Глава 1. Перед главной книгой о войне. 7-23. 1 страница

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ ……………………………………………………………………………2-6.

Глава 1. ПЕРЕД ГЛАВНОЙ КНИГОЙ О ВОЙНЕ………………………………….7-23.

Глава 2. ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНА В.П.АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ»…………………………………………………………………………........24-36.

Глава 3. СУДЬБА ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ РОМАНА…………………………………...37-50.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………………51-56.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК………………………………………………57-61.

ВВЕДЕНИЕ

Мне дорог мой народ, мое Отечество.

Все, что у него болит, болит и у меня.

Но у меня болит еще, помимо всего прочего, когда врут.

Когда врут бесконечно, - это уже привычный климат лжи.

Я думаю, что общество, которое столько пролило крови,

столько страдало, достойно уважения правдой,

оно должно жить ощущением правды.

В.Астафьев

Творчество Астафьева - целостное явление, в основе которого лежит мировоззренческая эволюция писателя. Следование путем Правды в непростые годы идеологических догм, путь по затесям, сделанный народным сознанием на основе его традиций, веры, нравственности, ошибок и надежд. Есть и жесткая «зашлакованность» комплексами сиротства и безотцовщины. Наконец - война! Война - главное событие в жизни Астафьева, определившее характер самой жизни писателя, главные темы и мотивы в его творчестве. Война стала испытанием проверенных жизненными невзгодами на величие подвига и низость солдат. Война - это концентрированный опыт, это возможность познавать человека в течение трех дней как за три года в мирное время. «Я считаю, что во время войны просто есть больше возможности, больше пространства для раскрытия человека – ярче он раскрывается. Тут уж не соврешь, люди на войне всегда на грани, за секунду или полшага от смерти. Люди чисты, и поэтому про них всегда интересно писать»[1]. Опыта войны Астафьеву хватило на всю творческую биографию.

Проза В.П.Астафьева, одного из крупнейших русских писателей второй половины XX века, является важным объектом исследования для современного литературоведения. Сегодня особый интерес представляют как анализ творческой эволюции писателя, так и осмысление литературно-художественного и философского контекста, в котором создавались астафьевские произведения.

Творчество писателя уже не раз было предметом монографического изучения. В работах А.Н.Макарова, Н.Н.Яновского, В.Я.Курбатова, Т.М.Вахитовой, А.П.Ланщикова, А.Ю.Большаковой, С.В.Переваловой, в диссертациях, научных статьях, докладах исследовались характерные для писателя темы, отдельные жанры, поэтические особенности произведений, философское наполнение его творчества. В мере, необходимой для решения поставленных исследователями задач, в этих работах рассматривались вопросы художественного своеобразия, влияния традиций, взаимодействия творчества В.Астафьева с современной литературой. Однако анализа произведений о войне в объёме, позволяющем определить место писателя в литературном процессе второй половины XX века, в этих работах произведено не было.

В свете сказанного тема нашего исследования «От военного романа «Прокляты и убиты» к военным повестям 1990-х годов В.П.Астафьева (эволюция жанра и проблематики)» звучит актуально. Назрела потребность современного прочтения наследия В.Астафьева, а именно произведений о Великой Отечественной войне, с учётом общественно-политических и историко-литературных реалий его эпохи в широкой социально-исторической перспективе, в аспекте современного «итогового» взгляда на вершинные достижения отечественной прозы XX века. Актуальность темы исследования не может быть оспорена, так как творчество Астафьева изучается, проводятся многочисленные «астафьевские чтения» и конференции. Актуальность дипломной работы обусловлена рядом обстоятельств, важнейшим здесь является то, что вокруг произведений Астафьева велись жесточайшие споры. Последние романы Астафьева «Печальный детектив» и «Прокляты и убиты» были созданы в новых условиях развития русской литературы, в напряженный период перестроечно-реформаторской деятельности, в период ломки приоритетов и ценностей. Эти изменения отразились на всей астафьевской прозе.

Объект исследования – художественные тексты произведений В.Астафьева. Предмет – эволюция жанра и проблематики в произведениях о войне В.П. Астафьева.

Цель исследования – изучить и описать эволюцию жанра и проблематики в произведениях В.Астафьева о Великой Отечественной войне, а также в итоговом романе «Прокляты и убиты». Данная цель исследования реализуется в следующих конкретных задачах: 1. Изучить круг произведений В.Астафьева, посвященных ВОВ, выявить особенности эволюции жанра и определить степень биографичности данных произведений. 2. Определить место и значение романа «Прокляты и убиты» в литературном процессе конца ХХ века. 3. Выявить с позиций конкретно-исторического подхода общественно-политические, нравственно-психологические, этико-философские особенности указанного произведения. 4. Рассмотреть конкретные вопросы поэтики романа «Прокляты и убиты» (особенности жанра специфику романа, концептуальную картину мира и ее воплощение в романе). 5. Провести анализ цикла, состоящего из трех повестей: «Так хочется жить», «Обертон», «Веселый солдат».

Материалом для исследования послужили художественные произведения В.Астафьева о войне, прежде всего роман «Прокляты и убиты». Решение задач исследования потребовало работы с литературными журналами: «Урал», «Новый мир», «Литературное обозрение» и др., а также критической, литературоведческой и лингвистической литературы. Методологической и теоретической основой исследования являются научные труды М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачёва, Г.Н. Поспелова, а также работы отечественных литературоведов и лингвистов, обращавшихся к творчеству В.Астафьева.

Дипломная работа является историко-литературной работой. При анализе используются историко-функциональный, текстологический, системно-типологический, сопоставительный, биографический методы исследования.

Научная новизна. В литературной критике анализ военных повестей и романа, чаще всего имел религиозный характер, литературоведы рассматривают произведения автономно. Новизна работы в том, что в ней рассматривается эволюция жанра и проблематики в творчестве Астафьева о войне. Мы рассматриваем военный роман Астафьева в нескольких аспектах и с разных точек зрения. Научная новизна работы состоит еще и в попытке современного концептуального прочтения военного романа В.Астафьева на историко-литературном фоне эпохи, с учётом идеологических и политических реалий времени, и оценке его значения для развития отечественной литературы.

Сложность темы исследования подтверждается неоднозначными позициями критики, исследующей творчество писателя и его последние романы «Печальный детектив» и «Прокляты и убиты». Здесь необходимо упомянуть позиции - Л. Аннинского, А. Ланщикова, П. Басинского, И. Борисовой, В. Бондаренко, А. Боброва, И. Дедкова, И. Штокмана, Ф. Кузнецова, В. Курбатова, Ю. Карабчиевского, А. Большаковой. Наиболее авторитетными для нас являются исследования Н.Л. Лейдермана.

К исследованию привлечены также мемуарные и эпистолярные источники, публицистика писателя, проза его современников и произведения русской классической литературы.

Идеологическая и стилевая близость В.Астафьева к «военной» и «деревенской» прозе не означала для него «растворения» в них. Наиболее значимые произведения В.Астафьева имеют оригинальное звучание потому, что они являются вполне осознанными «репликами» писателя в идеологическом и жанрово-стилевом диалоге литературы 1950 - 2000-х годов. Литературный контекст этого времени не только влиял на писателя, но и сам испытывал его воздействие.

Проза В.Астафьева конца 1980 - 1990-х годов обнаруживает в нем писателя христианской направленности. Воин-сибиряк, старообрядец Коля Рындин, автобиографический «весёлый солдат», с аввакумовской страстью защищающий свою веру, свою правду, закономерно завершают эволюцию астафьевского героя.
Обоснована периодизация творчества писателя (в заключении), ставшая логической и композиционной канвой данной работы. Отмечена сложная эволюция мировидения В.Астафьева, трансформация его религиозных взглядов, модификация постоянных тем и мотивов, определена типология героя.

Теоретическая значимость работы заключается в уточнении критериев творческой индивидуальности, взаимодействия и эволюции родственных и отдаленных художественных систем, в конкретизации понятий «литературный жанр», «контекст», «традиции», «художественный метод» и «стиль» писателя.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы и выводы могут стать основой для научных комментариев и использоваться в лекционных курсах, спецкурсах, на специальных семинарах и в процессе изучения литературы в школе. Работа представляет интерес для педагогов.

Данная дипломная работа прошла апробацию на специальном семинаре по защите выпускных квалификационных работ и на «астафьевских чтениях» в Перми в 2008 году.

Структура и объем работы. Дипломная работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 65 наименований. Общий объем исследования 60 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность, научная новизна, практическая значимость дипломной работы; определяются объект и предмет исследования, формулируется его цель и задачи, указываются методы исследования.

Первая глава « ПЕРЕД ГЛАВНОЙ КНИГОЙ О ВОЙНЕ ». В первой главе дипломной работы рассматриваются повести о войне 1960-1990х гг., написанные до романа «Прокляты и убиты».

Вторая глава «ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНА В.П.АСТАФЬЕВА «ПРОКЛЯТЫ И УБИТЫ». Во второй главе дипломной работы мы рассматриваем роман Астафьева «Прокляты и убиты», прослеживаем изменение в мировоззрении и творческих средствах автора, его новую точку зрения на войну. Рассматриваем на материале литературной критики и воспоминаний о писателе, творческую историю этого произведения, прослеживаем его связь с предшествующим творчеством Астафьева, выделяем позицию автора и формы ее воплощения. Особое внимание придается анализу противоречивых литературно-критических и читательских оценок, отношению к ним писателя. В главе исследуется жанрово-многосоставное произведение, разрушающее все каноны изображения народа на войне.

Глава третья «СУДЬБА ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ РОМАНА» посвящена последним произведениям писателя о войне. Рассматриваются произведения Астафьева 1990-2001 гг., написанные после романа «Прокляты и убиты», выясняются причины ухода писателя от романного жанра и судьба третьей части романа, которая распалась на отдельные повести.

В заключении обобщаются результаты исследования, формулируются выводы, обобщающие проведенный анализ. Намечаются перспективы дальнейшего исследования творчества писателя в избранном направлении.

ГЛАВА 1. ПЕРЕД ГЛАВНОЙ КНИГОЙ О ВОЙНЕ.

За многие годы литературной работы Астафьев очень осторожно подходил к военной теме: писал о госпиталях, тыле, вспоминал отдельные эпизоды солдатской жизни, рассказывал о нелегкой жизни фронтовиков после войны, но никогда в его произведениях не было «прямого» показа военных событий. О жизни на передовой солдаты лишь вспоминали в длинных очередях на перевязку, вспоминали скупо, с болью, слезой и горьким словом (рассказы «Ясным ли днем», «Сашка Лебедев», «Индия» и др.). Слишком велика была ответственность перед живыми и горька память перед мертвыми. «Тема войны для меня святая,- писал Астафьев,- отношусь к ней с повышенной строгостью, считаю, что касаться ее можно только с душевным трепетом, с поклоном до земли людям, которые прошли ее долгими дорогами, с неутихающей болью о тех, кто остался на этих дорогах вечно»[2].

«Налет сентиментальности» всегда ощущается в произведениях Астафьева, а его появление всегда связано с главным героем, ибо любимый герой писателя – человек нежной и чувствительной души, отзывчивого и ранимого сердца.

Начиная с «Перевала», а далее в «Стародубе», «Звездопаде», «Пастухе и пастушке» Астафьев пытается использовать личный опыт в большинстве своем в качестве исходного «материала», на основе которого выстраивается система художественной реальности.

Повесть «Звездопад» была написана во время учебы на Высших литературных курсах (и на лекциях, в частности) «без отрыва», за несколько дней. «Звездопад» (1960, вторая редакция – 1972).

В повести много автобиографического. Главный герой – Михаил тоже сибиряк, воспитывался в детском доме, учился на составителя поездов, как и сам автор. Произведение пронизано глубоким лиризмом. Тема любви звучит с первых строк. Автор далек от романтизма. Эта любовь не предстает как что-то уникальное земное. Астафьев описывает и разоренный город, народ, живущий в постоянной нужде. Мы видим этот разрушенный город и госпиталь глазами молодого человека, поэтому повесть кажется оптимистичной. Она напоминает исповедь.

««Звездопад» трудно предсказать», - говорит А. Макаров[3]. Нравственно-философское содержание повести широко.

Первые же фразы повествования в повести «Звездопад» определяют интонацию и содержание всего последующего разговора: «Я родился при свете лампы в деревенской бане. Об этом мне рассказывала бабушка. Любовь моя родилась при свете лампы в госпитале. Об этом я расскажу сам»[4]. Бесхитростная, казалось бы, история любви девятнадцатилетнего солдата к палатной сестрице одного из тыловых госпиталей. Ни батальных сражений, ни панорамных описаний, - практически ничего из обычного арсенала военной прозы того времени. Война в повести выступает как фон, необходимый для наибольшей достоверности воскрешения состояния героя, пришедшей к нему любви. В повести автор, как никогда до этого и после, отделен от воздействия времени, его проблем, мотивов. Здесь использован прием «свертывания» пространственно-временных обозначений: война - госпитальная палата – наркозное забытье. Мир героя замкнут и равновелик самому себе. При всей видимости трагизма положения, вызванного войной, в повести господствуют потоки радостной, жизнеутверждающей энергии. Связано это, прежде всего с «непреднамеренностью» как свойством текста, естественностью и органичностью изложения, а не оценивающего сознания, с отсутствием целеполагающего вектора. Если в более ранних работах ведущим мотивом является воспоминание, то в повестях и рассказах определяющим моментом становится потребность обсудить происходящее, поделиться «задушевной мыслью»[5].

В "Звездопаде" нет тех публицистических обвинений по адресу виновников войны, которые звучат в романе "Прокляты и убиты". Они, эти объяснения, как бы закладываются в судьбы разных героев. Читатель задумывается, долгая ли жизнь суждена неунывающему Рюрику Ветрову, у которого ран на теле столько же, сколько ему лет, – девятнадцать и который во сне продолжает командовать своей минометной батареей? Вернутся ли к нормальной жизни контуженые, которых в тыловом госпитале всех зовут одинаково – "Иванами". Ведь никто из них не помнит своего имени. "Ни одного ранения нет на теле контуженного, а он все равно что не человек. Человек, не чувствующий боли, вкуса пищи, забывший грамоту и даже мать родную – разве это человек? Все выбито, истреблено"[6].

Коротенькая история любви-расставания Мишки Ерофеева и студентки-медички Лиды также порождена войной. Какое будущее у молодого солдата, который воевал и еще не успел обзавестись ни образованием, ни профессией? Неизвестно, останется ли он в живых или вернется с ранением. Мишке приходится согласиться с трезвым житейским расчетом Лидиной матери, хотя разрыв мучителен для влюбленных. На всю жизнь остается лишь грустное воспоминание о первой любви: "…тому, кто любил и был любим, счастьем есть сама память о любви, тоска по ней и раздумья о том, что где-то есть человек, тоже о тебе думающий, и, может, в жизни этой суетной и трудной ему становится легче средь серых будней, когда он вспомнит молодость свою, – ведь в памяти друг дружки мы навсегда останемся молодыми и счастливыми. И никто никогда не повторит ни нашей молодости, ни нашего счастья, которое кто-то назвал "горьким". Нет-нет, счастье не бывает горьким – неправда это! Горьким бывает только несчастье"[7].

Ранний Астафьев не сразу решается на прямое изображение фронтовых событий. Словно опасается неосторожным словом оскорбить тех, рядом с кем воевал, и тех, кого "приходится хоронить вдоль долгих дорог войны".

В повести "Где-то гремит война" (1967) (включена как глава в книгу "Последний поклон") Астафьев рассказывает о сибиряках, выдержавших испытания "на излом", которые выпадают же в первую военную зиму. Добрался-таки семнадцатилетний парнишка со станции до родного села, преодолел восемнадцать километров по каленому сибирскому морозу и негреющих фэзэушных ботинках, чтобы поддержать упавшую духом тетку Августу, которая получила похоронную на своего мужа. Общая беда не разъединяет, но сближает людей, – скажет этой повестью Виктор Астафьев.

В повести "Где-то гремит война" есть второй кульминационный центр: "драма на охоте", которую переживает герой, когда с двоюродным братом Кешей охотится на диких коз, поедающих сено из зарода. По внутренней авторской логике убийство козла ассоциируется с войной, которая всегда несет с собой разрушение жизни. В колдовскую новогоднюю ночь в заснежено-сонном царстве лесов "никого мне убивать не хотелось". Да и вожак козьего стада оказался "на удивление красив". Но "я должен стрелять! Стрелять в этого мудрого козла с бородой чудаковатого волшебника Хоттабыча, в эту новогоднюю зимнюю ночь, в тишину, в белую сказку!"[8] Герой повести "Где-то гремит война" еще очень молод, но каким-то безошибочным чутьем постигает, что начавшаяся война будет долгая и трудная; понимает жестокую диалектику событий: война – занятие противоестественное, противопоказанное самой человеческой природе, однако неизбежное: идет война справедливая, народная, Отечественная.

Рассказ В. Астафьева «Ясным ли днём» написан в 1966-1967 годах. В редакции 1967 года писатель уточнил и конкретизировал сцену, как главный герой потерял ногу, но самым важным является то, что автор включает эпизод с казнью агента гестапо. Благодаря этой сцене появляется не просто новый вариант рассказа, а принципиально новое произведение с другой войной, другим характером персонажа. Это важное время в становлении Астафьева. С одной стороны, стилевая манера художника ещё только начинает складываться, оформляться, с другой – это «оттепельная» пора – период решительной переоценки ценностей, открывшейся свободы творческого дыхания.

Рассказ «Ясным ли днем» был опубликован в журнале «Новый мир» через полгода после выхода в журнале «Молодая гвардия» повести «Где-то гремит война». Если в «молодогвардейском» произведении война для героя только еще где-то гремела, то в «новомировском» - война для героя стала уже событием далекого прошлого. Астафьев вновь как бы «обошел» войну.

Вернулся домой Сергей Митрофанович, хотя война и «поменяла» ему ногу на бесчувственную «деревяшку». Ох, если только это! Когда его жена Паня приехала в госпиталь, у нее состоялся следующий разговор с врачом: «Будто, между прочим, врач поинтересовался насчет детей. И она смущенно сказала, что не успели насчет детей до войны. «Да чего горевать? Дело молодое…» - «Очень жаль», - сказал врач, спрятав глаза, и после этого разговор у них разладился»[9].

Сергей Митрофанович – человек не замкнутый и помнил войну, но у него не было никакой обиды, а было чувство ответственности за все, что происходит вокруг. Он как бы принял на себя ответственность и тех, кто остался там, на поле боя. Весь расчет его погиб во время танковой атаки, а он один уцелел, вернее, не уцелел, а остался жить. «Слушая Сергея Митрофановича, человек переставал быть одиноким, с души его струпьями сходила скверна и накипь житейских будней, потребность в братстве ощущал человек, чтобы его любили, и он бы любил кого-то»[10].

В данном случае два поколения «встретились» в песне. «Оттого, что у Сергея Митрофановича не было детей, он всех ребят чувствовал своими, и постоянная тревога за них не покидала его»[11]. Сергей Митрофанович пел, и он знал, что именно в песне он делится с людьми самыми заповедными своими богатствами. И молодость тут же перед ним распахнулась, раскрылась. Ребята не только лучше сейчас поняли самих себя, песня неожиданно раздвинула их представления о людях и о жизни. Важно, что нравственная истина пришла к молодому человеку как откровение, через песню.

В рассказе раскрывается характер не только одного конкретного человека – Сергея Митрофановича, в нем раскрывается характер народа. Все здесь верно сказано: и насчет пустых мест, пробойных людей, тугих на ухо, и насчет отношения к таланту.

Характер Сергея Митрофановича появился у Виктора Астафьева не вдруг, он связан с характерами многих его героев, но более непосредственно с теми из них, в судьбах которых минувшая война проложила главный след. Но если, например, в рассказе «Поросли окопы травой» автор в основном только намечает характер героя, делая основной упор на его судьбу, то в рассказе «Ясным ли днем» уже делается попытка раскрыть содержание самого характера.

Самый высокий прогресс есть усвоение нравственного закона времени, выработанного коллективной волей народа в часы наибольших для него испытаний. Пожалуй, в этом отношении образ Сергея Митрофановича самый значительный в творчестве Астафьева, и не потому, что герой приобщен в своей жизни к нравственному закону времени, а потому, что волею судеб он (в период войны) стал одним из его многочисленных творцов и собственною волею (после войны) отмежевал себе единственное право быть его верным, хотя и не единственным хранителем. Создавая произведение «Ясным ли днём» в особый исторический период, в жанр современного рассказа включает элементы пасторально-идиллического комплекса. Прежде всего, с содержательной точки зрения жанрообразующим признаком данного рассказа является топос пастушества в широком смысле слова как совершенного состояния человеческой души и окружающего мира.

Жертвенность и кротость не только Сергея Митрофановича, но и Пани, их всесильное чувство любви позволяют говорить не столько об идиллических тенденциях художественного мира, сколько о пасторальных мотивах текста. Думается, что, автор прибегает к подобного рода конструкции для того, чтобы показать, как война (античеловеческое событие) может бесцеремонно вторгнуться в мир гармонии и счастья, с лёгкостью оставить отметину на всю жизнь, и как всепобеждающее чувство любви способно сохранить человеческое в человеке.

Характер Сергея Митрофановича скорее выявлен лишь как характер-результат, хотя он и связан какими-то нитями с другими астафьевскими героями. Мы отчетливо видим причины возникновения этого характера, результат становления этого характера, но сам процесс его становления пока просматривается слабо. Вполне возможно, что для раскрытия столь непростого характера уже недостаточно тех идейно-нравственных конфликтов, к которым до сих пор обращался Виктор Астафьев, не исключено также, что здесь недостаточны и привычные жанры.

Появление повести В.Астафьева «Пастух и пастушка» (1971) было неожиданным для литературной критики. Уже сложившийся облик Астафьева – прекрасного рассказчика, мастера лирической светотени, работающего в жанре социально-бытового повествования – на глазах менялся. Эти перемены казались парадоксальными тем, кто видел в новой повести писателя лишь случайные экзотические черты, считая, что «прежний опыт В.Астафьева едва ли обещал «Пастуха и пастушку»[12].

Еще в 1954 году Астафьев задумал повесть "Пастух и пастушка. Современная пастораль" - "любимое свое детище". А осуществил свой замысел почти через 15 лет - в три дня, "совершенно обалделый и счастливый", написав "черновик в сто двадцать страниц" и затем шлифуя текст. Написанная в 1967 году, повесть трудно проходила в печати и впервые была опубликована в журнале "Наш современник" в 1971 году (№8). Писатель возвращался к тексту повести в 1971 и 1989 годах, восстановив снятое по соображениям цензуры. Астафьев дал ей неожиданное обозначение "современная пастораль" и признавался, что работал над ней мучительно трудно.

Наиболее противоречивые отклики критики были посвящены жанру и композиции «Пастуха и пастушки». Кольцевая (критика назвала ее «музыкальной») композиция повести казалась жесткой, излишне рационалистической. Выдержанные в стиле народных плачей и причитаний «увертюра» и «финал» произведения, по мнению некоторых исследователей, «не совсем сопрягаются с сюжетно-конфликтной основой повести»[13]. Другие писали о «литературности»[14] заключительной части; С.Залыгин воспринял кольцевое обрамление повести как нечто нарочитое и искусственное.

Не менее странным представлялся критикам жанр повести, обозначенный автором как «современная пастораль». Читатели повести улавливали в авторском определении, прежде всего, иронический оттенок. «Вещь эта военная, с печальным концом, и если уж она пасторальна, тогда чем же должна быть современная трагедия, безоговорочная и во всей ее полноте?»[15] - писал С.Залыгин. Почти через десять лет после выхода в свет повести стало уже традиционным утверждение, что подзаголовок «Современная пастораль» приобретает в произведении иронический характер»[16]. Тот же критик расшифровывает замысел Астафьева таким образом: «До чего же трагична «современная пастораль», пастораль двадцатого века, говорит нам писатель, и как же непрочно, мгновенно, каким предчувствием близкого конца овеяно счастье современных пастухов и пастушек»[17]. Некоторый оттенок иронии присутствует в авторском определении жанра повести, но он ни в коей мере не является доминирующим в произведении Астафьева.

"Пастух и пастушка" – одно из самых сложных, еще не разгаданных до конца произведений Астафьева. Неожиданны в повести две смерти. Первая – это смерть самого опытного и умелого во взводе старшины Мохнакова. Он добровольно идет под гусеницу немецкого танка с противотанковой миной. Вопреки традиции, то не подвиг во славу Родины, но осознанный уход из жизни – от безысходности, от понимания дальнейшей жизни с тяжелым грузом ожесточения, очерствения и ненависти – всего того, что неизбежно накапливается в душе человека, убивающего других людей. Подобные мотивы гибели не встречаются в литературе об Отечественной войне ни до, ни после "Пастуха и пастушки". Старшина Мохнаков может не нравиться читателю своим цинизмом, но рассказ о его смерти потрясает. Тем более, что момент гибели написан Астафьевым с той степенью зрелищности, какую только допускает искусство слова.

«…Водитель немецкого танка и старшина Мохнаков "смотрели друг на друга всего лишь мгновение, но по предсмертному ужасу, мелькнувшему в изуродованном глазу водителя, Мохнаков угадал – немец понял все, опытные тем и отличаются от неопытных, что лучше умеют угадать меру опасности, грозящей им. Танк дернулся, затормозил, визжа железом. Но его несло, неумолимо тащило вперед, и русский, загородив руками лицо, зажав глаза пальцами, что-то прошептав, упал под гусеницу. Его вмяло в прошлогоднюю запыленную стерню. От взрыва противотанковой мины старая боевая машина треснула по недавно сделанному шву… гусеницы забросило аж в траншею. А там, где ложился под танк старшина Мохнаков, осталась воронка с испепеленной по краям землею и черными стерженьками стерни. Тело старшины вместе с выгоревшим на войне сердцем разнесло по высотке, туманящейся с солнечного бока зеленью"[18].

Смерть вторая вызывает недоумение и неоднозначные толкования: отчего умирает лейтенант Борис Костяев, получивший сравнительно легкое ранение осколком мины в плечо? Не на поле боя, в санитарном поезде, везущем его в тыл. Отчего автор не дает ему послевоенной жизни, пусть не всегда легкой, но мирной? Ведь в отличие от старшины Мохнакова Борис Костяев не зачерствел душой, но сохранил в себе все человеческое: не утратил способности полюбить женщину, не растерял сострадания к раненым, своим ли, чужим, к убитым артиллерийским снарядом колхозным пастухам – старику и его старухе. Он хранит в душе теплые воспоминания о семье, о матери и об отце и даже о пастушеской пасторали, услышанной в детстве со сцены оперного театра. По человеческим нормам Борис Костяев почти безупречен. Несмотря на молодость, умело командует своим взводом, подбивает немецкий танк, надвигающийся на окопы, и заслуживает похвалу от скупого на добрые слова старшины Мохнакова. Как же объяснить его негероическую смерть?

Критики единодушно усматривают причины смерти в усталости и душевной опустошенности Бориса Костяева. Разумеется, в таком суждении есть правда. "Страшно, когда слово "смерть" делается обиходным, как слова: есть, пить, спать, любить…"[19] – признается герой полюбившейся ему женщине. Однако полного объяснения трагедии здесь все-таки нет. Образ Бориса Костяева несет в себе идею вселенской скорби, трагедию человека, столкнувшегося с абсолютным злом (войной) и осознавшего свою полную перед ним беспомощность. Не в силах одного человека прекратить ежедневное и ежечасное убийство. Мотив человеческой незащищенности перед лицом страшного Молоха войны звучит в повести постоянно: в мучительном крике обожженного эресовца, в поведении командующего, когда тот появляется на похоронах застрелившегося немецкого генерала: "Что-то бесконечно скорбное было в узкой, совсем не воинственной спине командующего, когда он, уезжая, устраивался в санях, " а в том, как он смаргивал мокро с изветренных глаз и вытирал однопалой солдатской рукавицей простуженный нос, угадывалась человеческая незащищенность"[20].

Дата добавления: 2015-10-21