG-13

Жанры: Гет, Ангст, Психология, Повседневность, Hurt/comfort

Предупреждения: ОЖП

Размер: Миди

Статус: Закончен

Описание:

Ханна любит петь, но она не любит делать кое-что другое.

Примечания автора:

Узнала, что близнецы будут в жюри вокального конкурса. Давно хотела попробовать психологию, а то все сопли, да сопли. Первая работа, написанная от третьего лица.

Уже сто раз пожалела об этом, но нужно закончить.

Психология, ангст и немного романтики.

Глава 1

Эта история о девушке, которая любила апельсиновый сок.

Солнце всегда казалось ей оранжевым. Люди говорили с ней на других языках, она их не понимала. Тогда эти люди превращались в злых динозавров и кидались в нее апельсинами. Девушка делала из них апельсиновый сок и врала этим людям-динозаврам. Они расстраивались и превращались в пыль. Иначе бы эта девушка просто не выжила.

Берлин встретил Ханну прохладой и ярким солнцем. Небом в облаках и сквозняком из приоткрытого окна позади ее кресла. Она вздрогнула и проснулась под прокуренный бас водителя автобуса. Остальные пассажиры уже спешили покинуть свои места, задевая Ханну большими сумками и чемоданами. Оглядев в мутном стекле столицу родной Германии с ее высокими старинными зданиями, уютными кафе и петляющими улочками, Ханна на мгновение мечтательно прикрыла глаза. Три часа в душном автобусе (окно догадались приоткрыть минут пятнадцать назад) и декорации родной деревушки сменил большой город. Вот бы и жизнь поменялась так легко.

Поблагодарив водителя улыбкой, девушка поправила висящую на плече спортивную сумку, взъерошила короткие светлые волосы (она всегда так делала, когда нервничала) и, спустившись по ступенькам, остановилась, оглядывая остановку. Растерялась. Люди спешили куда-то, толкали Ханну, не обращали никакого внимания на надежду и страх в ее глазах. Закрыв веки, Ханна попыталась прогнать неприятную тошноту в горле. Девушка медленно пошла по бульвару - если верить указателю, бульвар ведет к центральной площади города - смотря лишь себе под ноги, заправляя за ухо непослушные волосы. В больших белых наушниках играли приятные рок-баллады, немного успокаивая дрожь в коленях. Просто отдавать сознание в теплые руки музыки, она покачает и пошепчет милые глупости. Ханна неуверенно улыбнулась и ускорила шаг.

Чем ближе она подходила к площади, тем громче становились голоса. Крики, визг. Безумие. Подняв глаза, девушка увидела толпу людей: разный возраст, цвет кожи, телосложение. Разное все, кроме горящих желанием глаз. Желания у всех свои, а вот блеск – как под копирку. Это отличало Ханну от них – она держала все в себе, сторонилась людей, опускала глаза. Ей хотелось только петь, только осуществить мечту.

Когда Ханна узнала, что в Берлине проходит кастинг на шоу «Германия ищет суперзвезду» она как раз обдумывала, куда бы убежать из своего родного городка. Такого серого, до тошноты противного, душившего и уничтожающего. Расплывчатое «почему бы нет?», и Ханна уже протягивает кассиру деньги на билет в один конец.

- Имя, фамилия, возраст, - монотонным голосом окликнула Ханну девушка лет двадцати пяти.

Ханна запустила руку под майку и достала небольшой железный жетон. «Ханна Рихтер» - гравировка на блестящей поверхности.

Девушка смерила Ханну недовольным взглядом.

- Продиктуйте, я записываю.

Ханна без каких-либо эмоций на лице сняла с шеи цепочку с жетоном, слегка взъерошив при этом волосы, и положила ее перед девушкой. Светлые глаза холодны, губы чуть приоткрыты.

- Что, так трудно сказать? – проворчала дама и нехотя черкнула имя в список. – Ну а лет вам сколько? Или мне выдумать?

Ханна склонила голову на бок. Никак не отреагировала на хамство. Может, понимала, что тысячи людей в день – это слезливое прощание с последними нервами, а может, ей было просто плевать. Ханна протянула девушке левую ладонь. На указательном пальце черным маркером было выведено число «20». Изумлению работницы не было предела. Ханна лишь пожала плечами и, не дожидаясь расспросов, прошла в здание.

..Билл чувствовал себя на своем месте. Люди, много людей. Все внимание к нему, вспышки фотокамер, крики. Этого не хватало, хотя отдохнули они и правда неплохо.

Вернуться в родную страну, домой, казалось уже таким забытым желанием, отложенным в долгий ящик планом: ага, потом, когда-нибудь, обязательно, да. Но предложение стать членом жюри конкурса по поиску талантов было настолько соблазнительным, что ради этого можно было вернуться. Хотя, если быть честным, они давно планировали, ведь, как-никак, альбом в процессе, помощь Георга и Густава не помешает, а тем более Билл сам стал известным благодаря подобному конкурсу, пусть и не прошел на него. В общем, причин для возвращения было много, но Билл и Том все равно не ожидали, что отвыкший от работы в режиме «нон-стоп» организм так бурно отреагирует, поэтому сейчас Билл, собственно, как и Том, засыпал за столом жюри, когда очередная, до невозможности бездарная, но довольно-таки миленькая девочка запевала «муссон». Том изо всех сил пытался сдержать смех, Билл – зевание.

- Спасибо, - с вежливой улыбкой поблагодарил девушку Матео – еще один судья, приятный в общении продюсер, - но вы нам не подходите.

- Мне жаль, - добавил Билл, поджав губы.

Отказывать всегда было тяжело, особенно плачущим девочкам. Слезы, как известно, – лучшее оружие девушки, и конкурсантки не пренебрегали этим способом. Правда, пока не особо успешно. А ведь эта девочка неплохо начала: «Меня зовут Саманта, я больше всего на свете люблю петь, люблю музыку и жизнь. Это моя самая большая мечта, я шла к этому всю жизнь! Вы не пожалеете!».

- Прости, может в следующий раз, – закончил Том с досадой: за сегодня это уже восьмая девушка и ни одна не дотягивала до нужного уровня, была парочка хороших, «сырых», голосов, но все же это не то. Совсем не то. А хотелось искры, вспышки.

Но главное не сдаваться, верно? Главное - искать.

Билл закрыл глаза с желанием отдохнуть хотя бы на минуту.

Не получилось. В зал вошла Она.

..Конкурсантов провели в просторный зал с множеством стульев и автоматом с водой. Выдали порядковые номера и сказали ждать своей очереди. Ханне достался «124». Многие тут же стали громко распеваться, голоса сливались, люди ругались. Ханна села на стул у стены и достала из сумки блокнот, а также книгу. Около часа читала, не обращая внимания ни на что вокруг. Люди нервничали, репетировали, входили и выходили из заветного зала, плакали от радости или досады, а Ханна лишь переворачивала страницу за страницей, увлеченно следя за сюжетом.

Наконец она оторвалась от чтения и взглянула на большие круглые часы, висевшие у выхода. С хлопком закрыла книгу и убрала в сумку. Осторожно открыла блокнот и, вырвав лист, стала что-то писать черной гелевой ручкой.

- Привет, - к ней подсел симпатичный парень, на вид не старше двадцати двух лет. Темный, но с веснушками. Худой, улыбчивый. – Я Фил. Не помешаю?

Ханна отрицательно покачала головой, убрав блокнот и ручку обратно в сумку. Листок оставила в руках, осторожно сложила его пополам и вопросительно посмотрела на подсевшего парня.

- Не нервничаешь? Это моя третья попытка. А твоя?

Ханна не успела ответить, назвали ее номер. Поднявшись со своего места, она помахала Филу, чуть улыбнувшись. Подняла вверх указательный палец, потом сложила руку в кулак и подняла большой. Подмигнула и танцевальной походкой пошла к дверям. Волнения почему-то не было.

..Она с самого начала показалась Биллу странной. Слишком спокойная и молчаливая. Он уже привык, что девушки, врываясь в зал прослушивания, начинали кричать, сбивчиво что-то говорить, пытаясь понравиться, либо столбенели. Да, они теряли дар речи, но не с таким уверенным и спокойным взглядом. Легкой улыбкой на сухих, потрескавшихся губах.

- Привет, - поздоровался с девушкой Матео, - как тебя зовут?

Она не ответила. Чуть приоткрыла рот, но продолжала молчать. На секунду нахмурилась, словно злилась на что-то. Но злилась лишь мгновение, через секунду придав лицу то же безмятежное выражение. Озадачила своим поведением всех членов жюри. Ну, точно - фанатка. И зачем стоило стоять в очереди, тратить свое время, только чтобы помолчать и посмотреть на него, на них с Томом? Они что, витрина с платьями?! Билл злился.

- Вы что, немая? – грубо спросил он, скрестив руки на груди: недосып, усталость и смена климата давали о себе знать. – И на вокальный конкурс?

Том пнул брата под столом. Билл поморщился от боли, но от конкурсантки глаз не отводил. Действительно, странная. Такие большие, умные и внимательные глаза. Небесно-голубые, кристальные, и, кажется, пытаются сказать что-то…. Могут ли глаза говорить?

А в остальном – совершенно обычная: худенькая, нескладная фигура в обычных джинсовых шортах и белой майке, у аккуратной груди болтается жетон, на ногах черные кеды, на тоненьких запястьях разноцветные браслеты, а в руках что – записка? Билл нахмурился, вгляделся в лицо девушки: грубоватые черты с впалыми скулами и неестественно большими губами; светлые волосы стрижкой-каре обрамляют овальное лицо. Немного заспанная, уставшая, но с блеском в глазах, желанием. Никаких ожиданий, просто попытка.

- У вас три минуты, - похоже, Дитер Болен тоже злился, - одну из них вы истратили.

Девушка резко подняла голову, словно только что очнулась. Заморгала пушистыми ресницами и уверенным шагом подошла к столу. Билл вскинул бровь – даже самые на вид смелые фанатки не позволяли себе такой дерзости. Но она даже не взглянула на Билла, лишь положила на стол листок и вернулась назад, на ногтях блеснул лак цвета спелой вишни и серебряное кольцо на указательном пальце. Выжидающе посмотрела на Билла, который продолжал откровенно таращиться на незнакомку, не выразив никакого интереса к листку бумаги на столе (хотя таковой, несомненно, был). Том, Дитер и Матео подобной выдержкой не отличались, поэтому одновременно потянулись к листку, чудом не порвав его.

- Дайте сюда, - ловко выхватил Билл и вслух прочитал: "Меня зовут Ханна Рихтер, мне двадцать лет, я из небольшой деревушки на севере Германии", – он замолчал, ничего не понимая. На вокальный конкурс с письмом?.. Том толкнул брата в плечо и Билл продолжил: "Мне правда очень стыдно, что я вынуждена общаться с вами таким образом, но я не разговариваю около года. Просто не могу", – Билл снова прервался. Поднял глаза на Ханну. Она выдержала его взгляд. Не похоже, что врет. – "Но я могу петь. Я хочу петь. Это единственный способ для меня быть как все. Очень надеюсь, что вы дадите мне шанс. Всего один шанс", – замолчав, Билл уставился на красивый почерк с завитушками и наклоном влево. Бумага пахла розами.

- Что же, - не растерялся, кажется, только Дитер, – это действительно необычно, но мы не имеем права отказать вам. Пойте, пожалуйста.

- Что будете петь? – спросил Том и тут же сморщился. - Ой, точно, извините.

Ханна улыбнулась. Широко и тепло. Снисходительно, даже. Снова подошла к столу и протянула руку, стремясь забрать лист. Вопросительно посмотрела на Билла – «можно»?

- Конечно, - он разжал пальцы, чуть смутившись.

Ханна перевернула листок обратной стороной и положила его перед Томом.

- Heartsrevolution – Digital Suicide (Lullaby)

- Интересный выбор, - прокомментировал Матео.

Биллу впервые за сегодня стало действительно интересно. Он, сложив руки замком и положив их на поверхность стола, следил за каждым движением девушки. Как она чуть подняла голову, облизала губы, прикрыла на мгновение глаза и… запела. Сначала негромко, потом увереннее. Голос приятный, немного детский, хрипловатый. Проникает в душу, согревает ее, как и глаза обладательницы. От высоких нот по телу пробирались мурашки. Талант, который можно было развить так, что об этой странной девочке заговорит не только Германия, но и весь мир.

Ханна замолчала и с интересом посмотрела на судей.

- Очень… неплохо, – снова взял инициативу в свои руки Болен. – Правда, хорошо. Но вот ваш недуг… - он замолчал, смутившись. – Ваша ситуация, ну, вы понимаете... с тем, что вы не можете говорить.… Это, действительно, правда?

Положительный кивок. По боли в глазах, дрожащим пальцам, которыми Ханна сжимала свое запястье, по сбитому дыханию можно было понять – она не врет. Не может врать.

- Мы берем вас, - впервые за все это время подал голос Билл. – Я беру вас.

- Билл, - его брат Том неуверенно покачал головой, - это шоу…

- … талантов, - напомнил Билл. – И она – талантлива.

Ханна стояла, беспомощно заламывая руки. Билл кожей чувствовал, как она боится, как хочет защитить себя, но не может. А он – может.

- Том, я хочу, чтобы она была моим фаворитом, - сказал Билл шепотом. – Чтобы именно я вел ее через все шоу, к победе. Учил и наставлял.

Том одарил близнеца долгим взглядом: «уверен?» Уверен.

- Я тоже «за».

- И мы. Очень надеюсь, что вы справитесь, - кивнул Матео, протянув Ханне пропуск, та в благодарность одарила членов жюри милой улыбкой.

Никаких уже привычных визгов, нелепых танцев радости и попыток зацеловать судей до смерти. Просто улыбка, просто пробирающий до дрожи взгляд благодарности напоследок.

- Рад, что мы ее взяли, - самодовольно ухмыльнулся Болен.

Билл стрельнул хмурым взглядом в продюсера. Тоже мне, решающий голос, чертова мать Тереза.

Глава 2

Родители девушки были кроликами. Такими же безвольными и белыми.

Они жили в клетке, которую построили себе сами. Но они были не пушистыми и глаза у них были не красные. Просто глупые люди-кролики, которых не интересовало ничего, кроме морковки.

Объявили посадку. Ханна плелась в самом конце группы, растерянно озираясь по сторонам. Спросить, куда идти, она не могла – пыталась, правда, но из горла вырывалось лишь едва слышное шипение. Хотелось плакать и кричать. Ханну в очередной раз толкнули, и она потеряла из вида миловидную латиноамериканку Лею – одну из конкурсанток, с которой Ханна, вроде как, подружилась. Лея была так добра, подошла со знакомством первой, и при общении с ней у Ханны складывалось впечатление, что та вовсе не замечает ее недуга и общается на равных. Не было в глазах Леи этой жалости, предвзятости, недоверия. Ханна предприняла еще одну попытку найти в толпе знакомых – подпрыгнула, но неудачно повернула ногу, чудом не вывихнув лодыжку. Сил не было, в горле засаднило. Так хотелось все бросить....

..Билл злился на себя, злился на то, что долго собирается и не может выбрать нужные для поездки вещи; злился на брата, который, устав ждать, ушел вместе с группой; злился на водителя: тот кряхтел, багровел, но не мог поднять «немыслимо тяжелый» чемодан Каулитца-младшего, дабы положить в багажник... Злился, злился. Но увидев в толпе знакомый силуэт и растрепанные светлые волосы, сразу перестал. Растерянная Ханна как способ забыть о своих проблемах. Напуганная Ханна – как способ забыть обо всем.

Худые коленки выпирали из дырок на джинсах, та же майка, что и на прослушивании, малиновая ветровка. Огромная сумка с вещами перевешивается на левый бок. Если бы не знал, что ей двадцать, не поверил бы. Максимум шестнадцать.

Билл поправил кепку и, расталкивая спешащих на самолет людей, направился к девушке. Она не заметила его. Создавалось впечатление, что Ханна вообще ничего не замечает. Лишь потерянно смотрит на свои кеды и кусает губы.

- Помочь с сумкой? – спросил Билл и, вспомнив, что не дождется ответа, ловко подхватил спортивную сумку приятного фиолетового цвета.

Ханна одарила Билла благодарной улыбкой, незаметно смахнула слезы и пошла следом.

В их вынужденном молчании чувствовалось напряжение. Билл не то чтобы жалел о своем решении дать девушке шанс, сколько боялся за нее. Она была такой беззащитной, беспомощной даже, а ведь DSDS – шоу, здесь нужно уметь показать себя не только как артиста, но и как личность: завести знакомство с нужными людьми и покорить зрителей. Непростая задача для немой девочки. Да и с остальными участниками у Ханны, похоже, не заладилось: пока они весело болтали и знакомились друг с другом, Ханна сидела в углу и читала книгу, и, кажется, это ее совсем не смущало, в глазах девушки не было вызова или враждебности, словно ей было просто все равно. Все равно на все, и только на сцене, пока она пела, небесные глаза горели. Загадочная девочка, которую Биллу хотелось если не разгадать, то хотя бы понять, и поэтому он старался как можно чаще находиться с Ханной рядом (благо тот факт, что Ханна являлась его фаворитом, это позволял), иногда предпринимал попытки поговорить с ней, но удавалось только иногда рассмешить. И эта улыбка… о, иногда казалось, Ханна улыбается едва ли не чаще, чем дышит. Улыбка будто заменяет для нее все эмоции: радость, благодарность, смущение, обиду, безразличие. Но она всегда искренняя, без тени фальши, не глупая, не раздражающая. Наверное, именно поэтому, как бы Ханна не старалась отдалиться, многие участники все-таки прониклись к ней симпатией. Ханна отвечала им на листах бумаги или писала прямо на руках и улыбалась, улыбалась, улыбалась. Светилась, как маленькое солнце, только голубые глаза оставались серьезными.

Когда они дошли до места сдачи багажа, Билл поставил сумку и свой чемодан на дорожку, а Ханна вытащила из кармана широких светло-синих джинсов черный маркер и торопливо написала что-то на руке. Протянула бледную ладонь Биллу.

«Спасибо».

- Не за что, - тепло улыбнулся он.

Билл вспомнил первую групповую репетицию. Как Ханна, без смущения, пела громче всех - от ее детского голоса теплело на сердце. А еще она совершенно не стеснялась Билла, не превозносила выше всех остальных, и, как ни странно было это принять, не хотела, не желала, не любила... Он почему-то был уверен в этом, видел по глазам. Билл привык, что, хочет он этого или нет, его желают все, он всегда в центре внимания, такой недоступный, такой нужный. У Ханны же не было объекта для внимания, даже себя она таковой не считала. Ощущение, что смотрит на все со стороны – поэтому и не говорит – просто наблюдает, делает выводы, иногда выставляя оценки. Билл от всех ждал подвоха, как только стал знаменитым, людей от него как чертой отделило: семья и старые друзья – им можно доверять, новые люди, какими бы приятными на вид они ни были, заслужат лишь малую часть доверия, да и то не сразу; лишь вежливая улыбка и нейтральные темы для разговора. К Ханне же это доверие появилось почти сразу, вместе с желанием поддерживать ее. Думать о ком-то, кроме себя и брата – о, это явно в новинку.

Они прошли к паспортному контролю. Ханна не отходила от Билла, как ребенок не отходит от родителей в свой первый день в детском саду. Только за руку не брала, Ханна вообще не любила ни к кому прикасаться. И другим не позволяла, всегда шарахалась, словно от удара.

Билл до сих пор не мог назвать точный день, когда вдруг понял, что ему нравится проводить время с Ханной. После прослушивания он вышел покурить и увидел ее на ступеньках с мыльными пузырями в руках. Умилился. Стал нести всякий бред, Ханна улыбалась. А когда они въехали в отель рядом со студией, где работали эти недели, проходили первый тур, Ханна сама позвала его смотреть какой-то глупый фильм. Просто взяла за руку и повела в свой номер. Будь это другая девушка – не пошел бы, а тут… Она же еще ребенок, такая милая и странная. Невозможно отказать и в «неправильном» направлении подумать. Так и сидели с самодельным поп-корном, смотря комедию с Эдди Мерфи. Потом Билл с братом уехали в Лос-Анджелес, перед посадкой Ханна написала ему смс-пожелание хорошо долететь, он ответил, и они стали переписываться по несколько часов в день. После возвращения на шоу Билл продолжил проводить время с Ханной, словно они были старыми друзьями, как, например, с Андреасом, его школьным другом. Том странно косился, советовал быть осторожнее, некоторые девушки тут же начали ревновать, придумывать невесть что, а Билл впервые не заморачивался насчет будущего и отношений. Ему просто хотелось, чтобы эта девочка выиграла и снова могла говорить. Со вторым труднее. За три недели Ханна не произнесла ни звука, кроме пения, разумеется, тем самым убедив всех (за редким исключением противных скептиков и завистников) в том, что молчание – не пиар, необходимый, чтобы подогреть к себе интерес. Хотя, кто знает...

..Поездка на Багамы для десяти конкурсантов и пятерых судей. У каждого судьи – два фаворита: два участника, для которых они будут наставниками и учителями. Цель – привести одного из фаворитов к победе. Между судьями это было чем-то вроде соревнования. Ханну и еще одного парня (очень худого и обаятельного, похожего на молодую рок-звезду) Рика выбрал Билл. Ханна была не готова к этому, она вообще не была готова ни к чему новому. И к Биллу в том числе. Теперь у нее есть друг. Девушке было приятно проводить с Биллом время, изумляться его нестандартному стилю, странной прическе из высветленных до платины волос, разглядывать татуировки, таскать его футболки, а потом с виноватыми глазами возвращать. Они пели вместе, в тайне ото всех курили (а как же голос?) и смотрели хорошее кино. Кажется, он понимал ее, словно читал мысли. Но он был близко. Слишком близко.

- Смотри, Эмбер и Алиша, - Билл кивнул в сторону терминала. – Тебе туда, а я пойду найду Тома.

Ханна скорчила гримасу. Эмбер – единственная фанатка Билла и Тома (в частности, Билла), которой удалось «дорваться» до основного тура. Но весьма неплохой голос крупной крашеной блондинки, по мнению Ханны, не очень-то компенсировал стервозный характер. Ханна даже расстроилась. Она видела девушек, любивших группу «Tokio Hotel», и они были довольно милыми. Но закон подлости же. Сама Ханна слышала о данной группе мало и не вдавалась в подробности. В ее родном городке все предпочитали старое доброе кантри, поэтому Билла она знала лишь в статусе жюри, а теперь и хорошего приятеля, друга…

- Где ты ходила, Ханна? – окликнул девушку Фил. Да, третья попытка оказалась удачной.

Ханна виновато поджала губы. Лея приобняла девушку за плечи, Кларисса – приятная темнокожая девушка, тоже не особо разговорчивая, но только лишь из-за стеснения – обняла Ханну с другой стороны. По телу прошел неприятный заряд, похожий на удар током. Ханна ловко выпуталась из рук подруг и, улыбаясь, жестом позвала их к очереди, где остальные участницы и участники оставляли свои билеты и проходили в самолет.

Она проводила взглядом Билла, как обычно одетого в нечто очень модное и оригинальное, встретилась взглядом с глазами Тома, который попытался ей улыбнуться. Вышло весьма не убедительно: переживает за брата, конечно. Насколько Ханне было известно, Билл никогда ни с кем не сближался, а тут они так быстро нашли точки соприкосновения. Ей было приятно, правда приятно, общаться с таким замечательным человеком, как Билл. Но все равно она пыталась отстраниться от него, ведь он человек, а люди всегда причиняют слишком много боли.

.. - Ты оставила родителям номер нашего отеля? – спросила Лея у Ханны, когда самолет взлетел.

Ханна отрицательно покачала головой и сразу отвернулась. Она ничего никому не оставила. Только пропитанные болью воспоминания о той жизни.

..Специально для шоу организаторы сняли небольшой, уютный отель на берегу океана. Первый этаж – ресторан и зал регистрации, второй – комнаты для участников, жюри и учителей, третий – зал для репетиций. На выступления раз в неделю участники будут выезжать в город, в специально снятый на время шоу концертный зал. Ханна, как и остальные, с приоткрытым от удивления ртом, оглядывала райский уголок, в котором им предстояло жить неделю как минимум, а там - кому как повезет.

Билл помог Ханне и Клариссе донести их багаж, ослепительная улыбка не сходила с его красивого лица. Похоже, он был доволен не меньше.

- Спасибо, - поблагодарила Кларисса, когда Билл поставил ее сумку на кровать.

- Нет проблем, - он смотрел только на Ханну, которая от чего-то покраснела. Кивнула и слегка улыбнулась. Билл подмигнул ней. – Утром встречаемся в зале, чтобы обговорить расписание и провести первую репетицию. Идем, Ханна.

Ханна послушно пошла за Биллом в соседний номер, который на это время теперь станет ее. Билл открыл дверь, и Ханна изумленно заморгала, не веря своим глазам: изыскано, дорого, со вкусом.

Билл поставил ее сумку у входа и подошел к Ханне, которая ходила по комнате и вертела головой, пытаясь разглядеть все. Трогала дорогую ткань и блестящее дерево.

- Нравится, да?

Ханна кивнула, повернувшись к Биллу. Так странно. Она сама не понимала, как они смогли сблизиться, как могли так хорошо понимать друг друга, словно знакомы очень-очень давно. Она – замкнутая девочка из провинциального городка, уродец, странный зверек. И он – мечта миллионов, восхитительный мужчина, обаятельный любитель всеобщего внимания. Это казалось почти нереальным, воздушным замком.

Билл улыбался, крутя на пальце серебряное кольцо. Выбеленные волосы идеально уложены, словно он только что вышел из гримерки, а не летел несколько часов в самолете, широкие плечи, завораживающие татуировки и эти глаза… теплые, таинственные глаза. Ханна не понимала, что происходит, но уже через мгновение она крепко обнимала Билла, уткнувшись лицом в его горячую грудь. Шумно дышала, мысленно повторяя – спасибо, спасибо…

Билл не сразу понял, что происходит. Неуверенно обнял хрупкую девушку, погладил по волосам. Так они простояли какое-то время, дышали в такт друг другу, пытались понять – что же происходит и как далеко это зайдет. Билл хотел бы простоять так еще долго, он давно никого не обнимал, это было почти дико, а в объятьях Ханны было так хорошо, но его ждали в зале, поэтому он, извинившись, пообещал заглянуть позже. Ханна с какой-то мольбой посмотрела ему в глаза, но все же отпустила, разжав пальцы так же резко, как и сомкнула их несколько минут назад. Она будто предчувствовала что-то плохое. Ощущения ее не обманули.

..Когда Билл скрылся за поворотом, в номер к Ханне зашла Эмбер.

- Может, хватит доставать Билла? – спросила она, словно знала его лучше, чем кто-либо. Скрестив руки на груди, блондинка с презрением смотрела на Ханну. – Ему же просто жаль тебя. Девочка с дефектом, никому не нужная, которая никогда не добьется успеха!

Ханна молчала. Просто сидела и смотрела на свои острые колени. Замолчи же! Замолчи! Но слова в свою защиту застревали в горле, и Ханна не отвечала. Билл тот человек, которому она, вроде как, открывается. Постепенно, неуверенно. Но ведь Эмбер права. Все это слишком сложно и никто не будет бороться за то, чего никогда, возможно, не произойдет. Ханна уже не борется. Опустились руки, а сердце требовало лишь одного – пой, просто пой.

Ханна до боли закусила губу и, резко поднявшись, вышла из номера. Ее трясло, руки дрожали, дышать трудно. Убежать, скрыться, исчезнуть. Все до абсурда нелепо. Глупо. И совершенно бессмысленно.

Эмбер довольно смотрела на растоптанную «соперницу», наслаждалась ее растерянностью и болью. Блондинку давно не интересовал ни Билл, ни Том, только просто факт быть со звездой, ведь она так хотела этого, она любила Каулитцев уже несколько лет, неужели они предпочтут ей эту девчонку, сбежавшую то ли из цирка, то ли из психушки? Нет уж. Ни за что.

..Билл переоделся и поспешил в номер Тома. Тот распаковывал чемодан, поприветствовал брата кивком и продолжил складывать на полку футболки. Билл почувствовал себя неуютно. Между ними словно выросла стена, и имя ей – Ханна. Да и не столько Тома напрягала эта странная девушка, сколько отношение Билла к ней. Такое непривычно трепетно-нежное. Не обжегся бы.

- Со мной все будет в порядке, - не выдержав очередного обеспокоенного взгляда, заверил Билл.

- Да кому ты нужен, - быстро занял оборону близнец, - я о твоей подопечной беспокоюсь: недолго она так продержится. А стержень в ней, чувствую, есть.

Билл вопросительно посмотрел на брата – да неужели?

- Она же тебе нравится?

- Предположим, - Билл напрягся. – Мы друзья, ты же знаешь. Ханна очень хорошая.

Том снисходительно усмехнулся. Давно пора было заинтересоваться хоть кем-нибудь, а то все эти вечеринки с девочками на одну ночь только из-за физиологии действовали на Билла, а вернее на его совесть, совсем пагубно: нервный, разочарованный, еще больше ушедший в работу и развлечения. А ведь Билл не такой, нет. Том знал его, как никто другой, знал, что Билл действительно хочет и любить, и защищать, и заботиться. А тут такая девушка – слабая, милая, беззащитная. Упрямая, правда, и колючая, но ведь это неважно, верно?

- Ты никогда не задумывался – почему она молчит?

Билл пожал плечами. Задумывался, как же. И ответом всегда была оглушающая тишина, пара ударов в стену до разбитых костяшек и глухой стон отчаяния. Слизывать кровь и злиться. Прятать руки в перчатках, натянуто улыбаться.

- Если она не немая, значит, причина ее молчания чисто психологическая, - рассуждал Том, присев на край подоконника. Билл покосился на брата – в Томе явно умер психолог, - и, значит, что-то случилось, - продолжал он, смотря на Билла таким взглядом, словно тому была известна эта причина. Но причина была известна только Ханне.

- Что, например? – раздраженно процедил Билл, сложив руки на груди.

Том цокнул языком, закатил глаза, будто говоря – ну что ты как маленький? – и, чуть помявшись, негромко пояснил:

- Насилие, изнасил...

- Даже не думай! – Билл сам не ожидал от себя такой реакции. Он не мог даже думать о подобном. Ханна она же… она же… - Причина в чем-то ином.

- Я весь во внимании, - обиженно вскинул бровь Том.

Билл не ответил. Отвернувшись к окну, он оперся лбом о холодное стекло. Закрыл глаза и покачал головой. Так быстро привязаться к человеку, о котором ничего не знаешь – это нормально? Начать о нем так беспокоиться, думать? Билл жалел, что не знал ничего о любви. Даже комично – писать о ней песни, но не понимать, как себя вести в том случае, если она придет. Просто Ханна стала близкой, просто с ней хорошо. Штампы пусть Том оставит себе и своим девочкам. Думать о плохом не хотелось. Не стоит сгущать краски и гадать, она сама расскажет, когда будет готова. А она расскажет. Когда-нибудь.

..Ханна, в отличие от многих конкурсантов, прилетевших вместе с ней, не купалась в океане и не исследовала окрестности. Включив плеер, она присела на берег, зарывшись пальцами ног в еще теплый песок, и смотрела на розоватое небо и медленно тонувшее в воде солнце. Легкий ветерок ерошил ее волосы и щекотал лицо. В майке и шортах было уже холодно. Билл стоял неподалеку, смотрел на нее, скрестив руки на груди. Ханна часто подносила руки к лицу, нервно терла щеки. Кажется, плакала. Билл подошел к ней и сел рядом.

- Ты расстроена чем-то?

Отрицательно покачала головой, прикрыв глаза. Ее губы дрожали, Ханна отвернулась.

- Что-то же произошло, - прошептал Билл задумчиво, - не могло не произойти.

Ханна упрямо хмурила брови. На ее лице не было ни тени улыбки, поэтому она казалась старше, измученнее, печальнее. Зачерпнув горсть песка в ладонь, она медленно пропускала песчинки сквозь пальцы и часто моргала. Биллу захотелось обнять ее. Он уже протянул к Ханне руку, коснулся кончиками пальцев худого плеча...

Ханна резко обернулась. Волосы хлестнули ее по щекам. Билл отпрянул, испугавшись неведомо чего. Даже дышать стало страшно. Холодный, дикий взгляд. А в уголках глаз – слезы. Что же случилось, Ханна?..

Она встала. Отряхнулась и пошла к отелю, словно Билла здесь не было. Голова опущена, плечи дрожат. Билл проводил ее долгим взглядом. Он не знал, что как только Ханна перешагнет порог своего номера, она впервые за долгое время позволит себе громко плакать. Не просто лить слезы с каменным выражением лица, а именно рыдать. Постанывая и воя, как раненый зверь. Ханна будет пытаться закричать, но получится выдавить из себя лишь сдавленный рык. От этого она будет злиться, разбрасывать свои вещи и крушить мебель. Разобьет лампочку, а потом на всю ночь закроется в ванной. В темноте она будет глотать ртом воздух. Считать до ста, чтобы окончательно не свихнуться. Пугаться в темноте своего отражения в зеркале и резать осколками худые запястья. Ханна будет кусать до крови губы и слизывать ее с ослабевших рук, мотать головой до тошноты у горла. Тщетно пытаться прогнать уничтожающие видения. Около четырех утра она уснет на дне пустой ванны, оперевшись головой о холодный бортик, с надеждой никогда не проснуться снова.

Но Билл не знал этого, поэтому остался сидеть на берегу, смотря вслед молчаливой девушке.

Глава 3

Девушка жила на острове, от мира ее отделял океан лжи и лицемерия. Ей не хотелось утонуть в нем, поэтому она оставалась на берегу и смотрела на все издалека.

У девушки был брат, который жил на том берегу. Он не хотел там жить, но его заставляли, и заставляли…. Он сломался и жил, но все равно навещал ее, привозил апельсины. Ему хотелось, чтобы однажды она поехала с ним, но девушке нравилось есть апельсины в одиночестве. А на небе по ночам показывали жизни людей, и девушка смотрела их, как кино. Ее полностью устраивала жизнь на своем маленьком острове.

На репетицию Ханна пришла в длинном красном свитере. Он был ей слишком велик, закрывал торчащие колени, девушка тонула в несуразном одеянии с широким, душащим воротом. В ее адрес сразу же полетели безобидные и не очень шутки насчет того, не перепутала ли она континент. Ханна не обращала на них никакого внимания. Кивком поздоровалась с Биллом, с учителем по вокалу, а также с Леей и Филом. И хотя свитер был большим, наверняка мужским, Ханна все равно тянула его вниз и растягивала рукава. Казалось, если бы она могла говорить, то сейчас все равно бы молчала: по глазам видно нежелание общаться. Она ни разу не улыбнулась, а когда Билл захотел поймать ее после репетиции, просто повернулась и ушла. Она словно намеренно избегала его, да и всех остальных несколько дней подряд. Та Ханна, дружелюбная, милая и улыбчивая – исчезла. Вместо нее появилась другая девушка: закрытая, безразличная, холодная. Ханна усердно репетировала, а потом уходила в свой номер или на пляж. На пляже она садилась у воды и смотрела вдаль несколько часов подряд. Никаких эмоций.

.. - В чем дело, Ханна? – Том подсел к ней за ужином, по-хозяйски положив локти на стол. Вчера был отбор, и девушка оказалась в двойке худших, чудом не вылетев. Напряжение нервировало.

Ханна одарила Тома одновременно недоуменным и удивленным взглядом – за все это время он ни разу не заговорил с ней, и Ханне это нравилось: хоть до кого-то дошло, что она не ответит! Но Том заговорил. И начал еще с такого личного вопроса, словно они старые друзья и знают друг о друге все. Не сказать, чтобы в глазах Тома действительно была тревога, но интерес – бесспорно. Он повторил вопрос.

Ханна пожала плечами и продолжила есть.

Том положил перед ней блокнот и ручку – надо же, подготовился! – и велел (да-да, именно велел) написать причину. Ханна разозлилась. Выхватила из пальцев гитариста карандаш и написала одно слово огромными буквами, на весь лист – «ОТВАЛИ».

- Вот как, - выдохнул Том, вскинув бровь.

Наткнулся на испепеляющий взгляд. Выдержал.

Том, вообще, был намного спокойнее брата. Саркастичный, но не вспыльчивый. Улыбался, когда она смотрела на него, но никогда не навязывался. До этого момента.

- Билл волнуется, - сказал Том. - Мы все волнуемся.

Ханна склонила голову набок. Почему? Зачем? Какое им дело до нее и ее проблем? А может, у нее нет никаких проблем? Может, у нее все в порядке и ей просто скучно? Веселая игра чужими чувствами, кукловод чужих душ? С чего такая забота?

Том поправил бандану на голове, потупил взгляд. Наивный. Думал, сможет разговорить ее. Одного обаяния оказалось недостаточно, иначе бы у Билла это получилось еще в первый день.

- Ну… - Том замялся, - если что, мы всегда готовы помочь. Ты только дай знать, ладно?

Ханна широко улыбалась и кивала. Тому стало спокойно, и он, осторожно потрепав девушку по плечу, отошел от ее столика. Ханна продолжала улыбаться, а все внутри нее сыпалось, как карточный домик. Руины, песок, страх. Улыбка всегда была защитной реакцией для нее, способ показать всем, что она в порядке, и мягко попросить их оставить ее в покое. Но невозможно улыбаться вечно.

..Вбежав в номер, Ханна со всей силы хлопнула дверью. Поежилась от хлопка чудом не слетевшей с петель двери и глубоко задышала. На ходу разделась и забралась в ванну. Ледяной душ не произвел никаких изменений: внутри все продолжало безмолвно взрываться. Ни единой эмоции на лице, никаких мыслей, но внутри… вулканы, вспышки. Многим в таком состоянии хочется бить боксерскую грушу и громко кричать, но девушке хотелось иного. Ханна тихо запела дрожащими от холода губами. Больно, страшно. Воспоминания захватывают, поглощают. Опустившись на колени, она обняла себя руками. Вода стекала по волосам, капли больно били по спине. Ногти впивались в кожу, оставляя кровавые полосы.

«Я не одна, не одна…»

Спустя пару минут Ханна все-таки нашла в себе силы подняться со дна ванны. Выключив воду, она завернулась в полотенце и вышла из ванной. Надела на мокрое тело какую-то длинную кофту и завернулась в одеяло. За стеной работал телевизор, кто-то громко пел. Почему бы им не оставить ее в покое? Прошлое должно уйти, она сделала все, чтобы забыть: убежала из родного города, перестала говорить о нем, оборвала связь со всеми, с кем общалась, но это не помогло. И Билл… как бы он не пытался… она и сама не понимала как, но… но он напоминал ей о том, что она так старательно пыталась забыть. Напоминал о нем. Все внутри рвалось на части, потому что один и тот же человек спасал и убивал, спасал и убивал…

Ханна взяла с тумбочки мобильный, долго смотрела на дисплей, спорила сама с собой, потом все-таки нажала на вызов. Через пару гудков в трубке послышался сонный голос Билла:

- Алло?

Дыхание.

- Кто это?

Ханна закрыла рот ладонью. Губы задрожали. Она смяла простыни под собой, активно качая головой. Первый всхлип разорвал тишину. Словно лопнул воздушный шарик. Ханна закрыла глаза и зарыдала в голос.

..Билл слышал в телефоне сбитое дыхание. Кажется, чувствовал, как бьется сердце. До боли прижал к уху трубку. Шуршание, тишина, и она заплакала. Громко выла, боролась с собой. Кажется, пыталась сказать что-то, но не могла, не получалось. Невыносимо. Сердце защемило.

- Подожди минуту, ладно? – пытаясь говорить спокойно, попросил Билл, стараясь отыскать в темноте джинсы. – Всего минуту.

Ханна бросила трубку.

..Реветь. До нехватки воздуха в щемящих легких, ослабевших голосовых связок, не открывающихся век. Уже не помнить причины, только эту боль, выгрызающую внутренности и надежды.

- Ханна, - осторожно положил ладонь на плечо, - Ханна… Ханночка… Тише… Тише, я рядом. Я буду рядом, обещаю, - притянул к себе дрожащее тело, не в силах успокоить собственные нахлынувшие эмоции: сбивчивое дыхание и бешеный пульс. – Я не знаю, что могу сделать, но… Я не брошу тебя. Ханна…

Она вздрогнула. Его голос. Такой мягкий, но одновременно с хрипотцой. Никогда не привыкнет к этому необычному тембру, пробирающемуся прямо в душу. Иногда говорит очень высоко, а порой рычит, заставляя все внутри, там, где сердце, содрогаться. Сейчас Билл говорил тихим уверенным шепотом, от которого душа приятно дрожала, словно натянутая струна. Не лопнула бы. Ханна попыталась улыбнуться и, утерев ладонью слезы, повернулась к Биллу. В полумраке его шоколадные глаза казались почти черными, искрятся тревогой. Он осторожно обнял Ханну, притянув к себе. Она осторожно уткнулась носом в его ключицу. Спокойствие, которое покинуло душу девушки, вряд ли надолго, но все же вернулось к ней. Она уснула у него на руках.

..Следующее утро было солнечным, а настроение у Тома – восхитительным. Он провел репетицию, где зарядился от конкурсантов положительными эмоциями и вдохновением. В голове вертелась мелодия, которую хотелось срочно записать. Том мурлыкал ее себе под нос, быстрыми шагами пересекая коридор. Он уже дошел до лестницы, когда услышал за одной из дверей крики, угрозы:

- Хватит изображать дуру! Говори! Зови на помощь! Жалкая притворщица!

Том остановился. Вопли доносились из комнаты Ханны. Парень, не мешкая ни минуты, бросился к двери и резко распахнул ее. Внутренности натянулись, мешая ровно дышать.

Милая картина: Эмбер и еще одна девушка – подопечная Болена – склонились над Ханной, которая сидела на краю постели, обняв свои колени руками. Эмбер, сжимая худые плечи Ханны, продолжала кричать ей в лицо обидные ругательства, обвинять во лжи и смешивать с грязью. Том тоже относился к Ханне настороженно, и мысли о том, что девушка притворяется, часто лезли в его голову, но все же подобное обращение переходило все границы.

- Ты - маленькая дрянь без капли таланта! Думала выехать на грустной истории… Жалкая! – Эмбер и не планировала останавливаться. Вторая девушка гаденько хихикала, сложив руки на груди.

- Хватит! Оставьте ее! - Том, не церемонясь, оттолкнул девушек от Ханны.

Он не знал, что именно руководствовало обидчицами: зависть, ревность к Биллу или иные цели, но довести Ханну им все же удалось – хотя лицо девушки было абсолютно беспристрастным, словно окаменевшим, тело Ханны било мелкой дрожью, глаза бегали. Том вцепился в ее предплечье, выставив руку вперед, тем самым отгоняя девушек, словно коршунов от падали. Ханна опустила голову, полностью закрыв лицо волосами. Не плакала, нет, молча сотрясалась всем телом, едва слышно дыша.

– Оставьте ее в покое! - Том и сам не ожидал, что тон будет настолько резок и груб, даже для такой мерзкой ситуации. - Убирайтесь.

- Но Том, - Эмбер, кажется, всерьез испугалась – совсем недавно уверенный и надменный голос теперь был похож на мышиный писк, - мы все объясним…

Каулитц покачал головой, молясь о том, чтобы сдержаться. Вздрогнул, когда ледяные пальчики осторожно коснулись его руки. Повернувшись к Ханне, он увидел, что та смотрит на него большими, ничего не выражающими глазами. Все внутри сжалось.

- Сейчас я отведу тебя к брату, - хрипло пообещал он, подняв девушку, словно тряпичную куклу, он потянул ее за собой из комнаты. – Сейчас… идем…

На обидчиц Ханны Том не смотрел – боялся, что если хотя бы еще раз взглянет на них, то вскоре весь мир узнает, что Том Каулитц впервые ударил женщину.

..Билл сидел за большим письменным столом. Пытаясь разобраться в бумагах, он напряженно хмурил брови. Нужно было хоть как-то занять руки и, конечно, мысли, поэтому Каулитц-младший вывалил на стол все документы и прочие бумаги из стола и принялся перекладывать их из стопки в стопку. Около получаса назад организаторы объявили о правилах третьего тура: расскажите о своей семье и сделайте видеорепортаж о своем родном доме, и поведайте зрителям, как вы начали увлекаться музыкой. В общем, каждый конкурсант должен сделать что-то вроде мини-фильма, и это вполне логично, Билл бы удивился, если бы в конкурсе не было такого этапа. Но тот факт, что одна из конкурсанток, одна из оставшейся пятерки лучших, его фаворит, не может выполнить этого задания и таким образом пройти дальше, ставил ситуацию в тупик.

«Ханна, Ханна, - качал головой Билл, - что же нам теперь делать?..»

Она совсем не похожа на тех девушек, которых Билл привык видеть в клубах. Ухоженные, разодетые, с шикарными локонами волос и вишневой помадой на пухлых губах: такими и должны быть женщины – желанные картинки. Ханна же - еще подросток, в обычной одежде и с растрепанными волосами. Сухие, вечно разбитые губы – слишком часто кусает их. Детские пальцы с черным лаком на коротких ногтях и цветочные, едва уловимые духи. Она милая, не более. Совершенно не то, что все ожидали увидеть рядом с Биллом Каулитцем. Да Билл и сам не знал, кого бы он хотел видеть рядом. Слишком долго жил один, и сердце просто забыло о каких-либо функциях, кроме основной – качать кровь. Просто однажды перестаешь ждать. Как бы сильно не желал.

- Билл, тут такое дело…

Дверь распахнулась, и без всякого приглашения в комнату вошел Том.

- Я же просил оставить меня одного… - сердито начал Билл, но осекся, увидев, что Том пришел не один – за ним зашла Ханна.

Билл не мог сказать точно, что его удивило сильнее: то, что Ханна и Том, которых и приятелями друг другу не назовешь, пришли вместе, или то, что Том сжимал запястье Ханны. Билл вообще впервые видел, что она спокойно позволяла кому-то касаться ее, кроме, пожалуй, вчерашней ночи.

- Что произошло? – голос вмиг охрип, Билл встал из-за стола.

- Эмбер с подругой… - начал Том, но Ханна жестом попросила его замолчать.

Покачала головой и, осторожно высвободив свою руку из пальцев Тома, подошла к столу. Братья удивленно смотрели на нее, хмуря брови. Похозяйничав на столе, она нашла чистый лист бумаги и простой карандаш. «Все в порядке, - вывела ровные буквы на листе, - я в порядке». Близнецы-Каулитц недоверчиво переглянулись. Ханна смотрела куда-то в сторону, крепко сжимая бледными пальцами карандаш.

- Оставь нас, - задумчиво попросил Билл, посмотрев на брата с благодарностью.

Том, не возражая, покинул комнату.

Оставшись наедине, Билл подошел к Ханне. Хотел положить ладонь на ее плечо, попытаться приободрить, напомнить, что он с ней… Девушка ловко увернулась от его руки и села на край стула. На Билла она не смотрела. Застыла, словно статуя, опустив глаза. Сердце Билла сжалось. Он вдруг осознал, как дорога ему стала эта странная девушка. А может, во главе всего лишь эгоистичное любопытство.

- Ты ничего не скажешь, да?

Она лишь смотрела на него из-под слегка опущенных ресниц. Говорит же, взглядом говорит. Взгляд зачастую важнее, но…

- Пожалуйста, - он присел на корточки, осторожно коснулся пальцами ее холодного запястья. Она одернула руку, приложила ее к шее, дрожащими пальцами очертила ключицу. – Пожалуйста,- повторил он, - скажи. – Замолчал не в силах выдержать взгляд печальных глаз цвета хрусталя. Из-за блестящей пелены слез, они казались еще более светлыми, чем всегда. Цвет застеленного облаками неба, теплого, утреннего, но такого далекого.

Билл вздохнул и поднялся, посмотрев на девушку долгим взглядом. Напоследок коснулся подушечками пальцев ее острых коленей, и так хотелось сказать что-то, но он понимал: банальные "все будет хорошо; ты сможешь; я рядом; ты мне близка, ты мне дорога" – все тщетно. Пытался ведь, и каждый раз – удар в стену от отчаянья и ее тихие, проникновенные песни на повторе. Что же с тобой произошло?..

Она сидела, поджав под себя ноги, нажимала на выемку под ключицей и смотрела на него, смотрела... Боролась, билась о замершее стекло. Прикрыв глаза, едва заметно качала головой.

- Ну, скажи же! – вскрикнул Каулитц и тут же поджал губы, - что-нибудь, ты же можешь…. Ты же поешь! – отчаянье сквозило в каждом слове, впервые он чувствовал себя таким беспомощным.

Она лишь слабо улыбнулась. Бесполезно. Холодный ветер пробил ее кости насквозь, до дрожи. Бессилие – капли крови на искусанных губах, синяки от собственных пальцев на ключицах. А ведь там могли быть чьи-нибудь поцелуи, может, даже, его…

- Не знаешь, что сказать? – очередная глупая попытка. Уже не осознает что говорит, что делает. Несет какую-то чушь, отдаляясь от нее, опуская руки. – Ты просто не знаешь, что сказать! Ты вообще ничего не знаешь! Не хочешь знать!

Пальцы нервно скользят вдоль светлых волос, разрушая безупречную укладку; нервно массирует виски. Билл опустил руки и покачал головой. Нет больше смысла. Ни в чем больше нет смысла. Резко развернулся и пошел к выходу. Сердце ныло, тянуло его вниз, он понимал, что не имел права сдаваться. Не должен был ее бросать, обещал же, обещал...

Завесу тишины разорвал голос - тихий, неуверенный, немного детский. Полушепот из бездны, теплое дыхание, согревающее замершее сердце, разбивая ледяные стены:

- Я знаю, что ты единственный человек, которому я могу доверять.

Глава 4

Иногда девушка смотрела в небе кино о своих друзьях. Да, иногда….

Они не превратились в кроликов или динозавров, они были манекенами. Бумажные куклы, которые боялись дождя.

А девушка боялась снега. Ее пугали снежинки, потому что они были одинаковыми. Даже люди чем-то отличались друг от друга, а снежинки – нет. Наверное, когда девушка умрет, она попадет в снежный ад, потому что была очень плохой.

Воздух в комнате превратился в вязкую массу, иначе и не объяснить, почему так резко стало нечем дышать. Билл продолжал сжимать дверной косяк до боли в пальцах. Не верил своим ушам.

- Что?

Ханна не смотрела на него. Опустив голову, девушка изучала свои пальцы. Молчание резало ее изнутри. И Билла резало. На мгновение он решил, что ослышался.

- Что ты сказала? – на тон выше переспросил Каулитц.

Ханна подняла глаза. Чуть улыбнулась.

«Ты слышал, Билл. Ты все слышал».

Он лишь отрицательно покачал головой. Его охватил страх, что она больше не заговорит, и радость, зародившиеся внутри него в эти минуты – ложная тревога. Облизал губы и подошел к Ханне, вновь присев перед ней. Осторожно опустил ладонь на ее колено. Не убрала. Лишь зрачки сверкнули удивлением.

- Я понимаю, как тебе трудно, - Билл осекся, скосив глаза. – Пару лет назад у меня нашли кисту на связках, и от врачей я узнал, что тоже могу больше никогда не заговорить. Даже хуже – я не смогу петь. – Ханна дернулась, быстро заморгав. Стыдливо поджав губы, она неуверенно положила свои детские пальчики на татуированную кисть Билла. Он судорожно вздохнул и слегка улыбнулся. Поддерживает. – Мне было страшно. Ты не представляешь, как сильно я боялся. Вся моя жизнь… все вмиг стало таким уязвимым. И поэтому, когда голос вернулся, я почувствовал себя самым счастливым человеком на земле. – Ханна едва слышно хмыкнула. – Но я не об этом, - быстро продолжил Билл. – Я хотел сказать, что понимаю тебя. Ты думаешь, что если справишься с этим сейчас, когда-нибудь оно снова вернется. И второго раза ты точно не выдержишь.

С минуту в кабинете царила тишина, нарушаемая лишь стуком настенных часов. Ханна обдумывала слова Билла, тот в это время боялся даже дышать: боялся спугнуть ее или окунулся в печальные воспоминания? Он не знал. Но было тревожно.

- Это не может… вернуться. Я не позволю, – Ханна серьезно смотрела на Каулитца, чуть хмуря светлые брови. – Я же сильная. Спасибо, Билл... – она поднялась со стула и с улыбкой потрепала парня по волосам, скользнула ладонью по его щеке. Глаза блестят. Ханна поспешила отвернуться, сделав вид, что ее очень интересует его письменный стол. – Ты «Мальборо» куришь, Билл? – будничным тоном спросила она, взяв в руки пачку.

- Да. Красные.

- Не будешь против?

- Я… да я… нет, конечно, бери, - запинаясь, кивнул он. Вот так просто?

Пока Билл собирал мысли в кучу, пытаясь найти подвох, Ханна подошла к окну и, раскрыв его, закурила. Хрупкий силуэт чуть ли не наполовину свешивался на улицу, облокотившись всем телом на оконную раму. Во всех ее действиях – подносила сигарету к губам, поправляла волосы, вздергивала плечами – ощущалось напряжение. Ничего не исчезло, Ханна. Не обманывай себя.

..Можно назвать это возмездием или просто случайностью, но на следующем зрительском голосовании домой отправили Эмбер. Ханне, как обычно, было плевать. На отсеве она лишь безразлично пожала плечами и улыбкой проводила конкурентку за кулисы. С момента ее «исцеления» прошло три дня. Три дня Ханна молчала, как и ранее. О том, что она снова может разговаривать, знали только братья Каулитц, Лея и Фил, которых Ханна считала своими близкими друзьями. Билл, разумеется, хотел, чтобы об этом знали только он с братом – пока что – но хватило одного лишь взгляда, и Билл (который, к слову, славился своим адским упрямством) оставил эту затею.

- Не надо так смотреть на меня, словно я ребенок, который наконец-таки заговорил, - недовольно процедила Ханна, сложив руки на груди. - «Мама», «папа», «купи».

- Да мы просто… - Фил продолжал изумленно таращиться на Ханну, словно у нее вмиг выросли крылья, – просто это так необычно… в смысле круто, но все равно необычно.

- Мы очень рады за тебя, милая, - толкнув Фила локтем, тепло улыбнулась Лея. – Я, если честно, и не думала... – она осеклась, осознав, что ничем не лучше Фила. – В общем, это чудо. Большое чудо, милая. Господь на нашей стороне.

Ханна вежливо улыбнулась. Наверное, не стоит говорить единственной подруге, что она атеист до мозга костей? Да, наверное, все же не стоит.

- Только никому не говорите, - предупредила Ханна. – Пока еще рано.

- Почему? – в один голос спросили ее друзья.

Ханна закатила глаза.

- Ну, как вам сказать…

..Воздух в комнате был накален, словно котел над костром. Девочка с короткими светлыми волосами сидела на кровати Билла, сложив ноги по-турецки, и сверлила близнецов взглядом. Каулитцы стояли напротив нее и пытались втолковать что-то, но девочка слабо понимала, только метала глазами искры.

- Ты не должна никому говорить,… вообще что-либо говорить! – Том серьезно смотрел на Ханну. И никаких тебе «я так рад, Ханна; ого, моему брату больше не понадобиться язык жестов! а ну-ка скажи, кто самый горячий парень во всем шоу, м?». Нет. Том сразу приступил к действиям, которые, разумеется, сначала обговорил с младшим братом. И теперь Билл стоял неподалеку, подпирая плечом стену, и активно кивал. Предатель.

- Но, - Ханна перевела глаза на Билла, - я не понимаю.

Билл лишь вновь кивнул, соглашаясь с братом, хотя осознавал, как тяжело это для Ханны. Обрести то, что, казалось, навсегда утеряно, и тут же самому отказаться от этого. Билл задумался: а смог бы он? Получилось бы у него пожертвовать всем ради спокойствия… даже ни столько своего, сколько спокойствия других? Однозначного ответа он дать не мог.

- Если ты вдруг внезапно станешь совершенно обыкновенной, все точно решат, что это пиар, - терпеливо пояснил Билл, пытаясь сделать так, чтобы его улыбка вышла как можно обворожительнее.

- Хрень, - Ханна сложила руки на груди. В голубых глазах блестели слезы. – Тупая хрень. – Выдержав возмущенный взгляд Тома, она стала медленно загибать пальцы: - Во-первых, я всегда была обычной. Это вы – люди, любители шоу уродов – раздули из этого целое представление. Во-вторых, я же не перед финалом вдруг «вылечилась» и не после неожиданной победы, так что мне плевать, кто и что там себе думает. Я привыкла.

Братья Каулитц переглянулись.

- Знаешь, она мне больше нравилась, когда молчала, - задумчиво протянул Том.

Билл неловко усмехнулся, облокотившись о стену затылком.

Ханна с трудом сдержала порыв ударить Тома, да посильнее. Что он знает?!. Но, сдержав себя, девушка лишь резко вскочила, тем самым заставив старшего Каулитца попятиться, и направилась к выходу.

- Вы не понимаете, - прохрипела она, размахивая руками, с ее ресниц слетели первые слезинки, - не понимаете, через что мне пришлось пройти,… когда я вдруг осознала… - Ханна замолчала.

Билл испугался – слишком уж резко и неожиданно она оборвала себя на полуслове. Он схватил ее за запястье. Скорее машинально, почувствовав безвыходность. Ханна одернула руку. Смерив близнецов уже обычным для нее, ничего не выражающим, взглядом, девушка покинула комнату.

- Да, лучше бы она молчала. Или мы молчали.

Билл бросил на Тома полный ярости взгляд.

..Закрыв глаза, повторять строчки песни. Голос дрожит, боится выдать эмоции, показать чувства. Сминая дрожащими пальцами листы, Ханна пыталась не хрипеть, выровнять голос до той самой нужной планки. Не разочаровать бы того, чья молчаливая вера сильнее, чем слова. И совсем неважно, что он не рядом. Никто не рядом. Лишь мысли. И дело даже не в том, что не удалось стать родной или позволить стать родным. Дело лишь в том, что слова не ложатся на музыку и голос предательски дрожит.

- Это уже неважно. Ничего уже неважно. Все уже хорошо.

- Что неважно?

Ханна подпрыгнула на месте, выронив листы с текстом песни, которую пела. На заметку: больше никогда не проводить беседы с самой собой вслух, кое-кто очень любит подслушивать.

- Ты напугал меня, Билл!

- Извини, - он не изменился в лице. – Так что неважно?

- Ничего, - проворчала Ханна, собирая упавшие страницы.

- Эй, мы же друзья, - он подал ей листки и обаятельно улыбнулся.

- Мне казалось, друзья не заставляют лгать.

- Это только ради тебя…. – Билл покачал головой. – Я просто знаю, как все будет…

- А если мне нужно говорить? – взорвалась Ханна. – Мне НУЖНО выговориться!

- Выговорись мне, - развел руками парень.

Ханна фыркнула, собирая листы в стопку. Тело забила мелкая дрожь.

- Ладно, - задумчиво протянул Билл. – А как тебе такой вариант как психолог? Думаю, он даст совет и вообще…

- Знаю я таких «психологов», - недоверчиво пробубнила девушка, но тон ее все же смягчился. – Станет только хуже.

Билл уже не мог скрыть улыбку. Подошел и крепко сжал ее плечо холодными пальцами.

- Но попробовать же ничего не мешает.

- Да, - после долгой паузы протянула Ханна, посмотрев в зеркало, висевшее на стене: она была готова поклясться, что видела в своих глазах тот самый отблеск… Его отблеск. Ханна резко отвернулась. – Ничего не мешает.

..Биллу предложили остаться на сеанс. Он бросил взгляд на Ханну, словно спрашивая разрешения, девушка безразлично пожала плечами и направилась к кабинету. Ее плечи были опущены, словно она несла тяжелую ношу. Билл неуверенно шагнул следом.

Кабинет психолога представлял собой просторное помещение в строгих тошнотворно-темных, зелено-коричневых тонах. Большое окно занавешено, кушетка придвинута к дубовому столу, над которым висели дипломы в пестрых золотистых рамочках. Доктор Шмид сел в свое кресло за столом, жестом пригласил Билла сесть на стул у двери, Ханна по-хозяйски плюхнулась на бархатную кушетку, сложив руки на животе. Светлые волосы разметались на подушке, ноги она запрокинула на маленький кофейный столик. Билл непрерывно смотрел на нее, сверлил взглядом, и Ханна, наверное, не смогла больше терпеть этого пристального взгляда – повернула голову и уставилась на Билла, почти не моргая. Даже, кажется, чуть улыбнулась.

- Начнем? – деловито поинтересовался доктор.

Ханна кивнула.

- О ком ты думаешь? – спросил Ханну доктор Шмид.

- О моем брате. – Незамедлительно последовал ответ.

Шмид стрельнул глазами в сторону Билла, словно спрашивая – вы знали? Билл отрицательно покачал головой. Ханна никогда не говорила о своих друзьях или родственниках, даже о родителях предпочитала отмалчиваться. Брат… Почему он ни разу не пришел поддержать ее? Почему когда она прошла отбор, никто вместе с ней не радовался? Почему она ни разу не позвонила домой, родителям?

- Где он сейчас? – тем временем осторожно спросил психолог.

Ханна стрельнула в него убийственным взглядом. Такие люди, как этот усатый дядечка с дружелюбной улыбочкой и чемоданом, на первый взгляд безобидные, но вскрывающие своей точностью старые раны без всякого ножа. Но она уже пришла сюда, и отпираться было бесполезно. Тем более Билл смотрел на нее с неподдельным любопытством и мольбой.

- Он в хорошем месте, - уклончиво ответила Ханна, чуть спустившись вниз – теперь ее ноги свободно свисали с кушетки. – Его мир куда лучше, чем наш… этот гнилой, безразличный, поверхностный мирок.

- Ты видишь его? Слышишь? Он приходит к тебе?

Ханна закатила глаза.

- Я не сумасшедшая и у меня нет шизофрении.

«Но какое-то расстройство психики точно есть!» – хотел вставить Билл, но вовремя промолчал.

- Ты перестала говорить из-за него?

«А дядечка не теряется, - хмыкнул про себя Билл, - четко и по делу».

Молчание затянулось. Шмид предложил своим клиентам чаю, посоветовал Ханне не торопиться с ответом, а Биллу – выйти покурить. Тончайший намек, все в традициях психологии. Как бы Биллу не хотелось остаться, как бы не было любопытно, он все же послушно кивнул и покинул кабинет, осторожно прикрыв за собой дверь.

Когда Каулитц вернулся, Ханна вновь сменила положение на кушетке: теперь она сидела в центре, поджав ноги и положив ладони на пятки. Доктор Шмид что-то поспешно записывал в свой блокнот. Билл осторожно присел на стул в углу, Ханна его даже не заметила. Она едва заметно дрожала и говорила очень невнятно, сбивчиво:

- Сначала… сначала я этого хотела, а потом… потом я уже не могла себя контролировать, - Ханна запустила руки в волосы, - я хотела чтобы все это прекратилось, мне хотелось снова говорить, но я не могла… хотела и не могла… Это была я, но… но это не я, понимаете? Я больше не могу быть собой. И Билл… он слишком хороший, понимаете? Я не хочу втягивать его в это, в мои проблемы…

- Может, я сам решу? – не выдержал Каулитц.

Ханна вздрогнула и боязливо оглянулась, словно добыча на охотника: умоляющий, испуганный взгляд – понимает, что уже не спастись, но все еще подсознательно надеется. Билл скрестил руки на груди и с вызовом вздернул бровь – никто и никогда не указывал ему, что делать или что не делать, он всю жизнь решал сам, шел против толпы, и если его зацепила эта девочка, если он хочет быть рядом с ней, он, черт возьми, будет! Потому что он видел ее глаза в ту ночь, когда у нее была истерика, он чувствовал, как она жалась к нему всем телом, ощущал на футболке холодные слезы. Он нужен ей так же сильно, как и она ему. Но Ханна этого не понимала, не хотела понимать.

Произошедшее дальше случилось слишком быстро. Ханна резко вскочила и хотела убежать прочь из кабинета – ее глаза слезились, в них стояла пелена, - но доктор Шмид успел схватить ее за руку; девчонка вырвалась, громко закричав, смахнула рукой чашку с обжигающим чаем; содержимое кружки вылилось на брюки психиатра, который, застонав от боли, опустился в свое кресло; дрожащая Ханна побежала к двери, ее грудь вздымалась, дышала она ртом, жадно глотая воздух; Билл перехватил девушку, инстинктивно ринувшись в ее сторону, и сцепил руки на ее талии плотным кольцом; Ханна билась, вырывалась, кричала что-то не своим голосом – ты не понимаешь! ты не знаешь! – а потом и вовсе ударила его коленом в живот; скривившись от боли, Каулитц на секунду разжал руки, этой секунды было достаточно, чтобы Ханна выбежала из кабинета и ринулась в туалет, который находился совсем рядом с кабинетом доктора Шмида.

Оказавшись в одиночестве, Ханна прислонилась к холодной стене и задышала так прерывисто, словно только что пробежала марафон. В глазах то темнело, то белело. Голос снова не слушался ее, Ханна попыталась напеть что-нибудь, но из глотки вырвался лишь слабый хрип. Она запаниковала, в памяти так некстати всплыли недавние слова Билла – это может вернуться. Нет, не вернется. Она не позволит. Она больше не может с этим жить. Прости, Энтони, прости, но это невозможно. Невыносимо.

Ханна дрожащими руками вытащила из носка складной ножик, который всегда носила с собой. Пальцы не слушались, они будто налились свинцом. Ханна смотрела на свои ярко-выраженные синеватые вены и беззвучно рыдала. Холодный металл коснулся кожи.

В этот миг кто-то резко поднял ее и притянул к себе. Билл. Шоколадные глаза, теплые и уже, наверное, любимые. Нет, не «наверное». Любимые. И именно поэтому она не может позволить ему быть с ней, терпеть все эти выходки, мучиться, переживать.

- Отпусти! – Ханна ударила его в грудь.

Дата добавления: 2015-11-04