Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Седьмое правило волшебника или Столпы творения 12 страница



устремлялись остальные.

- Площадь для молебна находится в той стороне, госпожа.

Фраза была облечена в любезную форму, но сутью был приказ идти вместе со всеми.

Дженнсен в ярости посмотрела ему в глаза. Она видела сейчас глаза того, мертвого солдата. Она видела других

солдат - у себя в доме, мертвых на полу, тех, что подходили к ней, тех, что грубо хватали ее... Она видела резкие жесты

на фоне алой блестящей крови...

Они со стражником, не отрываясь, смотрели друг на друга, и Дженнсен вновь нащупала нож, проверила, как он

выходит из ножен...

Чья-то рука подхватила ее под локоть и потянула за собой:

- Сюда, моя дорогая. Я покажу тебе, куда идти.

Дженнсен моргнула. Эта была та женщина, что совсем недавно объясняла ей, как пройти к дому Алтеи.

Женщина, которая находилась во Дворце ублюдка и убийцы и вышивала мирные пейзажи с горами и ручейками...

Дженнсен удивленно смотрела на нее, не понимая, чему та улыбается, что ей надо. Все вокруг казалось

Дженнсен непонятным. Ясно она понимала одно - ей страстно хочется сейчас выдернуть из ножен лезвие...

Она даже не сразу сообразила, почему не может шевельнуть рукой, предположив поначалу, что находится под

воздействием каких-то колдовских чар. И лишь потом обнаружила, что женщина по-матерински обняла ее - так крепко,

что Дженнсен не могла обнажить нож. Пришлось упереться, сопротивляясь...

В глазах женщины тут же появилось предостережение.

- Никто не пропускает молитву-посвящение, дорогая. Никто!.. Позволь, я покажу тебе, где это.

Стражник, нахмурившись, наблюдал, как Дженнсен поддалась на уговоры и позволила женщине увести себя. Их

тут же подхватил людской поток, направлявшийся на площадь, стражник остался позади. Дженнсен взглянула в ласковые

глаза своей спутницы.

Весь мир, казалось, уплывал куда-то. Голоса вокруг Дженнсен слились в единый гул, который прерывали

умноженные эхом, пронзительные вопли - там, в ее доме...

"Дженнсен".

Знакомый голос, четкий и резкий, прорвался сквозь рокот толпы, привлек внимание. Дженнсен слушала,

настороженно, стараясь уловить его тон.

"Откажись от своей воли, Дженнсен".

Слова обретали внутренний смысл.

"Откажись от своей плоти".

Казалось, ничто больше не имело значения. Никакие ухищрения, что она испробовала в своей жизни, не

принесли ей ни спасения, ни безопасности, ни мира. Наоборот, казалось, теперь все потеряно...



- Вот мы и пришли, дорогая, - сказала женщина. Дженнсен огляделась вокруг:

- Что?

- Вот мы и пришли.

Женщина потянула ее за рукав, и Дженнсен почувствовала, что ее колени коснулись покрытого изразцами пола.

Повсюду были люди. Впереди, в самом центре зала, находился квадратный бассейн с водой. Она хотела одного -

услышать голос.

"Дженнсен. Сдавайся".

Голос сделался резким, требовательным. Он раздувал пламя ее злости, ярости, гнева.

Дженнсен наклонилась вперед, задрожала в приступе бешенства. Где-то в глубине ее сознания, совсем далеко,

звучал этот дикий, ужасный голос. И хотя там же, в глубине, таился и запрет прислушиваться к нему, ярость лишала ее

контроля над собой.

"Сдавайся!"

Изо рта у нее вытекла ниточка слюны, повисла, оборвалась... Тяжелое дыхание вылетало из полуоткрытого

рта... По лицу катились слезы, падали на изразцовый пол... Она то и дело шмыгала носом. Дыхание стало учащенным.

Глаза открылись так широко, что она почувствовала резь. Все тело сотрясалось, словно она пребывала в темном холоде

ночного одиночества. И эту дрожь было не унять.

Люди глубоко кланялись, прижимая ладони к изразцовому полу. Она же хотела вытащить свой нож.

И страстно желала услышать голос.

- Магистр Рал ведет нас.

Нет, это бы не тот голос. Это люди вокруг нараспев и в один голос произносили слова молитвы. Они кланялись

все ниже и ниже, пока не начали касаться лбами пола. Какой-то стражник прошел близко, и она, стоя на коленях, тоже

склонилась, упирая руки в пол и не в силах сдержать стон.

Трясясь и судорожно вздыхая, дюйм за дюймом, Дженнсен склонялась до тех пор, пока не дотронулась лбом до

пола.

- Магистр Рал учит нас. Это было совсем не то, что она желала. Она желала услышать голос. Она просто

вожделела этого. А еще - достать свой нож. Ей хотелось крови.

- Магистр Рал защищает нас, - ритмично произносили люди.

Прерывисто, судорожно передергиваясь, Дженнсен заглатывала воздух, словно пила ненависть. И желала

услышать голос и отправить на свободу лезвие своего ножа. Но руки ее упирались в изразцовый пол. Она желала

услышать голос.

Но слышала только распевную молитву.

- В свете твоем мы благоденствуем. Милость твоя хранит нас. Униженно склоняемся мы пред мудростью твоей.

Мы живем только, чтобы служить тебе. Наши жизни принадлежат тебе.

Начали смутно припоминаться слова, которые Дженнсен знала в детстве, когда жила во Дворце. Маленькой

девочкой она произносила их нараспев. Когда мать с дочерью спаслись от лорда Рала бегством, она сделала эти слова

запретными.

И вот теперь, когда она нестерпимо хотела услышать голос, требовавший сдаться, почти непроизвольно,

дрожащими губами, она начала повторять слова молитвы. Как будто это делал за нее кто-то другой...

- Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал учит нас. Магистр Рал защищает нас. В свете твоем мы благоденствуем.

Милость твоя хранит нас. Униженно склоняемся мы пред мудростью твоей. Мы живем только для того, чтобы служить

тебе. Наши жизни принадлежат тебе.

Ритм произносимых слов наполнил огромный зал, и хотя людей было много, словно бы один голос гулко

отдавался в стенах. Дженнсен напряженно прислушивалась, желая услышать другой голос, который был неразлучен с ней

столько, сколько она помнила себя. Но этого голоса не было.

И Дженнсен перестала сопротивляться, ее увлек общий порыв. Она отчетливо слышала, как вместе с толпой

повторяет слова:

- Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал учит нас. Магистр Рал защищает нас. В свете твоем мы благоденствуем.

Милость твоя хранит нас. Униженно склоняемся мы пред мудростью твоей. Мы живем только для того, чтобы служить

тебе. Наши жизни принадлежат тебе.

Дженнсен снова и снова, вместе со всеми, повторяла слова молитвы. Снова и снова, останавливаясь только,

чтобы набрать в грудь воздуха. Снова и снова, снова и снова, без поспешности и суеты. Распевная молитва заполнила все

ее сознание. Мелодия манила, призывала, разговаривала с ней. И уже ничего не было больше в сознании Дженнсен.

Молитва заполняла ее настолько, что для каких-либо других размышлений попросту не осталось места.

Это как-то успокоило ее.

Мимо протекало время, случайное, ничем не примечательное, не имеющее значения...

Каким-то образом эта тихая ритмичная молитва принесла ей чувство умиротворенности. Так, наверное,

чувствовала себя Бетти, когда она успокаивала козу, почесывая у той за ушком: Дженнсен еще сопротивлялась этому

ощущению, но мало-помалу пение затягивало ее.

Теперь она понимала, почему это называлось молитвой-посвящением.

Невзирая на случившееся, она чувствовала себя лишенной бурных эмоций, в душе ее царил полный покой и

торжественное ощущение великой сопричастности.

И она перестала сопротивляться. Она без напряжения шептала, давая молитве возможность избавить ее от

остатков боли. И в конце концов почувствовала себя свободной от чего бы то ни было...

Сквозь застекленное отверстие в зал ворвалось солнце, и на Дженнсен упало сияние солнечных лучей.

Ощущение было - словно в материнских объятиях. Тело казалось невесомым. Это сияние напомнило Дженнсен, что

когда-то именно так она и представляла себе милостивых духов.

Прошло еще мгновение, и часы молитвенного пения завершились.

Дженнсен разогнулась, медленно, оттолкнувшись от пола, села. И разрыдалась, неожиданно для себя самой.

- Эй, что случилось?

Над ней возвышался солдат. Женщина-вышивальщица обхватила Дженнсен рукой за плечи, спокойно объяснила:

- Недавно она потеряла мать.

Солдат переминался с ноги на ногу и выглядел совсем смущенным.

- Прошу прошения, госпожа. От всего сердца сочувствую вам и вашей семье.

Дженнсен увидела по его голубым глазам, что он абсолютно искренен в своих чувствах.

Она ошеломленно молчала, наблюдая, как он повернулся к ней спиной и отправился дальше по маршруту

патрулирования, один из убийц, работающих на лорда Рала, огромный, мускулистый, затянутый в кожаную форму.

Сочувствие в доспехах...

Знай он, кто она такая, он бы безо всякого сочувствия передал ее в руки тех, кто позаботился бы, чтобы она

умерла только после мучительных, длительных пыток.

Дженнсен уткнулась в плечо соседки и снова зарыдала. Ей так не хватало матери, что она едва могла вынести

это.

А теперь её душу переполнял еще и ужас из-за судьбы Себастьяна.

 

Глава 18

 

Дженнсен поблагодарила вышивальщицу и, только отойдя в глубь зала, поняла, что даже не знает, как зовут эту

женщину. Впрочем, это было не столь важно. У обеих были матери. Обе понимали друг друга и сочувствовали друг

другу.

Теперь, когда молебен закончился, покидающие Дворец люди снова превращались в толпу. По всему залу

раздавался смех. Шум гулко отдавался от мраморных стен и колонн. Люди возвращались к своим заботам, к покупкам,

торговле, болтовне. Стражники патрулировали зал, а дворцовые слуги, в основном одетые в светлые одежды, занялись

своими обычными делами. В одном месте рабочие ремонтировали петли огромной дубовой двери, ведущей в боковой

коридор.

Появились уборщицы, начали деловито убирать пыль, протирать пол, оттирать до блеска стены. Когда-то мать

Дженнсен была одной из таких женщин, которые должны были работать в помещениях Дворца, закрытых для публики, в

официальных залах, где решались дела государственной важности, где находился чиновничий аппарат и обслуживающая

его дворцовая прислуга. И, конечно, в комнатах лорда Рала.

Сознание Дженнсен после молитвы было настолько ясным, словно она долго проспала и полностью отдохнула.

Эта необычайная бодрость позволила ей принять быстрое решение.

Дженнсен отправилась назад, тем путем, каким пришла сюда. Терять время теперь было нельзя. Люди, живущие

в Народном Дворце, с любопытством разглядывали с балконов толпу тех, кто пришел полюбоваться великолепным

сооружением. Дженнсен старалась не обращать внимания на окружающих, сосредоточившись на том, чтобы держать

себя в руках. Себастьян предупреждал ее, чтобы она ни в коем случае не бежала и не привлекала к себе внимания.

Однако опасность оказалась столь велика, что его схватили, хотя он вел себя очень осторожно. Если поведение Дженнсен

вызовет у кого-то подозрение, солдаты наверняка остановят ее. А если солдаты остановят ее и поймут, кто она такая...

Дженнсен всем сердцем хотела, чтобы Себастьян вернулся. Подстегиваемая страхом за него, она быстро шла

через зал. Она обязана вызволить его до того, как с ним сделают что-нибудь ужасное. Она понимала, что Себастьян

сейчас пребывает в смертельной опасности.

Если его начнут пытать, он может не выдержать пыток. Если он скажет им, кто с ним пришел во Дворец, его

предадут смерти. От одной мысли о том, что Себастьяна могут казнить, колени у Дженнсен подкашивались. Под пыткой

люди могут признаться в чем угодно, оговорив и себя, и кого угодно. Если его решат пытать, он обречен. И, представив

на миг, как Себастьяна пытают, Дженнсен почувствовала подступившую тошноту и головокружение. Нет, она просто

обязана вызволить его!..

Но для этого ей необходима помощь волшебницы. Если Алтея наложит на Дженнсен защитное заклятие, нужно

попытаться освободить Себастьяна. Алтея должна помочь. Дженнсен ее убедит. Ведь жизнь Себастьяна висит на

волоске...

Она добралась до знакомой лестницы. Поток людей все еще вливался во Дворец. Некоторые шли, шумно

отдуваясь от усилий при подъеме. Но кое-кто уже спускался. Стоя на верхней площадке, Дженнсен оперлась рукой о

мраморную балюстраду и осторожно огляделась, проверяя, не идет ли и не наблюдает ли кто за ней. Некоторые люди

посматривали на нее, но не дольше, чем на других. Делающие обход стражники находились на значительном расстоянии.

Дженнсен ступила на лестницу.

Она полагала, что спускаться будет легко, но уже после ста ступенек обнаружила, что это очень утомительно.

Ноги заныли. Она решила, что если уж нельзя бежать, то не стоит и останавливаться - только таким образом она сможет

сберечь время.

На площадках между пролетами она срезала углы. Когда никто не смотрел, она перешагивала через две ступени.

Когда ей надо было миновать боковые коридоры, она старалась спрятаться за соседями - в этих местах располагались

караулы стражников. Люди сидели на скамейках, ели хлеб и пироги с мясом, пили эль, разговаривали с друзьями...

Им и в голову не могло прийти, что рядом находится сводная сестра лорда Рала.

Дженнсен продолжала шагать. Ноги ее дрожали от безостановочного спуска. Мышцы уже горели огнем, но она

не давала себе отдыха. Наоборот, добавляла шагу, как только возникала такая возможность. На пустой лестничной

площадке между двумя пролетами, где никого не оказалось, она даже побежала. Но сразу замедлила ход, когда мимо

прошла молодая пара, держась за руки, склонив друг к другу головы, перешептываясь и пересмеиваясь.

Наконец Дженнсен добралась до очередной площадки и устремилась дальше. Воздух становился все холоднее.

Площадку густо облепили стражники - словно мухи в хлеву весной. Один из них посмотрел Дженнсен прямо в глаза и

улыбнулся. Поразившись, она на мгновенье замешкалась, но тут же поняла, что он улыбается ей, как мужчина -

приглянувшейся женщине, а вовсе не как убийца - жертве. И улыбнулась в ответ, вежливой, радушной улыбкой, однако

не настолько открытой, чтобы создалось впечатление, будто его поощряют к ухаживанию. Дойдя до следующей

площадки, она оглянулась. Стражник стоял, опершись на перила, и наблюдал за ней. Он снова улыбнулся и на прощание

помахал рукой.

Дженнсен, не в силах больше сдерживать свой страх, рванулась вперед, перепрыгивая сразу через две ступеньки,

а потом побежала по очередному залу, мимо небольших лавок, где продавали еду, броши и кинжалы, украшенные

изящным орнаментом. Она бежала мимо сидящих на каменных скамьях, установленных возле мраморной балюстрады,

дальше, к следующей лестнице, пока не осознала, что люди изумленно смотрят на нее. Тогда она с невозмутимым видом

перешла на шаг, пытаясь создать впечатление, что мчалась только из-за свойственной юным живости. Эта тактика

сработала. Люди, мгновение назад разглядывавшие ее, приходили к выводу, что мимо них пронеслась не беглянка, а

девушка, у которой просто чудесное настроение. Они отворачивались и возвращались к своим делам. Обрадованная

удачей, Дженнсен периодически использовала этот прием и сумела выиграть еще немного времени.

Тяжело дыша, она, наконец, добралась до похожего на пещеру входа, где, потрескивая, горели факелы. Здесь

было слишком много стражников, поэтому она замедлила шаг и пристроилась вплотную за немолодой четой, чтобы ее

приняли за их дочь. Пара бурно обсуждала шансы приятеля заняться во Дворце распродажей париков. Женщина считала

это многообещающей задумкой. Мужчина полагал, что не найдется достаточного количества желающих продать свои

волосы, и все закончится полным крахом.

Дженнсен не могла представить себе более бессмысленного разговора в ситуации, когда в плен захвачен человек

и его скоро начнут пытать...

Никто из супругов не заметил ее. Они шли, склонив головы, совсем медленным шагом. Цепкие взгляды

стражников скользнули по их фигурам. У самого выхода ветер задувал так сильно, что у Дженнсен перехватило дыхание.

После длительного пребывания в помещении она была вынуждена зажмуриться от яркого дневного света. Как только они

очутились на рыночной площади, она свернула в сторону и пошла искать Ирму, торговку колбасой.

Вытягивая шею, она старалась обнаружить красный шарф в рядах прилавков. Все, что казалось ей раньше

великолепным, теперь, после посещения Дворца, выглядело откровенно убогим. За всю свою жизнь Дженнсен не видела

ничего подобного Народному Дворцу. Ей трудно было понять, как в этом прекрасном месте могло существовать такое

уродство, как Дом Рала.

К ней приблизился какой-то уличный торговец.

- Не интересуют ли леди заклинания? Удача-то наверняка требуется.

Дженнсен продолжала идти.

- Есть особые магические заклинания. За пенни серебром плохого не предложат.

У торговца дурно пахло изо рта.

- Не надо, спасибо.

Он отодвинулся в сторону, но совсем недалеко.

- Всего одно серебряное пенни, миледи. Дженнсен подумала, что еще чуть-чуть, и она отдавит ему ноги.

- Спасибо, не надо. Оставьте меня в покое, пожалуйста.

- Тогда одно медное пенни...

- Нет!

Дженнсен отпихивала торговца локтем всякий раз, когда он, беспрерывно твердя о заклинаниях, пытался

схватить ее за руку. А потом, шаркая ногами, забежал вперед, оглянулся и скривил физиономию в ухмылке.

- Очень хорошие заклинания, миледи. Дженнсен попыталась обойти его и, вытянув шею, снова обвела взглядом

торговые ряды.

- Удача непременно будет с вами.

- Я сказала: нет! - Едва не споткнувшись о ногу торговца, она не выдержала и отпихнула его. - Пожалуйста,

оставьте меня в покое!

Мимо прошел пожилой человек, и уличный торговец тут же увязался за ним. Дженнсен с облегчением вздохнула.

Она слушала, как затухает вдали его голос, и думала об иронии происходящего: ей предлагают колдовской обряд, а она

отвергает, потому что спешит найти другого человека, который совершит колдовской обряд...

Наконец она наткнулась на стол с винными бочонками и резко остановилась. Трое братьев были тут. Один

наливал вино в кожаный бурдюк, а двое других выволакивали полный бочонок из фургона. Но место рядом с ними, где

располагалась раньше торговка колбасой, оказалось пустым. Дженнсен почувствовала, что сердце ее готово выскочить из

груди. У Ирмы остались лошади, у Ирмы была Бетти. Впав в панику, она схватила за руку одного из братьев:

- Вы не скажете мне, где Ирма?

Он посмотрел на нее, сощурившись от солнца:

- Продавщица колбасы? Дженнсен кивнула:

- Да. Где она? Она не могла уйти так рано. Ей надо было распродать свой товар. Мужчина усмехнулся:

- Она сказала, что наше вино помогает ей быстрее продавать колбаски.

Дженнсен стояла, широко раскрыв глаза:

- Так она уже ушла?

- Да, ушла. И ее колбаски помогли нам в продаже вина. Люди предпочитают запивать пряные колбаски из

козлятины добрым вином.

- Из чего колбаски? - прошептала Дженнсен, не веря своим ушам.

Улыбка мужчины погасла.

- Что случилось, госпожа? Вы выглядите так, словно вас только что похлопал по плечу гость из загробного мира.

- Она продавала колбаски из козлиного мяса? Он кивнул с озабоченным видом:

- Да, среди прочих. Я их все попробовал, но особенно мне понравились те, что из козлятины, со специями. - Он

кивнул на своих братьев. - Джо больше всего понравились говяжьи, а Клейтону - свиные. А по мне, так лучше всего из

козлятины.

Дженнсен затрясло.

- Где она? Я должна найти ее!

Мужчина почесал затылок, растрепав свои светлые волосы.

- Прошу прощения, не знаю. Она часто приходит сюда с колбасками. Хорошая женщина, всегда улыбнется,

каждому найдет доброе слово.

Дженнсен почувствовала, как стынущие от холода слезы бегут у нее по щекам.

- Но где же она? Где живет? Я должна найти ее. Мужчина схватил Дженнсен за руку, словно боялся, что она

сейчас упадет.

- Извините, госпожа, но я не знаю. А в чем дело?

- У нее мои животные. Мои лошади. И Бетти.

- Бетти?..

- Моя коза. И лошади. Мы заплатили ей, чтобы она посторожила животных, пока мы не вернемся.

- О-о! - Мужчина нахмурился, у него явно не было для Дженнсен хороших новостей. - Мне очень жаль. У нее так

бойко шла торговля, что колбаски быстро закончились, а обычно на то, чтобы все продать, она тратит целый день. Она

еще тут с нами посидела, и мы довольно долго разговаривали. А потом она сказала, что ей пора домой.

Дженнсен судорожно пыталась понять, что делать дальше. Она находилась в полнейшем замешательстве.

Казалось, все вокруг мчится, вращаясь, с невероятной скоростью. Но нет ничего, кроме одиночества.

- Пожалуйста, - сказала она, и голос ее дрогнул от сдерживаемых слез, - не могу ли я нанять у вас лошадь?

- Нашу лошадь? А как же мы отгоним фургон домой? Кроме того, у нас не верховые лошади. Нет ни седел, ни

стремян...

- Пожалуйста! У меня есть золото. - Дженнсен полезла за кошельком. - Я могу заплатить.

Однако кошелька на месте не оказалось. Дженнсен откинула полы плаща.

На поясе, рядом с ножом, были только короткие кусочки ремешков, начисто срезанные.

- Мой кошелек... Моего кошелька нет. - У нее перехватило дыхание. - Мои деньги...

Мужчина печально смотрел, как она трогает обрезки на своем поясе.

- Здесь рыщет множество подлых людей, так и норовят что-нибудь украсть...

- Как же так? Мне же надо!

Он молчал. Дженнсен оглянулась, пытаясь найти торговца заклинаниями. В мозгу, как вспышка, пронеслось

воспоминание. Торговец хватал ее за руку, подталкивал. А на самом деле в это время срезал кошелек. Она даже не

помнила, как он выглядел - разве лишь плечи были обсыпаны перхотью. Ей тогда совсем не хотелось смотреть ему в

лицо, встречаться с ним глазами.

- Нет... - застонала она. - Нет, пожалуйста, нет! - Она тяжело села на землю рядом с прилавком. - Мне нужна

лошадь. Милостивые духи, как мне нужна лошадь!

Мужчина торопливо наполнил чашку вином и присел перед плачущей Дженнсен на корточки.

- Вот, выпейте.

- У меня больше нет денег, - только и смогла она вымолвить сквозь рыдания.

- Бесплатно. - Торговец вином сочувственно улыбнулся, обнажив в улыбке ровные белые зубы. - Это поможет.

Выпейте до дна.

Два других брата, Джо и Клейтон, тоже светловолосые, стояли за прилавком, держа руки в карманах и

сочувственно склонив головы, смотрели, как их брат успокаивает Дженнсен.

Он поднес чашку прямо ко рту рыдающей девушки, пытаясь заставить ее выпить. Часть вина пролилась на

подбородок, немного попало в рот, и ей пришлось проглотить его.

- Зачем вам нужна лошадь? - спросил мужчина.

- Я должна добраться до дома Алтеи.

- Алтеи? Старой колдуньи?

Дженнсен кивнула, вытирая вино с подбородка и слезы со щек.

- Вы приглашены к ней?

- Нет, - призналась Дженнсен. - Но мне туда надо.

- Зачем?

- Это вопрос жизни и смерти. Мне нужна помощь Алтеи, иначе может погибнуть один человек.

Согнувшись перед ней и все еще держа в руках чашку, мужчина отвел взор от ее глаз и взглянул на рыжие

кольца волос, выбивающиеся из-под капюшона. Постоял так, упираясь левой рукой о колено, выпрямился и вернулся к

своим братьям, а Дженнсен тем временем старалась перестать плакать.

Справиться со слезами оказалось тяжело. Бетти была ее другом, помощницей и некоей связью с погибшей

матерью. Дженнсен отдала бы сейчас все на свете, только бы увидеть, как Бетти приветливо помахивает торчащим вверх

хвостиком.

Тем не менее надо было брать себя в руки. Плачем она ничего не добьется. Надо что-то делать. Здесь, рядом с

дворцом лорда Рала, помощи не найдешь, а теперь еще и денег нет. И нет рядом Себастьяна, на которого только и можно

было бы надеяться. Наоборот, теперь его жизнь зависела от того, что она предпримет. Нельзя сидеть, жалея себя. Она не

имела представления, как вызволить Бетти, но в еще меньшей степени она представляла, как помочь Себастьяну. Это

было самое важное, именно это ей и предстояло сделать. А она тут теряет драгоценное время!..

Дженнсен сердито вытерла слезы с лица, а затем приставила руку козырьком ко лбу, защищаясь от солнца. Она

долго находилась во Дворце, и скорее всего уже близился вечер. Приняв в расчет положение солнца на небе в это время

года, она сообразила, где находится запад. Будь с ней Расти, можно было бы передвигаться быстрей. А были бы деньги,

можно было бы нанять или купить другую лошадь...

Впрочем, какой смысл тосковать по тому, чего не воротить. Придется собраться с силенками и идти пешком...

- Спасибо за вино, - сказала Дженнсен светловолосому торговцу вином, который нервно суетился у прилавка, не

переставая смотреть на нее.

- Не за что, - сказал он, опуская глаза. Она двинулась прочь, и тут торговец, похоже, набрался храбрости.

- Подождите! - Он вышел из-за прилавка и взял Дженнсен за руку. - Что вы намерены делать?

- У меня нет выбора. Надо идти. От моего похода к дому Алтеи зависит жизнь человека.

- Что это за человек? Что могло случиться, чтобы его жизнь зависела от колдуньи Алтеи?

Дженнсен взглянула мужчине прямо в небесно-голубые глаза и осторожно высвободила руку. Этот крупный и

сильный человек, с мощной челюстью и крепкими мускулами, напоминал ей людей, которые убили мать.

- Прошу прощения, но я не могу говорить об этом.

Дженнсен придержала капюшон у горла, защищаясь от налетевшего холодного ветра, и снова отправилась в

путь. Однако не успела она сделать и дюжины шагов, как мужчина в два прыжка нагнал ее и снова осторожно взял за

руку.

- Послушайте, - сказал он тихо, когда она нахмурилась, - у вас ведь нет никаких припасов?

Дженнсен нахмурилась еще больше и с трудом подавила слезы, понимая всю отчаянность своего положения.

- Все пропало вместе с нашими лошадьми. Все теперь у колбасницы. Кроме моих денег - они у карманника.

- Значит, у вас вообще ничего нет. - Это был не вопрос.

- У меня есть я, и я знаю, что должна делать.

- И вы намерены отправиться к Алтее, зимой, пешком, без пищи?

- Я прожила в лесу всю свою жизнь. Я справлюсь.

Дженнсен попыталась выдернуть руку, но он не отпустил.

- Наверное, так оно и есть, да только Азритские равнины - это не леса. Там не из чего сделать укрытие. Нет ни

хворостинки, чтобы разжечь костер. Когда солнце сядет, станет холодно, как в сердце у Владетеля. У вас ничего нет. Чем

вы собираетесь питаться?

На этот раз она все-таки вырвала руку:

- У меня нет выбора. Вы можете не понять это, но существуют вещи, которые ты просто обязан делать, даже если

будет риск для твоей жизни. Иначе просто нет смысла жить.

И прежде, чем он смог остановить ее снова, Дженнсен рванулась вперед и растворилась в потоке людей,

движущихся меж прилавками. Она проталкивалась сквозь толпу, проходила мимо людей, которые продавали еду и питье.

Глядя на прилавки, она вспомнила, что ела сегодня всего один раз - колбасу утром.

Однако мысль о том, что Себастьян и вовсе может не дожить до своей следующей еды, заставила ее прибавить

шагу.

Она свернула в первый же ведущий на запад проход между прилавками. Южное зимнее солнце светило ей с

левой стороны, и она вспоминала тот солнечный свет во Дворце, во время молитвы, свет, который так был похож на

материнские объятия.

 

Глава 19

 

Дженнсен пробиралась сквозь толпу на рыночной площади, представляя себе, что проходит между деревьями в

лесу, где она чувствовала себя как дома. Именно там ей хотелось бы сейчас очутиться, в тихом родном лесу, вместе с

матерью смотреть на Бетти, мирно пощипывающую молодые побеги... Некоторые люди бросали любопытствующие

взгляды в сторону Дженнсен, но она шла быстрым шагом, не поднимая головы.

Ей не было дела до окружающих - она ужасно беспокоилась за Бетти. Колбаснице Ирме требовалось козлиное

мясо. Она определенно хотела купить Бетти. Бедная козочка, наверное, была напугана тем, что ее забрала какая-то

незнакомая женщина. Но сколь бы Дженнсен ни была обеспокоена судьбой Бетти, желание найти и вернуть козу на

втором плане. Прежде всего надо спасти Себастьяна.

Все вокруг напоминало ей, что она голодна. Люди готовили себе на кострах, разведенных из дров, которые они

явно принесли сюда с собой. На сковородках скворчало масло с чесноком и специями. В воздухе витал запах жарящегося

мяса. От этих чудесных запахов кружилась голова и сосало под ложечкой.

Но как только возникали мысли о пище, Дженнсен думала о Себастьяне. Каждый момент промедления с ее


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.055 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>