Пятая книга о семействе Доллангенджеров 21 страница

— Нет тебя прекрасней в целом свете… — взглянув в мое растерянное лицо и рассмеявшись: — Мама, скажи, у меня есть артистическое дарование?

Он казался мне таким взволнованным, тронутым чем-то, увиденным в моем лице…

— Конечно, есть, Барт. Но неужели ты не чувствуешь ни малейших укоров совести за Синди?

Его взгляд мгновенно стал жестким.

— Нет, ничуть. Я рад, что она уехала. Разве ты не убедилась, что я был прав в отношении нее?

— Ты был жесток, и я еще раз убедилась лишь в этом. Его взгляд еще больше потемнел, так, что я испугалась.

Он посмотрел куда-то за мою спину, где раздались шаркающие шаги. Я обернулась. Возле бассейна появился Джоэл.

Джоэл молитвенно сложил костлявые руки под подбородком и возвел глаза к небу, а затем укоряющим взглядом посмотрел на нас. Его сладкий голос был едва слышен:

— Ты заставляешь Господа ждать, Барт, а сам попусту тратишь время…

Я беспомощно наблюдала, как Барт исполнился чувства вины и весь сжался под обвиняющим взглядом Джоэла. Он начал поспешно собираться. На какое-то мгновение Барт растерянно застыл, еще не одетый, в полной своей зрелой мужской красоте: длинные сильные загорелые ноги, плоский мускулистый живот, широкие плечи, крепкие мускулы под загорелой кожей, кудрявая поросль волос на груди; и еще на мгновение мне показалось, что он напрягает свои мускулы, готовясь к схватке с врагом — вот-вот вцепится в горло Джоэла… но нет, с трудом верилось, что он даже подумал хоть раз о противостоянии своему дяде.

Солнце зашло за тучи. Каким-то образом косой солнечный луч упал на столбы для осветительных приборов так, что тени образовали на земле крест. Барт, как зачарованный, смотрел.

— Ты видишь, Барт, — заговорил вдруг Джоэл таким властным тоном, какого я никогда не слышала, — ты пренебрегаешь своими обязанностями, и Бог дает тебе знак в виде креста. Солнце исчезает. Бог все видит, все слышит. Он следит за тобой. Потому что ты был избран.

Избран — для чего?

Даже после того, что я видела только что в глазах Барта, он оставил меня, не обернувшись. Как загипнотизированный, он последовал за Джоэлом в дом.

Я поспешила в дом, к Крису, рассказать ему все.

— Как ты думаешь, что он имел в виду, говоря, что Барт избран?

Крис был до этого у Джори и близнецов. Он усадил меня, заставил успокоиться. Мы были вдвоем на балконе, с которого открывался прекрасный вид на сад и на горы. Крис принес мне коктейль.

— Я как раз разговаривал с Джоэлом несколько минут тому назад. Барт нанял рабочих, чтобы соорудить часовню в той комнате, которой Джоэл пользовался как молельней.

— Часовню? — ошеломленно спросила я. — Зачем нам часовня?

— Не думаю, что она предназначается для нас. Она нужна Барту и Джоэлу. Для того, чтобы они могли молиться, не посещая для этого деревню и не встречаясь с людьми, которые презирают Фоксвортов. И прошу тебя, во имя Бога, не произноси слова осуждения тому, что они с Джоэлом делают, если это поможет Барту обрести свою душу. Кэти, мне не верится в злонамеренность Джоэла. Я думаю, все, чем он руководствуется в своих действиях, объясняется его намерением попасть в число святых.

— Святых?! Да это все равно, как если бы в святые был записан Малькольм!

Крис начал раздражаться:

— Пусть Барт делает то, что он считает нужным. Я решил, что нам пора уезжать в любом случае. Я не могу в этом доме ожидать от тебя разумных действий. Мы возьмем с собой Джори, близнецов и Тони, и переедем в Шарноттсвилль, как только я найду подходящий дом.

Я не ожидала, что Джори слышит наш разговор, находясь в нашей комнате, что было непривычным для него; поэтому изумилась, когда он вдруг вступил в разговор:

— Мама, отец, скорее всего, прав. Джоэл и впрямь почти святой. Он может быть добрым и кротким человеком. Иногда мне кажется, что мы с тобой слишком подозрительны к людям… но часто ты оказываешься права. Я долго изучал Джоэла исподтишка, и понял, что он очень старается быть непохожим на деда, которого вы с отцом оба ненавидите.

— Это все глупость! Конечно, Джоэл — это не его отец, иначе бы он не ненавидел его так сам. — Крис заговорил страстно, с необъяснимым раздражением. — Все эти теории, разговоры о возрождении душ в иных поколениях — абсолютная чушь. Наша жизнь и без того достаточно сложна, не надо ее усложнять еще больше.

В понедельник Крис вновь уехал на работу, которой отдавался с той же страстью, как и работе практикующего врача когда-то. Я стояла и глядела вслед его машине, думая, что моя счастливая соперница теперь биохимия.

За обеденным столом было пусто и тоскливо без Криса, Синди и Тони, которая укладывала наверху детей, что, по-видимому, очень раздражало Барта. Он не удержался и проговорился намеками Джори, что Тони уже без ума от него, Барта. Джори и глазом не повел: он был слишком погружен в свои мысли. Он не обратил внимания и на то, что в середине обеда Тони присоединилась к нам, и не перемолвился ни с кем и словом.

Пришла еще одна пятница, и вместе с нею появился Крис, как когда-то каждую пятницу появлялся наш отец. Мне все время не давала покоя мысль, как наша жизнь перекликается с жизнью родителей. Субботу мы провели, барахтаясь в бассейне вместе с Джори, близнецами и Тони. Крис помогал Джори, которому помощь в бассейне вряд ли требовалась. Он мастерски плавал, рассекая воду сильными руками, и лишь ноги безжизненно «плыли» следом. В воде он вновь чувствовал себя прежним, ловким и сильным, и это было видно по его счастливому лицу.

— Как чудесно! Не будем уезжать пока отсюда. В Шарноттсвилле не много найдется домов с таким бассейном. А мне нужен лифт и широкие двери для моей коляски. К Барту я уже привык, привыкаю и к Джоэлу.

В воскресенье утром за столом, Крис, избегая моего взгляда, сказал:

— Я могу не приехать на следующий уикэнд. В Чикаго — конференция по биохимии, и мне хотелось бы слетать туда. Так что меня не будет две недели. Если ты захочешь поехать со мной, Кэти, я буду рад.

Барт сразу насторожился, внешне излишне тщательно работая ложкой. В его глазах застыло ожидание, будто вся его жизнь зависела от моего ответа.

Мне страшно хотелось поехать с Крисом. Я желала улизнуть из этого дома, уехать от его проблем и быть с человеком, которого я люблю, наконец-то, вдвоем.

Но я должна была сделать последнее усилие, чтобы спасти Барта.

— Я бы хотела поехать с тобой, Крис. Но Джори стесняется обращаться с некоторыми просьбами к Тони. Я нужна ему здесь.

— О, Господи! Так мы ведь для этого и наняли ее! Она знает все свои обязанности.

— Крис, я не желаю, чтобы в моем доме имя Господа упоминалось вслух.

Крис метнул на Барта взгляд и поднялся:

— Я что-то потерял аппетит. Если появится, то позавтракаю в городе.

Он с укором посмотрел на меня, с раздражением — на Барта, положил молча руку на плечо Джори — и вышел.

Хорошо, что я попросила его найти нам няню до того, как это случилось: теперь он, скорее всего, отрешится от забот о моих двух сыновьях, потому что так или иначе эти заботы все более разделяли нас.

И все же я не могла оставить Джори на Тони до тех пор, пока не убедилась, что она будет хорошо заботиться о нем.

Тони вышла к столу в свежей белой униформе. Мы втроем болтали за столом о погоде и других незначительных вещах, в то время как она сидела, всецело занятая Бартом. Ее ясные, мягкие, прекрасные серые глаза смотрели на него с обожанием и страстью. Ее влюбленность в Барта была столь очевидной, что мне захотелось предупредить ее, уберечь ее от Барта, который со всей определенностью погубит ее.

Видя ее восхищение и любовь, Барт стал очаровательным, внимательным собеседником, рассказывая ей глупые детские анекдоты, над которыми смеялся в детстве. Джори в это время сидел, полностью забытый ими, в своем ненавистном кресле, делая вид, что читает утреннюю газету.

День за днем влюбленность Тони в Барта все возрастала, и это нельзя было не заметить, хотя она добросовестно ухаживала за Джори и нежно обращалась с малышами. А Джори каждодневно ждал звонка от Мелоди или хотя бы письма, которое так никогда и не пришло. Я видела и чувствовала и его нетерпение, и его раздражение, когда прислуга слишком долго убирала его постель, слишком долго вычищала его комнаты, и он не мог, как привык, сделать все это сам — и не мог дождаться, пока его оставят одного.

Он изнурял себя работой: нанял художника, который приходил трижды в неделю, чтобы обучать его различной технике живописи, и работал, работал, работал… Так же, как когда-то он решил посвятить себя балету и тренировался у станка утро, день и вечер, так теперь Джори решил во что бы то ни стало стать хорошим художником. В двух, по крайней мере, членах нашего семейства навсегда себя утвердили четыре принципа большого балета: озарение, желание, труд, решимость.

— Как ты считаешь, хорошая ли няня для малышей — Тони? — спросила я как-то раз у Джори, глядя, как Тони катит по дорожке сада двойную коляску. Детям очень нравилось гулять в коляске, и это было видно по их восторженным крикам и жестам. Не успели мы с Джори обменяться мнением по поводу няни, как увидели, что к ней присоединился Барт.

Я ждала ответа. Джори молчал. Я видела, с каким горьким выражением смотрел на эту пару Джори. Теперь Барт с радостью прогуливал его детей, потому что у него был новый интерес. Я читала его мысли. Барт мог обворожить и соблазнить любую женщину; у Джори теперь не было шанса. Врачи, правда, сказали нам с Крисом, что множество парализованных мужчин женится и живет более менее нормальной жизнью. Процент браков среди таких больных мужчин больше, чем среди парализованных женщин.

— Женщины более сострадательны, чем мужчины. Большинство здоровых мужчин живет лишь своими эгоистическими нуждами. Лишь в исключительных случаях находится столь душевно отзывчивый мужчина, чтобы он женился на женщине с физическими недостатками.

— Джори, ты все еще страдаешь из-за Мелоди?

Он мрачно посмотрел куда-то в пространство, отведя взгляд от Тони с Бартом, которые присели на деревянную скамью, чтобы поболтать.

— Я вообще стараюсь много не размышлять. Это лучшее средство, чтобы избавиться от безнадежных мыслей о своем будущем. Когда-нибудь я останусь совсем один, и я страшусь этого дня, думая, что это больше, чем я могу выдержать.

— Мы с Крисом всегда будем с тобой, столько, сколько ты будешь в нас нуждаться и столько долго, сколько мы проживем. Но еще до нашей смерти ты обязательно найдешь себе человека, с кем будешь жить счастливо. Я знаю это.

— Как ты можешь знать это? Я даже не уверен, что мне нужна женщина. Я буду теперь чувствовать себя с женщиной неловко. Я пока только всячески стараюсь заполнить то место в моей жизни, которое занимал балет, но мне это не удалось. И лучшее, что у меня есть в жизни — это мои родители и мои дети.

Я еще раз взглянула в сторону Тони и Барта, как раз в то время, как Барт вскочил и вытащил близнецов из коляски. Вскоре он уже играл с ними на траве. Они, казалось, любили всех окружающих и даже пытались очаровать Джоэла, который никогда не разговаривал с ними, никогда не дотрагивался до них. Был слышен детский смех; дети становились с каждым днем все разговорчивее, все очаровательнее.

Казалось, Барт тоже счастлив играть с детьми. Я отчасти понимала, что Барт, так же, как и Джори, нуждается в любимом человеке. По правде говоря, ему это необходимо даже больше, чем Джори. Потому что Джори, со своей силой воли, найдет себя — с женой или без жены.

Мы сидели, не в силах оторваться от чудесной картины восходящей полной луны, а Тони с Бартом все играли с малышами. Луна лила свой золотой свет. Вдруг невдалеке тоскливо прокричала какая-то птица, и ее одинокий крик заставил меня вздрогнуть.

— Что это? — испуганно спросила я, выпрямившись. — Я никогда раньше не видела такой ночной птицы здесь.

— Это филин, — сказал Джори, посмотрев в направлении ближайшего озера. — Иногда они залетают сюда. Когда-то мы с Мел приезжали на остров Маунт Дезерт и снимали там домик. Там мы часто слышали филинов и полагали, что это очень романтично. Теперь я не понимаю, отчего мы так считали. Здесь этот крик кажется мне зловещим.

Из кустов позади террасы раздался голос Джоэла:

— Говорят, что в филинах обитают пропащие души. Я резко обернулась:

— А что такое пропащая душа, Джоэл? Кротким голосом он проговорил:

— Это души, которые не могут найти себе покоя после того, как покинут тело, Кэтрин. Те, которые носятся между Небом и Преисподней и вечно оглядываются на свою земную жизнь, мучаясь неисполненным. Но, оглянувшись назад, они оказываются в ловушке, пока, наконец, исполнят свое земное предназначение.

Я почувствовала себя будто холодной ночью на кладбище.

— Не пытайся разгадать эту загадку, мама, — сказал с раздражением Джори. — Я бы хотел иногда сказать острое или сальное словцо, повторить те смачные определения, которыми пользуются приятели и ровесники Синди… Вот что любопытно, — добавил Джори, видя, что Джоэл растворился в темноте, — когда я жил в Нью-Йорке и часто раздражался по любому поводу, я свободно пользовался грязным лексиконом. А теперь, вспоминая эти слова, я отчего-то удерживаюсь от их употребления.

Мне не надо было объяснять. Я чувствовала то же самое. Это «что-то» было везде: в самой атмосфере этого места, в чистоте и прозрачности горного воздуха, в близости ночных светил… всюду чувствовалось дыхание Бога. Бога грозного, взыскующего, следящего за тобой пристальным взглядом… Он был всюду.

НОВЫЕ ЛЮБОВНИКИ

Они встречались в полумраке. Они целовались в длинных холлах дома Фоксвортов. Они бродили в солнечном цветущем саду, в лунном свете обнимались под тенью деревьев. Они вместе плавали, играли в теннис, рука об руку бродили вдоль озера. Устраивали пикники возле бассейна, возле озера, в лесу; ездили на танцы, в рестораны, в театры, кино.

Они жили в своем собственном мире, а нас для них как бы не существовало. Они не видели никого, кроме друг друга, даже за обеденным столом, взаимно притягиваясь друг к другу взорами. Казалось, они в полной уверенности, что мир создан для них двоих, и никогда не будет иначе. Даже я, несмотря на горечь моих чувств, была захвачена романтикой их чувства. Они были такой красивой, юной, идеально подходящей друг другу парой, и даже цвет их волос был почти одинаков. Я была и счастлива, и несчастна одновременно; и восхищалась ими, и грустила, что опять Барт, а не Джори нашел свою любовь. Мне иногда хотелось предупредить Тони об обманчивости любви Барта, сказать ей, что ему нельзя верить; но затем я смотрела в радостное, счастливое лицо Барта, и мне становилось стыдно разрушать это счастье. Ведь теперь он ни у кого ничего не украл. И мои слова оставались невысказанными. Отчего мне быть ему судьей? Какое право я имела диктовать, кого любить, а кого — нет? Я была для него последней в ряду людей, которые могли советовать.

Барт очень изменился: он стал более уверен в себе; он позабыл свои особо навязчивые привычки, в частности, перестал контролировать всюду чистоту и позволил себе расслабиться, разгуливая в спортивной одежде. В прошлом он представлял себя, видимо, достойным человеком лишь в комплекте с тысячедолларовым костюмом и шелковой рубашкой с шикарным галстуком; теперь он более не заботился о своем имидже, поскольку любовь Тони придала ему самоценность. Можно было утверждать, что впервые в своей жизни Барт твердо стоял на этой земле и наслаждался жизнью.

Он улыбнулся и несколько раз поцеловал меня в щеку:

— Я знаю, что тебя печалит, и о чем бы ты мечтала! Но — мама, это меня она любит, меня! Меня! Тони говорит, что я — чудесный, благородный! Ты понимаешь, как я чувствую себя? Да, Мелоди тоже говорила, что я замечательный и благородный; но мне отравляла всю прелесть наших отношений мысль, что я поступаю дурно с Джори. Теперь все по-другому! Тони никогда не была чьей-то женой или любовницей, хотя у нее, конечно, было много поклонников. Мама, только подумай: я у нее — первый любовник! Я так счастлив от одной мысли, что это меня она ждала всю жизнь! Мама, она во мне видит все то, что ты видишь в Джори!

— Я счастлива за вас, Барт. Я думаю, что все это чудесно.

— Ты вправду счастлива за меня? — Его темные глаза были очень серьезны; он проверял, искренне ли я говорю.

Прежде, чем я смогла ответить, послышался голос Джоэла из-за открытой двери:

— Легковерный дурак! Неужели ты думаешь, что эта нянька любит тебя? Эта женщина любит твои деньги! Все твое благородство — в деньгах. Она влюблена в твой банковский счет, Барт Фоксворт! Неужели ты не замечаешь, как она ходит по дому: глаза надменно полузакрыты, будто она уже хозяйка здесь! Она не любит тебя. Она использует тебя для достижения того, чего желает каждая женщина: денег, власти, а после этого еще и еще денег… Она знает: как только она выйдет за тебя замуж, она станет богатой женщиной, даже если ты с ней разведешься потом!

— Заткнись! — рявкнул Барт, яростно глядя на старика. Ты завидуешь мне, ты злишься, потому что у меня н остается времени на тебя. Это чистейшее чувство в мое жизни, и я не позволю тебе испортить его!

Джоэл кротко склонил голову, сложил руки под подбородком и молча пошел вдоль по коридору, очевидно, направляясь в ту свою комнату, которую Барт собирался превратить в семейную часовню. Она была уже готова, но молились в ней лишь Барт и Джоэл. Я туда даже и заглядывала.

Я привстала на цыпочки, чтобы поцеловать Барта, пожелать ему везения в любви.

— Я счастлива за тебя, Барт. Да, я честно признаюсь, что имела надежды на Тони, что они с Джори полюбят друг друга, и Джори перестанет страдать без Мелоди. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы у детей была мать, которую они помнили бы с ранних лет. Если бы она их полюбила, как своих собственных детей, это было бы счастьем. А если этого не случилось, значит, не суждено; но я счастлива за тебя.

Темные глаза Барта все выпытывали что-то у меня. Я вынуждена была спросить: «Ты женишься на ней?» Его руки легли мне на плечи:

— Да, я сделаю ей предложение потом, когда уверюсь, что она не обманывает меня. Я знаю, как я проверю это.

— Нет, Барт, это нечестно. Когда любишь, то нужно верить.

— Верить нужно лишь в Бога, остальное было бы идиотизмом.

Тут я вспомнила то, что часто говорил мне Крис: «Ищи — и обрящешь». Теперь я вполне убедилась в его правоте: как часто я подозревала людей, не доверяя их самым лучшим чувствам, и весьма скоро эти лучшие чувства испарялись.

— Мама, — с подкупающей доверительностью начал он. — Если бы Джори был прежним, Мелоди никогда бы и не подпустила меня к себе. Теперь я это понял. Она любила его, а не меня. Может, она даже воображала, что я — это он, потому что и я иногда нахожу сходство в нас с Джори. Я думаю, она принимала желаемое за действительное, потому что Джори больше не мог удовлетворять ее — вот она и обернулась ко мне. Но и тогда я, как всегда, был вторым после Джори. И лишь для Тони я — первый.

— Да, Барт. Джори не существует для Тони. Она видит его каждый день, но не замечает.

Ироническая улыбка появилась на его губах:

— Только ты не упомянула, что я — здоров, а Джори — нет. Я богат, а он в сравнении со мной — нищий. Он уже обременен двумя детьми, а не каждая согласится на чужих детей. Итак, счет три — ноль… и я — победитель.

Теперь я видела, что он нуждается в Тони вдвое более чем Джори — и я хотела его победы. Джори был сильным, даже будучи поверженным, а Барт, будучи здоровым, был таким неуверенным в себе, таким зависимым.

— Барт, если ты сам себя не любишь таким, какой ты есть, как же можно ожидать, что тебя еще кто-то полюбит? Тебе надо быть уверенным, что даже совершенно нищим Тони будет любить тебя.

— Вот это и выяснится скоро, — бесстрастно проговорил он. В его глазах появилось что-то, что напомнило мне о Джоэле. И Барт отвернулся от меня. — Мама, у меня есть некоторые дела… Увидимся позже. — И он улыбнулся мне с такой любовью, которой нечасто баловал.

Боже, какой сложный характер вырос из моего маленького ранимого Барта: противоречивый, вечно комплексующий, дерзкий и неуверенный одновременно…

Синди написала нам, как проходят ее летние дни в театральной школе: «Мы участвуем в настоящих спектаклях, мама, и мне очень все нравится. Я в восторге от своей новой жизни».

Мне очень не хватало Синди в эти летние дни. Мы плавали и в озере, и в нашем бассейне, и близнецы наслаждались всеми прелестями узнавания природы. У них прорезались первые зубы, и они весьма быстро ползали. Ничто не ускользало от их внимания, часто оказываясь в маленьких ручонках, которым все было нужно. Белый пушок на их головах превращался постепенно в колечки, щечки загорели на солнце, губки порозовели, а широко открытые голубые невинные глазки жадно «проглатывали» все зрительные впечатления.

Мы проживали это чудесное лето бездумно, бессознательно накапливая образы и впечатления, как фотографии в альбоме, на которые посмотришь — и нахлынут воспоминания. Фотографировали тремя камерами: Крис, Джори и я, ловя каждый интересный момент из жизни наших обожаемых близнецов. Они же обожали наши прогулки, каждая из которых сулила что-то новое: распустившийся цветок, незнакомый запах, утки или гуси, появившиеся вдруг в нашем бассейне, за которыми можно «побегать», птички, белки, кролики, наводнявшие наш сад.

Не успела я оглянуться, как лето прошло, и на пороге была осень. В этом году Джори уже мог насладиться приходом осени и буйством осенних красок в горах. Вскоре склоны гор покрылись разноцветным ковром запламеневших листьев.

— Всего год назад я пребывал в аду, — проговорил Джори, задумчиво разглядывая дали и взглянув мельком на свою руку, на которой больше не было обручального кольца. — Мое бракоразводное дело закончено, а я не ощущаю ничего, кроме усталости. Я потерял свою жену еще в тот день, когда потерял способность двигаться; и до сих пор я жив, наслаждаюсь жизнью даже из этого инвалидного кресла — и оказалось, что жить можно и в таком положении.

Я обняла его:

— И все это благодаря твоей выдержке, Джори, твоей воле. У тебя есть дети, они с тобой, так что твой брак наградил тебя кое-чем. У тебя есть имя в искусстве, не забывай об этом, и если бы ты захотел, ты мог начать вести балетный класс.

— Я не могу оставить на произвол судьбы своих детей, тем более, что у них нет матери. — Он с виноватой улыбкой обернулся ко мне. — Конечно, ты им вполне и более чем заменила мать, но я хочу, чтобы вы с отцом имели собственную жизнь, не привязанную к маленьким детям. Смеясь, я взлохматила его темные кудри:

— Какую такую «собственную жизнь», Джори? Мы с Крисом счастливы рядом с нашими детьми и внуками.

Яркие дни листопада становились все холоднее, принося с собой горький запах горелой листвы. Я вставала рано и шла в сад, забирая с собой Джори и близнецов. Они уже пытались стоять, держась за мебель. Дайдр даже делала неуверенные шаги, смешно расставив ножки, выставив попку, толстую от подгузников и пластиковых штанишек. Дэррен же вполне удовлетворялся ползаньем, в котором он настолько усовершенствовался, что быстро достигал желаемого. Однажды я даже поймала его на высокой парадной лестнице.

В тот прекрасный октябрьский день Джори держал Дайдр на коленях, и она счастливо подпрыгивала в такт подрагиванию коляски отца. Я шла рядом и держала на руках более сдержанного Дэррена. Барт приказал сделать две колеи для свободного проезда коляски, убрать с дороги все корни, что могли повредить ее ходу. Теперь, когда Барт наслаждался своим статусом хозяина Фоксворт Холла, он стал значительно более внимателен и уважителен к Джори.

— Мама, Тони с Бартом — любовники, не так ли? — внезапно спросил Джори.

Да, — призналась я неохотно.

Тогда Джори сказал нечто, что несказанно удивило меня.

— Как странно, что мы рождаемся вместе в одной семье, и поэтому связаны волей-неволей всю жизнь, хотя с этим же человеком не захотели бы встретиться дважды, если бы не кровная связь. Правда?

— Джори, ты ведь не хочешь этим сказать, что так сильно не любишь Барта?

— А я говорю не о Барте, мама. Он себя ведет в последнее время очень достойно, кстати. Я об этом старике, которого ты именуешь дядей. Я не в силах хорошо к нему относиться. И чем больше я вижу его, тем большее отвращение испытываю. Когда я впервые увидел его, я его пожалел. А теперь я смотрю в его голубые водянистые глаза и вижу в них спрятанную злобу. Он чем-то напоминает мне Джона Эмоса Джексона. Мне кажется, он играет нашими судьбами, мама. Совсем не для того, чтобы иметь что поесть и крышу над головой, нет, у него что-то другое на уме. Сегодня я услышал их разговор. Из того, что я мог расслышать, я понял, что Джоэл настаивал на том, чтобы Барт раскрыл Тони свои прошлые психологические проблемы. Особенно, Джоэл настаивал на том, чтобы Барт подчеркнул: если он попадет в психиатрическую лечебницу, он лишится всего своего состояния. Мама, послушай, нельзя допустить, чтобы он ей говорил это! Если Тони и в самом деле любит его, она примет все его проблемы. Я вижу, что сейчас он вполне нормален и к тому же очень изобретателен в приумножении своего состояния.

Я опустила голову:

— Да, Джори. Барт сам мне рассказал о своем плане «проверить» Тони, но сам, по-видимому, откладывает свою проверку, как будто он уверен, что она охотится за его деньгами.

Джори кивнул, ухватив вовремя Дайдр, которая сползла с его колен, желая исследовать местность. Дэррен, увидя это, захотел последовать примеру сестры.

— Не говорил ли когда-либо Джоэл намеками, что он собирается оспорить волю сестры и отсудить деньги, которые должен унаследовать Барт в день своего тридцатипятилетия?

Джори коротко рассмеялся:

— Мама, этот старикашка никогда не говорит чего-либо так, чтобы оно было услышано нежелательными ушами. Он не любит меня и избегает, насколько это возможно. Он не может простить мне того факта, что когда-то я был танцором и носил предосудительные костюмы. Он не любит и тебя, и я часто слышу, как он бормочет про себя: «Совсем как мать, только хуже, гораздо хуже». Он наблюдает за тобой. Мне не хотелось бы пугать тебя, но он опасен, мама, он злобен. На отца он смотрит тоже с ненавистью. Бродит по дому ночью. С тех пор, как я лишился ног, мой слух стал очень изощренным. Я часто слышу, как скрипят доски пола под чьими-то крадущимися шагами в коридоре, а иногда и моя дверь слегка приотворяется. Это Джоэл. Я уверен в этом.

— Но зачем он подглядывает за тобой?

— Не знаю.

Я закусила нижнюю губу, совсем как Барт в момент нервозности.

— Ты и в самом деле напугал меня, Джори. У меня тоже были подозрения, что он желает всем нам зла. Я думаю, что это Джоэл сломал клипер, который ты готовил в подарок Барту; и Джоэл никогда не отправлял по почте рождественские приглашения. Он желал зла и неуспеха Барту, поэтому забрал все приглашения к себе в комнату, подписал каждое таким образом, чтобы приглашение оказалось принятым, и отправил обратно Барту. Это единственное объяснение тому, что никто не появился на Рождество.

— Мама… отчего ты мне не рассказала этого раньше?

— Отчего? А если бы он развенчал и осмеял мои подозрения, как сделал это Крис? Ведь Крис полностью отверг мою версию. Иногда я и сама думала, что слишком много воображаю и представляю Джоэла хуже, чем он есть на самом деле.

И еще, Джори: я думаю, что это Джоэл подслушал в кухне болтающих поваров и узнал о том, что Синди встречается с этим парнем, Виктором Вэйдом, и быстро передал эту информацию Барту. Откуда бы еще Барт мог узнать? Ведь прислуга для Барта — это как грязь под ногами, нечто недостойное его внимания. Джоэл же подслушивает и подсматривает за всеми.

Да, мама, я думаю, ты абсолютно права в своих подозрениях и насчет клипера, и насчет приглашений, и насчет Синди. Джоэл что-то замыслил против всех нас.

Даже погруженный в свои мысли, Джори дважды брал у меня сына, чтобы посадить на свое другое колено. Нести ребенка через лес было нелегко, и я с радостью подчинялась, отдавая ему Дэррена. Дайдр восторженно встречала братца и на радостях обнималась с ним.

— Мама… я думаю, если Тони действительно любит Барта, она останется с ним, и неважно, каковы были его проблемы в прошлом, и сколько он унаследует.

— Джори, он как раз сейчас и хотел бы это доказать себе самому.

Около полуночи, когда я уже засыпала, в мою дверь робко постучали. Это была Тони.

На ней был прелестный розовый пеньюар; ее длинные черные волосы были распущены и развевались за спиной; она приблизилась к моей кровати и проговорила:

— Простите, миссис Шеффилд, я ждала того момента, когда мы будем вдвоем, и ваш муж будет в отъезде.

— Зови меня Кэти, — сказала я и потянулась за халатом. — Я не сплю, только лежу и думаю. Я рада, что есть с кем поговорить.

Она принялась ходить вдоль по комнате.

— Кэти, мне надо поговорить с женщиной, именно с женщиной, а не с мужчиной… мужчина не поймет. Вот почему я пришла к вам.

— Садись. Я слушаю.

Она нерешительно опустилась на кушетку, нервно теребя прядь черных волос, временами закусывая ее.

— Мне так плохо, Кэти, Барт сегодня рассказал мне несколько неприятных фактов. Он сказал мне, что вам известно о нашей любви, о том, что я люблю его, а он — меня. Я думаю, вы не один, раз ловили нас в интимные моменты в этом доме. Я благодарна вам за то, что вы делали вид, будто не замечаете… и я не была так сильно смущена. Ведь я воспитана на представлениях о жизни, которые сейчас считаются устаревшими.

Она нервно улыбнулась, ища моего понимания и одобрения.

— Как только я увидела Барта, я влюбилась в него. В его черных глазах есть что-то магнетическое, даже мистическое и очень притягивающее. А сегодня вечером он повел меня в свой офис, сел напротив и рассказал мне долгую и странную историю о себе. Он рассказывал, как отдаленный и незнакомый мне человек, и говорил о себе, как о постороннем, даже с неприязнью. Я ощущала себя, как клиент банка, за реакцией которого внимательно наблюдают и по ней судят о его выгодности. Я не знаю, чего он хотел от меня; видимо, он думал, что я разочаруюсь в нем или буду шокирована. Но в то же время он смотрел на меня таким умоляющим взглядом… Он так любит вас, Кэти… он любит вас до умопомрачения, — неожиданно выпалила она, и я выпрямилась в кресле, потрясенная ее бессмысленным, сумасшедшим, как мне показалось, наблюдением. — Не знаю, осознает ли он сам, как сильно любит вас. Он предпочитает думать, что ненавидит вас из-за вашей связи с братом. — Тони опустила глаза. — Простите меня за то, что я вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но я хотела говорить откровенно…

Дата добавления: 2015-10-21