Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Выехал из Мюнхена 1 мая в 8 часов 35 минут вечера и прибыл в Вену рано утром на следующий день; должен был приехать в 6 часов 46 минут, но поезд опоздал на час. Будапешт, кажется, удивительно 10 страница



 

 

Письмо Мины Харкер Люси Вестенр

 

(Не распечатанное ею)

18 сентября.

 

Моя дорогая Люси!

Какой удар для нас! М-р Хаукинс внезапно умер! Многие подумают, что это вовсе не так печально для нас, но мы оба так полюбили его, что нам положительно кажется, что мы потеряли отца. Джонатан сильно сокрушается: он опечален, глубоко опечален, не только тем, что утратил этого доброго старика, так хорошо всю жизнь относившегося к нему, заботившегося о нем, как о родном сыне, и в конце концов оставившего ему такое состояние, которое нам, скромным людям, обыкновенно кажется несбыточной мечтой, но чувствует эту утрату еще в другом отношении. Он говорит, что ответственность, которая теперь целиком падает на него, заставляет его нервничать. Он начинает сомневаться в себе. я стараюсь его подбодрить, и моя вера поддерживает его веру в себя. А то сильное потрясение, которое он недавно перенес, отражается на нем теперь еще больше. Прости, дорогая, что беспокою тебя своими горестями в те дни, когда ты так счастлива, Ц но, дорогая Люси, мне приходится быть мужественной и веселой при Джонатане, а это стоит большого труда и не с кем отвести душу. Послезавтра придется быть в Лондоне, так как мистер Хаукинс перед смертью выразил желание быть похороненным около своего отца. Поскольку у него нет никаких родственников, то Джонатан должен принять на себе все хлопоты по погребению. я постараюсь забежать к тебе, дорогая, хоть на несколько минут. Прости, что потревожила тебя. Да благословит тебя Бог!

Любящая тебя,

 

Мина Харкер.

 

Дневник доктора Сьюарда

 

20 сентября.

я сменил Ван Хелзинка при Люси. Мы хотели, чтобы Артур тоже пошел отдохнуть, но он отказывался и только тогда согласился идти, когда я сказал ему, что он понадобится нам днем, и что будет плохо, если мы все одновременно устанем, так как от этого может пострадать Люси.

Артур ушел вместе с Ван Хелзинком, бросив пристальный взгляд на бледное лицо Люси, которое было белее полотна подушки, на которой покоилась ее голова. Люси лежала совершенно спокойно и мельком оглядела комнату, как бы желая убедиться, что все в ней так как должно быть. Профессор снова развесил повсюду цветы чеснока. Отверстие в разбитом окне было заткнуто чесноком, и вокруг шеи Люси над шелковым платочком, который Ван Хелзинк заставил ее повязать, был сплошной густой венок из этих же благоухающих цветов. Люси как-то тяжело дышала и выглядела гораздо хуже, так как полуоткрытый рот обнажал открытые десны. Зубы в сумерках казались еще длиннее, чем утром. Благодаря игре света казалось, будто у нее образовались длинные и острые клыки. я присел на кровать, и она шевельнулась, словно почувствовав себя неловко. В это время раздался глухой звук, точно кто-то постучал в окно чем-то мягким. я осторожно подошел и выглянул за отогнутый край шторы. Светила полная луна, и я увидел, что этот шум производила большая летучая мыть, которая кружилась у самого окна Ц очевидно, притянутая светом, хотя и тусклым, Ц постоянно ударяясь крыльями об окно. Когда я вернулся на свое место, то заметил, что Люси слегка пододвинулась и сорвала со своей шеи венок из чеснока. я положил его обратно и продолжал сторожить.



Затем она проснулась, и я дал ей поесть, как предписал Ван Хелзинк. Она поела очень мало и нехотя. В ней не было больше заметно той бессознательной борьбы за жизнь, которая до сих пор служила доказательством крепости ее организма. Меня поразило, что как только Люси пришла в себя, она тотчас же лихорадочным движением прижала к груди цветы. Необычайно страшно было то, что стоило ей впасть в свой странный, как бы летаргический сон с тревожным дыханием, она сбрасывала с себя цветы; а проснувшись, снова прижимала их к себе. я не мог допустить случайности этого явления, так как в продолжение долгих ночных часов, которые я провел, оберегая ее сон, она постоянно то засыпала, то просыпалась и всякий раз повторяла те же движения.

В шесть часов Ван Хелзинк сменил меня. Когда он увидел лицо Люси, он испуганно вздрогнул и сказал резким шепотом: «Откройте шторы, мне нужен свет!» Затем он наклонился и, почти касаясь Люси, осмотрел ее. Сдвинув цветы и сняв шелковый платок с шеи, он посмотрел и отшатнулся. я тоже наклонился и взглянул на шею; то, что я увидел, поразило и меня: раны на шее совершенно затянулись.

Целых пять минут Ван Хелзинк молча стоял и сурово глядел на нее, затем обернулся ко мне и спокойно сказал:

Ц Она умирает. Теперь это протянется недолго. Заметьте, будет иметь громадное значение, умрет ли она в сознании или во сне. Разбудите нашего несчастного друга, пусть он придет и посмотрит на нее в последний раз; он доверял нам.

я пошел в столовую и разбудил Артура. В первую минуту он был как в дурмане, но когда увидел луч солнца, пробравшийся сквозь щель в ставне, то перепугался, что опоздал. я уверил, что Люси все время спала, но намекнул как мог осторожно, что мы с Ван Хелзинком боимся, как бы это не было ее последним сном. Он закрыл лицо руками, опустился на колени у кушетки и оставался в таком положении несколько минут, молясь.

Когда мы вошли в комнату Люси, я заметил, что Ван Хелзинк со свойственной ему предусмотрительностью решил идти напрямик и постарался обставить и устроить все как можно лучше. Он даже причесал Люси, так что волосы ее светлыми прядями лежали на подушке. Когда она увидела Артура, то тихо прошептала:

Ц Артур! О, моя любовь, я так рада, что ты пришел.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но Ван Хелзинк быстро отдернул его назад.

Ц Нет, Ц прошептал он ему на ухо, Ц не теперь! Возьмите ее за руку, это успокоит ее больше.

Артур взял Люси за руку и встал перед ней на колени, а она ласково посмотрела на него своими добрыми, чудными, ангельскими глазами. Затем она медленно закрыла глаза и задремала. Грудь ее тяжело поднималась, и она дышала, как уставшее дитя.

Тут с нею снова произошла та же перемена, которую я не раз наблюдал ночью. Ее дыхание стало тяжелее, губа вздернулась и открыла бледные десны, благодаря чему ее зубы казались длиннее и острее, чем раньше; она в полусне бессознательно открыла глаза, ставшие вдруг мутными и суровыми, и сказала таким странным и сладострастным тоном, какого никто из нас никогда от нее не слышал:

Ц Артур, любовь моя, я так рада, что ты пришел! Поцелуй меня!

Артур быстро наклонился, но тут Ван Хелзинк, пораженный, как и я, ее тоном, бросился к нему, схватил обеими руками за шиворот и со страшной, невероятной силой отшвырнул прочь.

Ц Ради вашей жизни, Ц сказал он, Ц ради спасения вашей собственной и ее души! Не прикасайтесь к ней!

Артур сначала не знал, что ему делать и что сказать, но раньше, чем приступ злобы успел овладеть им, он сообразил, в каких условиях он находится, и молча остался стоять в углу.

Ван Хелзинк и я взглянули на Люси и увидели, как по ее лицу промелькнула тень бешеной ярости; острые зубы щелкнули с досады.

Вскоре после того она снова открыла глаза и, протянув свою бледную, худую ладонь, взяла Ван Хелзинка за его большую загорелую руку и, притянув к себе, поцеловала ее.

Ц Мой верный, дорогой друг, Ц произнесла она слабым голосом. Ц Мой и его верный друг. Берегите его и дайте мне надежду на покой!

Ц Клянусь вам, Ц ответил он торжественно, подняв руку, точно клялся в суде. Затем повернулся к Артуру и сказал:

Ц Подите сюда, дитя мое, возьмите ее за обе руки и поцелуйте в лоб, но только один раз.

И встретились их глаза, а не губы: так они и расстались.

Глаза Люси закрылись; Ван Хелзинк, стоящий около, взял Артура под руку и отвел в сторону.

Затем дыхание Люси стало снова тревожным и вдруг совсем прекратилось.

Ц Все кончено, Ц сказал Baн Хелзинк, Ц она умерла. я увел Артура в гостиную, где он стал так рыдать, что я не в силах был на него смотреть. я вернулся в комнату усопшей и застал Ван Хелзинка, глядящего на Люси необычайно суровым взглядом; с ней произошла какая-то перемена: смерть вернула ей часть былой красоты, черты лица смягчились; даже губы не были больше так бледны. Как будто вся кровь, в которой больше не нуждалось ее сердце, прилила к лицу и старалась по мере возможности смягчить неприглядную работу смерти.

я стоял около Ван Хелзинка и сказал ему:

Ц Ну вот, наконец-то бедняжка нашла покой! Все кончено!

Он повернулся ко мне и сказал торжественно:

Ц Нет, увы! Еще далеко не все! Ёто только начало! Когда я спросил, что он хочет этим сказать, он лишь покачал головой и ответил:

Ц Пока мы ничего не можем сделать. Подождем и посмотрим.

 

 

Глава тринадцатая

 

 

Похороны были назначены на следующий день, так чтобы Люси похоронили вместе с матерью.

я заметил, что Ван Хелзинк все время держался поблизости. Возможно, причиной тому был господствовавший в доме беспорядок. Никаких родственников не осталось, так что мы с Ван Хелзинком решили сами пересмотреть все бумаги, тем более что Артуру пришлось уехать на следующий день на похороны отца.

Ван Хелзинку захотелось непременно самому просмотреть бумаги Люси. я боялся, что он как иностранец не сумеет разобраться в том, что законно и что незаконно, и спросил его, почему он настаивает на этом. Он ответил:

Ц Ты забываешь, что я такой же юрист, как и доктор. Но в данном случае нельзя считаться только с тем, чего требует закон. Тут, вероятно, найдутся и другие бумаги, в которые никто не должен быть посвящен.

При этом он вынул из своего бумажника записки, которые были на груди у Люси и которые она разорвала во сне.

Ц Если ты найдешь в бумагах что-нибудь о стряпчем миссис Вестенр, Ц продолжал он, Ц то запечатай все бумаги и сегодня же напиши ему. я же останусь всю ночь сторожить здесь, в комнате Люси, так как хочу посмотреть, что будет. Нехорошо, если кто-нибудь чужой узнает ее мысли.

я продолжал свою работу и вскоре нашел имя и адрес стряпчего миссис Вестенр и написал ему. Все бумаги оказались в порядке, там даже точно было указано, где хоронить усопших. Только я запечатал письмо, как, к моему великому удивлению, вошел Ван Хелзинк, говоря:

Ц Не могу ли я тебе помочь, Джон? я свободен и весь к твоим услугам.

Ц Ну как, нашел, что искал? Ц спросил я. Он ответил:

Ц я не искал ничего определенного. я нашел то, что надеялся Ц несколько писем, заметок и вновь начатый дневник. Вот они, но мы о них никому не скажем. Завтра я увижу нашего бедного друга, и с его согласия воспользуемся некоторыми из найденных мною данных.

Раньше чем отправиться спать, мы еще раз пошли посмотреть на Люси. Агент, право, все хорошо устроил, он превратил комнату в маленькую оранжерею. Все утопало в роскошных белых цветах, и смерть уже не производила отталкивающего впечатления. Лицо усопшей было покрыто концом покрывала. Профессор подошел и приподнял его; мы поразились той красотой, которая представилась нашим взорам. Хотя восковые свечи довольно плохо освещали комнату, все-таки было довольно светло, чтобы разглядеть, что вся прежняя прелесть вернулась к Люси и что смерть, вместо того, чтобы разрушить, восстановила всю красоту жизни до такой степени, что мне стало казаться, что Люси не умерла, а только уснула.

У профессора был очень суровый вид. Он не любил ее так как я; вполне естественно, что плакать ему было нечего. Он сказал:

Ц Останься здесь, до моего возвращения, Ц и вышел.

Вскоре он вернулся с массой цветов белого чеснока; вынул их из ящика, стоящего до сих пор нераскрытым, и рассыпал среди других цветов по всей комнате и у кровати. Затем снял с шеи маленький золотой крест, положил его на губы Люси, прикрыл ее снова покрывалом Ц и мы ушли.

я как раз раздевался в своей комнате, когда Ван Хелзинк, предварительно постучав, вошел и сказал:

Ц Прошу тебя завтра еще до вечера принести мне пару ножей для вскрытия.

Ц Разве нужно будет производить вскрытие? Ц спросил я.

Ц И да, и нет. я хочу сделать операцию, но не такую, как ты думаешь. я сейчас расскажу тебе, в чем дело, но смотри Ц другим ни слова! я хочу отрезать ей голову и вынуть сердце. Ай-ай-ай! Ты доктор Ц и так ошеломлен! я видел, как ты без колебаний решался на операции, от которых отказывались другие хирурги. Да, конечно, милый друг, я должен был помнить, что ты её любил; я и не забыл этого: я решил сам делать операцию, тебе же придется лишь помогать мне. Мне хотелось бы сделать это сегодня, но ради Артура придется подождать; он освободится лишь завтра после похорон отца, и ему, наверное, захочется еще раз на нее посмотретьЗатем после того, как ее положат в гроб, мы придем сюда, когда все будут спать, отвинтим крышку гроба и сделаем операцию, а потом положим все на место, чтобы никто, кроме нас, ничего не знал.

Ц Но к чему это вообще-то делать? Ц спросил я. Ц Девушка умерла. К чему напрасно терзать ее бедное тело? И если мы этим не вернем ей жизни, если это не принесет никакой пользы ни ей, ни нам, ни науке, ни человечеству, то к чему же делать это? И без того все так ужасно!

В ответ на мои слова он положил мне на плечи руки и ласково сказал:

Ц Жаль, Джон, твое сердце, обливающееся кровью, и я еще больше люблю тебя за это. Если бы я мог, то взял бы на себя всю тяжесть с твоей души. Но есть вещи, которых ты не знаешь, но которые узнаешь несомненно; радуйся, что пока знаю их только я, так как они не очень приятны. Джон, дитя мое, ты мне друг уже много лет; подумай, вспомни и скажи, делал ли я что-нибудь без оснований? Возможно, я ошибаюсь, я ведь только человек, но я верю в то, что делаю. Не потому ли ты прислал за мною, когда случилось это великое горе? Ведь поэтому, не правда ли? Разве тебя не удивило, не возмутило то, что я не позволил Артуру поцеловать свою возлюбленную, отшвырнув его, несмотря на то, что она умирала? Конечно, да! А между тем, ты ведь видел, как она меня потом благодарила своим ласковым взором, своим слабым голосом, как она поцеловала мою старую, грубую руку и как меня благословляла? Да? Разве ты не слышал, как я поклялся ей исполнить ее просьбу, так что она спокойно закрыла свои глаза? Да? Так вот, у меня достаточно причин для всего, что я делаю. Ты в течение многих лет верил мне; верил тогда, когда несколько недель назад произошли странные вещи, которых ты никак не мог понять. Доверься мне еще ненадолго, Джон. Если ты не доверяешь, то придется сказать тебе то, что я думаю, а это может плохо кончиться. А если придется работать без доверия моего друга, то я буду чувствовать себя одиноким; между тем, помощь и поддержка могут мне понадобиться!

я взял его за руку и обещал помочьЕ

я, должно быть, долго и крепко спал, потому что было уже поздно, когда Ван Хелзинк разбудил меня своим приходом. Он подошел к моей кровати и сказал:

Ц Можешь не беспокоиться о ножах Ц мы не будем делать этого.

Ц Почему?

Ц Потому что, Ц ответил он, Ц слишком поздно или слишком рано. Взгляни! Ц показал он мне свой золотой крестик, Ц это было украдено ночью!

Ц Как украдено? Ц спросил я удивленно, Ц раз он теперь у тебя?

Ц А так! я отобрал крест у недостойной служанки, обкрадывавшей и мертвых и живых. Она, конечно, будет примерно наказана, но не мною, так как она не ведала, что творила и, ничего не зная, совершила лишь кражу. Теперь нам придется подождать.

И он ушел, задав мне новую загадку и снова перепутав все мои мысли.

День прошел тоскливо; вечером пришел стряпчий, м-р Маркан. Ёто был талантливый и самоуверенный господин; он взял на себя все наши мелочные заботы.

Во время завтрака он рассказал нам, что миссис Вестенр уже с некоторых пор ожидала смерти из-за болезни сердца и что поэтому она привела все свои дела в полный порядок; далее он сообщил, что все состояние, за исключением имущества отца Люси, которое теперь за отсутствием прямых наследников перейдет к побочной фамильной линии, как движимое, так и недвижимое, завещано Артуру Холмвуду.

Артура ожидали к 5 часам, так что мы свободно могли успеть сходить в покойницкую. В данном случае комната вполне оправдывала свое назначение, так как там теперь лежали и мать и дочь.

Бедный Артур. Он был невероятно грустен, даже его удивительное мужество, казалось, исчезло после таких тяжких переживаний. Он, я знаю, был искренне предан своему отцу, и утратить отца, да еще в такое время, было для него тяжелым ударом. Со мной он был, как всегда, очень сердечен, а с Ван Хелзинком изысканно любезен; мне было тяжело видеть, как он страдает. Профессор также заметил это и сделал мне знак, чтобы я повел его наверх. я так и сделал и оставил Артура у дверей комнаты, так как чувствовал, что ему хотелось побыть с ней наедине, но он взял меня под руку, повел в комнату и сипло проговорил:

Ц Ты также любил ее, старый друг, она мне все рассказала, и у нее не было лучшего друга, чем ты. я не знаю, как мне благодарить тебя за все то, что ты сделал для нее, даже не могу и думатьЕ

Тут силы ему изменили, он обнял меня, опустил голову на плечо и заплакал:

Ц О Джон! Джон! Что мне делать? Мне кажется, что весь смысл жизни вдруг пропал и незачем больше жить!

я утешал его, сколько мог. В таких случаях мужчины мало нуждаются в словах. Пожатие руки, объятие, совместные тихие слезы Ц вот выражения чувств, дорогие мужчине. я тихо стоял и ждал, пока он овладеет собою и подавит свои рыдания, затем ласково сказал ему:

Ц Пойдем, посмотрим на нее.

Мы вместе подошли к кровати, и я поднял покрывало с ее лица. Господи! Как она была хороша! С каждым часом, казалось, ее красота расцветала. Ёто как-то пугало и поражало меня. Что же касается Артура, то он дрожал как в лихорадке, и сомнение вкралось в его душу. Наконец, после долгого молчания, он произнес тихим шепотом:

Ц Джон, она действительно умерла?

я с грустью сказал ему, что это действительно так, и продолжал убеждать его, поскольку было необходимо рассеять это ужасное сомнение. Затем я сказал, что надо проститься с нею, так как следует начинать приготовления к похоронам. Он снова вернулся к ней, взял мертвую руку и поцеловал, затем наклонился и поцеловал ее в лоб. Уходя, он окинул Люси таким же долгим, проницательным взглядом, как он это сделал, когда вошел.

я остановил его в гостиной и сказал Ван Хелзинку, что Артур уже простился с нею; Ван Хелзинк пошел на кухню сказать агенту, чтобы он поспешил с приготовлениями. Когда Артур вышел из комнаты, я передал Ван Хелзинку, о чем меня спрашивал Артур, и он ответил:

Ц Ёто меня ничуть не удивляет Ц я только что сам в этом усомнился.

Мы обедали все вместе, и я заметил, что бедный Артур страшно волновался. Ван Хелзинк все время молчал; он заговорил только тогда, когда мы закурили сигары.

Ц Лорд, Ц начал он, но Артур перебил его:

Ц Нет, нет, только не так, ради Бога! Во всяком случае Ц не теперь. Простите меня, сэр; я не хотел вас обидеть, но я не могу слышать этот титул, моя рана еще слишком свежа!

Профессор очень ласково ответил:

Ц я назвал вас так только потому, что я колебался, как мне обратиться к вам. я не могу называть вас мистер, я полюбил вас, да, мой дорогой мальчик, я полюбил вас как Артура.

Артур протянул руку и горячо пожал ладонь старика.

Ц Называйте меня, как хотите, Ц сказал он. Ц я надеюсь, что всегда с гордостью буду носить звание вашего друга; позвольте сказать вам, что я не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность за все, что вы сделали для моей бедной, дорогой Люси. Если я был резок или проявил недовольство Ц помните, тогда, когда вы так странно поступили, Ц прошу меня простить.

Профессор ласково ответил ему:

Ц я знаю, как трудно было вам тогда вполне довериться мне, так как чтобы поверить в необходимость такого поведения, нужно понимать; По-моему, вы даже и теперь не вполне верите мне, да и не можете, так как вам не дано еще понять, в чем дело. Но настанет время, когда вы доверитесь вполне, и когда вам все станет ясно, вы будете благодарить меня за себя, за других и за нее, за ту, которую я поклялся защищать.

Ц Да, конечно, сэр, Ц горячо заговорил Артур, Ц я во всем доверюсь вам. я знаю и верю, что у вас благородная душа, вы ведь друг Джона и были ее другом. Делайте все что хотите!

Ц Мне хотелось бы задать вам кое-какие вопросы.

Ц Пожалуйста.

Ц Вам известно, что миссис Вестенр оставила вам все свое состояние?

Ц Нет! я никогда об этом не думал.

Ц Так как теперь все принадлежит вам, то вы имеете право располагать всем по своему усмотрению. Мне хочется, чтобы вы разрешили мне прочесть все бумаги и письма Люси. Поверьте, это не праздное любопытство. Будьте уверены, у меня имеются для этого очень важные основания. Вот все бумаги. я взял их раньше, чем мне стало известно, что все это ваше, для того чтобы до них не дотрагивались чужие руки, чтобы чужие взоры не проникли в ее душу. я приберегу их, если вы ничего не имеете против; я даже вам не хотел бы их показывать; я буду их хорошенько беречь. Ни одно слово не пропадет, а когда настанет время, я верну их вам. я прошу у вас почти невозможного, но вы это сделаете? Ведь правда? Ради Люси?

Ц Делайте все, что хотите, доктор. я чувствую, что говоря таким образом, я исполняю желание Люси. я не стану тревожить вас вопросами, пока не настанет время.

Ц И вы правы, Ц ответил профессор. Ц Нам всем предстоит пережить еще немало горя. Не следует падать духом, не надо быть эгоистичным, нас зовет долг, и все кончится благополучно!

Ёту ночь я спал на диване в комнате Артура. Ван Хелзинк совсем не ложился. Он ходил взад и вперед, точно карауля дом, и все время следил за комнатой, где лежала в гробу Люси, осыпанная белыми цветами чеснока, запах которых смешивался в ночном воздухе с ароматом роз и лилий.

 

 

Дневник Мины Харкер

 

22 сентября.

В поезде по дороге в Ёксетер.

Джонатан спит.

Похороны были очень простые, но торжественные. За гробом шли мы, прислуга, пара друзей из Ёксетера, лондонский агент и один господин, заместитель сэра Джона Пакстона, президента Общества законов. Джонатан и я стояли рука об руку и чувствовали, что потеряли дорогого и близкого человека. Мы медленно вернулись в город, доехав автобусом до Гайд-парка. Затем пошли по Пикадилли пешком. Джонатан держал меня под руку, как в былые времена. я засмотрелась на очень красивую барышню в большой круглой шляпе, сидевшую в коляске, как вдруг Джонатан схватил меня за руку так сильно, что мне стало больно, и вскрикнул: «Господи!» я нахожусь в постоянном страхе за Джонатана, поскольку все время боюсь, чтобы у него опять не повторился нервный припадок, так что я моментально повернулась к нему и спросила, что случилось.

Он был очень бледен, глаза выпучены, и он с ужасом смотрел на какого-то высокого, тонкого господина с крючковатым носом, черными усиками и остроконечной бородкой, также глядевшего на ту хорошенькую барышню, что и я. Он смотрел на нее так пристально, что совсем нас не замечал, и мне удалось хорошо рассмотреть незнакомца. Выражение его лица нельзя было назвать добрым, оно было сурово, жестко и чувственно, а крупные белые зубы, казавшиеся еще белее от ярко-пунцового цвета губ, походили больше на клыки животного, чем на зубы человека. Джонатан не спускал с него глаз, так что я испугалась, как бы незнакомец этого не заметил. я боялась, что это его рассердит, так как вид у него был гадкий и злой. я спросила Джонатана, почему он так взволнован. Джонатан, кажется, думал, что мне известно столько же, сколько и ему, и ответил:

Ц Ты знаешь, кто это?

Ц Нет, дорогой, Ц ответила я, Ц не знаю; кто это?

Ответ меня поразил, так как он, казалось, совершенно забыл, что разговаривает со мною, с Миной.

Ц Ёто он и есть!

Бедняжка Джонатана, как видно, что-то очень взволновало, я убеждена, не поддержи я его, он наверное упал бы. Он продолжал смотреть на незнакомца, не спуская глаз; из магазина вышел какой-то господин с пакетом, передал его леди в коляске, и они оба тотчас уехали. Мрачный незнакомец не сводил с нее глаз; когда она уехала, он долго глядел ей вслед, затем нанял экипаж поехал за ними. Джонатан все время не сводил глаз и, наконец, сказал как бы про себя:

Ц Мне кажется, что это граф, но он как будто помолодел. Господи, если это правда! О, Боже, Боже мой! Если бы я только знал! Если бы я только знал!

Он был так встревожен, что я боялась расспрашивать, стараясь не напоминать ему об этом. я потянула его слегка за рукав, и он пошел со мной дальше. Мы немного прошлись, затем зашли в Гринпарк и посидели там. Был жаркий осенний день, так что приятно было отдохнуть в тени. Джонатан долго глядел в пространство, затем глаза его закрылись и, опустив голову мне на плечо, он заснул. я не тревожила его, так как сон для него лучшее лекарство. Минут двадцать спустя он проснулся и ласково сказал:

Ц Что это, Мина, неужели я спал? О, прости мне такую невежливость. Зайдем куда-нибудь выпить стакан чаю.

Он, как видно, совершенно забыл о том мрачном господине, так же как и во время своей болезни он ничего не помнил о том, что было раньше. Мне не нравится эта забывчивость. я не стану его расспрашивать, так как боюсь, что это принесет ему больше вреда, чем пользы, но все-таки нужно узнать, что с ним приключилось в путешествии. Боюсь, настало время распечатать тот пакет и посмотреть, что там написано. О, Джонатан, ты простишь меня, если я так поступлю, я делаю это только для твоей пользы!

Позже.

Во всех отношениях печально возвращаться домой Ц дом опустел, нет там больше нашего друга; Джонатан все еще бледен и слаб после припадка, хотя он и был в очень легкой формеЕ А тут еще телеграмма от Ван Хелзинка; что бы это могло быть?

 

«Вам, наверное, грустно будет услышать, что миссис Вестенр умерла пять дней тому назад и что Люси умерла третьего дня. Сегодня хороним их обеих».

 

Какая масса горя в нескольких словах; бедная миссис Вестенр! Бедная Люси! Их больше нет, и никогда больше они не вернутся! Бедный, бедный Артур Ц утратил самое дорогое в жизни! Да поможет нам Господь пережить все эти горести!

 

 

Дневник Доктора Сьюарда

 

22 сентября.

Все кончено. Артур уехал в Ринг и взял с собою Квинси Морриса. Ван Хелзинк отдыхает, так как ему предстоит длинная дорога. Сегодня вечером он едет в Амстердам; говорит, что завтра вечером снова вернется, так как ему хочется еще кое-что сделать, т. е. что только он один и может сделать. Он остановился у меня, ибо по его словам, у него дела в Лондоне, на которые придется потратить порядочно времени. Бедный старик! Боюсь, что работа за последнее время и его выбила из сил. Во время похорон было видно, как он себя сдерживает. Теперь мы все разошлись в разные стороны, и надолго. Люси лежит в своем фамильном склепе, в роскошном доме смерти, вдали от шумного Лондона, на уединенном кладбище, где воздух свеж, где солнце светит на Хэмстэт Хилл и где на воле растут дикие цветы.

Итак, я могу покончить со своим дневником, и один Бог знает, начну ли я его снова. Если мне придется это сделать или если я когда-нибудь открою его, то только для того, чтобы поделиться им с другими, ибо роман мой кончился, я снова возвращаюсь к своей работе и с грустью, потеряв всякую надежду, скажу: «Finis».

 

 

Тайны Хэмпстэда

 

«Вестминстерская газета» от 25 сентября

 

В окрестностях Хэмпстэда теперь происходит целый ряд событий, сходных с теми, которые известны авторам «Ужасов Кенсингтона», или «Женщина-убийца», или «Женщина в черном». За последние дни маленькие дети стали исчезать из дома или же не возвращаться домой с игр на Гите. Дети были настолько малы, что не могли дать себе отчета в том, что с ними приключалось: ответ их был один и тот же, что они были с «Blooferlady» [2]. Они исчезали обыкновенно по вечерам, и двое из них нашлись на следующее утро. В окрестностях предполагают, что дети подхватили фразу первого исчезнувшего ребенка, что «bloofer-lady» звала его гулять, и воспользовались этим, как примером. Ёто становится более понятным, если учесть, что любимая игра детей заключается в том, что они хитростью заманивают друг друга. Один корреспондент пишет, что страшно смешно видеть этих малышей, изображающих «bloofer-lady». Наши карикатуристы, говорит он, могли бы тут поучиться и сравнить действительность с фантазией. Наш корреспондент наивно говорит, что даже Ёллен Тэри [3] не так очаровательна, как эти малыши, изображающие «bloofer-lady».

Все-таки вопрос этот, возможно, и серьезен, так как у некоторых малышей оказались ранки на шее. Ранки такие, какие бывают после укуса крысы или маленькой собаки: опасного в них ничего нет, но видно, что у этого животного своя определенная система. Полиции ведено отыскивать заблудившихся детей и собак в Хэмпстэд Гите и окрестностях.

 

Необыкновенное приключение Хэмпстэдский ужас

 

«Вестминстерская газета» от 25 сентября

 

Нам только что сообщили, что пропал еще один ребенок. Его нашли утром в кустах вереска у Шутер Хилла Хэмпстэд Гита, в самой глухой части местности. У него такие же ранки на шее, какие раньше замечались у других детей. Ребенок был слаб и изнурен. Когда он немного оправился, то начал рассказывать ту же самую историю о том, как «bloofer-lady» заманила его к себе.

 

Глава четырнадцатая

 

 

Дневник Мины Харкер

 

23 сентября.

Джонатан провел очень плохую ночь. Теперь ему лучше. я положительно счастлива, что он занят по горло, и у него нет времени думать о своем кошмаре. я убеждена, он останется верен себе, и очень горжусь тем, что мой Джонатан на высоте в этой ответственной роли. Ему приходится уходить на целые дни и даже завтракать вне дома. С хозяйством на сегодня я уже справилась, поэтому думаю взять его дневник, который он вел за границей, запереться на ключ в своей комнате и начать читатьЕ


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.031 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>