— Колодец у вдовы о прошлом годе еще пересох, — припомнил Гаврила. — Повезло нам, а то бы утонули!
— Утонули не утонули, — передразнил я. — Наше положение ничуть не лучше, чем у утопленников! Теперь-то мы точно попались. Будем сидеть в грязи, как две лягушки, пока нас завтра утром отсюда не вытащат и не подвесят за жабры!
— У лягушек нет жабр, — заметил воеводин сын.
— Радуйся! За жабры не подвесят — найдут что-нибудь другое.
— Елки зеленые… — загрустил Гаврила, наверное, представив себе безрадостную перспективу. — Надо же, как всё неудачно вышло! Вляпались по самые уши… И грязища тут такая — вовек не отмыться!
— Зато приземлились мягко, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать. — Впрочем, ты не почувствовал ничего, поскольку на меня упал.
— Я же не специально… Тьфу ты, а холодно!
— Да, не курорт, — согласился я.
Довольно долго мы молчали. Говорить было не о чем. Вокруг темнота, под ногами грязь, высоко вверху издевательски светит свободная луна и рычит сторожевая псина. Судя по всему, ходит кругами вокруг колодца, роняя паутинки вязкой слюны, проклинает весь свет самыми страшными собачьими проклятиями за то, что ужин ушел из-под носа…
— Кстати, — спросил я. — А чего ты волкодава не проклял, как давешних разбойников?
— Спужался… — смущенно отозвался из темноты Гаврила. — На ум только «Отче наш» пришло. Ну, знаешь, наверное: «Отче наш, иже еси на небесех…»
— Час от часу не легче! — вздохнул я. — Спасибо за моральную поддержку.
— Ой, прости…
Еще полчаса прошло в полном молчании.
— Вот невезуха, — прокряхтел детина. — Надо же — именно в эту ночь собака во дворе появилась. Да еще какая!.. Вообще не понимаю людей, которые подобных чудищ заводят. Зачем? Нет бы дворняжку обычную, пустобреха кудлатого, чтобы лаем воров отгоняла да хозяев будила… А эта зверюга не лает — рычит и сразу в горло норовит вцепиться!.. Сроду у нас в округе таких псов не было. Убийца!
— Значит, для того и завели, — тоскливо проговорил я, — чтобы сразу в горло… Будто знали, что гости к ним в скором времени пожалуют…
Снова возникло мрачное подозрение о Филимоновой подставе…
Эх, Филимон, Филимон… Ну разве я виноват, что вынужден работу свою выполнять и Оксану к Гавриле приваживать? У тебя одно задание, у меня другое… Не тронул бы я Георгия, не нарушил бы равновесия. Разве ж не понимаю, чем это чревато? Зачем так перестраховываться? Пакостить мне зачем? Георгий Георгием, а Оксана Оксаной… Не сидеть же мне в этом временно-пространственном периоде до скончания веков? Пока бюрократы из нашей конторы спохватятся, пока вышлют спасательную экспедицию…
— Сыро тут, — пожаловался Гаврила, — знобко… У меня ноги промокли. Еще и сквозняк…
— Не ной! Мне тоже сыро и знобко, и тоже сквозняк достает… Сожалею, Гаврюша, но мне не удастся подняться и прикрыть форточку, так что терпи… Сквозняк! — заорал я так, что детина от неожиданности потерял равновесие и — судя по звучному всплеску — шлепнулся в грязь. — Сквозняк!
Сверху мне ответил злобный псиный рык.
— Ну и что? — поднимаясь и стряхивая с себя липкую грязь, недовольно осведомился Гаврила. — Зачем так орать? Рассудком повредился после падения в колодец?
— Сквозняк — это что? — спросил я.
— Ну когда дует. Бывает в голове сквозняк… кое у кого.
— Сквозняк — это движение воздуха, — объяснил я и, не теряя времени, принялся шарить руками по осклизлым стенкам. — Где-то здесь должно быть… отверстие… может быть, нора… дырка… Или — ход!
— Правда? — взволновался Гаврила. — Выбраться отсюда сможем? Только странно мне… Сроду не слышал о колодцах с подземными ходами… Ничего не нашел? Посмотри еще! Настоящий бес должен в темноте видеть лучше, чем днем!
— Ах да! — спохватился я. — Совсем забыл… Пошарив по карманам, вытащил свой фонарик.
Нажал кнопку и — хвала владыке адских пределов! — вспыхнул яркий сноп белого электрического света. Из сырой мглы проступило перепачканное грязью и копотью бледное лицо воеводина сына.
Гаврила ойкнул и скрылся в темноте. Я продолжал исследовать стены и скоро наткнулся на щель сантиметровой ширины.
— Щель, — прокомментировал я.
— Ура! — воскликнул детина.
— Чего «ура»-то? Сюда и мышь не пролезет… Хотя погоди…
Щель начиналась на уровне моей груди и вела влево. Затем вниз… Затем направо… Затем вверх… В общем, когда моя рука описала правильный прямоугольник и вернулась на то место, откуда начиналось движение, я понял — передо мной дверь. Правда, не имеющая ни ручки, ни щеколды, ни чего-нибудь еще, за что можно было бы потянуть.
— Попробуй толкнуть, — посоветовал наблюдавший за мной Гаврила.
Я навалился на дверь плечом. Она чуть поддалась, вернее, прогнулась — только и всего. Ощутимо скрипнули дверные петли.
— В другую сторону открывается, — определил я, вытирая пот со лба. — Надо бы чем-то подцепить… У тебя ножа нет?
— Нет, — посетовал Гаврила.
— И у меня…
Я обследовал карманы, нашел только зажигалку, колоду крапленых карт и раскрошившуюся сигарету. Плохо… Почему у меня нет привычки носить при себе перочинный ножик или хотя бы открывашку для бутылок? Маникюрные ножницы тоже помогли бы… Впрочем, откуда такой привычке взяться, если я в любой момент могу наколдовать себе и то, и другое, и третье. Точнее — мог…
— И про дверь на дне колодца никогда ничего не слышал, — бурчал позади Гаврила. — Наверное, купец Силантий, померший о позапрошлом годе от лихоманки дядюшка моей Оксаны, подземный ход провел из дома… Чтобы в случае нападения разбойников успеть сбежать со всей казной… Так ведь этот ход прямо в дом ведет, Адик!
— Сомневаюсь, — сказал я. — Ты же говорил, что колодец только в прошлом году пересох. Что же, Силантий от разбойников в исправном колодце спасаться намеревался? Я думаю, он существом сухопутным был, а не водоплавающим. Дверь здесь недавно появилась.
— А кто ж ее установил?.. — удивился Гаврила. — И куда она ведет?..
Ответов на его вопросы я не знал. Догадки строить было некогда. Я мучился с дверью, которая упрямо не желала открываться. Палец в щель не пролезал; пряжка от ремня — тоже.
— Рогом попробуй! — подсказал детина.
— Помог бы, — огрызнулся я, — чем гавкать под руку! Отсырела, сволочь, разбухла…
— Чем же я помогу?!
Я сплюнул с досады, но использовать рог всё же попытался. Сначала у меня ничего не получалось. Минут пять я сосредоточенно бодался с дверью, затоптал в пылу работы в грязь свою бейсболку, набил на лбу изрядную шишку и, рассердившись, топнул копытом в пол, подняв фонтан грязных брызг.
— Адик! — вскрикнул вдруг воеводин сын. — Погоди! Я придумал!
— Чего?
— Придумал! Придумал! Дай-ка мне бесовскую твою штучку…
— Какую?.. А, фонарик… Держи.
— Теперь отойди на шаг… Так. Наклонись… Голову пониже опусти. Не шевелись!
Я хотел было спросить у Гаврилы, чего это он задумал, но не успел. Детина натужно ухнул — и меня вдруг с чудовищной силой швырнуло на дверь. Честное слово, я решил, что колодец обвалился и одно из бревен заехало мне аккурат пониже спины… Только когда мои рожки с треском впились в отсыревшую древесину двери, я разгадал план Гаврилы. Больно было! Я же всё-таки не Ахмет Медный Лоб!
— Стратег хренов! — застонал я, тщетно пытаясь высвободить голову. — Мог бы и предупредить!
— Ты бы не согласился, — резонно ответил Гаврила. — Кому ж приятно, когда его по заднице сапогом?.. Зато теперь всё просто будет!
Воеводин сын приподнял меня обеими руками за поясной ремень и за воротник и, используя мое тело в качестве дверной ручки, довольно легко открыл дверь. Правда, чтобы выдернуть меня из древесины, усилий и времени понадобилось побольше. В ходе освобождения я чувствовал себя коренным зубом, выдираемым стоматологом-практикантом.
Наконец рожки освободились, я рухнул на Гаврилу, Гаврила — в грязь, но проход был открыт!
Мы поднялись на ноги. Из подземного тоннеля пахло гнилью и мокрыми грибами.
— Пошли? — не очень уверенно спросил детина, освещая фонариком сырой и узкий, как кишка диковинного исполинского зверя, коридор.
— Конечно, пошли, — сказал я. — Для чего же столько возились? Дай-ка фонарик…
— Держи, держи, — с готовностью откликнулся Гаврила, возвращая мне фонарик и право идти первым.
* * *
Странный это был коридор. Начавшись узким проходом — почти лазом, похожим на звериную ногу, буквально через несколько шагов коридор раздался вширь и ввысь. Мы с моим клиентом могли шагать не пригибаясь.
Звук наших ног отдавался гулким эхом. Грязь под ногами сменилась каменным полом. С высокого потолка свисали клочья паутины и сопливая слизь. Коридор, не петляя, тянулся прямо, только, кажется, немного уходил вниз. Гаврила начал беспокоиться.
— Что-то долго идем, — поспевая за мной, проговорил он. — Отсюда до дома вдовы шагов никак не больше полста — если по земле. А мы уж версту точно отмахали. А то и две.
— Хочешь вернуться? — осведомился я. — Можно… Попробуешь, например, вскарабкаться по стенкам колодца вверх, поговоришь с псиной — авось она образумилась и отпустит нас подобру-поздорову.
Гаврила замолчал.
Коридор всё круче спускался вниз. Скоро появились ступени, выбитые в камне неизвестными мастерами. Теперь мы шли по лестнице — всё ниже, ниже и ниже… Воеводин сын тревожно сопел у меня за спиной.
Версты через три или четыре стали попадаться странные предметы, тут и там рассыпанные по ступенькам. Несколько длинных перьев — вроде бы орлиных, покрытых плесенью и размокшей краской. Стрела с кремниевым наконечником… Переломанное древко копья… Ожерелье — на сгнившей веревке три пожелтевших крокодильих зуба… Кости… Медвежий череп… Конский череп… Волчий череп… Человеческий!
Детина застучал зубами.
— Подземный ход не в дом Силантия ведет, — шепотом проговорил он. — Мы уж сколько прошли… Мы уж, наверное, на полпути к Москве!
— Вот и радуйся, — поддержал его я. — Ты же хотел писарем устроиться на государеву службу.
— Я грамоте не разумею! — заскулил Гаврила.
— Пока дойдем — научу. Времени хватит.
Луч моего фонаря стал слабеть. Из ярко-белого превратился в желтый, потом потемнел еще, потом погас совсем.
— Мама! — пискнул Гаврила. — Что это?
— Батарейки сели.
— Что? Куда?
— Бесовская штучка, другими словами, работать перестала. Дальше пойдем в темноте.
— Ах, чтоб ей пропасть! — заругался детина, от страха, видимо, напрочь забыв про мою лекцию о технике безопасности.
Фонарик с легким чпоканьем испарился из моей руки.
— Тьфу, дурак! — в сердцах воскликнул я. — Ведь фирменная вещь была — японская! Подождали бы немного, да батарейки местами поменяли, а ты…
— Ой! Извини, Адик.
— Дурак!
Минуту мы шли в полной темноте. Под ногами у меня что-то хрустнуло, и я остановился. Гаврила ткнулся носом мне в спину.
— Что там? — прошипел он.
Я протянул руку вперед. Пальцы наткнулись на холодную преграду. На ощупь — железо. Нисколько не сырое, кажется, даже без ржавчины… Сталь, что ли?.. Я наугад пошарил ладонью и нащупал дверную ручку.
— Вроде пришли, — сказал я.
— Куда?
— Откуда мне знать? В Москву!
Осторожно потянул ручку. Металлическая дверь легко отодвинулась в сторону. Стараясь ступать неслышно, я шагнул вперед, еще шагнул и… снова уперся в железную стенку!
На этот раз никакой ручки не было, как я ни шарил по поверхности. Зато обнаружились боковые стенки, близкий потолок, на котором ребрилась вентиляционная решетка. Воеводин сын смущенно покашлял у меня за спиной, погремел чем-то — и грохнул стальной дверью, через которую мы попали в железный ящик!
— Я нечаянно…
— Открой! — завопил я, охваченный внезапным приступом клаустрофобии.
— Не получается… То есть я не могу найти… Темно ведь!
— Пошарь по стенкам! Постой, я тоже! — Несколько минут мы, пыхтя, топтались в тесном ящике.
— Ничего не могу нашарить! — плачущим голосом сообщил Гаврила и вдруг вскрикнул:
— Адик!
— Не ори в ухо… Нашел?
— Да! То есть нет. Не ручку, а… пумпочку какую-то.
— Какую еще пумпочку?
— Ну… круглая, маленькая… Упругая такая, как гриб. Нажать?
— Попробуй… То есть ни в коем случае! — Наверное, я крикнул слишком громко. Гаврила, не успев отдернуть руку от «пумпочки», с испугу надавил на нее.
И тут железный ящик дрогнул и пополз вниз. Сверху посыпалась какая-то труха вперемешку с характерным скрежетом натягиваемого металлического троса. Я ощутил, как спертый воздух подземелья сменяется сырым ветром, бьющим через все видимые и невидимые щели.
— Адик! — завизжал Гаврила.
Скорость, движения (или падения?) металлического ящика всё увеличивалась. Снаружи бесновался ураган. Трос уже не скрежетал, а свистел. Тело мое вдруг потеряло вес, и, инстинктивно поджав ноги, я медленно воспарил.
— Лечу! — пожаловался рядом невидимый Гаврила.
— Не беспокойся, далеко не улетишь… Если, конечно, потолок тут прочный.
— Адик, а что происходит?
— Не знаю, чего пристал?.. Очень похоже на то, что мы с тобой оказались в лифте.
— Где?!
— В скоростном лифте, невесть каким макаром закинутом в подземелье шестнадцатого столетия.
— Что?! Ой, мне тяжко становится! — Ответить я не смог. Потому что и мне тоже стало «тяжко». Туловище мое приплюснуло к потолку. Ноги распластались по задней стенке, одна рука угодила на боковину, а вторая легла на выпуклую грудь Гаврилы.
Лифт несся вниз с невообразимой, космической скоростью.
— Кол… дов… вство… — пробубнил Гаврила.
— Никакое это не колдовство, а всего-навсего обыкновенная перегрузка, — хотел возразить я, но слова застряли на выходе и медленно поползли обратно, остановившись и трансформировавшись в плотный комок где-то в районе диафрагмы.
— Помо… — выдохнул мощными легкими детина, — …гите… — сиплым присвистом закончил он и замолчал.
Скорость движения была такая, что от перегрузки трещали все мои косточки. Ветром забило рот, как ватой, так что даже если бы я и очень хотел успокоить клиента, никак не смог бы этого сделать. Вокруг всё свистело, грохотало и завывало. Я закрыл глаза, дабы их не выдавило напором, надеясь, что и Гаврила сделал то же самое.
Интересно, лифт работает нормально или летит хрен знает куда, помахивая огрызком оборвавшегося троса?..
Интересно, мы приземлимся, своевременно снизив скорость, или просто шваркнемся о неведомый пол?..
Надеюсь, всё-таки когда-нибудь приземлимся…
Часть вторая
РОГАТЫЙ ДУХ ГОВОРИТ: «ХАУ!»
ГЛАВА 1
Наверное, я потерял сознание… Не мог же я в самом деле задремать? Спать, будучи приплюснутым к потолку бешено несущегося лифта, — это, знаете ли, не совсем удобно!
Внезапно лифт круто изменил направление и помчался вверх. Я даже испугался на мгновение: не пропустили ли мы с Гаврилой свою остановку? Чего доброго, отправимся обратно в шахту во дворе вдовицы Параши да и вылетим по инерции из колодца на поверхность! Волкодав, несомненно, раздосадован тем, что не в меру прыткая добыча не позволила себя съесть с первого раза…
Впрочем, довольно скоро сомнения мои развеялись. Без каких-либо ощутимых повреждений я и мой клиент на удивление незаметно перебазировались на пол, под воздействием перегрузки приняв положение «лежа».
Лежать пришлось довольно долго. У меня всё тело затекло. Я чувствовал себя индийским йогом, которого насильно сунули под груженый самосвал…
Наконец давление сверху потихоньку стало падать. Сквозь решетки вентиляционного отверстия забрезжил свет. Гаврила отодрал свою плоть от пола, сел на корточки и, разминая руки, прокричал, заглушая скрежет и визг троса:
— Никогда больше никаких непонятных пумпочек трогать не буду!
— Уж будь добр… — вяло отреагировал я. Кабина лифта дернулась. Сверху на нас лавиной истекал свежий сыроватый воздух. Еще рывок — и лифт остановился. Дверца, коротко скрипнув, открылась сама, явив нашим взорам скудно освещенную темно-оранжевыми лучами заходящего солнца неглубокую пещеру с видом на бескрайнюю каменистую равнину.
— Приехали, — констатировал я.
— А куда? — поинтересовался Гаврила.
— Перестань держать меня за информационное бюро! — разозлился я. — Что? Почему? Куда? Откуда? Как?.. Мне не больше твоего известно об этом странном колодце во дворе Параши, о подземном тоннеле и лифте!
Детина вздохнул и осторожно выбрался из кабинки. Я последовал его примеру. Кто его знает: вдруг кому-то прямо сейчас придет в голову вызвать этот идиотский лифт и мы отправимся в самом лучшем случае в обратный путь? Мало ли дураков проваливается в пустые колодцы, шастает по подземельям и жмет без оглядки на непонятные «пумпочки»!..
— Исходя из теории вероятности… — пробормотал я, ступая на пещерные камни.
Теория вероятности не подвела: стоило нам оказаться за пределами кабинки, дверца с грохотом захлопнулась и неведомая сила всосала лифт в землю.
Гаврила испуганно вскрикнул. Я, дернувшись, заглянул в черную шахту и поспешно отвернулся.
— Вечереет, — сказал Гаврила, указывая рукой на располагавшийся в двух метрах от нас круглый выход из пещеры. — А ведь к дому Параши мы подошли глухой ночью… Сутки, что ли, летали?
— Понятия не имею! — проговорил я, действительно не представляя, сколько времени мы проверили в кабинке лифта: несколько минут? или часов? — всё слилось в чернильной темноты сгусток сплошного воя, скрежета и гула. — Пойдем?
— Куда?
— Ну куда-нибудь… Не торчать же в этой пещере! Лифт обратно не вызовешь — приборной доски что-то не видать.
— Да, — согласился Гаврила. — Ни одной пумпочки. Даже самой маленькой…
Мы вышли из пещеры и оказались у подножия невысокой скалы, одиноко торчавшей посреди абсолютной пустоши, кое-как и кое-где украшенной пучками пожухлой травки. На порядочном расстоянии друг от друга высились невысокие скалы причудливой формы, похожие на гигантские каменные грибы, словно созревшие после обильного метеоритного дождя.
Какой-то неожиданный пейзаж… Вроде, ничего необычного и нет, но сами собой возникают мысли о необъятных марсианских краснопесчаных просторах. Так и ждешь, что из-за здоровенных валунов, наваленных вокруг скалы, выступят, целя в тебя бластеры, зеленоголовые гуманоиды…
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Странно… Кажется, никогда здесь не был, а вот поди-ка — что-то родное мерещится…
— Не признаю местность, — признался Гаврила. — Поля какие-то бедные… Ни тебе пшеницы, ни тебе проса… Дурынды каменные торчат… Уж не в басурманскую ли сторону мы прилетели? Там, говорят, хлеб не сеют, потому земля песком покрыта. Лишь бродят диковинные бородатые лошади — какие с одним горбом, какие с двумя…
— Песка тут нет, — заметил я. — Ну что, пойдем?
— А куда можно?
— Да куда хочешь. Вот тебе четыре возможных направления. Выбирай, какое по вкусу!
— Туды, где басурман поменьше! — выбрал детина.
— Разумно, — вздохнул я.
Гаврила сделал шаг вперед и вдруг остановился.
— Чует мое сердце, Адик, — шепотом проговорил он, — есть тут кто-то … Кто-то следит за нами…
Я огляделся — никого. Кольцо беспорядочно громоздящихся вокруг скал, валунов и пустошь за ними… Прислушался — ни звука. Только тоненький посвист ветра.
— Не сходи с ума, — посоветовал я клиенту. — Что за параноидальные проявления?
— Никаких пара… Смотри!
Глянув туда, куда показывал Гаврила, я охнул. На одном из валунов белел обожженный солнцем человеческий череп, украшенный торчащей из макушки стрелой. Оперенье стрелы слегка подрагивало, точно сладострастно вспоминая тот момент, когда она вонзилась в голову живого еще человека.
Не сговариваясь, мы попятились обратно к пещере.
— Хорошие новости, — сообщил я детине. — Местность не необитаема.
— А плохие? — осведомился Гаврила.
— Плохих пока нет. Подожди немного…
У входа в пещеру мы остановились. Заходить в подземелье, казавшееся теперь промозглым и зловещим, мне лично не хотелось. Однако и снаружи было как-то неуютно. Череп скалился прекрасно сохранившимися крупными желтыми зубами. Чуть повернув голову, я увидел еще один череп, валявшийся всего в нескольких шагах от меня. Обломок стрелы торчал из пустой глазницы. А вон — поодаль — еще какие-то костные останки… Кажется, чье-то ребро и фрагмент позвоночника… Веселенькое местечко, надо сказать!
— Кто-то стрелами пулялся, — тоже покрутив головой, сказал Гаврила. — Темнота эти басурмане! Вот в Москве стрельцы все как один с пищалями ходят. Только в нашей глухомани по-старинному больше луками пользуются, чем пороховым оружием. А в Москве пороха навалом. Сказывали — государь Иван Васильев десять бочек пороха угробил на то, чтобы неугодных ему монахов на небеса прежде времени отправить. Поджег фитиль и молвил: «Летите к своим ангелам…»
Из-за дальнего валуна послышался едва различимый шорох.
Ветер? Или просто нервы играют?
Я посмотрел на Гаврилу. Детина что-то побледнел лицом.
— Там, наверное, кто-то есть. Или… — неуверенно начал он.
— А ты сходи, проверь…
— Или послышалось, — торопливо добавил отрок. — Давай, Адик, переночуем в пещере, а утром уже двинемся куда-нибудь? Может, душу православную встретим, расскажет нам кто-нибудь, как к дому воеводы Ивана Степняка пройти.
Я спорить не стал. Прыгать среди валунов и человеческих костей не очень-то хотелось. В пещере хоть и промозгло, но всё-таки, наверное, безопаснее, чем снаружи.
Скалы-грибы, безводная, безлюдная пустошь… Заходящее солнце — всё багровеет и багровеет, обретая черты остановившейся в полной фазе луны…
Куда же мы с Гаврилой попали? Где-то я всё это уже видел…
Гаврила отступил тылом ко входу в пещеру. Под моими ногами скрипнули мелкие камешки. Рифленые подошвы ботинок оставили на пыльной земле отчетливый след… Ага, следы, причудливые скальные образования… В голове моей всплыло мясистое, морщинистое, словно резиновая маска, лицо.
— Вспомнил! — не удержался я от восклицания. — Клянусь хвостом Вельзевула, вспомнил!
— А? — заморгал Гаврила. — Чего? Ты что, бывал здесь раньше?
Еще бы! Конечно, бывал! Ну не точно здесь, а где-то поблизости. Как сейчас перед глазами: БАХ! — И я приземляюсь на крыше огромного здания, выстроенного в виде стандартной пентаграммы — идеальное место для вызова оперативного работника отдела кадров! Здание так и называлось — Пентагон.
Уф, да… Помню кучку военных в тяжелых от обилия металлических бляшек мундирах. Бледненькие, но бодрятся. Человек в синем двубортном костюме стаскивает через голову черную рясу… Военные образуют вокруг этого… в костюме… плотное кольцо… Я вижу пистолетные стволы, направленные в мою сторону, слышу взволнованное «мистер президент, мистер президент…» Синий костюм оттирают в сторонку, он пытается протестовать, но больше для виду…
Короче говоря, начинается обычная история: бес явился, и тут же — ужас и смятение. Как будто я случайно зашел, без приглашения… Сами ведь вызвали!
Ну я с разгона врубился в особенности местной лексики и чистенько провел предварительную работу с клиентом:
«Джимми, ты в порядке?»
«Я в порядке. Как долетели?»
«Нормально, Джимми. Можешь звать меня Эд…»
Когда обстановка несколько разрядилась, к разговору подключились военные и наперебой принялись разъяснять мне суть моего задания: «железный занавес, холодная война, СССР, приоритет в космосе… На Луну бы, а? Виски, сигару?»
«На Луну-у? Извините, ребята, я такие вопросы не решаю…»
Хотел было отправляться обратно, но этот Ронни пристал как банный лист: «Приоритет, занавес, война… Виски?»
Виски оказалось отменным!.. Вообще, посидели мы тогда хорошо. Военные рассосались кто куда. Подтянулся еще один парень — Нейлом звали. Потом был какой-то инженер. Потом — пиво. Потом — опять инженер. И снова виски… Как договор составлял и подписывал — не помню…
Утром на мою больную голову свалился адвокат — предупредил об ответственности за невыполнение условий договора. Милые парни Ронни, Нейл и мистер «Уайт Хорс» 1 вполне профессионально раскрутили меня на практически невыполнимое задание!
1 «White horse» («Белая лошадь») — известная марка виски.
Я похмелился, дал себе зарок никогда больше на работе не злоупотреблять и, поплевав для удачи через правое плечо, принялся за дело…
В контору вернулся через две недели. И долго дрожал, ожидая выговора — если не похуже чего! — за ту ужасную халтуру, которую мне удалось влепить Джимми и Нейлу в отместку за их предательский трюк.
К глубочайшему моему изумлению, всё прошло гладко! Как будто Ронни и Нейл накачали виски весь белый свет до полного помутнения рассудка. Отснятый мною короткометражный фильм «Полет на Луну» с Нейлом в главной роли демонстрировали телекомпании всего мира!
Конечно, Нейл никуда не летал. Он и ходил-то с трудом — вследствие ежедневного общения с мистером «Уайт Хорс». На пленке прекрасно видно, как он ковыляет в громоздком скафандре, тяжело переваливаясь с ноги на ногу… До сих пор меня холодный пот прошибает, когда приснится, что я снова в окрестностях Большого каньона ору, оторвавшись от видеокамеры: «Ровнее! Не падать! Не… Да поднимите его кто-нибудь!»
А сзади Джимми дергает меня за рукав: «Крупным планом отпечаток подошвы на лунной поверхности!»
А я ему: «Джимми, на Луне слабая сила тяжести, между ногами и лунной поверхностью не может быть никакого сцепления, следовательно, не может быть и отпечатков подошв…»
А он свое талдычит: «Крупным планом американский флаг, гордо реющий на фоне бескрайней Вселенной!»
«Джимми, на Луне нет воздуха, следовательно, флаг не может гордо реять. Он должен тряпочкой свисать!.. Уберите вентилятор! Поднимите Нейла, в конце концов! Кто забыл в кадре бутылку?!»
По-моему, они бы и без меня прекрасно справились!.. Хорошо я отказался от того, чтобы мое имя упоминалось в списке авторов. Когда-нибудь обман-то раскроется — не может такая явная туфта не открыться! — и на фига мне отвечать перед начальством по полной программе?!
О-о, незабываемо!.. Мог бы я местность эту и сразу узнать — наверняка пролетали здесь на вертолетах… Америка!.. Ну слава подземным червям, что не Марс всё-таки!..
Стоп! А что за лифт непонятный?.. Мы, получается, землю насквозь пролетели? Как такое может быть?! И самому неразумному бесу ныне известно о почвенных слоях, магме, ядре, в районе которого температура достигает…
— Адик, — позвал меня Гаврила.
— Погоди…
А если лифт идет не насквозь, а под почвой? По периметру земного шара? Этакое метро — электричка из одного вагона, а не лифт?..
— Адик!
— Ну чего тебе? — откликнулся я, прерывая теоретические свои измышления.
— Ты, когда бывал в этих краях, ни с кем не ссорился?
— Я? Нет… Разок, правда, повздорил с Нейлом. У него съемка, а он распух от пьянки так, что в скафандр влезть не мог!.. Ну это рабочие моменты, обычное дело… А что?
* * *
…И как это им удалось так бесшумно выползти из-за валунов? Ни камешек под их мокасинами не скрипнул!
Гаврила откашлялся и заурчал, готовя плевок. Я поспешно принял боевую стойку, втайне надеясь грозным видом хоть немного отпугнуть противника. Вряд ли у меня это получилось…
Десять… Двадцать… Не менее полусотни смуглокожих парней в набедренных повязках с луками и метательными копьями наперевес медленно наступали на нас. Настороженные раскосые глаза опасно поблескивали. Матово темнели острые кремниевые наконечники копий. Прямо в лицо смотрели заточенные о камень, обожженные на огне острия стрел. Дубинки, сплетенные из гибких ивовых ветвей, с набалдашниками из массивных булыжников угрожающе покачивались в мускулистых руках.
— Какие-то диковинные басурмане… — прохрипел Гаврила, пятясь. — Как скоморохи…
Это он о раскраске воинов… Красные и черные цвета преобладают, значит, раскраска боевая! Ребята явно вышли на тропу войны — об этом говорят также орлиные перья, вплетенные в густые тугие косы.
— Адик, кто это?
— Индейцы, — уверенно определил я, — кто же еще?.. Интересно, как это такой толпе удавалось укрываться за в общем-то небольшими по размеру валунами? Они, наверное, комплектовались на манер фигурок из «тетриса»…
Воины наступали… Беззвучно и медленно… Хоть бы кто-нибудь сказал что-нибудь вроде: «Бледнолицые дьяволы! Ваши скальпы украсят вигвам вождя!» Тогда можно было бы завязать разговор по крайней мере… А чего они не стреляют? В секунду могут нас стрелами и дротиками нашпиговать!.. Приближаются и приближаются… Словно кто-то затягивает вокруг нас смертоносную удушающую петлю…
Что делать? Заговорить первым?.. Интересно, какой вопрос мог бы разрядить обстановку? «Простите, вы не подскажете, как пройти в Колуново? А то мы заплутали маленько…»
— Я готов! — шумно выдохнув Гаврила.
— К чему?
— Отплевываться!
— Не вздумай! — зашипел я. — В одного плюнешь — остальные сорок девять изрешетят нас стрелами!
— А я очередью!
— Не делай резких движений! Ребята нервничают, но держат себя в руках. Перевес явно на их стороне, а они боевых действий не открывают… Попробую поговорить с ними.
— А ты по-ихнему разумеешь? — удивился Гаврила.
— По-всякому разумею, — признался я. — Бес я или не бес в конце концов!
— А может, я их прокляну? Всех разом?
— На массовое проклятие ты еще не способен — уровень не тот. А по одному их щелкать — не выход…
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |