скуку, но ей и в голову не приходило, что и ему с ними скучно. В нем, как и
прежде, чувствовалась мягкая покорность, но невеселая прозорливость,
рожденная страданием, подсказывала Китти, что хотя он, вероятно, никогда в
этом не признавался даже самому себе и никогда не признается, - что, в
сущности, она ему не симпатична.
Трубка его плохо тянула, он встал, чтобы поискать, чем бы ее
прочистить. А может, просто хотел скрыть неловкость.
- Мама хотела, чтобы ты пожила здесь до рождения ребенка, она
собиралась распорядиться, чтобы тебе приготовили твою прежнюю комнату.
- Да, я знаю. Обещаю, что не буду тебе мешать.
- Дело не в этом. В то время было совершенно ясно, что тебе следует
ехать не куда-нибудь, а только в отчий дом. Но мне, понимаешь ли, только что
предложили пост главного судьи на Багамах, и я принял это предложение.
- Ох, папа, как я рада! Поздравляю тебя.
- Предложение это немного запоздало, я уже не мог сообщить о нем твоей
покойной матери. Оно доставило бы ей большое удовлетворение.
Вот она, горькая ирония судьбы! После всех своих хлопот, унижений и
разочарований миссис Гарстин умерла, так и не узнав, что ее честолюбивый
замысел все же осуществился.
- Я отплываю в начале будущего месяца. Этот дом я, разумеется, поручу
продать, думал продать и мебель. Мне очень жаль, что ты не сможешь остаться
здесь жить, но, если тебе захочется взять что-нибудь из мебели, чтобы
обставить квартиру, мне доставит истинное удовольствие тебе это подарить.
Китти глядела в огонь. Сердце у нее колотилось, даже странно было, до
чего она вдруг разволновалась. Наконец она заставила себя заговорить. Голос
слегка дрожал.
- А мне с тобой нельзя поехать, папа?
- Тебе? Ох, моя дорогая... - Лицо его вытянулось. (Китти часто слышала
это выражение, но считала, что так просто говорится, а тут впервые увидала
воочию, да так явственно, что даже испугалась.) - Но ведь все твои друзья
здесь, и Дорис здесь. Я думал, тебе будет гораздо лучше, если ты снимешь
квартиру в Лондоне. Я не знаю в точности, какими средствами ты располагаешь,
но рад буду вносить квартирную плату.
- Денег у меня на жизнь достаточно.
- Я еду в совершенно незнакомое место. Какие там условия - понятия не
имею.
- К незнакомым местам мне не привыкать. Лондон для меня теперь ничто.
Мне здесь нечем было бы дышать.
Он закрыл глаза, и ей показалось, что он сейчас заплачет. Лицо его
выражало безграничное горе. Сердце разрывалось, на него глядя. Она не
ошиблась: смерть жены была для него избавлением, и теперь эта возможность
полностью порвать с прошлым сулила ему свободу. Он уже видел впереди новую
жизнь и наконец, после стольких лет, покой и призрак счастья. Сердцем она
поняла, как он настрадался за тридцать лет. И вот он открыл глаза, не
удержавшись от тяжелого вздоха.
- Разумеется, если тебе хочется ехать, я буду очень рад.
Жалкое зрелище. Борьба была короткой, он покорился чувству долга. В
этих немногих словах было отречение от последней надежды. Она встала и,
подойдя к его креслу, опустилась на колени, сжала его руки.
- Нет, папа, я поеду, только если ты этого захочешь. Довольно ты
жертвовал собой. Хочешь ехать один - поезжай. А обо мне не думай.
Он высвободил руку и погладил ее по пышным волосам.
- Разумеется, поедем вместе, милая. Ведь я, как-никак, твой отец, а ты
вдова и одна на свете. Раз тебе хочется быть со мной, с моей стороны было бы
дурно не хотеть этого.
- Да нет же, я не предъявляю на тебя никаких прав как дочь, ты мне
ничего не должен.
- Ну что ты, моя дорогая...
- Ничего! - повторила она страстно. - У меня сердце болит, как подумаю,
что мы всю жизнь тянули из тебя жилы, а тебе ничего не давали взамен. Даже
немножко ласки. Боюсь, жизнь у тебя была не очень счастливая. Так позволь
мне хоть отчасти возместить тебе то, чего я не дала тебе в прошлом!
Он нахмурился. Эти излияния приводили его в замешательство.
- Не понимаю, о чем ты говоришь. Мне не в чем тебя упрекнуть.
- Ах, папа, я столько всего пережила, я была так несчастна! Я не та
Китти, которая уезжала отсюда. Я очень слабая, но, кажется, уже не такая
дрянь, какой была тогда. Позволь мне хоть попытаться. У меня никого не
осталось, кроме тебя. Позволь мне попытаться заслужить твою любовь. Ах,
папа, мне так одиноко, так тоскливо, твоя любовь мне так нужна!
Она уткнулась лицом в его колени и заплакала горькими слезами.
- Китти, маленькая моя, - приговаривал он, наклонившись над ней.
Она подняла голову, обняла его за шею.
- Папа, помоги мне. Давай помогать друг другу.
Он поцеловал ее в губы, как любовник, щеки его были мокры от ее слез.
- Разумеется, поедем вместе.
- Ты так хочешь? Правда, хочешь?
- Да.
- Я так тебе благодарна!
- Дорогая моя, не говори мне таких вещей, ты меня конфузишь.
Он достал платок, вытер ей глаза. И улыбнулся такой улыбкой, какой она
никогда у него не видела. Она опять обняла его.
- Нам с тобой будет так хорошо, папочка. Ты даже не знаешь, как славно
мы с тобой заживем.
- А ты не забыла, что скоро будешь матерью?
- Я рада, что она родится где-то там, близко от моря, под широким синим
небом.
- Ты уже твердо решила, что будет девочка? - спросил он с легкой, сухой
усмешкой.
- Я хочу девочку, потому что хочу вырастить ее так, чтобы она не
повторила моих ошибок. Когда я оглядываюсь на свое детство, я себя ненавижу.
Но у меня и возможностей не было стать иной. Я воспитаю свою дочку
свободной, самостоятельной. Не для того произведу ее на свет и буду любить и
растить, чтобы какому-то мужчине так сильно захотелось с ней спать, что он
ради этого согласится до конца жизни давать ей кров и пищу.
Она почувствовала, что отец весь сжался. Он никогда не говорил о таких
вещах и был шокирован, услышав эти речи из уст родной дочери.
- Дай мне хоть раз высказаться откровенно, папа. Я была глупая,
скверная, отвратительная. Я была жестоко наказана. Мою дочь я хочу от всего
этого уберечь. Хочу, чтобы она была бесстрашной и честной, чтоб была
личностью, независимой от других, уважающей себя. И чтобы воспринимала жизнь
как свободный человек и прожила свою жизнь лучше, чем я.
- Дорогая моя, ты говоришь так, точно тебе пятьдесят лет. У тебя еще
вся жизнь впереди. Не унывай.
- А я не унываю. Я надеюсь и не боюсь.
С прошлым покончено. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Разве это
так уж бессердечно? От всей души она надеялась, что научилась состраданию и
милосердию. Что ждет ее в будущем - неизвестно, но в себе она ощущала
способность встретить любую долю без жалоб. И вдруг, непонятно почему, из
глубины подсознания возникло воспоминание о том, как они, она и бедный
Уолтер, добирались в охваченный ^эпидемией город, где его ждала смерть:
однажды утром они выступили в путь еще затемно, и, когда стало рассветать,
она не столько увидела, сколько угадала картину такой несказанной прелести,
что на какое-то время улеглась ее душевная боль. Все людские треволнения
отступили перед этой красотой. Взошло солнце, туман растаял, и стало видно,
как далеко впереди, до самого горизонта, меж рисовых полей, через узкую
речку и дальше по отлогим холмам вьется дорога, по которой им предстояло
пройти. Быть может, не напрасны были все ее ошибки и заблуждения, все муки,
перенесенные ею, если теперь она сумеет пройти той дорогой, которую смутно
различает впереди, - не тем путем, ведущим в никуда, о котором говорил
забавный чудак Уоддингтон, а тем, которым так смиренно следовали монахини, -
путем, что ведет к душевному покою.
Популярность: 72, Last-modified: Mon, 17 May 2004 21:24:25 GMT
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |