— Я буду с ним предельно вежлив, — сказал Миллер. — Я буду настолько вежлив, что он подумает, будто наступил его день рождения.
Ласситер встал.
— И еще одно. Я знаю, что вы занимаетесь этим делом без перерывов. Когда вы в последний раз брали выходной?
— Я? — спросил Миллер. — Не знаю. Пару недель назад, кажется.
— А ты?
Рос пожал плечами.
— Виделся с детьми пару дней назад. Давненько.
— Я знаю, каково это, поверьте мне. Я знаю, что вас злит отсутствие подвижек, но вы лучшее, что у меня есть для этого дела. Я не могу послать никого другого поговоритьс этим парнем, понимаете?
Миллер поднял руку.
— Все в порядке. Я хочу довести дело до конца.
— Когда мы закончим, надо будет организовать вам несколько выходных, может, неделю.
— Спасибо, — поблагодарил Рос. — Уверен, моя жена будет вас обожать за это.
— Тогда ступайте, — сказал Ласситер. — Поезжайте к Джону Роби и выясните, почему он солгал в первый раз.
Когда они подъехали к колледжу Маунт-Вернон, было уже почти четыре часа. Джон Роби появился в дверях главного факультета спустя двадцать минут. В правой руке он держал чемоданчик, а в левой были зажаты тетради, вероятно, с работами студентов, которые он собирался почитать дома.
Миллер направился к нему, и когда Роби поднял на него глаза, на его лице не отразилось абсолютно ничего. Миллеру снова показалось, что этого человека невозможно ничем удивить, и ему на ум опять пришла фраза, произнесенная им в прошлый раз, — о шквале, который так и не стал штормом.
Джон Роби замер на ступеньках. Он улыбнулся, склонил голову набок и, когда Миллер подошел ближе, сказал:
— Детектив Миллер, снова вы.
Роберт Миллер, опешив от безмятежного вида профессора, не нашелся, что ответить, и промолчал.
ГЛАВА 35
Роби предложил отправиться в кофейню при колледже. Это место принадлежало крупной сети подобных заведений. Там они нашли укромный столик возле стены. Кофейня былаукрашена так, чтобы соответствовать атмосфере колледжа: деревянные панели, приглушенные цвета, кожаные кресла у окон.
Роби настоял на том, что заплатит за кофе сам, и принес поднос с чашками за стол.
— Так чем я могу помочь вам теперь? — поинтересовался он.
— Всего несколько вопросов, профессор Роби.
— Вы не можете отделаться от этого, верно? Не можете не называть меня профессором?
— Мне кажется, что человек, который заработал подобное звание, заслужил того, чтобы слышать его.
Роби засмеялся.
— Задавайте ваши вопросы, детектив Миллер.
— Нас интересует, где вы были в прошлую субботу.
— Вы проверили, верно? — прервал его Роби. — Вы поехали туда и поговорили. С кем? С Сарой? С Пером?
— С обоими.
— И узнали, что я не был на катке в прошлую субботу, потому что их там не было, верно?
Миллер не ответил.
— И вы поймали меня на простой лжи.
— Возможно, не на простой, профессор Роби. Нам было важно знать, где вы были в прошлую субботу. Мы вас спросили, и вы ответили. Вы с готовностью шли на сотрудничество, с радостью отвечали на вопросы, но самый главный ваш ответ оказался неверным. Мне интересно, почему вы решили, что необходимо солгать.
— Я хотел выяснить, как быстро вы сможете узнать правду. Я ожидал вас только завтра.
— Я не понимаю, профессор. Вы знали, что мы вернемся?
— Я очень надеялся на это.
— Похоже, я чего-то не понимаю… — начал Миллер.
Роби посмотрел на него таким взглядом, что Миллер осекся.
— Нет, детектив, вы все понимаете. Точнее говоря, вы понимаете именно те вещи, которые должны понимать.
— Не уверен, что улавливаю ход ваших мыслей.
— Есть очень известная фраза, детектив Миллер. Она была произнесена на Венском конгрессе в тысяча восемьсот одиннадцатом году маркизом Шарлем Морисом де Талейраном-Перигором. Его спросили, что такое предательство. Он ответил, что это только вопрос даты. Вы понимаете, детектив Миллер?
— Я слышал это раньше.
— Я не спросил, слышали ли вы эту цитату. Мне интересно, поняли ли вы ее.
— Конечно, понял. Она означает, что если вы поддерживаете что-то, например правительство, то потом это может стать предательством или изменой, если данное правительство лишится популярности.
— Именно.
— И это как-то связано с тем, о чем мы говорим?
— Это целиком и полностью связано с тем, о чем мы говорим, детектив.
— Просветите меня, профессор Роби, потому что на сегодня у меня есть неподтвержденное алиби о вашем местонахождении в прошлую субботу и куча прочих вещей, которыене имеют смысла.
— Вы считаете себя патриотом, детектив?
— Конечно. Как и другие люди.
— Ваш патриотизм по отношению к Соединенным Штатам Америки остается неизменным, несмотря на тот климат, который сложился сейчас?
— Климат?
— Мы становимся непопулярным агрессором, если можно так сказать. Вам не кажется, что в связи с Ираком и еще бог весть чем миру начинает надоедать наша заносчивостьи драчливость?
— Я стараюсь меньше думать об этом. По работе меня больше интересует, что американцы делают с другими американцами, чем то, что мы делаем или не делаем с остальным миром.
— А я, — сказал Роби, — я как раз тот человек, который смотрит на вещи шире. Я рассматриваю все в международном ключе, глобально. Я изучаю последствия в перспективе. Мне интересен весь сезон, а не конкретная игра. Можно проиграть одну игру, но, если не проигрывать слишком часто, можно надеяться получить Суперкубок, верно?
— Да, но я все равно не понимаю, при чем здесь наша тема. И тем более не понимаю, каким образом это связано с тем, где вы были в субботу.
— Как вы считаете, где я мог быть в прошлую субботу, детектив Миллер?
— Профессор Роби, я действительно не считаю, что сейчас подходящее время для игр. Мы с напарником…
— Мой напарник и я.
— Что?
— Вы сказали «Мы с напарником».
— Давайте не будем, профессор. Я пришел сюда не на урок грамматики. Я хочу знать, где вы были в прошлую субботу. Вы сказали нам, что были на катке в Брентвуд-парке. Вы сказали, что смотрели, как кто-то там тренируется. Мы поговорили с тем человеком и выяснили, что он не тренировался в тот день. Черт подери, его там даже рядом не было! И я хочу спросить вас снова: где вы были в прошлую субботу?
— И я тоже снова вас спрошу: где, по-вашему, я мог быть в прошлую субботу?
— Зачем вы это делаете, профессор?
— Делаю что, детектив? Вы меня не арестовали. Вы не подсказали, как именно я мог бы помочь вам в расследовании. Вы упомянули имена двух мертвых женщин, и я могу только догадываться, что вы полагаете, будто я как-то связан с ними. Но даже сейчас, посетив меня за один день дважды, дождавшись меня после работы, вы увиливаете и напускаете туману. Вы говорите, где, как вы считаете, я мог быть, и я скажу, где был.
— Хорошо, это честно. Я думаю, что вы были с Кэтрин Шеридан.
— Кэтрин Шеридан. Так звали одну из умерших женщин.
— Да, это та, которую, как вы сказали, вы не знаете.
— Да, все верно.
— Если, как вы утверждаете, вы не были с ней знакомы, как получилось, что мы обнаружили три фотографии, на которых вы стоите рядом с ней? Если бы была одна фотография, я бы еще понял, две — тоже, но три? — Миллер повернулся к Росу. — Что ты мне говорил о заговорах?
— Один раз — совпадение, два раза — тенденция, три раза — заговор.
— Заговор? — спросил Роби. — Мне кажется, это очень меткое определение, учитывая природу задачи, которая перед вами стоит.
— Сейчас моя задача — решить вопрос с вашим алиби, профессор.
— Значит, объяснение того, где я был в прошлую субботу, теперь стало называться моим алиби. Алиби обычно предусматривает вероятность совершения преступления. Вы обвиняете меня в том, что я замешан в преступлении, детектив Миллер?
— Я не играю в игры, профессор Роби. Мне не нравится этот разговор, и вы уже начинаете меня раздражать. Ответьте, пожалуйста, на мои вопросы. Где вы были в прошлую субботу? Почему вы указали, что были в месте, в котором вас не было? И последнее: как получилось, что вы запечатлены на трех фотографиях с Кэтрин Шеридан, жертвой убийства, хотя утверждаете, что не знаете ее?
Роби молчал на удивление долго. Он пристально посмотрел на Эла Роса, пока тот не отвел глаза, потом снова взглянул на Роберта Миллера. Миллер выдержал его взгляд, невозмутимо попивая кофе.
— Мне сорок семь лет, — в конце концов сказал Роби. — Я работаю в колледже Маунт-Вернон преподавателем английской и американской литературы. Работаю там с мая девяносто восьмого года. До этого я занимался разными делами, большинство из которых носит академический характер. В результате этих контактов я общался с огромным количеством людей. Я ездил на Дальний Восток, в Южную Америку, в Англию, Париж, Прагу, Вену, Польшу и так далее. Все и не упомнить. Это были гостевые туры в другие университеты и колледжи, иногда меня приглашало иностранное правительство, иногда я выступал независимым наблюдателем за деятельностью иностранных образовательных систем. Со мной ездили другие люди, иногда они сопровождали меня в нескольких поездках. Вероятно, меня фотографировали. Возможно, я был частью группы, и эта женщина оказалась рядом или позади меня. Я просто делюсь догадками, детектив, на данный момент у меня нет лучшего или более ясного объяснения. И хочу заметить, что то, что произошло, и то, как вы думаете, что произошло, — разные вещи.
— А в прошлую субботу?
— Я не могу вам сказать, где был в прошлую субботу.
— Почему?
— Просто потому, что не хочу.
— То есть вы не не можете, а не хотите?
Роби кивнул.
— Вы ставите нас в затруднительное положение, профессор Роби. Мы расследуем дело чрезвычайной важности, а вы не хотите сотрудничать.
— Я считаю это нечестным анализом ситуации, детектив. Вы сегодня подходили ко мне дважды. Из-за вас я опоздал на работу. Потом вы ждали меня возле колледжа, чтобы снова задавать вопросы. Вы не объяснили причину такого интереса к моей деятельности. Вы меня не арестовали. Вы не зачитали мне мои права. Вы не посоветовали мне подыскать адвоката, тем не менее, когда я отказываюсь ответить на один из ваших вопросов, вы обвиняете меня в нежелании сотрудничать. Я сотрудничаю с вами максимально тесно, детектив.
Роби встал со стула, взял чашку и допил кофе. Поставив ее обратно на стол, он потянулся за пальто и чемоданчиком. Миллер смотрел, как Роби складывает тетради в стопку и выходит из-за стола.
— Значит, это конец разговора? — спросил Миллер.
— Я полагаю, что да, детектив Миллер. В противном случае я бы не уходил.
Миллер встал, обошел стол и остановился перед Роби. Напряжение в груди было почти невыносимым. Он чувствовал, что его плечи и спина покрылись потом. По какой-то причине ему было страшно. А еще он злился. Эта злоба напомнила ему об эмоциях в доме Брендона Томаса, когда он увидел, что случилось с Дженнифер Ирвинг.
— Мне очень жаль, что я не смог вам ничем помочь…
— Профессор Роби, у меня складывается впечатление, что вы не совсем понимаете серьезность ситуации.
— Вы мне угрожаете?
— Боже, нет! Мне нет нужды угрожать вам. Вы и так вляпались без всякой помощи с моей стороны.
— И что это значит? — Роби помолчал, улыбнулся и добавил: — Уверен, мы встретимся снова. Для следующего раза я советую вам подготовиться чуть лучше, чем сегодня.
— Подготовиться к чему?
— К тому, что вы хотите узнать, детектив.
— Полагаю, я достаточно четко изложил, что хочу знать. Ваши отношения с Кэтрин Шеридан и место пребывания во время ее смерти. Куда уж яснее?
— Вы спрашиваете «что» и «когда», а не «почему». Доброго дня, джентльмены.
И прежде чем Миллер успел собраться с мыслями, чтобы дать достойный ответ, Роби покинул кофейню.
Рос поднялся на ноги.
— Иисусе, — тихо сказал он, — что это было?
Миллер какое-то время не мог говорить. Оно появилось. Ощущение, которое было ему знакомо по предыдущим делам. Чувство, словно за тобой наблюдают, словно ты знаешь так мало, а есть масса людей, которые знают намного больше твоего.
ГЛАВА 36
Ласситер покачал головой.
— Нет, просто слово в слово повтори то, что тебе сказал Роби.
Миллер поглядел на женщину, сидевшую перед ним. Это была помощник окружного прокурора Нэнси Коэн. Он встречался с ней третий раз в жизни, и все три раза она не переставала удивлять его. Ее волосы были собраны в хвост в строгом, почти мужском стиле, никаких однотонных синих или черных деловых костюмов с типовыми кожаными туфлями, никакой агрессивности и резкости, зачастую присущих подобным особам. Нэнси Коэн одевалась, как обычная еврейская мамаша среднего возраста, забирающая детей после занятий в синагоге. Будет свежее печенье, холодное молоко, мытье рук перед выполнением домашних заданий и все такое. Но Нэнси Коэн было сорок восемь лет, и она не была замужем. Ходили слухи, что она спит с двадцатисемилетним помощником юриста из одной солидной юридической конторы. Также поговаривали, что ей досталось наследство от дедушки-лавочника, который, уехав из послевоенной Германии в США, умудрился сколотить состояние. А еще шептались, что это далеко не все, что можно порассказать об этой женщине. Впрочем, большинству было на это наплевать. Нэнси Коэн сделала то, что могли бы повторить всего несколько помощников окружного прокурора, — она приехала в участок, когда нужна была помощь, и ответила на вопросы так, как требовалось.
— Он сказал, что не хочет отвечать на вопрос… — начал Миллер.
— О том, где был в прошлую субботу? — перебила его Нэнси.
— Да, именно об этом. А перед тем как уйти, он сказал, что мы задаем не те вопросы, что нас интересует «что» и «когда», а не «почему».
Нэнси Коэн писала, пока Миллер рассказывал.
— Если я правильно понимаю, это был второй раз, когда вы с ним говорили, верно? Вы пообщались сегодня утром в закусочной, потом он пошел в колледж, поработал, а когдавышел из здания, вы ждали его и пригласили на чашечку кофе.
— Правильно.
Нэнси понимающе улыбнулась.
— И он заплатил за кофе, так?
Миллер кивнул.
— Он не дурак, — сухо заметила она. — Посмотрите на это со стороны. С той стороны, с которой на это дело будет смотреть судья. Джон Роби с утра, как обычно, заходит взакусочную, чтобы выпить кофе. Там его ждет группа полицейских, которые хотят поговорить с ним о ком-то. Они показывают ему снимок. Он говорит, что не помнит этого человека, — ни его имя, ни лицо. Полицейские упоминают еще несколько имен, которые тоже незнакомы Роби. Полицейские его отпускают. Он очень вежлив. Он не оправдывается. Он старается помочь всем, чем может, а потом отправляется по своим делам. Те же полицейские ждут его вечером, когда он выходит с работы. Они хотят задать еще несколько вопросов. Он снова ведет себя подчеркнуто вежливо, приглашает вас в ближайшую кофейню в колледже. Он хороший гражданин. Он не дергается, когда к нему обращаются полицейские. Я удивлена, что он вам еще кексов с черникой не купил.
Миллер покачал головой.
— В кофейне не продавали кексы.
— Боже! — раздраженно воскликнула Нэнси. — Это же надо уметь загнать себя в такой глухой угол!
— Почему? — спросил Рос.
— Почему? Ты же еврей, верно?
Рос нахмурился.
— Да. А при чем здесь это?
— Не продолжай, — сказала Нэнси Коэн. — Ты позоришь наш народ, понятно? Ради всего святого, предполагается, что нас не так-то просто провести. — Она сунула руку в бездонную кожаную сумку, стоявшую возле стула, и достала бутылку с водой. Открутив колпачок, она сделала большой глоток. — Ладно, ладно, — сказала она, откинулась на спинку стула и прищурилась. — Значит, у нас нет ничего, кроме фотографий и свидетельств мертвой женщины из бедняцкого района, чернокожей женщины, которая нажила ребенка от известного наркомана, возможно, даже наркоторговца. Сказать, что этот парень ездил туда, чтобы встретиться с наркошей…
Она замолчала. Миллер посмотрел на Ласситера. Ласситер покачал головой и прижал палец к губам.
— У вас есть три варианта, — сказала она спустя минуту. — Первый вариант: вы арестовываете его по подозрению в попытке помешать расследованию. Вы зачитываете емуего права, он нанимает адвоката, и тогда он либо рассказывает, где был в субботу, либо апеллирует к Пятой поправке.[16]Если второе, то у вас, возможно, появится что-то, что можно будет предъявить судье и получить ордер на обыск. Если вы попадете к нему домой, то, вероятно, сможете найти что-нибудь, что связывает его с этой Шеридан или другими жертвами. Второй вариант: вы можете упомянуть дело тысяча девятьсот восемьдесят девятого года «Лансинг против штата Калифорния». Тогда ходатайство об отклонении свидетельских показаний, данных под присягой потерпевшей стороной, было отменено. Вы можете использовать это в таком ключе, что уверенность чернокожей женщины в том, что Роби приезжал к ней с Шеридан, дает вам основания полагать, что Роби лжет. Это очень слабый аргумент, вам понадобится судья широких взглядов, но может сработать. И третий вариант, который я бы на вашем месте попробовала. Вы идете к нему домой и очень вежливо — чертовски вежливо! — разговариваете с ним, умоляя Бога, чтобы он впустил вас в дом.
— Зачем? — спросил Миллер.
— Чтобы поддерживать монолог. Боже, кто здесь детектив? Вы или я? У вас же есть человек, который рад пообщаться. Он даже отвергает вопросы, которые вы ему задаете. Онговорит, чтобы вы приходили в следующий раз с более умными вопросами, верно? Это самое лучшее приглашение, которое вы можете получить. Вам стоит почистить обувь, причесаться и сменить чертову рубашку, а потом отправиться к нему в гости. Глядишь, он еще что-нибудь интересное расскажет. — Нэнси Коэн повернулась и посмотрела на Роса. — Ты, — сказала она. — Ты подозреваешь этого парня в убийствах?
Рос покачал головой.
— Я подозреваю его в чем-то. В этих убийствах или в чем-то другом, я не знаю. Я просто его подозреваю.
— По всей видимости, он хочет поговорить с вами, но вы не подкинули ему ни одной интересной темы для беседы. Вам надо придумать, как задать тот вопрос, которого он ждет, и отправляться к нему в гости.
— Как вы считаете, что это за вопрос? — спросил Миллер.
Нэнси Коэн вздохнула и покачала головой. Потом посмотрела на Ласситера.
— Это ваши лучшие ребята?
Ласситер улыбнулся.
— Боюсь, что да. Знаете, как говорят: сложно нынче получить адекватную помощь.
Она повернулась к Миллеру.
— Дорогуша, он уже сказал вам, какого вопроса ждет. Он хочет, чтобы его спросили…
— О чем? — спросил Миллер.
— Он хочет, чтобы вы спросили его «почему».
— Как насчет прослушки? — поинтересовался Рос.
Нэнси Коэн повернулась к нему и нахмурила брови.
— Я бы советовала тебе помолчать. Прослушка, черт возьми! Ты серьезно? Этот парень ничего не сделал. У вас на него ничегошеньки нет, полный ноль. Мы предполагаем, что он лжет. Эта штука с фотографиями, как по мне, не очень убедительна. Я верю тому, что вы рассказываете о негритянке, но у нас нет вероятной причины, у нас нет никаких свидетельских показаний, которые смогут выдержать даже легкий бриз, не говоря уже о судейском скепсисе. — Она посмотрела на Миллера. — Ты, — сказала она. — Он говорит больше с тобой, чем с твоим еврейским дружком, верно?
Миллер кивнул.
— Да, так и есть.
— Тогда ты поезжай к нему. Приди к нему домой. Попробуй убедить его впустить тебя. Кажись заинтересованным. Прояви интерес к тому, что он говорит. Найди способ узнать его мнение о том, почему убивают этих женщин. Если он ваш клиент, ему захочется поделиться этим дерьмом со всем чертовым миром. Эти ублюдки все такие. Весь этот бред о трудном детстве и прочее. Типа время от времени на них находит. Боже, если бы каждый с нервным срывом кидался с ножом на первого встречного, то где бы мы сейчас были, а? Однако они любители, и притом любят работать на публику, а это самое паршивое сочетание. — Нэнси Коэн покачала головой, нагнулась и подняла сумку. Встав со стула, она оправила юбку. — Так что трудитесь, — сказала она. — И больше никаких разговоров о прослушке, усекли? Не выкиньте какой-нибудь фокус, из-за которого он подаст на нас в суд. Расслабьтесь. Поговорите со мной. Задайте вопросы. Держите меня в курсе всего, что он говорит, и я подскажу, когда у вас будет что-то, с чем можно получить ордер на обыск. — Она улыбнулась Ласситеру. — Молоток, капитан! Жене привет. Она — хорошая леди. Верно мыслит. Мне пора.
Нэнси Коэн вышла из кабинета и заспешила по коридору.
Когда ее шаги затихли, Рос посмотрел на Ласситера.
— Она это серьезно, да?
Ласситер нахмурился.
— Зачем ты спрашиваешь? Тебе же сказали молчать.
Миллер чуть со стула не упал со смеху.
ГЛАВА 37
Миллер поехал домой и поступил так, как советовала Нэнси. Он принял душ, побрился, погладил чистую рубашку и надел галстук. Достав лучший из четырех костюмов, он тщательно почистил его. Миллер покрыл ботинки ваксой, прополоскал рот, причесался и поехал в участок, чтобы встретиться там с Росом. Когда он прибыл на место, было десять минут восьмого. Рос ждал на его на улице.
— Готов? — спросил Рос.
— Вроде да.
— Навел марафет.
Миллер улыбнулся.
— Можешь сфотографировать, потому что в следующий раз ты меня таким увидишь нескоро.
— Его квартира на углу Нью-Джерси и Кью за старым китайским кварталом.
— Литтман поехал за ним?
Рос кивнул.
— И поехал он в библиотеку Карнеги.
— Шутишь?
— Нет, он проторчал там почти час, а потом вернулся назад. Сейчас там Риэль, говорит, что клиент дома.
Миллер помолчал минуту. Роби в библиотеке Карнеги? Еще одно совпадение?
— И что мы узнали о Джоне Роби?
Рос покачал головой.
— Ничего. Его никогда не арестовывали, он никогда не нарушал правила дорожного движения. Его имя значится в базе социального страхования, в земельном реестре, в списках членов нескольких организаций, связанных с колледжем. Если копнуть глубже, можно обнаружить данные о его писательской работе. Он опубликовал пару книг, последнюю в две тысячи первом году. По всей видимости, много интервью не давал. Все красиво. Конечно, отпечатков пальцев у нас нет. Мы могли бы проверить их по автоматической дактилоскопической системе. Но на данный момент он чист.
— Значит, мы знаем не больше, чем знали утром, — подытожил Миллер.
— Именно. Он не любитель быть на виду.
— Мне не нужен тот, кто мозолит глаза, — сказал Миллер. — Мне нужно что-то, что подскажет, способен ли он на подобные вещи.
— Тогда поезжай к нему, — посоветовал Рос. — Поезжай к нему и поговори.
— А если он не захочет разговаривать?
Рос пожал плечами.
— Мы ничего не теряем. Мы и так ничего не знаем. Будем стараться, пока что-нибудь не появится, верно?
Миллер протянул руку.
— Ключи.
Рос достал ключи из кармана и бросил Миллеру, который поймал их и направился к подземной стоянке.
— Удачи! — крикнул ему вдогонку Рос.
Миллер не ответил и не повернулся.
Он спустился по пандусу в полумрак подземной стоянки второго участка.
Сорок минут спустя Роберт Миллер остановился у обочины недалеко от пересечения улицы Нью-Джерси и Кью-стрит. Он немного посидел, прислушиваясь к звуку охлаждающегося двигателя, отдаленному шуму транспорта и реву редких машин, пролетавших по другой стороне улицы. Слева от него из дверей бара появилась небольшая группа смеющихся женщин. Одна из них бросилась к перекрестку, другие последовали за ней и почти сбили ее с ног, когда она остановилась у бордюра. Миллер закрыл глаза и прислушался. Он прислушался ко всему, что его окружало. Он слышал бешеный стук собственного сердца.
В четыре минуты девятого Миллер стоял на первом этаже перед лестницей, которая вела наверх, к квартире Роби. Ладони его были влажными от пота. Он начал сомневаться в правильности принятого решения, как только пересек дорогу, хотя в том, что он посетит Роби, не было ничего незаконного, порочащего или коварного. Он хотел поговорить с этим человеком. Вернее, он хотел, чтобы этот человек поговорил с ним. Он хотел знать, что тот имел в виду. С того момента, как Миллер вышел из дому, этот вопрос неустанно вертелся у него в голове. Его интересовала фраза, которую обронил Роби: о шквале, который так и не стал штормом.
И вдруг он понял. Словно понимание всегда было рядом. Словно оно было уложено в коробку, спрятанную где-то в закоулках его памяти, и то, что он смог четко сформулировать вопрос, обратить на этот момент внимание, помогло эту коробку открыть.
Он снова стоял в гостиной дома Кэтрин Шеридан, перед ним был экран телевизора, он мог охватить взглядом всю комнату. Из динамика донеслись слова:
— К папе, дядя Билли.
— В другой раз, Джордж.
— Но это важно.
— Шквал налетел, надвигается шторм.
«Эта прекрасная жизнь». Фильм, который был включен, когда убили Кэтрин Шеридан.
Память возвращалась медленно, но когда он вспомнил все, то резко остановился, схватившись за стену, чтобы не упасть.
Слишком много совпадений. Слишком.
Миллер глубоко вздохнул несколько раз. У него закружилась голова и начало подташнивать. Он поставил ногу на нижнюю ступеньку и начал подниматься к квартире Роби.
И снова Джон Роби, казалось, не был удивлен приходу Миллера.
— Детектив Миллер… — сухо приветствовал он его, открыв дверь.
— Профессор Роби… — ответил Миллер.
Повисла неловкая тишина, Роби на секунду опустил взгляд.
— Я полагаю, у вас возникли новые вопросы.
— Нет, новых вопросов нет. Я пришел с ответами. — Миллер с трудом улыбнулся. — Не совсем с ответами, это скорее информация, которая не имеет смысла, и я решил объясниться.
Миллер глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться, собраться. Он хотел, чтобы все прошло тихо и спокойно.
Роби открыл дверь шире и отступил в сторону.
— Заходите, детектив Миллер.
Миллер сделал шаг вперед, потом еще один, потом еще. Он прошел мимо Роби и, когда услышал, как закрылась дверь, понял, что назад пути нет.
— Проходите, — сказал Роби. — Проходите и расскажите, о чем речь.
Миллер пропустил вперед хозяина и последовал за ним в комнату в глубине квартиры. Темный ковер, у правой стены диван, окно слева выходит на стену соседнего дома. Стены оклеены обоями коричневато-желтоватого цвета. На стене напротив двери Миллер заметил несколько выполненных пером рисунков в металлических рамках. Всего рисунков было восемь, каждый размером не более четверти листа.
— Вы любите искусство, детектив Миллер? — спросил Роби.
Миллер кивнул.
— Это, конечно же, репродукции, но очень качественные. Вы слышали об Альбрехте Дюрере?
— Да, я слышал о Дюрере.
— Это наброски его гравюр «Рыцарь, смерть и дьявол», «Святой Иероним в келье», «Меланхолия». Та, что в самом верху, взята из серии «Апокалипсис».
— Это нечто, — сказал Миллер.
Роби улыбнулся.
— Более чем нечто, — негромко сказал он, и хотя предполагалось, что его слова должны звучать иронично, Миллер этого не почувствовал.
— Пожалуйста, садитесь, — сказал Роби и указал на диван. — Хотите выпить?
Миллер покачал головой.
— Нет, профессор, спасибо.
Роби взял стул у стены и поставил его с другой стороны кофейного столика.
— Вы живете здесь один? — спросил Миллер.
Роби улыбнулся.
— Вы знаете, что да. В противном случае какой же из вас детектив?
Миллер пытался решить, с чего начать. Он с трудом понимал, что именно хочет сказать.
Роби облегчил ему задачу.
— Я вас проверил, — сказал он. — Когда мы расстались сегодня днем, я отправился в библиотеку, просмотрел газеты, нашел статью об убийстве Шеридан и теперь понимаю, кем вы меня считаете.
Миллер открыл рот, чтобы возразить.
— Все в порядке, — сказал Роби. — Я не обижаюсь. Я понимаю то, что вы делаете, и, что важнее, почему это должно быть сделано. Вы выполняете свою работу, верно?
— Верно, — согласился Миллер. — Я выполняю свою работу.
— И вы считаете, что я могу вам помочь, — либо тем, что окажусь убийцей, либо тем, что я знал эту Шеридан и смогу понять, почему выбрали именно ее?
Миллер немного наклонился вперед и в упор посмотрел на Роби.
— У нас пять мертвых женщин. Первая погибла…
— В марте, — прервал его Роби. — Вторая в июле, еще одна в августе. Кэтрин Шеридан убили пять дней назад, а эту женщину, о которой вы упоминали раньше, Наташу Джойс, два дня назад.
— Я думал, вы ничего об этом не знаете.
— Я и не знал. До тех пор, пока не появились вы. Тогда я навел справки.
— Вы читали газеты в библиотеке.
— Да.
— В какой библиотеке?
Роби рассмеялся.
— Какое это имеет значение?
— Доставьте мне удовольствие, профессор.
— В библиотеке Карнеги. Знаете такую?
— Знаю. Хорошо знаю. И если я завтра пойду туда с утра и поговорю с…
— Джулией Гибб? — спросил Роби. — И спросите ее, был ли я в библиотеке сегодня, интересовался ли я газетными статьями о Ленточном Убийце, сможет ли она подтвердить мое присутствие там и то, что я брал именно те газеты, в которых писали о Ленточном Убийце? И что Кэтрин Шеридан заходила в библиотеку в день своей смерти? Скажет ли она вам это? Да, скажет, детектив Миллер, слово в слово.
— Значит, вы с ней знакомы?
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |