Отношения общественного равенства и неравенства, а также права и обязанности групп, вытекающие из занимаемых ими общественных позиций (статусов), называются социальной стратификацией. Это понятие характеризует ту постоянно существующую асимметрию в отношениях групп, которая структурирует общество, но всегда является результатом воздействия конкретных социально-экономических и иных общественных отношений в конкретной стране. Как писал В. Парето, "изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах" и даже тех, которые "провозглашали равенство людей gene"60. В то же время социальная стратификация - это результат взаимодействия тенденций к расслоению населения и его преодоления. "В любом обществе, в любые времена, - писал П. Сорокин, - происходит борьба между силами стратификации и силами выравнивания"61.
Некоторые специалисты полагают, что социальная стратификация выражает только иерархические связи между группами. Однако большинство ученых все же считает, что это понятие характеризует общественную дистанцию, складывающуюся между людьми не только по вертикали (к примеру, различия в положении генерала и рядового военнослужащего), но и по горизонтали (отношение между тем же генералом и соответствующим ему по рангу работником гражданского сектора в аппарате государственного управления).
Разносторонность и многообразие социальной стратификации помимо фиксации групповых различий означает также и то, что человек одновременно принадлежит к разным социальным стратам (скажем, в одно и то же время является отцом семейства, членом определенной профессиональной, а также национальной группы, жителем того или иного города и т.д.). Таким образом, социальная стратификация показывает, что человек обладает различными социальными статусами, среди которых, конечно, есть "главный статус" (Н. Мелзер), обусловливающий наиболее важную для человека групповую характеристику.
В принципе люди стремятся воспроизводить действительность в соответствии с нормами, соответствующими своему более высокому статусу. Однако "сопротивление" представителей других статусов чаще всего вызывает определенную конфликтность в восприятии своего места в обществе и как следствие - их обостренную политическую реакцию на жизненные ситуации. Таким образом, одна только разница социальных статусов ("социальная декомпозиция") способна вызвать социальную и политическую напряженность в поведении человека.
Так, упоминавшееся стремление человека идентифицировать себя прежде всего с более высокой статусной группой, по замечанию американского ученого С. Липсета, на деле означает политическое давление, побуждающее людей становиться более консервативными. Это служит известным доказательством существующего в индустриальном обществе некоего "консервативного уклона", противостоящего влиянию антиэлитарных левых партий, апеллирующих к недовольству и устремлениям менее привилегированных слоев. Как отмечает С. Липсет, "положение многих людей в различных измерениях стратификационной системы подвергает их противоречивым политическим воздействиям... Как показали многочисленные исследования, когда люди занимают несовместимые социальные положения, два взаимопротиворечивых статуса могут породить реакции, отличные от действия каждого из них, взятого само по себе, а иной раз даже вызвать к жизни более экстремистскую реакцию"62.
Социальная стратификация в широком смысле включает в себя все группы, обладающие различными, в том числе политическими, статусами и ресурсами. Например, Г. Моска и В. Парето писали о властвующем меньшинстве (элите) и неэлитарных слоях общества, которые не выполняют в политике управленческих функций. Однако в узком, более специальном смысле важно различать собственно социальные и политические виды стратификаций.
Каждое общество обладает той или иной социальной структурой, но далеко не каждая группа способна включиться в политику, используя институты государственной власти для укрепления своей целостности, завоевания новых ресурсов или достижения более высоких статусов. К примеру, многие группы могут строить свои отношения на идеях сотрудничества и соучастия в разрешении тех или иных проблем без обращения за помощью к государству. В то же время в определенных, в частности, в тоталитарных системах группы, как правило, являются объектами, а не субъектами власти. Политическая пассивность групп может быть вызвана и их социальной инерцией, привычкой сохранять с государством достигнутый баланс отношений (как это было, к примеру, в 70-х гг. в СССР, когда политическая пассивность населения в значительной мере поддерживалась отсутствием явной безработицы, низкими ценами на жилье и товары первой необходимости, бытовой притерпелостью людей к укоренившемуся образу жизни).
Таким образом, социальная группа с политической точки зрения - это еще субъект в потенции. Становление ее реальным, действующим субъектом политических отношений, когда находящиеся в ее распоряжении ресурсы начинают использоваться для изменения характера функционирования государственной власти и управления, зависит от многих причин, прежде всего - от социальных противоречий и интересов групп, доминирующих ценностей, способностей к самоорганизации и др. Первостепенным побудительным мотивом политической активности группы выступают, как правило, наиболее существенные, т.е. властно значимые, интересы, которые она не может реализовать без привлечения механизмов государственного управления. Как заметил по этому поводу Ф. Бро, задача политологии и состоит в констатации тех или иных различающихся по определенным основаниям объединений людей с целью выявления их специфических интересов по отношению к власти, поняв при этом "политические ресурсы", которыми они располагают, чтобы заставить государство услышать свои требования63.
Властно значимые социальные интересы, воля групп подаются на "вход" политической системы в виде требований или солидарной поддержки властей с целью оказать воздействие на принимаемые политические решения. Однако не все требования становятся содержанием политических решений. Эффективность воздействия непосредственно зависит от активности тех политических ассоциаций, которые как бы озвучивают и транслируют интересы групп в политическом пространстве (по определению А. Токвиля, это такие "вторичные ассоциации", как группы интересов, партии, разнообразные институты власти, элитарные объединения и т.д.).
Вообще интересы одного социального слоя могут представлять несколько политических объединений (например, на защиту интересов рабочего класса претендуют социалистические и коммунистические партии). Причем автономность и самостоятельность этих объединений такова, что они в принципе могут представлять и защищать интересы даже несуществующих социальных групп (так, национал-социалистическая партия Германии пыталась говорить от имени несуществующей арийской расы; в 70-80-х гг. нынешнего столетия КПСС защищала интересы так и не ставшего устойчивой полиэтнической и мультисоциальной группой советского народа и т.д.).
Социальные группы участвуют в политической жизни не непосредственно, а способствуя формированию для представительства своих интересов специальных политических институтов. Сложное взаимодействие таких институтов, занимающих левые или правые, центристские, радикальные или иные политические позиции, и характеризует систему социального представительства. Эти политические посредники между гражданским обществом и государством информируют последнее о существующих проблемах и противоречиях, способствуя тем самым консолидации и интеграции групп, а также коррекции политической линии властей. Деятельность таких объединений может серьезно влиять на содержание интересов социальных групп, их ценности, стремление к социальной замкнутости или открытости, и в конечном счете на характер социального структурирования. В то же время, оказывая давление на государство, они предохраняют его от застоя, стремятся подчинить его службе обществу и интересам граждан. Направленность и интенсивность деятельности этих политических субъектов зависит прежде всего от характера различий и противоречий между социальными группами.
Стратифицированное ранжирование (градация) групп может производиться по разным основаниям (ресурсам), каждый из которых имеет неодинаковую политическую значимость. В науке сложились разнообразные способы определения социальных различий между группами. Так, Р. Парк и Э. Богарадус интерпретировали эту проблему сугубо психологически: чем больше люди испытывают симпатию друг к другу, тем они более социально близки, и наоборот, испытывающие взаимную неприязнь и даже ненависть социально отдалены. У. Уорнер стратифицировал общество на основе "репутационного метода", предполагающего самоидентификацию граждан, т.е. отнесения себя к той или иной социальной группе. В результате такого стратифицирования он выделил следующие значимые для общества группы: высший слой высшего класса, низший слой высшего класса, высший слой среднего класса, низший слой среднего класса, высший слой низшего класса и низший слой низшего класса. Достаточно типичны и характеристики социальной структуры как с точки зрения выделения больших (классы, профессиональные группы, этнические общности и др.), средних (производственные и некоторые территориальные объединения) и малых групп (семьи, соседские общины и т.д.), так и с точки зрения указания на специфику целевых (функционирующих в соответствии с заранее установленными целями) и социально-психологических (неформальных) объединений.
Однако более распространенными оказались приемы, кладущие в основу социальной стратификации объективно существующие различия в обладании теми или иными ресурсами. Так, К. Маркс предложил вариант дифференциации общества на классы, разделяющий большие группы людей по их отношению к средствам производства и потому предполагающий жесткую привязанность индивидов к такого рода группам. В противоположность ему Т. Парсонс и другие "интеграционисты" выдвинули идею, согласно которой социальная стратификация представляет собой набор статусов и ролей, обозначающих гибкую, подвижную и временную принадлежность людей к тем или иным группам.
Широкое влияние на научную мысль оказал подход к социальному стратифицированию, разработанный М. Бебером. В качестве факторов, определявших неравенство в распределении ресурсов между группами, он предложил рассматривать: богатство, определяющее положение социальной труппы в зависимости от величины присваиваемых ею благ; престиж, выражающий принятые в обществе оценки и стандарты относительно образа жизни того или иного слоя; власть характеризующую способность различных объединений оказывать преимущественное воздействие на сферу управления.
Дополняя и развивая положения М. Вебера, его многочисленные последователи предлагали собственные варианты описания социальной структуры общества. Например, известный американский ученый Б. Барбер помимо профессионального престижа, степени властного могущества, а также различий в богатстве предлагал учитывать также различия в образовании людей, религиозные признаки, родственные и этнические характеристики. По его мнению, в соответствии с этими признаками можно выделить высшую страту профессионалов и администраторов, группу технических специалистов среднего уровня, коммерческий класс, мелкую буржуазию, группу техников и рабочих, осуществляющих руководящие функции, группу квалифицированных рабочих и группу неквалифицированных рабочих.
В последнее десятилетие некоторые западные и отечественные ученые обратили внимание и на ряд сравнительно новых социальных источников политических отношений. По их наблюдениям, в процессе интенсивного динамичного развития в позднеиндустриальных обществах наметились устойчивые тенденции к диверсификации и индивидуализации общественного положения людей. Это выразилось прежде всего в возникновении и даже усилении различий социокультурного характера. Так, в среде молодежи стали активно формироваться группы устойчивых приверженцев альтернативных, контркультурных ценностей (хиппи); ряд традиционных социальных различий перестал отражаться на образе жизни отдельных групп (например, многие рабочие в силу повышения материального благосостояния стали вести образ жизни буржуазных слоев); в области семейных отношений начали появляться формы однополовых связей, ломающие привычные стандарты поведения людей, характерные для данной общности, и т.д.
Таким образом, в результате ослабления, а подчас и разрушения социальных привязанностей людей к традиционным общественным группам "люди становятся свободными от социальных форм индустриального общества - класса, семьи, слоя, обусловленного полом положения мужчины и женщины"64. Причем, как было отмечено исследователями, такие социальные подвижки, новые социальные дифференциации людей коррелируют и с рядом устойчивых тенденций в политической жизни, например, с расширением форм индивидуального политического участия, ослаблением партийной идентичности, ростом поддержки независимых политических деятелей и т.д.
Суммируя представления об имеющих политическое значение социальных различиях, можно выделить следующие их разновидности, характеризующие социальную дистанцию между группами:
- территориально-языковые (между жителями Приморья и Воркуты, Башкирии и Москвы и т.д.);
- поло-возрастные (между молодежью и пенсионерами, женщинами и мужчинами, родителями-одиночками и родителями из полных семей и т.д.);
- родственные и этнические (между теми или иными семейными группами, национальными и этническими общностями);
- конфессионально-религиозные (между верующими и атеистами, представителями различных вероисповеданий);
- социокультурные (различия в стилях поведения, жизненных ориентациях, доминирующих традициях и иных культурно значимых компонентах поведения граждан);
- социально-экономические (различия в доходах, уровне образования, профессиональной компетенции тех или иных групп работников);
- социальные различия по характеру оценки обществом важности и значимости тех или иных сторон или форм поведения группы (престиж, уважение и честь разнообразных человеческих объединений в социуме);
- различия по степени властного могущества и влияния (по возможности прямого или косвенного воздействия на принятие управленческих решений).
Каждая из этих разновидностей групповых различий обладает собственными источниками политической активности граждан.
Политически значимым является не только характер социальной дифференциации, но и способы ее изменения, которые обусловливаются активностью групп и граждан, пытающихся преодолеть ограниченность собственных ресурсов и подняться вверх по социальной лестнице.
В целом динамика преодоления социальной дистанции, сопровождающаяся повышением статуса (восходящая мобильность), как правило, всегда сопряжена с повышением политической напряженности, ибо такие процессы нередко ведут к понижению статуса других групп (нисходящая мобильность), а порой и к уничтожению конкурирующей группы, что естественно повышает уровень социального сопротивления последней, провоцирует активизацию сил правого и левого экстремизма, вызывает массовое распространение стрессов, зависти, предубежденности к другим людям.
Особое возбуждение политических отношений вызывает восходящая динамика слоев, находящихся на самых нижних этажах социальной лестницы. Их известная "невстроенность" в общество, отсутствие должных внутренних свойств для продвижения наверх заставляет их ориентироваться на политические средства едва ли не как на единственные для улучшения своего общественного положения. Нередкая в таких случаях озлобленность по отношению к высшим, привилегированным слоям дополняет стремление к успеху устойчивой готовностью к постоянному перевертыванию статусов.
Конечно, в обществе всегда есть группы, чье социальное положение отличается большей устойчивостью. Однако и их "ведущее" положение в достаточной мере условно. Ведь усиление экономической конкуренции или структурная перестройка экономики, межнациональная напряженность или другие существенные для данного общества противоречия могут не только перестроить иерархические связи в социальной сфере, но и сказаться на характере политических отношений. Как показали исследования, если групповые перемещения в области социально-экономических отношений не превышают привычных для общества показателей, т.е. совершаются в естественных для общества пределах, то это обходится без существенных политических потрясений. Если же экономические изменения приобретают резкий и скачкообразный характер, то политическая стабильность подвергается сильнейшему давлению, а отдельные демократические режимы могут и погибнуть65. Значит независимо от уровня экономического развития демократические страны должны последовательно стремиться к постепенному уменьшению неравенства в доходах. Это положение, в частности, должно послужить предостережением и молодой российской демократии, где одним из мощных источников политического напряжения сегодня является 15-кратный разрыв в доходах между 10% самой обеспеченной части населения и 10% самой бедной66.
Негативные последствия социальной мобильности усиливаются в государствах, переживающих распад доминирующих социальных ценностей (аномию), особенно в тех случаях, когда социальная стратификация жестко ограничивает возможности овладения символами общественного успеха (Р. Мертон). Наибольшая политическая напряженность возникает, как правило, в тех странах, где власти создают искусственные возможности для изменения социальных иерархий. Так, проводившаяся большевистским режимом в 20-х гг. политика раскулачивания (лишения собственности и ссылок в Сибирь зажиточных крестьян) порождала острую политическую борьбу в деревне и даже крестьянские восстания.
Внутренним источником и одновременно составной частью групповой мобильности являются социальные перемещения отдельных граждан как внутри групп, так и между группами. Интенсивность этой разновидности социальной мобильности обусловлена, с одной стороны, границами, которые устанавливает общество для подобных перемещений, а с другой - субъективными устремлениями самих людей, стремящихся изменить свое общественное положение по причине ориентации на новые ценности, изменения жизненных планов, повышения образования и т.д.
Приблизительно до середины XIX в. даже в капиталистических странах, как правило, доминировали нормы "органической идеологии", которая оправдывала стабильность занимаемого человеком положения и тем самым ратовала за сохранение неизменности социальной структуры. В противовес этой идее, К. Маркс выдвинул мысль о социальной революции, способной сломать неподвижную стратификацию буржуазного общества. Однако развитие индустриального общества пошло другим путем. Оно резко расширило возможность преодоления социальных дистанций за счет поощрения индивидуальных перемещений людей на основе их способностей и активности. Возобладавшая идеология "открытого класса" исходила из того, что индивидуальная мобильность является неотъемлемым правом личности и важнейшей предпосылкой развития общества. Тем самым утверждалась и мысль о том, что социальные различия не предполагают возникновения разрушительных политических действий со стороны каких-либо социальных сил.
При политике государственной поддержки статусного роста граждан не только "победители" обретают новый общественный статус, но и не сумевшие по какой-либо причине преодолеть социальную дистанцию не остаются "за бортом" жизни, лишь на время смиряя свои притязания, используя при этом помощь институтов власти в борьбе с безработицей, в повышении квалификации, овладении новыми ценностями и т.д.
Итак, обеспечение государством доступности ресурсов и статусов на основе открытой индивидуальной мобильности служит важнейшей предпосылкой политической стабильности общества. При таком условии в обществе действуют естественные механизмы образования социальных слоев, укореняются демократические ценности и идеалы. Противоположная стратегия неизбежно ведет к нарастанию политической напряженности, чреватой самыми непредвиденными трудностями для правящего режима.
§ 2. Роль социальных классов в политике
Наблюдающаяся в демократических индустриально развитых странах мира тенденция роста социальной мобильности, расширения возможностей повышения статуса для представителей различных групп общества сочетается с сохранением в них устойчивого группового социально-экономического и политического неравенства. Субординацию основных общественных групп, их деление на высшие и низшие с точки зрения обладания важнейшими общественными и прежде всего социально-экономическими ресурсами (богатство, доход, престиж, образование) отражает понятие "социальный класс".
Современные трактовки классов и их политической значимости достаточно разнообразны, порою произвольны и не всегда отличают класс от других страт общества. Некоторые авторы, например Г. Моска, Р. Михельс и другие), исходя из идеи приоритетной значимости политических различий в социальном структурировании общества, используют понятие "политический класс" ("класс управляющих"), которым обозначают класс, выделяющийся на основе обладания властью. Однако в этом случае речь идет уже не о социальных классах, а о политических элитах, анализу которых посвящена следующая глава учебника. О социальных же классах "можно говорить лишь в том случае, когда экономическое положение групп связывается с характерными условиями и стилем жизни, с социальными и политическими установками людей. При этом важную роль играют также такие факторы, как уровень образования, "культурный капитал" (Бурдье) и образец социальной мобильности и иммобильности поколений"67.
Социальные классы обычно выделяются среди других страт на основе их экономического положения, устойчивости социального положения их представителей, затрудненности социальной мобильности, перехода из низшего класса в высший, а также многочисленности их представителей. Все это обусловливает их существенное, а иногда и определяющее воздействие на политику. Рассматривая разнообразные определения классов, можно выделить три главных подхода к их трактовке: марксистский, веберовский (в честь М. Вебера) и стратификационный (функциональный) (Т. Парсонс, У. Уорнер и др.). Из всех этих подходов наибольшее влияние на политическую мысль и политическую историю XX в. оказала марксистская теория классов, придающая им приоритетную значимость в детерминации политических процессов и политического строя.
С точки зрения марксизма, любое общество, основанное на господстве частной собственности, состоит из классов - "больших групп людей, различающихся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают"68. Одни классы благодаря своему экономическому положению могут присваивать труд других классов.
Капиталистическое общество делится на два основных антагонистических класса: класс собственников - буржуазию и класс наемных рабочих - пролетариат. Все другие группы (землевладельцы, ремесленники, крестьяне, интеллигенция, служащие и т.д.) так или иначе примыкают к основным классам. Класс, владеющий средствами производства, является и политически господствующим, руководит государством. Интересы основных классов несовместимы, антагонистичны. Осознание своего положения в обществе приводит к формированию у рабочих классового сознания и к развитию классовой борьбы, высшей формой которой является борьба за государственную власть - борьба политическая. Последняя в ходе обострения противоречий капитализма и роста классовой борьбы трудящихся завершается социалистической революцией, в результате которой рабочий класс устанавливает свое политическое господство и использует его для строительства бесклассового самоуправляющегося общества - коммунизма.
Согласно марксизму, классы - главные субъекты политики, а классовая борьба - движущая сила истории в тот ее период, когда общество оказывается расколотым на противоположные, антагонистические классы. Она является важнейшим источником динамики всей политической жизни, в частности, капиталистического общества, а также международных отношений. Поэтому классовый анализ необходим для правильного, научного понимания любых политических институтов и процессов, характерных для классового общества.
В конце XIX - первой половине XX вв. историческая практика давала известные подтверждения марксистской концепции политической роли классов. В то время на историческую арену вышли массовые политические партии рабочего класса, в России и некоторых других странах мира под классовыми лозунгами прошли революции, главной движущей силой которых, однако, были скорее руководимые компартиями военные, маргиналы и низшие слои общества в целом, чем рабочий класс.
По мере развития капиталистического общества, повышения благосостояния и расширения социальных прав трудящихся и всего населения политическая практика стала все больше расходиться с классовой теорией марксизма. Большинство рабочих не поддержали классовые партии, звавшие к насильственной революционной борьбе против капитала, встали на путь социал-реформизма и социального партнерства или проявляли политическую индифферентность. Эта тенденция сохраняется и по сей день. В Великобритании, например, в последние десятилетия примерно одна треть рабочих на выборах отдает свой голос за партию консерваторов, традиционно являющуюся партией крупного капитала. По результатам эмпирических исследований, в ФРГ лишь 10% населения считают принадлежность к социальному классу в его марксистском понимании важнейшим фактором общественной дифференциации, причем рабочие составляют среди них лишь 5%, чиновники - 3, служащие - 15, предприниматели - 18%69.
В 80-90-х гг. в странах командного социализма рабочие также не проявили классовой сознательности и не выступили в поддержку социалистического строя и "своей" власти. Более того, в некоторых странах, прежде всего в Польше, организованное рабочее движение выступило основным политическим оппонентом коммунистических режимов и главной силой в борьбе за демократизацию общества и формирование социально ориентированной рыночной экономики.
Эти и другие подобные факты, ставящие под сомнение классовую теорию марксизма, получают неоднозначную интерпретацию среди ученых. Радикальные противники марксизма видят в них доказательство ошибочности марксистской классовой теории или, по меньшей мере, ее явного несоответствия реальностям современного постиндустриального общества. Сторонники же марксизма объясняют отсутствие у широких слоев рабочих классового сознания и включенности в политическую борьбу формированием рабочей аристократии, которой капитал создает благоприятные жизненные условия за счет эксплуатации прежде всего трудящихся других стран (В.И. Ленин); интегрированием рабочего класса богатых стран Запада, кроме его низших слоев и иностранных рабочих, в капиталистическую систему (Г. Маркузе); экономической стабилизацией "позднего капитализма" и созданием достаточно эффективной системы идеологического и политического господства капитала, обеспечивающей массовую политическую лояльность (Ю. Хабермас и другие неомарксисты).
Современные неомарксисты, считая социально-экономический классовый конфликт основополагающим для современного западного общества, критикуют противников классовой теории за узкий эмпиризм и функционализм, простую констатацию корреляций между объективным социально-экономическим положением и политическим сознанием людей, за игнорирование сложного механизма, опосредующего это взаимодействие. По их мнению, факторами, препятствующими адекватному отражению классового положения в сознании и политической борьбе рабочих и других лиц наемного труда, являются рост их благосостояния и социальной обеспеченности, контролирование капиталом институтов социализации и создание индустрии формирования массового иллюзорного сознания с помощью системы образования, СМИ и т.д.
Что же касается пассивного восприятия рабочим классом краха коммунистических режимов в странах Восточной Европы, то современные сторонники марксистской классовой теории объясняют это бюрократическим перерождением социализма, формированием нового господствующего эксплуататорского класса - номенклатуры, которая, узурпировав государственную власть, дезориентировала рабочий класс, отказалась от социалистической идеологии и, стремясь превратить свое политическое господство в господство экономическое, ликвидировала социализм как общественную систему.
Хотя аргументация этого рода не лишена определенных оснований, в целом трактовка классов как главных субъектов политики, а классовой борьбы как движущей силы истории в свете современного исторического опыта и эмпирических исследований выглядит если не ошибочной, то по меньшей мере далеко расходящейся с действительностью. Ни в одной стране мира рабочий класс так и не смог установить свое политическое господство. В развитых странах мира традиционные классовые партии либо изменили свою ориентацию, либо не •пользуются поддержкой сколько-нибудь значительной части населения.
Это, однако, не означает, что марксистский классовый анализ полностью исчерпал себя. В демократических постиндустриальных странах классовая (в марксистском понимании) принадлежность остается одной, хотя и не главной, социально-экономической детерминантой политики. В странах же с "диким", несоциализированным капитализмом, где произвол частных собственников не имеет жестких государственных ограничений, классовые конфликты могут приобретать большую остроту и выходить на передний план политической жизни. К числу таких государств принадлежит и современная Россия.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |