спустились.
Старуха взмахнула руками, широченные белые рукава спустились по ее
чешуйчатой дряблой коже до самых плечей, и все увидали, что в
изогнутых корявых пальцах старуха держит два острейших лезвия.
Непонятно откуда появилась на ее впалой груди плоская, но широкая
чаша-блюдо - она болталась на тоненькой желтой цепочке.
- По какому чину справлять обряд будем? - проскрежетала старуха. И
поднесла лезвие к Иванову горлу.
- Надо спросить у богов! - изрек двурогий. И опять махнул рукой в
сторону толпы.
На этот раз выволокли упирающегося толстяка. Толстяк орал, визжал,
оправдывался в чем-то. Но с ним не церемонились. Двурогий, выхватив из
складок одежды кривой нож, одним ударом вспорол брюхо толстяка,
вытащил груду кишок, бросил их на землю, обрубил одну, верхнюю, и
принялся наматывать толстяку на голову. Он мотал до тех пор, пока с
пыльной земли не поднялся последний грязно-розовый отросток, пока лицо
и шея толстяка не скрылась под толстенным слоем его же внутренностей,
а потом объявил:
- Сорок семь оборотов - нечетное число! По малому чину!
Толстяка стражники сразу выпустили, и тот упал рядом с длинным, но
в отличие от него еще долго корчился, дергался, елозил по земле.
Только на него не смотрели. Все взгляды были устремлены на старушку с
лезвиями.
Старушка пошамкала губами, пошмыгала носом.
- По малому, так по малому, - произнесла она без особого восторга.
- Сделаем!
Она подошла к Ивану резанула его бритвой по животу и подставила
чашу. Кровь стекала в нее медленно, будто нехотя.
Иван решил ни на что не реагировать. Он был в их руках. Мольбы и
плачи не помогут, это очевидно. Оставалось лишь одно - умереть
достойно и с честью, как и подобает землянину, человеку христианской
веры, попавшему в лапы пребывающих во тьме язычников.
- Не понимаете, что творите! - бросил он в толпу.
И закусил губы. Больше они от него не добьются ни слова.
Старуха резанула у самого горла. Опять подставила чашу. А другой
рукой потянулась к кресту, висящему на груди Ивана. Но под взглядом
ледяных серых глаз вдруг обмерла, остановила руку.
- Чего тянешь?! - завопили из толпы.
- Всю потеху портишь!
- Давай!
- Режь!
- Жги!
Старуха не реагировала. Она набрала из разных мест Иванова тела
полную чашу крови. И пошла к идолам поганым. Ей спешить было некуда.
Она тщательно и со старанием выполняла обряд - запускала высохшую руку
в чашу, потом смазывала губы идолу, одному, другому. Иван не знал, что
там за механика внутри, но при каждом прикосновении старушечьей руки,
идолы утробно и довольно урчали. Остатки старуха выплеснула идолам в
лица, а точнее, в рожи. Более гнусных и зверских рож. Иван не видывал.
Но особо его поразило то, что идолы были двуглазы.
- Боги принимают жертву! - возвестил звериным рыком двурогий. -
Пора!
Факельщики, не обращая внимания на то, что старуха еще не
спустилась, со штабеля, бросили горящие факелы в хворост. Огонь
занялся. Толпа загудела - не менее утробно, чем ее боги. Иван закрыл
глаза.
- Ар-ра-а-а-дххх!!! - завопил жрец.
- Ар-ра-а-а-а-аххх!!! - откликнулась толпа.
Пламя подбиралось к пяткам. Воздух плавился и Иван видел
совершенно искаженные жуткие морды стоявших в толпе. И без того
страшные, сейчас искривленные в воздушных раскаленных линзах, они были
просто неописуемы - до жути, до реализма кошмара, превосходящего все
виды реализмов.
Пламя раскалило внутренности каменных идолов, и последние
принялись сначала тихо, а потом все громче подвывать, выть. Ивану
стало не по себе. Доигрался! - сверкнула в мозгу мысль. Он уже не
молил Всемогущего о даровании жизни. Он был готов встретить свой конец
как подобает, и мысленно просил об укреплении духа. Пламя взметнулось
передним стеной. И дороги в этом пламени не было.
Иван закрыл глаза. Огонь подбирался все ближе, он жег, не давал
дышать, пожирая весь кислород вокруг, он гудел, вибрировал, он уже
опалил часть бороды и волос... Иван чувствовал, что начинает дрожать -
неостановимо, крупно, будто его не жгли, а наоборот, морозили, будто
его, облитого ледяной водой, выбросили зимой на улицу; его трясло,
колотило, било. И он не сразу понял, что трясет-то не его, что это
вибрирует столб к которому он привязан.
Столб трясся словно допотопная ракета на стартовой площадке. Но он
не просто трясся. Он вдруг начал подниматься-медленво-медленно, по
сантиметру в секунду, а то и меньше. Но он пошел вверх!
Иван ощутил, что он вместе со столбом вырывается из пламени, что
толпа, костер, площадь, жрецы, идолы и все прочее, остается внизу, а
его неумолимо влекет вверх!
Толпа бесновалась. Трехглазые вопили, словно их всех резали
живьем.
- Ухо-о-одит!!!
- Прошляпили!!! Лови!!! Хватай!!!
- Сколько времени, эй, сколько щас?
- И-эх! Дурачье!
Это и еще многое другое доносилось снизу. Но громче всех прозвучал
вдруг рык двурогого, жреца:
- Месяц развлечений окончен, плебеи!!!
Иван смотрел под ноги - и видел не только стремительно удаляющийся
остров со всеми его каменными нагромождениями и башенками, он видел
вырывающееся из основания столба пламя - это и было нечто наподобие
ракеты!
Иван еще не понял, верить ли в свое спасение или нет, бред ли это,
болевая галлюцинация - ведь могло быть, что на самом деле он стоит на
площади, умирает в муках на костре, а ему мерещится все! Он не знал. И
он не успел разобраться. Потому что его вдруг вместе со столбом-
ракетой ударило о что-то вверху. Иван догадался-они пробили какое-то
покрытие, ворвались куда-то. Но от удара он лишился сознания.
Хрустальный куб был прозрачнее, чем прежде. И трон сиял
неестественной голубизной, переливался. Но вот только на троне никого
не было.
Иван стоял, привязанный к столбу, посреди уже знакомого ему зала.
Точнее, это столб стоял. А Иван висел на столбе. Он только что пришел
в себя и ничего не мог понять. Как он оказался в Меж-архаанье? Что за
ерунда?!
А пока он размышлял так, туго ворочая несвежими мозгами, случилось
следующее. Из прозрачного куба, словно из собственной комнаты вышла
Лана, русоволосая красавица. Вышла и направилась к Ивану. На ходу она
произнесла обычным будничным тоном:
- Ну чего ты на меня так смотришь? Это же межуровневая дверь, и
ничего в ней такого нету, все просто, я же привыкла... А вот ты все
болтаешься на чем-то. Иван, ну ведь есть же мера, нельзя все время
висеть. Слава Богу, что еще не кверх ногами. Ну, пусти, я развяжу.
Иван не мог рта раскрыть. Он опять был близок к обморочному
состоянию. И все же выдавил из себя:
- Но почему?
- Почему, почему! А кто их знает! У них тут никакой не зал, не
дворец! Это просто что-то навроде полигона, понял?!
- Нет, - прохрипел Иван.
- Вот и я не понимаю, - вздохнула Дана. - Они ничего не скрывают,
ходить разрешают, где вздумается, чего хочешь, то и делай! А маток,
говорят, и так хватает пока! Они готовят чего-то, так вроде бы
говорили, только не сказали, что! И им надо изучать поведение этих,
как они... а вот, земных особей! Короче, чокнешься с ними! Но кое-чем
я уже овладела!
Иван потер затекшие руки. Отошел от столба. Ткнулся носом в лицо
русоволосой и прошептал:
- А я думал, ты давно там, - он махнул рукой в неопределенном
направлении.
- На том свете, что ли?
- Угу! Навроде!
- Он целовал ее. И она отвечала. Но отвечала робко, неуверенно,
будто опасаясь чего-то или зная, что они на виду, что за ними следят.
- Да брось ты, - прошептал он ей, - наплюй на этих монстров; ну
их!
Она вырвалась. Побежала к кубу. Иван бросился за ней.
- Не надо! - выкрикнула она громко. - Еще рано! Ты потом придешь
за мной, а сейчас рано! Уходи!
- Нет уж, - ответил Иван, - не рано! Самое время!
И увидал, что на троне появился изможденный Верховник. Будто из
воздуха появился.
Меж-архаанье - Хархан-А - Предварительный ярус.
Невидимый спектр.
Система. Год 124-ый, временной провал
- А ты все шалишь?! - с укоризной спросил Верховник.
Ивану не понравился его тон. И он не ответил. Ему вообще сейчас
было не до пугал и чучел с чьейто сконцентрированной сущностью внутри.
Он бежал вслед за Ланой. Она влекла его... Но то, что было открыто
для нее, было закрыто для Ивана. Лана проскользнула в хрустальный куб,
будто это была голограмма. А Иван уперся руками в холодную твердую
поверхность. С досады ударил по ней, но лишь отбил кулак.
- Я все равно заберу тебя отсюда! - выкрикнул он.
- Ежели только сам ноги унесешь, - насмешливо проговорил Верховник
сипатым голосом Иванова приятеля-забулдыги.
Иван бросился на Верховника - он уже вспрыгнул на куб, замахнулся
лучеметом-дубиной, включил усилием воли внутренний механизм ускорения.
Но Верховник отшвырнул его от себя когтистой ногой, отшвырнул шутя,
словно котенка. Иван несколько раз перевернулся в воздухе. Грохнулся
на пол. Снова его спасло лишь умение падать.
- Ты мне больше не нужен, лягушонок, - сказал Верховник мягко и
ласково, - ты оказался очень неинтересным и совсем не забавным. Если у
вас там сейчас все такие, то наши ребята помрут со скуки! Вот было
дело раньше, в годы моей юности, это да-а-а!
Иван приготовился выслушать длинный рассказ-воспоминание, к каким
обычно склонны старики всех миров. Но Верховник остановился.
- Ладно уж, - сказал он неожиданно совершенно другим голосом, -
надо быть последовательным, скажи спасибо! Раз я принял такое участие
в твоей судьбе, лягушонок, раз уж я помогал тебе с самого начала, так
и сейчас дам тебе шанс. Но учти, ежели Тебя снова подвесят, я пальцем
не шевельну, висеть будешь до полного созревания... Все! У тебя
двенадцать секунд!
Верховный столь же внезапно исчез.
А Иван стоял столбом. Двенадцать секунд - на что?! Он ничего не
понял. Что ему надо делать? Какой шанс?! Правда, сейчас, в ускоренном
ритме, каждая секунда была для него минутой, даже чуть более, но...
Иван разбежался и опять запрыгнул на парящий хрустальный куб. Он
подчинялся теперь лишь внутреннему голосу, внутреннему зову.
Он с размаху плюхнулся на трон. И его тут же будто вознесло куда-
то, все поплыло перед глазами. Нет, это была не голограмма, это было
нечто пока недоступное земному разуму. Исчезли зал, каменный пол,
колонны, все исчезло. А перед Иваном, сбоков, сзади, сверху, снизу, со
всех сторон разом выросли уже виденные им когда-то мохнатые лиловые и
переливающиеся решетчатообранзые структуры, вновь все растворилось в
их бесконечных хитросплетениях, уходящих, казалось, в саму
бесконечность, вновь структуры эти дышали, раздувались и опадали... Но
время шло! Уже две секунды-минуты прошли, прошли безвозвратно! Надо
было сосредоточиться на главном, на самом главном! Но что же главное?!
Лана? Он только вспомнил ее имя-и она тут же предстала пред ним,
улыбнулась, протянула руку. И это было не видение, это была она сама,
живая, настоящая. Иван рванулся к ней, вскочило трона. И тут же все
пропало. Лишь голос прозвучал:
- Нет, не надо, сейчас ты погубишь и себя и меня. Не спеши! Я
верю, я знаю, я предвижу - ты придешь еще за мной, ты заберешь меня!
Иван снова уселся на трон. Его колотило в нервном напряжении,
убыстрение всех жизненных процессов в организме давалось большой
кровью, невидимой, неосязаемой, но проливаемой все же. Сколько лет он
отнял у себя? Нет, сколько секунд-минут прошло сейчас? Две, еще две!
И тут Иван понял, что для него самое главное! Ведь без этого и
мечтать не следует ни о чем другом. Да, верно! Он очень образно и
зримо представил развороченную, разодранную словно консервная банка
капсулу. И опять кресло будто взмыло вверх, появились структуры
Невидимого спектра. Ивана швырнуло куда-то, он почувствовал толчок, но
из кресла-трона не вылетел, он был как бы слит воедино с ним. Это
вообще был не трон никакой! Это был недоступный воображению чудо-
агрегат, создание сверхцивилизации, создание, обладающее
фантастическими, сказочными свойствами. Теперь Иван понял, кем он мог
казаться создателям и владельцам подобных чудес - именно комаришкой,
лягушонком. Но секунды-минуты шли!
Капсула возникла перед ним внезапно. Она Лежала на пустынной и
каменистой поверхности с редкими растениями былинками, где-то Иван уже
видал такую, неважно где. Он чуть было не бросился к капсуле, чуть не
выскочил из кресла-трона. Но вовремя остановился - ведь он всемогущ,
лишь пока сидит в нем! И тогда он дал мысленный приказ - идти на
сближение с капсулой, он представил, как она увеличивается,
надвигается.
Чудо-агрегат был - послушен его воле. Не сходя с него, Иван вплыл
через рваную и обожженную дыру, искорежившую обшивку, внутрь капсулы.
У него сразу защемило сердце. Никогда еще эти старушки-развалюхи, эти
списанные тихоходы не нагоняли слезы на него, а тут... Иван чуть не
разрыдался, настолько все внутри капсулы было родным, близким, своим,
после этого чуждого и кошмарного мира. Но время, время! Оставалось не
больше пяти минут-секунд. Иван устремился к сейфу-шкафу. Секунда ушла
на то, чтобы открыть. Еще одна, чтобы вытащить запакованный
возвратник, распутать ремни, укрепить прибор на теле, сдвинуть его под
мышку. С Ивана градом полил пот. Голова сразу опустела. Он чуть было
не потерял сознания. Это было невероятно, но так. Он слышал, читал,
что умирающие без воды и пищи путники, замерзающие или наоборот
иссушенные солнцем, могут пройтипроползти десятки километров,
преодолевая дикие трудности, собственную слабость, все прочее, но
перед самым спасением, в нескольких метрах от дома, костра, оазиса они
погибают, не выдерживают чудовищного напряжения. То же происходило и с
ним. Но Иван был не просто путником, он был поисковиком.
Он пересилил желание тотчас вернуться на Землю. Нет! Здесь Лана!
Здесь еще много непонятного! И почти сразу же его вместе с креслом
выбросило в зал. Какая-то сила приподняла его и швырнула на каменный
холодный пол.
Иван сильно ударился. Но стерпел. Поднял глаза - на троне сидел
Верховник, покачивал своей огромной головой и смотрел на Ивана.
- Ну что же, - проскрипел он металлически и бездушно, - хвалю! Ты
справился с нелегкой задачей! Не так-то ты глуп, лягушонок! Я тебя
недооценивал. Что ж, ты сумел оттянуть миг своей смерти. Всего лишь
оттянуть! Но и это забавно! Ты мне доставил несколько приятных
секунд...
Иван его грубо перебил:
- Скажи, почему тебя называют Верховным Демократом, что это за
титул такой?
Он ощущал твердое тело переходника под мышкой, и это делало его
безрассудно храбрым, даже наглым.
- Вот ты как ставишь вопрос, лягушонок? Ну ладно, перед смертью
приговоренному делают послабления. Отвечу, Да только тебе не понять! Я
- никто и ничто! Как и миллионы и миллиарды других обитателей Системы.
Любой может взять на себя тот титул, какой ему понравится. Ибо любой
из нас - лишь частица Единого Сущего, Общего Системного Разума. И
любой является и обязан быть демократором - то есть приобщателем к
Сущему. Подлинная власть каждого, а стало быть и власть народная,
всеобщая, только там - в Системном Разуме. В нем есть и несколько
приобщенных с Земли, мало, но есть. Вам еще предстоит пройти долгий
путь развития, чтобы окончательно избавиться от гуманистических и
религиозных предрассудков, чтобы переработать человеческий, земной
материал в сверхсуществ-демократоров, несущих миру новый, наш
порядок... Впрочем, вам уже ничего не предстоит, вам...
- Как это?! - возмутился Иван.
- Ладно, замнем! Это все пока что тайна, которой тебе не следует
знать. Ты не прошел предварительного карантина, не смог избавиться от
слизнячьего мировоззрения и мироощущения, да, не дозрел, лягушонок. И
мне даже жаль тебя. Но у Системы свои законы! Пора!
Верховник встал во весь свой гигантский рост. И в руке его вдруг
проявился огромный двуручный меч.
Иван невольно подался назад. Только одно удерживало его в этом
мире - русоволосая. Но ее слова?! Как понимать ее слова?! Он еще
придет! Значит, он просто обязан еще придти! Он обязан прежде всего
выжить, чтобы придти и забрать ее!
Верховник спрыгнул вниз. Изможденное высушенное тело его было
полно энергии, внешность обманчива! Лишь длинные мосластые руки и ноги
подрагивали, да скрипели при ходьбе суставы, что-то булькало внутри.
Черный плащ развевался за спиной Верховника, будто часть мрачного и
смертоносного Пространства.
- Я не понимаю ничего! - прошептал Иван.
- Сейчас поймешь!
Верховник взмахнул мечом. И Иван еле успел увернуться, он отскочил
в последний миг. Начиналось что-то страшное, непредвиденное.
Еще два удара мечом были столь сильны и быстры, что Ивану пришлось
сначала подпрыгнуть вверх на три метра, перевернуться, а потом кубарем
покатиться между ног Верховника по каменному полу. И он понял, что
такая игра не может продолжаться бесконечно, что это игра кошки с
мышкой.
- Я приду за тобой! - выкрикнул он во всю глотку, срывая голос. -
Жди меня!!!
И с силой надавил рукой на переходник. Напрягся.
Ничего не произошло! Чертовая штуковина, подаренная Дилом Бронксом
не сработала! Это был конец! Подсунул некондицию, гад, предатель,
барыга, сволочь! У Ивана не хватало ни слов, ни злости! Это же
подлость! Это...
- Никуда ты не придешь! - с ехидцей сказал Верховник. - Тебе
незачем приходить сюда! Ты тут останешься навсегда! Твой труп
распылят, лягушонок! И никто про тебя не вспомнит!
- Вспомнят! - крикнул Иван. И увернулся от очередного удара. -
Вспомнят! Если я не вернусь, придут другие!
- И другие не придут!
Меч обрушился на Иванову спину плашмя, а сам он полетел к кубу,
ударился об него, отскочил, еле увернулся от острия. Вскочил и
бросился бегом за колонны. Там была лестница. Иван покатился вниз-
через голову, кубарем, не щадя себя. Но и не выпуская Из рук лучемета-
дубины.
Он все жал и жал рукой на переходник. Но тот не срабатывал. Он
только пощелкивал, пощелкивал... а контакта не было. Но ведь там, на
Дубль-Биге, он же работал! Они же проверяли!
Хищное лезвие огромного меча сверкало то с одной стороны, то с
другой. Иван подпрыгивал и приседал, падал наземь и уворачивался,
пробовал отбиваться лучеметом, но это было и смешно и глупо, эдакой
соломинкой разве отобьешься.
Он уже слетел вниз по длиннющей лестнице и мчался теперь по
какому-то полутемному коридору, куда-то сворачивал, на что-то
надеялся. А гигантский и жутко скряпящий суставами Верховник в
развевающемся и, казалось, все увеличивающемся, вырастающем черном
плаще гнался за ним, тяжело топоча, обдавая горячим гнилостным
дыханием, чемто страшным, неживым. Да, ведь это и был труп, самый
настоящий огромный мертвец, в которого вселилось нечто вообще
неуловимое. И спасения от Мертвеца-Верховника не было.
У Ивана все оборвалось э груди, когда он увидал глухую стену,
выросшую перед ним. Тупик! Он развернулся, прижался спиной к стене.
Но Верховник тут же сбил его голоменью меча наземь. А сам
острейший и тяжеленный меч, ухватив его обеими руками, вздел над
Иваном. Еще миг, сотая мига - и все!
Иван даже руки не поднял, чтобы защититься - бесполезно.
- Нет! Я не убью тебя! - проскрипел металлически Мертвец. - Тебя
убьют другие, и ты от них не уйдешь! Нет, не уйдешь лягушонок! - Он
затих на секунду, меч стал подниматься, но не уходить в сторону, нет!
Он поднимался выше, для более сильного и выверенного удара.
Иван не мог вымолвить ни слова. Он глядел на сверкающее бритвенное
острие меча. И ни на что не надейдся. Раз меч поднимался, так
поднимался, он должен был и опуститься. Бежать некуда!
- Все же напоследок повторю тебе то, что говаривал твой
забулдыжный приятель Хук Образина, - проговорил вдруг Мертвец-
Верховник голосом самого Хука Образины, - дурак ты, Ванюша, дурак
набитый, дурачина и простофиля! Ладно уж, поживи еще чуток! - Голос
опять стал металлическим, чужим. - Вот твоя форточка, комар! Лети!!!
И меч обрушился на Ивана подобно молнии. Он вонзился в грудь,
прошиб ее, прошиб каменные плиты - и все раскололось вдруг! Точно
громом ударило! Все пропало, исчезло, растворилось.
Но Иван не умер. Его швырнуло куда-то. Он почувствовал, что опять
его несет сквозь какие-то ярусы, уровни, структуры... И еще прежде,
чем его выбросило на поверхность, он сообразил - сам меч, это вовсе
никакой не меч! Было бы наивно предполагать, что сверхцивилизация
играется в средневековые игрушки! Это был, видно, какой-то аппарат-
перебросчик, или что-то наподобие. Только чем бы все это ни было,
Ивана уже нельзя было удивить, он пресытился, он изнемог, ни одному
лягушонку, ни одному комаришке, ни одному слизню не доводилось
претерпевать подобного. Это же было сверх всякой меры!
Ивана вынесло на поверхность у шара-переходника. И он не стал
испытывать судьбы. Он повернулся к шару спиной, как учил жирный
вертухай, повалился назад-он сразу попал в вязкую тьму. И сразу же
развернулся, вцепился в скобы, полез наверх.
Он лез как ненормальный, тяжело дыша, не оглядываясь, бормоча что-
то, чего и сам не понимал, все тело болело, голова разламывалась, руки
и ноги отказывались слушаться. Но он лез и лез. И только одно гудело в
мозгу: "Форточка! Форточка! Форточка! Они указали ему форточку! Все!
Теперь-то он не опростоволосится! Это ведь и есть та самая форточка, в
которую - и только в которую - может вылететь жалкий комаришка!
Пускай! Ничего! Потом еще разберется, кто комаришка, кто слизняк, кто
есть кто! А сейчас вперед!"
Иван словно ошпаренный вылетел из шара на траву.
- Ну как? - поинтересовался вертухай, сидящий наверху каменного
шлюза в той же позе.
- Нормально! - ответил Иван рефлекторно.
- Тогда прощай!
- Ну уж нет! Я к вам еще вернусь!
Иван перепрыгнул через заборчик и опрометью кинулся через сад к
бетонным столбам, к навесам. По дороге он сшиб с ног двух гмыховидных
существ. Он не дал им опомниться, ударами пятки вышиб глаза, расплющил
носы и помчался дальше.
Но эти существа были невероятно живучи. Они уже вскочили на ноги.
Гнались за Иваном, дико скрежеща, скрипя и издавая прочие
нечленораздельные звуки. И все-таки он их опередил! Столбы были на
месте. Навес тоже! Иван белкой взлетел вверх. Пробил головой груду
хлама. Пнул колченогий табурет. Ушибся. Но не стал тратить времени на
переживания, ощущения. Прыгнул вверх, и уцепившись за невидимые края,
протиснулся в лаз. Сзади послышался ехидный сипатый смещок. Кто это
был - Псевдо-Хук? А может, Мертвец-Верховник? Иван не оборачивался.
- Ничего, ничего, - бубнил он как заведенный, - мы еще встретимся,
еще потолкуем!
На площадочке трубы-колодца его поджидали. Иван не рассмотрел в
потемках лиц, но знал, они, трехглазые.
- Ползет., гнида, - сказал один, заглядывая в лаз.
- Щас мы его и ущучим! - гундосо отозвался Другой.
Иван ударил кулаком в невидимую рожу. И попал! Да еще как попал!
- Что же это творится? - удивленно протянул то ли Гмых, то ли
Хмаг. И полетел вниз. Долго еще доносилось со дна колодца: - Ится,
ится, ится, ица, ица, ица... - Колодец был гулким.
Второй врезал Ивану. Но он, видно, не ожидал такого напора. Иван,
будто не заметив удара, прыгнул на него всем телом. Он решил, что
теперь пусть хоть сам погибнет, но угробит и этого гада. С
негуманоидами только их методами!
- Это ты - гнида! - прохрипел он, ударяя лучеметом-дубиной по
восьмипалой лапе, вцепившейся в скобу. - Это тебя я щас ущучу, тварь
поганая!
Он перебил увесистой железякой суставы трехглазому. И тот полетел
вслед за приятелем-напарником. Полетел молча, будто мешок с песком.
А Иван, не мешкая, полез вперед, вверх. Теперь он знал, почему
промежутки между скобами были такими большими, на кого они рассчитаны.
Но сейчас это не имело никакого значения. "Тебя убьют другие! От них
не уйдешь!" - стучало в мозгу. Поглядим еще, поглядим! Иван добрался
до тайника, оттянул изрезанное железо. Вытащил шлем.
Но прежде чем расправить скафандр, вытащить бронекольчугу и
комбинезон, он снова со всей силы надавил на возвратник. Тот
щелкнул... но не сработал! Нет, его явно изготовляли где-нибудь
тайком, втихаря. Эх, Бронкс, Бронкс! Подсунул фуфло! Иван бросил в
колодец комбинезон - некогда с ним возиться. Натянул бронекольчугу.
Сверху намотал обрывок цепи. Влез в скафандр. Несмотря на страшную
усталость, на дрожь в руках и ногах, на гудящую голову, он действовал
предельно четко, выверенно. Никогда он не влезал в скафандр так
быстро, даже в обычных условиях; никогда он не заваривал швы с такой
скоростью, но вместе с тем и с необычайной тщательностью. Все! Теперь
его непросто будет убить! Но в мозгу било, пульсировало: "Тебя убьют!
Другие! От них не уйдешь!" Ну и пусть! Не уйдешь, так не уйдешь! Но
сидеть, сложа руки, он не будет. Ни за что не будет!
Теперь у Ивана "был нож-резак. Он закинул лучемет-дубину за спину.
И полез наверх. С ножом это было проще. И все же он выдохся вконец,
прежде чем приблизился к выходу.
Просвета не было. А это могло означать лишь одно-дракон-
птеродактиль ожил, свил новое гнездышко.
Да, так оно и было. Иван с трудом пробился сквозь прутья, балки,
обломки, шпалы какие-то и рельсины. И он снова оказался среди
змеенышей - в мокроте, тесноте, шевелении. Но на этот раз он не стал
воевать с порождениями ящеровидной гадины. Не до них! Сам дракон сидел
на гнезде. И это было Ивановым спасением! Это было огромной удачей!
Иван вцепился одной рукой в толстенную морщинистую лапищу. А
другой, сжимавшей нож-резак, с силой ударил дракону в брюхо. Это был
мастерский удар!
Никогда еще Иван не слышал такого озлобленно-пугливого визга - ни
на Гадре, ни в подводных лабиринтах Гиргеи, ни на призрачной Сельме,
ни здесь, в треклятой Системе. Это была какая-то сбесившаяся
сверхсирена! Даже уши заложило, хотя фильтры шлема были рассчитаны и
на более громкие звуки.
Гигантская гадина взлетела стрелой. И Иван сумел разглядеть, что
она одноголова. На месте второй головы, а точнее шеи, торчал жалкий
сморщившийся обрубок - видно, не зря он тогда не жалел патронов! И
сейчас не надо было жалеть сил! Иван бил и бил ножом в мерзкое брюхо.
Нет, это было не брюхо паукомонстра-урга, которое можно было
продырявить с первого удара! Это было почти панцирное покрытие. Да
только Иван находил слабые места, бил между чешуями. Бил, обдирая их,
раздвигая. Рука в перчатке скафандра почти не чувствовала боли.
Зато обезумевший дракон орал, словно ему добрались лезвцем до
внутренностей и вот-вот прирежут начисто! Он поднимался все выше и
выше. Он пытался сбросить мучителя. Но Иван просто озверел, с ним
невозможно было справиться. Он бил, бил и бил! Он даже не смотрел
вниз, не знал, на какую высоту они поднялись. Чем выше, тем лучше!
Теперь Иван не сомневался, его догадки должны были подтвердиться!
- Ну птичка, давай же! Давай!!! - орал он в беспамятстве и азарте.
- Давай!
И когда внизу ничего уже не было видно, когда все съела желтоватая
пелена, дракон вдруг ударился обо что-то и замедлил полет. Да, там
была переборка, покрытие! Точно, весь этот мир находился под колпаком!
Иван еще раз ткнул ножом в брюхо. Дракон снова ударился, перепончатые
крылья его зацепилиоь за что-то, и он сам начал отчаянно, в смертном
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |