Грэхам макнил. Фулгрим. Ересь Хоруса – 5 16 страница

— Я знаю, вы подруга Делафура, — кивнул поэт.

— Точно, — весело подтвердила она, — но давай лучше поговорим не о нем, а о тебе.

— Обо мне? И насчет чего?

— Я недавно прочла несколько твоих стихотворений…

— О, нет, — упавшим голосом произнес Кадмус, а туповатое от выпитого лицо мгновенно приняло выражение покорности жестокой судьбе. — Только не это. Пожалуйста, если ты пришла сюда облить мои стихи помоями, то не беспокойся, это уже не раз делали. Я сейчас просто не выдержу очередного жестокого разноса.

— Но я вовсе не какой-нибудь желчный критик, — широко улыбнулась Серена, накрыв ладонью руку Леопольда. — Мне они понравились, поэтому я и решила поболтать с тобой.

— Правда?!

— Правда.

Глаза никчемного поэта тут же загорелись, а выражение лица вновь изменилось. Теперь оно выражало робкую и жалкую надежду на похвалу.

— Знаешь, я бы очень хотела, чтобы ты почитал их мне вслух, — предложила Серена.

Хлебнув прямо из бутылки, Кадмус промямлил:

— Э-э, у меня под рукой сейчас нет ни одной своей книги, но…

— Все в порядке, — решительно перебила Серена. — У меня есть одна, пойдем.

— Похоже, ты любишь работать в полном беспорядке, — заявил Леопольд, сморщив нос от вони, стоящей в студии художницы. — Как ты вообще что-то здесь находишь?

Он прошелся туда-сюда, аккуратно обходя разбитые баночки с краской и занозистые обломки мольбертов. Затем поэт с умным видом посмотрел на несколько уцелевших картин, висящих на стене, но Серена могла утверждать, что он ни капельки в них не понял.

— А я думала, все творческие натуры так живут. Неужели у тебя не так? — спросила она.

— У меня? Нет, конечно. Я живу в крохотной каюте, в которой есть кровать, стул и дата-планшет со стилусом, который включается через раз. Это всё-таки боевой корабль, только такие важные птицы, как ты, могут рассчитывать на огромную студию.

Серена услышала зависть в его голосе. Пустячок, а приятно.

Тут же в её висках вновь застучала кровь, дыхание сбилось и зачастило сердце. Пытаясь успокоиться, художница достала из серванта бутыль с темно-красной жидкостью, недавно купленную специально для такого случая у какого-то торговца на нижней палубе.

— Что ж, мне повезло, — Серена наполнила пару бокалов. Пробравшись сквозь груды хлама, она протянула один из них Кадмусу. — Но ты прав, если бы я знала, какой чудесный вечер мне предстоит, то обязательно устроила бы уборку. Жаль, но, когда я увидела тебя в «Ла Венице», то тут же решила, что просто обязана пригласить тебя, невзирая на весь этот мусор.

Улыбнувшись немудреной лести, Леопольд заинтересованно посмотрел на густую влагу в своем бокале.

— Я… я и не надеялся, что хоть кто-то захочет послушать мои стихи, — грустно признался он. — Знаешь, я ведь попал в 28-ую Экспедицию лишь потому, что разбился челнок, в котором летели поэты, отобранные из Мериканского Улья.

— Не притворяйся, — фыркнула Серена, — ты настоящий талант. А теперь — тост.

— И за что пьем?

— За счастливое крушение, без которого мы бы никогда не встретились!

Кадмус кивнул и пригубил бокал, улыбнувшись приятному и необычному вкусу.

— А что это за напиток?

— Ла Мама Хуана, — пояснила Серена. — Коктейль из рома, красного вина и меда, в который добавлен экстракт дерева эврикома, растущего на Терре, в землях Индонезика.

— Как экзотично.

— Не только, — промурлыкала художница. — Говорят, это ещё и сильнейший афродизиак…

Одним глотком осушив бокал, она с силой швырнула его через всю студию. Кадмус подпрыгнул, напуганный звоном стекла, а на стене остались кроваво-красные потеки.

Воодушевленный тем, как открыто Серена намекает ему на то, чем завершится вечер, Леопольд вслед за ней выхлебал свой бокал и бросил себе под ноги, издав при этом нервный смешок, типичный для человека, не верящего своему счастью.

Резко шагнув вперед, художница обхватила его за шею и впилась в губы долгим и страстным поцелуем. На секунду Кадмус напрягся, видимо, ещё не отойдя от её выходки с бокалом, но понемногу расслабился и ответил на поцелуй. Несколько секунд спустя Леопольд неуверенно положил ладони на бедра Серены, а та, словно обрадованная его смелостью, плотнее прижалась к нему, давая поэту ощутить жар своего тела.

Наконец художница поняла, что больше не может спокойно стоять, и толкнула Кадмуса на пол, рухнув сверху и разодрав на нем одежду в припадке страсти, успевая одновременно отбрасывать в сторону обломки мольбертов и палитр. Ощущения от липких рук Леопольда на собственной коже были просто омерзительны, но, как ни странно, наслаждение от этого только усилилось, и Серена не смогла удержаться от хриплого крика. В какой-то момент Кадмус оторвался от очередного поцелуя, из его губы текла струйка крови в том месте, где художница прокусила её. На глуповатом лице поэта сверкало безграничное удивление, но Серена не давала ему опомнится, то прижимая к себе, то отталкивая и с криками извиваясь на нем подобно дикому животному. Беспорядок в студии заметно усилился, хотя это ещё недавно казалось недостижимым. Наконец, глаза Леопольда расширились и бедра несколько раз спазматически дернулись.

Художница, вскрикнув в последний раз, вдруг резко выбросила правую руку в сторону и схватила свой любимый нож для чистки палитр, валявшийся на полу рядом с ними.

— Что ты?.. — только и успел выдохнуть Леопольд, прежде чем Серена широким взмахом руки рассекла ему горло. Яркая струя алой крови взлетела чуть ли не до потолка, и несчастный поэт забился в агонии.

Теплая животворная влага покрывала тело Серены, брызгая из шеи Кадмуса. Обманутый и погубленный Летописец конвульсивно дергался, из последних сил мертвой хваткой вцепившись в художницу, но та лишь безумно хохотала, чувствуя, как с каждой каплей крови, покидающей жилы поэта, её переполняет давным-давно не испытываемое наслаждение. На полу уже образовалась целая багрово-красная лужа, но Серена ещё и ещё раз била Леопольда ножом в шею, возбуждаясь его страданиями и отчаянием. Тот слабел все быстрее и быстрее, а блаженство, испытываемое художницей, становилось почти нестерпимым.

Наконец, руки поэта безвольно упали на пол, словно плети, и Серена ощутила внутри себя взрыв чувств, на миг превысивший пределы доступного человеческому существу. Она бессильно сползла с тела своей жертвы, ощущая, как дрожит её плоть и бешено стучит сердце, пытаясь вырваться из груди.

Услышав последний хрип Кадмуса, художница широко улыбнулась и втянула трепещущими ноздрями тяжелый запах — похоже, кишечник и мочевой пузырь поэта расслабились в миг его смерти. Серена ещё немного полежала на полу, сохраняя в себе ощущения, испытанные в момент убийства и наслаждаясь огнем в своей крови и жаром, охватившим её тело.

Теперь она могла воплотить на полотне всё, что угодно.

НА ТРИДЦАТЫЙ ДЕНЬ ПРЕБЫВАНИЯ флота 28-ой Экспедиции в Аномалии Пардус произошло событие, ответившее почти на все вопросы, возникшие при посещении и изучении райских миров этого сектора Галактики. «Гордое Сердце», находящееся в авангарде, вдруг обнаружило прямо по курсу присутствие нечеловеческого корабля грандиозных размеров.

Рапорт немедленно был доведен до Фулгрима, тут же объявившего боевую тревогу. По всей эскадре загремели тревожные сигналы, экипажи кораблей открыли портики гигантских артиллерийских орудий и загрузили торпеды в пусковые трубы.

Неизвестное судно пока что не совершало враждебных маневров, и потому «Гордость Императора» по приказу Примарха выдвинулось в авангард, присоединившись к «Гордому Сердцу», несмотря на громкие протесты капитана Лемуэля Азьела.

Лишь после этого приборам флагмана удалось зафиксировать наличие неизвестного судна, хотя все усилия палубных офицеров определить его точные координаты, размеры и принадлежность оказались тщетными. Объект пульсировал на экране, то пропадая, то появляясь вновь, каждый раз в немного другой точке.

Статические помехи мешали работе локаторов, а флотские астропаты сообщали, что ксеноситское судно окутывает та же «пелена», что делала Аномалию Пардус невидимой для Навигаторов и глушила телепатические сигналы.

Наконец несколько разведкораблей подошли к незваному гостю на расстояние визуального контакта, и он возник на мониторах в рубке «Гордости Императора» — как слабый, размытый контур.

Истинный размер корабля ксеносов определить не удалось — не с чем было сравнивать. Впрочем, флотские аналитики позже утверждали, что длина его от носа до кормы лежала в диапазоне девяти-четырнадцати километров. Единственной хорошо заметной, даже выдающейся деталью оказался громадный треугольный объект, напоминающий парус.

Впрочем, думали обо всем этом уже после, потому что, как только титанический корабль возник на экранах флагмана, в рубке, по вокс-связи Легиона, прозвучал голос кристальной чистоты, изъяснявшийся на превосходном Имперском готике.

— Мое имя — Эльдрад Ультран, — произнес он. — От имени Рукотворного Мира Ультве, я счастлив приветствовать вас.

Глава Четырнадцатая

К Тарсусу/Природа гениев/Предупреждение

СОЛОМОН ВНИМАТЕЛЬНО СМОТРЕЛ НА воинов, охраняющих делегацию эльдарских переговорщиков. В каждом их движении, стремительном и легком, сквозила смертоносность, которой даже он не мог бы достичь. Изогнутые клинки висели за спинами ксеносов, и, кроме того, к поясу каждого из них был прицеплен пистолет изящной выделки. Высокие бледно-серые шлемы, разрисованные пугающими гримасами и украшенные незнакомыми символами, полностью скрывали лица эльдар. Что до их брони, плоской, собранной из отдельных сегментов, то, как решил Соломон, сделана она была из того же материала, что и руины, виденные им на 28-4.

— Не больно-то крепкие ребята, — шепнул ему на ухо Марий. — Дунь посильнее, и они сломаются пополам.

— О, нет, друг мой, — так же тихо ответил Деметер, — они опасные враги, и их оружие крайне смертоносно.

Вайросеан не то чтобы до конца поверил его словам, но все же кивнул, зная, что Соломону, в отличие от него, доводилось сражаться против эльдарских воинов.

Соломон же обратился мыслями к прошлому, вспоминая густые ветреные леса мира Ца-Чжао, в которых Лунные Волки и Дети Императора вместе сражались против пиратских отрядов эльдар. То, что начиналось как обычная зачистка, быстро превратилось в кровавую бойню под аккомпанемент завывающей бури, во тьме, пронзаемой лишь редкими молниями. Превосходство в численности и оружие ничего не решало, лишь грубая сила и ярость помогли им тогда выжить и победить. Соломон слегка повел плечами, вспоминая, как из-за деревьев на Десантников обрушивались почти неуловимые враги, сверкая лезвиями клинков и издавая вопли, от которых у опытнейших Астартес на миг стыла кровь в жилах. В довершение всего, Второй Капитан вспомнил, как, прямо у него на глазах, скрытый за пеленой дождя эльдарский чемпион в мгновение ока обезглавил одного из Лунных Волков, захлестнув его шею длинной, шипастой, покрытой засохшей кровью железной плетью.

Он вновь увидел перед собой шагающих чудовищ, превосходящих высотой дредноуты, что пробирались сквозь мрачные заросли, круша Десантников ударами огромных кулаков и подрывая бронетехнику залпами невероятной мощи из установленных на плечах пушек.

Деметер твердо знал, что эльдаров нельзя недооценивать.

Встреча с миром-кораблем поразила всех в 28-ой Экспедиции, и большинство командиров отнеслись к непрошеным гостям с осторожной неприязнью, которая несколько утихла после того, как все убедились, что Эльдары действительно не проявляют агрессии. Фулгрим лично говорил с этим «Эльдрадом Ультраном», существом, утверждавшим, что «ведет Рукотворный Мир по его пути». При этом Ультран отрицал, что является лидером или вождем своего народа в человеческом понимании.

После этого начался сложный и нудный дипломатический танец предложений и контрпредложений, поскольку ни одна из сторон не соглашалась принять представителей другой на своих кораблях. В Экспедиции зазвучали голоса, призывающие к войне, причем Соломон выступал за нее громче всех.

В один из дней он, Юлий, Марий, Веспасиан и Эйдолон собрались в покоях примарха с тем, чтобы выслушать соображения, согласно которым Фулгрим избегал начала боевых действий против ксеносов и, по сути, нарушал приказы Императора.

Апартаменты Фулгрима превратились в настоящую галерею картин и скульптур, и Деметер заметно смутился, увидев в дальнем углу свою собственную статую, поставленную рядом с мраморными воплощениями Каэсорона и Вайросеана. Впрочем, Второй Капитан быстро опомнился и начал в полный голос выступать против мирных переговоров.

— Это же ксеносы! Какая ещё причина нужна для начала войны?

— Ты слышал, что сказал Лорд Фулгрим, Соломон? — поинтересовался Юлий. — Эльдары утверждают, что хотят сообщить нам нечто крайне важное.

— И ты веришь в эту чушь, Юлий? Мы же вместе с тобой дрались на Ца-Чжао и знаем, чего они действительно хотят — перебить нас всех!

— Хватит! — не выдержал Фулгрим. — Я уже объявил о своем решении и не изменю его. К тому же, я не верю, что эльдары явились сюда с враждебными целями — пусть их корабль огромен, но он всего лишь один против целого флота. Раз уж нам протянули руку дружбы, я не оттолкну её. Если, конечно, в ней не скрывается потайной клинок.

— Когда кто-то понимает, что быть твоим врагом слишком опасно, то тут же начинает навязываться в друзья, — проворчал Соломон. — Если мы поддадимся на их уловку, то проявим недопустимую слабость.

— Сын мой, — успокаивающе произнес Фулгрим, беря его за руку, — каждый человек в Галактике, даже самый мудрый из всех, в молодости говорил то, о чем впоследствии мечтал бы навсегда забыть, совершал поступки, которые хотел бы потом стереть из своей памяти. И я боюсь, что начатая война против эльдар окажется той самой ошибкой, сожалеть о которой я буду долгие годы.

На этом дискуссия и закончилась. Все, кроме Юлия и Эйдолона, разочарованно отправились восвояси к своим Ротам. Переговоры с Эльдарами ещё несколько дней шли без видимых успехов, пока наконец Эльдрад Ультран не предложил в качестве нейтрального места встречи мир под названием Тарсус.

Эта идея показалась приемлемой руководству Экспедиции (а точнее говоря, примарху), и флот Детей Императора последовал за миром-кораблем в очередной переход по Аномалии Пардус. После нескольких дней пути люди и эльдары прибыли на орбиту ещё одной планеты, прекрасной и безжизненной, как и все те, что исследовались прежде. Координаты места высадки ксеносы передали на «Гордость Императора», и, всего лишь через несколько часов оживленного обмена претензиями, согласовали размер и представительство обоих делегаций.

«Тандерхоук», стартовавший с флагмана Детей Императора, достиг поверхности Тарсуса в предзакатный час, и высадил Десантников на вершине гладкого холмика. Буквально в сотне метров заканчивалась опушка огромного леса, а окружали холм руины, точь-в-точь похожие на те, что воины Фулгрима видели прежде.

Как только рассеялись облака пыли, Астартес увидели, что для них приготовлен ещё один сюрприз: эльдары уже ждали их, хотя флотские наблюдатели не регистрировали отделения от мира-корабля каких-либо челноков или десантных капсул.

Чувство опасливого недоверия, не покидавшее Соломона все эти дни, лишь усилилось при виде этого, но его спутники, похоже, сохраняли спокойствие. Лорд-коммандеры Веспасиан и Эйдолон встали по левую и правую руку от примарха, Соломон, Юлий, Марий, Саул Тарвиц и Люций расположились позади, и делегация людей направилась навстречу ксеносам.

Эльдары собрались под изогнутой, арочной постройкой, опять-таки в точности повторяющей ту, которую Дети Императора осматривали на Двадцать Восемь-Четыре. Отряд воинов в броне костяного цвета, вооруженных парами длинных клинков, спрятанных в наспинные ножны, занял позиции возле главной арки. За ними неподвижно стояли поодиночке высокие фигуры в темных плащах и доспехах, держащие в руках длинноствольные орудия, а два танка с изящными обводами и хорошо заметными мощными пушками описывали круги по периметру развалин. Наконец, в воздухе то и дело раздавался легкий свист проносившихся над головами переговорщиков небольших, но очень быстрых и юрких летательных аппаратов, поднимавших с земли небольшие клубы пыли.

В центре эльдарской делегации сидела на скрещенных ногах за полированным столиком темного дерева стройная фигура, облаченная в черную тунику и высокий бронзовый шлем, с длинным посохом в руке. За спиной у неизвестного возвышалась гигантская шагающая боевая машина, собратьев которой Соломон так «хорошо» запомнил по Ца-Чжао. В руке машина сжимала меч, длиной с рослого Десантника, и в её изящном теле скрывалась пугающая сила и мощь, и, хотя золотая шлем-маска на «голове» машины совершенно ничего не выражала, Деметер готов был поклясться, что она смотрит прямо на него. Смотрит с насмешкой и отвращением.

— Какой чудесный, миролюбивый прием, — шепнул ему Юлий с нескрываемым сарказмом в голосе.

Соломон не ответил, внимательно отыскивая малейшие признаки того, что их заманили в ловушку.

— ТЫ УВЕРЕН, ЧТО ЭТО ИМЕННО ОН?

— Все ещё не знаю, — мысленно произнес Эльдрад в ответ на столь же молчаливый вопрос Хираэна Голдхельма, — и это пугает меня.

— БУДУЩЕЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕОПРЕДЕЛЕННО?

Ультран покачал головой, зная, что могущественный Призрачный Лорд выступал против не только этой встречи, но и вообще контактов с мон-кей. Давно скончавшийся воин советовал Провидцу атаковать людей, как только те вторглись в эльдарское пространство, до того, как те узнают об их присутствии здесь. Эльдрад же чувствовал, что встреча с людьми может многое изменить в судьбе обоих рас. Вернее, она способна изменить всё.

— Я знаю лишь то, что он сыграет величайшую роль в грядущей кровавой драме, но не вижу, какого персонажа ему предстоит воплотить — доброго или злого. Его помыслы, равно как и его судьба, от меня сокрыты.

— СОКРЫТЫ? ОТ ТЕБЯ? КАК ЭТО ВОЗМОЖНО?

— Не могу ответить тебе с уверенностью, но, похоже, что, какие бы темные силы Император мон-кей не использовал при создании своих Примархов, они защищают их от моего взора подобно призракам варпа. Я не способен ни прочесть его мысли, ниже провидеть то, что его ожидает.

— ОН МОН-КЕЙ. У НИХ НЕТ НИКАКОГО БУДУЩЕГО, КРОМЕ ВОЙНЫ И СМЕРТИ.

Провидец знал, что мертвый воин питает ненависть и презрение к людям, и помнил, с чего это началось. Давным-давно человеческий клинок пронзил грудь Хираэна и лишил его возможности вновь ступить на палубы родного мира, взять за руку друга, посмотреть в глаза возлюбленной. Он стал всего лишь призраком, запертым в оболочке военной машины, живущей лишь ради убийств. Эльдрад всегда пытался смягчить гнев Призрачного Лорда, лишающий его трезвого взгляда на мир, но с этими словами Хираэна сложно было не согласиться. Вся история мон-кей писалась кровью, в крови они рождались и в крови умирали.

Но, пусть люди и были жестокой расой, живущей ради завоеваний, те из них, что сейчас направлялись к ним, отличались от прочих. В их лицах и жестах проглядывало отточенное изящество, невиданное им прежде, и Ультран страстно надеялся, что этот Фулгрим сумеет понять его, поверить ему и донести его слова до вождя своей расы.

— ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ПРАВ, — проворчал Хираэн.

— ТЫ ГОВОРИЛ МНЕ, ЧТО ВИДЕЛ ЧУДОВИЩНУЮ ВОЙНУ, ВИДЕЛ, КАК МОН-КЕЙ ВЦЕПЯТСЯ В ГЛОТКИ ДРУГ ДРУГУ?

— Так было, о Великий, — подтвердил Эльдрад.

— ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ПРЕДУПРЕДИТЬ ИХ? ЧТО НАМ, ПЕЧАЛИТЬСЯ ИЗ-ЗА ВАРВАРОВ, УБИВАЮЩИХ СЕБЕ ПОДОБНЫХ? ЖИЗНЬ ОДНОГО ЭЛЬДАРА СТОИТ ДЕСЯТКОВ ТЫСЯЧ ИХ ЖАЛКИХ ЖИЗНЕЙ!

— Твои слова верны, — ответил Ультран, — но я видел мрачную тьму далекого будущего, которую может вызвать к жизни наша сегодняшняя неудача, буде она произойдет.

— НАДЕЮСЬ, ТЫ ПРАВ, ПРОВИДЕЦ. ВСЕМ СЕРДЦЕМ, КОТОРОГО МЕНЯ ЛИШИЛИ.

Эльдрад поднял глаза на бронированных воинов, спускающихся по склону холма, и почувствовал, как в его душе дрожит слабый огонек надежды. Они уже согласились прийти сюда, быть может, и в дальнейшем…

ФУЛГРИМ ШАГАЛ ВПЕРЕДИ ВСЕХ, на несколько шагов опережая Гвардию Феникса и обоих лорд-коммандеров. Примарх являл собой прекраснейшее зрелище, его начищенная боевая броня и шитый золотом плащ сияли в мягких лучах заходящего солнца, серебряно-белые волосы были заплетены во множество замысловатых косичек, а на лбу сверкал золотой венец. Пудра, щедро присыпавшая кожу Фулгрима, сделала его лицо даже бледнее обычного, а щеки, виски и веки украсились изящными узорами, нанесенными цветной тушью. Финикиец пришел на переговоры с оружием — у его пояса висел обнаженный серебряный меч.

Соломон долго пытался понять, что же именно кажется ему странным в облике своего вождя, пока его вдруг не озарило. Фулгрим выглядел не как Примарх Космических Десантников, ведущий за собой лучших воинов человечества. Он выглядел, как актер, играющий роль Примарха Космических Десантников в какой-то не самой лучшей театральной постановке.

Разумеется, Деметер оставил свои мысли при себе, тем более Дети Императора наконец спустились с холма и подошли вплотную к эльдару в черном одеянии. Тот плавно поднялся на ноги, с тем, чтобы склонить голову перед Фулгримом. Перед этим, впрочем, он снял свой бронзовый шлем, и Соломону почудилась тень усмешки, промелькнувшая по лицу ксеноса.

— Добро пожаловать на Тарсус, — произнес эльдар, кланяясь в пояс.

— Вы — Эльдрад Ультран? — спросил Фулгрим, возвращая поклон.

— Да, верно, — Ультран повернулся к огромной боевой машине, — а это Призрачный Лорд Хираэн Голдхельм, один из самых уважаемых Предков Рукотворного Мира Ультве.

Соломон чуть вздрогнул, увидев, как гигант мотнул головой в неопределенном жесте, равно могущем быть и дружелюбным, и неприветливым.

Взглянув на Призрачного Лорда, Феникс кивнул ему, выказывая уважение, как воин воину. Эльдрад тем временем продолжал:

— И, судя по вашему облику, вы, должно быть, Фулгрим?

— Лорд Фулгрим, Повелитель Детей Императора! — неожиданно встрял Эйдолон.

По губам эльдара вновь скользнула тень улыбки, и Деметер скрипнул зубами, увидев в этой гримасе оскорбление.

— Приношу извинения, — поправился Ультран. — Я не пытался унизить вас или же проявить неуважение. Мне всего лишь хотелось, чтобы разговор меж нами шел, опираясь не на чины и звания, а на взаимное почтение.

— Я вовсе не оскорблен, — улыбнулся Фулгрим. — И мне по душе ваша точка зрения, поскольку не право рождения и не высокий чин, но почтение, заслуженное своими свершениями, возвышает людей. Лорд-коммандер лишь озаботился тем, чтобы вы полностью уяснили мое положение в человеческой иерархии. И, хотя это и немногое значит в свете грядущих переговоров, мне пока ещё неясно место, которое вы занимаете среди своей расы?

— Я из тех, кого называют Провидцами, — медленно произнес Эльдрад. — Я веду мой народ сквозь испытания, насылаемые судьбой, и предлагаю решения, помогающие избежать опасностей грядущего.

— Провидец… — протянул Финикиец. — Это то же самое, что и колдун?

Ладонь Соломона мгновенно скользнула к рукояти меча, но Второй Капитан тут же пришел в себя. Примарх строго наказал им не прикасаться к оружию прежде, чем он подаст соответствующий знак.

Ультран спокойно воспринял грязное слово, которым его назвал Примарх Детей Императора, лишь покачав головой:

— В нашем языке «Провидец» — древний термин, к сожалению, не имеющий аналогов на Имперском готике.

— Понимаю. Простите, что сразу не подумал об этом, — слегка поклонился Фулгрим.

Деметер превосходно знал своего вождя, и сразу сообразил, что Феникс намеренно выбрал самое грубое из оскорблений, чтобы посмотреть на реакцию Эльдрада. Впрочем, то, что срабатывало с людьми, на ксеноса не подействовало. Лицо эльдара осталось таким же спокойным, как и в начале беседы.

— Что ж, как я понял, вы возглавляете свой мир-корабль?

— Рукотворный Мир Ультве не имеет единого вождя, он скорее следует указаниям тех, кого на вашем языке можно назвать… советом.

— Значит, вы и Хираэн Голдхельм представляете здесь этот совет? — не отступал Фулгрим. — Поверьте, для меня действительно важно знать, с кем я говорю.

— Говоря со мной, — твердо ответил Эльдрад, — вы говорите с Ультве.

ОСТИАН ЕЩЁ РАЗ ПОМОЛОТИЛ КУЛАКОМ по переборке, закрывающей вход в студию Серены, и мысленно дал художнице ещё пять минут на то, чтобы ответить на стук. Его неудержимо тянуло назад, в собственную студию, где близилась к завершению работа над статуей Императора. Образ Повелителя Людей уже почти полностью выступил из камня, но, хотя руками Делафура водила некая внутренняя сила, он чувствовал, что бесцельное стояние у закрытых дверей отнимает драгоценное время. Он может не успеть…

Поняв, что художница не собирается открывать, Остиан тяжело вздохнул… и тут же услышал легкий шорох за неплотной переборкой. Ошибки быть не могло, поскольку к шороху добавился слабый, но отчетливый запах немытого тела.

— Серена, это ты? — позвал скульптор.

— Кто там ещё? — раздался злобный и испуганный голос.

— Я, Остиан. Открой, пожалуйста.

Молчание вместо ответа. Скульптор подумал, что обладатель неизвестного голоса вновь отошел от двери, но, стоило ему вновь занести руку для очередного стука, переборка медленно поехала вверх. Делафур отступил на шаг, неожиданно испугавшись мысли о том, кто сейчас предстанет перед ним.

Наконец медленно ползущая переборка целиком въехала в потолочные пазы, и Остиан увидел, кто же откликнулся на его стук.

Вероятнее всего, это был человек, поскольку ксеносам нечего делать на борту флагмана Детей Императора. Далее, по некоторым явным признакам Остиан определил, что человек принадлежит к женскому полу. Потом скульптор вспомнил, как в юности отправился на захватывающую дух прогулку по нижним уровням улья и увидел там нищенку, живущую в помойной канаве. Открывшее дверь существо выглядело точно так же.

Длинные нечесаные волосы свалялись в засаленный комок, лицо исхудало, щеки ввалились, а давным-давно нестиранная одежда почти превратилась в лохмотья.

— Кто ты… — начал Остиан, но тут же поперхнулся собственными словами, поняв, что жуткое существо, стоящее перед ним — Серена д’Ангелус.

— Трон Терры! — вскрикнул Делафур, бросаясь к девушке и хватая её за плечи. — Что с тобой случилось, Серена?!

Опустив взгляд, он увидел, что её руки испещрены множеством шрамов и порезов разной глубины. Некоторые из них до сих пор покрывала корка засохшей крови, и многие явно воспалились от заражения.

Художница смотрела на него пустыми глазами. Остиан почти втолкнул её в студию, вновь, на миг, остолбенев от того, во что превратились покои Серены. Что произошло с всегда аккуратной и чистоплотной девушкой, обожавшей организованность и собранность в мельчайших деталях? На полу валялись целые и разбитые баночки из-под красок, сломанные мольберты и палитры, горы прочего мусора. Два целых этюда стояли посреди беспорядка в центре студии, но что на них изображено, Делафур не знал — они были развернуты в другую сторону, да ещё и прикрыты сверху какой-то тканью.

Непонятные красные потеки испещряли стены, а в углу стояла высокая и объемистая пластиковая бочка. Даже стоя у дверей, Остиан чувствовал мерзкий, ядовито-кислый запах, струящийся от неё.

— Серена, ответь мне во имя Имперских Истин, что — здесь — произошло?!

Девушка посмотрела на него, словно увидев впервые, вяло пожала плечами и чуть слышно произнесла:

— Ничего…

— Знаешь, мне почему-то так не кажется, — съязвил Делафур, страшно раздосадованный безразличием Серены. — Просто обернись вокруг: краски, размазанные по стенам и полу, сломанные кисти и палитры… и эта вонь?! О Трон, у тебя что, здесь кто-то умер?

Серена вздрогнула и, как ей казалось, объяснила происходящее:

— Я слишком занята последнее время, мне некогда сделать уборку…

— Что за чушь?! Я, например, куда безалабернее тебя, но в моей-то студии и близко нет такого кошмара! Ещё раз спрашиваю. Что. Здесь. Произошло?

Разбрасывая ногами хлам, Остиан обошел огромное пятно красно-коричневой краски, засохшее в центре пола, и направился в сторону бочки.

Не дойдя до неё буквально нескольких шагов, скульптор почувствовал, что Серена стоит прямо у него за спиной. Обернувшись, Остиан увидел, что девушка протягивает к нему левую руку, в то время как правая прячется в складках бывшего платья, словно сжимая какой-то небольшой предмет.

— Нет, — пробормотала Серена. — Пожалуйста, я не хочу…

— Не хочешь чего? — подозрительно спросил Делафур.

— Просто не надо… — слезы потекли из глаз художницы.

— Что у тебя в бочке?

— Травильная кислота, — ответила девушка. — Я… я пробую новые ингредиенты для красок. Вообще что-то новое.

— Что-то новое? — повторил Остиан. — Перейти от акриловых красок к масляным — вот что значит «попробовать нечто новое»! А ты занимаешься какой-то… каким-то идиотизмом, если хочешь знать!

— Пожалуйста, уходи, Остиан, — вновь заплакала Серена. — Пожалуйста, оставь меня.

— Не уйду, пока не пойму, что с тобой стряслось.

— Нет, Остиан, ты должен уйти, — вдруг разозлилась художница. — Иначе я за себя не отвечаю!

— Что ты несешь, Серена? — скульптор сгреб её в охапку и потряс. — Я не знаю, что с тобой, но хочу, чтобы ты знала, что со мной… то есть, что я пришел сюда ради тебя! И ещё я полный придурок, потому что не сделал этого раньше.

Дата добавления: 2015-10-21