|
Фаллос вошел с трудом, и я собственными руками ощутила, как он завибрировал, словно там, внутри, что-то разорвалось (его кишки?). Я стала трахать его искусственным фаллосом, повторяя в уме фразы, что-то вроде формул, произносимых во время обряда: это – за твое невежество, раз, это – за твое убогое самомнение, два, это – за твою дочь, которая никогда так и не узнает, какой у нее отец, это – за твою жену, которая по ночам находится рядом с тобой, это – за то, что ты меня не понял, не понимаешь, не воспринял во мне самую существенную сущность – мою красоту. Красоту настоящую, которую имеет каждый из нас, но не ты. Столько толчков, и все они грубые, жесткие, поражающие. Он стонал подо мною, кричал, иногда плакал, его отверстие расширилось и покраснело от напряжения и от крови.
– Ты уже не дышишь, мерзкая тварь? – сказала я с жестокой ухмылкой.
Он громко завопил, может во время оргазма, и затем сказал:
– Хватит. Я прошу тебя.
Я остановилась. Мои глаза наполнялись слезами.
Я его оставила в постели, потрясенного, полумертвого, совершенно разбитого, я оделась и в подъезде ласково попрощалась с консьержкой.
С ним я не попрощалась, я даже на него не взглянула, я ушла, и все.
Вернувшись домой, я не посмотрелась в зеркало. И перед сном я не расчесала сто раз свои волосы щеткой: видеть свое лицо полумертвым, а волосы тусклыми – это было бы для меня больно, даже слишком больно.
4марта 2002 г
Ночь прошла в кошмарах. Один из них просто заставил меня дрожать в холодном поту.
Я как будто бежала по сухому темному лесу, и за мной гнались какие-то типы, злобные и странные. Перед моими глазами высилась освещенная солнцем башня, точно, как у Данте, когда он пытается дойти до холма, но не может, ему мешают три диких зверя. Только мне мешали до нее добраться не три диких зверя, а самовлюбленный ангел и его дьяволы, а позади них – какой-то людоед с набитым животом, полным молодыми девочками, а подальше – гермафродит, а за ним – молодые гомосексуалисты. У всех у них текла слюна изо рта, кто-то передвигался с трудом, волоча свое тело по сухой земле. Я бежала и все время оглядывалась в страхе, что кто-нибудь меня схватит; все выкрикивали какие-то бессмысленные звуки. Вдруг я заметила кого-то перед собой и громко закричала, а когда присмотрелась, увидела, что это был мужчина с добрым лицом. Он меня взял заруку и провел по темным секретным переходам до самой башни. Он указал пальцем и сказал:
– Поднимайся по этим лестницам, но никогда не оглядывайся, на вершине ты должна остановиться. Там ты найдешь того, кого напрасно искала в лесу.
– Как я могу тебя отблагодарить? – спросила я, вся в слезах.
– Беги, пока я не соединился с ними! – закричал он и сильно затряс головой.
– Но это ты, это ты мой спаситель! Мне не нужно подниматься наверх, я тебя уже нашла! – на этот раз закричала я, переполняемая радостью.
– Беги! – повторил он снова. И его глаза изменились, стали красными и голодными, а изо рта полилась слюна.
Я осталась там, внизу у башни, и сердце мое было разбито.
22марта 2002 г
Мои домашние уехали на целую неделю и возвращаются только завтра.
Несколько дней дома никого не было, и я могла уходить и приходить, когда мне заблагорассудится
Поначалу я думала кого-нибудь пригласить, чтобы провести ночь, ну, может, Даниэле – я с ним разговаривала пару дней назад, или Роберто, а может, отважиться позвать Джермано или Летицию, в общем, кого-нибудь, кто бы мне составил компанию. Но на самом деле я упивалась своим одиночеством, я осталась наедине сама с собой и могла думать обо всем, прекрасном и плохом, что случилось со мной за последнее время.
Да, дневник, о том плохом, что я сделала сама себе, о том, что я сама себя не уважала, о себе самой, которую, повторяю, я очень люблю.
Но я не очень уверена, что люблю себя так, как прежде; кто действительно любит себя, не даст возможности первому встречному осквернять свое тело без какой-либо цели или просто ради развлечения. Я это говорю, дневник, чтобы открыть тебе один секрет, секрет грустный, я его самым глупым образом хотела от тебя скрыть, ошибочно полагая, что могу его забыть.
Однажды вечером я подумала, что мне надо бы развеяться и подышать свежим воздухом. Я пошла в один пивной бар, куда заглядываю частенько, и, выпивая очередной бокал пива, познакомилась с одним типом, который прицепился ко мне. Я опьянела, у меня кружилась голова, и я поддалась на его приставания.
Он привез меня к себе домой, и, когда закрыл дверь, я увидела его маленькие безумные глаза: мне стало страшно, так страшно, что мое опьянение моментально испарилось. Я его упрашивала выпустить меня, но он этого не сделал, а заставил меня раздеться догола. Напуганная, я разделась и потом сделала все, что он приказывал.
Он вложил в мою руку вибратор, заставил засунуть во влагалище, и я чувствовала, как стенки влагалища горели огнем, а кожа как будто слезала. Я заплакала, когда он предложил свой маленький и мягкий член, я не смогла увильнуть от того, чего он хотел. Но он не смог кончить, потому что чувствовал мою нижнюю челюсть и даже мои зубы.
Потом он улегся на кровать и сразу заснул. А я посмотрела на тумбочку, ожидая увидеть там деньги, предназначенные хорошей бляди.
Я пошла в ванную, умыла свое лицо, но даже на миг не взглянула на свое отражение в зеркале, иначе я увидела бы то чудовище, которое хотят видеть во мне все. Я не могу себе это позволить и не могу позволить никому. Я грязна, и только Любовь, если она существует, может меня очистить.
28марта
Я рассказала Валерио о том, что случилось вчера вечером.
Я ждала, что он скажет «я сейчас к тебе приеду», чтобы взять меня на руки и приласкать меня, прошептать мне, что я не должна ни о чем беспокоиться, потому что он со мной. Ничего подобного: он сказал тоном сухого выговора, что я глупая пизда, и это правда, еб твою мать, правда! Но хватит того, что я сама себя казню. Я не хочу слышать проповедей от других, я хочу только, чтобы кто-то меня обнял и помог бы мне чувствовать себя хорошо.
Сегодня утром он пришел к дверям школы, я бы никогда не додумалась до такого. Он приехал на мотоцикле, с развевающимися волосами, темные очки прикрывали его прекрасные глаза; в это время я болтала с моими одноклассниками, сидящими на скамейке. Мои волосы были в беспорядке, на плечах висел тяжелый рюкзак, лицо было покрасневшим. Когда я увидела его, с его доброй, обворожительной улыбкой, меня как будто подкосило. Быстро сказав своим товарищам: «Извините!» – я побежала, чтобы с ним поздороваться. Я бросилась к нему по-детски, непроизвольно, но красноречиво. Он мне сказал, что хочет видеть меня, что ему не хватает моей улыбки и запаха моих духов и что он находится в состоянии кризиса при долгом воздержании от Лолиты.
– Что высматривают эти гомогенизированные? – спросил он, указывая на ребят на площадке.
– Кто? – спросила я.
Он объяснил: так он называет всех мальчишек, когда они одинаково похожи и каждый из них является частью огромного стада, что отличает их от взрослых.
– У тебя странный способ нас определять… ну, в общем, глядя на твой мотоцикл, видя твою привлекательность, они мне завидуют, потому что я с тобой разговариваю. А завтра они спросят: «Кто этот парень, с которым ты вчера говорила?»
– И ты им скажешь? – спросил он, уверенный в моем ответе.
Так как эта его уверенность меня раздражала, то я сказала:
– Может, да, а может, и нет. Зависит от того, кто у меня это спросит и как.
Я смотрела на его язык, который то и дело облизывал губы, смотрела на его ресницы, длинные и черные, как у ребенка, на его нос, который кажется совершенной копией моего носа… Я смотрела на его пенис, который раздулся, как только я приблизилась к его уху и прошептала:
– Я хочу тебе отдаться сейчас, перед всеми.
Он улыбнулся, нервно сжимая губы, как бы сдерживая возбуждение, и сказал:
– Дай я понюхаю твои духи, Ло.
Тогда я подставила ему белоснежную шею, и он стал нюхать, глубоко вдыхая мой запах ванили и мускуса, а затем сказал:
– Ло, мне надо идти.
Он не мог уйти, я должна была играть до конца:
– Хочешь знать, какие трусики на мне сегодня?
Он уже собирался включить мотор, посмотрел на меня с удивлением и с затуманенным взглядом ответил, что да.
Я слегка приподняла блузку, немного расстегнула брюки, и он увидел, что на мне не было трусов. Он на меня посмотрел с немым вопросом.
– Я часто так выхожу из дому, мне так нравится, – ответила я. – Помнишь, в тот первый раз, когда мы этим занимались, на мне тоже не было трусов?
– Ты меня сводишь с ума своими выходками.
Я приблизилась к его лицу на дистанцию очень короткую и поэтому чрезвычайно опасную.
– Да, – сказала я, глядя прямо ему в глаза. – Это именно то, что я намерена сделать.
Мы глядели друг на друга долгие минуты, не произнося ни слова; он качал головой и улыбался. Я приблизилась к его уху и сказала:
– Изнасилуй меня сегодня ночью.
– Нет, Ло. Это опасно. – ответил он.
– Изнасилуй меня! – повторила я с напором и злостью.
– Где, Мел?
– В том месте, куда мы ездили в первый раз.
29марта, 1:30
Я вышла, оставив его в машине.
Я пошла по темным и узким дорожкам, он немного подождал и поехал за мной.
Когда я шла по плохо вымощенным тропам, издалека доносился шум моря, а иногда – ничего. Я смотрела на звезды, и мне казалось, что я даже слышу их звук, едва уловимый, – звук этих существ, которые прерывисто сверкают. А потом возникли звук мотора и свет фар от машины. Я сохранила спокойствие, я хотела, чтобы все произошло, как запрограммировала я: он – палач, я – жертва. Жертва, униженная и угнетенная во плоти. Но умом, его и своим, командую я, только я. Я хочу всего этого, я – хозяйка. Он – ненастоящий хозяин, хозяин-раб, раб моих желаний и капризов.
Он поставил машину, погасил фары, выключил мотор и вышел. В какой-то момент я подумала, что я снова одна, потому что я не слышала ничего…
Вот он, я его услышала.
Он шел медленным и спокойным шагом, но его дыхание было прерывистым и тяжелым. Я почувствовала его у себя за спиной, он мне дышал в шею. Внезапно мне стало страшно. Он сорвался с места и побежал за мной, схватил меня за руку и швырнул о стену.
– Синьорины с хорошенькими попками не ходят по улицам одни, – сказал он, изменив голос.
Одной рукой он схватил меня за предплечье так, что мне стало больно, другой рукой подтолкнул мою голову к стене, прижимая лицом к грубой и грязной поверхности.
– Стой и не двигайся, – приказал он.
Я ждала продолжения, была возбуждена, но страх не проходил: я спрашивала себя, что я могла бы испытать, если бы моим насильником был незнакомый мужик. Затем я прогнала эту мысль, вспоминая прошлое, все насилия над моей душой, которым я подвергалась неоднократно… и я захотела насилия еще, насилия до отвращения. Я к этому уже привыкла, может, без этого больше не могу, и мне было бы странно, если бы в один прекрасный день в мою дверь постучались нежность и приветливость и попросились войти. Насилие меня убивает, меня терзает, меня пачкает и мною питается, но благодаря ему и для него я выживаю, я также пропитываюсь им.
Он воспользовался свободной рукой, чтобы отыскать что-то в кармане брюк.
Он крепко сжимал мои запястья, затем на миг отпустил и другой рукой схватил то, что вытащил из кармана: это была повязка. Он завязал мне глаза.
– Так ты еще красивее, – сказал он, – я сейчас подниму твою юбку, прекрасная сучка, не разговаривай и не ори.
Его руки проникли под мои трусы, и его пальцы стали ласкать мою щель. А потом вдруг он так грубо шлепнул меня, что я застонала от боли.
– Э, нет… я тебе сказал не издавать ни звука.
– На самом деле, ты мне сказал не разговаривать и не орать, а я сейчас стонала, – прошептала я, сознавая, что за это могу быть наказана.
И в самом деле, он меня шлепнул еще сильнее, чем раньше, но я даже не пикнула.
– Молодец, Лоли, молодец.
Он нагнулся и, продолжая руками держать меня, стал целовать мои ягодицы, на которые только что выплеснул столько жестокости. Когда же он начал их лизать, мое желание отдаться возросло. И я не могла его остановить. Поэтому я выгнула спину так, чтобы он имел доступ к моему желанию.
В ответ он меня снова шлепнул.
– Когда скажу я, – приказал он.
Я могла лишь улавливать звуки и чувствовать руки на своем теле, он меня лишил зрения, а теперь и абсолютного удовольствия.
Он освободил мои запястья и полностью налег на меня. Обеими руками схватил мои груди, схватил их с силой, причиняя мне боль, и его пальцы, сжимая их, казались мне раскаленными пинцетами.
– Полегче, – прошептала я тонким голоском.
– Нет, будет так, как говорю я, – и еще один удар, сильный-пресильный.
Задрав мне юбку до самых бедер, он сказал:
– Я хотел бы малость потерпеть, но больше не могу. Ты меня слишком провоцируешь, ничего не остается, как тебе уступить.
Как будто ударом кия он вошел в меня до самой глубины, наполнив меня всю своим возбуждением и своей вырвавшейся из-под контроля страстью.
Сильный, очень сильный оргазм сотряс мое тело, я откинулась на стену, царапая себе кожу; он меня удержал, я чувствовала его дыхание на своей шее; его запыхавшееся дыхание меня успокаивало.
В таком положении мы оставались довольно долго, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Возвратиться в машину означало вернуться в реальность, холодную и жестокую, реальность, которой – я это осознала в тот миг – нельзя было избежать: соединение наших душ должно было кончиться здесь. Обстоятельства никогда не позволят никому из нас полностью и духовно раствориться друг в друге.
Возвращаясь, мы попали в одну из транспортных пробок, неизбежных по ночам в Катании, он на меня посмотрел и сказал:
– Лоли, я тебя люблю.
Он взял мою руку, поднес ее к своим губам и поцеловал.
Лоли, не Мелисса. Он любит Лоли, но не Мелиссу, о Мелиссе он никогда не слышал.
4апреля 2002 г
Дневник, я пишу тебя в гостиничном номере.
Я в Испании, в Барселоне.
Я в школьной поездке, и мне очень весело, даже когда училка, сухая и тупая, смотрит косо, если я говорю, что меня не интересуют музеи и что, по-моему, пойти в музей – это просто потеря времени. Я ненавижу ехать куда-то только для того, чтобы узнать историю этого места, ну да, о'кей, история – это тоже важно, ну а потом, что мне там делать?
Барселона – это такой живой веселый город, но за этим стоит меланхолия. Барселона напоминает красивую женщину, очаровательную, с глубокими грустными глазами, выражающими состояние души. Так мне кажется.
Мне хотелось бы бродить по ночным улицам, заполненным людьми, самыми разными, а меня заставляют проводить вечера в дискотеке, где, если мне повезет, я, может быть, познакомлюсь с кем-нибудь, кто еще не налакался алкоголя. Мне не нравится танцевать, меня это утомляет.
В моей комнате бардак: кто прыгает по постели, кто потягивает сангрию, кто-то блюет в унитаз… я сейчас ухожу, меня Джорджо тащит за руку…
7апреля
Предпоследний день, я не хочу возвращаться домой.
Здесь мой дом, мне здесь хорошо, здесь я счастлива, мне спокойно, меня понимают здешние люди, даже если мы разговариваем на разных языках.
Как это приятно – не слышать, что звонит телефон и тебя вызывает Фабрицио или Роберто, а ты должна найти предлог, чтобы не приходить на встречу. Как приятно разговаривать допоздна с Джорджо, зная, что ты не обязана ложиться с ним в постель и отдавать свое тело.
Куда это ты подевалась, Нарцисска, которая так себя любила, так себе улыбалась, так хотела давать и столько же получать; куда ты подевалась со своими мечтами, надеждами, выходками, безумствами смертельными и безумствами жизнелюбивыми; куда ты подевался, образ, отраженный в зеркале, где я должна искать, чтобы найти и удержать тебя?
4мая 2002 г
Сегодня у дверей школы стояла Летиция.
Она подошла ко мне, на ее круглом личике выделялись огромные солнцезащитные очки, весьма похожие на те, что на фотографиях моей матери семидесятых годов.
С ней были две девицы, ярко выраженные лесбиянки.
Одну зовут Вэнди, ей столько же лет, что и мне, но по выражению ее глаз она кажется намного старше. Вторую зовут Флориана, она немного младше Летиции.
– Мне хотелось тебя увидеть, – сказала Летиция, сверля меня взглядом.
– Ты правильно сделала, что пришла, мне тоже хотелось тебя увидеть, – ответила я.
В это время все выходили и усаживались на скамейках перед школой; любопытные мальчишки смотрели на нас, о чем-то судачили и пересмеивались, известные кумушки-сплетницы, едкие и хамоватые ханжи, тоже смотрели, сморщив свои носы и прищурив глазки. Мне казалось, я как будто слышу, что они говорят: «Ты видела, с кем она ходит? Я всегда говорила, что она какая-то ненормальная…» – и, возможно, одна из них при этом поправляет косичку, которую ее мамочка утром заплела ей перед школой.
Похоже, Летиция поняла мою неловкость и сказала:
– Мы собрались на обед в Ассоциацию, хочешь с нами?
– В какую Ассоциацию? – спросила я.
– Лесбо-гей. У меня ключи, мы будем одни.
Я приняла приглашение, включила свой мотороллер, Летиция села позади меня, прильнув своей грудью к моей спине, а своим дыханием – к моей шее. По дороге мы все время хохотали, у меня постоянно кренился мотороллер, потому что я не привыкла возить на нем кого-либо; она показывала язык всем старушкам и все сильнее обвивала руками мою талию.
Казалось, я попала в особый мир, как только Летиция открыла дверь. Это было не что иное, как квартира, которая принадлежала не кому-то в отдельности, а в целом общине геев. В этом доме было все, что нужно, и даже более того: на книжных полках, рядом с книгами, стояла большая коробка, полная презервативов; на столе – специальные журналы для геев и журналы мод, несколько специализированных журналов по моторам, остальные – по медицине. По комнатам бродил кот и терся о каждую ногу, я его погладила, как глажу своего Морино, моего любимого и прекрасного кота (который сейчас здесь, со мной, лежит, свернувшись калачиком, на моем письменном столе, и я слышу, как он посапывает).
Мы хотели есть, тогда Летиция и Флориана предложили сходить в гастроном и купить пиццу. Когда они выходили, Вэнди начала посматривать на меня весело с какими-то идиотскими улыбками и стала передвигаться прыжками, напоминая что-то вроде взбесившегося чертенка. Мне было страшновато оставаться с ней наедине, я громко позвала Летицию и предложила составить ей компанию под предолгом, что хочу на свежий воздух. Моя подруга интуитивно все поняла и, улыбаясь, попросила Флориану вернуться.
Пока мы ждали, чтобы нам приготовили пиццу, мы болтали о том о сем, а потом я сказала:
– Блядь, у меня закоченели пальцы!
Она посмотрела на меня иронично и ответила:
– М-м-м… прекрасная информация, я приму это к сведению!
На обратном пути мы встретили одного приятеля Летиции. Все в нем было нежным: лицо, кожа, голос. Эта бесконечная нежность отозвалась во мне чувством счастья. Он пошел с нами, и, пока девушки накрывали на стол, мы с ним сидели на диване и болтали. Он мне рассказал, что работает в банке и что его галстук-бабочка слишком легкомысленный в сравнении с официозом банковского мира. Его голос был немного печальным, но мне казалось слишком бестактным спросить, отчего это. Мне передалось его настроение.
Потом Джанфранко ушел, мы остались вчетвером за столом, болтали и смеялись. Или, вернее, болтала только я, без остановки, а Летиция внимательно на меня посматривала,иногда растерянно – это когда я рассказывала о каком-нибудь парне, с которым спала.
Потом я поднялась из-за стола и пошла в сад, довольно чистый, но не очень ухоженный; там росли высокие пальмы и странные деревья: их стволы были в колючках, а на верхушках – огромные розовые цветы. Летиция тоже спустилась в сад, обняла меня сзади и кончиками губ поцеловала в шею.
Я невольно повернулась и встретилась с ее губами: жаркими, мягкими, необыкновенно нежными. Сейчас я понимаю, почему мужчинам так нравится целовать женщин: губы женщины потрясающе невинны и чисты. А вот мужчины, которых я знала, всегда оставляли на мне мокрый след слюны и заполняли мой рот своим языком. Поцелуй Летиции был совершенно иным: нежным, свежим и сильным одновременно.
– Ты самая красивая женщина, которая у меня когда-либо была, – сказала она, удерживая руками мое лицо…
– И ты тоже, – ответила я.
Не знаю, почему я это сказала, ведь это было глупо, потому что на самом деле она была моей единственной женщиной.
Летиция заняла мое место, и теперь именно я должна была вести игру, касаясь своим телом ее тела. Я крепко ее обняла, вдыхая запах ее духов. Потом она повела меня в другую комнату, сняла с меня брюки и окончила ту сладкую пытку, которую начала несколько недель назад.
Ее язык меня расслаблял, но при мысли, что я должна испытать оргазм во рту у женщины, меня пробирала дрожь. Пока ее язык меня лизал, пока она была на коленях передо мною, отдаваясь моему удовольствию ради того, чтобы я кончила, я прикрыла глаза руками, словно лапками испуганного кролика, и мне вспомнилось, как в детстве в своих фантазиях я вызывала невидимого человека, который занимался со мной любовью. Невидимый человек не имел ни лица, ни запаха, он весь был – половой орган и язык, я использовала его для получения своего сладкого удовольствия. Именно в момент воспоминаний ко мне пришел сильный оргазм, доводящий до затрудненного дыхания, рот Летиции заполнился моей жидкостью… открыв глаза, я увидела ее, и самое поразительное было то, что она, держа свои руки под трусиками, корчилась от оргазма, который тоже к ней пришел, возможно, более определенный и откровенный, чем мой.
После этого мы растянулись на диване. И, наверное, ненадолго заснули.
Когда солнце уже зашло, а небо потемнело, она меня проводила до дверей, и я ей сказала:
– Лети, было бы лучше, если бы мы больше не виделись.
Она кивнула головой в знак согласия и слабо улыбнулась:
– Я тоже так думаю.
Мы обменялись последним поцелуем. Я возвращалась домой на своем мотороллере и думала, что в очередной раз мною попользовались, мною попользовался кто-то, включая мои дурные инстинкты.
18мая 2002 г
Мне кажется, что вчера, когда я лежала в постели с гриппом, моя мать тихим успокаивающим голосом рассказывала эту сказку:
Большой дар может вдруг обернуться какой-нибудь трудностью и нежеланной вещью; знаешь, Мелисса, мы часто получаем дары, даже не зная об этом. Я расскажу историю, которая произошла с молодым правителем некоего королевства; его уже любили до того, как он стал королем, и его подданные, в радости от того, что он взошел на престол, преподнесли ему множество даров. После церемонии новый король ужинал в своем дворце, когда внезапно послышался стук в ворота. Его слуги вышли и увидели бедно одетого старика, желавшего видеть правителя. Они попытались сделать все возможное, чтобы не допустить старика к королю, но тот не собирался уходить. Тогда король вышел к нему, и старик, осыпая его хвалами, сказал, что он красив и что все в королевстве счастливы иметь его своим правителем. Старик принес ему в подарок дыню; король ненавидел дыни, но, чтобы быть вежливым со старцем, принял дар, поблагодарил его, и человек ушел довольным. Король вернулся во дворец и отдал дыню слугам, чтобы они ее выбросилив сад.
На следующую неделю в тот же час снова постучали в ворота. Король снова был вызван к нищему, и тот снова стал его восхвалять и подарил ему другую дыню. Король и на этот раз ее принял и попрощался со старцем, и снова ее выбросили в сад. Это повторялось многократно в течение многих недель: король был слишком воспитан, чтобы прогнать старика или пренебречь его добротой.
И вот однажды вечером, именно в тот момент, когда старец передавал дыню в руки короля, одна обезьяна спрыгнула с портика дворца и выбила дыню из рук, дыня упала и раскололась на тысячи кусочков перед самым дворцом. Тогда король увидел настоящий дождь из алмазов, высыпавшихся из дыни. Он сразу побежал в сад позади дворца: все дынибыли разбиты и лежали вокруг горы из драгоценностей…
Я ее остановила и сказала, воодушевленная этой красивой сказкой:
– Могу ли я сделать заключение?
Она улыбнулась мне:
– Конечно.
Я вздохнула, что всегда делаю перед тем, как должна ответить выученное задание:
– Иногда проблемы и трудности скрывают возможность внутреннего роста: очень часто в самом сердце проблем находится драгоценный камень, который засверкает при свете. Поэтому мудро принимать то, что может казаться неприятным и трудным.
Она снова улыбнулась, погладила меня по волосам и сказала:
– Ты выросла, моя малышка. Ты – принцесса.
Мне захотелось плакать, но я сдержалась; моя мать не знает, что алмазами для меня были суровые уроки грубых мужиков, неспособных любить.
20мая
Сегодня проф снова пришел к моей школе.
Я ждала его, я отдала ему письмо, прикрепленное к паре особенных трусов:
"Трусы – это я. Это та вещь, которая лучше всего меня представляет. Чьими могли бы они быть, такие разрисованные и странные, с двумя болтающимися завязочками, если нетрусами маленькой Лолиты?
Но кроме того, что они мои, они есть я и мое тело.
Мне довелось много раз заниматься любовью, когда они были на мне, может, с тобой, может, и нет, но это не важно… Эти завязки мешают моим инстинктам и чувствам, они не только оставляют следы на коже, они блокируют мои переживания… Представь мое тело, полуголое, на котором надеты только эти трусики: если развязать один узел, освободится, как дух, только одна часть меня – Чувственность. Но Дух Любви не будет освобожден – из-за узла, завязанного на другом бедре. Кто развязал один узел, видит во мне только женщину, девочку или воплощение самки, способной иметь секс, и ничего более. Он обладает мною только наполовину, и, может быть, он тот, кого я хочу в большинстве случаев. Когда же кто-то освободит Дух Любви, я также отдам исключительно одну часть себя, наименьшую часть, но глубинную.
Приходит время, и в самый обычный день появляется долгожданный тюремщик, который предлагает оба ключа, чтобы освободить твоих духов: и тогда Чувственность и Любовь свободны, и они летят. Ты чувствуешь себя прекрасно, свободная и признанная, твои ум и тело ничего не просят и более не тревожат своими просьбами. Как нежное сокровенное место, они освобождаются под рукой, которая умеет ласкать и знает, как заставить их трепетать; одна лишь мысль о той руке наполняет жаром тело и разум.
А сейчас вдохни запах той части меня, что находится в центре между Любовью и Чувственностью: это моя Душа, которая выходит и фильтруется через мои выделяемые жидкости.
Ты был прав, когда говорил, что я рождена для ебли, как видишь, моя Душа тоже хочет быть желанной и издает собственный запах, запах самки. Быть может, рука, освободившая моих духов, – это твоя рука, проф!
Я осмелюсь сказать, что только твое обоняние смогло принять мою жидкость, мою Душу. Не ругай меня, проф, за мою неуравновешенность, но я чувствую, что должна это сделать, по крайней мере, в будущем у меня не будет угрызений совести в том, что я что-то потеряла до того, как приобрела. Это «что-то» поскрипывает внутри меня, как поскрипывает плохо смазанная дверь, и этот звук изводит. Находясь с тобой, в твоих объятиях, я и мои трусы были лишены запретов и цепей. Но духи в своем полете наткнулись на стену, ужасную и несправедливую стену времени, которое течет медленно для одного и быстро для другого, стену с серией цифр, которые держат нас на расстоянии друг от друга; я надеюсь, что твой математический ум поможет тебе найти какой-нибудь выход, чтобы решить это ужасное уравнение. Но это еще не все: ты знаешь лишь одну часть меня, даже если ты высвободил обе части. И это не та часть, которую я хотела бы оставить тебе, не только ее. Тебе предстоит решить, дать ли новый поворот нашим отношениям, чтобы они стали более… «духовными», более глубокими. Надеюсь на тебя.
Твоя Мелисса".
23мая, 15:14
Ну где же Валерио?
Почему он меня оставил, даже не поцеловав?…
29мая 2002 г., 2:30
Я плачу, дневник, но плачу от безмерной радости.
Я всегда знала, что радость и счастье существуют.
Это то, что я искала столько раз в разных постелях, в разных мужчинах, даже в одной женщине, искала в самой себе, а потом потеряла по своей же вине. И в самом безвестном, банальном месте я это нашла. И не в человеке, а во взгляде человека.
Я с Джорджо и друзьями пошла в новый ресторанчик, открывшийся в моем доме, в пятидесяти метрах от моря. Это арабский ресторан, там исполнительницы танца живота танцуют вокруг столов и обслуживают в качестве официанток; на полу – ковры, подушки, освещение – только свечи… и запах благовоний…
Все места были заняты, и мы решили подождать, пока освободится какой-нибудь столик. Я стояла, прислонившись к столбу, и думала о своем разговоре с Фабрицио, недавно позвонившим мне; думала о том, как я плохо с ним разговаривала: я ему сказала, что мне от него ничего не надо и что я его не хочу видеть.
Он заплакал и сказал, что отдал бы мне все, при этом уточнил что: деньги, деньги и деньги.
– Если это все, что ты хочешь дать человеку, то этим человеком должна быть не я. В любом случае, спасибо за это! – с иронией воскликнула я, а потом бросила трубку и больше не ответила ни на один его звонок и никогда и не отвечу, клянусь! Я ненавижу его: он – червь, он гнусный, я больше не хочу ему отдаваться.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |