Прояснение
Она скользила через потоки света, через соленые брызги — и с волн срывались барашки. Вокруг нее растянулся пенный пузырь, который переливался, всплывал, поднимал ее над морем. Какая-то птица ринулась вниз. В ее расправленных крыльях вибрировали яркие атомы. Ветер приносил шепот голосов. «Все не так, как кажется».А потом она оказалась погруженной в воду и не шевелилась, чтобы не тратить кислород. Ее окружал неяркий свет. Какая-то тень выплыла на периферию ее зрения. Она повернула голову. По другую сторону прозрачной стены во втором аквариуме лежал Джаспер. Казалось, он ощутил ее взгляд: его лицо повернулось к ней. У нее заколотилось сердце. Это оказался вовсе не Джаспер. Это был Коул. Она потянулась, просовывая руку сквозь толстую вязкую преграду, но течение уже уносило его прочь, в темноту.А потом она обнаружила, что лежит на спине в больничной палате. Рядом ощущалось чье-то присутствие. Она попыталась очнуться, открывая глаза как можно шире. Тело из ее сна пыталось нащупать лампу на тумбочке в надежде, что ее рука в реальности тоже потянется, тронет выключатель — и свет ее разбудит.Потом она много часов брела в белой дымке по какой-то пустыне. Она что-то искала, но нашла только ожерелье из острых металлических лоз. Когда она подняла его, чтобы рассмотреть получше, оно прыгнуло ей на шею и вцепилось в нее.Когда Ана впервые почувствовала, что не спит, то оказалось, что она лежит в постели. Ее отец сидел рядом с ней, опустив голову, и держал ее за руку. Его мысли были переполнены раскаяния. Она их чувствовала. Их форму, их вес. Как ожерелье из виноградных лоз, впивавшееся ей в горло. Однако она не ощущала его руки и одеяла, которым была укрыта, — и даже собственных век, когда приказала им моргнуть.«Посмотри на меня!» — мысленно попросила она. Но он не поднял головы, и мысль о собственном параличе заставила ее задыхаться от страха, пока белый туман заполнял ее зрение. А потом она снова побрела в тумане, пытаясь найти выход.Когда она снова проснулась, ее ждали боль и тошнота. Запах дезинфекции и резины пробрался ей в ноздри. Она попыталась поднять руку, нажать кнопку вызова, оказавшуюся рядом с ее лицом, но ее кисти были кусками бетона, ее руки — корабельными якорями. Даже простые глубокие вдохи вызывали острую вспышку боли в ее ребрах. Она оставила все попытки пошевелиться. Потом она лежала, прикованная к темноте, где время застряло в какой-то узкой щели и секунды ощущались как часы.В конце концов она очнулась и увидела солнечный свет. Комнату с тремя эркерами. Полупрозрачные занавески, заходящие на белые стены. Светящиеся прямоугольники стекла горели, словно двери в другие плоскости бытия — следы того мира теней, в котором она провела последние несколько дней.Прямо перед ней на тумбочке исходила паром гейзерная кофеварка. Аромат жареных зерен щекотал ей ноздри. Она проверила свои веки и с радостью почувствовала, как трепещут ее ресницы, когда она моргает.— Ты проснулась, — сказал ее отец. Он стоял у двери. Он улыбнулся пугающе неуверенно. — Выглядишь гораздо лучше.Из-за его спины в палату вошла медсестра.— А, вот и она! — сказала сестра. — Давай тебя посадим, ладно? — Она подошла к Ане. Ее голос звучал бодро и деловито. — Тебе может быть немного больно. У тебя сломано ребро, ему долго будет нужен покой. — Она ловко подхватила Ану под мышки. Ана вскрикнула от острой боли. — Вы нам поможете? — спросила сестра у ее отца. Эшби подошел и взбил подушки. Когда он шагнул назад, медсестра устроила Ану на них. — Было не так уж страшно, правда? — сказала она, отводя короткую прядь волос, упавшую Ане на глаза. — Оказывается, твой отец был прав. Он сказал, что запах кофе, скорее всего, поможет тебе очнуться. Только пока не пытайся его пить. — Она подмигнула Ане и стремительно прошла через комнату. — Жми на красную кнопку, если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, и дверь за ней закрылась.Когда медсестра ушла, отец Аны неловко застыл между дверью и кроватью.— Врач говорил, что у тебя уже пару дней были признаки улучшения. Ты провела в коме почти неделю.«Неделю!» Ана с трудом смогла усвоить эту мысль. Как получилось, что она провела без сознания целую неделю?Ее отец бесцельно переставил на комоде вазу с подсолнухами, а потом медленно прошел к креслу, обитому грубой тканью, и сел рядом с ее кроватью.— Я так рад, что с тобой все в порядке, — сказал он, потянувшись к ее руке.Она приказала своим пальцам шевелиться. Они задергались, пытаясь вспомнить, как это делается. Она напрягла всю свою решимость — и ее рука резким движением ушла вниз, к ее ноге.Ее отец кашлянул. Встав, он отошел от кровати.— Мне сказали, что двигательная зона коры головного мозга может прийти в норму через пару дней. — У ближайшего окна он задержался, приподнял тонкую занавеску и посмотрел на улицу. — Ты помнишь, что случилось?Ана замычала. Он повернулся к ней. Она опустила подбородок к груди, изобразив кивок.— «Три мельницы», — глуховатым голосом проговорил он. Он откашлялся и отпустил край занавески. — Как только я узнал, что ты там, я делал все, все что было в моих силах, чтобы тебя оттуда вызволить. Ты должна понять, Ана: я не мог просто прийти и забрать тебя. Есть специальные процедуры.«Например, аквариумы». Она зашевелила губами, пытаясь произнести эти слова, но получился какой-то странный звук. Она повторила попытку, не собираясь сдаваться. Ее язык неохотно подчинился, и она выдавила сквозь зубы:— К…ква-а-а…мы.Ее отец сгорбился и прижал ладони ко лбу.— Если бы я мог прекратить то, что они делали! Поверь, я старался. Я заплатил всем медсестрам, чтобы тебе подменяли лекарство. Но в аквариумах работают психиатры. Я подделал файл, притворившись, будто раньше тебя лечил, сделав вид, что ты — дочь близких друзей семьи, но Шарлотта Кашер даже не стала обсуждать твое лечение. Что тебя дернуло туда прийти?Тщательно складывая губы в нужную форму, Ана выдохнула ртом:— Джа-а…шпер.Ее отец посмотрел на нее сквозь пальцы. В его глазах отражалась боль. Никогда прежде Ана не видела его настолько ранимым. Несмотря на все происшедшее, это ее тронуло. Однако она заставила себя цепляться за свой гнев. Ей никогда не забыть ужасы «Трех мельниц» — того места, где он оставил Джаспера, чтобы уберечь собственную репутацию.— Я… тебя не… смо…гу… про…сти-ить, — проговорила она. Слова стали складываться легче. Она говорила с запинками, но внятно. — Ты… должен… меня… от… пустить.Ее отец снова кашлянул и сглотнул, резко дернув кадыком.— Отпустить? — Он нахмурился. — Не знаю, что именно тебе сказал Джаспер. Или что говорили тебе эти «просветители». Они считают, что моя работа — мошенничество. Они считают, что в анализе на Чистоту есть подтасовки. Чего они не принимают во внимание — и чего не понимаешь ты, — это способности человека к разрушению. Жестокость, ненависть, невежество человечества безграничны. После Развала 2018 года страна оказалась на грани гибели. Моя работа положила начало контролю над нестабильной ситуацией. Когда одиннадцать лет назад стали проводиться первые пробные анализы на Чистоту и люди получили профилактическую лекарственную терапию, в этих районах впервые после Развала начала снижаться преступность. Без этого анализа мы скатились бы в темное средневековье, как это случилось в США. Вакцины существуют уже девяносто лет. Борьба с психическими заболеваниями стала логическим следующим шагом.Ана слушала со все возрастающим ощущением несправедливости. Она вскинула дрожащую руку и стукнула кулаком по кровати. Ее ребра пронзила острая боль.Наконец Эшби перестал просто смотреть на нее и по-настоящему ее увидел. Он вздрогнул, прочитав в ее взгляде ярость.— Само… убийства детей! Контроль… психики! Похищения… на улицах! — бросила она ему в лицо. — Как… ты… можешь… оправдывать… себя… зная то, что знаешь, видя то, что… видел… в «Трех мельницах»!Он молча воззрился на нее.— Ты хоть… понял? — добавила она. — Понял… что должен был… ее… отпустить?— Кого?Ана гневно смотрела на него, пытаясь понять: неужели он повторял всю эту ложь настолько часто, что сам в нее поверил? Закрыв глаза, она вдруг почувствовала страшную усталость. В то утро, когда Эшби Барбер выступил по национальному телевидению, называя свою дочь слабой и невежественной, ей не следовало воспринимать это настолько лично. Именно так он относился ко всем людям. Он всегда считал, что лучше всех знает, что кому нужно.Кресло скрипнуло. Деревянные ножки подвинулись по ковру на пару шагов. Руки прошуршали по ткани. Когда ее отец заговорил снова, его голос казался далеким, измученным.— Ты не представляешь себе полную картину, — сказал он. — Мир скатывается к хаосу. К полному разрушению. Мы можем выжить, только сдерживая людей.— Ты подсыпал… толченый бензидокс… маме в еду, — прошептала Ана. Она не открывала глаз. Это помогало ей сосредоточиться на произнесении слов. — Может, она и была грустной… подавленной. Но она меня любила. Бензидокс… отнял и хорошее, и плохое… Ничего ей не оставил. И она… убила себя. А ты… не дал мне… попрощаться.Наступило молчание. Гудел кофейный автомат. В коридоре гремели подносами. За окном раскаркалась ворона.— Было слишком поздно, — сказал он.Ана открыла глаза. Ее отец поник в кресле. Глаза у него блестели. Она изумленно воззрилась на него. Он не плакал на похоронах ее матери. Но тогда это были поддельные похороны. Возможно, он плакал тем утром, когда вытащил ее мать из-под выхлопа, унес ее мертвое тело в машину.— Ты отправил Джаспера туда, — сказала она. — Ты можешь его вернуть.Одна слезинка скользнула по скуле Эшби и исчезла, словно ее никогда и не существовало. Он выпрямился.— Джаспер не понял, во что он ввязался. Его нужно было вернуть к реальности. Его нужно было научить ценить ту жизнь, которую он ведет, будучи Чистым, — жизнь, которую ведете вы оба. Я с самого начала не собирался оставлять его в «Трех мельницах» дольше пары недель.От отцовского бездушия Ану затошнило. Он играет с жизнями других людей, словно они ничего не значат. Однако одновременно в ней проснулась надежда. Если он способен воспользоваться своим влиянием для того, чтобы обеспечить выписку Джаспера, то, возможно, он сделает это и для Тэмсин.— Значит, ты можешь его… вызволить?— Это уже предусмотрено. Через восемь дней Скотту Резерфорду исполняется девятнадцать лет. Перед этим Джаспера выпишут. Пациентов «Трех мельниц» всегда выписывают до достижения девятнадцати лет. Иначе вмешивается Коллегия и проводит оценку психического состояния, определяя, следует ли перевести пациента во взрослую больницу. В «Трех мельницах» работают несколько врачей, которые не могут себе позволить отчитываться перед Коллегией. Даже если они будут тянуть до последней минуты, они его отпустят, и у Джаспера останется семь дней для того, чтобы прийти в себя, перед тем как объявить, что он желает заключить ваш брачный союз.У Аны так сильно свело мышцу на шее, что даже голова дернулась. Ей показалось, будто ей в мозг что-то врезалось сзади. Союз с Джаспером? Что за странные шутки у ее отца!Эшби встал.— Так было задумано с самого начала, Ариана. Джасперу просто нужно было немного вправить мозги. Небольшой испуг помогает увидеть все в должном свете. Он был готов погубить ваше будущее. Я не мог этого допустить.— Моему будущему он не угрожал. Только твоему.— Если бы содержимое этого диска стало известно широкой публике, Коллегия узнала бы о том, какие обвинения против нее выдвигает Джаспер. Недолгое пребывание в «Трех мельницах» не идет ни в какое сравнение с теми проблемами, которые ожидали бы его в этом случае. И я могу гарантировать, что никакого обручения между вами не состоялось бы.Эшби зашагал к двери. Вся его прежняя неуверенность скрылась под новым блестящим слоем уверенности в себе.— Ты смеешься! — бросила она. — Теперь Джаспер откажется от обручения. Думаю, он исчезнет, как только его выпустят.— Джаспер очень растерян. Он сделает то, что посоветует ему отец. Дэвид, конечно, прекрасно знает обо всем происходящем. Он будет пристально наблюдать за своим сыном.— А Дэвид Торелл знает, что ты сделал с Томом? — спросила Ана, цедя слова.Эшби остановился и обернулся. Он покачал головой, словно она была маленьким непослушным ребенком.— Эти «просветители» — опасные люди. Они запудрили Джасперу мозги, но ты ведь умнее. Не допусти, чтобы они и тебе мозги запудрили.В ней вскипела ненависть. Участников «Просвещения» занимали только идеи и идеалы. А вот режим Чистых калечил людям мозги, выворачивал людей наизнанку пилюлями и электрошоком. Ее мысли обратились ко всем Чистым, сидящим в своих надежных роскошных домах, самодовольно поздравляя себя с собственным превосходством: их никогда не заставят поверить в нечто ненаучное, недоказуемое. Уж они-то слишком умны, чтобы это допустить!Она сжала руки под одеялом и гневно уставилась в спину уходящему отцу.
Поиски
После этого первого разговора посещения ее отца начали происходить по стандартной схеме. Он заглядывал рано утром, перед работой — приносил цветы, кофе, свежие фрукты и старые книги на бумаге. И много позже того момента, как она съедала больничный ужин, он появлялся снова, по пути домой. Он никогда не задерживался больше, чем на четверть часа. Они почти не разговаривали.Из-за сломанного ребра Ане трудно было двигаться. Она долгие часы сидела у окна за чтением или просто с закрытыми глазами, повернув лицо к солнцу. Она делала дыхательные упражнения, которым ее научили для заживления перелома, и размышляла над тем непростым положением, в котором оказалась. Ей удалось избавиться от «Трех мельниц», но не от ее отца, Коллегии и супружеского союза. Джаспер и Тэмсин по-прежнему сидят в психушке. А Коул так и не знает, где она. Не знает, что ее оставили в «Трех мельницах», что она неделю провела в коме. Ей очень не хватало Коула. Казалось, она снова возвратилась в то полуживое состояние, в котором пребывала до их встречи. Только теперь, когда она знала, какие чувства дарит ей его присутствие, одиночество стало невыносимым.На четвертый день после выхода из комы одна из медсестер сжалилась над Аной и дала ей свой интерфейс на время утренних процедур. Ана потратила драгоценные минуты на то, чтобы решить, стоит ли связываться с матерью Джаспера, Люси, а если да — то что говорить. Можно было не сомневаться в том, что смотрители внимательно отслеживают все разговоры и сообщения семьи. В конце концов она отправила Люси сообщение, написав, что видела Джаспера и что он жив.После этого она стала искать в сети какие-нибудь известия о Коуле. Кроме сообщений о том, что он главный подозреваемый в убийстве Питера Рида, министра торговли и промышленности, бывшего министра здравоохранения, она ничего раскопать не смогла. Где бы Коул ни скрывался, либо смотрителям пока не удалось его отыскать, либо они тянут время, не спеша его арестовать. Она предположила, что Коул вернулся на территорию «Просвещения» вместе с Лайлой и Нэтом. Власти не станут устраивать штурм, не имея уверенности в том, что Коул получил данные от министра и пытается их распространять.Оставалась только Тэмсин. В прошлый сентябрь, когда Ана ходила по веб-сайтам, посвященным пропавшим без вести, она попыталась найти родных Тэмсин в онлайн-справочнике, составленном по избирательным спискам, в надежде, что они живут в какой-то другой Общине Чистых. Судя по тому, что Тэмсин рассказала ей в «Трех мельницах», исчезновение ее подруги должно было бы оказаться в заголовках новостей, — однако похоже было, что родители Тэмсин ничего не сообщили смотрителям. Психпатрулю удалось каким-то образом вывезти всю семью из Хайгейтской общины и принудить родителей Тэмсин к молчанию. Даже если Ане удастся найти их и сказать, где находится их дочь, маловероятно, что они начнут протестовать сейчас, раз уж не сделали этого семь месяцев назад.Ана прикидывала, может ли ее отец ходатайствовать перед Коллегией о досрочной выписке подруги. Но чего он потребует от Тэмсин взамен? И сколько времени на это потребуется? Из программы по юриспруденции Джаспера ей запомнилось дело, которое тянулось больше года — и пациента так и не выписали. Должен существовать какой-то другой способ. Коул мог бы что-нибудь подсказать или знать кого-то, кто способен помочь. Если бы им удалось хакнуть базу данных «Трех мельниц», они смогли бы поменять дату рождения Тэмсин. Однако психпатруль украл ее удостоверение личности, так что Тэмсин, скорее всего, госпитализировали как неопознанную личность: без официального удостоверения и официальной даты рождения.Надо набраться терпения. Сначала нужно вырваться из лап отца, а уже потом решать эту проблему.Остаток времени она использовала одолженный интерфейс для того, чтобы, слушая ля-мажорный фортепианный концерт Моцарта, придумывать невероятные сценарии штурма психушки. Теперь она стала воспринимать музыку иначе: словно мелодии заползали ей под кожу и взрезали ее. К тому моменту, когда пришедший после ужина отец принес ей известие о том, что Джаспера выпустили из «Трех мельниц», она чувствовала себя странно, неспокойно. Публике средства массовой информации объявили, что Джаспера успешно освободили в результате анонимного звонка смотрителям. Похоже, никто не усомнился в правдивости этого сообщения.Однако именно этой новости Ана ждала. По крайней мере теперь, когда Джаспер оказался дома, ей можно было подумать о собственном освобождении. Ана старалась не думать о деталях сложившейся ситуации: у Джаспера мозги в полном беспорядке, и он находится в зависимости от собственного отца, против которого по неведению попытался выступить. Если над этим задумываться, то в итоге она может решить, что обязана остаться и продолжать ему помогать. Не говоря уже о том, что может случиться, если Джаспер когда-нибудь вспомнит, кто именно отправил его в «Три мельницы» и почему.Нет, Ана сделала все то, что собиралась сделать. Джаспер благополучно находится дома, и сейчас, когда отец считает ее беспомощным инвалидом, настал самый подходящий момент для того, чтобы устроить побег.И вот на следующее утро Ана собрала свои вещи: одежду, которую привез ей из дома отец, шампунь, мыло, кремы — и стала дожидаться обычного визита медсестры. После ее ухода, зная, что до самого ленча к ней никто не зайдет, она надела рюкзак и заковыляла к двери.Коридор, в который выходила ее палата, пустовал, а в дальнем его конце виден был лифт. Сквозь стену доносилось журчанье голосов: медсестра находилась у своего следующего пациента. Ана тихо открыла дверь до конца и прошаркала к лифту. Дверцы лифта открылись, как только она нажала кнопку вызова. Зайдя в кабинку, она спустилась на два этажа и вышла в вестибюль на первом. Слева оказалась стойка регистратора, справа стояли диваны с журнальными столиками. Прямо впереди были окна во всю стену, откуда открывался вид на чистенькую пригородную улицу. У нее застучало сердце: она не подумала о том, что ее больница может оказаться в одной из Общин! Без удостоверения личности ей через КПП не пройти. Однако в следующую секунду мимо рысцой пробежал мужчина в потрепанном пальто и со странными лысыми пятнами на голове — побочным эффектом, вызванным приемом бензидокса. Ана облегченно вздохнула.— Чем я могу быть вам полезен? — спросил регистратор.Встретившись с ним взглядом, Ана улыбнулась и пошла к стеклянным дверям.— Большое вам за все спасибо, — сказала она. — Не хочу заставлять отца ждать.— Он здесь?Словно по сигналу мимо прокатился автомобиль с шофером за рулем. Ана махнула рукой в сторону проезжающей машины и вышла за дверь. Оказавшись на улице, она прошаркала до подъездной аллеи и спряталась за стеной.За те десять дней, которые она провела прикованной к постели, весна вошла в силу. Деревья были украшены зелеными почками. В воздухе пахло лужами и дождевыми каплями. Вокруг витало обещание лета.Через пару минут, убедившись в том, что никто не вышел ее искать, Ана узнала у какого-то прохожего дорогу к метро и начала путешествие по Лондону, перебираясь через билетные турникеты или проталкиваясь в них следом за мужчинами и женщинами, оплатившими проезд.Они с Коулом должны были встретиться в комнате на Форест-хилл уже двенадцать дней назад. Тем не менее она не переставала надеяться, что найдет его там, ожидающим ее, пусть это было нелогично, а если учесть то, что его разыскивают за убийство министра, то и практически немыслимо.В окне первого этажа дома на Форест-хилл молодая женщина качала на коленях младенца. Ана позвонила в дверь. Никто не вышел. Она повторила попытку. Потом попробовала стучать. В конце концов на пороге появилась женщина с жесткими волосами и остекленевшим взглядом. Ана объяснила, что останавливалась в доме две недели тому назад с друзьями, что не смогла вернуться тогда, когда ее ждали, — и спросила, не оставили ли ей записку или адрес. Женщина пожала плечами. От ее просторной джелабы исходил запах благовоний. «Люди появляются и исчезают, приходят и уходят, — сказала она. — И откуда мне знать, откуда они появляются и куда отправляются?»Разочарованная в своих надеждах, Ана отправилась по юго-восточной ветке подземки до Чаринг-Кросс. Она едва тащила ноги, ребра у нее ныли. Она начала осознавать, что если до Коула дошли известия о ее освобождении от «похитителей» и возвращении домой и если он при этом собственными глазами увидел, как длинноволосая копия Аны выходит из отцовской машины, то он мог решить, что она предпочла вернуться к Хайгейтскую общину, а не встречаться с ним. А если он прячется на территории «Просвещения», то у нее нет надежды на то, чтобы встретиться с ним и объясниться.От Чаринг-Кросс она проехала семь остановок по северной ветке и вышла на какой-то людной улице. Ярко окрашенные здания вздымались над морем бурлящих интерфейс-проекций. Стараясь беречь ребра, Ана двинулась к железнодорожному мосту Камденского шлюза. Казалось, что прошла целая жизнь с того момента, когда она увидела поднимающихся над толпой воздушных гимнастов на фоне оранжевого солнца, когда укрывалась от ветра за фургоном фастфуда, а Майки подъедал ее лапшу. И сейчас, проходя по узким переулкам и складским территориям в поисках здания «Гильгамеша» с магазинчиком музыкальных мобилей, она понимала, что Коула, Лайлы и Нэта там уже давно нет. Втайне она продолжала надеяться, что кто-нибудь увидит ее и сообщит Коулу о том, что она приходила его искать. Тогда, возможно, он попытается с ней связаться.Она нашла Майки на одной из причаленных барж. Он сказал ей то, что она и без того знала: Уинтерсы собрали вещички две недели назад и не возвращались.На закате она нашла скамейку, на которой они с Лайлой ели салат на второй день пребывания Аны в Городе. Она плюхнулась на нее, совершенно измученная. Боль в груди в равной степени объяснялась сломанным ребром и Коулом.На канал наползала темнота. На пешеходном мостике возникла чья-то фигура. Человек несколько минут стоял на месте, наблюдая за ней. Она старалась игнорировать его присутствие. В конце концов он гулко прошагал по булыжникам.— Пора идти, Ариана, — сказал он.Она вздохнула. Ей и раньше приходила мысль о том, не найдет ли отец способа найти ее даже без ее интерфейса.— Я не поеду домой.— Конечно, поедешь.Она понурилась, понимая, что он прав. У нее нет денег. Нет удостоверения личности. Ей больше некуда идти.
* * *
Ана отключила будильник и снова опустилась на подушки. В ее комнате пахло подснежниками и одеждой, только что извлеченной из сушилки. Ее чисто отмытые волосы шелковисто щекотали ей шею. В коридоре тикали старинные отцовские часы. Ночью она несколько раз просыпалась от того, что они начинали отбивать время. После всего лишь двух с половиной недель отсутствия дом стал казаться ей чужим. Ее комната больше не ощущалась как ее комната, несмотря на то, что она вернулась сюда уже четыре дня назад.Она прислушалась, проверяя, не встает ли отец. Убедившись в том, что будильник его не разбудил, она натянула свитер и кроссовки, засунула спрятанную под подушкой наличность за резинку носков и скользнула вниз.В гостиной она бесшумно прошла к открытой застекленной двери, выходившей на веранду, и шагнула в полумрак. Запах скошенной травы донесся из-за забора, с поля для гольфа. Снаружи дома пожарная лестница вела по стене на крышу. Ана повернулась спиной к каменным скамейкам и столу и к глиняным горшкам, расставленным по краю веранды, и начала подниматься. Карабкаясь наверх, она вынуждена была останавливаться через каждые несколько ступенек, чтобы отдышаться и дать отдых ребрам, но наконец оказалась на присыпанной гравием крыше в двух этажах над садом.С того места, где она пригнулась, была видна вся улица: особняки в псевдотюдоровском стиле и роскошные ренессансные виллы по обеим ее сторонам, платаны, высаженные вдоль тротуаров, поворот на Хэмпстед-лейн. Кроме нее был только еще один источник движения. Его дыхание образовывало облачка пара в рассветном воздухе. С момента возвращения Аны ее отец нанял охранника следить по ночам «за домом». Сейчас она выяснит, есть ли у охранника подмена. Приходит ли сюда человек, который незаметно следит за ней в дневное время.Она отползла на дальний край плоской крыши и легла на живот, неприятно придавив ребра. Если чуть вытянуться, ей станет виден небольшой нечеткий участок кирпича и заостренных металлических прутьев. Стена. У нее семь дней до того момента, когда им с Джаспером надо будет объявить о своем решении — девять дней до запланированного заключения союза. Этого времени хватит на то, чтобы у нее зажили ребра и она придумала способ перебраться через стену. Когда она окажется возле «Просвещения», ей останется только надеяться на то, что в одинокой девушке не увидят никакой опасности и что охранники границы выслушают причину, по которой она пришла, а не сразу же на нее нападут. При мысли о том, что она окажется в секте «Просвещение», у нее сжалось сердце. Возможно, ей удастся получить от «просветителей» разрешение остаться, — но как она убедит их разрешить им с Коулом уйти? А что, если Коул вообще не стал искать там убежища, а ее секта не отпустит? «Прекрати! — приказала она себе. — Нельзя верить ничему, что Чистые говорили тебе о „просветителях“». Ей следует доверять Коулу. Коул там вырос. Разве там может оказаться так уж плохо? Пусть эти сектанты и странные, но они не станут пытаться промывать ей мозги или держать ее в плену.Размышления Аны прервал лязг металла. Ворота в конце подъездной аллеи открылись, впуская смотрителя Домбранта.Ана поспешно отползла обратно к лестнице. Гравий больно впивался ей в коленки. Когда она опиралась на руки, это нагружало ей ребра. Тупая боль превратилась в уколы острого ножа. У нее за спиной Домбрант прошел по хрусткому гравию аллеи и поздоровался с собратом-смотрителем.Как только боль в ребрах немного унялась, Ана перелезла с крыши на лестницу и быстро спустилась вниз. Вернувшись в дом, она со щелчком закрыла застекленную дверь. Из кухни донесся пронзительный свисток. Она резко обернулась.— Чаю? — предложил ее отец. Он стоял в дверях кухни, его губы изгибались в улыбке. Она нахмурилась, досадуя на то, что, несмотря на все ее предосторожности, он сумел так легко ее поймать. — Что это на тебе надето? — спросил он.— Ничего не узнал?— Конечно, нет. Мешковатый пестрый свитер и леггинсы. Не по местной моде.— Да, но мама в Общину так и не попала, правда?Ее отец на эти слова никак не отреагировал. Ему это удавалось намного лучше, чем ей.— Рано встал, чтобы за мной шпионить? — съязвила она.— У меня совещание.Она провела пальцами по опущенной полированной крышке своего рояля: так отец в свое время решил компенсировать ей смерть матери и отъезд из сельского дома сюда.— Что бы ты сделал, если бы она осталась жива? Как ты собирался добиться, чтобы нас всех приняли в Общину? Ты заключил сделку?Ее отец устремил на нее взгляд через разделявшие их четыре метра. У нее начала зудеть кожа на лбу. Даже сейчас он ее подавлял. Даже сейчас ей хотелось добиться его одобрения. Она отвела взгляд. За застекленными дверями лучи еще невысоко поднявшегося золотого солнца касались верхнего края изгороди.— Ты считаешь, что я делаю все это ради себя? — спросил он.— Поделись со мной своими соображениями.— Бога ради, Ариана! На том диске ничего нет.Что-то в его голосе заставило ее замереть. Она повернулась, проверяя, не читается ли ложь в его взгляде.— Ты не можешь этого знать, — заявила она.Или все-таки может? Не оказался ли медальон Джаспера с самого начала у ее отца? Не попали ли данные к нему?Он перешел в гостиную.— Джаспер этот материал не проверял, — сказал он. — Как бы он это сделал? Чтобы хоть как-то разобраться в мутации генома, надо защитить диссертацию по генетике. У его брата Тома… были проблемы.— Проблемы, — повторила Ана. Она стиснула зубы в решимости не допустить, чтобы отцовская ложь задурила ей голову. — Если это правда, — добавила она, — если у Тома была паранойя, то это доказывает, что сам постулат о том, что Чистые непогрешимы, порочен, а анализ на Чистоту — это ложь.— Чистые, — ответил Эшби, — это единственное, что спасает наше общество от полной анархии. Ты бы предпочла полный хаос, который охватил США, Канаду и пол-Европы?— Значит, ты этого не отрицаешь. Анализ на Чистоту — это всего лишь средство достижения некой цели?Эшби со вздохом покачал головой.— Я понимаю: ты хотела бы верить, что тебе не передалась болезнь твоей матери. Я могу понять, как сильно тебе хочется, чтобы это было так, как тяжело тебе было узнать, что у тебя спящая форма болезни.— Нет. Ты пытаешься мной манипулировать.Однако сомнение в душе Аны начало расти, словно гусеница, прядущая себе кокон. Страх шелковистым клубком упругих волокон душил ее.— Правда причиняет боль, — заметил он.В душе она разрывалась от бессильной досады. Она не станет ему верить. Не станет его слушать. Если бы Том Торелл не обнаружил нечто потенциально опасное для анализа на Чистоту, то ее отец не стал бы прилагать такие усилия к тому, чтобы его остановить — чтобы остановить Джаспера.— Тебе не удастся вечно держать меня здесь под круглосуточным наблюдением, — сказала она с горечью. — Неужели ты считаешь меня слабой, думаешь, что меня манят уют и роскошь Общины? Сколько, по твоему мнению специалиста, дней, недель, месяцев нужно для того, чтобы я настолько привыкла к безопасности и уюту, чтобы не пожелать обменять привилегии и физический комфорт на свободу?Эшби провел рукой по своим светлым волосам.— У тебя будет выбор, Ариана. Когда ты будешь к этому готова.— А решать, когда я готова, будешь ты.— За последние несколько недель тебе пришлось многое пережить. Церемония заключения союза, событие, которого ты так ждала три года, состоится через девять дней. Сейчас не время принимать поспешные решения, о которых ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.— По крайней мере, это была бы моя жизнь и мои сожаления.Он сузил глаза.— Извини, Ариана.— А что, если Джаспер начнет вспоминать? Может, завтра, а может — через полгода. Думаешь, он будет молчать о том, что ты с ним сделал?— Вы уже заключите союз. Ты сможешь все ему объяснить.Ее тело скрутило от отвращения.— Слава богу, что не тебе пришлось учить меня тому, что такое любовь, — сказала она. — Иначе я была бы самым жалким и одиноким существом на свете.— По-моему, на сегодня хватит истерик.— Я откажусь. Даже если Джаспер согласится на заключение союза, я откажусь.— Не думаю, чтобы тебе понадобилось представать перед Коллегией или возвращаться в Регистрационный отдел до знаменательной даты.Ана подозрительно сузила глаза и внутренне содрогнулась. Неужели он способен сделать такое? Неужели он может дать согласие от ее лица? Она вдруг задумалась о том, как ее отцу удалось не допускать тестирования Коллегии с того момента, как ее якобы вернули от похитителей.Словно читая ее мысли, Эшби сказал:— Пока ты была Эмили Томас, я нашел ту, кто стала тобой. К счастью, никто из членов Коллегии, присланных для твоего обследования на прошлой неделе, раньше никогда с тобой не встречался. Думаю, «новая ты» с радостью даст свое согласие на этот союз.— Может, она с радостью пойдет и на само заключение союза? Может, она заменит меня на постоянной основе? Сомневаюсь, чтобы ты заметил разницу. Не считая того, что я стану более послушной.Он улыбнулся:— Я не могу допустить, чтобы ты жила в Городе.— Ты предпочтешь видеть, как я задыхаюсь здесь.Они скрестили взгляды. Ана внезапно поняла: отец никогда ничего не поймет. По его мнению, лучше быть в клетке, но в безопасности, чем на свободе постоянно сталкиваться с угрозой.Через час она стояла у окна кухни и смотрела, как отъезжает его машина. Шофер остановился около автоматически открывшихся ворот. Ее отец опустил стекло и поманил к себе смотрителя Домбранта из его укромного уголка среди деревьев. Они коротко о чем-то переговорили. Смотритель оглянулся на дом. Ана, которую хорошо было видно из окна первого этажа, хладнокровно выдержала его взгляд.Она наблюдала за тем, как они заканчивают разговор. Домбрант отошел. Машина ее отца набрала скорость, ворота закрылись.Выхватив из ящика кухонного стола поварской нож, Ана пробежала через гостиную, поднялась наверх и бросилась в дальний конец коридора. Она подергала ручку запертой двери отцовского кабинета. Если медальон Джаспера находится у них в доме, то он должен быть именно здесь. В святая святых ее отца. За шесть с половиной лет она ни разу не переступала порог этой комнаты.Ана заглянула в замочную скважину, потом попыталась отжать язычок замка ножом. Увы: специалистом-слесарем она не была. Она понятия не имела, что можно сделать с компонентами запорного устройства. Она швырнула нож на пол, злясь на себя за то, что усомнилась в надежности результатов расследования Томаса, и с отчаянием понимая, что ее отец был прав: Джаспер не просматривал тот диск. Потому что он все равно ничего не понял бы, даже если бы это сделал.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |