Звонкое, дробное «цок-цок-цок!» насмешничало, подначивало – и, закручиваясь спиралью лестницы, звало за собой.

Пролог

Звонкое, дробное «цок-цок-цок!» насмешничало, подначивало – и, закручиваясь спиралью лестницы, звало за собой.

Данька летел по ней, перепрыгивая через две ступеньки и едва вписываясь в повороты. Азарт погони будоражил кровь, заставлял сердце отчаянно биться, а его самого бежать, бежать – бежать без устали, не замечая ничего.

Ашка терпеливо дожидалась его на последней ступеньке. Подпустила поближе, жеманно сверкнула изумрудами глаз – и мягко спрыгнула в коридор, дымчато-серой тенью растворившись в неровном, мерцающем свете чахнущих ламп. Лишь звонкий цокот коготков напоминал, что перед ним обычная кошка, а не одно из привидений старинного замка, и цокот коготков путеводной нитью, волшебным манком звал за собой, уводил все дальше во тьму.

Данька «охотился» за любимицей госпожи уже битый час, но безуспешно. Избалованная кошка, как оказалось, отлично знала замок. Уже изрядно запыхавшийся мальчишка успел побывать и в голубятне, и на чердаке заброшенной башни, и на единственном уцелевшем в войне участке крепостной стены. Там он, кстати, почти загнал Ашку в угол, но в последний момент она извернулась и просочилась в узкую бойницу. Теперь же зеленоглазая бестия увела его в подземелья.

Прямой, как стрела, коридор тянулся вперед, в бесконечность. Ни одной развилки, ни одного поворота, где она могла обыграть его ловкостью и верткостью. Только вперед, только прямо! Данька стремительно ее настигал.

Вот сейчас, еще немножечко! Кровь стучала в ушах, отбивая тяжелый барабанный марш, сердце колотилось, как сумасшедшее. Данька все мчался и мчался вперед... пока не споткнулся.

Земля ушла из-под ног, мир крутанулся, перевернулся – и обрушился на него.

Голова зазвенела, словно храмовый колокол. Из глаз брызнули слезы.

Мальчик тихонько застонал и попробовал подняться. Получалось плохо: руки и ноги дрожали, точно напружиненные, и жутко ныли. Данька закусил губу, надеясь, что короткая вспышка боли отвлечет его и придаст сил.

Проклятой Ашки и след простыл. Он шепотом, повторяя услышанные от взрослых слова, выругался. Подождал немного, надеясь, что кошка захочет играть и обязательно вернется. Но тщетно.

Данька тоскливо оглянулся. Возвращаться было долго, скучно… и страшно. Попадись он на глаза герцогине с невыполненным поручением, ничего хорошего его не ждет. Может, пересидеть гнев госпожи в каком-нибудь укромном уголке? Нет, бессмысленно: чем дольше он будет тянуть с признанием, тем больше она разозлиться. Тогда, может быть, попробовать дождаться Ашку?

Но что, если она не вернется? Или уйдет другим путем? Не ночевать же в этом каменном склепе! Нет, надо идти. Данька тихонько вздохнул, развернулся… и замер, не сделав ни шагу.

Потому что услышал голоса.

- …ой… дрг!…вую… вас!

- …ё… чте…при...!

Гулкое эхо уродовало слова, искажая их до неузнаваемости. Но в том, что говорящих было двое, сомневаться не приходилось. Данька завертел головой, пытаясь понять, откуда идет звук.

А разговор, между тем, продолжался.

- …ак… ша… очь?

- …сибо! Чатель!..

«А может быть, это чудовища? - вдруг подумалось Даньке. И сердце замерло, но не от страха, а от восторга. – Те самые, которых волшебники сотворили! Как Танья рассказывала…»

Лучше шерсти старуха-прядильщица сплетала только кружево слов. Тихий, давно уже севший голос приобретал невиданную глубину, стоило ей завести сказку. Таинственный и властный, он затрагивал самые тонкие струны души. С сухих и потрескавшихся губ старухи срывались басни и былины, сказы и сказки о рыцарях и чародейках, об ужасе Тысячелетней ночи и Первом грехе... Но больше всего Данька любил истории о прежних хозяевах замка: королях Северы и великих волшебниках. И сейчас его мечты, сказки, которыми он жил и дышал, оживали.

- …ми…твами! …вы?

Вот бы хоть глазком посмотреть! Но герцогиня… нужно спешить…

Данька заколебался. Да, нужно спешить, возвращаться… Но как же он может уйти, когда его мечта – вот она, прямо здесь, только руку протяни! Сколько раз он заглядывал сюда, в эти пустынные коридоры, и никогда ничегошеньки интересного не происходило! А вдруг второго шанса никогда больше не представится?

Ну, нет уж! Так просто он не отступится! Данька развернулся и крадучись двинулся на голоса, ступая так тихо и осторожно, как только мог.

- …гда, ша… ость!

- Не… лить… ам…. на?

Он шел мимо затянутых паутиной стен и окованных железом дверей. Все они были заперты и, судя по девственному слою пыли, покрывавших пол, последний раз открывались давным-давно.

Голоса по мере приближения становились все четче, и следующую реплику Данька почти различил:

- …удвольствм, мой…ринц.

Данька прибавил шаг, понимая, что почти дошел до нужной двери – и все равно вздрогнул, когда голос прозвучал совсем близко.

- Вы решили проблему, о которой я говорил?

Голос – бархатистый и низкий, чуждо растягивающий гласные, с раскатистым «р». Нечеловеческий. Так мог бы, наверное, говорить кот, если бы захотел.

Ему отвечал другой: резкий и властный, каждое слово – точно удар хлыста. Тихий и спокойный, исполненный достоинства и гордыни. Ему не нужно было говорить громко, чтобы приказы исполнялись беспрекословно, сиюминутно. «Так говорит знать», - с внезапным испугом осознал Данька, не раз прислуживавший на хозяйских приемах.

Неужели и впрямь волшебник с чудовищем разговаривает?

Данька замер и слушал, затаив дыхание.

- Как лестно ваше внимание! Да, решил. Изволите взглянуть?

- Честь имею, мой принц.

Принц?! Настоящий?! Но ведь вся королевская семья убита!

Мальчишка сделал еще несколько шагов, пытаясь понять, за какой из дверей скрываются говорящие. Вдруг щелка какая будет?

- Что это?

Данька замер, жадно прислушиваясь.

- Зеркало Элиреи.

- Но зачем оно вам? Мой принц, я же говорил: найдите бессмертного, которому сможете безоговорочно доверять – и сделайте его королем, - в голосе чудовища зазвенели раздраженные нотки.

- Вы, конечно же, намекаете на себя?

- Быть безвольной марионеткой? Спасибо, но нет. Первый помощник кукловода, на мой вкус, выглядит гораздо интереснее, - Даньке показалось, что в его словах мелькнула тень улыбки.

- Я не собираюсь никому отдавать власть! – отрезал принц.

- Сумеречные никогда не пойдут за человеком!

- Разве не вы, мой дорогой Кэррой, говорили, что в Час драконов сумеречные пойдут на все, лишь бы выжить и убраться с Жемчужного побережья? Даже на союз с людьми?

- На союз с людьми – да. Но подчиняться человеку они не будут, - спокойно объяснил тот, кого назвали Кэрроем.

- Если они не захотят пригнуть передо мной колени, я заставлю их это сделать!

Видя, что принца не убедить, он заметил уже раздраженно:

- Послушайте! Оттого, что дети зари победили, сумеречные не стали сколько-нибудь слабее. Они по-прежнему могущественны – и по-прежнему ненавидят вас! Не питайте ложных надежд. Они считают, что делают одолжение, величайший дар человечеству, прощая первородный грех, – но никак не наоборот! О каком подчинении человеку может идти речь? Повторяю: одумайтесь, пока не поздно! Найдите aelvis, которого сможете контролировать, в чьих жилах нет ни капли крови смертных. Того, кто воспитан человеком и среди людей. Дайте ему мнимую власть и дергайте за нити. К чему вам признание, всеобщее поклонение? Власть – вот ваша цель! И какая, к дракону, разница, кто сидит на престоле и чью голову венчает корона?!

- Я не собираюсь полагаться на случай! – рявкнул принц, и заслушавшийся Данька пришел в себя. Он не понимал ничегошеньки из того, что говорили, но чувствовал терпкий и сладкий аромат тайны. Опасной, загадочной тайны, о которой не знает никто, кроме волшебника, чудовища – и его, Даньки. И от осознания этого дух захватывало! – Я сам стану альвом, сам взойду на престол!

- Немыслимо! – воскликнуло чудовище, уже не скрывая раздражения и пренебрежения. – Нет такой силы, светлейший, чтобы наградить вас тем, что не досталось при рождении. Вам не стать бессмертным. Никогда.

Данька, наконец, заприметил приоткрытую дверь, и бросился к ней, забыв обо всех предосторожностях

- Ошибаетесь. Есть. Слезы ветра.

- Простите, но я не силен в человеческих преданиях.

- Универсальный преобразователь материи, – чеканя каждое слово, холодно ответил принц. Но за этим холодом Даньке слышалось неприкрытое торжество.

- Это же фикция, светлейший! Легенда!

- Зеркало Элиреи уже показало мне того, - медленно, с наслаждением начал принц, словно следя за реакцией собеседника, - кто может его создать!

Воцарилось молчание.

Воспользовавшись паузой, Данька подобрался поближе к узенькой щели.

- Вот как? – тихо спросило чудовище. – Что ж… пусть будет так. Но я все же взываю к вашему благоразумию. «Может» не значит «уже создавал». И тем более не значит «создаст». Зеркало, конечно, знает все и отвечает на вопросы правдиво… но многозначно. Оно играет с вами. Чудеса древности, дошедшие к нам через тысячелетия, обладают собственной волей, и им нельзя доверять. В каждом их слове есть потайное дно, междустрочье. Поэтому, пожалуйста, не полагайтесь лишь на то, что обещает вам зеркало. Обезопасьте себя, светлейший. Найдите бессмертного.

- Спасибо, мой друг, но я полагаю ваш совет излишним, - пренебрежительно отмахнулся принц. – Мои люди ищут его. Не пройдет и нескольких дней, как этот загадочный чародей окажется в моих руках. И довольно об этом. Лучше скажите, как ваши дела с Хранителем Сумеречного перевала?

- С мальчишкой? Можете вычеркивать его. Он не помешает нашим планам.

Данька набрался смелости и осторожно заглянул в щелочку между дверью и стеной. И чуть не застонал от разочарования: в полумраке, окутавшем комнату, ничего нельзя было разобрать.

- Вот как? Вы в этом уверены?

Потихоньку его глаза привыкали к темноте, и из мглы стали проступать контуры помещения. И не комнаты вовсе: так, коморки пяти шагов в ширину и десяти в длину.

- Абсолютно, - сказало чудовище – высокий мужчина с острыми чертами лица, бледной кожей, волосами цвета полуночи… и страшными вороньими глазами: темно-темно серыми, почти черными, зоркими и цепкими. – Я сделал все возможное. Он или умрет (если повезет – вместе со всем цветом Зеленых холмов), или будет выведен из игры. За это я ручаюсь.

- Я слышал, - медленно начал принц. Его Данька не видел: мужчина стоял спиной, разглядывая черное, словно выточенное из агата, зеркало в старинной оправе – единственный предмет обстановки в каморке, - будто бы нынешний Владыка Теней живет долгом. И очень опасный противник. Говорят даже, что он безупречен.

- Люди много чего говорят, - усмехнулся вороноглазый. – И далеко не всегда это правда. Он мальчишка, всего лишь мальчишка. Находящийся, к тому же, в шаге от смерти.

- За что вы так ненавидите его? – улыбнулся принц. – Вы никогда не рассказывали.

- Как-нибудь в другой раз, светлейший, - на тонких, бескровных губах мужчины играла легкая усмешка. Но это была ложь. Данька видел его глаза, и в их черных провалах со стальными отблесками плескалась чистая, ничем не замутненная ненависть.

Данька задрожал. Хотелось бежать без оглядки, куда угодно, только подальше от этого странного не-человека, но он не мог и шелохнуться от сковавшего его страха.

– Это… долгая история. Достаточно того, что по его милости я почти семь десятилетий коротал на Жемчужных берегах и стал изгнанником в родном крае.

- Расскажи мне о нем, - внезапно потребовал принц, вглядываясь в черные глубины зеркала и не замечая настроения ворона.

Тот помедлил. Улыбка, гуляющая на его тонких губах, стала змеиной.

- «Страшный противник», говорите? Для тех, кто имел глупость скрещивать с ним сталь – быть может. Он Первый клинок Зеленых долин, это бесспорно. Что же рассказать вам, светлейший? Эрелайн – мальчишка. Его называют Безупречным лишь оттого, что слабости, свойственные обычным aelvis, к нему не имеют никакого отношения. Он действительно живет одним лишь долгом, и нет тех струн, на которых мы привыкли играть: ревности, любви, дружбы, надежды. Он не подвержен страстям. Эрелайн не мстит, лишь карает. Для него нет «срока давности». Он шел по моему следу двадцать лет, светлейший. Двадцать лет. Я почти не оставил зацепок, уничтожил все, что связывало меня с заговором… все и всех. Но он нашел меня, несмотря ни на что. Судите сами. Но разве это безупречность, мой принц? Честь и долг – тоже струны. На них мы и сыграем его прощальный этюд. Эрелайн потерпит крах, как терпели крах все, подобные ему.

- Звучит внушительно, - медленно проговорил его собеседник. – Я, признаться, уже начинаю сомневаться в успехе нашей… затеи.

- Не стоит, светлейший. Я ручаюсь, что мальчишка выведен из игры.

- Заговор, сумеречные… вы ведь зарерожденный, не правда ли, Кэррой? Как так получилось, что вы ушли к ним? И почему они приняли вас?

- Вам действительно интересно? – ворон улыбнулся.

- Иначе я бы не спрашивал.

Он помедлил, продолжая улыбаться чему-то, понятному только ему. Ненависти в его глазах больше не было – лишь безграничная тоска и сожаление.

- Мы видим самую суть… - тихо начал Кэррой. – Мы, все бессмертные. Порой и заря чернеет. Порой и нас одолевают страсти, сжигая в черном пламени сердце.

Данька слушал, затаив дыхание, и оттого не сразу почувствовал, как что-то сжало его руки, обвило талию… а когда почувствовал и увидел – заорал, что есть сил, обезумев от страха.

Его обнимала чернильная клякса тени. Сомкнулась плотным коконом, подхватила – и швырнула в комнату, на каменный пол. Данька по инерции проехал по нему, сдирая коленки. Но он не чувствовал боли: страх и отчаяние завладели им целиком. Данька вскочил на ноги – быстро, неловко, как смог – и так и замер, не в силах отвести взгляда от серо-черных вороньих глаз.

Кэррой наклонился к мальчику, чуть присев – так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он улыбался – светло, открыто, обаятельно; так, что ему нельзя было не улыбнуться в ответ.

Вот только глаза его не улыбались. В них плескался холод… и пустота. Абсолютная, совершенная. Бесстрастная и безразличная ко всему.

- Кто это у нас тут? – мурлыкнуло чудовище, и от его приятного, почти доброжелательного голоса Даньку затрясло. – О, какие эмоции! Какой дивный аромат страха!

Его улыбка стала настоящей.

- Убей его, если нравится, - бросил, не оборачиваясь, принц. Данька замер, широко распахнув глаза, не дыша. – Когда сумеречные придут, получите всех, кого захотите.

- «Получим»? – нахмурился Кэррой. – Зачем нам смертные?

- Вы ведь получаете наслаждения, видя их мучения.

- Мой принц… позвольте спросить, с чего вы это решили? Сумеречные воздают смертным за совершенный ими грех, несут кару. Они поклялись уничтожить человечество, но не более. Это, если хотите, долг. Плата.

- Вот и возьми ее. Нам не нужны свидетели.

- Зачем? Любая смерть – это лишнее внимание. Особенно смерть необъяснимая, – пожал плечами вороноглазый, и перевел взгляд на Даньку, вновь приветливо улыбаясь. – Кто ты, мальчик? И что здесь делаешь?

- Я… - задыхаясь, начал Данька. – Я не… я… я случайно сюда забрел!

- Не лги.

- Я случайно, клянусь вам! Я искал кошку герцогини! Она приказала, и я искал! – в отчаянии крикнул он, понимая, что сейчас от этого странного не-человека зависит его жизнь. – Пожалуйста, пощадите! Пожалуйста!

- Тихо, - попросил ворон, и от его голоса у Даньки перехватило горло, оборвав на полуслове. – Ты служишь в этом замке? Просто кивни.

Данька отчаянно закивал.

- Сколько тебе лет, мальчик?

- Д-десять, - прошептал он.

Его ответ, кажется, устроил Кэрроя. Он выпрямился и спросил с улыбкой:

- Не правда ли, интересный сон тебе приснился?

Данька раскрыл было рот, ничего не поняв, но вопрос застрял в горле.

Тень чудовища росла. Неторопливо и плавно, с кошачьей грацией и ленцой поднималась с каменного пола, расправляла жуткие плечи, руки-крылья…

И скользнула к нему.

Мальчишка закричал и бросился прочь. Кэррой не останавливал его. Лишь по-прежнему улыбался, странно и страшно. И эта улыбка стояла перед глазами Даньки, и гнала, гнала его вперед, по тонущему в полумраке коридору.

Вперед, вперед! К лестнице, к выходу! Только бы успеть!

А тень – страшная, жуткая, разлапистая – струилась по полу чернильными щупальцами. Данька задыхался, спотыкался, но все равно бежал, бежал, бежал…

Последнее, что он помнил: сверкнувшие изумруды глаз выскочившей откуда-то Ашки, стремительно приближающийся пол – и тень, накрывшую его страшным и алчным пологом.

Дата добавления: 2015-10-21