Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Россия при старом режиме 8 страница



Литовский] за собою держит к литовской земле, с Божиею волею из старины, от

наших прародителей, наша отчина".*5 Когда впоследствии Иван IV вторгся в

Ливонию, которая никогда не входила в состав Киевского государства, он безо

всяких колебаний стал звать вотчиной и ее.

*4 Raul Vinogradoff в The Legacy of the Middle Ages. C. G. Crump and

E F Jacob eds. (Oxford 1926). p. 300.

*5 M. Дьяконов, Власть московских государей, СПб, 1889. стр. 133.

 

<<страница 92>>

Представление о королевстве как о личной вотчине монарха не было

абсолютно чуждо и западной политической мысли. Сохранились записи о беседах

Фридриха II с двумя правоведами, в которых он спрашивал их, "не является ли

император по праву dominus'om всего, что принадлежит его подданным".

Собеседник, у которого достало мужества ответить, полностью отверг такой

взгляд: "он господин в политическом смысле, но не в смысле собственника".*6

Вотчинный подход так и не укоренился на Западе, где теоретики твердо

придерживались резкого разграничения между собственностью и властью, между

dominium'om и imperium'om или jurisdictio. Концепция политической власти,

отправляемой как dominium, представляла собою очевидную угрозу интересам

частных собственников, в Западной Европе столь многочисленных и влиятельных,

и одного этого хватило, чтобы сделать ее неприемлемой. Распространение

знаний римского права в XII в. способствовало подведению под это

разграничение твердого теоретического основания. В своих "Шести книгах о

республике" (1576-1586) Жан Бодин, основатель современной теории

суверенитета, в дополнение к двум традиционным формам единоличной власти -

монархической и (ее извращение) тиранической, выделил третий тип, названный

им "сеньориальным". Монархия такого рода, по его мнению, создается в

результате вооруженного захвата. Отличительным признаком lа monarchie

seigneuriale является то обстоятельство, что "король делается господином

достояния и личности своих подданных... управляя ими наподобие того, как

глава семьи управляет своими рабами". Бодин добавляет, что в Европе

существуют всего два таких режима, один в Турции, а другой - в Московии,

хотя они широко распространены в Азии и Африке. Он считал что народы

Западной Европы такого правительства не потерпели бы.*7 Речь шла,

разумеется, не столько о понятиях и названиях. В основе вотчинного порядка

лежала мысль о том, что между собственностью правителя и собственностью



государства нет различия, тогда как в Западной Европе считалось, что такое

разграничение необходимо. Начиная примерно с 1290 г. обычай во Франции

требовал, чтобы король относился к имуществу короны как к неприкосновенному

фонду. После 1364 г. от французских королей требовалась клятва, что они не

отторгнут ни малейшей части доставшегося им при вступлении на трон

королевского поместья; исключение составляли лишь государственные доходы,

личное имущество и завоеванные земли. Далее, в XVI в. постановили, что

завоеванные королем территории остаются в его распоряжении всего на десять

лет, а потом включаются в поместье короны.*8 Таким образом, французские

правители-наиболее авторитарные в Западной Европе - должны были отказаться

от права собственности на имущество короны; даже нарушая этот принцип на

практике, они не оспаривали его правомочности. Испанский правовед XV в.

четко и кратко сформулировал отношение Западной Европы к "сеньориальному"

или вотчинному, правлению: "Королю вверено лишь управление делами

королевства, а не господство над вещами, ибо имущество и права Государства

имеют публичный характер и не могут являться ничьей вотчиной".*9 Что же до

святости частной собственности, то она была аксиомой западной политической

философии и юриспруденции, начиная со Средних веков. И хотя этот принцип

периодически нарушали, его правомочность никогда всерьез не ставили под

сомнение, покуда не распространились социалистические учения Нового времени.

Одним из стандартных критериев, использовавшихся западной мыслью для

различения законного короля от деспота, было то обстоятельство, что первый

уважает собственность своих подданных, а второй - нет.

*6 Paul Vinogradoff, Roman in Medieval Europe (Oxford 1929), p. 62.

*7 Jean Bodin, The Six Bootes of a Commonweals (1606) (Cambridge.

Mass. 1962). Book II, Ch, 2, pp. 197-204.

*8 Jacques Ellul, Histoire des institutions (Paris, 1956), II, стр.

235-6, 296.

*9 J. H. Elliott, Imperial Spain, 1469-1716 (London 1963), p. 73.

 

В России такие возражения против "сеньориальной" формы правления

неизвестны. В целом ряде писем, адресованных Ивану IV из своего литовского

прибежища, князь Андреи Курбский обрушился с нападками на.всю идею

государства как вотчины. Однако проведенный недавно анализ переписки Ивана с

Курбским ставит ее подлинность под такое сильное сомнение, что на нее нельзя

больше полагаться как на источник.*10 В экономических обстоятельствах,

господствовавших в России в Средние века и в начале Нового времени, институт

частной собственности не мог устойчиво опереться ни на обычай, ни закон, а

незнание римского права делалось серьезным препятствием для внесения этого

института со стороны. Соответственно, между ролью царя как собственника и

как суверена не проводилось разграничения. По мере московской экспансии

новые территориальные приобретения немедленно присоединялись к вотчине

великого князя и оставались при ней навсегда. Таким образом, российская

монархия выросла прямо из порядка власти удельного княжества, то есть из

порядка, который был рассчитан первоначально на экономическую эксплуатацию,

основанную большей частью на рабском труде.

*10 Edward L. Keenan, The Kurbskii-Groznyi Apocrypha (Cambridge,

Mass. 1971)

 

То обстоятельство, что русское государство вышло из княжеского

поместья, отразилось и в происхождении его административного аппарата. К

несчастью, пожар Москвы 1626 г. уничтожил большую часть архивов центральной

администрации, поэтому трудно установить, когда и при каких обстоятельствах

она создавалась. Однако достаточно известно для уверенного предположения,

что она выросла непосредственно из учреждений, которым первоначально было

поручено управление частным поместьем удельного князя. В течение долгого

времени - скорее всего, до середины XVI в..- двор московского князя выполнял

двойную функцию: заведования княжеским поместьем и управления остальной

частью княжества. "...Вплоть до реформ 50-х и 60-х годов XVI в. общий

контроль над всей системой местного управления осуществлялся не кем иным,

как дворцовыми ведомствами... которые сосредоточивали в своих руках почти

все основные отрасли государственного управления того времени...".*11

*11 Н. Е. Носов, Очерки по истории местного управления русского

государства первой половины XVI века,.М.-Л., 1957, стр. 322; си. затем у А.

А. Зимина в Исторических записках, Э63, 1958. стр. 181.

 

Особенно замечательную эволюцию претерпели исполнительные органы

московского управления - приказы. Этимологию термина "приказ" следует искать

в языке удельного княжества: как уже отмечалось (стр. #67), "приказные люди"

были домашними рабами и княжескими служащими, выполнявшими функции

управления в больших поместьях, как княжеских, так и частных. Приказ - это

название учреждения, возглавлявшегося таким управителем. Московские приказы,

насколько можно понять, за самым малым Исключением были впервые созданы лишь

во второй половине XVI в., то есть через добрую сотню лет после того, как

Москва сделалась столицей царства. До этого времени служившие князю

управители - дворецкий и путные бояре - продолжали; когда на то была нужда,

нести публичные административные функции за пределами княжеского поместья.

По мере завоевания и присоединения к Москве других уделов дворы низложенных

князей переносились в Москву и восстанавливались там как новые

административные единицы; так появились там особые ведомства для управления

Рязанью, Новгородом и прочими областями. Каждый из этих областных приказов

представлял собою как бы отдельное правительство, имеющее всю полноту власти

на вверенной ему территории. Подобным же образом распорядились в XVI в. с

завоеванным Казанским царством, а в XVII в. с Сибирью. Таким образом, наряду

с чисто функциональными приказами в Москве появились ведомства, построенные

по территориальному принципу. Такая система управления не давала ни одной

области царства возможности создать органы самоуправления или хотя бы

приобрести начатки политического самосознания. Как пишет П. Н. Милюков:

При самом начале развития наших учреждений мы наталкиваемся на

огромную разницу с западом. Там каждая область была плотным замкнутым целым,

связанным особыми правами... Наша история не выработала никаких прочных

местных связей, никакой местной организации. Немедленно по присоединении к

Москве, присоединенные области распадались на атомы, из которых

правительство могло лепить какие угодно тела; Но на первый раз оно

ограничилось тем, что каждый такой атом разъединило от соседних и привязало

административными нитями к центру.*12

*12 П. Н. Милюков, Очерки по истории русской культуры, 6-е изд., СПб.

1909, ч 1, стр. 197

 

Все это, разумеется, в значительной степени обусловило отсутствие в

царской и императорской России каких-либо сильных местных средоточий власти,

могущих потягаться со столичным правительством.

Взамен переведенной в Москву местной администрации двор московского

князя открывал отделения в главных городах покоренных княжеств. Они

отправляли частные и публичные функции точно так же, как некогда княжеский

двор внутри удельного княжества. Под напором административных забот,

множившихся по мере беспрерывного территориального расширения Москвы,

дворцовое управление князя преобразовалось в "Приказ Большого Дворца". Этот

безусловно важнейший приказ является первым таким ведомством, о котором у

нас имеются твердые сведения, И все равно экспансия Москвы проходила столь

стремительно, что потребности управления превосходили возможности княжеского

дворцового штата, поэтому со временем начала зарождаться рудиментарная

государственная администрация, отделенная от княжеского двора. Сперва

появился Казенный приказ, а впоследствии своими собственными ведомствами

обзавелись и другие управители.*13

*13 Здесь я в основном следую за А. К. Леонтьевым, Образование

приказной системы управления в русском государстве, М., 1961.

 

На всем протяжении своего развития московская администрация сохраняла

следы поместной системы управления, из которой выросла. Как и удельные пути

(стр. #66), московские приказы были организованы в соответствии с

источниками дохода, а не с какими-то принципами публичной ответственности. А

причина этого лежала в том, что, как и поместное управление, они были

созданы для извлечения товаров и услуг. И, как и прежде, каждому приказу

были предоставлены собственные источники существования, и каждый из них

чинил суд и расправу над людьми, находившимися в пределах его компетенции.

Эти пережитки удельного периода просуществовали в русской системе управления

до того момента, когда Петр I, следуя западным образцам, ввел принцип

административного рационализма и учредил национальный бюджет.

На Западе государственная машина также выросла из аппарата,

управлявшего королевскими поместьями. В России, однако, поместные учреждения

превратились в государственные необычайно поздно. Во Франции это разделение

завершилось к XVI в., а в России оно началось только в XVIII в. Такая

задержка приобретает немалое значение, если вспомнить, что национальные

государства стали складываться в обеих странах примерно в одно и то же

время, то есть около 1300 г. Во-вторых, в России различие между поместной и

публичной сферами всегда оставалось довольно нерезким, что не могло не

наложить отпечатка на поведение управителей. Западный феодализм создал ряд

учреждений (суд, curia regis, Генеральные Штаты) которые самим фактом своей

отделенное от управления королевского двора укрепляли ощущение публичного

порядка. Английский теоретик конституционного права XVI в. Томас Смит хорошо

выразил это, сказав, что суверенитет есть результат слияния короля и народа,

происходящего, когда заседает парламент. В России государственное управление

выросло не из сознания, что князь и государство - это разные вещи и

нуждаются поэтому в раздельных учреждениях, а скорее из того, что штат

княжеского двора был больше не в состоянии один справиться с задачей

управления. Представление о том, что правитель и государство отнюдь не

тождественны (естественное в любой стране с феодальным прошлым), появилось в

России лишь в XVIII в. под влиянием западных теорий. Но к этому времени

политические взгляды и обычаи страны уже вполне сложились.

Другим свидетельством в пользу точки зрения о том, что московский

государственный аппарат вырос из поместного управления московских князей,

является метод оплаты русского чиновничества. В удельном княжестве в тех

сравнительно редких случаях, когда члену княжеского двора надобно было

исполнять свои обязанности за пределами поместья (например, в черноземных

областях), предполагали, что его жалованье будет обеспечиваться местным

населением. Соответствующие платежи делались деньгами или натурой и звались

"кормлениями". Московские цари оставили этот порядок в силе. Чиновники

приказов и прочих ведомств, проживающие в Москве и служащие под

непосредственным началом суверена, получали содержание из царской казны.

Однако провинциальной администрации никаких денег не отпускалось, и ее

представители получали кормления в виде регулярных платежей, а также платы

за выполнение конкретной работы. Этот порядок также продержался до Петра,

который ввел регулярное жалованье для государственных чиновников. Однако

поскольку финансовые затруднения ближайших преемников Петра принудили их

временно прекратить выплату жалованья, послепетровская бюрократия снова

начала жить за счет кормлений. Таким образом, и по своей организации, и по

способу вознаграждения трудов своих чиновников Московское государство

следовало обычаям удельного княжества, что убедительно указывает на его

происхождение из княжеского поместья.

<<страница 98>>

Этот тезис, кроме того, подтверждается неумением русских провести

теоретическое или практическое различие между тремя типами собственности:

собственностью, принадлежащей лично монарху, собственностью государства и

собственностью частных лиц. В удельный период частная собственность на землю

признавалась в форме вотчины. Но, как будет показано в следующей главе, в XV

и XVI вв. московской монархии удалось ликвидировать аллоды и обусловить

светское землевладение несением государственной службы. И лишь в 1785 г.,

при Екатерине II, когда русским землевладельцам удалось заручиться четко

выраженными юридическими правами на свои поместья, в России снова появилась

частная собственность на землю. В свете этого нечего удивляться, что такое

разграничение между собственностью короля и собственностью короны, которое

проводилось во Франции со времен позднего средневековья, в России стало

признаваться очень поздно:

...ни в Москвском уделе, ни в великом княжении Владимирском, в

котором утверждается та же московская линия князей, ни в Московском

государстве мы не находим ни малейших указаний на наличность государственных

имуществ, которые отличались бы от имущества князя. В Москве есть только

земельные имущества великого князя, а не государственные. Земли великого

князя различаются на черные и дворцовые; последние приписаны к дворцам и

несут особые повинности на их содержание; но и те и другие одинаково

принадлежат государю и даже повинностями не всегда различаются. Великий

князь одинаково распоряжается как теми, так и другими. Черные земли могут

быть приписаны к дворцу, а дворцовые отписаны в черные. И те и другие могут

быть розданы в поместья и вотчины, могут быть назначены сыновьям, княгиням,

дочерям, монастырям и т. д. Наши источники не делают никакого различия между

куплями государя, конфискованными им у частных людей землями и другими

владениями, способ приобретения которых остался нам неизвестен. Все это

безразлично называется государевыми землями и управляется на одинаковых

основаниях.*14

*14 В. Сергеевич, Древности русского права. 2-е изд., СП6, 1911, III,

стр. 22-3.

 

В России первые попытки отграничить царские земли от государственных

были сделаны Павлом I, учредившим Департамент Уделов для управления

имуществом Романовых, доходы от которого использовались для содержания

царской семьи. При Николае I это ведомство было превращено (1826 г.) в

Министерство Императорского Двора и Уделов, выделявшееся тем, что не

подлежало контролю со стороны Сената и прочих государственных органов, а

отчитывалось лишь перед самим императором. В 1837 г. было создано

Министерство Государственных Имуществ, ведавшее государственной

собственностью. Прежде того поступавшие от этих двух видов собственности

доходы объединялись в общий фонд. До этого же времени русские императоры,

как им заблагорассудится, передавали или продавали частным лицам обширные

государственные земли с сотнями тысяч крестьян. Но даже после этих реформ

различия между собственностью короны и государства твердо не соблюдали.

Министерство Государственных Имуществ было создано не из хорошего

юридического тона, а в связи с тем, что без него миллионами государственных

крестьян распоряжались из рук вон плохо. Учредивший оба вышеозначенных

министерства Николай I всегда без долгих размышлений перемещал крестьян из

императорских владений на государственные земли, и наоборот. То

обстоятельство, что до начала XVIII в. в России не было государственного

бюджета, а после 1700 г. и до 1860-х гг. он оставался строго охраняемой

государственной тайной, лишь способствовало такой практике. В своем качестве

вотчинника всея Руси московский правитель обращался со своим царством

примерно так, как его предки обходились со своими поместьями. Идея

государства отсутствовала в России до середины XVII в. и даже после своего

появления не была толком усвоена. А поскольку не было концепции государства,

не было и следствия ее - концепции общества.*15 То, что в современном

русском языке выражается словом "общество" (неологизм XVIII в.), в словаре

Московской Руси обозначалось словом "земля". В Средние века этим термином

называлась доходная собственность.*16 Иными словами, "земля" воспринималась

главным образом не как противовес сеньору, царю, а как объект его

эксплуатации. Как л везде, целью вотчинного строя на Руси была выжимка из

страны всего имевшегося в ней дохода и рабочей силы. Джайлс Флетчер, поэт и

государственный деятель елизаветинских времен, в 1588-1589 гг. побывавший в

России и оставивший во многих отношениях лучшее из дошедших до нас описаний

Московского царства, сделанных очевидцами, сообщает, что Иван IV нередко

сравнивал свой народ с бородой или с отарой овец, поскольку обоих для

доброго роста надобно часто стричь.*17 Неизвестно, аутентична эта метафора

или ее выдумали жившие в Москве английские купцы, однако в любом случае она

верно отражает дух, пропитывавший внутреннюю политику Московского

правительства, да и вообще любого правительства вотчинного, или

"сеньориального" типа.

*15 Некоторые ученые (например, Джон Кип (John Keep) в Slavonic and

East European Review, April 1970, p. 204, и Ганс Торке [Hans TorkeJ в

Canadian Slavic Studies, winter 1971, p. 467) усматривают на Руси

нарождающееся общество уже в конце XVII в. (Кип) н даже в середине XVI в.

(Торке). Профессор Кип основывает свою точку зрения на брожении среди

служилого класса, однако заключает, что его попытки добиться кое-какой

свободы от государства не увенчались успехом. Свидетельства, приводимые

профессором Торком, в основном указывают на то, что русское правительство в

XVI в. увидело целесообразность привлечения разных сословий к управлению

страной. Идея общества, как я се понимаю н как она обычно определяется на

Западе, предполагает признание государством права социальных групп на

юридический статус и на узаконенную сферу свободной деятельности. В России

же это право было признано лишь в царствованне Екатерины II.

*16 Г. Е. Кочин, ред., Материала для терминологического словаря

древней России. М.-Л-, 1937, стр. 126.

*17 Giles Fletcher, Of the. Russe Commonwealth (London 1591), p. 41

 

На каком-то этапе московской истории вотчинное умозрение, корни

которого лежали в чисто экономических представлениях, приобрело политическую

окраску. Вотчинник - землевладелец сделался вотчинником-царем. Дух остался

тот же, однако стал выражаться в новых формах и потребовал теоретического

обоснования. Имеющихся данных недостает, чтобы точно сказать, когда и как

случилась эта трансформация. Однако есть убедительные свидетельства того,

что дело решилось в царствование Ивана III, когда два события одновременно

освободили Москву и подвластные ей княжества от внешней зависимости и

впервые позволили северо-восточной Руси почувствовать себя суверенным

государством.

Одним из этих событий явился распад Золотой Орды. Порядок

престолонаследия, существовавший у "белой кости" (потомков Чингисхана),

отличался крайне запутанной системой старшинства, больше подходившей для

племенной организации кочевого народа, чем для империи, и вызывавшей

бесконечные междоусобицы. В 1360-х гг. соперничающие между собой кучки

претендентов учинили в Орде великий разброд; на протяжении последующих

двадцати лет в Сарае пересидело по меньшей мере четырнадцать ханов. Москва

пользовалась этими распрями и натравливала соперников друг на друга. В 1380

г. Дмитрий князь Московский даже отважился выступить против монголов с

оружием в руках. Верно, что он пошел всего-навсего против крымского

хана-узурпатора; также верно, что одержанная им на Куликовом поле победа

имела небольшое военное значение, поскольку два года спустя монголы

отомстили за неудачу и разорили Москву. И тем не менее, Куликовская битва

показала русским, что они могут тягаться со своими хозяевами.

Орда, уже резко ослабевшая из-за усобиц, получила решающий удар от

Тимура (Тамерлана). Со своего опорного пункта в Средней Азии тюркский

завоеватель предпринял с 1389 по 1395 г. три кампании против Орды, и во

время последней войска его разрушили Сарай. Орда так и не оправилась от этих

ударов. В середине XV в. она распалась на несколько частей, важнейшими из

которых были Казанское, Астраханское и Крымское ханства. Эти

государствапреемники Орды, в особенности Крымское ханство, все еще могли без

труда совершать набеги на Русь, но полной власти над ней уже больше не

имели. А к концу XV в. Москва уже решала, кому из претендентов сидеть на

казанском троне. В царствование Ивана III Москва перестала платить дань Орде

и государствам - ее преемникам (по преданию, это произошло в 1480. г.).

Другим событием, способствовавшим политизации московских правителей, явилось

крушение Византийской империи. Отношения России с Византией никогда не

отличались четкой определенностью. Со времени крещения Руси несомненно

полагали, что она стоит, в некоей зависимости от Константинополя. Об этом не

уставала напоминать греческая иерархия, любившая выдвигать теорию Юстиниана

о "гармонии", или "симфонии", согласно которой церковь и императорская

власть не могут существовать друг без друга. Подразумевалось, что в силу

этого православные на Руси должны сделаться подданными византийских

императоров, но осуществить эти притязания не было никакой возможности, а во

время монгольского господства они вообще сделались бессмысленными, ибо

императором Руси в ту пору был большой нехристь - монгольский хан. Византия

имела кое-какой контроль над Русью через духовенство, то есть через

назначения на высокие иерархические должности, делавшиеся или утверждавшиеся

Константинополем. Но даже эта нить порвалась после 1439 г., когда Русь

отвергла унию Византии с католиками, заключенную на Флорентийском Соборе.

Великие князья Московские, исходившие из убеждения, что Византия совершила

во Флоренции грех вероотступничества, с тех пор стали назначать своих

собственных митрополитов, не утруждая себя больше испрашивать одобрение

греческой иерархии. Так или иначе, все притязания, которые византийский

император и византийская церковь могли иметь на власть над Русью, потеряли

значение в 1453 г., когда Константинополь был захвачен турками, и

императорская линия пресеклась.

<<страница 102>>

После падения Византийской империи у православной церкви были веские

причины на то, чтобы способствовать созданию на Руси крепкой царской власти.

Этот вопрос будет подробнее разбираться в главе, посвященной отношениям

между церковью и государством (Глава 9). Здесь же следует подчеркнуть лишь

главное обстоятельство. Православная церковь, стесненная магометанами,

соперничающая с католиками и расшатываемая еретическими реформистскими

движениями в своей собственной иерархии, боролась за свою жизнь. С падением

Константинополя московский правитель стал выступать как единственный в мире

православный князь, способный оградить православную церковь от сонма ее

внешних и внутренних противников. Посему, чтобы выжить, надо было

поддерживать московских властителей и воспитывать в этих накопителях земель

и дельцах политическое сознание, которое позволит им выглянуть за узкий

горизонт своих поместий. После 1453 г. греческая и русская православные

иерархии делали все, что могли, дабы сделать из московского князя защитника

веры, ответственного за благоденствие всех православных христиан. Одной из

кульминационных точек этого, процесса явился церковный синод 1561 г.,

присовокупивший к своим решениям послание константинопольского патриарха к

Ивану IV, провозглашавшее последнего "царем и государем православных

христиан во всей вселенной".*18

*18 Цит. в Helmut Neubauer. Car und Setbstherncher (Wiesbaden 1964),

стр. 39-40.

 

Крушение Золотой Орды и Византии освободило Москву от подчинения двум

империям, претендовавшим на какую-то форму верховной власти над нею. Поэтому

именно в это время - во второй половине XV в.- великие князья Московские

начинают мало-помалу величать себя царским титулом. Иван III был первым

русским правителем, изредка называвшим себя царем. Первоначально этим

званием величали византийского императора, а с 1265 г. оно предназначалось

для хана Золотой Орды, Женившись на племяннице последнего византийского

императора, Иван III стал пользоваться и его двуглавым императорским орлом.

Сын его Василий звал себя царем еще чаще, а внук Иван IV узаконил в 1547 г.

этот обычай, сделав звание "царя всея России" титулом российских правителей.

В городах и селах, северо-восточной Руси завелись теперь значительные идеи.

Князья, предки которых некогда ползали на четвереньках на потеху хану и его

придворным, ныне вели свою родословную от императора Августа, корона же

якобы была пожалована им Византией. Ходили разговоры о том, что Москва

является "Третьим Римом" и что ей предопределено на веки вечные занять место


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.061 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>