мистер Смайли, поверьте. Я долго думал об этом, правда. Как и любой мужчина,
когда от него уходит женщина.
- Давай не будем отвлекаться, ладно? - прошипел Гиллем, взбесившись
окончательно.
Теперь-то, сказал Tapp, он, пожалуй, готов признать, что за те двадцать
четыре часа он слегка вышел из себя.
- Но сейчас это со мной бывает не слишком часто, правда, мистер Гиллем?
- Достаточно часто.
- Я чувствовал это почти физически. Можно сказать, был подавлен.
Мысль о том, что лакомую добычу грубо вырвали у него из рук, вызвала у
Рикки Тарра бессильную ярость, которая нашла
выход в безумном хождении по местам, как-то связанным с ней. Он пошел к
"Колыбели кошки", затем к "Анжелике" и до
рассвета посетил еще полдюжины мест, не говоря о том, что по пути успел
пообщаться с несколькими девушками. В какой-то
момент он решил отправиться на другой конец города и учинить небольшой скандал в
"Александре": он надеялся
перекинуться парой слов с этими гориллами из охраны. Когда он немного остыл,
продолжая думать об Ирине и о том, как они
были вместе, он вознамерился перед возвращением в Лондон обойти тайники, дабы
проверить, не оставила ли она ему чего
случайно.
Отчасти он это сделал просто для того, чтобы отвлечься.
- Отчасти, я думаю, мне была невыносима мысль, что ее письмо валяется в
какой-нибудь дыре. А ведь писала она его, что
называется, обливаясь кровавыми слезами, пытаясь, как это частенько бывало,
оправдать себя.
У них было два условленных места для писем. Первое - недалеко от гостиницы,
на стройплощадке.
- Знаете эти строительные леса из бамбука, которые используют китайцы?
Потрясающе. Я видел, как чернорабочие с железобетонными плитами карабкались
по ним на двадцатый этаж.
Там торчит кусок бракованной трубы, сказал он, высотой по плечо, очень
удобный. Казалось наиболее вероятным, что
Ирина впопыхах должна была воспользоваться именно этим тайником, но там
оказалось пусто. Второй тайник был в задних
рядах церкви "под тем местом, где они кладут брошюрки", как объяснил Рикки.
- Там есть подставка, сделанная из старого гардероба, понимаете ли.
Если опуститься на колени перед задней скамейкой и пошарить кругом, можно
нащупать шатающуюся доску. За этой
доской есть углубление, где полно мусора и крысиного помета. Уверяю вас, это
замечательный тайничок, лучше не бывает.
Наступила короткая пауза, и перед ними словно предстали образы Рикки Тарра
и его возлюбленной из Московского
Центра, преклонивших колени бок о бок в заднем ряду баптистской церкви в
Гонконге.
И вот в этом втором тайнике, продолжал Tapp, он нашел не просто письмо, а
целый дневник. Написано было четко и на
обеих сторонах бумаги, так, что кое-где проступали черные чернила. Написано было
очень торопливо, почти без исправлений.
С первого взгляда он понял, что она писала в минуты просветления.
Это не оригинал, учтите. Это только моя копия.
Засунув свою длинную руку за пазуху, он вытащил оттуда кожаную сумочку,
пристегнутую к широкому ремешку. Из нее
он достал замусоленную стопку бумажных листов.
- Я думаю, она спрятала этот дневник буквально перед тем, как они ударили
ее, - заметил он. - Может быть, она в это самое
время в последний размолилась. Я сам сделал перевод.
- Надо же, я и не знал, что вы говорите по-русски, - удивился Смайли.
Это замечание все пропустили мимо ушей, кроме Тарра, который тут же
ухмыльнулся.
- А-а, так ведь для нашей профессии нужна определенная подготовленность,
мистер Смайли, - объяснил он, раскладывая
страницы по порядку. - Я, может быть, не так силен в юриспруденции, но знание
чужого языка иногда имеет решающее
значение. Я надеюсь, вы слышали, что говорят поэты? - Он оторвался от дела и
усмехнулся еще шире. - "Познать другой язык
- значит познать другую душу". Великий король написал это, сэр, Карл V. Мой отец
не упускал случая процитировать кого-
нибудь, надо отдать ему должное, хотя - это, наверное, забавно, но сам он, кроме
английского, ни черта больше не знал. Если
не возражаете, я буду читать вслух.
- Да он ни одного слова не знает по-русски, - сказал Гиллем. - Они все
время разговаривали на английском. Ирина
закончила трехгодичные курсы английского языка. - На этот раз объектом своего
пристального внимания Гиллем выбрал
потолок, а Лейкон - свои руки. И только Смайли наблюдал за Тарром, который
втихомолку посмеивался над своей
собственной шуткой.
- Готовы? - спросил он. - Ну, ладно, начнем. "Слышишь ли ты меня, Томас, я
обращаюсь к тебе". Она звала меня по
фамилии, - объяснил он. -. Я сказал, что меня зовут Тони, но она все равно
называла меня Томасом, это понятно? "Это
дневник - мой подарок для тебя в случае, если они заберут меня, прежде чем я
успею поговорить с Аллелайном. Я бы с
радостью отдала тебе свою жизнь, Томас, и, конечно, свое тело" но боюсь, эта
жалкая тайна станет единственным, чем я смогу
тебя осчастливить. Распорядись ею как следует. - Tapp поднял взгляд. - Помечено
понедельником. Она писала этот дневник
четыре дня. - Его голос стал монотонным, даже скучным. - "В Московском Центре
больше болтают, чем бы этого хотелось
нашему начальству.
Особенно всякие мелкие сошки любят возвышаться в собственных глазах, давая
понять, что они осведомлены кое о чем.
Перед тем как меня устроили в Министерство торговли, я два года работала
инспектором в Архиве нашего Главного
Управления на площади Дзержинского. Это была такая скучная работа, Томас, и
атмосфера не из приятных, а я ведь была не
замужем. У нас поощрялась подозрительность по отношению друг к другу, это такое
напряжение - никогда не раскрывать
своего сердца, ни разу. У меня в подчинении был чиновник по фамилии Ивлев. Хотя
он ни в социальном плане, ни по чину
не был мне ровней, гнетущая атмосфера сблизила нас. Прости, но иногда плоть
говорит вместо сердца, ну почему ты не
появился раньше! Несколько раз у нас с Ивлевым совпадали ночные дежурства, и в
конце концов мы решили пренебречь
условностями и встретиться за пределами этого здания. Он был блондином, Томас,
как и ты, и меня тянуло к нему. Мы
встретились в кафе в одном из бедных московских кварталов. Нас в России учат,
что в Москве нет бедных кварталов, но это
ложь. Ивлев сказал мне, что на самом деле его зовут Брод, но он не еврей. Он
как-то принес мне немного кофе и несколько
пар чулок, присланных ему полулегально товарищем из Тегерана. Он был очень
милым. Говорил, что глубоко восхищен
мною, а однажды сказал, что работал в отделе, связанном с учетом донесений всех
зарубежных агентов, завербованных
Центром. Я рассмеялась и сказала: мол, таких записей не существует, и только
безнадежный мечтатель мог бы рассчитывать,
что такое большое количество секретов будет сосредоточено в одном месте. Хотя,
наверное, мы оба были мечтателями".
Tapp снова прервался.
- Здесь переход к следующему дню, - пояснил он. - Повествование открывается
множеством "Доброе утро, Томас", и
молитвами с вкраплениями признаний в любви. Женщина не может обращаться в
пространство, говорит она, поэтому она
пишет Томасу. Ее благоверный ушел рано, и у нее есть свободный час. О'кей?
Смайли хмыкнул что-то нечленораздельное.
- "Во второй раз я встретилась с Ивлевым в комнате двоюродного брата его
жены, преподавателя Московского
государственного университета. Мы были одни. Во время этого свидания,
хранившегося в глубокой тайне, произошло то, что
мы в донесениях называем деянием, порочащим работника. Думаю, Томас, ты и сам не
раз совершал подобные поступки!Во
время этого свидания Ивлев также рассказал мне следующую историю, которая
сделала нас еще ближе. Томас, ты должен
быть осторожен. Слышал литы когда-нибудь о человеке по имени Карла?
Это старая лиса, самая коварная в Центре, самая таинственная, даже имя его
непривычно для русского уха. Ивлев был до
крайности напуган, рассказывая мне об этих событиях, которые, по его словам,
сопряжены с величайшей конспирацией,
возможно, с большей мы еще никогда не сталкивались. История Ивлева заключается в
следующем. Тебе следует рассказывать
ее только л ю д я м, з а с л у ж и в а ю щ и м а б с о л ю т н о г о д о в е р
и я, Томас, по причине ее чрезвычайной секретности.
Ты не должен рассказывать ее в Цирке, потому что никому нельзя доверять, пока
загадка не раскроется. Ивлев сказал, что это
не правда, что он когда-то занимался учетом агентов. Он придумал это только для
того, чтобы показать мне, как глубоки его
познания в делах Центра, и убедить меня, что я влюбилась не в кого попало.
Правда состояла в том, что он помогал Карле в
одной из его крупных операций и даже однажды был направлен в Англию с
конфиденциальным поручением "под крышей"
водителя и помощника шифровальщика в посольстве. Эту задачу он выполнял под
рабочим псевдонимом Лапин. Таким
образом, Брод стал Ивлевым, а Ивлев - Лапиным: бедняга чрезвычайно гордился
этим. Я не стала говорить ему, что означает
"Лапин" по-французски (Lapin (ф р.) - кролик). Если бы ценность человека
определялась количеством его имен! Задачей
Ивлева было обслуживать "крота". "Крот" - это внедрившийся агент, названный так
потому, что глубоко укореняется в
империалистической почве Запада, в данном случае это был англичанин. "Кроты"
очень ценны для Центра, потому что для их
внедрения требуется много лет, зачастую пятнадцать или двадцать. Большинство
таких английских агентов были завербованы
Карлой еще до войны и происходили из высших слоев буржуазии, некоторые даже
считались аристократами, людьми
знатными, испытывающими отвращение к своим предкам и превратившимися в скрытых
фанатиков коммунизма, гораздо
больших фанатиков, чем их пассивные английские товарищи-рабочие. Некоторые из
них умудрились даже подать заявления
о вступлении в партию, но Карла вовремя успел их остановить и поручить какую-то
специальную работу. Другие сражались в
Испании против режима Франко; там их и отыскивали вербовщики и направляли к
Карле. Третьи попались в сети на войне во
время вынужденного сотрудничества Советского Союза и Великобритании. Кое-кто
впоследствии, разочарованный тем, что
война не привнесла социализм на Запад..." Здесь она вроде как прерывается, -
пояснил Tapp, не отрываясь от рукописи. - У
меня здесь написано "прерывается". По-моему, ее "старикан" вернулся раньше, чем
она ожидала.
Чернила все размазались. Бог знает, куда она засунула эту писанину. Может
быть, под матрас.
Если подразумевалось, что это шутка, то она не удалась.
- "Крот", которого Лапин обслуживал в Лондоне, был известен под кодовым
именем Джералд. Этот очень засекреченный
человек был завербован самим Карлой. Обслуживание "кротов" доверяют только
высококвалифицированным товарищам,
говорит Ивлев. Поэтому, в то время как на первый взгляд Ивлев-Лапин был в
посольстве едва ли - непустым местом,
подверженным всяческим унижениям из-за своей кажущейся незначительности
(например, его ставили за стойку бара вместе
с женщинами во время протокольных мероприятий), на самом деле он был человеком
большим, секретным помощником
полковника Григория Викторова, который работал в посольстве под фамилией
"Поляков".
Здесь вмешался Смайли, попросив произнести фамилию по буквам. Tapp
отреагировал как актер, которого прервали во
время монолога, и поэтому ответил довольно грубо:
- П-о-л-я-к-о-в, запомнили?
- Спасибо, - ответил Смайли с непоколебимой учтивостью, всем своим видом
показывая, что это имя ему решительно ни о
чем не говорит.
Tapp продолжил:
- "Викторов и сам опытный и очень хитрый профессионал, сказал Ивлев.
Его "крыша" - работа атташе по культуре, и, таким образом, он мог
связываться с Карлой по официальным каналам. Как
работник посольства Поляков организует лекции в британских университетах и
обществах по культурным связям с
Советским Союзом, но теневой работой полковника было получение донесений от
"крота" Джералда и передача инструкций в
соответствии с указаниями Карлы из Центра. Для этой цели Викторову-Полякову
постоянно нужны связные и курьеры, и
бедняга Ивлев временно стал одним из них. Но так или иначе, настоящим куратором
Джералда является Карла в Москве".
Здесь какой-то резкий переход, - объявил Tapp. - Она пишет ночью, то ли пьяная
вдрызг, то ли до смерти перепуганная, и
шурует через всю страницу без знаков препинания. Тут и про чьи-то шаги в
коридоре, и про сальные взгляды этих горилл.
Пропустим, ладно, мистер Смай-ли? - И, получив маленький одобрительный кивок, он
продолжил:
- "Меры для обеспечения безопасности "крота" - это нечто из ряда вон
выходящее. Письменные доклады из Лондона в
Московский Центр Карле даже после шифровки разделяли на две части и отправляли с
разными курьерами, в других случаях
писали симпатическими чернилами под традиционной дипломатической
корреспонденцией. Ивлев рассказывал мне, что
Джералд выдавал иногда больше секретного материала, чем Викторов-Поляков успевал
обработать. Основное было на
непроявленной пленке, часто до тридцати катушек в неделю. Если кто-то вскроет
контейнер, не соблюдая необходимых мер,
он тотчас засветит пленку. Другие материалы передавались "кротом" в виде
звукозаписи с глубоко законспирированных
встреч на специальной пленке, которую можно воспроизводить только на особой,
сложной аппаратуре. Аудиозапись
стирается начисто, если засветишь пленку или попытаешься прокрутить ее на
обычном магнитофоне. Эти встречи были
срочными, всегда в разных местах, всегда внезапными, это все, что я знаю, кроме
того, это было в то время, когда фашистская
агрессия во Вьетнаме потерпела поражение, а в Англии к власти снова пришли
крайние реакционеры. Также, по словам
Ивлева-Лапина, Джералд занимал высокую должность в Цирке. Томас, я рассказываю
это потому, что с тех пор, как я тебя
полюбила, я без ума от всего английского, и прежде всего от тебя. И не желаю
мириться с тем, что английский джентльмен
может повести себя как предатель, хотя, конечно, видимо, он был прав,
присоединившись к борьбе за рабочее дело. Еще я
забочусь о безопасности тех, кто был тайно завербован Цирком. Томас, я люблю
тебя, будь осторожен теперь, когда ты
столько знаешь. Это может тебе повредить. Ивлев был похож на тебя, несмотря на
то что они звали его Лапин..." - Tapp
неуверенно запнулся. - Тут в конце есть немного такого...
- Читай, - тихо бросил Гиллем.
Чуть сдвинув стопку бумаги, Tapp снова стал монотонно читать, растягивая
слова:
- "Томас, я рассказываю тебе это еще и потому, что боюсь. Сегодня утром,
когда я проснулась, он сидел на кровати,
уставившись на меня, как безумный. Когда я спустилась вниз выпить кофе, наши
охранники Трепов и Новиков смотрели на
меня животным взглядом, не обращая внимания на еду. Я уверена, они сидели здесь
уже не первый час, а потом к ним подсел
еще Авилов из местной резидентуры... Не поступил ли ты опрометчиво, Томас? Не
рассказал ли больше, чем позволил мне
думать? Теперь ты видишь, что помочь может только Аллелайн. Тебе не стоит себя
обвинять, я могу догадаться, что ты им
сказал. В душе я свободна. Во мне ты видел только плохое: пьянство, страх, ложь,
в которых мы живем. Но глубоко внутри
меня горит новый благородный свет. Я привыкла думать, что тайный мир - это
какое-то отдельное место, а я навсегда
обречена жить среди неполноценных. Но, Томас, теперь я знаю, что это не
отдельное место. Бог указал мне, что оно здесь,
прямо посреди настоящего мира, вокруг всех нас, и нам нужно только открыть дверь
и выйти наружу, чтобы быть
свободными. Томас, ты должен всегда стремиться к свету, который я обнаружила.
Этот свет зовется любовью. И теперь я
отнесу это письмо в наше тайное место и оставлю там, пока еще есть время. Боже
всемилостивый, я надеюсь, что оно еще
есть. Бог дал мне прибежище в Его Церкви. Помни: я и там любила тебя". - Tapp
сильно побледнел, руки его, когда он
принялся расстегивать рубашку, чтобы положить дневник обратно в сумочку,
задрожали и стали липкими. - Тут есть еще
кусок, - произнес он, - там говорится: "Томас, почему ты помнишь так мало молитв
из своего детства?
Твой отец был великим и добрым человеком". Как я вам и говорил, - пояснил
он, - она сошла с ума.
Лейкон повернул жалюзи, и яркий дневной свет залил комнату. Окна выходили
на маленький загон, где Джекки Лейкон,
толстенькая девочка с косичками и в шлеме, не без опаски каталась на своем пони.
Глава 9
Перед тем как Tapp ушел, Смайли задал ему ряд вопросов. Близорукий взгляд
Джорджа был сосредоточен не на Рикки, а
где-то перед ним, обрюзгшее лицо выражало трагическую подавленность.
- Где оригинал этого дневника?
- Я положил его туда же, в тайник. Судите сами, мистер Смайли: когда я
нашел дневник, Ирина уже находилась в Москве
двадцать четыре часа. Я думаю, ей даже не дали передохнуть, когда дело дошло до
дознания. Скорее всего, показания начали
выколачивать еще в самолете, потом при приземлении отдубасили, потом первый
допрос, после того как ребята закончат
завтракать.
Такой у них подход к не очень стойким: сначала рукоприкладство, затем
вопросы, ведь так? Поэтому, скорее всего, это дело
одного или двух дней, пока Центр не вышлет разбойничка пошарить вокруг церкви,
о'кей? - Его тон стал снова каким-то
официальным. - И еще мне не мешало бы подумать о собственном благополучии.
- Он имеет в виду, что Московский Центр не будет так сильно заинтересован в
том, чтобы перерезать ему глотку, если они
подумают, что он не успел прочитать дневник, - сказал Гиллем.
- Ты его переснял?
Я не ношу с собой фотокамеру. Я купил блокнот за доллар и переписал
дневник. Оригинал я положил обратно. Вся работа
заняла ровно четыре часа. - Он взглянул на Гиллема, затем отвел взгляд. При
дневном свете глубинный внутренний страх
вдруг явно обозначился у него на лице. - Когда я вернулся в отель, в моей
комнате царил полный разгром; они даже обои со
стен посдирали.
Управляющий сказал мне, чтоб я убирался к черту. Он и слышать ничего не
хотел.
- Теперь он носит с собой пистолет, - заметилГиллем. - И вряд ли с ним
расстанется.
- Вы правы, черт возьми, не расстанусь. Смайли подавленно хмыкнул, пытаясь
изобразить понимание.
- Эти ваши встречи с Ириной: тайники, условные сигналы и запасные
варианты... Кто предлагал конкретные детали: ты или
она?
- Она.
- Какие были условные сигналы о том, что все в порядке?
- Внешний вид. Если у меня воротник расстегнут, она знала, что я хорошо
посмотрел по сторонами считаю, что на
горизонте все спокойно. Если он застегнут - свидание отменяется, работает
запасной вариант.
- А Ирина?
- Сумочка. В левой руке, в правой руке. Я приходил первым и ждал где-
нибудь, где она могла видеть меня издалека. Это
предоставляло ей выбор: идти смело или смываться.
- Все это случилось больше шести месяцев назад. Что ты делал все это время?
- Отдыхал, - грубо сказал Tapp.
- Он запаниковал и прикинулся одним из местных, - продолжил за него Гиллем.
- Удрал в Куала-Лумпур, затем залег на
дно в одной из деревень на холмах. Так он рассказывает, во всяком случае. У него
там есть дочка, которую зовут Дэнни.
- Дэнни - это моя малышка.
- Он перебивался у Дэнни и ее матери" - объяснил Гиллем, привычно не
обращая внимания нато, что говорит Tapp. - У
него жены разбросаныпо всему свету, но эта сейчас, кажется, самая главная.
- А почему ты приехал именно сейчас? Tapp ничего не ответил.
- Ты не хочешь провести Рождество вместе сДэнни?
- Конечно хочу.
- Так что случилось? Что-то тебя испугало?
- Пошли какие-то сплетни, - угрюмо сказалTapp.
- Сплетни какого рода?
- В Куала-Лумпур объявился какой-то француз и стал всем говорить, что я
должен ему деньги. Хотел натравить на меня
адвоката. А я никому ничего не должен.
Смайли повернулся к Гиллему:
- В Цирке он все еще считается перебежчиком?
- Предполагаемым.
- Что они предприняли с тех пор?
- Я этого не касаюсь. Ходили слухи, что в Лондонском Управлении какое-то
время назад устраивали совещания по этому
поводу, но меня они не пригласили, и я понятия не имею, что у них получилось. Я
думаю, как всегда ничего дельного.
- Каким паспортом он воспользовался?
У Тарра был готов ответ, и он поспешил вмешаться:
- Я расстался с Томасом в тот же самый день, как только перебрался в
Малайю. Я посчитал, что Москва не будет особо
церемониться с ним, и мне лучше самому его уничтожить как можно скорее. - В
Куала-Лумпур мне смастерили британский
паспорт на имя некоего Пула. - Он передал паспорт Смайли. - По-моему, за такие
деньги неплохо сделано.
- А почему ты не воспользовался одной из своих швейцарских заготовок?
Снова нерешительная пауза.
- Или ты потерял их, когда твою комнату в отеле обыскали?
- Он их припрятал, как только появился в Гонконге. Обычное дело, - произнес
Гиллем.
- Ну так почему же ты ими не воспользовался?
- Они были пронумерованы, мистер Смайли. Хоть они и были незаполнены, но
ведь они были пронумерованы. Честно
говоря, я слегка сдрейфил. Если в Лондоне знали номера, почему бы и Москве их не
знать, понимаете, о чем я?
- Ну так что же ты все-таки сделал со своими швейцарскими паспортами? -
вежливо повторил Смайли.
- Он говорит, что он их выбросил, - сказал Гиллем. - Скорее всего, он их
просто продал. Или поменял на этот.
- Как именно выбросил? Ты сжег их?
- Да, верно, сжег их, - ответил Tapp с ноткой нервозности в голосе, отчасти
угрожающей, отчасти боязливой.
- Итак, когда ты сказал, что этот француз интересовался тобой...
- Он искал Пула.
- Интересно, кто еще мог знать о Пуле, кроме того, кто подделал этот
паспорт? - спросил Смайли, листая страницы. Tapp
ничего не отвечал. - Ну ладно, расскажи, как ты добрался до Англии, - предложил
Смайли.
- Из Дублина по безопасному коридору. Без всяких проблем. - У Тарра плохо
получалось врать, когда на него нажимали.
Наверное, его родители были в этом виноваты: он слишком торопился" когда не было
готового ответа, и вел себя слишком
агрессивно, когда таковой у него имелся.
- А как ты добрался до Дублина? - спросил Смайли, проверяя штампы
пограничного контроля на средней странице.
- Как по маслу. - Рикки снова обрел уверенность. - С самого начала как по
маслу. У меня есть знакомая девчонка -
стюардесса из Южно-Африканской авиакомпании. Мой приятель взял меня грузовым
рейсом до Кейпа, на Кейпе девчонка
позаботилась обо мне и затем бесплатно подбросила до Дублина вместе с одним из
пилотов. Так что там, на Востоке, они
думают, что я никуда не уезжал с полуострова.
- Уж я сделаю все, чтобы это проверить, - бросил Гиллем, глядя в потолок.
- Черт возьми, только уж делайте это поосторожнее, дорогой. - Tapp в конце
концов не выдержал и сорвался. - Потому что
я не хочу, чтобы ко мне на хвост сел кто-нибудь не тот.
- Почему ты пришел к мистеру Гиллему? - поинтересовался Смайли, по-прежнему
поглощенный разглядыванием паспорта
Пула. Он был потрепанным, замусоленным, штампов было не слишком много, но и не
слишком мало - в самый раз. - Не
считая того, конечно, что ты был напуган.
- Мистер Гиллем - мой босс, - смиренно ответил Tapp.
- А тебе не приходило в голову, что он может переправить тебя прямиком к
Аллелайну? В конце концов, для начальства
Цирка ты что-то вроде одного из тех, кого давно разыскивают, не так ли?
- Конечно. Но я рассудил, что мистер Гиллем не больше вашего приветствует
наши новые порядки, мистер Смайли.
- А еще он любит Англию, - пояснил Гиллем с убийственным сарказмом.
- Конечно. Я просто весь истосковался по родине.
- А ты ни разу не задумывался, что можно было прийти к кому-нибудь другому,
кроме мистера Гиллема? Почему не к
одному из резидентов заграницей, например, там, где ты был бы в меньшей
опасности? Макелвор по-прежнему главный в
Париже? - Гиллем кивнул. - Ну вот, ты же мог пойти к мистеру Макелвору? Он тебя
вербовал, ты можешь доверять ему: он в
Цирке с незапамятных времен. Ты мог сидеть себе спокойно в Париже, вместо того
чтобы рисковать головой здесь. О
Господи, Лейкон, быстрее!
Смайли вскочил и, прижав ко рту тыльную сторону ладони, уставился в окно.
Джекки Лейкон лежала на животе в
загончике и ревела, в то время как пони, освободившийся от всадницы, весело
носился между деревьями. Они продолжали
наблюдать, как жена Лейкона, симпатичная женщина с длинными волосами и в толстых
зимних чулках, перепрыгнула через
ограду и сгребла ребенка в охапку.
- Они часто шлепаются, - заметил Лейкон довольно сердито. - Они не
ушибаются в таком возрасте, - и добавил чуть более
снисходительно:
- Знаете ли, Джордж, за всем не уследишь.
Они не торопясь снова расселись по местам.
- И если бы ты направился в Париж, - продолжал Смайли, - то какой маршрут
выбрал бы?
- Такой же, до Ирландии, затем, я думаю, Дублин - Орли. Черт возьми, вы
что, считаете, я могу пешком по воде ходить?
Услышав это, Лейкон побагровел, а Гиллем, сердито вскрикнув, приподнялся.
Но Смайли это, кажется, нисколько не
задело. Снова взяв паспорт, он не торопясь пролистал страницы в обратном
порядке.
- А как ты установил контакт с мистером Гиллемом?
Гиллем опередил его, торопливо заговорив:
- Он знал, где я ставлю свою машину. Он оставил на ней записку, что хочет
ее купить, и подписался своим рабочим
псевдонимом - Тренч. Он предложил место встречи и ненавязчиво попросил не
афишировать сделку до времени, чтобы
покупку не перехватили. Я прихватил с собой Фона в качестве няньки...
Смайли перебил:
- Так это Фон был в дверях, когда он вошел?
- Он прикрывал меня, пока мы разговаривали. - сказал Гиллем. - С тех пор я
держу его у нас. Как только я услышал
историю Тарра, я позвонил Лейкону из телефонной будки и попросил принять меня.
Джордж, может, поговорим об этом
потом между собой?
- Позвонил Лейкону прямо сюда или в Лондон?
- Прямо сюда, - сказал Лейкон. После некоторой паузы Гиллем объяснил:
- Мне удалось вспомнить имя секретарши из офиса Лейкона. Я упомянул ее имя
и сказал, что она попросила меня
поговорить с ним немедленно по личному вопросу. Конечно, не идеально, но на ходу
я не смог придумать ничего лучшего. -
Не выдержав молчания, он добавил:
- Черт возьми, у меня не было никаких оснований подозревать, что телефон
могут прослушивать.
- Оснований было больше чем достаточно. Смайли закрыл паспорт и теперь
изучал его переплет при свете видавшей виды
настольной лампы.
- Весьма хорош, не правда ли? - заметил он беспечно. - В самом деле, очень
даже хорош. Я бы сказал, профессиональная
работа. Не нахожу никаких проколов.
- Не беспокойтесь, мистер Смайли, - парировал Tapp, забирая паспорт
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |