— Вообще, — говорит он, поглядывая на часы, — сегодня будет ещё одна вечеринка, вот там, где мы вчера завтракали, помнишь?
Помнить-то я помню, но третье застолье за три дня — это мне многовато.
— А ты очень хочешь туда пойти? — спрашиваю.
— Не то чтобы очень, но я не хочу сидеть на корабле во время стоянки, а дела уже все переделаны.
— Ну пойдём погуляем.
— В смысле?
— Просто… по городу. Или, может, тут парк какой-нибудь есть.
— Ну есть тут неподалёку парк, а что ты там делать собралась?
— Не знаю, — пожимаю плечами, — гулять.
Азамат так и остаётся в озадаченности, но мы отзваниваем Тирбишу на корабль, чтобы принял наши покупки, и едем в парк.
Это оказывается даже лесопарк — он большой и довольно дикий, только дорожки проложены аккуратненько. Он тянется вдоль побережья, так что среди деревьев можно видеть замечательный морской пейзаж. Я когда-то в раннем детстве была на Гарнете. Ну или даже не в очень раннем… лет в десять или одиннадцать, не помню. Мы ездили от школы отдыхать. Я, правда, мало, что помню из этого отдыха: море и море, на Земле такие же, и мороженое такое же, и аквапарк. Наверное, путёвка была со скидкой, потому мама меня и запихнула.
Зато я хорошо помню, как мы возвращались, потому что на нас напали, как теперь понимаю, всё те же джингоши. Согнали к нам на корабль ещё каких-то взрослых, которых тоже где-то захватили. Лопотали чего-то по-своему, ничего не понятно, воспитателей заперли отдельно, все ревут… Я тихо забилась в угол за дверью, и меня какой-то дядя загородил широкой спиной, так что меня даже не посчитали. Потом всех увели, а мы с дядей остались. Он, кажется, пытался договориться с террористами на их языке, но я же ничего не понимала. Потом мне удалось незаметно просочиться в вентиляцию, потому что я читала много приключенческих романов про космос, и там все всегда ползали по вентиляции. Правда, последнее время инженеры стали умнее и делают трубы узкими, чтобы человек не пролез. Но какой я была человек — в одиннадцать-то лет, тем более, что я в принципе мелкая. Вот я и пролезла. Вылезла на капитанском мостике, там никого, потому что корабль на прицепе. Ну чего, дети всегда быстро в интерфейсе разбираются, а на пассажирских кораблях управление — как в компьютерной игре, всё ясно подписано и с картинками. Так я за пульт уселась, подогнала кресло по высоте и рванула в сторону Земли, приговаривая "бввввввв!" — тут ума-то много не надо, скорее уж, его отсутствия. Не знаю, наверное, джингоши должны были принять какие-то меры, чтобы захваченным кораблём нельзя было управлять изнутри, но видно, что-то у них пошло не так, и мы благополучно улетели. Тот дядя, который меня заслонял, кажется, подрался с оставшимися на корабле двумя или тремя джингошами, но они же мелкие, а дядя был о-го-го, настоящий положительный герой из фантастического фильма. Ну он их и уложил штабелями. Потом, когда нас перехватили земные охранные службы, он долго мне что-то говорил хорошее, только я не поняла на его языке. Он мне ещё какие-то игрушки подарил. И дома грамоту вручили. Там, где вручали грамоту, был очень вкусный зелёный чай.
Потом, правда, от этой истории произошла некоторая польза. Меня, конечно, засекретили — разве Земной союз признается, что у них с безопасностью такая лажа? А чтобы у меня и родных не было соблазна трепаться о своих подвигах, ЗС взял нас под свою опеку. Мы с братом на халяву получили очень недешёвое образование, а брата ещё и трудоустроили потом в тот же самый Земной союз. маме же с тех пор регулярно заказывают дизайн парков и палисадников у правительственных зданий. Меня тоже хотели воткнуть личным врачом какой-нибудь шишки, но тут я как раз встретила Кирилла, и мне стало ужасно мешать то, что я должна от него скрывать свои проблемы на работе, ведь болячки старпёров из ЗС — государственная тайна. Так что я решила, что пропади он пропадом этот блат, я и сама могу всего достичь и добиться, да и вообще. Вот, добилась. Просидела четыре года на нищенской зарплате, потом Кирилла убили где-то в космосе, опознавать даже нечего было. А потом я из принципа всё-таки пролезла без протекции врачом на корабль, чтобы осуществить давнюю мечту. Не могу сказать, что мне и правда всё ещё так хочется летать, особенно в свете последних событий. Зато добилась, что в ЗС меня так основательно забыли, что на родную планету пускать не хотят. Вот и все амбиции.
Я уже совсем собираюсь поведать смиренно топающему рядом Азамату эту героическую историю со мной в главной роли, но тут замечаю какое-то движение в кустах справа от дорожки чуть поодаль. Присматриваюсь.
— Там кто-то сидит, — говорю шёпотом.
— Да, заяц.
— А как ты его разглядел?
— А он дорогу переходил, когда мы ещё из-за угла выворачивали.
— Ты его ещё тогда заметил?
— Ну да.
— А чего ж не сказал?
— А зачем он тебе?
— Интересно… Я никогда живого зайца не видела.
— Да? — Азамат удивлённо поднимает брови. — А говорят, на Земле много зверинцев.
— Ну, в зоопарке видела, конечно, но это же совсем другое дело!
Азамат склоняет голову набок.
— Хочешь, поймаю, рассмотришь поближе?
— То есть как "поймаю"?
— Ну так, живым.
— А ему не будет больно?
Азамат начинает смеяться.
— Нет, не будет.
— Обещаешь?
Он кивает несколько раз, продолжая скалиться.
— Ну лови, — развожу руками. Заяц, конечно, уже куда-то ушёл из-под того куста.
— Ты пройдись дальше по дорожке не спеша, а я сейчас.
Я делаю пару шагов вперёд, потом оборачиваюсь — Азамата нет. То есть, дело не в том, что его нет на дорожке, его просто нет! Вокруг ни веточка, ни травинка не шевелится.
Заинтригованная, я честно продолжаю идти вперёд, и ещё шагов через десять передо мной из воздуха, не иначе, сгущается дорогой супруг с зайцем наперевес. Ох и огромная скотина! Азамат держит его за уши, и зверю, по-моему, это очень не нравится.
— Ой, — говорю, — ну, поставь его, не мучай!
— Если поставлю, ускачет, — резонно говорит Азамат.
— Ну, ты придерживай.
Он сажает добычу на дорожку, не отпуская ушей. Однако, он действительно очень большой. Рябой такой, глаза тёмные туповатые, морда прямоугольная. Жуть.
— А почему ты думаешь, что это он? — спрашивает Азамат.
— Нипочему, сказалось так, — хихикаю. — А ты думаешь, она?
— Я вполне уверен, что она.
— Ты ей уже и под хвост заглянул?
— Нет, так… похоже больше на самку по поведению. Это трудно так объяснить, но если много зайцев видел, начинаешь различать.
Я наконец рискую пощупать пойманного зверя. Шерсть у него довольно жёсткая, он немного дрожит.
— Класс, — говорю. — Ладно, выпускай, он же перепугался, бедный.
Азамат усмехается и отпускает руку. Заяц ещё с полминуты сидит неподвижно, потом осторожно подаётся вперёд, а потом как рванёт — только хвостик и мелькнул.
Я достаю из сумки гигиенические салфетки.
— На, — говорю, — вытри руки, мало ли что на нём живёт.
Азамат берёт у меня салфетку и, следуя моему примеру, тщательно вытирает ладони.
— Знаешь, — говорит он задумчиво, — обо мне, кажется, никогда и никто так не заботился, как ты.
— Ну, — отмахиваюсь я, — мать, наверное, заботилась.
— Может быть, — размышляет он, — но только если совсем в младенчестве. Года в три меня отец у неё забрал, и потом я её редко видел.
— А… зачем забрал?
— Ну как, всё, говорить научился — должен жить с отцом.
— О.
— У вас не так?
— У нас родители обычно вместе живут, если не поссорились.
— Ах да! Никак не могу к этому привыкнуть.
Мы оба смеёмся, потом Азамат внезапно серьёзнеет.
— А можно спросить… что случилось с твоим отцом?
— Ничего, — усмехаюсь. — Его никогда не было.
— О… И часто на Земле так бывает?
— Ну… может, не часто, но бывает.
Мы бродим по лесу ещё долго. Я подбиваю Азамата рассказывать мне про птиц, которых мы слышим, а он и видит — мне удалось разглядеть примерно каждую пятую из тех, что он показывал. Он, правда, не всех их знает, как назвать на всеобщем, но и мне не все названия что-то говорят, так что, помучившись со словарём в мобильнике, мы решаем просто называть всех на муданжском, надо же мне учить слова, если я туда собираюсь. Потом ещё много веселья вызывает моё муданжское произношение, которое Азамат всё старается поправить, а я в упор не слышу разницы. Впрочем, он довольно быстро соображает, как мне объяснить эту разницу, ну или хотя бы позволяет мне почувствовать, что прогресс налицо.
Мы довольно далеко уходим от моря, и нам уже давно никто не встречается, кроме зверья. Кстати, попадается ещё пара зайцев, а Азамат вроде как и лису видел, но мне до его зоркости далеко. Мы набредаем на тихое лесное озеро, где в ряске пасутся несколько выводков утят, и устраиваем привал на стволе дерева, низко нависающего над водой. Это какой-то дубо-буко-платан, из тех, что моя мама сажает при ведомственных учреждениях, потому что он даёт много тени — в очереди стоять легче, да и ветки у него разлапистые, можно присесть. У нашего дерева ветки такие толстенные и плоские у основания, что я рискую предложить заняться любовью, уж очень романтичное местечко. Азамат сначала даже не верит, что я серьёзно, а потом смотрит на меня таким помутившимся взором, что удивительно, как в воду не рухнул. У него даже на обожжённой щеке румянец проступает — впрочем, может, крем действовать начал.
Потом мы, такие весёлые, что почти пьяные, доходим до другого края лесопарка и обнаруживаем там небольшую приятно пахнущую таверну, где заказываем обед, поскольку проголодались уже на совесть. Там оказывается полностью земное меню, и Азамат долго и мучительно не может ничего выбрать, потому что понятия не имеет, что это всё такое, а я не знаю, насколько тут съедобна земная еда. В итоге мы оба берём котлеты по-киевски — и получаем море гастрономического удовольствия, тут это блюдо почти так же прекрасно, как в исполнении моей двоюродной бабушки. Я хвастаюсь Азамату, что умею это готовить, и понимаю, что меня ещё поймают на слове.
Мы возвращаемся на такси: уже начинает темнеть. Мы здорово так погуляли, да и за столом крепко посидели. Дома, то есть, на корабле, уже все в сборе и как раз думают, не позвонить ли нам. Тирбиш даже сварганил ужин, от которого мы вынуждены отказаться, потому что объелись на совесть. За стол, впрочем, садимся со всеми за компанию. Эцаган пользуется тем, что я заняла его место, и подсаживается к Алтонгирелу. Я потягиваю чаёк в блаженно-сонном состоянии, вполуха слушая, как Алтонгирел шёпотом допрашивает Азамата.
— И где вы были?
— Гуляли.
— То есть как гуляли?
— Пешком. По лесу.
— Ты что, в лес её поволок? Ты сдурел?!
— Это она меня поволокла, и ей понравилось.
— Да ты её больше слушай! Небось опять только вид делала, что понравилось, а ты и поверил! Хоть бы в казино сводил девушку, а то — в лес!
Я в последний момент стискиваю зубы, чтобы не прокомментировать. Чур меня, чур, ещё только азартных игр не хватало!
— И где вы ужинали? — продолжает Алтонгирел свой допрос. Азамат покорно отвечает, но он такой же блаженно-осоловевший, как я, и ему, видимо, вообще всё равно, что вокруг происходит.
— А там за лесом таверна.
— Эта мерзкая забегаловка?! Я там пять лет назад отравился!
— Там хозяин сменился с тех пор, — вставляет Эцаган, который тоже с ухмылкой слушает этот разговор.
— Там теперь земная кухня, — говорит Азамат, — потрясающе вкусно. Вот куда Тирбишу надо было бы сходить.
Духовник закатывает глаза.
— Боги, Азамат! Ты через неделю предстанешь перед Старейшинами, тебе надо думать о том, чтобы женщину покрепче к себе привязать, а ты о Тирбише! Надо было идти в какой-нибудь развлекательный центр, чтобы тут же тебе и номера, может, удалось бы её уложить, а ты придумал тоже — в лес! Что она тебе, на дереве даст, что ли?!
У Азамата становится очень интересное лицо — ироничное и мечтательное одновременно. Я прячусь в чашке, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не фыркнуть.
— Знаешь, Алтонгирел, — говорит Азамат, неожиданно кладя ладонь духовнику на плечо, — тебе стоит отвлечься от моих проблем. Постарайся просто быть повежливее с Лизой.
На этом Азамат встаёт и объявляет отбытие, отчего все резко выскакивают из-за стола и разбегаются в разные стороны, кроме меня, Гонда, Эцагана и Алтонгирела, который так и сидит, широко раскрытыми глазами таращась на своё плечо, как будто там выросло щупальце.
Гарнет уже полностью влезает в иллюминатор, когда я в клубах пара выпадаю из душа, так и не разрешив мучащую меня дилемму: идти сейчас к Азамату или нет. С одной стороны, вроде бы, он сказал, что моё общество ему приятно в том числе и ночью, хотя вдруг я не так поняла. С другой, он уже сегодня днём опять забыл, что у нас принято жить вместе, значит, ему это всё ещё очень странно. С третьей, он вполне может считать на сегодня программу оконченной. С четвёртой, вдруг он вообще занят и не в каюте?
Мои метания прерывает сам Азамат, постучавшись в дверь.
— О, — говорю, — ты прямо мысли мои читаешь. Я как раз к тебе собиралась.
— Ну что ты, Лиза, — хмурится он, — конечно я не читаю твоих мыслей, это мерзкое тёмное дело, и я бы никогда…
— Хорошо-хорошо! — перебиваю. — Это просто выражение такое, я только имела в виду, что ты прямо угадал момент!
— А, вот как, — он расслабляется. — Ну замечательно. Я как раз хотел сказать, что не стоит тебе в халате по коридорам ходить.
— Да я вроде специально приличный халат купила…
— Ну, всё равно нехорошо, — кривится он. — Это вообще я к тебе ходить должен…
— Я бы предпочла, чтобы мы оба были подвижными субъектами, — хмыкаю я. — Так что мне, каждый раз в уличное одеваться, что ли?
— Я, собственно, хотел кое-что предложить… — произносит он задумчиво. — Правда мне немного неудобно, как бы ты не подумала, что я это заранее так спланировал…
Я только моргаю.
— Что спланировал?
— Да ничего не планировал, в том-то и дело. Так случайно вышло, только теперь выглядит, как будто нарочно.
— Ну, если ты говоришь, что случайно, то я тебе поверю, — пожимаю плечами. Ещё б понять, о чём речь…
Азамат облегчённо выдыхает.
— Тогда смотри.
Он подходит к столу, берётся за ручку верхнего ящика, потом поворачивается ко мне:
— Можно открыть?
Там у меня вязанье, насколько я помню. Киваю.
Он открывает ящик, просовывает руку вглубь и что-то там делает. Я слышу тихий гул, оборачиваюсь на звук и вижу, как стена с иллюминатором быстро ползёт вверх. Я только и успеваю открыть рот, когда вся стена втягивается в потолок, а за ней открывается… каюта Азамата.
Несколько секунд хлопаю жабрами, забыв, что у меня есть лёгкие. Наконец подбираю оброненный дар речи.
— А как же иллюминатор?
— А, это просто экран, у тебя же каюта в середине корабля, откуда тут настоящий иллюминатор…
— И… ты хочешь сказать, что случайно дал мне каюту, смежную с твоей?
— Я так и знал, что ты не поверишь, — вздыхает он. — Вас всех разместили в одинаковые каюты, подряд от входа. Тебе досталась последняя. Просто так число совпало.
— А то, что тут стенка поднимается, — тоже совпадение? — продолжаю таращиться я.
— Все стенки поднимаются, — усмехается он. — Правда, в обитаемых каютах я всегда запираю их изнутри, вот тут, в ящике кнопка. Но если отпереть, то поднимаются вообще все переборки. Собственно, холл — это шесть кают с поднятыми стенками между собой и коридором.
— Чумаааааа, — протягиваю я, осознавая масштаб дизайнерской мысли. — Кру-у-уто, слушай, это же должно быть очень удобно!
— А это и есть удобно. Только тссс! — он смешно прикладывает к губам палец — не прямой, а согнутый петелькой. — Кроме Алтонгирела и Ирнчина, никто в команде об этом не знает.
— Почему?
— Ну, я просто новичкам без нужды не говорю, а вышло так, что уже много лет не было нужды. Молодняк — играться начнут, поотпирают чужие каюты… А то ещё украдут мою идею. Так что это вроде как секрет.
Я только качаю головой.
— Если захочешь поднять стенку между своей каютой и кабинетом, сними с полок всё нужное, потому что сами полки спрячутся в стенку, — продолжает наставлять Азамат. — Ничего не пострадает, но из потолка ты никак не достанешь, если понадобится что.
— Хорошо, что там стеллаж у другой стены стоит… — говорю и вижу хитрую улыбку Азамата. — Ну да, ты же и ставил, ясно. Значит, по утрам стенку будем закрывать, чтобы если кто заглянет, не заметил, так?
Азамат кивает. Я осматриваю получившееся в итоге двойное помещение. Забавно, такая чёткая линия отделяет мой бардак от порядка у Азамата. А кровати у нас в итоге бок о бок стоят.
— Ну что, — говорю, — сдвинем кровати и освоим новые пространства?
Азамат очень доволен собой.
Глава 17
Мы снова продрыхиваем до десяти, что для меня, впрочем, вполне нормально, а вот Азамат сильно удивлён. Даже пытается извиняться, видно, всё ещё подсознательно уверен, что спать после секса — непростительное оскорбление, особенно много спать.
Я его успокаиваю, после чего мы снова разделяем каюты и идём завтракать. От завтрака, конечно, остались рожки да ножки, хотя Тирбиш и пытался нам что-нибудь зажать.
— Ну вы бы ещё завтра пришли, — разводит он руками, выставляя на стол остатки сыра. Этот сыр свежий и пахнет заправскими носками, и что-то меня совсем не тянет его есть. Тут Тирбиш светлеет лицом:
— А я же вам йогурты купил!
Тут и я светлею всем, чем могу.
— Молодец! — говорю. — Умница ты мой прозорливый!
Последнего слова он, кажется, не понимает, зато подводит меня к холодильнику, до отказа набитого разными кисломолочными продуктами. Тут и йогурты, и кефирчики, и творожки, и даже сметана. Ну, ладно, ряженки нет, но так её почти нигде нет. Я нагребаю себе завтрак атлета и делюсь с Азаматом несладким кефиром. Ему вроде бы нравится.
Едва мы успеваем доесть, является Алтонгирел, и вид у него заговорщицкий.
— Азамат, — говорит он, — зайди ко мне, кое-что обсудить надо.
Азамат без вопросов встаёт и уходит вслед за духовником. Уж не раскусил ли он меня… Я вопросительно смотрю на Тирбиша, тот пожимает плечами.
— Наверное, что-то насчёт вашей свадьбы, — говорит.
— А при мне что, уже нельзя?
— Может, Алтонгирел капитану амулет какой хочет дать…
Эта мысль мне нравится. Конечно, с Алтонгиреловой манерой всё понимать строго противоположным образом лучше бы он вообще не вмешивался, но… кто знает, каким образом склонны понимать Старейшины. Ой, ладно, что-то мне эти переживания уже в печёнках. Пойду, что ли, в кабинете посижу с вязаньем. Называется, хотела к Новому Году закончить.
Первым делом, конечно, лезу в бук, а там письма от дорогих родственников. Матушка получила лилии и бегает теперь по потолку, потому что раньше мая сажать не имеет смысла. А ещё она уже вяжет-вяжет-вяжет, а что если сделать рукава три четверти?
Я отвечаю, что ни в коем случае никаких четвертей, и чтобы горло было закрытое. Мода такая, вру. А то с матушки станется лично заявиться только для того, чтобы обидчикам зятя по шее надавать.
Письмо от братца примерно сводится к "третий день пьём ваше здоровье", слегка приукрашенное тем, как все выпадают в осадок от новостей. Правда, в конце письма он всё-таки вспомнил спросить, всё ли у нас хорошо.
Я ему отвечаю, что всё шоколадно, особенно если муданжские Старейшины одобрят наш брак, а критериев никто не знает. Пусть ломает голову, что всё это должно значить.
Когда я наконец-то всем всё отправляю и собираюсь перейти к вязанию, раздаётся робкий стук в дверь. Я немедленно открываю, ожидая, что это Азамат — ан нет, это вовсе даже парень с красными волосами.
— Э-э, здравствуйте, — говорит он неуверенно.
— Привет, — отвечаю с широкой улыбкой. — Заходи, не стой на пороге. Чем могу быть полезна?
— Меня зовут Бойонбот, — говорит он, как будто это и есть его проблема. Но заходит и дверь закрывает.
— Очень приятно, — говорю. — Элизабет.
Кажется, я угадала: называние имени заставляет его немного расслабиться.
— Я… э-э… спросить хотел. Вы ведь, ну, типа, целитель, да?
— Да-да, — говорю. — Именно так, я целитель.
— А, так вот, я хотел спросить, — повторяет он. — Просто интересно. У вас ведь на Земле придумали, наверное, что-нибудь для глаз?
— В смысле, чтобы улучшать зрение? — уточняю.
— Ну, вроде того, да.
— Много чего придумали, — говорю. — Очки для начала.
— А… кроме очков? — несколько упавшим голосом спрашивает он.
— А какого рода проблемы со зрением? — спрашиваю.
— Никаких проблем! — быстро выпаливает он. — Это я так, чисто, из любопытства!
У меня начинает зарождаться нехорошее подозрение.
— У вас что, плохо относятся к людям с плохим зрением? — спрашиваю.
— Ну как… не то чтобы плохо, но работать таким людям трудно… и их редко берут.
— И ты думаешь, Азамат тебя уволит, если выяснится, что ты плохо видишь? — заключаю я.
Он пару секунд ловит ртом воздух, потом беспомощно кивает.
— Вы ему скажете?
— Не имею права, — пожимаю плечами. — Я по закону не могу обсуждать здоровье пациента ни с кем, кроме других врачей. Целителей, в смысле.
Как стремительно человек может воспрянуть духом!
— Ну а теперь, когда мы выяснили, кто пациент, — говорю, берясь за ретиноскоп, — давай узнаем, что именно у тебя с глазами.
Обнаруживается, что у него лёгкая близорукость — а ещё проблемы с дыханием, если я слишком близко стою. Чудесно, ага. Выдаю ему прирастающие линзы: разок надел, полгода не помнишь о проблемах со зрением. Потом они растворяются.
— Тебе, — говорю, садясь за бук, — надо бы операцию сделать. На Гарнете это можно. Как-нибудь возьмёшь отпуск, направление я тебе напишу. А теперь рассказывай давай, сколько тебе лет, чем болел…
Бойонбот ещё несколько минут мечется между счастьем, что он теперь всё видит, и подозрениями, зачем это мне понадобилось про него столько знать. Приходится писать историю болезни на родном языке, чтобы никто в команде точно не прочёл. Ну варвары! За это беру у него анализ крови — группу узнать, да и вообще из интереса. Результаты радуют — он ничем не болен, но самое главное, ни у него, ни у Азамата нету антител на неизвестные мне инфекции. То есть, надо надеяться, неизвестных мне инфекций на Муданге тоже нет…
Наконец отпускаю осчастливленного и проанализированного Бойонбота и снова тянусь за вязаньем. Не тут-то было. Следующим номером ко мне является прыщавый заместитель Тирбиша. Что ж, это хорошо, я и сама собиралась с ним пообщаться с применением пары лосьонов и гормональных регуляторов.
— Вы я лечить, — говорит он как-то угрожающе, — я вы платить.
— Неа, — говорю. — Я ты лечить, Азамат я платить.
Он ненадолго задумывается.
— А Азамат вы лечить?
— Да, — киваю.
— Уже? — переспрашивает он подозрительно.
— Азамат, — говорю, — сильно болеть. Долго лечить.
— А, — понимающе кивает он. Потом настораживается. — А я сильно болеть?
— Лицо? — уточняю.
Он энергично кивает.
— Не сильно, — говорю. Достаю универсальный лосьончик, подруга-дерматолог, помнится, рекомендовала. Да и Сашке в своё время помогло. Подвожу клиента к зеркалу в ванной, беру прилагающуюся к флакону губочку. Выдавливаю, принимаюсь мазать. Парень, конечно, шарахается. Всё-таки у них лицо — запретная территория. Отдаю ему губку, показываю движения, как мазать. Он справляется вполне успешно.
— Утром и вечером, — говорю. — А теперь мне нужна кровь.
Черт, я даже не подумала, как это жутко звучит. Парень сильно напрягается.
— Я смотреть на кровь, — начинаю объяснять доступными средствами, — и знать, как быстро лечить.
Пациент мотает головой и отступает на шаг. Ну здравствуйте! Как я гормональный анализ сделаю, а?
— Не больно, — говорю. — Плохо не будет.
Пациент пятится к двери, пряча за спиной флакон с лосьоном. Ну нет, так не пойдёт. Беру телефон и звоню Азамату.
— Лиза? — ужасно удивляется он.
— Ты занят? — спрашиваю.
— Э-э… а что?
— Мне нужна твоя помощь, но это не срочно, если занят, не отвлекайся.
— А, нет, не занят. В чём дело?
— Зайди ко мне в кабинет, если тебе не трудно, а?
Пациент тем временем упирается спиной в дверь, но открыть-то её могу только я с пульта… Парень хмурится и шевелит губами, мучительно пытаясь как-то объясниться, но видимо, заготовленный для визита словарный запас недостаточен.
От стука в дверь он подскакивает на полметра и отлетает в сторону, позволяя Азамату войти без помех. Мой муж в полном непонимании переводит взгляд с меня на своего подчинённого, чьё лицо имеет отчётливо синеватый оттенок — лосьон не сразу впитывается.
— Объясни ему пожалуйста, что мне нужно взять кровь, — говорю, сдерживая смех. Уж очень у обоих мужиков вид обескураженный.
— Ты решила нас всех проверить? — Азамат поднимает брови. — Надо было предупредить, я бы всем заранее объяснил.
— Ну, всех проверить, конечно, надо, но этот сам пришёл, и мне обязательно нужно сделать анализ, чтобы знать, как его лечить.
Азамат кивает и принимается быстро и убедительно говорить по-муданжски. Насколько я понимаю, главные его аргументы — что я не собираюсь при помощи взятой крови творить над зам-поваром никакого страшного колдовства. М-да, об этом я не подумала. Юноша, впрочем, не очень верит, и тогда Азамат говорит, что я просто не умею колдовать. Тот окидывает меня подозрительным взглядом и выражает сомнение. Азамат вздыхает.
— Лиза, можно у тебя попросить волосок?
— В смысле? Волос с головы? — хлопаю глазами.
— Да, если это не нарушает никаких приличий…
Пожимаю плечами, выдёргиваю пару волосин. Азамат осторожно берёт их, достает — о боже! — зажигалку и подпаливает. Они, естественно, начинают мерзко смердеть, после чего он их быстренько отправляет в унитаз.
— Убедился? — спрашивает он моего пациента. Тот кивает с виноватым видом.
— Ну вот, — говорю, отгоняя ладонью запах от лица, — навоняли тут мне.
— Извини, — улыбается Азамат. — Пришлось доказывать, что ты не знающая.
— А была бы знающая, пахло бы розами, что ли? — ворчу.
— Нет, просто сгорел бы мгновенно и без запаха.
Ну да, а ещё бы я оказалась легче утки, и что там ещё славная инквизиция использовала для выявления ведьм…
— Теперь можно кровь взять? — спрашиваю, помахивая нераспечатанной иголкой.
Парень нервно косится на капитана. Азамат выразительно кивает, дескать, а ну-ка строем на укол. Пациент сглатывает и подходит ко мне. За процессом взятия крови он наблюдает очень внимательно, и ему, видимо, тоже не больно. Наверное, болевой порог у них у всех высокий. Наконец я его отпускаю, объяснив посредством Азамата, что когда будут результаты, я ему дам таблетки. Парень пользуется первой же возможностью смыться.
— Неужели я такая страшная? — спрашиваю. — Он ведь сам пришёл, никто его не гнал сюда.
— Ты не страшная, — улыбается Азамат. — Ты грозная. А пришёл он потому же, почему и все придут. Они теперь считают, что ты всё можешь.
— С чего это? — недоумеваю.
— Ну, помнишь, ты Алтонгирела по лицу ударила после того, как он тебя оскорбил?
— Ещё бы я забыла, — хмыкаю.
— Обычная женщина так бы никогда не сделала, тем более, Алтонгирел — духовник… У нас ведь ни в коем случае нельзя бить по лицу. А раз ты с этим не считаешься, значит, точно богиня. Ну и выглядишь так.
Я закатываю глаза.
— Чудесно. Ты хоть, надеюсь, понимаешь, что я по глупости ему врезала?
Азамат хитро улыбается.
— Знаешь, в таких делах трудно сказать, где глупость, а где боги твою руку направили. Я бы вот ни за что не поверил, что ты можешь его с ног сбить, если бы не видел своими глазами. Как знать, может, тебе и помог кто… — пожимает плечами.
У меня, кажется, оставшиеся после проверки волосы на голове зашевелились. До сих пор я как-то не задумывалась особенно над религиозными вопросами… Но если он так верит в высшие силы, то… то… я точно за него замуж хочу?!
Азамат смеётся. Это хорошо.
— Лиза, ну не пугайся так. Я понимаю, что ты предпочитаешь решать сама за себя. Совсем не обязательно тебя кто-то подтолкнул. В конце концов, боги помогают почти исключительно слабым в минуты отчаянья, а к тебе ни то, ни другое не относится. Не переживай, — он гладит меня по плечу. Я всё ещё расту на том месте, где приросла к полу, и чувствую в себе способность покрыться листьями.
— А ты… — произношу медленно, побаиваясь ответа, — веришь, что боги существуют?
Азамат очень высоко задирает брови.
— А ты что, никогда их не видела?
Я нахожу в себе силы сесть, пока не упала.
— А ты их часто видишь?
Азамат усмехается.
— Ну, не часто, конечно, тем более что они не покидают Муданга. Там раз пять видал. Это когда отличить удавалось, конечно.
— От чего отличить?
— От людей. Бога ведь трудно узнать, если специально не высматривать. Но я постараюсь тебе показать хоть одного, когда будем дома. У вас на Земле они, наверное, тоже редкость, как зайцы, — он смеётся.
Я постепенно прихожу к выводу, что мы что-то очень разное понимаем под словом "бог".
— У нас их, может, и вовсе нету, — говорю осторожно.
— Есть, конечно, — убеждённо говорит Азамат. — Вы ведь все с ними в родстве. Правда, может, они с вами совсем смешались, не знаю…
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |