Это конец! Это конец всему! 3емде! Вселенной. Человечеству. Ну и,
разумеется, им с Кешей. Сейчас убьют их. Потом сюда и повсюду придут -
Система, Пристанище, носители Черного Блага... и никто ничего не сможет
поделать: ни настоящий Гуг, ни Дил Бронкс, ни Синдикат, ни Сообщество, ни
Великая Россия, ни Федерация. Это конец всего и всему. Он умрет чуть
раньше. Цивилизация чуть позже. Но ее, цивилизацию, убьют вот сейчас, через
несколько минут, убьют вместе с ним... Первозург?
Нет. Он не будет лезть на рожон. Он уйдет в свои уровни, спрячется снова
в чертогах, новых чертогах и его не станут трогать. Гибель! Конец Света!
- Надо молиться, каяться, - предложил погрустневший Кеша, перекрестился,
склонил голову, - Господь милостив к грешникам своим, Он простит. Ох, Гуг,
не хочется из одного ада в другой перекинуться, может, найдется на том
свете для нас местечко посуше?
- Погоди каяться, Кеша, - ответил Иван. - Господь всегда с нами. Ему не
надо льстить. Его не надо умаливать, Он видит все... Какие тут есть еще
ходы. Не может быть, чтоб из рубки не было ходов!
- Есть! А как же, - ехидно усмехнулся Кеша, - аварийный - прямо в океан.
Знаешь, как это приятно - через пять-шесть минут давления скаф начинает
сминатьсятихо-тихо, понемножку, и ои так ласково тебя давит и давит, пока в
лепешечку не расплющит, нет, Гуг, выходов нету! я буду каяться, я, Гуг,
большой и страшный грешник, мне перед смертушкой надо покаяние принять и
прощение испросить. Попа нету, буду каяться тебе... Душегуб я. Гуг, и
сволочь последняя, продал я Россию-матушку, отцов и дедов, на чужбине
скитался, много им, сволочам, горюшка принес!
Иван его оборвал.
- Так не каются, Кеша! Не будет тебе прощения, пока не будет... Пошли!
Он вцепился в плечевой клапан, рванул Булыгина на себя. До аварийного
выхода пришлось ползти по грязной штольне, все было тут в запустении,
видно, пользоваться никто не собирался.
Кеша-молил:
- Пускай сразу убьют! Сам под огонь встану! Гуг, устал я так жить, мука,
всегда мука! Хоть сдохнуть дай сразу! Не хочу, чтоб меня давило в час по
чайной ложке - это ж полдня в скафе адские пытки терпеть, нет, не могу-у
я-а-а!!!
- Здесь лифт! Живей!
- Это ж прямиком в воду!
- Слышишь? - кричал Иван-Гуг.- Они прожгли стену! Они бегут к нам!
Уходим!
Лифт пошел вниз. Второго нет. Они не настигнут их сразу. Но они могут
дать команду внешним, океанским службам. Они уже дали эту команду, но пока
есть хоть соломинка, надо за нее цепляться!
- Скаф на полное самообеспечение! Давай!
Тягостное ожидание в шлюзах. Тишина. Притихший, присмиревший Кеша.
Молчание перед казнью. Они сами выбрали свой удел, ну и пусть! Иван до боли
стискивал зубы. Пусть хоть немного поживут Гуг, Лива, карлик Цай... нет,
карлику нельзя жить на Земле, в нем слишком много зла, ненависти, ах бедный
заложник! У Ивана вновь при воспоминании мороз по спине прошел. Так нельзя,
не мстителями в этот мир приходим мы, не мстителями...
Иди! И да будь благословен! На что?! На лютую смерть под стокилометровой
толщей ядовитой свинцовой жижи?! На муки мученические? Иди! И да будь
благословен!
Заслон поднялся вверх - медленно-медленно подступала к
титанопластиконовым ногам, туловищу, шлему свинцовая водичка, шлюз
заполнялся. Назад пути нет. Только вперед! В мрак. В смерть!
- Это ж надо, - сокрушался Кеша, - только двое-то и ушли из такой кучи!
Только двое! Гуг, убей ты меня сразу! Чего мучить?!
- Помучаемся маленько, Кеша, - отвечал Иван-Гуг, - помучаемся. Господь
терпел - и нам велел. Пошли.
Третий заслон ушел вверх. Дьявольский гиргейский океан, жидкая утроба
сатаны! Сколько душ ты сгубил на своем миллионолетнем веку! Сколько тел
поглотил! Сколько страшных тайн хранишь! Погребешь еще двоих мятущихся и не
заметишь.
- Пошли!
Они медленно двинулись во мрак. Безоружные. Обреченные.
Чудовищное давление, стокилометровая толща мрака над головой. Тишина.
Вечная, изнуряющая тишина. И бледные тени неведомых существ, не имеющих
плати, но имеющих тень. Страх одиночества. Одиночества, даже когда вдвоем,
когда рядом друг, ибо в своем скафе ты один, совершенно один - как в своем
собственном гробу. Исхода нет. Пути отрезаны. Но надо идти. Надо!
- Ничего, Кеша! Пошли!
Преодолевая сопротивление свинцовой воды, врубив гидравлику на полную
мощь, они двинулись вперед - к диким гиргейским пещерам, к логову
бестелесных теней, к кладбищу безумных беглецов с гиргейской каторги.
Жуткий подводный ад!
Они все работали здесь. Каждый день! Хотя какие тут дни? Тут всегда ночь.
Ридориум. Кровавое золото XXV-го века! Утопающая в роскоши и развлечениях
Земля. И подводные рудники с тысячами, десятками тысяч каторжников.
Всемогущая Федерация, раскинувшая крыла на миллионы звездных миров,
зажигающая солнца, отзывающая новые пути... И планеты-колонии с миллиардами
рабов под километровым слоем бетона. Свобода, равенство, братство!
И изощренные пытки, неисчислимые множества зомбированных человекоособей,
переставших по чьей-то воле быть людьми... Правительства, сенаты,
конгрессы, парламенты...
И Синдикаты, Ночные Братства, Восьмое Небо. Храмы Господни... И
сатанинские приходы, черные мессы. Бог. И дьявол. Свет и тьма. И надо идти
во тьму. Надо! Чтобы пробиться сквозь нее к Свету.
Иван видел, как теряет ребристость Кешин скаф. До пещер далеко. Погони
нет. Нет смысла их догонять. За ними теперь просто наблюдают. И наверняка
показывают всем прочим каторжанам, тем сотням тысяч, что сидят в своих
норах-ячейках. И обливаются они, несчастные, холодным потом ужаса, и
трясутся, и ненавидят, и завидуют. Их всех ждут эти черные глубины.
Еще сто шагов. Восемьдесят.
И опять. Высветились из мрака два пылающих уголька. Два рубиновых глаза.
Вот они! Не за стеной океанариума, не за семью защитными полями, а рядом.
Клыкастые гиргейские рыбины. Жуткие твари!
- Этих еще не хватало! - просипел Кеша, и потянул из набедренной кобуры
дископилу.
- Брось! Не время! - одернул его Иван-Гуг. - Испугался, что скаф
прокусят, эх ты!
Две огромные свирепые рыбины проплыли над самыми головами. Плавник,
увенчанный черным острейшим когтем, скользнул по титанопластиконовой броне.
- Надо прощаться. Гуг! - выдавил Кеша.
- Погоди малость, успеем.
Они пошли быстрее. Сорок шагов, тридцать, десять. Рыбины, как черные
вороны, кружили над ними, явно предвкушая обильную и сытную трапезу.
- А ведь это они тебя. Гуг, тогда обработали, - подал голос Кеша, - они,
родименькие.
- Нет! - отрезал Иван-Гуг. - У них мозгов нету, даже мозжечков. Это
безмозглые мясо и кости, чешуя и панцыри. Не обращай на них внимания.
Вперед!
Вот и черная дыра с рваными, изъеденными краями, пещера. Их братская
могила!
Они вошли в этот вечный мрак. Металл скафа уже давил на плечи, грудь. Он
не выдерживал адского пресса. И в пещерах не было легче. Смерть! Она всегда
наготове. Иван втянул руку во внутреннюю полость скафа, нащупал на груди в
клапане округлое, теплое... нет, не сейчас.
- Прощай, Гуг! - простонал рядом Кеша.
На огромном шлеме у него была вмятина - металл проседал, он уже не мог
защищать заключенного в него человека, из защитника и спасителя он
превращался в безжалостного и неумолимого убийцу. Смерть во мраке. И
тишине.
- Прощай, Кеша.
Два кровавых глаза злобно и холодно наблюдали за мучениями беглецов,
обреченных и погибающих. Два... и еще два. Обе клыкастые гиргейские рыбины
вплыли в пещеру, зависли над жертвами.
Смерть, подступающая во мраке и тишине.
Черная гиргейская ночь.
Вечная Ночь!
Часть Вторая
ВО МРАКЕ
Отправляясь в гибельную и многотрудную дорогу, не думай о возвращении. Не
помышляй об очаге родном и уютном! Ибо расслабит тебя эта сладкая мысль,
расслабит и убьет. И напрасно будет искать причины во вне. Ты сам свой
собственный убийца! Кори и вини себя... нет, поздно уже искать виновных -
по праху твоему, рассеянному на дороге испытаний и гибели, будут ступать
чужие, тяжкие подошвы. И никто не вспомнит о тебе, даже сама дорога,
пожравшая тебя.
Путник, бредущий к незримой, призрачной цели - кто ты есть?! Безумец,
потерявший нить жизни и увлеченный вдаль мрачными тенями собственного
померкшего сознания? Самоубийца, ищущий скорого и страшного конца? Раб
чьей-то неуловимой, но подавляющей воли? Одержимый неведомыми силами,
рекомыми в просторечии кратко - бесами? Посланец Созидателя и Вершителя? Не
видишь ты конца и края дороги. Не зришь собственного конца. А ведь он
придет, настанет, надвинется на тебя смертной лавой. И оглянешься ты в
ужасе назад. И узришь мысленно очаг родной и теплый. И всю дорогу,
пройденную узришь. Да только поздно! Соляным столпом застынет твоя память
вне тебя. Застынет, чтобы уже через миг рассыпаться на несуществующие,
растворившиеся в пыли дороги осколки. Вот и нет тебя! Все было зря! Все
было напрасно! И путь, усеянный шипами и терниями. И твои боли, страдания,
муки. И ты сам - жалкий, бренный, смертный.
Всякая дорога имеет свой конец.
Но бесконечен во Вселенной один путь - Путь отринувшего себя, не
оглядывающегося назад. Бесконечен путь света во мраке.
Ибо неугасим Источник Света!
На острие ослепительно сияющего луча идешь ты во тьму. Не свернуть. Не
остановиться. Ты избранный? Допрежь тебя гордыня гасила тысячи и тысячи
таких же. Много званных, да мало избранных... Никогда не узнать тебе
Предначертанного. Твое дело - идти вперед. Вперед - во что бы то ни стало!
Вперед- даже если все силы ада встанут на твоем пути. И память твоя будет
хранить все. Но назад ты не оглянешься! Только вперед!
* * *
- Прощай, Гуг, - простонал сдавленно Кеша Мочила, рецидивист, убийца,
негодяй, каторжник, ветеран тридцатилетней аранайской войны, добрый и
надежный малый. - Прощай... Хоть сдохнем на воле, корешок. За это стоило
драться! Прощай!
Черная тень огромной гиргейской гадины наползла на него, заслонила от
Иванова взора. Никогда еще кровавые глазища клыкастой рыбины не горели
столь яро и свирепо.
Иван высвобожденной из гидравлического рукава ладонью сжимал у груди
яйцо-превращатель. Ждал единственного, нужного мига... Нет, он не мог
бросить Иннокентия Булыгина, пусть у того хоть десять, хоть сто десять
судимостей, ведь это Кеша спас его тогда. Терпеть! Надо терпеть!
Вдавливаемый чудовищным давлением металлопластик врезался в плечи,
кровянил затылок - теплая струйка текла по спине, другая, лихо сбежав по
виску и скуле, запуталась в бороде. Терпеть!
Он просунул руку в блокорукав. Яйцо должно действовать сквозь оболочку.
Сейчас, немного еще - и Кеша превратится в точно такую же гадину, клыкастую
и шипастую.
Да где ж у него шея, черт возьми! Проклятый скаф! Иван отмахнулся от
нависающей жуткой твари. Руку скрючило, обожгло болью- это чешуи-пластины
щитовой керамики впились в кожу. Еще немного!
- Держись, Мочила! - крикнул он.
Но крика не получилось. Только сдавленный сип вырвался из сухих,
растрескавшихся губ. Он дернулся вперед - сам погибай, а друга выручай. Еще
немного. Проклятущая рыбина, и что она лезет?! Все равно скаф ей не по
зубам! Ждет. Черный ворон мрачных гиргейских глубин.
Стервятник подводной каторги!
Иван повалился на Кешу, вдавливая превращатель в пазуху скафа. Только б
эта гадина не отплыла! Только бы...
Он заглянул в прозрачную сталь щитка-забрала. В Кешиных зрачках застыли
не боль, и не страх - в них зловеще горела тихим черным пламенем
обреченность. Он в прострации! Нет! Иван встряхнул собрата по несчастью,
резко ткнул яйцо под самое горло... и вздрогнул. Скафандр был пуст. Да, в
нем не было Кеши, в нем не было ветерана и рецидивиста Иннокентия Булыгина!
Но ведь он не успел сдавить превращатель! Иван судорожно огляделся в
поисках еще одной клыкастой рыбины. Нет! Их было только две.
Это не превращатель! Но что же это-о-о?! Он почувствовал, как его
сознание растворяется в чем-то огромном и нездешнем. Он не успел
защититься. Он не ожидал ничего подобного...
И он уже висел в мрачной и подавляюще тихой пустоте пещеры, висел посреди
нее. И смотрел на два ненужных и огромных скафандра, которые прямо на
глазах превращались в груды искореженного, оседающего, расплющивающегося
тусклого металла. Он оглядел себя - и ничего не увидел, будто его и не было
в этой пещере. Безумие? Или это его душа отделилась от тела. И зависла над
ним? Нет, ерунда! Там, в скафе, нет никакого тела. Он представил, как
сейчас злорадствуют у экранов их преследователи, как затаились в ужасе у
своих визоров каторжники. Жуткая гибель!
Гибель?
Его неудержимо повлекло в глубь пещеры. Он не мог остановиться. Он только
невольно созерцал рядом черную шипастую тень.
Не было ни давления, ни сопротивления этой черной гиргейской жижи,
которую скорее по привычке называли водой, не было ничего, кроме ощущения
плавного полета в пустоте и черноте. Пещера! Дьявольская пещера неимоверных
глубин сумасшедшей планеты Гиргея! Иван ничегошеньки не понимал - он несся
во мрак, в зловещий, зев адской ловушки. Но он совершенно четко ощущал, что
продолжает сжимать в руке упругое и теплое яйцо-превращатель, что на
лопатки по-прежнему давит проклятый Гугов мешок, ни одна из вещиц которого
так и не помогла ему, он ощущал ясно и вполне осязаемо, как продолжает
биться сердце в его груди... груди, которой нет, как нет и самого тела. Он
вспомнил о жутких рассказах бывалых людей, которые уверяли, что перед
смертью, в последние свои минутки обреченные чувствуют себя именно так -
невесомо, ясно и запредельно. Но страха не было. Он уже не мог страшиться,
бояться, пугаться, он перешел какую-то черту, за которой инстинкт
самосохранения переставал напоминать о себе.
Полет! Бесконечный, невесомый полет в черной толще свинца. И скользящая
рядом черная тень, высверкивающая временами ярым кровавым глазом. Он и сам
скользит такой же тенью... мысль прожгла его внезапно. Да, все так!
Эти твари вобрали его в себя! Прямо из скафа! Вернее, не твари, а одна
тварь. Другая высосала из трехдюймового металлопластикона Кешу Мочилу,
убийцу и спасителя, неисправимого преступника и верного друга, ветерана той
обидно несправедливой, изломавшей многим землянам судьбы аранайской войны.
Это была лишь догадка. Но Иван знал точно - она верна!
Он попытался разжать руку. Не вышло. Он словно бы окаменел в той нелепой
позе, что принял в последний миг там, в скафе. Но она не мешала ему
скользить во мраке, не тормозила стремительного и величавого движения.
Хрустальные барьеры. Черный огонь. И кроваво-красные глазища! Везде.
Повсюду! И на Земле, и в Системе, и в невозможном, безумном Пристанище.
Будто он и не выбирался с потусторонней планеты Навей, будто он в ее цепких
лапах-щупальцах. Иди, и да будь благословен! Боже мой праведный, где ты?
почему обрек на муки и скитания? почему оставил средь хаоса и ужаса? ведь
человек семь, по Образу и Подобию сотворенный... Сатанинское рычание
ударило в уши эхом: "Ты проклят навеки! Планета Навей никогда не отпустит
тебя... Черное заклятье! Во веки веков!!!" Нет!
Сгинь, нечистая, сгинь!
Скорость нарастала, она становилась непостижимой для этих глубин, для
стокилометровой черной пропасти. Изъеденные временем и орудиями допотопных,
жутких существ стены пещеры сливались в одну, пузырящуюся, причудливо
изгибающуюся трубу. И вела эта труба вниз - в глубины планеты-каторги, в ее
мрачное и таинственное чрево.
Иван с большой натугой, преодолевая гордыню, понял - он пленник. Жалкий,
беспомощный, несчастный пленник, не способный постоять за себя, лишенный
всего, даже возможности убить себя, разможжить голову о камни, захлебнуться
и утонуть, погибнуть под адским прессом свинцовой жижи... Эх, из огня да в
полымя! Они уже пытались увести его. Кеша не дал. А теперь и Кешу
прихватили.
Зачем им каторжник - старый, седой, больной, с рукамипротезами,
рецидивист-неудачник? А зачем им Иван, десантник-смертник, сам поставивший
себя вне закона? Зачем?! Омерзительнейшие гиргейские рыбины! Иван вдруг
внутренне похолодел от совершенно очевидной, внезапной мысли: эти твари
живут здесь, в немыслимых, всесокрушающих толщах, но ведь они ничуть не
хуже чувствуют себя в земных и бортовых аквариумах, океанариумах, у самой
поверхности... почему он раньше не задумывался над этим? почему другие об
этом не задумывались?! И почему... Ему стало совсем плохо, его бросило в
жар, затрясло...почему все влиятельные и богатые особы Земли и Мироздания
стали вдруг содержать не прекраснейших и нежнейших алконов-жароцветов с
Регильды, и не замысловатых синхоргов системы Роя XII... а нелепых,
страшных, клыкастых и шипастых гиргейских рыбин? Почему?! С точки зрения
земной, человеческой логики это абсолютно необъяснимо. Толик Ребров кормил
гадин сырым мясом. Как-то раз они чуть не сожрали его самого. В хрустальных
толщах их, похоже, вообще никто и ничем не кормил. А как их перевозили, как
доставляли на Землю и в иные миры Федерации? Иван напряг память. Он никогда
не интересовался подобной ерундой, мозг должен был хранить все, даже
случайно проникшее в него... да, их всегда перевозили не взрослыми
особями, а икринками - черными, полупрозрачными икринками, величиной чуть
побольше куриного яйца, с просвечивающимися серебристыми зародышами внутри.
Зародыши были свернуты спиралью, но они уже оттуда, из родового своего
мирка высверкивали в мир большой злыми кровавыми глазенками. Черные
гиргейские рыбины! Безмозглые гнусные гадины и... одна из странвейших
загадок Вселенной. Иван внутренне усмехнулся. Время читать отходную,
готовиться к смерти, а он разрешением никому не нужных загадок занялся,
простофиля!
Прав был Дил Бронкс, простота - она хуже воровства. И скорость, такая
скорость, что уже ни стен, ни пещер, ни дыр, ни выступов - лишь черная нить
во чреве, лишь узкий, змеящийся провал в бездну. Нет конца Дороге! Есть
конец лишь путникам, ступившим на Нее.
Он попробовал закрыть глаза. Не получилось. Даже веки не слушались его.
Это не простые рыбы, не безмозглые обитатели гиргейских глубин. Это разум.
Чужой Разум. Это одно из воплощений жуткого и загадочного Пристанища!
Мозг пронизало ярчайшим светом, будто молния сверкнула под черепной
коробкой, вот-вот должен был последовать гром... Но вместо грома в голове
тихо прошипело:
"Пристанища, рыбины, каторжники, вода... это все ваши, земные игры. Не
ломай голову. Радуйся, что уцелел. У тебя был один шанс из миллиона, но он
выпал тебе...радуйся!"
- Кто вы?! - выкрикнул Иван. И не услышал себя. Голос звучал лишь в его
мозгу.
"Мы - цивилизация, которая владела Вселенной до Большого Взрыва. Мы -
нынешние властелины Вселенной!"
Черная труба превратилась в отвесный бездонный колодец. Полет стал
падением. Иван считал прежде, что он хорошо знает эту дырявую как сыр
планету-каторгу. Теперь он убедился, что не знал главного. Или все это
призраки затравленного сознания?
"Не мучай себя пустыми размышлениями. Тебе ни одна отгадка никогда не
пригодится. Через семь земных суток ты перестанешь быть собой, ты будешь
одним из нас."
- Вас нет! - отпарировал Иван. - После Большого Взрыва ничего не могло
уцелеть от прежней Вселенной!
"А живородящий астероид Ырзорг?"
Иван задумался. Он уже готов был поверить в этот бред. Но у него не было
никаких семи земных суток! Он и так слишком много времени потерял!
Хитросплетения замысловатых узлов не развязать - только потянешь за кончик,
и перед тобой возникают новые десятки и сотни узлов, узелков, переплетений
... надо рубить! Но как?!
- Где Иннокентий Булыгин? - спросил он.
Вместо ответа сам взор его оторвался вдруг от созерцания черных глубин
колодца и уткнулся в клыкастую гиргейскую гадину, падавшую в пропасть
рядышком. Все верно! Он не такой уж и дурак! Но что все это означает?
Воплощение?! Сколько раз его пытались воплотить там, в Пристанище. Не
вышло. Зато здесь эти ублюдочные твари добрались до него! Черт бы их
побрал!!!
"Не надо нервничать. Не надо искать никаких связей, - вновь зашипело в
голове. - Мы всегда в стороне, мы наблюдатели. Мы знаем про вас все. Но о
нас знают только те, кто избран нами. Люди и нелюди Вселенной даже не
догадываются, что все они сидят на нашей ладони. Они нас не видят, они
копошатся, снуют, грызут друг друга и гадят везде и повсюду. Они не
понимают, что ладонь может сжаться в кулак, что сильные и незримые пальцы
могут раздавить их всех в любую минуту."
- Получается, что наша жизнь бессмысленна? - спросил Иван.
"Да, Наше существование бессмысленно. Но и несуществование ваше
бессмысленно. Только поэтому ладонь не сжимается."
- Я ничего не понял, - признался Иван.
Черная пропасть давила отовсюду. Уже не было ни верха, ни низа. Но
падение продолжалось. Это ж надо было умудриться, вырыть такой огромный
туннель или колодец в изъеденном планетарном шаре! Перед этим колодцем
меркло все содеянное человечеством на Гиргее. Воистину, невидимая
цивилизация работала с огромным размахом.
"Никто ничего не рыл, - прошипело в мозгу, - тебе пора отвыкать от земных
категорий. Мы прокладываем туннели там, где нам надо, и именно в то время,
когда нам надо. За нами ничего нет кроме многомильных толщ базальта,
гиргенита и других пород. Мы почти у ядра Гиргеи. Через две-три минуты мы
будем внутри него. Как видишь, ничто не скрывается от тебя. Всевластным и
всемогущим нет нужды играть в прятки. На уровнях абсолютного могущества и
всесилия нет тайн и секретов. И потому не морочь себе голову. А спрашивай.
Мы ответим."
Иван каким-то неземным чутьем ощущал, что его не дурят, что все это
правда. И все же он хотел бы иметь дело с противником попроще и поскрытнее.
Уж больно гадко было чувствовать себя безвольным рабом, даже если этому
рабу отвечают на все его вопросы, утоляя его ненасытное рабское
любопытство.
Падение прервалось неожиданно. Тело налилось тяжестью. Иван поднял руку-
и она уперлась в незримо-хрустальную преграду. Рука была как рука, и ноги
слушались, и веки, и все прочее. Он вновь обрел утраченное тело. И это одно
уже было неплохо. Прямо перед лицом мелькнуло нечто черное, расплывчатое,
сверкнули из-за хрустальной толщи кровавые глаза-угли, изогнулись огромные
плавники... уплыла рыбка! Иван усмехнулся. Повернул голову.
Метрах в четырех, за непрошибаемым хрустальным барьером сидел Кеша. Поза
у него была нелепа и неестественна, Кеша так подвернул под себя ногу, что
та казалась сломанной. Он проверял свои руки-протезы, подкручивал какие-то
винты. Ивана он не видел.
Где-то высоко-высоко над головой была каторга. Оттуда был выход.
"Ты проведешь здесь всего семь суток. Семь земных суток." - прошипело в
мозгу напоследок.
И тут же продолжилось, но уже извне, без шипа, чистым высоким, но
каким-то искусственным голосом:
- За это время ты узнаешь все. Для тебя не останется тайн. А потом ты
войдешь в нас.
- Как это? - спросил Иван. Он не собирался больше ни в кого входить.
- Ты станешь крохотной частичкой огромного организма нашей цивилизации.
Ты будешь всегда в ней. Ты будешь всегда для нее.
- Вообще-то у меня были другие планы, - тихо заметил Иван.
- Скоро ты поймешь, сколь ничтожны все ваши планы и замыслы.
Надо было заходить с другой стороны. Но Иван спросил в лоб:
- Но почему именно мы оказались избранниками? Разве мало других людей и
нелюдей, как кое-кто недавно выразился?
- Во-первых, мы забираем лишь тех, кто обречен на неминуемую смерть:
попавших в страшные катастрофы, умирающих от старости или неизлечимых
болезней, мы можем вытащить смертника из-под пули, летящей в его грудь,
вырвать из-под обрушивающегося на его шею топора... мы берем только
абсолютно обреченных.
- Значит, если бы вас не оказалось в пещере, нам с Кешей пришел бы
конец?!
- Да.
- А почему я вам должен верить?
- Можно и не верить.
Иван промолчал. Он смотрел перед собой, в хрустальную толщу.
- Во-вторых, мы берем только прошедших двенадцать барьеров смерти. Ты их
прошел. Ты много раз был на самой грани. Обычно мало кому удается
преодолеть два или три барьера.
- А Кеша?
- Он прошел семнадцать барьеров по нарастающей. Это почти идеальный
маттериал для цивилизации.
Ивана перекорежило. Опять речь шла о материале, человеческом материале.
Где-то он уже слышал об этом, причем не единожды.
- Вы - это черные гиргейские рыбины? - снова спросил он без намека на
такт.
- Представь себе океан, по которому плывет утлая лодочка с умирающим от
жажды и палящего солнца несчастным рыбаком. Ему грезятся тысячи невероятных
вещей, над ним распускаются ослепительными веерами миражи, сказочные
миражи, его окружают cонмы призраков. Он живет в этом нереальном,
несуществующем мире, он верит в него, он ощущает всю его полноту, этот мир
осязаем для него и зрим. И тут из свинцовой непомерной толщи вод
высовывается крохотная змеиная голова на тончайшей шее. Она реальна, ничего
реальнее ее нет, нигде во Вселенной. Он видит эту змейку, бледную и жалкую,
в ярчайшем созвездии фантомов, и он почти не верит в нее, ее нет, это тень
водоросли, прилипшей к мачте, это ресница в воспаленном глазе, он
отмахивается не от призраков, а от нее, он не хочет видеть ее, он отвык от
реальности, он весь в мире безумия. А реальность такова - тончайшая шейка,
скрываясь в толщах вод, переходит в гибкую, длинную, могучую и бесконечную
шею исполинского дракона, усеянного сверкающей чешуей, и столь велик этот
дракон, уходящий вниз, в незримость, что сама Земля с океанами на ней -
лишь трепещущая жидкая бусинка на верхней чешуйке. И бусинок таких -
мириады. И в каждой - крохотная головка исполинского дракойа. Одна и
повсюду - в триллионах тридлиардов миров. И реальна только она, венчающая
исполинское тело. Но безумный и жалкий рыбачок в своей жалкой лодчонке
предпочитает видеть миражи, его пугает подлинная реальность, она ему не
нужна. Понимаешь? Мы не даем тебе выбора. Ты уже наш. Ты не умрешь в своей
лодке. Мы тебя забрали из нее.
- И что дальше? - вяло поинтересовался Иван.
- Отвыкай от миражей-призраков.
- Постараемся, - заверил Иван не слишком искренне. - Но вы так и не
ответили на мой вопрос.
- Ну подумай, как какие-то черные рыбины могут быть нами? Разве пальцы
человека - это уже сам человек? Разве волны, сигналы радара, испускаемые
им, это уже сам радар?
- Понятно, - согласился Иван, - это ваши руки. И этими ручками вы
захаяали нас с Кешей, не спросив даже нашего согласия. Мне все понятненькб!
Положение было безвыходное. Хоть в петлю головой! Все планы трещали по
швам... да и какие теперь планы! О готовящемся вторжении знают Дил Бронкс,
Гуг... но что они смогут сделать?! Еще, правда, Первозург остается, он
где-то на Земле. Но этот может миллион лет выжидать или снова залезет в
свой кокон, в новые "чертоги*. Да пропади они все пропадом! И нечего
удивляться - конец всегда бывает нелепым и неожиданным. Так проходит слава
земная!
А с ней и все прочее проходит. Вон, Кеша, сидит, ковыряет свои протезы, и
ни черта ему не нужно, радуется, что живживехонек, хорошо ему. Никакой
связи с Кешей не было.
Какая связь через толщу хрусталя.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |