Поль-Лу Сулицер. Зеленый король 5 страница

Реба взяли в банк рассыльным, но очень скоро (один из братьев Хаким фигурировал среди тех, кто тайно финансировал "Иргун", хотя это не было единственной причиной продвижения Климрода по службе: просто он был слишком умен для рассыльного), в середине декабря, он уже работал маклером. Ребу исполнилось всего семнадцать лет и три месяца, хотя в его паспорте значилось, что ему двадцать. И другая перемена ускорила его расставание с Байни-шем. Последний переехал из Тель-Авива в Иерусалим, все больше специализируясь в диверсиях на железных дорогах и нефтепроводах "Ирак Петролеум Компани". Зато Реба из-за его внешности - каштановые волосы, очень светлые глаза и кожа

- и по причине службы в банке "Хаким энд Сенешаль", которой оправдывались все его разъезды и отлучки, "Иргун" все" чаще использовал для проникновения в британские круги, а в военном плане - главным образом для террористических актов в городе.

А самое существенное - отныне он работал вместе с Довом Лазарусом. Джип вел человек по фамилии Хармонд. Достаточно было заменить "е" на "а" в его настоящей фамилии, чтоб она зазвучала на английский манер. Он сражался в рядах британской армии в Африке и Италии; входил именно в ту часть из четырехсот человек, которая под командованием майора Либермана целых десять дней оказывала в Бир-Хакейме - соседями были Свободные французы - сопротивление итальянской дивизии "Арьете" ценой потери семидесяти процентов личного состава. На нем был английский мундир - мундир Шестой воздушно-десантной дивизии. Для своих британских начальников он находился в законном отпуске. Рядом с ним сидел Дов Лазарус с майорскими знаками отличия. Сзади - Реб Климрод, тоже в форме, с нашивками капрала, положив ноги на холщовые мешки с Взрывчаткой. За джипом следовал грузовик, где сидели пятнадцать человек; а также шофер и офицер, гордящийся своими роскошными рыжими усами. Десять из пятнадцати, переодетые арабами, были в наручниках; пятеро других, в военной форме и касках, играли роль охраны.

В двухстах метрах от полицейского поста Хармонд по знаку Лазаруса притормозил и остановил джип. Однако грузовик проехал дальше. Место называлось Ягур и находилось почти на полпути между Хайфой и Назаретом; к югу тянулась равнина Эш-дрелона, на северо-западе высились отроги небольшой горной гряды Тират-Кармель. Пост полиции представлял собой трехэтажное, почти квадратное строение, огороженное двумя рядами колючей проволоки. Четверо часовых стояли у входа, а четверо других расположились на кры- ше, за стенкой из мешков с песком. Внутри здания в принципе должно было находиться человек двадцать солдат, а также гражданских полицейских, наверняка вооруженных. Было три часа ночи 1 марта 1946 года.

- Прошла минута, - сказал Лазарус.

Место, где в темноте остановился джип, было прямо на; против въезда на пост. Они видели, как к нему подъехал грузовик, остановился. Сидевший рядом с водителем усатый офицер вылез из кабины, о чем-то переговорил с сержантом на пропускном пункте. Должно быть, он убедил сержанта, ибо тот утвердительно кивнул. Грузовик проехал в первую защитную зону, мнимая охрана высадила мнимых арабских пленных, которые прятали под бурнусами автоматы, Вся группа вошла в здание.

- Две минуты, - сказал Лазарус. Хармонд приблизительно знал, что при благополучном стечении обстоятельств должно было произойти внутри поста. Диверсионный отряд "Иргуна", проникший на пост, без сомнения, сейчас был занят уничтожением англичан: сперва на первом, потом на других этажах. И делал это совершенно беззвучно, чтобы не вызвать ни у кого - особенно у часовых на крыше с их батареей пулеметов

- тревоги. Потом они опустошат склад оружия-, освободят пленных, и на пороге появится мнимый офицер с рыжими усами, снимет фуражку, подавая сигнал, и он, Хармонд, должен будет подъехать, поставить джип перед входом на пост, чтобы высадить здесь сопровождавших его мужчин (ему не были известны даже их фамилии

- он узнал их позже; Хармонд лишь знал,, что они были так нагружены взрывчаткой, что ее вполне хватило бы, чтобы поднять на воздух полгорода).

- Три минуты. Они задерживаются...

Голос у Лазаруса был веселый. Хармонд, держащий руку на переключателе скоростей, готовый по первому сигналу рвануть с места, мельком взглянул на него. После чего в переднем зеркале отыскал позади себя худое и невозмутимое лицо другого. Он вспоминает, что был потрясен абсолютным спокойствием их обоих, а также разительным несходством этих двух соратников по борьбе, образующих единое целое; один - маленький и плотный, уже в возрасте, а другой - совсем юный, очень высокий, со светлыми, какими-то мечтательными глазами.

- Внимание...

Предупреждение, высказанное Лазарусом на удивление спокойным голосом, прозвучало за секунду до того, как произошли два события, которые сразу опрокинули все их расчеты. Сперва справа, в сотне метров от них, на Наза-. ретской дороге появились два вездехода, и почти одновременно из здания поста послышались крики, завыла боевая тревога, потом затрещали первые выстрелы. Затем, как всегда, все развернулось мгновенно. Полученные Хармон-дом инструкции были четки: в случае серьезного инцидента отступать, удирать. Хармонд включил задний ход, уже ^готовясь развернуться...

- Погоди... Тяжелая, поросшая рыжими волосами лапа Дова Лазаруса, легла ему на запястье- Лазарус улыбнулся

- Смотри, малыш, - сказал он. - Наших блокируют вездеходами. Они не смогут оттуда выбраться.

И две бронированные машины действительно резко Прибавили скорость; заняв позицию у самого входа на пост, в котором теперь шла яростная перестрелка. Хар-' монд заметил одного из мнимых арабов, который выбежал из здания, но короткая очередь из пулемета на крыше скосила его на месте.

- Полностью блокированы, - повторил Лазарус, расплываясь в улыбке. - Реб? Ты пойдешь со мной, малыш?

"У меня не было ни малейшего понятия о том, что они намеревались делать, - рассказывает Хармонд.

- Я даже не могу сказать, хватило бы у меня храбрости, зная об этом, пойти вместе с ними. Но оба были необыкновенно спокойны. Лишь позднее я понял, что они как бы выпендривались друг перед другом. И что оба были сумасшедшими". Хармонд остановил джип точно между вездеходами.

- Так дело лучше пойдет, - сказал Лазарус, который вылез из машины и с весьма довольным видом кивнул головой людям в вездеходах, что не без изумления смотрели на него, спрашивая себя, откуда, черт побери, он мог здесь взяться.

- Отличная работа, - продолжал он, слегка имитируя ирландский акцент. - Вы их крепко прижучили, этих мерзавцев. Держите эти ворота под прицелом и не дайте выйти никому. Но я постараюсь взять их живыми. Прямо у его ног часовой наружной охраны распластался на земле, выставив вперед автомат, едва заслышав первые;

Выстрелы

- Разве сейчас время сиесты, мальчик? Встань и займи лучше позицию вон на том углу. Насколько я помню, там есть другая дверь, через которую могут попытаться ускользнуть эти ублюдки. Прикрой ее. Кто из офицеров на ночном дежурстве?

- Лейтенант Парнелл, - ответил молодой солдат, по-у давленный этим напором саркастической властности.

- Скажите на милость, - прокомментировал Лазарус

- == еще один ирландец! Я всегда спрашиваю себя, что бы Империя делала без нас. Он обернулся и, приветливо помахивая рукой расположенным на крыше часовым, чей пулемет крутился в поисках целей, обратился к Ребу Климроду:

- А чего вы ждете, Барнс? Сделайте милость, выньте свой зад из джипа и подойдите ко мне...

Совершенно невозмутимо он миновал первый ряд рогаток и пошел вперед, к зданию, где по-прежнему трещали, автоматные очереди. Как часто бывает, в перестрелке возникла пауза, и Лазарус ею воспользовался.

- Парнелл! - крикнул он. - Мы их заперли здесь, но я хочу взять их живьем! Слышите, Парнелл?

В ответ горстка нуль вонзилась в землю почти в метре от его ног, но не задела Лазаруса. И Хармонд понял: с одной стороны, эту очередь дали его товарищи из "Иргуна", блокированные на первом этаже, а с другой, они узнали Лазаруса по голосу и фигуре.

В окне первого этажа появилась голова; это был молодой офицер в рубашке, с всклокоченными волосами, который размахивал пистолетом, Лазарус дружелюбно ему улыбнулся.

- Лейтенант Парнелл! Я майор Коннорс. Да хранит Господь Ирландию. Эти ублюдки в наших руках. Надо лишь убедить их в этом. Сейчас я обращусь к ним на их тарабарском наречии. Попросите, пожалуйста, ваших людей прекратить эту учебную стрельбу.

И он сразу же, без передышки, заговорил на иврите, по-прежнему крича очень громким и зычным голосом, отмеченным больше обычного ирландским акцентом. Он ничем не рисковал в случае, если в английском гарнизоне нашелся бы кто-нибудь, способный его понять. Обращаясь к людям из "Иргуна", он предлагал им сдаться немедленно, сложить оружие. Сказал, что сейчас зайдет к ним, что у них нет ни малейшего шанса выбраться живыми, если только они не сдадутся в плен; лишь тогда он лично гарантирует им статус политических заключенных.

Реб Климрод, неся два тяжелых вещевых мешка, подошел к нему и встал рядом. После треска последней очереди внезапно стало тихо. И в этой тишине все услышали гул танка, который подъехал в сопровождении нескольких грузовиков с настоящими на этот раз парашютистами. Эти подкрепления развернулись, оцепив здание. Лазарус взглянул на них и с весьма довольным видом покачал годовой.

- Ни черта не получится, - сказал он по-английски, потом на иврите. - Я пойду к ним.

И он пошел вместе с Климродом. Изумленный Хармонд сидел за рулем джипа и видел, как они исчезли в здании поста; сам он, по его собственному выражению, "был Страшно испуган", чувствуя за спиной сплошной строй парашютистов, замыкавших кольцо окружения.

В здании поста один англичанин был убит, трое других ранены, а потери диверсионного отряда "Иргуна" составили двое убитых и трое раненых, один из которых в живот. Позднее Хармонд узнал, что диверсионный отряд потерял время по той дурацкой причине, что не смог найти ключ от склада с оружием. Одна-две минуты протекли в каком-то странном, можно сказать, трепетном покое. А потом снова раздался голос Лазаруса:

- Парнелл! Вы можете сойти вниз, они согласны сдаться. И скажите этим доблестным, пришедшим к нам на выручку подкреплениям, что сражение окончено. Строй солдат в касках за Хармондом разомкнулся. Капитан и двое в штатском, которые были из грозного C. I. D. *, двинулись вперед. Они прошли мимо Хармонда и проследовали в здание поста...

Лазарус улыбнулся вновь пришедшим и в ту же секунду догадался, что один из представителей спецслужб узнал его или не замедлит это сделать. Он взял Парнелла под руку и пошел им навстречу. Не оборачиваясь, он очень миролюбиво сказал:

- Покажи им, малыш.

Реб Климрод, открыв левой рукой оба вещевых мешка, показал обернутые в черную промасленную бумагу бруски в форме параллелепипедов, от которых тянулись провода.

- По пятнадцать килограммов тола в каждом, - объяснил Лазарус. - А то, что мальчик держит под мышкой, - это электровзрыватель под давлением. Обратите, пожалуйста, внимание, как тесно он прижимает правую руку к телу. Если он оторвет эту руку от тела, даже чихнув, то бах-ба-бах - все мы превратимся в теплоту и свет. Правда, я не могу гарантировать вам полное разрушение поста... Реб Климрод с отрешенным взглядом заметил бесцветным голосом:

- Мы находимся в замкнутом пространстве. Мощность взрыва поэтому сильно возрастает..

- Точно, - весело подтвердил Лазарус, чей любимый^ ученик дал верный ответ. Но за стеклами очков без оправы его светло-голубые глаза сверкали безжалостным блеском, который не оставлял места никакому сомнению на счет той адской жестокости, что одолевала его.

- Короче, - продолжал он, - не будет безрассудством надеяться на сорок - пятьдесят трупов. Не спускай глаз с

* C. I. D. - Criminal Investigation Department (англ.) - Отдел уголовной полиции.

того типа в голубом галстуке, малыш. Он из C. I. D., уве-рен, - он меня узнал... Лишь после этого Лазарус изложил англичанам план своих ближайших. действий. Тот же самый грузовик, что их доставил, увез обратно бойцов "Иргуна", потерявших на месте только двоих убитых; они проверили, нет ли у мертвецов каких- нибудь документов или личных вещей, дающих возможность быстро установить их личности. Грузовик поехал по дороге на Хайфу и, как было предусмотрено первоначальным планом операции, в пяти километрах северо-восточное соединился с группкой из трех человек - им поручили прикрывать отход, - они держали наготове канистры с бензином, который вылили бы на дорогу, создав в случае, преследования завесу огня.

Но их никто не преследовал. Джеймс Парнелл смотрел, как расступилось оцепление парашютистов, пропустив грузовик, увозящий диверсионный отряд "Иргуна". Перед своим отъездом террористы

- по мнению Парнелла, они были террористами - сожгли все документы, обнаруженные в кабинетах поста полиции. Но, по условиям сделки, не тронули оружие со склада. Он и этому был рад. А другие события ничем не могли его порадовать. Его с двумя представителями секретных служб и пятью другими людьми - все полицейские, ни одного солдата - сделал заложниками мнимый майор Коннорс и его Молодой спутник.

Ни на минуту Парнелл не усомнился, что взрывчатка была настоящая. По отношению к старшему, который так замечательно имитировал ирландский акцент, он с первой же секунды стал испытывать резкую антипатию и боязнь. Но другой, молодой высокий парень с удивительными глазами, некоторым образом вызывал у него большую тревогу: этот бездонный взгляд внушал Парнеллу страх. Парнелл - впоследствии он стал журналистом, часто приезжал в Израиль - был вынужден влезть в кузов грузовика, лечь на пол, скрестив руки на затылке, подобно другим заложникам. Террорист в очках занял место рядом с шофером, держа в левой руке пластиковую бомбу Гам-мон, а в правой - пистолет смит-вессон. С редкостной проницательностью он сам выбрал водителя, грузовика; гражданского полицейского - последнего из мужчин, способного замыслить и предпринять какой-либо отчаянный поступок.

Его юный, невозмутимый и бессловесный сообщник сидел в кузове, прижимая правую руку к туловищу, а левой сжимая автомат стен. Парашютисты, как и в первый раз, по приказу своего командира, снова пропустили их. Грузовик удалялся довольно медленно. "Они хотят убедиться, что их не пресле- дуют", - подумал Парнелл, который не видел ни зги. Они ехали в сторону Назарета. И у Парнелла снова появилась надежда: в нескольких километрах южнее находилась армейская застава. Однако через три-четыре минуты машина, сменив направление, свернула на проселочную дорогу, ехала по ней где-то с полчаса, потом остановилась. Послышался голос человека в очках:

- Все выходят, кроме двух асов из C. I. D. и ирландца. Снова двинулись в путь, бросив освобожденных людей посреди пустыни; Парнелл теперь сидел за рулем, а двое полицейских из секретных служб - '- в наручниках и со связанными ногами - лежали в кузове. Ехали целый час по почти непрбезжей дороге. Опять остановка. Парнелла привязали ремнем к переднему бамперу. Человек в очках подошел к кузову. Парнелл довольно прилично понимал иврит; он мог следить за бурным спором, который завязался между террористами: тот, что постарше, всячески хотел прикончить здесь же двух сотрудников C. I. D. "После них он пристрелит и меня. О, Боже, зачем я родился ирландцем? " Над Галилеей занимался дождливый рассвет. В любой момент Парнелл ожидал услышать треск выстрелов. Но к нему приблизился высокий худой парень, склонился, чтобы расстегнуть ему наручники, и сказал удивительно мяг-" ким, спокойным голосом:

- Не пытайтесь, пожалуйста, ничего предпринимать* Согласны? Иначе я не отвечаю за вашу жизнь.

- Согласен, - искренне, с необыкновенным облегчением ответил Парнелл. - Спасибо. Спасибо от всего сердца.

Серый постижимый взгляд скользнул по нему.

Они въехали в Акко в половине седьмого утра. В этот момент Парнелл был один в кабине грузовика. Минут за двадцать перед этим оба его противника встали позади ка- бины в кузове, попросив его (особенно молодой) необорачиваться и разбив зеркало, чтобы Парнелл не мог увидеть ничего у себя за спиной. Вот почему, только подъезжая к площади Хан-эль-Ам-дан и завидев гостиницу с колоннадой - ее указали Пар-неллу как конечный пункт, - он, успокоенный ничем не нарушаемой тишиной, замедлил ход и остановился. И, естественно, в кузове не было никого, кроме двух полицейских, вне себя от ярости, но живых.

Реб Михаэль Климрод приехал в Каир в последние дни марта 1946 года. Один. Они с Лазарусом путешествовали раздельно, но снова встретились в египетской столице. По мнению Яэля Байниша, самого достоверного и самого постоянного свидетеля этого периода жизни Короля, Реб Климрод, а главное, Лазарус значились среди тех террористов, за кем в Палестине британцы охотились усиленнее всего. Схватка в Ягуре этому во многом способствовала; у англичан, особенно у двух инспекторов Отдела уголовной полиции, времени было с лихвой, чтобы рассмотреть их лица, а высокий рост Климрода позволял довольно легко его опознать. Нападение на полицейский пост в Ягуре было, однако, лишь эпизодом в значительно более широком наступлении, проводимом как "Иргуном", так и группой "Штерн". Общее наступление - руководимая Лазарусом операция являлась лишь его частью - началось 1 марта; были атакованы казармы в Хайфе, Реховоте, Пардес- Гане, а также пути сообщения в пригородах Иерусалима, Тель-Авива и. Петах-Тиквы. Даже штаб Шестой воздушно-десантной дивизии в Иерусалиме взлетел на воздух. Говоря о причинах, вынудивших Климрода и Лазаруса уехать в Каир (а потом в Европу), Яэль Байниш четко объясняет все, что касается второго: "Иргун", желавшая видеть себя строго военной, хотя и подпольной, организацией, ставила в упрек бывшему товарищу по оружию ирландцев из ИРА и североамериканских гангстеров его почти непреодолимую склонность к бессмысленной жестокости, которая в крайних случаях шла вразрез с поставленными политическими целями. Что касается Реба Климрода, то Байниш ничего тогда не знал о мотивах его отъезда. "В какой-то момент я подумал, что он получил новое назначение, например в филиал "Моссада" в Европе. Только в августе или сентябре я узнал, что все было не так и уехал он по своей инициативе. Я был разочарован и даже встревожен: его совместная работа с Довом не сулила ничего хорошего. Впоследствии подтвердилось, что я ошибался лишь наполовину... "

В Кайре Надя Хаким занимала виллу на острове Гези-ре, в жилом квартале неподалеку от проспекта короля Фуада. Эта бывшая вольнонаемная вышла замуж за одного из сыновей Хакима - владельца одноименного банка, того самого, где некоторое время служил Реб Климрод. Перемена в социальном положении никак не отразилась на связях Нади с подпольными сионистскими движениями: ее предупредили о приезде двух человек и попросили им помочь сперва устроиться в египетской столице, а потом выехать в Европу. Она поселила Лазаруса и Климрода в своей прежней квартире на Шейх Рихани-стрит, позади посольства США, и достала паспорта: ирландский для Лазаруса и французский для Климрода-Юбрехта. Раздобыла им два места на пароходе Французской морской компании грузовых перевозок. Оба были в Марселе 30 марта.

А Реб Климрод. уже один, появился в Нюрнберге 8 апреля.

- "Накам", - сказал Буним Аниелевич. И спросил понемецки: - Тебе понятно это слово?

- "Месть" на иврите, - ответил Реб. Они шли по улицам Нюрнберга, по пригородам, между рядами разрушенных домов, под мелким и холодным дождем. Они были почтр одинакового роста: Климрод сантиметра на три-четыре повыше. Аниелевичу было лет двадцать восемь; блеск его больших, глубоких и печальных глаз постоянно смягчала какая-то затуманенность.

- Мне совсем не нравится твой спутник, - помолчав, сказал он. - Во-первых, он слишком стар. Самому старшему среди нас не больше тридцати. А во-вторых, и это; главное, его профессиональная сторона. Он похож на аме-Д риканского гангстера.

- Он работает крайне эффективно. Лучше меня. Пока - Я ценю эффективность. Не выношу этих талмудических споров о ста восьмидесяти семи основаниях для со- вершения или не совершения какого-либо действия, если даже речь идет о том, открыть или закрыть дверь. Но для того, что мы хотим пред принять, для того, что мы уже начали осуществлять, в тех качествах, каких мы требуем от людей, эффективность стоит на втором месте. Мне не нужны профессиональные убийцы, Реб. Прежде всего я жажду... - он запнулся и сумел как-то робко выговорить это слово, - чистоты. Мы будем убивать, каждую секунду испытывая ужас перед убийством. Говорят, месть - оружие слабых, но что делать? Суть ведь не в том, чтобы наказать этих людей, а в том, чтобы не дать забыть об их преступлениях. О них уже забывают. Даже здесь, где судят кое-кого из преступников и пишут об этом в газетах. - Но сколько времени это будет продолжаться? Необходимо, чтобы весь мир знал, что подобная гнусность не может быть забыта через два или три года. И для этого нет другого выхода, кроме как убивать. Ты действительно хочешь ~~быть^яами? Реб как-то неопределенно кивнул, не вынимая длинных костлявых рук из потертых карманов куртки.

- Я навел справки о тебе, - продолжал Аниелевич. - У нас очень разветвленная организация, агенты по всей Европе. И, кроме того, у меня есть друзья, надежные друзья, в Варшаве и Москве. Я хочу сказать, у меня лично. В Тель-Авиве они осуждают нашу деятельность, "Хагана" хотела бы нас контролировать или, может быть, да-Ц же уничтожить. Для них важнее всего Талмуд и часами напролет болтовня, а не действия. Что касается тебя, то мы все проверили. Один из наших был в Белжеце, помнит твою мать и твоих сестер, он ручается за тебя.

- Но не за Дова Лазаруса.

- За Лазаруса нет. Во всяком случае, мы будем его использовать. Нам потребуются деньги, много денег, а никто из добряков "Хаганы", "Моссада", "Иргуна" или "Штерна" не желает нам их дать. Мы должны выпутываться сами. Мы создали организаций, которая занимается контрабандой золота и лекарств. Я знаю: есть противоречие между той чистотой, что должна жить у нас в душах, и этими спекуляциями. Но и здесь тоже у нас нет выбора. В крайнем случае, хотя я и против, Лазарус сможет работать в этом отделении нашей организации. Я знаком с его лич- ным делом: в Соединенных Штатах Америки он встречался с многими людьми из тех, кого там называют мафией, сотрудничал с гангстерами-евреями в Нью-Йорке, у него еще много знакомых среди них и их сицилийских друзей. Но давай поговорим о тебе. Ты не сможешь принять уча-стие в нашей ближайшей операции. По крайней мере на ее первом этапе. Но ты говоришь по-французски, и даже, кажется, очень хорошо. Решено, что сразу же по окончании операции ее исполнители эвакуируются во Францию. Я хотел, чтобы ты занялся этим отходом, поехал во Францию и приготовил для них явки. Ты можешь это сделать?

- Мне понадобятся деньги.

- Они у тебя будут. Но посмотри сюда.

Взяв Реба Климрода за локоть, Буним остановил его. Реб поднял глаза и увидел здание за колючей проволокой,

оно охранялось полицией. Он решил что это завод, но Аниелевич отрицательно покачал головой:

- Нет, пекарня. Они тут выпекают два сорта хлеба, который развозят каждое утро, мы, к счастью, не можем ошибиться: белый хлеб предназначен для американских, английских и польских солдат. Его мы, разумеется, трогать не станем. Зато круглый черный хлеб выдается только пленным. Они содержатся в бывшем Шталаге XIII. Там их тридцать шесть тысяч, сплошь эсэсовцы, против которых военная полиция союзников собрала улики. Мы надеемся уничтожить по крайней мере две трети. С помощью мышьяка.

Операция прошла в ночь с 13 на 14 апреля 1946 года; разыгралась сильная гроза, которая объясняет частичную неудачу. В предшествующие недели, однако, были приняты все предосторожности: двое из группы "Накам" сумели - скрыв, что они евреи - устроиться на работу в лагерь военнопленных: один шофером, другой кладовщиком; одновременно химики организации разработали порошок на базе мышьяка, по составу и цвету ничем не отличающийся от слоя муки, которым германские булочники посыпают свои изделия; этот порошок наносился на буханки хлеба; другим удалось устроиться на самом хлебозаводе, и они тайком вырыли под полом склада - где перед вывозом хранился хлеб - тайник, куда спрятали яд и необходимый инструмент. Яд был пронесен на завод в резиновых грелках, спрятанных под одеждой. 13 апреля, ближе к вечеру, трое мужчин укрылись в тайнике, откуда выбрались с наступлением темноты, после ухода персонала. Надев перчатки и обмотав марлей лица, они начали присыпать порошком хлеба. Начиналась гроза. Порывистым ветром выбило окно склада. Прибежали встревоженные полицейские. Они никого не нашли и решили, что это воры пытались выкрасть хлеб - привычное дело в те голодные времена. На следующий день проведенное полицией расследование все-таки вынудило "Накам" прекратить операцию.

1 б апреля газеты Нюрнберга сообщили, что полиция обнаружила тайник и что пять тысяч пленных эсэсовцев отравлены.

Четыреста из них умерли. Вместе с французским евреем по фамилии Мэзьель - == случайным членом "Накам", из которой он вскоре после этого вышел - Ребу Климроду удалось снять большую. квартиру в Лионе, в квартале Круа-Русс. В ней он на десять дней приютил четверых человек - исполнителей операции по отравлению в Нюрнберге, - которые не могли утешиться, что потерпели неудачу, успев отравить всего две тысячи хлебов вместо четырнадцати.

Через неделю, 20 апреля, сам Буним Аниелевич появился в Лионе, где встретился с Жаком Мэзьелем и Ребом Климродом. Он просил последнего послужить ему гидом

- а главное, переводчиком - в поездке по Бельгии и Германии. Мэзьель был свидетелем, что они уехали на рассвете, 26 апреля, на машине, которую он купил за счет организации*. Прошло почти пять месяцев, прежде чем Мэзьель снова увидел молодого человека, который, уезжая, оставил после себя в лионской квартире свои единственные тогда земные сокровища, две книги - томик "Эссе" Монтеня по- французски и "Осенние листья" Уолта Уитмена по-английски. Реб Климрод вновь объявился в Лионе где-то в середине сентября в сопровождении Дова Лазаруса.

До этого был парижский эпизод. Двумя часами ранее зазвонил телефон. Неизвестный спросил Дэвида Сеттиньяза. Служанка ответила, что его нет ни в Париже, ни во Франции, но случаю было угодно, чтобы в комнате оказалась Сюзанна Сеттиньяз. Она сама взяла трубку. Сообщила, что она бабушка Дэвида, спросила: "Вы друг моего внука? "

- Не совсем, - ответил медленный и серьезный голос Реба Климрода. - Мы познакомились в прошлом году в Австрии, и он оказал мне большую услугу. Мне хотелось бы снова встретиться с ним.

В 1946 году Сюзанне Сеттиньяз уже перевалило за шестьдесят. Она вдовствовала более десяти лет, не имея других детей, кроме отца Дэвида (он умрет в будущем году), и других внуков, кроме Дэвида. Состояние, которое оставил * "Накам" не была единственной организацией, предпринимающей карательные экспедиции подобного рода. Люди из Еврейской бригады,, ликвидированной в Палестине англичанами, были разделены на два отряда, которые совершали рейды чаще всего в Австрию, используя в качестве базы итальянский городок Тарвиз. Но самой активной и самой упорной из всех организаций была "Накам": потребовались энергичные действия полковника Наума Шадми, руководителя "Хаганы" в Европе, чтобы последние Мстители прекратили свои облавы. Шадми был вынужден отдать приказ похитить и силой доставить в Израиль самых неумолимых. Всего было убито около тысячи бывших нацистов, среди которых Йозеф Белки, Гюнтер Халлс и Алоиз Гавенда, известные палачи, действовавшие соответственно в Ченстохове (Польша), в гетто Варшавы и За-греба. Самые необычные замыслы "Накам* не были осуществлены: напасть на тюрьму Шпандау, чтобы прикончить Деница, Ширака, Шпеера и прочих редеров и гессов, которые отбывали там заключение, а главное - отравить всю сеть снабжения питьевой водой города Нюрнберга (здесь были провозглашены расовые законы). От этого последнего проекта, который повлек бы за собой заклание гражданского населения, отказались за несколько часов до начала его осуществления. Сам же Буним Аниелевич позднее погиб в Трансиордании (прим. автора.) муж, разумеется, позволяло Сюзанне жить безбедно, хотя не избавляло ее от острого чувства одиночества. Она питала к Дэвиду столь исключительную любовь, что прошлой весной, хотя и не говорила ни единого слова-по-английски, решила погостить в Бостоне. 9 сентября, проведя, как всегда, лето в своем доме в Экс-ан-Провансе, она возвратилась в Париж. Сюзанна предложила собеседнику, раз он друг Дэвида, нанести ей визит. Реб Климрод принял приглашение. Он оглянулся, и глаза его задержались на маленькой картине, которая висела между двумя книжными шкафами из резного красного дерева, над диванчиком в стиле Директории. Холст был исполнен маслом и темперой, вероятно, во второй половине двадцатых годов; на нем были нарисованы различные предметы, в их запутанном сочетании узнавались лишь две рыбы из сиенской глины на голубом блюде.

- Пауль Клее, - сказал он. - У нас был почти такой же.

- У нас?

- У моего отца и меня. Мы жили в Вене. Он улыбнулся, и вся его физиономия от улыбки прямо на глазах преобразилась. И до этого мгновенья черты его лица нельзя было назвать невыразительными у него был вид человека, погруженного в какое-то внутреннее созерцание; впечатление это еще больше усиливали - и как усиливали! - светлые, огромные и бездонныеглаза. Но он улыбнулся, и все стало иным. Он сказал:

Дата добавления: 2015-10-21