Отказ: Все права на героев принадлежат Дж. К. Роулинг. 1 страница

Нет повести печальнее

Автор: Лийа

Бета: нет

Рейтинг: G

Пейринг: СС,ЛЭ,ГП

Жанр: Drama, Romance

Отказ: Все права на героев принадлежат Дж. К. Роулинг.

Аннотация: Гарри неожиданно становится свидетелем нескольких сцен из жизни Лили Эванс. Часть глав POV Лили.

Комментарии:

Каталог: нет

Предупреждения: нет

Статус: Закончен

Выложен: 2008-01-11 00:00:00

просмотреть/оставить комментарии

Глава 1.

- Гарри, ты поговорил с Минервой?

Это был первый же вопрос, который задала Джинни, едва он аппарировал домой и стянул с себя верхнюю одежду. Гарри смущенно посмотрел на жену, пристраивавшую на вешалку плащ, и с заминкой ответил:

- Нет... Извини, но сегодня было так много работы, что я... Совершенно вылетело из головы. Я же рассказывал тебе, мистер...

Но Джинни уже стояла перед ним, уперев руки в бедра – поза, не предвещавшая ничего хорошего, и молодой мужчина вздохнул, зная, что сейчас начнется вполне предвиденный, но от этого не менее неприятный разговор. Дело в том, что последнее время у супругов возникли разногласия по одному вопросу. По правде говоря, ни один здравомыслящий волшебник не углядел бы предмета для спора, во всяком случае, если он хотя бы раз видел Дэниела.

Их сын появился на свет в первый месяц новорожденного мира, когда шок от жестокой войны, сократившей численность магического населения втрое, был так велик, что победа теми, кто остался в живых, не воспринималась, как повод для буйной радости, будто маги не верили, что свершилось наконец долгожданное событие, и больше не надо бояться ни за себя, ни за близких. Министерство пыталось организовать какие-то празднества, но народ реагировал вяло и без энтузиазма. В каждой семье имелись погибшие, а пик кровавой бойни пришелся как раз на последний заключительный период войны, поэтому на триумфальные шествия у людей не осталось сил - ни моральных, ни физических. Гарри не слишком дергали журналисты и чиновники, как он опасался, и оставили в относительном покое. Молодые люди поселились в опустевшей Норе: единственная оставшаяся в живых Уизли и Великий Гарри Поттер, уже-совсем-не-мальчик-которого-тошнило-от-звука-собственого-имени, поэтому, когда сразу после рождения Дэниела они поженились, юноша взял фамилию жены. По поводу их запоздалого бракосочетания в прессе промелькнула было статья Скиттер о нравах победителей, но как-то очень быстро исчезла вместе с самой журналисткой и другими ее публикациями.

Первые два года прошли, как в немного сумбурном, не очень четком, но вполне безмятежном сне. Молодые супруги не знали проблем с деньгами – Гарри выплачивали неплохое содержание, а потом по его просьбе приняли на должность Артура в министерство.

То, что их сын болен, стало понятно еще, когда он был совсем малышом. Возможно, какие-то специфические признаки можно было заметить с самых первых месяцев жизни младенца, но ни Джинни, ни Гарри не обратили внимания. Это был их первый и, как вскоре выяснилось, единственный ребенок, тетушек, бабушек и прочих опытных кумушек рядом с ними не оказалось, поэтому поначалу оба чувствовали себе вполне счастливыми - в те мгновения, когда взаимная нежность и редкая, но мелькавшая иногда на личике ребенка, улыбка словно отделяли их и от прошлого, и от настоящего. Однако, когда подросший малыш продолжил игнорировать игрушки, по-прежнему предпочитая им разглядывание собственных ручонок, молодые родители насторожились. Но диагноз врачей восприняли с одинаковым бесстрашием. Среди детей страдающих аутизмом встречаются гении, а если такой ребенок – маг, то это только значит, что он еще более незауряден, чем остальные дети. И жизнь постепенно вновь вошла в свое русло. Семья продолжила движение вперед сквозь все невзгоды, чтобы им ни служило причиной: мучительные ли воспоминания или же столкновения с не знающей снисхождения и жалости действительностью, словно маленький смелый кораблик, на свой страх и риск пересекающий океан. Джинни занималась Дэниелом, Гарри работал, а малыш неожиданно нашел себе увлечение. Мальчика заинтересовали простые карандаши и свитки пергамента, причем, чем просторнее были последние, тем больший энтузиазм они вызывали у ребенка. Сначала Дэниел прочерчивал на них какие-то непонятные знаки, закорючки или же рисовал неровные линии и зигзаги. Потом стало очевидно, что малыш пытается рисовать, и уже годам к четырем это занятие принесло свои плоды. У мальчика стали выходить настоящие картины, и с каждым годом они выглядели все более совершенными. Окрыленная Джинни купила ему как-то самый полный набор великолепных и дорогущих красок, нанеся этим ощутимый ущерб хлипкому бюджету семьи, но к ее разочарованию мальчик остался равнодушным к подарку, по прежнему всему прочему предпочитая карандаши.

Гарри любил сына, но в отличие от Джинни, рисунки ребенка восторга у него не вызывали. Со странной навязчивостью мальчик изображал почти на каждой картинке какого-то печального и очень худого человечка с пронзительными глазами. Поначалу Гарри тешил себя надеждой, что это случайное совпадение, некий герой из сказок, которые Джинни читала мальчику перед сном – даром, что ребенок в это время водил взглядом по потолку, будто и там что-то мысленно рисуя. Однако, когда недавно он обнял Дэниела, и рассеянно заглянул мальчику через плечо, сомнения по поводу излюбленного персонажа мальчишеских фантазий отпали. На него с карандашного наброска прямо глаза в глаза смотрел профессор Северус Снейп. Гарри помнил, как перехватило дыхание, как стол перед глазами покачнулся и поехал в сторону. Меньше всего он был готов таким вот образом вновь встретиться взглядом с этим человеком –

рассматривая рисунки своего больного ребенка.

- Гарри, ты обещал, что поговоришь с Минервой еще на той неделе! Сегодня уже среда, а ты так и не нашел времени. А между тем нам надо подумать о будущем Дэниела. Ему необходимо общество других детей, ровесников...

Что ж, иногда имеет смысл говорить правду, какой бы неприглядной она ни была, иначе не растерявшая остатков оптимизма женушка просто так не расстанется со своей безумной затеей.

- Джинни, милая, пойми же, что дело даже не в том, согласится ли Минерва взять его в школу. Допустим, она согласится. Но ты подумай, нужно ли это мальчику? Дети бывают очень жестоки к тем, кто как-то отличается от большинства, его могут начать дразнить, обижать...

- Снивеллус! – вдруг выкрикнул Дэниел

Гарри и Джинни оба вздрогнули так, будто сквозь обоих прошел разряд сильнейшего электрического тока и с недоумением – Джинни, и ужасом – Гарри, уставились на собственное чадо, появившееся в дверях. На губах мальчика блуждала довольная улыбка.

- Снивеллус, - повторил мальчик и протянул им рисунок. Гарри первому удалось завладеть листком. И снова ему в глаза уставился бывший учитель, только на этот раз профессор был изображен в школьной мантии и в возрасте лет пятнадцати. В печальных глазах черноглазого ребенка явно затаилась боль и обида.

- Дэниел, скажи, откуда ты знаешь это слово: Снивеллус? – не рассчитывая на успех, спросил Гарри – сын редко поддерживал диалог.

- Они так называли его, Снивеллус, - невозмутимо пояснил мальчик.

- Они? Кто они?

Но Дэниел потерял интерес к беседе и, равнодушно развернувшись, неторопливо проследовал в комнату.

Глава 2.

Северус Тобиас Снейп был оправдан по решению Визенгамота спустя полгода после окончания войны. Тогда абсолютно всем, кто его знал, неожиданно стали приходить длинные письма от Альбуса, в которых неугомонный старик подробно и очень логично приводил не только доказательства невиновности «дорогого Северуса», но и детальные описания его выдающейся деятельности на благо, счастье и благополучие всего магического мира. Первое время Гарри читал письма внимательно, испытывая глубокое уважение к бывшему директору, да и боль от потери, хотя и притупилась, но все еще давала о себе знать. Однако после десятого послания стал их нещадно рвать, но это не помогло, и молодому человеку пришлось таки прочитать обо всех подвигах двойного агента в мельчайших подробностях. Почерк проверялся серьезнейшими экспертами в министерстве, был подтвержден, и неестественно бледный и измотанный Скримджер сделал публичное и официальное заявление, что Снейп не только оправдан, но и срочно разыскивается министерством, чтобы вручить ему орден Мерлина первой степени. После этой речи нашествие писем прекратилось, Снейпа, опасаясь рецидива жутковатого и многих доведшего до нервного расстройства инцидента, бросились разыскивать с невиданной в послевоенном магическом мире энергией, но все усилия оказались напрасны. Двойного агента и второго после Гарри героя магического мира не нашли.

А Гарри с тех пор потерял оказавшийся зыбким покой. Не проходило и дня, чтобы он так или иначе не вспоминал о Снейпе, не задумывался о нем... Его охватывали самые противоречивые чувства. На смену ненависти поначалу пришло раздражение, которому в немалой степени способствовали сочинения Альбуса, а потом странная тоска, не проходившая с годами, а только принимавшая разные причудливые формы. То мрачное удовлетворение при мысли, что все-таки не убил Снейпа, как хотел, что не подвернулся ему профессор под горячую руку в пылу какого-нибудь сражения. То откровенная злость на нелюбимого учителя – почему провоцировал в нем, Гарри, ненависть, ведь провоцировал же, как иначе можно назвать все его придирки и кривляния? Но все чаще молодого человека охватывало тревожное, не дающее покоя желание найти, встряхнуть скользкую сволочь за грудки и заставить извиниться за свое невыносимое поведение в прошлом, а лучше вынудить принять извинения самого Гарри, и пусть попробует не простить... А иногда Гарри снилось, что он по-хорошему, по-человечески разговаривает со Снейпом, что они смеются, что Снейп улыбается его сыну, а Дэниел Снейпу, но не рассеянно, как обычно, а живой улыбкой здорового ребенка. Тогда Гарри просыпался совсем расстроенным, потому что с пробуждением приходило понимание того, что снилось слишком желанное и потому несбыточное.

***

Погруженный в невеселые мысли Гарри шел по тесной улочке деревеньки Хогсмидт. Под ногами, едва касаясь темно-серых и коричневых камней, таял снег. Минерва, конечно же, с радостью согласилась принять Дэниела в Хогвардс. Она буквально просияла, едва уловила суть просьбы своего бывшего студента, будто ждала этого разговора. Но Гарри по-прежнему было тревожно. Болезнь мальчика проявлялась слишком явно, одиннадцатилетние дети могли оказаться не готовыми его принять... Да и было что-то странное в состоянии Дэниела. Временами он казался совершенно нормальным, только несколько замкнутым, а самые тяжелые периоды приходились как раз на те дни, когда у него выходили особенно удачные рисунки со Снейпом. Все это было более чем необычно, и ныне покойная тетушка Петунья назвала бы это сглазом. Может, Снейп проклял его таким образом? Найти бы ублюдка и заставить ответить за все, плевать, что там насочинял Альбус! Человек может быть подонком, даже если свершает подвиги. Вот Питер, например. Он закрыл собой Гарри от последнего заклятия Темного Лорда, и если бы не его жертва – неизвестно, как бы все обернулось. Душа человека – потемки. Душа же бывшего профессора вообще явление в равной степени и сомнительное, и загадочное.

- Гарри!

Молодой человек вздрогнул и поднял голову. Перед ним стояла очень худенькая высокая молодая женщина. Даже случайный прохожий счел бы странной улыбку на ее осунувшемся лице, если бы этот прохожий соизволил удостоить девушку вниманием – одетая, будто второпях и в первое, что подвернулось под руку, она не производила впечатления сколько-нибудь привлекательной особы. Собранные на затылке в строгий пучок волосы, темные круги под глазами, неновая и черная, как крылья вороны, мантия - делали ее классической иллюстрацией к нелестному определению «синий чулок».

- У меня для тебя новости, - быстро заговорила молодая ведьма, едва Гарри успел поздороваться с ней и улыбнуться в ответ. Для него Гермиона по-прежнему оставалась одним из самых приятных и обаятельных в магическом мире людей. И он помнил, какими влюбленными глазами смотрел на нее Рон, в те немногие месяцы, когда они были вместе. – Мы можем зайти к Фортескью, как раз стоим напротив. Там все и обсудим.

Гарри рассеянно огляделся. Действительно. Мороженица была от них буквально в двух шагах.

- Да, конечно, - кивнул Гарри.

Они зашли в уютную пахнущую ванилью глубину кафе и устроились за одним из многочисленных одиноких столиков – у студентов еще были занятия, а праздные граждане предпочитали в такую промозглую погоду греться у теплого домашнего очага.

- Навещал Минерву?

- Да, - скованно ответил молодой человек. Ему не хотелось делиться причиной, по которой он заглянул в Хогвартс.

- Это по поводу Дэниела? – осторожно спросила Гермиона.

- Да... В сентябре он пойдет в школу.

- Но это же прекрасно, Гарри! Я уверена, что общение со сверстниками пойдет ему на пользу и растормошит немножко.

- А вот я как раз не уверен, что это правильное решение. Он плохо подготовлен к школе, у него отсутствует интерес ко всему, кроме собственных рисунков. Вспомни, даже у тебя были проблемы с некоторыми сверстниками, - при этом замечании Гермиона едва заметно улыбнулась, - хотя в упрек тебе можно было бы поставить только экстремально умную голову. В его же случае...

- Перестань. Не надо нас сравнивать. Я была невозможной всезнайкой, а Дэниел славный мальчик. Ну что ты хмуришься? Детей больше раздражают те, кто задирает нос. Ты знаешь, я, кажется, начинаю понимать, почему Снейпа могли не любить в школе...

- Герми! Не надо снова заводить разговор о Снейпе. Я не хочу о нем слышать.

- А вот и напрасно. Между прочим, по нелюбви ко мне студентов я могла бы с ним соперничать. Ну вот, теперь ты смеешься. Не веришь? Не проходит недели, чтобы я не находила у дверей собственного кабинета карикатуру на себя или какой-нибудь обидный стишок. А все потому что я считаю Защиту серьезным предметом и не позволяю относиться к нему, как к веселому аттракциону. Сначала я пыталась обучать их по методу нашего дорогого Ремуса, но оказалось, что это годится только на первых порах и на контрасте. Потом все дружно начинают стоять на ушах...

- Я очень сомневаюсь, что ты зачитываешь всему классу глупые статьи из желтой прессы, заставляя студентов желать провалиться сквозь землю, или случайно разбиваешь... Ну, я хотел сказать, не засчитываешь результат, сама же создавая ситуацию, чтобы подросток ошибся.

Гермиона улыбнулась.

- Знаешь, Гарри. Это примечательно, что ты помнишь о нем каждую мелочь спустя столько лет.

- Очень может быть, но если мы зашли сюда, чтобы в очередной раз побеседовать о Снейпе... – молодой человек раздраженно дернулся, не делая, впрочем, попытки подняться с места, а скорее выражая этим жестом протест.

- Не сердись. И я не просто так завела о нем разговор. Ты знаешь, что я подрабатываю в министерстве. Всемагический Музей Памяти Жертв Войны, о котором я тебе говорила... - да, представь, я не считаю эту идею безумной - требует средств, а жалования учителя недостаточно... Ну, да неважно. Понимаешь, Гарри, так получилось, что меня определили на ту же должность, что и когда-то твою маму, и я даже теперь занимаю ее кабинет. Лет двадцать назад там затеяли было ремонт, хотели его расширить, но потом стало не до этого, кабинет закрыли и забыли о нем. Только эльфы следили, чтобы он совсем не зарос паутиной. И вот, представь себе. Сейчас после войны о нем вспомнили, возможно, в связи с введением меня в должность, не важно, а важно то, что мне поручили разобрать пылившиеся там бумаги, часть определить в архив, часть списать...

- Ну, и что?

- Минутку терпения. Итак, вчера мне в руки попалась одна тоненькая тетрадка, на которой аккуратным девичьим почерком было выведено: Лили Эванс.

Гарри, который до этого уже вполне благодушно, но без особого интереса слушал ее болтовню, резко подался вперед и приглушено воскликнул:

- Герми! Это, видимо, дневник мамы. Я знал, что должно было остаться от нее что-то серьезнее немых колдографий! Он при тебе?

- Конечно, - бросив на Гарри насмешливо-снисходительный взгляд, отозвалась девушка. - Я хотела зайти к вам, а тут как раз ты попался мне навстречу.

Гермиона сняла со спинки стула объемную малопривлекательную сумку с потертыми боками и извлекла оттуда конторскую папку.

Глава 3.

- Вот миновал Чайлд-Роланд этот коридор и подошел, наконец, к высокой и широкой двустворчатой двери. Она была полуоткрыта, и когда Чайлд-Роланд открыл ее настежь, то увидел чудо из чудес, - таинственным голосом читала Джинни сидя по-турецки в изножии кровати Дэниела, когда Гарри тихонько вошел в спальню сына.

На Джинни красовалась синяя футболка и уютные потертые джинсы. Гарри очень любил, когда она так одевается дома – маггловская одежда ей очень идет и делает ее такой родной и очень молодой. Вот и сейчас он подумал, что они с сыном больше напоминают братика и сестричку, чем солидную мамашу и ее сына. Уютная люстра с оранжевыми кистями мягко освещала комнатку и задумчивое личико Дэниела. Гарри заметил, что глаза ребенка расширились и перестали блуждать, тогда мужчина приблизился, но Джинни быстро обернулась к нему и приложила к губам палец.

- Перед ним был огромный просторный зал, потолок которого подпирали толстые и высокие колонны. Золотые и серебряные, они были покрыты резьбой, а между ними тянулись гирлянды цветов из бриллиантов, изумрудов и разных драгоценных камней...

Дэниел снова заводил взглядом по потолку, но медленнее, чем обычно, и Гарри почти увидел, как скучная белая поверхность расцвела красками и засверкала россыпью разноцветных самоцветов. Он улыбнулся, склонился к жене, коснулся губами подставленной для поцелуя щеки и почти умиротворенный направился к себе.

То, что сын прислушивается к сказкам, которые читает ему Джинни – хороший знак, решил он. В любой другой день Гарри думал бы только об этом, но сегодня ему не терпелось уединиться у себя – жена спала в комнате сына, так повелось с его рождения, а когда они поняли, что мальчик болен, не стали ничего менять. «Хотя в скором будущем нужно будет приучать мальчика спать в одиночестве, это не дело, тем более, если он пойдет в Хогвартс», - это была последняя на сегодня мысль бывшего Поттера о собственной семье, когда он закрывал дверь своей спальни. Не раздеваясь, он забрался на кровать, прислонился спиной к ковру, украшавшему стену, и немного дрожащими руками разместил на коленях тетрадку – простую, тоненькую – явно маггловскую и, скорее всего, школьную. Он не стал рассказывать Джинни о встрече с Гермионой, да жена могла бы и не услышать, так радовалась, что сына приняли в Хогвартс, и со дня на день ему пришлют сову... И вот теперь нужно только перевернуть страничку и услышать, пусть не голос матери, но ее мысли.

- Лили Эванс, - шепотом прочитал он зачем-то еще раз надпись на обложке и раскрыл дневник.

«У меня появился друг. Я никому не хочу о нем рассказывать, потому что он очень странный, и он – НАСТОЯЩИЙ! Его зовут Северус Снейп...»

Рука Гарри так дернулась, что он едва не порвал хлипкую обложку. «Ну да, Гермиона же говорила, что не спроста вспомнила о Снейпе, а потом рассказала об этой тетради, а я... Совершенно вылетело из головы», - в смятении подумал зеленоглазый мистер Уизли, нервным жестом поправил очки и стал читать дальше. Если бы он видел себя со стороны, то был бы очень удивлен смесью эмоций отражавшейся в процессе чтения на его лице, потерявшем уже привычную многим серьезную угрюмость. Он то улыбался, то хмурился, то шептал что-то себе под нос и даже разок хлюпнул носом, к счастью так и оставшись в неведении о собственной слабости.

- У меня появился друг. Я никому не хочу о нем рассказывать, потому что он очень странный, и он – настоящий, - читал Гарри торопливым шепотом, хотя собирался медленно вчитываться в каждое слово. – Его зовут Северус Снейп.

***

Все началось с того утра, когда к нам в школу пришел новый мальчик. Нашим ребятам он почему-то сразу не понравился, и они избили его в тот же день. Мне было его очень жалко, и Джессике тоже. А Маргарет сказала, что таких всегда бьют. И начала нести какую-то ерунду, что, мол, сразу видно, что слабак. Тощий такой, что любой мальчишка его лет - вдвое толще кажется. Правда, он высокий. «Ну и что? – насмешливо заявила Маргарет. – Ты его руки видела? Да такими руками нельзя драться, они ж у него вдребезги разобьются о тупые физиономии наших парней!» Не очень я поняла ее логики, если честно, хотя в чем-то она, пожалуй, права. Едва он вошел в класс, как сразу стало ясно, что он... другой, необычный какой-то. Одет вроде бы нормально, но во все черное. Штаны на нем болтаются, а рубашку он не заправляет, что немного нелепо выглядит. Нос у него большой, а волосы слишком длинные для парня. У нас есть ребята, которые длинные волосы носят, но у Снейпа они, как у девочки, до плеч спускаются. Вот ему на перемене и стали «разъяснять», что у нас так не ходят. А он... Нет бы промолчать или хотя бы менее ехидно возражать, да еще и кому – Джону! Его у нас даже старшеклассники побаиваются. «Это так же глупо, как садиться с размаху голой задницей на ежа», - прокомментировала Маргарет поведение новичка. Джессика смеялась, а мне совсем было не до смеха. Что же получается, если ты парень и слабый, значит молчи, даже если тебя оскорбляют?

Но на следующей же день выяснилось, что странности только начались. Во-первых сам новенький мальчик явился в школу здоровехонький, на лице ни царапинки. При этом он держался с таким независимым видом, будто и не было ничего. Только насмешливо зыркнул в мою сторону взглядом и уселся за первую парту у окна – а это место Джонни, между прочим. Пока мы с девочками пытались представить себе, что останется от тощего новенького, когда вернется хозяин парты, пришла учительница и велела соблюдать тишину.

Мы с Джессикой весь урок прокрутились – пересчитывали наших мальчиков. Их всего трое осталось, вернее всего трое пришли на урок. А вот ни Джона, ни парней из его развеселой компании мы не увидели еще целый месяц. Что с ними случилось, нам так никто ничего и не объяснил. Снейп с того дня вел себя тихо, можно сказать незаметно. Даже когда поправились ребята и вернулись в школу. Только они его больше не трогали, а Джонни вообще с тех пор прочно обосновался на задней парте...

А потом где-то месяца четыре тому назад я заметила, что он словно следит за мной. Маргарет, которая в нашей маленькой компании самая наблюдательная, заявила, что Снейп в меня влюбился. Я почему-то покраснела, как маленькая, хотя чувствовала, что она не права. Новенький каким-то чутьем догадался, что я тоже не такая как все, и что я тоже неправильная.

Это давно началось - понимание, что со мной что-то не так. Петунья утверждает, что с самого моего рождения семью преследуют неприятности, и что это из-за меня папу уволили с хорошей работы, но мама сердится, когда она так говорит и утверждает, что папины неудачи никак с моим рождением не связаны. Не знаю, кому верить. Дело в том, что когда я родилась, у нас в доме стали происходить странные, или, как выражается Петунья – аномальные, вещи. То ни с того ни с сего начинает капать с потолка, когда на улице жара и сушь, то наоборот - вспыхивают и загораются важные папины бумаги.

А мама говорит, что я как раз принесла в дом счастье, что папа именно благодаря мне ушел из страховой компании с должности, от которой очень уставал, и хотя и зарабатывает сейчас намного меньше, но зато хорошо спит, и характер стал у него прежний – легкий и веселый.

Как-то мама читала мне сказки об эльфах, феях и всяких волшебниках. Я очень люблю старые сказки и рассказы про волшебство, и вот, когда мне было семь лет, я придумала игру, что я – фея. Петунья надо мной смеялась, но я не обращала внимания, потому что моим подружкам-соседкам игра понравилась. Мы стали собираться втроем и играть, что мы все – волшебницы, что ходим в школу, где нас учат колдовать, и это было интересно, тем более что я заметила, что если сосредоточиться, то действительно можно... ну, колдовать. Сначала я думала, что все могут, если захотят, перемещать предметы, менять их цвет и величину. Но потом я поняла, что это не так и очень расстроилась. Я никому не стала рассказывать о том, что умею. Только Маргарет и Джессика знают, что волшебство существует, но они думают, что это у них самих получается, когда мы играем в школу. Когда мы совсем выросли, мы стали скрывать наше открытие ото всех, хотя и не было особого смысла. Все равно никто нам не верил. Но это была наша тайна – тайна на троих.

«Лили, мы будем сегодня играть?» - шепотом спросила меня Джессика на большой перемене. Я кивнула, и у обеих моих подруг заблестели глаза. На перемене нам разрешают гулять в огромном саду перед школой, мы часто втроем уединяемся в самом неинтересном для остальных детей уголке – там нет ни качелей, ни скамеек, ничего, кроме низеньких кустиков, где мы втроем якобы играем в чаепитие. Остальные девочки над нами смеются, но давно не обращают на нашу троицу внимания, что нам только на руку.

Вооружившись игрушечной посудой под презрительные взгляды одноклассниц, мы пошли к своему излюбленному месту. В этот раз мы пытались оживить чахлое деревце, посаженное этой весной и не прижившееся. В результате совместных, а точнее моих усилий, его тонким сухим веточкам удалось вернуть блеск, но по-прежнему оно стояло голеньким среди украшенных нежно-зеленой листвой соседей. Оглядевшись и убедившись, что на нас никто не обращает внимания, мы достали волшебные палочки. Да, у нас, как и положено волшебницам, есть такие, я сделала их из ивовых прутиков, а потом мы их раскрасили красками, и получилось красиво.

Я достала свой прутик и полузакрыв глаза зашептала «заклинания», точнее я просто просила деревце проснуться, потянуться ветками к небу, а корнями глубже уйти в землю. Как обычно Маргарет и Джессика последовали моему примеру и тоже стали что-то самозабвенно шептать. Мне уже казалось, что я сама превратилась в деревце, что я тянусь к небу и пью сладкие соки из земли, и что вот-вот я выпущу зеленые листочки чтобы...

«Эванс, ты серьезно считаешь, что с помощью этого прута ты как-то поможешь несчастному растению?» - раздался прямо у меня над ухом чей-то прохладный насмешливый голос. Мне показалось, что мне за шиворот вылили стакан ледяной воды, я вздрогнула и обернулась. На меня смотрел Снейп.

Странно, я никогда не слышала его голоса до этого, хотя он и отвечал на уроках, но тогда даже его ответы ускользали от моего внимания. Он вроде бы присутствовал среди нас, но его как бы и не было. Поэтому его голос показался мне странным и очень взрослым. Я почувствовала себя настоящей дурочкой, растерянно оглянулась на подруг, но те продолжали бормотать что-то себе под нос со счастливыми лицами и словно не замечали, что нас обнаружили за нашим глупым занятием.

«А ты можешь ему помочь?» - раздраженно спросила я, понимая, что стою перед ним красная, как свекла.

Он усмехнулся, точнее его тонкие губы растянулись и скривились, будто змея проползла по подбородку. Я, как завороженная, смотрела на него, все так же вытянув руку с прутиком. Снейп выдернул его у меня, осмотрел и заявил: «Не майся дурью, Эванс. У тебя когда день рождения?» «В июле...» - почему-то шепотом ответила я. «Вот и дождись июля. Тогда у тебя будет настоящая волшебная палочка, и ты сможешь оживить этот веник, если тебе больше не на что тратить свою магическую энергию.» «Какую энергию?» «Магическую. Ты ведьма, Эванс».

Так у меня появилась еще одна Тайна, но только на этот раз она принадлежала только мне.

***

Северус много рассказывает о Магическом мире, о великих волшебниках, не сказочных, а настоящих. Некоторые из них живут и сейчас, совсем рядом, и если мне повезет, я даже увижу их, когда пойду в настоящую школу. Хогвардс.

О Хогвардсе Северус мне больше всего рассказывает, может, потому что чувствует, что я больше всего люблю об этом слушать. Но странное дело. Я верю каждому его слову и знаю, что он колдун, вернее маг...

«Колдун – это глупое маггловское слово, Эванс.»

«А что такое маггловское?»

«Это то, что принадлежит магглам».

«А кто такие магглы?»

«Понимаешь, Эванс, мы с тобой маги. А магглы... Это все остальные».

В общем, когда мой новый друг рассказывает о Хогвардсе, я верю, что это чудесное место существует, но я боюсь. Боюсь, что ко мне не прилетит сова с письмо о моем зачислении в школу, что он ошибся и я... Я стану для него одной из «всех остальных». Он с таким презрением произнес тогда это «все остальные», что мне до сих пор не по себе. Я поняла, что «все остальные» для него – это пустое место. И хотя мне обидно за своих родителей и подруг, но теперь я знаю, что самое страшно – это если он и на меня будет смотреть так, будто меня не существует.

Дата добавления: 2015-10-21