— Сударыня, потрудитесь объяснить мне, зачем вы вчера нанесли визит Бахтиари-бею, персидскому послу во Франции?
— И кто же вам сообщил о моем визите?
— Король. — Взяв с конторки письмо, Кольбер с раздражением принялся вертеть его в руках. — Утром я получил приказ короля вызвать вас сюда и выслушать ваши объяснения.
— У его величества способные шпионы!
— Им за то и платят, — отрезал министр. — Ну, что же вы мне ответите? Что заставило вас посетить, персидского посла?
— Простое женское любопытство.
Кольбер недовольно откашлялся.
— Давайте попытаемся попять друг друга, сударыня. Дело очень серьезное. Отношения между нашими государствами в данный момент таковы, что любой посетитель персидского посла может рассматриваться как предатель.
— Какая глупость! Бахтиари-бей, по моему мнению, очень хочет увидеться с нашим монархом и посмотреть красоты Версаля.
— А по-моему, он собирается уехать из Франции, даже не вручив никому своих верительных грамот.
— Он бы очень огорчился, если бы ему пришлось это сделать. Он страдает от отсутствия такта у окружающих — господ Торси, Сент-Амона и других...
— Вы слишком легкомысленно отзываетесь об опытных дипломатах. По-вашему, выходит, что они не знают своих обязанностей.
— Они наверняка совершенно ничего не знают о Персии. А Бахтиари-бей показался мне человеком, искренне желающим выполнить свою почетную миссию.
— Тогда почему он отказался вручить свои верительные грамоты?
— Он считает, что ему не оказывают должного уважения. А поездки в карете со стражей по бокам кажутся ему прямым унижением.
— Но таков церемониал представления послов в нашем государстве.
— Только не для него!
— А что же ему нужно?
— Проскакать верхом через весь Париж под дождем из лепестков роз, и чтобы все жители города падали ниц при его приближении...
Министр промолчал.
— Вот вы и должны решить, как принять посла, — закончила маркиза.
— Я сам?! — испугался Кольбер. — Да я ни малейшего понятия не имею об этикетах при дворах восточных владык!
— И я тоже. И тем не менее, считаю, что мы можем кое-чем поступиться, дабы не потерять дружбу с Персией, и постараться заключить соглашения, выгодные для Франции.
Кольбер нервным движением достал из кармана платок и вытер им вспотевшее лицо.
— Расскажите мне подробнее о визите.
Мадам дю Плесси описала свою встречу с персидским послом, не упуская комичных сторон. Однако министр не улыбнулся даже тогда, когда она рассказала о желании его превосходительства повторить для него казнь.
— Он ничего не говорил о тайной стороне предстоящих переговоров?
— Ни слова. Он просто упомянул мимоходом, что нашим мануфактурам нигде больше не получить такого тонкого шелка, как персидский... и о каких-то католических миссиях...
— А не было ли речи о контрдоговорах с арабами, с турками или с Россией?
Маркиза молча покачала головой. Министр сидел в глубокой задумчивости.
— В общем, — нарушила тишину Анжелика, — я поработала и за вас, и за короля.
— Не торопитесь! Вы поспешили и выполнили миссию крайне неудовлетворительно.
— Позвольте, сударь! Я никакой миссии не выполняла и не принадлежу к людям, обязанным спрашивать у кого-то разрешения на посещение других лиц.
— Здесь вы ошибаетесь, сударыня. Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что можете поступать, как вам заблагорассудится. Помните, чем выше вы стоите, тем более осмотрительной вам следует быть, чтобы не ошибиться и не сделать опрометчивый шаг. Сегодня вы едва-едва избежали ареста...
— А мне показалось, что я уже нахожусь под арестом.
— Нет, мадам. Я возьму под свою ответственность ваше освобождение, пока не улажу все с королем. И, прошу вас, будьте сегодня в Версале. Мне кажется, что король захочет выслушать вас. А я объясню ему, что вы можете оказаться нам полезной при предстоящих переговорах с Бахтиари-беем.
Министр проводил маркизу дю Плесси до двери, отворил ее и сказал офицерам:
— Мадам свободна. Можете идти!
Анжелика была так обрадована, что ее вынужденный визит к всесильному министру закончился благополучно, что тут же в приемной опустилась в кресло. Она совсем не обратила внимания на иностранца, вместо которого к министру направился другой проситель. Она пришла в себя, лишь вновь услышав его раскатистое «р». Он приглашал ее к себе в карету, ибо собирался возвратиться в Париж и предлагал свои услуги.
Анжелика с готовностью согласилась.
— Могу ли я узнать ваше имя, сударь? Кажется, я не видела вас раньше при дворе.
— Нет, мадам, видели... В тот день, когда его величество предложил вам табурет. Вы двигались с такой грацией и с таким чувством собственного достоинства, что ваша черная одежда казалась упреком всем остальным расфранченным попугаям.
— Упреком?
— Ну, может быть, это не совсем подходящее слово. Но вы так выделялись среди остальных дам, что мне хотелось крикнуть: «Нет, нет! Заберите ее отсюда! Дайте ей свободу!»
— Слава Богу, что вы удержались.
— Да, — вздохнул он. — С тех пор, как я нахожусь во Франции, я сам не свой. Французы далеко не такие непосредственные, как мне о них говорили. Разум берет у них верх над чувствами.
— Откуда вы сами?
— Я князь Ракоци, и моя родина — Венгрия.
Он рассказал маркизе, как в результате дворцового переворота, был вынужден бежать из своей страны и как через всю Европу добирался до Франции, где нашел теплый и дружеский прием.
— Я рада за вас. А где же вы живете?
— Нигде, сударыня. Я странствую и с нетерпением жду момента, когда смогу вернуться на родину.
— А вы не боитесь, что, быть может, вам суждено и умереть на чужбине?
— Нет. Я вернусь в Венгрию, как только получу помощь от вашего короля. Мне нужна его поддержка, чтобы совершить революцию в своей стране. В душе я революционер!
Молодая женщина с изумлением посмотрела на него. На первого революционера, которого видела воочию.
— А почему вы думаете, что наш король окажет вам помощь для того, чтобы свергнуть другого короля? Ведь монархи страшно боятся таких вещей!
— В своей стране — конечно. Но в других странах инсургент порой может стать весьма полезным орудием.
Анжелика на мгновение задумалась.
— Известно, что Ришелье помогал Кромвелю французскими деньгами и он в немалой степени ответствен за то, что Карл I был обезглавлен... хотя тот и приходился кузеном королю Франции, — заметила она.
— Я несилен в английской истории, — иностранец улыбнулся, — но знаю, что в Англии вновь восстановлена власть короля, и у них нет людей, способных совершить революцию. Как и во Франции. Но мы, венгры, — самый свободолюбивый народ, и мы готовы к государственному перевороту.
— А мы, французы, и так свободные, — запротестовала Анжелика.
Тут венгр разразился таким громким смехом, что кучер обернулся, а потом тряхнул головой и быстрее погнал свою упряжку.
Перестав смеяться, Ракоци воскликнул:
— Не вас только что под стражей привозили к министру Кольберу?
— Здесь произошла ошибка, — рассмеялась Анжелика. — И вы сами видите, я свободна!
— Все равно, они стояли за вашей спиной! Они не отвяжутся от вас, пока вы работаете с ними или на них. Значит, вы запродали и свою свободу, и свою душу! И если вы захотите освободиться, то у вас останется только один-единственный путь — бежать!
— Бежать? Нелепая мысль! Я достигла высокого положения и чувствую себя уверенно.
— Ненадолго, поверьте мне. Положение не для вашей прелестной головки.
— А чем она вам не нравится?
— У вас голова ангела-мстителя, которым нельзя повелевать и которого нельзя подчинить чужой воле. Ангела, держащего в руке меч Немезиды. Ваш взгляд пронизывает человека насквозь. Поверьте мне, даже самая глубокая темница не способна погасить блеск ваших зеленых глаз.
— В ваших словах есть доля истины, — качнула головой мадам дю Плесси, и на ее прелестных губах появилась горестная усмешка. — Я очень капризна, но вам нечего бояться меня. Ошибки молодости дорого обошлись мне, они многому меня научили. Зато я поумнела.
— Значит, вас научили быть рабыней? Вы ведь именно это имели в виду.
— Вы бросаетесь в крайность, сударь. Если хотите знать мою точку зрения, то на земле вообще нет ни одной совершенной страны. А идея государства бедных повсюду кончалась плачевно. Вы говорите, как апостол, проповедующий новую веру. Такие заканчивают жизнь на кресте. Я считаю, что судьба мученицы не для меня.
— Апостол должен быть холост или, по крайней мере, покинуть свою семью. Я же еще хочу посеять семена свободы. Знаете, о чем я подумал, увидев вас здесь? Выходите за меня замуж, и мы уедем отсюда вместе!
Маркиза применила извечную женскую уловку, всегда помогавшую выйти из затруднительного или щекотливого положения, — она рассмеялась и тут же переменила тему разговора.
— Посмотрите, месье, на тех людей! — воскликнула она. — Что они собираются делать?
На одной из улочек в квартале Сен-Поль толпа веселящихся людей преградила путь их карете. Большинство из них было одето в лохмотья. Толпа соорудила некое подобие виселицы, на которой уже болталось соломенное чучело с белым плакатом, прикрепленным на груди. Сержант — глава местной полиции — и армейский фельдфебель представляли официальную сторону церемонии. Как только чучело закачалось на веревке, два барабана раскатились громовой дробью и толпа заревела на разные голоса:
— На виселицу мошенников! Смерть ворам!
— Прямо-таки революционная картина, — тихо произнес венгр, сверкая глазами.
— Тут вы не совсем правы, сударь, — заметила маркиза, испытывая радость от сознания собственного превосходства. — Люди радуются акту справедливости по приказу короля. Происходит явная насмешка над правосудием. Так поступают, когда преступник осужден на смерть, но спасся бегством.
Опустив стекло в карете, Анжелика высунула голову, чтобы рассмотреть, кого символизирует чучело. Дородный, благодушно настроенный ремесленник объяснил ей, что вешают Гурвиля — сборщика налогов в провинции Гиена, осужденного за спекуляцию сообщника Фуке, чьи беззакония только теперь стали достоянием гласности.
Карета пробилась сквозь толпу и покатила дальше. Маркиза погрузилась в раздумье.
— Несчастный, — вздохнул наконец венгр, — бедная жертва тирании, осужденный навечно жить вдали от родины, куда он не может вернуться, не подвергая себя опасности быть повешенным. — Увы, такие отверженные скитаются по всей земле — за исключением своей страны, куда дорогу им преграждает палка деспота.
— Которую они, без сомнения, заслужили! — Анжелика посмотрела на своего спутника. — И не проливайте слез над судьбой Гурвиля и не слишком сурово критикуйте короля. Что вы мне ответите, если я скажу, что Гурвиль себя прекрасно чувствует, что он пока еще находится во Франции и состоит на тайной службе у короля, короче, он тот самый человек в маске, вышедший сегодня утром из кабинета министра финансов, пока мы с вами сидели в приемной.
Ракоци схватил ее за руку, глаза его ярко сверкнули.
— Вы сами верите в то, что говорите?
— Я совершенно уверена.
— Тогда я понимаю, почему ваш король оплачивает борьбу революционеров с другими королями, — торжественно заявил венгр. — Он двуличен. Он подсовывает толпе чучело преступника, а сам содержит его на тайной службе. Он подписывает мирный договор с Голландией, а затем делает все, чтобы Англия начала войну с голландцами. Он вступает в союз с Португалией, чтобы сломить хребет Испании, с которой у него, кстати, тоже заключен договор. И он поддерживает меня, ибо я в ссоре со Священной Римской Империей... Тем не менее, это не мешает ему помогать римлянам при Сен-Готарде в борьбе против турок. Да, он великий король и очень ловкий король. Он и вас превратит в одну из бездумных марионеток, послушных его власти.
Маркиза дю Плесси потуже затянула воротник своего плаща. Слова неистового венгра бросали ее то в жар, то в холод.
— Слушая вас, я не могу понять, ненавидите вы короля или восхищаетесь им?!
— Я ненавижу его власть, но восхищаюсь им как человеком. И я благодарю Бога, что он не мой король. Еще не родился человек, способный сбросить его с трона.
— У вас очень странный образ мыслей. Вы напоминаете мне дурачка с сен-жсрменской ярмарки, собиравшегося играть в кегли головами казненных королей.
Венгерский князь совсем не обиделся на такое сравнение и снова рассмеялся. Карета остановилась у ворот особняка Ботрей, и Анжелика раздумывала, как ей расстаться с венгром. Князь ловко спрыгнул на землю и подал ей руку:
— Вот ваш дом. И не забудьте, сударыня, того, что я вам говорил.
— Что вы имеете в виду?
— Выходите за меня замуж.
— Надеюсь, вы шутите?
— Совсем наоборот. Я говорю вполне серьезно. Вы считаете меня дурачком, ибо я совершенно не похож на ваших соотечественников. Но французы хранят свои чувства и своих жен в стальных клетках. Пойдемте со мной, и я освобожу вас!
— Нет, месье, благодарю, — ответила мадам дю Плесси и улыбнулась. — Я предпочитаю оставаться в своей клетке. А теперь прощайте, сударь. Я ухожу, пока не наговорю еще чего-нибудь, о чем буду сожалеть...
Глава 18
Приехав в Версаль к полудню, маркиза дю Плесси-Белльер вошла в апартаменты королевы, готовясь приступить к своим обязанностям фрейлины. Ей сообщили, что королева в сопровождении свиты отправилась в одну из деревушек под Версалем, чтобы навестить больного священника. Королеву несли в портшезе, а свита шла пешком, так что далеко они уйти не могли, и молодая женщина решила последовать за ними.
Проходя мимо северной террасы дворца, она попала под настоящий град снежков. Обернулась, чтобы увидеть шутника, но новый снежок угодил ей в лицо. Маркиза оступилась, ноги поехали в разные стороны, и она упала, подняв тучу снежной пыли.
Из засады появился развеселившийся де Лозен. Но Анжелика с яростью набросилась на него.
— Когда вы прекратите, наконец, свои детские шалости? — взорвалась она. — И не могли бы вы, по крайней мере, помочь мне подняться? Тоже мне, кавалер!
— Конечно же, нет! — воскликнул Пегилен, толкая ее в снег и катая в громадном сугробе, потом расцеловал в обе щеки, стал тереть ей нос муфтой и тормошил до тех пор, пока она не рассмеялась.
— Вот так-то лучше, — продолжал он, помогая ей подняться и отряхивая от снега. — Я увидел вас печальной и задумчивой. Такое выражение вовсе не подходит для Версаля и не идет к вашему личику. Да смейтесь же!
— Пегилен, неужели вы забыли о несчастьях, совсем недавно выпавших на мою долю?
— Да, забыл, — весело ответил маркиз. — И мы все должны забывать о своих неприятностях. Нечего появляться при дворе, если не собираетесь о них забывать. Перестаньте думать о горестях жизни и помогите мне, малышка!..
Он взял ее под руку и повел по запутанному лабиринту из подстриженных деревьев, припорошенных снегом, как сахарной пудрой.
— Король дал разрешение на наш брак, — шепнул он, будто сообщая страшный секрет.
— Какой брак?
— Брак мадемуазель де Монпансье с ничем не примечательным гасконским дворянином. Только не говорите, что вы ничего не слышали. Она без ума от меня. И она уже не раз просила согласия короля на наш брак. Королева и принцы крови поднимают ужасный крик, считая его оскорблением всему королевскому роду. Но король добр и справедлив, он любит меня и полагает, что не имеет права принуждать свою родственницу оставаться в девицах — особенно если ей сорок три и уже нечего рассчитывать на блестящую партию. Несмотря на ужасное кудахтанье во всем курятнике, король сказал «да»!
— Вы серьезно, Пегилен?
— Как нельзя более серьезно.
— Мне жаль...
— Не жалейте! Я все же лучше, чем покрытый язвами король Португалии, интриговавший против всех и вся, чтобы получить ее руку... или чем силезский принц — претендент в коротких штанишках...
— Я жалею не ее, а вас!
— Я стану герцогом де Монпансье, — продолжал Пегилен, — и получу все привилегии, прилагающиеся к титулу. По свадебному контракту вместе с мадемуазель Монпансье я получу двадцать миллионов ливров. Его величество оповестил все дворы Европы о свадьбе кузины. Анжелика, дорогая, временами мне кажется, что я вижу сон. Даже в самых смелых мечтах я не возносился так высоко. Сам король будет моим кузеном. Даже не верится! Вот почему я нуждаюсь в вашей помощи!..
— Не понимаю. Ведь все идет хорошо?
— Увы! Фортуна переменчива. Пока я не стал мужем принцессы, я не могу оставаться спокойным. У меня куча врагов, включая королевскую семью и принцев крови. Конде и его сын, герцог Энгиенский, злы на меня. Вот вы и могли бы своим очарованием успокоить принца, который очень высокого мнения о вас, и утвердить в своем решении короля, чтобы он не поддался на их уговоры расторгнуть наше соглашение. Мадам де Монтеспан обещала мне свою поддержку, но я не слишком доверяю ей. И в делах такого рода две любовницы лучше, чем одна...
— Я не любовница короля, Пегилен.
Он покачал головой, как птица-пересмешник, собирающаяся запеть.
— Быть может, это хорошо, быть может, это плохо... — ответил он словами песни.
Разговаривая, они вышли из парка. Из окна кареты, проехавшей мимо, Анжелику приветствовал мужской голос.
— Насколько я могу судить, на вас большой спрос, — заявил Пегилен. — Так могу ли я рассчитывать на вашу помощь, сударыня?
— Конечно, нет! Что бы я для вас ни сделала, все пойдет вам во вред.
— Не отказывайте мне! Вы и сами знаете, какой силой вы обладаете! Считайте, что вам не удалось одурачить такого опытного придворного, как я. Я все-таки полагаю, что вы можете повлиять на короля.
— Не будьте глупцом, Пегилен.
— Вы кое-что не понимаете, и я постараюсь растолковать. Вы, как шип, вонзились в сердце короля, и он не знает, как ему избавиться от боли. Свою боль он осознал только после того, как вы уехали в Плесси. И теперь он ужасно страдает...
— Имя его страданий — мадам де Монтеспан.
— Мадам де Монтеспан — просто лакомый кусочек, которым король удовлетворяет свою чувственность и свое тщеславие. Она нужна ему, и она принадлежит ему. Но вы... вы ручеек в пустыне... Самая переменчивая и самая непостижимая... самая близкая и самая далекая... и незабываемая.
— Вы говорите так же красноречиво, как персидский посол. Теперь я понимаю, как вам удалось завлечь в свои сети бедняжку Великую Мадемуазель, герцогиню де Монпансье!
— Неужели я не добьюсь обещания, что вы замолвите перед королем за меня словечко?
— Если представится такая возможность, я помогу вам, Пегилен. А теперь отпустите меня. Я должна присоединиться к королеве.
— Она нуждается в вас меньше, чем я. И есть еще некто, желающий использовать вас для служения его величеству.
Из подъехавшего экипажа их окликнул мужчина. Но видя, что маркиза дю Плесси и де Лозен продолжают свой путь, он остановил карету и пешком направился к ним.
— Кольбер, — заметил Пегилен. — И он явно собирается говорить не со мной. Ведь я совсем не умею жонглировать деньгами.
— Я рад, что быстро нашел вас, мадам, — сказал министр, приближаясь к ним. — Я собираюсь с докладом к его величеству. Вскоре мы пригласим вас на совещание.
— А если его величество не захочет прислушаться к моим советам?
— Тогда это будет просто каприз. Может быть, и оправданный, но... каприз. Надеюсь все же, что он послушает меня. Пойдемте!
Оптимизм министра финансов, похоже, оказался преждевременным. Его разговор с королем затянулся. Анжелика ждала в зале Мира, на банкетке, и вдруг увидела своего брата Раймона де Сансе, который направлялся прямо к ней. Они не виделись после ее свадьбы с Филиппом. Неужели он появился здесь с единственной целью выразить ей свое сочувствие? Он так и поступил, хотя Анжелика сразу поняла, что это еще далеко не все.
— Дорогая сестра! Вы, должно быть, удивлены, что я ищу вас здесь, при дворе, где появляюсь так редко?
— А я думала, что вы состоите на службе у королевы и ведаете раздачей милостыни...
— Вместо меня назначен отец Жозеф. Мое начальство предпочло поставить меня во главе нашего прихода в Бетюне.
— И, значит...
— Теперь я настоятель монастыря, — улыбнулся он. — Из нашего ордена берут служителей для восточных миссий...
— А-а-а... Отец Ришар...
— Совершенно верно!
— Бахтиари-бей... его отказ ехать в экипаже... промахи Сент-Амона... королевские неудачи... и в результате...
— Я всегда восхищался вашим быстрым мышлением, сестра!
— Спасибо, брат. Но боюсь, что в создавшейся ситуации я буду скорее помехой.
— Давайте поговорим откровенно, ничего не утаивая. Отец Ришар, с которым я недавно беседовал, считает, что вы — единственный человек, могущий нам помочь.
— Мне очень жаль, Раймон. Но сейчас не время. Меня наверняка ждет немилость.
— Но король оказал вам столько знаков внимания! Я слышал, что он даже пожаловал вам право сидеть в его присутствии. Верно?
— Да. Но прихоти монархов переменчивы.
— Меня больше беспокоят капризы посла. С тех пор, как он прибыл во Францию, отец Ришар не находит себе места. Первая ошибка состояла в том, что к послу приставили Сент-Амона. Он хоть и дипломат, но понятия не имеет о восточных обычаях.
Разговор прервало появление министра.
— Ничего не могу поделать, — мрачно заявил он, обращаясь к мадам дю Плесси. — Король так сердит на вас, что я удивляюсь, почему вы еще при дворе. Он даже слышать о вас не желает...
— О, месье Кольбер! Я предупреждала вас!
Она представила министру своего брата, преподобного отца Раймона де Сансе. Когда министр обрисовал ситуацию, Раймон не воспринял ее как трагическую.
— Мне кажется, я понимаю подлинную причину королевского недовольства. Вы просто отказываетесь сообщить ему истинную цель вашего визита к персидскому послу.
— Я не скажу ее никому.
— Осмелюсь возразить, мадам. Я хорошо знаком с вашим упрямством, Но если вы отказываете королю, то как же можно ожидать от него снисхождения? А ведь можно достойно объяснить вашу бескомпромиссную позицию. Дайте-ка подумать... Ага, вот! Почему бы не сделать так: вы отправились по моей просьбе, чтобы установить контакт с отцом Ришаром, ибо его деликатное положение исключает возможность моего личного присутствия среди магометан. Что вы об этом знаете, месье Кольбер?
— Пройдет, если хорошо преподнести.
— А вы как считаете, Анжелика?
— Как говорил мой друг, полицейский Дегре, вы, иезуиты, необыкновенные люди.
— Ну вот и договорились!
Мужчины пошли к выходу по длинному коридору. Анжелика задумчиво следила за отражением на гладком полированном полу двух фигур: одной толстой — государственного деятеля — и другой худой — священнослужителя.
Мадам дю Плесси поняла, что осталась совершенно одна. Ей вдруг очень захотелось есть. По-видимому, было уже поздно, и все придворные наверняка на ужине у короля. Но она продолжала сидеть, задумчиво теребя свой восточный веер.
— А я как раз ищу вас, — шепнул у нее над ухом нерешительный женский голосок.
Анжелика не сразу даже поняла, что голос принадлежит Великой Мадемуазель. Что же так изменило властный голос внучки Генриха IV, знаменитого короля Наварры, завоевавшего себе вечную славу? «Наверняка, предстоящее замужество», — подумала она и, вскочив, сделала реверанс.
Герцогиня де Монпансье усадила ее рядом и в волнении взяла ее руки в свои.
— Дорогая, вы слышали наши новости?
— А кто же их не слышал? Кто ими не восхищался? Позвольте, ваше высочество, искренне пожелать вам большого счастья!
— Разве я сделала плохой выбор? Скажите, есть ли еще на свете хоть один дворянин, такой же храбрый и великолепный? Не правда ли, он восхитителен? Вы его друг?
— О да, конечно! — ответила мадам дю Плесси, сразу припомнив случай в Фонтенбло.
Вероятно, память Великой Мадемуазель была достаточно короткой, и она не уловила скрытого смысла в интонации Анжелики.
— Если бы вы знали, в каком волнении я нахожусь с тех пор, как король дал согласие на нашу свадьбу! И как я беспокоюсь!
— Ну, что вы, мадемуазель! Вы получили разрешение и теперь можете быть счастливы. Король не возьмет назад свое слово.
— Если бы я была так уверена, как вы, — вздохнула Великая Мадемуазель.
Она была так же очаровательна, как и в те дни, когда знаменитый Ван Оссель писал ее портрет. Маркиза дю Плесси ласково улыбалась, глядя на нее.
— Как прелестно вы выглядите!
— Правда? Очень мило с вашей стороны... Я счастлива, если радость действительно отражается на моем лице. Но я замираю от ужаса при мысли, что король может внезапно переменить свое решение — прежде, чем будет подписан брачный контракт. Эта дура Мария-Тереза и мой кузен герцог Орлеанский со своей женушкой стремятся разрушить наши планы. Если вы меня любите, постарайтесь сорвать их заговор.
— Увы, ваше высочество, я не...
— Вы ведь можете повлиять на короля!
— О, ваше высочество! Ничего не могу понять, но сегодня все наперебой твердят, что я могу повлиять на короля! — с раздражением воскликнула Анжелика. — Ведь вы хорошо знаете его величество! И знаете, что он не слушает ничьих советов и ничего не признает, кроме собственного мнения! Не король идет на поводу у кого-то, а ведет всех за собой!
— Значит, вы отказываетесь помочь мне? — спросила герцогиня. — А я ведь сделала для вас все, что могла, когда ваш первый муж был обвинен в колдовстве!..
«Память у нее не такая уж короткая!» — мелькнула мысль у Анжелики.
С треском захлопнув веер, она пообещала постараться выяснить у короля, что он думает о предстоящей свадьбе своей кузины. Затем попросила разрешения удалиться, объяснив, что ничего еще не ела после мессы.
— Невозможно! — воскликнула Мадемуазель, беря ее под руку и увлекая за собой. — Король принимает в тронном зале дожа Генуи, а после приема состоится лотерея и фейерверк. Король выразил желание, чтобы присутствовали все придворные дамы. И особенно вы! Ваше отсутствие может вызвать его гнев, мадам!
* * *
Вновь Анжелике приснился сон, повторявшийся уже несколько ночей подряд. Она лежит на лугу в траве и страшно мерзнет. Срывая траву и бросая ее на себя, она вдруг обнаруживает, что лежит совсем нагая. Из-за белых облаков выглядывает солнце и медленно плывет по небу. Его лучи согревают и нежат ее. Она охвачена радостным возбуждением. Но чья-то рука касается ее плеча, и Анжелика вновь отчетливо ощущает холод. Вероятно, сейчас зима, и потому так холодно. Но почему тогда вокруг зеленая трава?..
Так и не решив странную загадку, Анжелика просыпалась и уже сознательно терла плечо, хранившее прикосновение чьей-то ледяной ладони.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |