Мередит срочно надо было узнать, что с сестрой. Узнать, прежде чем ее сморит сон.
— Полиция не знает, кто совершил поджог, — сказала мама. — Возможно, какая-нибудь компания пьяных подростков на автомобиле. Кто-то бросил бутылку с зажигательной смесью…
Мередит захрипела.
— Молчи. Тебе нельзя говорить, — уговаривала дочь Кэмпбелл.
— Мэлли… — прохрипела Мерри.
— Извини. Я думала, что вы слышите друг друга. С ней все в порядке, — заверила мать. — Мэлли надышалась дыма, но она поправится. Ты спасла ей жизнь, дорогая, вытащила из горящего дома.
В отличие от мужа. Кэмпбелл многое знала об экстрасенсорных способностях дочерей и их «беспроволочном телефоне». Чувство вины переполняло женщину. Она заплакала. Слезы двумя ручейками покатились по щекам.
За стеной Мэллори ударила себя в грудь — сначала слегка, потом сильнее.
Отец согласно кивнул.
— Ты наглоталась дыма.
Мэлли округлила глаза и энергично замотала головой. Отец склонился над ней, осторожно обнял за плечи и заставил снова прилечь.
— Послушай, Мэллори! Тебе нельзя волноваться, дорогая.
Она неистово заколотила себя в грудь.
— Что? Не впадай в истерику, лучше напиши.
Тим Бринн дал дочери карандаш и вырвал из блокнота лист бумаги. Мэлли начала писать, а отец побежал за женой.
— Детка моя! — бросилась к дочери Кэмпбелл. — Ты нас так напугала. Мы так боялись, что ты не, придешь в себя… Мерри была под действием лекарств, но ты… ты просто не приходила в себя.
От слез тушь Кэмпбелл потекла. Она повернулась к мужу.
— Ты сказал ей, что Мередит в порядке? Мне кажется, они не слышат друг друга.
— Что? — удивился Тим. — Как они могут слышать друг друга? Они не могут даже разговаривать.
Кэмпбелл ему не ответила.
— Ты ведь знаешь, что с Мередит все в порядке?
Мэллори отрицательно покачала головой.
Отец закрыл руками, лицо.
— А я-то думал… — сказал Тим. — Она тут целую пантомиму устроила, а я все понять не мог, к чему это. Себя по груди стучала… Это она имела в виду «я», «моя сестра»…
Он был хорошим отцом, только иногда долго соображал.
— Мередит вытащила тебя из огня, — сказала Кэмпбелл. — Ты лежала возле горящего дивана. Горели шторы. Она… сильно обожгла себе ладони…
Мэллори вздрогнула.
— Не бойся. Она выздоровеет. Мерри легко отделалась.
Силы оставили Мэллори. Она чувствовала себя опустошенной и виноватой. Сон навалился на нее, пальцы, сжимавшие бумагу, разжались, и листок выпал на пол. Когда медсестра позже подобрала его, то увидела, что там угловатыми буквами было написано: «Мерри, Мерри, Мерри».
О героях и злодеях
Занятия в школе возобновились, и к концу первой недели Мэллори аж тошнило от предупредительности, с которой окружающие обходились с ней и сестрой. Как будто они фарфоровые куклы, а не люди!
Стояла середина января, но снег так и не выпал. Было слякотно. Иногда шел дождь со снегом. Настроение ее было под стать погоде.
Школьники скучали и с удовольствием пересказывали друг другу подробности пожара. Слушая их, Мэлли чувствовала себя полной дурой.
Она больше не хрипела, но страдала одышкой. Пробежав меньше сотни ярдов, она останавливалась и долго восстанавливала дыхание. Обе близняшки прошли флюорографию и напугавшую их бронхоскопию. Врачи удостоверились, от проникнувших в легкие сажи и обуглившегося волокна сестры серьезно не пострадали. Возможно, Мэллори спасло то, что она, потеряв сознание, упала лицом вниз, а Мерри прикрыла рот детской курточкой.
Физически Мэлли была почти здорова, а вот психологически — не очень. События той ночи выбили ее из колеи. Впрочем, она прекрасно понимала, что прошлого не воротишь. Единственное, чего ей по-настоящему хотелось, это чтобы люди перестали болтать об этом злосчастном пожаре.
Окружающие доставали ее своим вниманием.
Однажды им позвонили, и женский голос предложил близнецам дать интервью для канадского радио.
Мерри не успела раскрыть рот, как сестра отрезала:
— Нам не разрешают. А тебя от этого не тошнит? — положив трубку, спросила она у Мерри.
— Нет. Как по мне, то это даже прикольно. Мы спасли детей и чуть не погибли. Почему мы не можем наслаждаться славой?
— Это был твой долг — спасти брата и малышей, — заявила Мэлли. — Во время покорения Дикого Запада такой поступок считался в порядке вещей. Наши ровесники то и дело вытягивали братьев и сестер из горящих палаток. Родители, живи мы в то время, уже забыли бы о случившемся.
— Но мы не пионеры и не живем на Диком Западе.
Последнее время Мерри спала с черной повязкой на глазах на случай, если утром ее будут фотографировать.
— А мне вся эта шумиха надоела.
— А мне наоборот, — настаивала Мерри. — Как черлидер я до лета остаюсь не у дел. Могу же я хоть чем-то компенсировать моральные издержки?
Ее фотография теперь была в каждом мобильном телефоне, принадлежавшем подростку из Риджлайна и окрестностей. Заслуженная, хотя и мимолетная слава льстила ее самолюбию.
Мэллори, напротив, с радостью стала бы невидимой для окружающих.
Первая фотография, сделанная репортером после выписки из больницы, казалась Мэлли ужасной. Опухшее лицо, уродливое, похожее на переспевшую сливу.
Когда очередной благожелатель дарил ей фотоснимок, она вежливо благодарила, хотя в глубине души кипела от гнева. Практически одинаковых снимков у нее накопилось уже на два альбома.
Газетный заголовок гласил: «Близнецы спасли малышей из пламени в день своего рождения». Рядом с ними сфотографировались Фрэд Элиот, главный редактор «Риджлайнского репортера», мэр Джоана Карлз и глава пожарного департамента Вендел ван Пеллинг. Ван Пеллинг чувствовал себя не в своей тарелке. Первые два звонка, сообщившие в департамент о пожаре, попросту проигнорировали. Звонили подростки, которых из-за громко играющей музыки едва можно было расслышать. Только когда позвонил пожилой человек и заявил, что его сын адвокат и может подать в суд на пожарный департамент, машины выехали по вызову.
Сестры были награждены медалями «За услуги перед обществом» и стипендиями в пятьсот долларов от Ассоциации полицейских и пожарных.
Двоюродные сестры и брат подписали своим спасительницам трогательные открытки. Открытка Ханны начиналась словами: «Мы любим близнецов…» (Как и большинство учителей, их кузины не умели отличить сестер друг от друга и предпочитали называть их собирательно близнецами.) Особенно тетю Кейт растрогало то, что Мередит пыталась вынести из горящего дома детские альбомы. Она подарила племяннице сертификат на сто долларов в «Скрипс-энд-скрэпс». Эти деньги Мерри собиралась прокутить с подругами из команды поддержки. Мэллори тетя с дядей подарили годичный абонемент на еженедельное посещение сеансов в киноцентре «Дептфорд-Молла» — пачку билетов-контрамарок, годных до конца текущего года. Она была им очень признательна, хотя и не представляла себе, как сможет добираться туда. Возможно, Дрю или Эден будут отвозить ее в киноцентр.
Кроме двух поношенных футболок, Дрю подарил Мэллори одну новую. Ежедневно он навещал ее и с большим интересом выспрашивал подробности событий той ночи.
— Поверить не могу, что с тобой такое случилось, — однажды сказал он. — Все парни немного пироманы, но этот, должно быть, полный псих, если поджег дом, в котором были люди.
— А может, этот пожар устроила девушка, — из чувства противоречия заявила Мэлли.
— Нет. Девушки таким не занимаются. Я выяснил.
— Выяснил… — насмешливо повторила за ним Мэллори.
Дрю залился краской. А Мэлли испытывала жалость к тем, кто легко краснеет.
«Никогда тебе не стать игроком в покер».
— Да, — сказал Дрю. — Девочки не устраивают поджоги. Полиция обязательно поймает его. Поджигатели всегда оставляют улики.
— А как насчет поджога церкви в Тремонте?
— Я читал в Интернете, что поджигатели всегда оставляют улики. Они гордятся тем, что делают, и подсознательно хотят, чтобы их поймали. Я немного знаю о поджоге церкви в Тремонте. Вполне возможно, что тот, кто совершил поджог, уже сидит в тюрьме за другое преступление. Кстати, почему все только и говорят, что о том поджоге?
— Риджлайн — тихий городок, — объяснила ему Мэлли. — Я смотрела в «Гугл»: последнее убийство было совершено здесь в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. Тогда еще и моей мамы не было на свете. Поджог церкви в Тремонте — это событие, которое хоть отчасти сравнимо с тем, что мне пришлось пережить.
— А кого убили? — поинтересовался Дрю.
— Один мужчина застрелил любовника своей жены. Тривиально.
— А как на счет убийств котов?
— Это не то. Кошек отравляли и будут отравлять. Гадко, конечно, но некоторые люди просто ненавидят кошек. На свете их развелось слишком много. И кошки, кстати говоря, не очень-то любят людей.
— Я люблю своего кота, — возразил Дрю.
Каждую ночь старый одноглазый кот Флаффи укладывался спать в изголовье своего хозяина. Дрю мыл голову мятным шампунем, и его любимец обожал этот запах.
— Ты хочешь пойти в кино? — спросила парня Мэлли.
Дрю снова покраснел.
— Да… с тобой… — промямлил он.
— Нет, один. Я не приглашаю тебя. Что за дурацкая идея!
Дрю эта идея не казалась такой уж дурацкой. Мэллори ему нравилась. Он с нетерпением ожидал, когда Мэлли исполнится пятнадцать лет и родители позволят ей ходить на свидание. Ради нее он готов был бросить колледж. Если набраться терпения, то девушка в конце концов выйдет за него замуж.
— Тетя накупила столько контрамарок в кино, что мне хватит лет до тридцати.
— Ты это заслужила.
— Ну, не совсем… Мерри спасла всех, а я в самый неподходящий момент потеряла сознание.
— Все равно. Многие в панике убегают из горящего дома. Я слышал о родителях, которые оставили своих детей умирать в огне.
— Врешь.
— Не вру, — отрезал Дрю.
— Ты и это в «Гугле» нашел?
— Нет, — солгал он.
— Ладно, — зевнула Мэллори. — Я буду сейчас смотреть «Дни». Ты один пойдешь в кино, или дать тебе два билета, а ты найдешь себе подружку, с которой пойдешь в киноцентр?
— Я пойду, но с тобой. Только тебе придется надеть маску.
Мэллори дотронулась пальцем до розовых шрамов на лице. Скоро и они исчезнут. Дрю от смущения готов был провалиться сквозь землю.
— Теперь ты так популярна, что окружающие не дадут тебе проходу, — исправился он.
— Я надену что-нибудь Мередит и накрашусь, как она.
— Это точно сработает! — пошутил парень. — Теперь я спокоен.
Позже в тот же день Дрю был свидетелем беседы, которую пожарный инспектор провел с близнецами.
Мэллори сочла разумным не говорить своему лучшему другу, что инспектор — очень красивый мужчина, сексуальный и загадочный. Жаль, что он старый, лет тридцати.
Девочки сидели с одной стороны стола, инспектор устроился с другой. Из портфеля он извлек пачку фотографий и папку с дюжинами отчетов. Как и Тим Бринн, инспектор писал перьевой авторучкой. Положив перед собой несколько чистых листов бумаги, он вывел вверху страницы сегодняшнюю дату и слова «Третий допрос близнецов Бринн».
— Итак, все уехали, а вы остались дома одни. Вспомните, может, вы видели кого-нибудь? Или слышали что-нибудь необычное? Любая мелочь, даже то, чему вы не придаете значения, может оказаться очень важным для расследования.
Инспектор внимательно рассматривал близнецов, желая убедиться в их искренности.
— Ничего, — сказала Мерри. — Мы даже проезжавшие мимо машины не видели.
— Другие свидетели видели автомобили. Почему же вы не видели?
— Мы возились с малышами, — ответила ему Мэлли, — и не смотрели в окно.
— Мы обнаружили следы протекторов неподалеку. Кто-то подъехал к дому вашего дяди и остановился перед крыльцом. Шины были, к сожалению, новыми. Никаких особых дефектов. Таких полным-полно.
Мэллори нравилась немногословность инспектора. Она и сама попыталась быть столь же лаконичной и говорить незаконченными предложениями.
«Как обычно… Кто угодно… Вероятно, чужак… Ничего личного…»
Мэлли импонировала его манера держаться.
К концу разговора стало ясно, что ничего нового близнецы сообщить не могут.
Следствие установило, что фейерверки разместили вокруг дома заблаговременно. Их защищала от непогоды сухая листва и картон. Некто в рабочих рукавицах поджег фейерверки с помощью дешевой зажигалки. Следователи обнаружили опаленные волокна, которые могут принадлежать одной из десяти тысяч пар рабочих рукавиц, распроданных за неделю после Рождества.
Многие звонили в полицию, чтобы сообщить о подозрительных машинах, которые видели в ночь пожара. Складывалось впечатление, что тупик Тыквенной лощины стал в новогоднюю ночь Бродвеем. Следователи не придавали особого значения этим звонкам, списывая их на обычную в таких случаях истерию. Настоящих свидетелей не было. Никто не видел людей, слонявшихся вокруг дома. Никто не видел, как дети играли во дворе. Даже соседи, живущие за квартал от пострадавшего дома, не видели фейерверка. Все разъехались. Наверняка поджигатель на это и рассчитывал. Никто не видел, как он бросал бутылку с зажигательной смесью на крышу портика.
Соседи, жившие на противоположной стороне, вернулись домой только в два часа ночи. К их ужасу, улица была забита пожарными и полицейскими машинами, съехавшимися со всей округи. Всюду суетились люди. Во дворе их дома полицейские нашли обуглившийся кусочек фитиля.
Следы огня на крыльце заднего хода свидетельствовали, что и там что-то взрывали. Возможно, поджигатель хотел отрезать и этот путь к спасению. Пожарный инспектор пришел к выводу, что злоумышленник намеревался причинить существенный вред, но не хотел убивать детей или полностью сжечь дом. Во всем этом чувствовалось дилетантство — случайное или намеренное. Складывалось впечатление, что поджигатель не справился с огнем и пожар получился куда опаснее, чем предполагалось.
В конце концов, официальные лица пришли к выводу, что это была злая шутка, вышедшая из-под контроля. Оставался открытым вопрос, почему поджигатель выбрал именно этот дом. Скорее всего, из-за удаленного местоположения. Сестры были знамениты. Школьные товарищи очень высоко отзывались о близнецах. У них не было врагов или недоброжелателей. Эденсо Кардинал, красивая черноволосая студентка-второкурсница, заявила полицейским: «Никто не обидит близнецов. Они священны».
Заявление Эден показалось странным, как, впрочем, и все в этом странном деле. Тщательное изучение прошлого Эденсо Кардинал, впрочем, не дало полицейским никаких зацепок. Оно было столь же беспорочным, как и у близнецов: из многодетной семьи, спортсменка, отличница. Большую часть свободного от занятий времени она нянчилась с родными и двоюродными братьями и сестрами, а по воскресеньям работала в магазинчике солнцезащитных очков в «Дептфорд-Молл». Эден даже не ходила на свидания.
Кевин Бринн был адвокатом, который специализировался на делах, относящихся к недвижимости. Никто благодарящего профессиональной деятельности не попал в тюрьму. Никто не остался в накладе после раздела имущества и, значит, не имел на него зуб.
Никто во всем Риджлайне не отзывался плохо о семействе Бриннов.
Когда все слова были сказаны, а все улики изучены, жители города приняли решение оставить близнецов в покое. По крайней мере, так решили взрослые, а вот дети с огромным энтузиазмом обсуждали происшествие. Сплетни, подобно лесному пожару, распространялись по аудиториям и коридорам школ. В дом Бриннов тянулась нескончаемая череда посетителей. Мэлли была недовольна тем, что ей не дают спокойно смотреть сериалы «Дни» и «Главная больница». Спальня сестер стала напоминать магазинчик флориста. Излучающие сердечную привязанность подруги надарили близняшкам музыкальных шкатулок, плюшевых медведей, сережек… Мерри казалось, что настало второе Рождество или еще один день рождения.
Однажды к ним в гости зашел Дэвид Джеллико, причем Мэлли отметила, что тот был довольно небрежно одет: рубашка с одного бока выбилась из брюк. У гостя был скучающий вид. Казалось, Дэвид только ждет удобного случая, чтобы сбежать. Несмотря на это Мередит обрадовалась, словно в их гостиной появилась какая-нибудь популярная рок-группа. Мерри раздражало, что сестра демонстративно увеличила звук телевизора. Честно говоря, Мэлли чертовски надоело переодеваться каждый раз, когда к ним приходил очередной парень.
Пришли Вилли Брент и Дейн Гринберг.
— Поджигатель дорого заплатит за это, — сказал Дейн.
— Никто не может безнаказанно обижать двух М, — вторил ему Вилли.
Мередит любила, когда их так называли.
— Хорошо быть любимицей школы. Все равно, что стать королевой выпускного бала, — сказала она Мэллори.
— Для этого надо вести себя как фифочка и сделаться настолько популярной, что какой-то псих захочет тебя сжечь.
Мэллори терпеть не могла, когда кто-то бросался ее защищать. А теперь каждый только тем и занимался. Даже отец расхаживал по дому, потрясая сжатыми кулаками и обещая набить виновнику морду. Как будто Тим Бринн способен на такое!
Преобладало мнение, что поджигатель — кто-то из местных, кто-то из знакомых, кто-то из жителей городка.
Мэллори и сама склонялась к этой мысли. Ей почему-то казалось, что пожар устроил Дэвид Джеллико. Он никому не хотел причинить вред. Просто, напугав Мэллори, он намеревался таким образом отомстить ей за взбучку, которую получил два года назад на дне рождения Ким.
Она поделилась своими подозрениями с сестрой.
— Не думаю, чтобы он имел хотя бы малейшее представление о том, чем закончится такая проделка. В любом случае, он осел.
— Сама ты ослица! — негодовала Мерри. — Говорить такое — гадко и глупо. Бонни — лучшая подруга мамы.
— Из этого не следует, что Дэвид не может быть шизом.
— Он встречал Новый год с Дейдрой Брэдшоу в Дептфорде, — сказала Мерри. — Они приехали туда около девяти часов вечера. Дейдра такая красавица… Мне будет трудно отбить у нее Дэвида.
— Это не алиби. У него оставалась уйма времени для поджога, — не согласилась с сестрой Мэлли.
— А может, ты влюбилась в него и просто ревнуешь? Что за бред ты несешь! Представляю, как Дэвид останавливает машину и говорит Дейдре: «Сейчас я подожгу дом Кевина Бринна, а потом мы поедем тусоваться».
Мэлли сдалась.
Сестры пропустили две первые недели второго семестра, но без последствий. Все учителя были предельно предупредительны и не заставили их отрабатывать пропуски. Многие даже дали им конспекты проработанного в классе материала. Мальчики вились вокруг Мерри и носили за ней сумку. Она чувствовала себя средневековой принцессой, руки которой добивается множество претендентов. Впрочем, внимание и забота окружающих были недостаточной компенсацией за неучастие в выступлениях команды черлидеров.
Ее рука шла на поправку. Шрамы сходили медленно, но неуклонно. С каждой неделей повязка уменьшалась, открывая все новые участки здоровой кожи, которую мама заботливо обрабатывала антибиотиками и гелями. Но пальцы пока еще не слушались Мерри. Карандаш выпадал из рук, поэтому учителя сами записывали ее ответы.
Природный оптимизм Мередит не давал ей погрузиться в черную меланхолию. Она поддерживала форму, готовясь к соревнованиям в марте. Во время тренировок Мерри сидела на скамье: маленькая героиня, чья перебинтованная рука была незаметна на фоне белой униформы черлидера с большой зеленой буквой R на груди. По утрам она занималась в гимнастическом зале: прыгала, делала шпагат и растяжки, упражняла ноги на тренажерах. Мерри соблюдала осторожность, оберегая больную руку. Вместе с командой она отрабатывала движения рук и хореографию под музыку, но пирамида или простая балансировка на руке были под запретом. (Еще задолго до того как Мередит достигла возраста, когда дозволены сложные гимнастические упражнения «высшего пилотажа», девочка тайно отрабатывала их с Келленом Фишем.) До пожара тренер Эверсон скрепя сердце разрешала Мерри головокружительные кульбиты.
— Это твой входной билет в колледж, — говорила она каждый раз, когда Мередит, сделав сальто, падала на руки Келлену, а потом оказывалась на вершине пирамиды в образе статуи Свободы.
Теперь любые сложные фигуры были под строжайшим запретом. Кейтлин Андерсен стала капитаном, а Кили Карзняк — «птичкой». Мерри ужасно им завидовала.
Однажды вечером они с Ким лежали на кровати и ели пиццу. Мерри предпочитала хрустящие края, а Ким мягкую середину, поэтому им вполне хватало одной пиццы на двоих. Стояла теплая погода, и окна спальни были открыты настежь. Подруги обзвонили всех знакомых и теперь бездельничали. Было еще рано, не больше девяти вечера.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — начала Ким.
— Говори.
— Ты не обидишься?
— Нет.
— Тебе очень не везет, — сказала Ким. — Ты делаешь людям добро, а в ответ на тебя сыплются одни несчастья. Как будто тебя прокляли. Не по-настоящему, конечно, но…
— Не одни только несчастья, — не согласилась с ней Мередит. — Я спасла брату жизнь. Это большое счастье.
Слова эти не прозвучали убедительно даже для нее самой.
— Мэллори говорит, — продолжала Мерри, — что это был мой долг — спасти Адама. Ничего героического в моем поступке нет. Во время покорения Дикого Запада я бы уже пару раз спасла жизнь младшему брату.
— Ты так думаешь?
— Не я, Мэллори. Сестра считает, что взрослые не правы. Мы с сестрой — не герои, мы просто выполнили свой долг.
— Не герои?! — смахивая непрошеную слезу, воскликнула Ким. — Посмотри на себя! На кого ты похожа!
— Спасибо! — хмыкнула Мерри.
— Я не то имела в виду, — извинилась Ким. — Этот ожог пройдет. Просто жаль, что… ну… я тебе сочувствую. Ты сейчас похожа на героиню реалити-шоу.
Вошел Дэвид. На плечах — кожаная куртка. Не черная байкерская или белая гангстерская, а коричневая, стильная, немного пижонская. Дэвид в этой куртке казался Мерри просто неотразимым. Он напоминал ей старые фотографии Чарльза Линдберга [3]из учебника истории: стройный, высокий, мускулистый, голубоглазый и светловолосый, похожий на северогерманского языческого бога. Бывают ли среди итальянцев блондины? А может, Дэвида усыновили? Нет. Мама говорила, что Бонни забеременела через год после того, как они познакомились. Обе молодые женщины только начинали работать медсестрами в хирургическом отделении городской больницы. Внешность Дэвида была… идеальной. Конечно, Ким тоже симпатичная, но ей далеко до брата. Под куртку Дэвид надел белый облегающий мускулистое тело свитер, ткань которого, если бы Мередит набралась смелости прикоснуться к ней, показалась бы маслянистой на ощупь. Как ей хотелось сейчас дотронуться до его груди!
— Ты не похож на итальянца, — сказала Мерри, сворачиваясь клубочком, как нежащийся на солнышке котенок.
— Похож. Северные итальянцы у подножия Альп светловолосые.
— Ты говоришь по-итальянски?
— Брат его учит, — вмешалась Ким. — Он записался на курсы дистанционного изучения латыни, итальянского и японского языков. Наш папа немного говорит по-итальянски, а дедушка с трудом общается по-английски.
— Точно, — сказал Дэвид. — Va bene! Multo grazie! [4]
— Пицца! Горгонзола! — передразнила его сестра. — Да это просто снобизм! Я слышу, как ты изо дня в день повторяешь одни и те же слова.
— Итальянский — язык любви. А то, что Ким слышит по утрам, — совсем не лингвистические упражнения. Я надиктовываю на магнитофон свой роман.
— Ты еще и писатель? — воскликнула Мерри.
— Никаких «еще», — опять влезла в разговор Ким. — Дэвид кроме писательства и гольфа ничем не занимается. Сомневаюсь, что он наговаривает роман. Думаю, он просто разговаривает сам с собой. Дэвид у нас любитель этого.
— Заткнись, толстая задница! Я, в отличие от некоторых, хочу получить хотя бы зачатки настоящего образования, перед тем как поступить в колледж. А что насчет гольфа, то Тайгер Вудс [5]будет, если уже не стал, миллиардером. По крайней мере, это настоящий спорт!
Дэвид подпрыгнул и принял позицию «распростертый орел»: одна рука вытянута вперед, а другая поднята над головой.
— Риджлайн, вперед! Наша команда — ха-ха! Мы все — полные лузеры!
Ким запустила в брата огрызком яблока, подскочила к нему и вдруг вскрикнула. Дэвид наотмашь ударил сестру по руке, оставив на ней красный след. Лицо Ким исказили удивление и боль.
Дэвид ушел.
«Должно быть, на свидание с Дейдрой», — решила Мередит.
Ночью, когда они с Ким наконец заснули, Мерри приснился Дэвид. Он с серьезным видом раскладывал на земле камни. Лицо сосредоточенное, в волосах блестят капельки дождя. Наверное, он любит цветы… А может, работает в огороде Бонни? Мередит хотела выйти замуж за парня, который нежно относится к собственной матери.
На следующее утро она спросила у Ким:
— А Дэвиду нравится работать в саду камней? Я знаю, у вас возле дома такого нет, но, может быть, у дома вашего дедушки?
— Нет, — удивилась подруга. — Ты о чем говоришь?
— Ну, большие круги, выложенные из камней и раковин.
— Он убьет тебя, если узнает!
Ким упала на расшитые оранжевыми кружочками подушки и залилась безудержным смехом.
— Что такое? — удивилась Мерри.
— Ты следила за Дэвидом?
— Нет.
— Он тебе сам рассказал?
— Ну… типа того…
— Дэвид строит из себя взрослого, но когда дело касается животных, превращается в сущего ребенка. Раньше он приносил домой кошек, над которыми кто-то поиздевался. Если они выживали, мы отдавали их в ветлечебницу, и там им находили новых хозяев. Если же кошки умирали, Дэвид хоронил их недалеко от вашего «летнего лагеря». Так он поступает с раннего детства. Мама отвозила его туда на машине. Дэвид хоронил на своем кладбище даже хомячков — говорил, что им будет приятно покоиться на возвышенности.
— Мило.
— Только не говори об этом с Дэвидом, — попросила Ким. — Я удивлена, что он тебе вообще что-то рассказал. Дэвид считает свое поведение не соответствующим образу настоящего мачо. Он даже цветы приносит на их могилки.
Мередит очень захотелось повзрослеть… года так на два. Что бы там мама ни говорила о том, что глупо спешить жить, захомутать такого сентиментального и милого парня, как Дэвид, стоит поскорее. Он казался ей существом прямо-таки неземным, ангельским.
Уходя от подруги, Мередит бросила Дэвиду на прощание:
— Я никому не скажу.
— О чем?
— О домашних животных и их могилах. Это так мило!
— Что? — Лицо Дэвида исказилось. — О чем ты говоришь?
— Забудь.
Было ясно, что касаться этой темы не стоило.
— И все же, о чем ты?
— Ким рассказала мне… о кошках, которых ты пытался спасти, а они умерли. Я думаю, что…
— Ким чокнутая! Я поступал так в… десятилетнем возрасте.
Появилась Ким. Дэвид снова довольно сильно ударил ее по руке, презрительно фыркнул, развернулся и ушел.
Мередит смутилась. В ее сне Дэвид не был десятилетним ребенком. Даже одежда на нем была эта же: короткий, слегка поношенный жакет, присобранный в поясе.
Похоже, слова Мерри застали его врасплох.
Ким была крайне раздосадована.
— Он себе такого раньше не позволял, — пожаловалась она Мередит. — После того как Дэвид начал встречаться с девушками, он стал вести себя как скотина. Мама говорит, что он с девушками… ну, ты поняла…
Мерри прекрасно понимала, о чем говорит подруга. Ей оставалось только надеяться, что Дэвид не будет спешить с официальным оформлением отношений с какой-то другой девушкой.
Странные видения
Мэллори участвовала в последних играх сезона, но без особого успеха. Тренер видел, что она в плохой физической форме, но не показывал своего неудовольствия. Впрочем, по-другому и быть не могло.
Пересуды о пожаре отошли на второй план, когда по школе разнеслась ошеломляющая новость о Кристине Пэлл, первокурснице Риджлайнского общественного колледжа, чей дед владел обеими банками города. Кристина приступила к занятиям позже, и причиной тому послужило не серьезное заболевание гриппом, а «сами знаете что».
Какой скандал! Всеобщее внимание было приковано к новой жертве.
Мэллори от всего сердца жалела Кристину, хотя и считала ее полной дурой. Зато больше никто не горел желанием перемывать кости сестрам Бринн.
Впрочем, душевное спокойствие к Мэллори не вернулось. Она не могла вести себя так, словно в ее жизни ничего особенного не случилось.
Однажды после тренировки мулатка Трэвор Солвин, которую никто в команде не любил за скандальный характер и единственным достоинством которой, как для форварда, был высокий рост, сделала колкое замечание в адрес Мэллори. Произнесено оно было шепотом, но так, чтобы все услышали.
Мэлли была полузащитником. Скорость и точность давали ей преимущество в защите и в середине поля, но невысокий рост являлся значительным недостатком при нападении. Раньше девочка видела все поле внутренним зрением, но с утратой этой способности, равно как прежней скорости и меткости, Мэллори или мазала мимо ворот, или посылала мяч прямиком в руки вратаря соперника. Проход центра поля занимал у нее значительно больше времени, чем прежде. Раньше Мэлли славилась как мастер финта, а теперь каждое ее намерение просчитывалось и нейтрализовалось соперником. Да и во время передвижения по полю ноги казались ей обутыми в тяжелые горнолыжные ботинки.
— Надо дать нашей Мэлли другое прозвище: не Стрелок, а Мазила, — заявила Трэвор.
Мэлли никогда прежде не плакала при посторонних, но теперь слезы навернулись ей на глаза. Она сунула руки в рукава парки, схватила ботинки и убежала.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |