Тем не менее Берт любил свое дело. Во время второй мировой войны, будучи с американскими войсками в Европе, он работал в военной газете “Старз энд страйпс”. Тогда журналистика вошла в его кровь, и с тех пор он был счастлив играть в ней пусть скромную, но все же какую-то роль. Даже и сейчас, хотя годы немного поубавили ему прыти, он по-прежнему каждый день обзванивал местные организации и держал включенными несколько приемников, чтобы слышать сообщения местной полиции, пожарного отделения, “Скорой помощи” и прочих служб. А вдруг он услышит о чем-то, что надо передать в основные газеты, печатающие хронику.
Вот так Берт услышал, как ларчмонтской полицейской машине № 423 было приказано подъехать к супермаркету. Это звучало как обычное, рядовое указание, но вскоре полицейский сообщил в Центр, что, похоже, произошло похищение. При слове “похищение” Берт насторожился, настроил приемник на вол! у ларчмонтской полиции и достал бумагу для записей.
К концу сообщения Берт уже знал, что надо срочно выезжать к месту действия. Однако прежде следовало позвонить на нью-йоркскую городскую телестанцию У-Си-би-эй.
На телестанции трубку взял помощник режиссера “Новостей”.
У-Си-би-эй, дочернее предприятие Си-би-эй, обслуживала район Нью-Йорка. Станция занимала три этажа дома на Манхэттене, находившегося приблизительно в миле от главного здания. Хотя У-Си-би-эй и была местной станцией, она имела огромную аудиторию, а поскольку в Нью-Йорке происходило много всякого, Отдел новостей У-Си-би-эй был во многих отношениях своего рода микрокосмосом всей компании.
В шумной репортерской, где за тесно сдвинутыми столами работало около тридцати человек, помощник режиссера проверил, значится ли имя Берта Фишера в списке журналистов, привлекаемых к работе.
— О'кей, — сказал он, — что там у тебя? Он выслушал хроникера — тот передал ему сообщение полицейского радио и сказал о своем намерении поехать на место действия.
— Значит, только “возможность” похищения?
— Да, сэр.
Хотя Берт Фишер был почти в три раза старше молодого человека, с которым он говорил, обращался он к помощнику режиссера на вы, соблюдая дистанцию, как положено было в прошлом.
— Ладно, Фишер, давай двигай! Тут же позвони, если там в самом деле что-то стряслось.
— Есть, сэр. Будет сделано.
Повесив трубку, помощник режиссера решил, что скорее всего это ложная тревога. С другой стороны, ошеломляющие новости входили иной раз на цыпочках в самые неожиданные двери. Он подумал было послать съемочную группу в Ларчмонт, потом решил, что не стоит.
Сообщение хроникера было все-таки гадательным. А кроме того, все съемочные группы были на задании и, следовательно, пришлось бы снимать одну из них с места реального события. Да и передавать что-либо в эфир без дополнительной информации пока не стоило.
Тем не менее помощник режиссера поднялся на несколько ступенек — туда, где сидела женщина-режиссер Отдела новостей, и сообщил о звонке.
Выслушав его, она подтвердила, что решил он правильно. Но потом ей пришло в голову, что надо позвонить в Си-би-эй, и сняла трубку прямого телефона. Она попросила к телефону Эрни Ласалла, редактора внутриамериканских новостей, с которым время от времени обменивалась информацией.
— Послушай, может, это все, конечно, и туфта. — И, повторив только что услышанное, добавила:
— Но ведь это случилось в Ларчмонте, а я знаю, что там живет Кроуфорд Слоун. Местечко это совсем маленькое, так что беда, возможно, случилась с кем-то из его знакомых, и я подумала, может, стоит тебе ему об этом сказать.
— Спасибо, — сказал Ласалл. — Сообщи мне, если еще что-нибудь узнаешь.
Опустив трубку, Эрни Ласалл мгновенно взвесил полученную информацию. Скорее всего кончится это ничем. И все же…
Повинуясь импульсу и инстинкту, он взял красный телефон.
— Внутриамериканские новости. Ласалл. Нам стало известно, что в Ларчмонте — повторяю: в Ларчмонте, штат Нью-Йорк, — по радио местной полиции прошло сообщение о возможном похищении. Подробностей нет. Наши коллеги из У-Си-би-эй выясняют подробности и будут нас информировать.
Слова его, как всегда, транслировались по всему главному зданию Си-би-эй. Услышав это, некоторые удивились, зачем Ласаллу понадобилось передавать такую пустяковину по радио. Другие не обратили на сообщение внимания и продолжали заниматься своим делом. А старшие выпускающие, работавшие за “подковой” этажом выше, прислушались. Кто-то, указав на Кроуфорда Слоуна, сидевшего за закрытой стеклянной дверью в своем кабинетике, заметил:
— Если в Ларчмонте в самом деле кого-то умыкнули, возблагодарим Бога, что не Кроуфа. Возможно, конечно, что там сидит сейчас его дублер.
Все рассмеялись.
Кроуфорд Слоун слышал сообщение Ласалла по переговорному устройству, стоявшему в его кабинете. Дверь он закрыл, чтобы поговорить наедине с руководителем Отдела новостей Лэсли Чиппингемом. Слоун сказал шефу, что хотел бы зайти к нему для разговора, но Чиппингем предпочел прийти к нему сам, Оба замолчали, пока не кончилось сообщение, к которому Слоун, услышав слово “Ларчмонт”, проявил живейший интерес. В любое другое время он пошел бы в репортерскую, чтобы узнать побольше. Но сейчас ему не хотелось прерывать разговор, который вдруг вылился в ожесточенную конфронтацию и проходил, к изумлению Слоуна, совсем не так, как он ожидал.
Глава 14
— Инстинкт подсказывает мне, Кроуф, что у тебя возникла проблема, — сказал шеф Отдела новостей, начиная разговор.
— Инстинкт тебя обманывает, — возразил Кроуфорд Слоун, — Проблема возникла у тебя. Она легко разрешима, но необходимо произвести некоторую структурную перестройку. И быстро.
Лэсли Чиппингем вздохнул. Он был ветераном телевизионных новостей, проработавшим на этом поприще тридцать лет, — начал свою карьеру в девятнадцать в качестве рассыльного на Эн-би-си. Уже тогда он понял, что с ведущим надо обращаться бережно, как с китайской вазой эпохи Минь, и относиться к нему с таким же почтением, как к главе государства. Собственно, умение Чиппингема соблюдать эти два правила — вместе с другими его талантами — и помогло ему подняться до поста исполнительного директора и удержаться в руководстве, в то время как многие другие, карабкавшиеся по служебной лестнице вместе с ним, — в том числе и заведующие Отделом новостей, — были задвинуты на задворки телевидения или отправлены на раннюю пенсию.
Чиппингем обладал способностью держаться со всеми одинаково свободно, и людям было с ним легко. Кто-то сказал однажды, что на него невозможно было бы обидеться, даже сообщи он тебе об увольнении.
— Я слушаю тебя, — сказал он Слоуну. — Какую именно?
— Я не могу больше работать с Чаком Инсеном. Он должен уйти. И когда будем выбирать нового ответственного за выпуск, я хочу иметь право голоса.
— Ну и ну. Ты прав: это проблема. — Чиппингем тщательно подбирал слова. — Хотя, — добавил он, — возможно, и несколько иная, Кроуф, чем ты думаешь.
Кроуфорд Слоун посмотрел на своего начальника. Перед ним сидел высокий мужчина, с довольно красивым, резко очерченным лицом, яркими голубыми глазами и почти совсем седыми волосами в крутых завитках. На протяжении многих лет целая череда женщин ласкала эти завитки. Собственно, женщины всю жизнь были слабостью Лэса Чиппингема, его неудержимо тянуло покорять их. Как раз в этот момент его брак и финансы находились на грани краха, чего не знал Слоун, хотя ему, да и другим, было известно, как любит Чиппингем коллекционировать женщин.
Однако Чиппингем понимал, что должен отложить в сторону собственные заботы и заняться Кроуфордом Слоуном. Любой разговор с ведущим всегда был подобен хождению по натянутой под потолком проволоке.
— Давай не будем ходить вокруг да около, — сказал Слоун, — и перейдем к делу.
— Я как раз собирался это сделать, — согласился Чиппингем. — Мы оба знаем, многое в области новостей у нас сейчас меняется…
— О Господи, Лэс, конечно, меняется! — прервал его Слоун. — Потому-то у меня и возникают проблемы с Инсеном. Надо менять характер наших “Новостей”, меньше давать “шапок”, глубже раскрывать важные события.
— Я в курсе того, что ты думаешь. Мы ведь по этому поводу уже говорили. Знаю я и точку зрения Чака — кстати, он заходил ко мне сегодня утром и жаловался на тебя.
Слоун широко раскрыл глаза. Никак он не ожидал, что Чак возьмет на себя инициативу разрешения их спора: до сих пор такого не бывало.
— Что же, по его мнению, ты можешь предпринять? — спросил Слоун.
Чиппингем ответил не сразу.
— А, черт, наверное, нет смысла об этом умалчивать. Он считает, что слишком далеко вы разъехались и ваши точки зрения непримиримы. Чак хочет, чтобы ты ушел.
Слоун откинул назад голову и расхохотался.
— А чтобы он остался? Это же нелепо.
Шеф в упор посмотрел на него.
— В самом деле?
— Конечно. И ты это знаешь.
— Когда-то знал, но не уверен, что знаю теперь. — На эту территорию они еще не ступали. И Чиппингем осторожно стал нащупывать путь. — Я пытаюсь донести до тебя, Кроуф, что все изменилось. С тех пор как телестанцию перекупили, все находится в процессе изменения. Ты знаешь, как и я, что новые хозяева — на нашей станции и на других тоже — не очень довольны тем, что ведущие “Вечерних новостей” имеют такую власть. Голиафы, возглавляющие основные компании, хотят преуменьшить власть ведущих, а кроме того, они недовольны высокими гонорарами, за которые, как им кажется, они не получают достаточной отдач” Пошли слухи о неких тайных соглашениях, заключенных втихую.
— Каких соглашениях? — резко спросил Слоун.
— Насколько я слышал, соглашениях того типа, какие заключают крупные предприниматели в своих закрытых клубах и в частных домах. Например: “Мы велим нашей станции не переманивать людей, работающих в области новостей на вашей станции, при условии, что вы не станете гоняться за нашими. Это позволит всем нам не повышать им жалованья и договориться о сокращении потолка ставок”.
— Но это же сговор, это связывает людей нашей профессии. Черт побери, это же противозаконно.
— Лишь в том случае, если можно доказать, что такой сговор имел место, — заметил Чиппингем. — А как ты это докажешь, если соглашение заключено за стаканом виски в клубе “Ланке” или “Метрополитен”, и никаких записей, ничего на бумаге?
Слоун молчал, и Чиппингем постарался довести до его сознания главное:
— Вывод из этого, Кроуф, такой, что сейчас не время слишком нажимать.
— Ты сказал, — вдруг произнес Слоун, — что Инсен хочет видеть на моем месте кого-то другого. Кого?
— Он упомянул Гарри Партриджа.
“Партридж! Снова он возникает как соперник, — подумал Слоун. — Интересно, не сам ли Партридж подал такую идею?” Чиппингем, словно угадав его мысли, сказал:
— Чак, кажется, намекнул об этом Гарри — тот удивился, но, похоже, едва ли это его заинтересует. — И добавил:
— Ах да, Чак Инсен сказал мне еще одно: если дело дойдет до выбора между тобой и им, он не сдастся без борьбы… Он пригрозил, что дойдет до самого верха.
— Имея в виду кого?
— Имея в виду Марго Ллойд-Мэйсон.
— Он пойдет к этой стерве? — взорвался Кроуфорд Слоун. — Да он не посмеет!
— А я уверен, что пойдет. Марго, возможно, и стерва, но власть в руках у нее есть.
Это Лэсли Чиппингем хорошо знал.
Си-би-эй была последней из крупных телестанций, павших жертвой процесса, который в мире средств массовой информации называли “оккупацией со стороны обывателей”. Так характеризовали переход радио— и телестанций в руки промышленных конгломератов, чье желание получать большие доходы перевешивало все соображения особого статуса станций и их обязанностей по отношению к общественности. А в прошлом такие люди, как владелец Си-би-эс Пэйли, владелец Эн-би-си Сарнофф и владелец Эй-би-си Голденсон, будучи закоренелыми капиталистами, постоянно заботились и о том, чтобы выполнять свои обязательства перед публикой.
Девять месяцев назад, после того как все попытки сохранить независимость Си-би-эй провалились, телестанция была поглощена “Глобаник индастриз инк.”, гигантской корпорацией, имеющей капиталовложения во всем мире. Подобно “Дженерал электрик”, которая ранее приобрела Эн-би-си, “Глобаник” тоже работала на оборону. И так же, как “Дженерал электрик”, “Глобаник” не отличалась чистоплотностью в делах. В одном случае после расследования, проведенного Большим жюри, компания была оштрафована, а ее руководители приговорены к тюремному заключению за махинации на аукционах и с ценами. В другой раз компания признала себя виновной в обмане правительства США, подделав отчетность по выполнению контракта на оборону; ей был присужден штраф в миллион долларов — максимальная сумма по закону и совсем незначительная по сравнению со стоимостью одного лишь контракта. Когда “Глобаник” завладела Си-би-эй, один комментатор написал по этому поводу: “Глобаник” особо заинтересована в том, чтобы Си-би-эй не высказывала больше независимых суждений. Разве сможет теперь Си-би-эй когда-нибудь глубоко копнуть в сфере, чувствительной для основной компании?”
После того как Си-би-эй была перекуплена, новые владельцы публично заверили сотрудников, что они будут уважать традиционную независимость взглядов всех, кто работает в “Новостях”. Однако на деле эти обещания оказались пустым звуком.
Перестройка в Си-би-эй началась с появления Марго Ллойд-Мэйсон в качестве нового президента и главного исполнительного директора телестанции. Известно было, что женщина она деловая, безжалостная и крайне честолюбивая: она ведь уже была вице-президентом “Глобаник индастриз”. Ходили слухи, что ее передвинули в Си-би-эй для проверки: проявит ли она достаточную твердость, чтобы стать со временем председателем правления основной компании.
Лэсли Чиппингем впервые встретился с новым начальством, когда Марго вызвала его через несколько дней после вступления в новую должность. Вместо обычного разговора по телефону, — а предшественник миссис Ллойд-Мэйсон любезно звонил сам руководителям отделов, — Лэс получил вызов через секретаря немедленно явиться в Стоунхендж[13], как прозвали административное здание Си-би-эй на Третьей авеню. И отправился туда в лимузине с шофером.
Марго Ллойд-Мэйсон была рослая блондинка, с зачесанными наверх волосами, слегка загорелым лицом с высокими скулами и проницательными глазами. На ней был элегантный серовато-коричневый костюм от Шанель с более светлой шелковой блузкой. Чиппингем потом скажет о ней — “миловидная, вот только дородная”.
Держалась она дружелюбно и в то же время холодно.
— Можете называть меня по имени, — сказала она Чиппингему, хотя прозвучало это как приказ. И, не теряя времени, перешла к делу:
— Речь идет о ситуации, в которую попал Тео Эллиот.
Теодор Эллиот был председателем правления “Глобаник индастриз”.
— Сообщение об этом уже появилось, — сказал Чиппингем. — Сегодня утром сообщила Ай-эр-эс из Вашингтона. Утверждают, что наш король королей недоплатил четыре миллиона долларов налогов.
Чиппингем совершенно случайно видел сообщение об этом агентства АЛ. Дело в том, что Эллиот вложил капитал в предприятие, которое, казалось, избавляло его от налогообложения, а сейчас это трактовалось как способ незаконно уйти от налогов.
Человека, создавшего предприятие, привлекли к уголовной ответственности. Эллиоту же такое обвинение предъявлено не было, но ему предстояло заплатить налог плюс крупный штраф.
— Тео звонил мне, — сказала Марго, — по его заверениям, он понятия не имел, что это дело незаконное.
— Я полагаю, найдутся люди, которые этому поверят, — сказал Чиппингем, имея в виду армию юристов, бухгалтеров и консультантов по налогообложению, которую будет иметь в своем распоряжении председатель правления “Глобаник”.
— Не стоило бы по этому поводу зубоскалить, — ледяным тоном сказала Марго. — Я послала за вами, так как хочу, чтобы в наших “Новостях” не было ничего про Тео и про налоги, и я бы хотела, чтобы вы попросили и другие станции не сообщать об этом.
Чиппингем был потрясен, он с трудом верил услышанному.
— Марго, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, — если я обращусь к другим станциям с подобной просьбой, они не только отклонят ее, но еще и сообщат в эфир о том, что Си-би-эй пытается замолчать мошенничество. И, честно говоря, если бы кто-то обратился к нам с подобней просьбой, мы на Си-би-эй поступили бы точно так же.
Произнося это, Чиппингем уже понимал, что новая глава телестанции продемонстрировала не только полнейшее неведение того, как работает станция, но и отсутствие всякого представления об этике сбора информации. Но всем же известно, поспешил он себе напомнить, что Марго посажена здесь не благодаря своему знанию дела, а благодаря финансовому чутью и способности выжимать выгоду.
— Хорошо, — нехотя согласилась она, — я, видимо, должна смириться с тем, что вы сказали про другие станции. Но я не желаю, чтобы это появилось в наших “Новостях”.
Чиппингем вздохнул про себя: он понял, что отныне ему будет гораздо труднее выполнять свои обязанности руководителя Отдела новостей.
— Прошу поверить мне, Марго: уверяю вас, что сегодня вечером все телестанции используют эту информацию насчет мистера Эллиота и его попытки увильнуть от налогов. И если мы не дадим этой информации, то лишь привлечем больше внимания к делу. Потому что все будут следить, насколько мы честны и беспристрастны, особенно после заявления “Глобаник” о том, что свобода деятельности нашего Отдела новостей никак не будет ущемлена.
Сильное лицо Марго было мрачно, она сидела, сжав губы; молчание ее говорило о том, что доводы Чиппингема дошли до нее.
— Вы дадите информацию очень коротко? — наконец спросила она.
— Так автоматически выйдет. Эта история не заслуживает длинного сообщения.
— И я не желаю, чтоб какой-нибудь ушлый репортер намекал на то, что Тео-де знал о противозаконности своего шага, раз сам Тео говорит, что не знал.
— Единственное, что я могу вам обещать, — сказал Чиппингем, — это что наша информация будет честной. Я сам за этим прослежу.
Марго пропустила его слова мимо ушей и взяла со стола лист бумаги.
— Вы приехали сюда на лимузине с шофером.
Чиппингем вздрогнул от неожиданности.
— Да. — Машина с шофером была одной из приятных сторон его работы, но то, что за ним следят, — а дело обстояло именно так, — было чем-то новым и малоприятным.
— В будущем пользуйтесь такси. Я, например, езжу на такси. Значит, и вы тоже можете. И еще одно. — Она в упор смотрела на него, сверля своим стальным взглядом. — Бюджет Отдела новостей должен быть немедленно сокращен на двадцать процентов. Завтра вы получите от меня соответствующий документ — и “немедленно” означает именно немедленно. Через неделю представите мне отчет о том, за счет чего была наведена экономия.
Чиппингем был настолько ошарашен, что лишь официально откланялся и ушел.
Сюжет о Теодоре Эллиоте и возникшей у него проблеме с налогами появился в “Вечерних новостях на всю страну” Си-би-эй, и заявление председателя правления “Глобаник” о том, что он не повинен в укрывательстве от налогов, было передано без комментариев. Неделю спустя один из выпускающих за “подковой” сказал, что “будь на месте Эллиота политический деятель, чтобы весьма скептически отозвались о его заявлении, а потом, как с луковицы, содрали бы с него один слой кожи за другим. Мы лее оставили эту новость без продолжения”.
На самом-то деле вопрос о продолжении рассматривался: нагого материала было предостаточно. Но во время дискуссии за — “скорой”, в которой участвовал и шеф Отдела новостей, было решено, что на этот день есть более важные новости, и потому об Эллиоте ничего больше сказано не было. Это был ловкий ход: немногие признались даже себе, что совершено предательство по отношению к своей профессии А вот проблема сокращения бюджета была посерьезнее. Тут всем станциям приходилось считаться с наличием конкурентов, и все это знали, включая Лэсли Чиппингема. Отделы новостей были особенно раздуты, в них было слишком много сотрудников, и их не мешало подсократить.
В Отделе новостей Си-би-эй процесс этот прошел болезненно, так как работу потеряли свыше двухсот человек.
Увольнения сопровождались возмущением тех, кто потерял свое место, и их друзей. Пресса получила возможность разгуляться: газеты полны были очерков о человеческих судьбах, написанных с явным сочувствием к жертвам борьбы за экономию, — хотя в газетах очень часто проводились такие же мероприятия.
Группа сотрудников Отдела новостей Си-би-эй — у всех у них были долгосрочные контракты — отправила в “Нью-Йорк тайме” письмо с протестом. Среди подписавших были Кроуфорд Слоун, четыре главных корреспондента и несколько выпускающих. В письме выражалось возмущение тем, что среди выброшенных на улицу оказалось несколько корреспондентов-ветеранов, прослуживших в Отделе новостей Си-би-эй большую часть жизни. В нем также указывалось, что Си-би-эй вообще не испытывает финансовых трудностей, телестанция имеет даже более высокую прибыль, чем крупные индустриальные компании. Письмо было опубликовано — оно обсуждалось и цитировалось по всей стране.
Это письмо и то, какое оно привлекло внимание, взбесило Марго Ллойд-Мэйсон. Она снова вызвала к себе Лэсли Чиппингема.
Держа перед собой развернутую “Тайме”, она рявкнула:
— Эти зажравшиеся самовлюбленные наглецы входят ведь в руководство компании. Они должны поддерживать решения руководства, а не подрывать нас криками на весь мир.
— Я не думаю, чтобы они считали, что входят в руководство компании, — заметил шеф Отдела новостей. — Они прежде всего люди, занятые сбором информации, и они переживают за своих коллег. И должен сказать вам, Марго, что я тоже.
Глава телестанции гневно посмотрела на него:
— У меня и без вас хватает проблем, так что выбросьте эту ерунду из головы. Проследите за тем, чтобы прижать к ногтю тех, кто подписал это письмо, и доведите до их сведения, что я больше не потерплю нелояльного отношения к компании. Можете также сообщить им, что их двурушничество всплывет в памяти при продлении контракта. Кстати, некоторым из наших сотрудников мы платим безумно большие деньги — особенно этому наглецу Кроуфорду Слоуну.
Пересказывая потом слова Марго, Лэсли облек их в более мягкую форму, понимая, что не следует вносить раздор в Отделе новостей, а удерживать ситуацию в рамках, не допуская раскола, было трудно.
К этой трудности через несколько недель добавилась новая: ситуация обострилась, когда по Си-би-эй была разослана бумага с предложением миссис Ллойд-Мэйсон. Речь шла о создании фонда для оплаты лоббистов в Вашингтоне, которые выступали бы в поддержку Си-би-эй. Фонд будет состоять из “добровольных” пожертвований сотрудников телестанции, которые предполагается вычитать из их жалованья. Как и из жалованья ответственных сотрудников Отдела новостей. В документе упоминалось, что аналогичный фонд уже существует в основной компании “Глобаник индастриз”.
В день, когда на телестанцию пришла эта бумага, один из выпускающих на “подкове” спросил Чиппингема:
— Лэс, ты, конечно, выступишь против этого дерьмового фонда от имени всех нас, да?
— Конечно, выступит, — вмешался Кроуфорд Слоун, находившийся неподалеку, — Лэс никогда в жизни не согласится, чтобы Отдел новостей искал себе покровительства у политиков, а не изобличал их. В этом смысле мы все можем положиться на Лэса.
Шеф Отдела новостей не мог сказать, было ли это произнесено с иронией. В любом случае Чиппингем понимал, что перед ним встает еще одна серьезная проблема, возникшая из-за непонимания Марго — или просто из-за игнорирования? — необходимости того, что сотрудники отдела должны сохранять беспристрастность. Не следует ли пойти к ней и выступить против создания фонда с целью поддержки определенной политики? Правда, едва ли это что-нибудь изменит, коль скоро Марго хочет прежде всего ублажить своих хозяев из “Глобаник” и продвинуться еще на одну ступеньку в своей карьере.
Эту проблему Лэс в конце концов решил, сообщив обо всем в “Вашингтон пост” и передав в газету копию документа. У Лэса работал в газете один знакомый, чьими услугами он уже и раньше пользовался и мог быть уверен, что тот не раскроет источника информации. В результате в “Вашингтон пост” появилось сообщение, перепечатанное потом другими газетами, в котором высмеивалась идея вовлечь организацию, занимающуюся распространением новостей, в политические аферы. Не прошло и двух-трех дней, как от плана создания фонда официально отказались, — судя по слухам, по личному приказанию председателя правления “Глобаник индастриз” Теодора Эллиота.
А Чиппингема снова вызвала к себе Марго Ллойд-Мэйсон. Холодно, без всяких вступлений, даже не поздоровавшись, она спросила:
— Кто из Отдела новостей передал мое предложение в “Пост”?
— Понятия не имею, — солгал он.
— Глупости! Если вы наверняка не знаете, то, уж во всяком случае, можете догадаться, кто это.
Чиппингем решил промолчать, хотя не без облегчения вздохнул, поняв, что Марго не держит его под подозрением.
— Я вижу, вы не желаете со мной сотрудничать, — нарушила наконец она молчание.
— Мне очень жаль, если вы так считаете; по-моему, это не так. Наоборот, я всегда старался быть с вами честным.
— Поскольку вы упорно придерживаетесь определенной позиции, — продолжала Марго, будто и не слышала его, — я велела навести о вас справки и кое-что узнала. В частности, я узнала, что для вас чрезвычайно важна сейчас ваша работа, так как вы не можете, по финансовым соображениям, потерять ее.
— Моя работа всегда имела для меня большое значение. Что же до финансовых соображений, то разве работа не важна почти для всех? Да, наверное, и для вас тоже. — Чиппингем не без тревоги подумал, что будет дальше.
А глава телевидения, усмехнувшись, с видом превосходства заметила:
— Я не увязла в грязном разводе. А вы увязли. Ваша жена требует крупного финансового обеспечения, включая большую часть вашего общего имущества, и если она этого не получит, то представит суду доказательства того, что вы изменяли ей с полдюжиной женщин, даже не скрывая этого. Кроме того, у вас есть долга, в том числе большой заем, сделанный в банке, так что вам отчаянно нужно зарабатывать, иначе вы обанкротитесь и станете почти нищим.
— Вы же оскорбляете меня! — повысив голос, возразил Чиппингем. — Вы вмешиваетесь в мои личные дела.
— Возможно, — спокойно произнесла Марго, — но это ведь правда.
Он был возмущен и одновременно потрясен тем, что она столько знает о нем. Он был действительно в отчаянном финансовом положении — частично потому, что никогда не умел распоряжаться деньгами и на протяжении лет не только умудрялся растрачивать свое немалое жалованье, но еще и делал большие займы. Не умел он и противиться женским чарам — слабость, с которой его жена Стася, похоже, мирилась на протяжении двадцати лет. Гром грянул всего три месяца назад. Вдруг накапливавшаяся в Стасе ярость прорвалась наружу, и, представив все факты, которые она подбирала на протяжении долгих лет, Стася затеяла жесточайший бракоразводный процесс. Невзирая на это, Лэс по глупости завел новый роман, на сей раз с выпускающей Отдела новостей Си-би-эй Ритой Эбрамс. Он не собирался превращать их отношения во что-то серьезное, но так получилось. А теперь он настолько увяз, что ему не хотелось рвать с Ритой. Однако мысль, что он может потерять свое место, взволновала его.
— А теперь слушайте меня внимательно, — продолжала Марго. — Не так уж трудно найти замену руководителю Отдела новостей, и, если мне понадобится, я эту замену произведу. Вы и глазом моргнуть не успеете, как будете вышвырнуты на улицу и другой человек будет сидеть в вашем кресле. И здесь, да и на других телестанциях, сколько угодно кандидатов на ваше место. Ясно?
— Да, ясно, — покорно произнес Чиппингем.
— Однако, если вы будете играть со мной в одни ворота, вы останетесь. Отдел новостей будет проводить такую политику, какую я хочу. Запомните это. И еще одно: когда я хочу, чтобы что-то было сделано, а вам это не нравится, не заставляйте меня терять время и выслушивать всю эту ерунду насчет этики и неподкупности в подходе к новостям. Вы уже утратили свод неподкупность — если она когда-либо у вас была, — не дав дальнейшей информации об истории с уклонением Тео Эллиота от уплаты налогов. — Марго чуть улыбнулась тонкими губами. — О да, я все об этом знаю. Так что вы уже сошли с прямого пути, и теперь ничего не изменится, если сойдете еще раз. Это все. Можете идти.
Разговор этот произошел за два дня до того, как Чак Инсен, а потом Кроуфорд Слоун пришли к своему шефу в связи с возникшими между ними трениями. Чиппингем понимал, что их спор следует утрясти в отделе, и притом быстро. Не хотел он больше встречаться с Марго, не желал новых с ней конфронтации.
— Я тебе скажу, Кроуф, то же, что говорил Чаку, — сказал Чиппингем. — Если вы пойдете на открытое столкновение, вы нанесете величайший ущерб всем, кто работает в “Новостях”. В Стоунхендже Отдел новостей не в фаворе. Что же до идеи Чака ввязать в эту историю Марго Ллойд-Мэйсон, знай; она не примет ни его сторону, ни твою. Скорее всего она еще больше урежет наш бюджет на том основании, что, если у нас есть время заниматься внутренними распрями, значит, мы недостаточно загружены, и, следовательно, число сотрудников надо сократить.
— Я могу с этим побороться, — сказал Слоун.
— И я гарантирую, что на твою борьбу никто не обратит внимания. — Вопреки обыкновению, Чиппингем взорвался. Вообще-то руководитель отдела обязан защищать своих сотрудников-корреспондентов — да и ведущих тоже — перед начальством телестанции. Но всему есть предел, и на сей раз Чиппингем решил не церемониться. — Пора тебе знать, что у нашей новой начальницы нет для тебя времени. Из-за того идиотского письма, которое вы все — и ты в том числе — написали в “Тайме”, она обозвала вас зажравшимися, самовлюбленными наглецами.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |