Первое издание исправленное 09.06.13.

Отклик

Первое издание исправленное 09.06.13.

Несчастный дворецкий пятизвездочного отеля «Рамада» был упакован по частям, словно банка тушенки. Со вчерашнего вечера его начали находить в разных частях города. Он теперь похож на пазл, который собирают дети. В своём детстве я просиживал часами за пазлами, но так ничего и не собрал. Я работаю в архиве, и меня это не касается. Следователи разберутся, они ведь не дети, наверное. Но, похоже, это сделали прирожденные убийцы.

Сегодня вторник, 20 мая 2013 года. Раймон, следователь и давний мой приятель, иногда спускается меня проведать. Обычно после работы сворачиваем в бар немного выпить. Но вчерашний вечер Раймон разделил с дворецким. Разделил – такое слово… Все увлечены этим делом. А мне – то ли задумчиво, то ли просто скучно. Хотя Раймон зашел с утра. Даже если дел по горло, он не теряет чувства юмора. Обратил внимание на мозоли на моих руках. Спрашивает, не изменяю ли я в архивном подвале своей невесте. Я ответил, что не изменяю, что только об Ирсен и думаю. А касательно мозолей, то я все выходные батрачил на даче. Раймон удивляется, что у меня есть дача. Не у меня, а у моей старшей сестры. Раймон удивляется. Я ей иногда помогаю. Её дочь, моя племянница, заходила ко мне вчера утром. Поэтому я вышел на работу только с обеда, я докладывал. Раймон смеётся, кивает, уходит. Пусть думает, о чем хочет. Так даже лучше.

Хочется поговорить об Ирсен. Не с кем. Сижу, пишу. Думаю о делах на прошлой неделе.

Ровно неделю назад, во вторник, собака повесилась в лифте. Интересно, именно в этот вторник. Хозяин выпил, решил выгулять пса. Зашел в лифт, пёс остался. Пёс повесился, имеется видеозапись. Мне надо бы её обрезать, потому что там много, но руки всё не дойдут. Хотя можно и так оставить. Уверен, пёс на меня не обидится.

Повесившаяся собака гораздо любопытней, чем драка в клубе «Чили». Драка произошла в прошлую пятницу. Был рок-концерт, на который мы ходили с Ирсен. Она давно хотела, чтобы мы куда-нибудь пошли. Я надеялся встретить одного нашего знакомого и посмотреть, как она отреагирует на эту встречу. Мы его не встретили. Как раз началась потасовка. Когда мы выбрались, Ирсен должна была сказать, что любит меня. Не сказала. Забыла? Молчание тоже ложь. Меня это тревожит. Почва, на которой всходят сомнения, получила очередную порцию навоза. От меня до сих пор этим пахнет, ужас. Впрочем, так даже лучше.

Сомнения порождают недоверие. Я не доверяю Ирсен с самого первого дня и не доверяю ещё больше с самой первой ночи. Она, наверно, это видит. Я пойду на всё, чтобы преодолеть это. Но пока, куда бы я ни шел, я продолжаю в ней сомневаться. Подозрения естественны. Естественно подозревать, что кто-то лжет, ведь у каждого свои интересы. Не подозревают только дураки. И дети.

Моя племянница Жюли спрашивала, как мы с Ирсен познакомились. Я плохо помню. Возможно, был какой-то особый день: праздник, салют. А может, самый обычный день, к которому я прилепил фиктивную важность, связанную с годовщиной первого раза на первом курсе или что-то в этом роде. Помню, это была среда. Да, скорее всего, мы познакомились в среду.

Вчера с Жюли мы пили чай. Она зашла ко мне утром и прогуляла школу. У меня было время до обеда. Я чувствовал себя устало и с удовольствием мог потратить это время на сон. У нас была жаркая ночь с Ирсен. Даже жарче, чем обычно. Но это наши взрослые секреты. Приятно дразнить кого-то секретами, держать интригу.

Я пригласил Жюли, когда она позвонила. Ирсен не было дома, она уехала на дневную смену. Откуда у неё столько сил? Жюли побаивается моей невесты, и не пришла бы, если б та была дома. Интересно, почему так?

По правде говоря, Жюли очень даже милая. Ирсен могла бы чуть поревновать. Мне кажется, я ей безразличен. Если она не сомневается во мне, следовательно, никогда меня не вспоминает.

Самое главное, Ирсен никогда не говорила, что любит меня.

Я давно решил, что люблю её. Она у меня есть, и за это люблю. Люблю так же, как любил бы своего кота, если б он у меня был.

Когда я начал излагать этот столь волнующий меня вопрос, мне показалось, Жюли слушает меня не очень внимательно. Вообще я не против небольшого инцеста. Она тоже будто намекает. Она ещё школьница, хоть и выпускница. Не знает, чего хочет. Я могу заглянуть в свой старый компьютер. Вот, связь с малолетней. Один из них до сих пор сидит… А если с обоюдного согласия и взять с неё расписку? Могу даже с печатью у Раймона достать. Придётся ли мне жениться на ней? Может, она скажет, что любит меня? Стоп, она же моя родственница!

Основная моя работа в архиве – это сканирование материалов старых дел, перевод их в электронный формат. Тут целый музей бумажного хлама, которого не касался сканер. Повсюду буквы, имена и числа. Трудно поверить, но это были реальные люди. Когда сидишь в архиве, кажется, всё наше прошлое – это только слова, написанные кем-то только для того, чтобы мы приняли их на веру. Даже если моё имя попадёт сюда, всё равно это будет хлам, в который можно и не верить. И тогда мне вдруг приходит мысль: сканируя эту макулатуру, я не оставлю после себя ничего абсолютно, но окажись я в этих документах, от меня останется хоть что-то. И если кто-нибудь поверит в моё существование, это уже будет лучше, чем полное забвение. Конечно, не сильно вдохновляет, но всё же утешает. Да и сколько замечательных людей было среди преступников. Жаль, не в нашем зелёном городишке, который можно обойти пешком за один вечер.

Когда я всё сделаю, архив вообще не будет нужен. Следователям и иже с ними потребуется только ввести логин и пароль, чтобы найти всю необходимую информацию. А я чем займусь тогда? Наверх меня не переведут точно. Мы можем отправиться с Ирсен в путешествие. Закрываю глаза, откидываюсь назад. Надо хотя бы сейчас написать то, о чём я думаю постоянно.

Я вижу пляж, заходящее солнце, волны равномерно накатывают. Вдалеке белеет корабль, ещё поплаваем. Ветер раздувает волосы Ирсен в разные стороны, они цепляются за мою бороду. О да, я всегда хотел иметь настоящую бороду. Жюли говорит, борода это ужасно. Ирсен не против, хотя страдает от этого побольше. У неё уже весь подбородок красный от моей щетины, но, видимо, ей нравится эта боль. Да и возможны ли боль, отчаяние, раскаяние, когда мы вместе? Продолжаем сидеть на берегу, пока заходит солнце. Становится прохладно. Волны обрушиваются в тишине. Я обнимаю Ирсен, мы не уходим. Недалеко от берега нас ждёт маленький домик, в котором через белые вьющиеся шторы слышен прибой. Там есть кушетка с мягким одеялом и лампа со звёздами, потому что нам мало звезд на небе, мы хотим их прямо здесь. И когда мы будем там, скажи мне это! Скажи мне то, что я больше всего хочу услышать.

Среда 21 мая. Каждая среда будто юбилей чего-то. Мой друг по имени Мюррей, литератор, посоветовал мне читать серьёзную литературу. Я почти дочитал. Книга называется «Бесы», написал Достоевский. Там был такой момент: мол, союз, скреплённый кровью, наиболее прочен. Интересно, где ещё об этом есть?

Вчера после работы сошлись с Раймоном. Пошли выпить.

- Что нового в архиве? – спросил он.

- Почти дочитал Достоевского.

Раймон понимающе хмыкнул.

- А у вас что нового? – спрашиваю я: Что там с дворецким?

Я только пишу «дворецкий», в действительности я назвал этого человека по имени.

- Взяли подозреваемого, - ответил Раймон, хлебнув пива: Альбер, его сосед. Дворецкий ему сильно задолжал. И ко всему прочему, он путался с женой Альбера.

Вспомнив Ирсен и зеленый шарф, я сказал:

- Он, наверно, любитель чужих жен.

- В смысле?

- Другие подозреваемые есть?

- Тут всё ясно!

Мы выпили за ясность. Раймон тяжело опустил бутылку на стол. Одного пива ему всегда хватало, чтобы опьянеть. По этой причине в годы университетской молодости он всегда помнил меньше других. Данный факт радует. Было бы хорошо, если б некоторые воспоминания можно было просто удалить, будто это видеозапись с пятничного концерта.

Сижу, думаю про Альбера. Живёшь, никого не трогаешь. Жена прессует, изменяет. Тупые дети орут в соседней комнате. Сосед-негодяй взял денег и не отдаёт. Тут стучат в дверь, тебя хватают, говорят, ты убил соседа, увозят. И главное, в первую секунду такое приятное чувство: не я убил, моя совесть чиста. Потом понимаешь: это надолго, совесть тут не поможет. Лучше б её и не было вовсе… Интересно, а в архиве есть такие, кто убил своего соседа? Я тут ещё не все дела перевел… Но вроде что-то есть. Их несколько. Эти товарищи до сих пор сидят.

Даже если у нас будет семья, буду ли я доверять Ирсен? Сейчас кажется, её слова, её согласие – это некая гарантия, которая будет нас оберегать, словно теплое одеяло ненастным вечером. Но так казалось и в нашу первую ночь. Сейчас, когда мы притворяем планы в жизнь, мои сомнения не исчезли. Буду ли я верить, что я её единственная жизнь? Или она продолжает что-то скрывать от меня? Другая одежда, другой номер, другие маршруты – другая жизнь, в которой для меня нет места.

Они встретились однажды на лестнице или, может быть, у подъезда. Он открыл ей дверь, вполне вероятно. С тех пор Альбер ничего не знает. Его мадам идёт в квартиру напротив, надевает темно-зеленый шарф (надеюсь, он реален), они выходят. Они стоят на остановке напротив сквера, ждут автобус, обнимаются. Неудивительно, что Альбер его убил. Теперь Альбер здесь.

Перекидываемся с Ирсен сообщениями. Море, солнце, борода – неплохо, но это мечтания. Что есть моя реальность? Реальность то, что она не любит меня. Никогда не говорила. Я наполняюсь сомнениями. Она заинтересована в этом, спрашивает, что такое любовь? Но разве понять это так сложно? Я думаю о тебе каждую минуту, разве это не любовь? Просто у этого слова нет четкого определения. Поэтому думаешь, что не знаешь. На самом деле это есть, есть с той самой минуты, как ты меня увидела. Это то, за что ты зацепилась, чтобы остаться со мной. Это только фундамент, но ничего не возникает на пустом месте. Говоришь, нужно время. Время нужно для того, чтобы жить, чтобы осуществлять мечту, а не для того, чтобы решать, стоит ли эта мечта того или нет. Ты как будто не можешь решить. Ты идешь по двум дорогам и уверена, что со временем одна из них просто исчезнет, испарится, чтобы оставить тебя в счастливой ясности. Ты говоришь, тебе нравится проводить со мной время. Тебе нравится говорить со мной о самом разном. Нравится мечтать, играть чужие роли, нравится рисковать, но, главное, чтобы вместе. Ты любишь гулять вечерами, уже темно, выпивать вдвоём, приходя домой, зажигать единственно лампу со звёздами, центр нашей галактики. В городе не видно звезд, но здесь мы кружимся среди них в волшебном танце. В танце, по которому корабли в море следуют созвездиям. В танце, который движет всё в этом мире и который мы не сразу поняли. Понял Данте, понял и я теперь. Я люблю тебя. Люблю, иначе я бы не взял в свою мечту ни тебя, ни наше мягкое одеяло, ни лампу со звёздами, ни те наши воспоминания, которые есть уже.

Ирсен понравился концерт в пятницу. Но ясности я не добился. А ведь в той заварушке у выхода, мне пришлось постоять за свою даму. Разве не повод, чтобы сказать? По мнению большинства, я делал всё правильно. Хорошо, что владельцы клуба договорились с нашим начальством не раздувать дело. Мне, конечно, ничего не перепало. Я вышел сухим из воды и должен быть доволен. Хорошее у нас начальство.

Тело совсем затекло. Пойду прогуляюсь наверх, посмотрю на Альбера. Какова вероятность встретить его супругу? Напомнит ли она мне Ирсен и кодекс супружеской верности? Или об этом может сказать только темно-зеленый шарфик? Если он будет, наступит ясность. Вот он, краеугольный камень моей ясности, мелькнувший однажды, изменивший всё. Надеюсь, изменивший.

У Мадам Альбер, нет сомнений, начнется новый период в жизни. Ей придётся больше работать, самой выращивать своих глупых детей. Плюсы тоже есть: не надо больше лгать и ходить в соседнюю квартиру. Но, как мы видим, совесть нигде не помощник. Откуда она вообще берется у людей? Мадам начинает ценить то, что она потеряла. О да, известная басня.

Иногда она будет приходить к нему, чтобы посидеть среди дряхлых матерей и разбитых жизней. Детям нечего здесь делать. Альбер не увидит, как его дети вырастут, и при этом остаются такими же тупыми. Когда он вернётся, они только спросят кто он и надолго ли… Куда тебе теперь? И за что? Только за то, что ты сосед?

Раймон показал Альбера. Тот выглядел грустно. Затем пошли пить чай. Раймон спросил, какие планы на лето. Я сказал: если возьму отпуск, поедем с Ирсен путешествовать. Я хочу провести лето с ней. Я мог бы сделать ей предложение. Говорит, ей нужно время. Как будто мы вчера познакомились! В кабинет следователя постучали. Откопали ещё дворецкого. Как раз к чаю.

Вообще это нелёгкая работа. Создать пазл много легче, чем его собрать. Чтоб создать, надо просто взять картинку и порезать её, словно торт. А дети, и без того тупые, сидят потом, мучаются, не могут ничего собрать.

Нам с Ирсен и без детей хорошо. Мы живём в маленькой уютной квартире. В комнате лампа со звёздами. Часто мы выходим на застекленную лоджию, отделанную внутри деревом, с видом на восходящее солнце. Лоджия достаточно широкая, чтобы поставить небольшой диван, где мы часто сидим, глядя на наш цветущий город.

Вчера в баре я долго не задерживался. Раймон быстро пьянеет. У него служебная машина. Но когда он выпьет, его опасно даже ставить на ноги, не то что садить за руль. Я довез его. У меня есть права. У Ирсен тоже. Но машины нет. Мы любим кататься. Моя старшая сестра иногда даёт нам свой «Приус». Для этого мы должны поработать на её даче. Жюли не приезжает на дачу, и сестре непросто справляться там одной. Дача хорошая. Большой гараж, там поместится ещё пара «Приусов». Плюс баня, которую я один умею растапливать. Мы приезжали в эти выходные, таскали навоз. От меня до сих пор пахнет. И про мозолистые руки я не врал.

Когда я вчера вернулся (поздно, уже стемнело, как и всю последнюю неделю), ужин был на столе. Ирсен спросила, как дела в архиве. Потирая уставшие руки, я хотел сперва ответить, как отвечаю уже несколько дней, мол, пёс опять повесился. Это значит, ничего нового. Но потом я вспомнил и рассказал, как взяли Альбера.

Когда стали ложиться спать, Ирсен спросила, похож ли Альбер на убийцу. Верят ли следователи, что это сделал он. Я его не видел, надо завтра сходить посмотреть. Раймон говорит, всё очевидно. Определенность радует, я смотрю на Ирсен, мне бы хотелось определённости в другом.

Вдруг гаснет свет, она исчезает. Я стою в темноте, на часах ночное время. Стук в дверь спальни. Я это Альбер, который ещё не знает, что убил своего соседа. Я подхожу, открываю. Ирсен врывается и сваливает меня на пол. Сидя на моей спине, она скручивает мне руки старым галстуком. На голову мне накинут темный тканевый мешок, он даже затягивается. Мне не хватает дыхания, но я жду момент. Я ослабеваю. Ирсен переворачивает меня на спину, раскидывает мои руки, стягивает мою одежду. Я чувствую секундное промедление в её касаниях. Я вскакиваю и отбрасываю её на кровать. Я срываю мешок со своей головы. Беру с пола свой ремень, теперь она может не защищаться. Я нависаю над ней. Я представляю, что это моя племянница Жюли, с ней я безнаказанно могу проделать всё то, что делает со мною Ирсен. Слабая беззащитная маленькая Жюли – сейчас мне нужна она, не та Ирсен, сильная и жестокая.

Об этом я часто думаю и в своём подвале, но я не изменяю Ирсен. В такие моменты наших сцен, я вижу в её глазах покорность. Я вижу искорки доверия, которые я готов раздувать вновь и вновь до бесконечности, чтобы, наконец, разжечь заветное пламя любви, рассыпающееся звездами по комнате. Этот огонь испепелит всех людей вокруг, уничтожит всё живое, но оставит нас вместе, потому что мы и есть та сила, которая управляет всем. Ты знаешь свою роль, поэтому мне не нужна Жюли. Мы сами можем быть себе кем угодно, и больше нам никто не нужен. Мы выше ваших моралей, сожалений. Делая друг другу больно, мы не жалеем об этом. Я бью Ирсен ремнем, она только тихо стонет. От этой боли мы не умираем. Напротив, с каждым ударом связь между нами становится всё крепче. И я вонзаюсь в неё, сильнее и сильней, чтобы в итоге оставить в ней часть себя; и зачем здесь слова, когда закрытые глаза на поцелуях скажут гораздо больше, скажут о чувстве, о котором не надо задумываться, ибо без него всего этого попросту бы не было.

Под одеялом тепло, даже жарко. В доме у моря у нас тоже будет одеяло. Мы возьмём его с собой. Под ним можно скрыться от всех и быть в безопасности. Последний рубеж нашей обороны. И скорее не будет дома, чем одеяла в нём.

Четверг, двадцать второе. Читаю «Бесов». Ирсен говорит, хорошая вещь, надо же. Это вторая моя книга за два года в архиве. До этого был Дино Буццати.

Хочется на улицу. У нас в городе много парков с утками и скверов со скамейками. Я люблю свой город и знаю его как облупленного. И когда гуляешь, легче думается о взаимосвязях, которыми пронизан этот мир. Говорят, случайностей не бывает.

Наша первая ночь с Ирсен была в отеле «Рамада». Там был номер люкс и большая ванная комната. Мы разыграли сцену, по которой в общей душевой внезапно встречаются два совершенно не знакомых человека. Между ними вспыхивает страсть. Чтобы понять это, им хватило одной секунды. Забавно. После таких сюжетов подростки начинают верить в любовь с первого взгляда.

До этого мы сидели в ресторане. От вина Ирсен была весела. Её глазки блестели. Когда пришли в номер, она со смехом назвала человека за стойкой дворецким. Это наименование мне приелось, хотя я не особо запомнил, как он выглядел. Он был лет под тридцать, наверно как я, однако нарочно лысый, ещё целый.

Я не мог не заметить их взгляды, которые пересеклись. В воображаемой общей душевой Ирсен, закрывая глаза, представляла его лысую голову, я уверен.

С балкона в номер люкс заглядывали огни большого города. Прямо перед отелем шумели ветром деревья небольшого парка. Ирсен стояла на балконе, зажигала сигарету. Я смотрел через стекло из отельной тьмы. Там она одна, такая сильная и независимая, нужен ли я ей? Пройдет сколько-то времени, и станет ясно. Но время проходило, а недоверие усиливалось. Возможно, оно было мне необходимо ради наших замыслов. Намеренно я насаждал его, удобрял почву для своих сомнений, чтобы однажды увидеть, что она говорила серьёзно. Тогда, может быть, и она увидит, что я говорю серьёзно. Конечно, всё к этому идёт.

Я не раскаиваюсь в своих сомнениях. Это приятная тайна, которой можно дразнить окружающих. Они, как дети, не понимают. С ними приятно иметь дело. Последний рубеж нашей обороны – это основание всего. Там наши сцены, параллельная реальность, с кораблями и звёздами. Но они дают удовольствие только тогда, когда мы рядом. Когда я сижу в архиве, я могу только вспоминать и могу только мечтать, могу скучать по тебе, и бесконечно думать о тебе, но это не даёт мне гарантии, не убивает сомнения. Те сомнения, которые я сам посеял. Я верю, если ты скажешь, что любишь меня, всё сразу образуется. Я пытаюсь убедить себя, что это фикция, безосновательная вера, моя пустая ложь. Есть что-то другое, союз куда более прочный. Ты зашла обратно в номер, ты сказала об этом. Я ухватился, я сказал да, но ради одной всё той же цели. Ведь так? Нужно время.

Когда покидали отель утром, дворецкий ещё стоял на своём посту. Конечно, меня не могло тогда интересовать, по каким дням он работает. Однако в нём было нечто такое, что я потом вспомнил, рассматривая в кабинете Раймона его фотографии. Запомнил ли он меня? Может быть.

Однажды в обеденный перерыв я решил прогуляться. В архиве я чувствовал себя совсем запылено, да и вообще в помещении. Я шел по скверу. Я говорил, у нас в городе много скверов, много деревьев и зеленых лужаек с укромными кустовыми зарослями. Через эти кусты пробирался и мужичок с собакой. Это был прошлый вторник. Нагулявшись, пёс повесился в лифте.

Когда гуляешь, думается легче. Я вспоминал нашу ночь в отеле, об обещании, которое гарантирует наш союз навечно. Но зачем? Почему «Рамада»? Она предложила этот отель? Я не помню. Я был уверен, мы оказались там случайно. Но ведь не бывает случайностей. Значит, были знакомы раньше. Он посмотрел на неё. Она заметила это. Сцена в душевой. И вдруг всё стало ясно.

На автобусной остановке, через дорогу, я увидел Ирсен. Дворецкий страстно обнимал её, его лысина от возбуждения светилась на солнце. На Ирсен был незнакомый темно-зеленый шарфик. В остальном у меня не было ни малейших сомнений, что это она.

Конечно, она прячет от меня этот шарф так же, как и свою связь с дворецким. Я написал сообщение, в котором спросил Ирсен про зелёный шарфик. Мадам Дворецкая в телефон не смотрела. Должно быть, сейчас у неё не этот номер. Я пошел дальше. Ирсен ответила минут через пятнадцать. Говорит, темно-зеленого шарфика у неё нет. Сейчас она дома, моё сообщение её разбудило. Конечно, это ложь.

Я должен был во всем разобраться. В баре я напоил Раймона сильнее обычного и стал расспрашивать про шарфик. Раймон ничего не сказал. Квартиру осматривали, но причем здесь шарф? Если я заплачу нужным людям, я могу получить ордер. И почему я спрашиваю? Я пошутил, что оставил темно-зеленый шарф в отеле, где работал дворецкий. Тот наверняка его прикарманил.

Следующие два дня я шел утром на работу мимо отеля «Рамада». Не останавливаясь, я смотрел, кто стоит на ресепшене. Пятизвёздочные двери прозрачны, а внутри светло, видно. Я слышал, здесь читала публичную лекцию Саша Грей, королева внезапных встреч. В четверг утром заветная лысина блеснула мне из-за стойки. Да, мы с Ирсен познакомились в среду. Каждая среда – юбилей чего-то. Тогда был юбилей нашей первой встречи, мы заказали шампанское, выпили за это, помню.

Я сидел в парке напротив отеля до тех пор, пока дворецкий не показался на улице. Я пошел за ним. Он завернул к городским кассам. Я следом. Он встал в очередь. Я прямо за ним. Он меня не узнал, даже не посмотрел.

Дворецкий взял билеты на завтрашний концерт в клубе «Чили». Когда я услышал это название, меня пронзила стрела воспоминаний. Не задумываясь, я взял два билета на этот же концерт. Затем я отследил Дворецкого до его дома. Он жил в небольшом коттедже на окраине.

Ирсен была очень рада, что мы пойдем на концерт. Заодно посмотрит на своего лысого любовничка. Что касается меня, то это будет ночь воспоминаний молодости, а мне давно хотелось испытать что-нибудь подобное с Ирсен.

Я не так много рассказывал ей о своих университетских годах. Хорошо, напишу всё сейчас, она прочитает. Я ведь для неё пишу.

В ЮрАкадемии я учился неважно. Окончил кое-как. По этой причине меня взяли только в архив, чтобы я пропускал через сканер старые дела.

Каждый вечер мы пили по одному и тому же маршруту. Нас было четверо.

С Раймоном мы сходились после лекций. Он был старше меня на пару лет. Это не помешало нам сдружиться. Раймон учился гораздо лучше меня, окончил ЮрАкадемию с отличием. Поэтому его взяли следователем, а меня нет.

После учебы мы ужинали в ближайшем кафе, которое называлось «Винил». Там мы выпивали по пиву, от которого Раймон уже ощутимо пьянел. В кафе «Винил» к нам присоединялся мой школьный приятель Мюррей, литератор. Мы шли в новый (ещё тогда) бар «Радуга», где встречали нашего друга Адама, человека крайне интересного, знавшего, наверно, всех в нашем городе. Он мог выпивать с кем угодно, но по какой-то причине он пил с нами. Должно быть, ему было как-то особо весело с нами. Подсознательно, мы этим гордились, чего таить.

В «Радуге» мы не давали пить Раймону, потому что иначе нас не пустят в клуб, в который мы направлялись после. Раймон скулил, мы потешались над ним. Под конец мы просили бармена сделать что-нибудь без алкоголя. Раймону это преподносилось как слабый напиток. Он удовлетворялся, просил ещё и ходил в туалет. Потом он тоже ходил, когда мы направлялись в клуб. Шли всегда одной и той же дорогой мимо кустов, заборов. Мы были похожи на уличных псов, которым не грозит петля в лифте. У меня прекрасно отпечатался этот путь. Он буквально высечен в моём мозгу. А вот у Раймона нет. В те вечера его пьяный мозг был похож на решето. Оно и к лучшему.

В тех кустах можно было прятаться, я люблю наш город. Однажды Адам взял в баре девицу, и, даже не доходя до клуба, они минут семь проторчали в кустах. Видно ничего не было (это вам не отель), но мы от нечего делать стояли на страже, да придерживали Раймона, которому в тот вечер каким-то образом удалось выпить в «Радуге».

Мы приходили в клуб «Чили», были там ещё какое-то время. Раймона выносило. На эти вечера уходили все наши средства. Чтобы и такси заказывать каждую ночь, то было не по карману для обычных студентов. По этой причине мы тащили Раймона домой на себе. Он жил недалеко от «Чили». Наверно, именно поэтому мы туда ходили. Иногда Раймон мог идти сам. Тогда он начинал орать попсу девяностых, которую играют в кафе «Винил». Нам было весело.

Через пару кварталов после того, как мы сдавали Раймона, нас покидал Адам. Он уходил вниз по боковой улице. Мы никогда не знали, где он там живет. С Мюрреем мы шли по широкому проспекту со сквером. Помню, как-то раз Мюррей рассказывал про Данте: в финале «Божественной комедии», говорил он, всё мироздание управляется любовью. Видимо, литератор был сильно влюблён. В конце сквера мы разбредались. По этому проспекту я шел и в тот день, когда повесился пёс.

Теперь я работаю в архиве, Раймон следователь. Мы иногда выпиваем, это всё так же смешно. Мюррей к нам присоединяется нечасто. Он занимается рекламой. Что касается Адама, то он уехал.

Ирсен понравился концерт. Клуб почти совсем не изменился. Мне даже показалось, один охранник меня припоминает. Но я живу настоящим, а не прошлым. Моё настоящее это Ирсен. Всё остальное неважно.

Мы увлечены происходящим на сцене. Толпа воодушевлена. Найти в ней конкретного человека, даже и лысого, дело весьма непростое. Только в самом конце, когда заглох последний аккорд шоу, я вдруг увидел блестящий череп дворецкого. Народ уже потянулся к выходу. Держа Ирсен за руку, я рванул к выходу. Кто-то кого-то толкнул. Получилась заварушка. Мне почти сломали нос, на рубашке осталась кровь. Ирсен расцарапала рожу какому-то громиле. Когда он на неё полез, я врезал ему по башке складным железным стулом, на котором сидел оператор. Его камера была направлена в центр потасовки. Ему удалось снять моё побитое лицо крупным планом.

В понедельник начальство нас собрало наверху. Прежде чем торжественно изъять это видео, нам всем его показали для поднятия корпоративного духа. Смеялся весь отдел. Общее мнение было таким, что я весьма достойно защищал свою невесту. Потом видеозапись удалили. Я спросил Раймона, мог ли я скинуть эту запись себе на флешку, так, для семейного архива. Раймон не знает. Однако, заметил он, с этой записью я вполне могу быть принят в какой-нибудь бойцовский клуб. Ну да, после концерта мы сидели с Ирсен на скамейке, и необычными продолговатыми штуками она затыкала мне нос, дабы остановить кровь.

В воскресенье мы таскали навоз на даче сестры. От постоянных соприкосновений с лопатой мои руки окончательно распухли. За это мы получили на ночь «Приус». Когда я отвез сестру домой, она дала мне задание: утром в понедельник доставить Жюли в школу.

В воскресенье вечером я подъехал к дому дворецкого. Я проник к нему на участок, постучал в дверь. Когда он открыл, я связал его, заклеил рот скотчем, накинул на лысую голову темный тряпичный мешок. Мешок был из той же серии, которым накрывали и меня. В багажнике «Приуса» была постелена тепличная плёнка, местечко для дворецкого. Запихнув его в багажник, я позвонил Ирсен. Она спросила, жив ли он ещё. Я сказал, что жив. Ровным голосом она сказала, что выходит.

Не доезжая до дома, я заехал в темный переулок, и, открыв багажник, взял дачную кувалду, которая лежала на заднем сиденье. Дворецкий понял, что багажник открылся, он почувствовал момент. Он начал двигаться активней. Руки и ноги его были связаны, он пытался выпасть из багажника. Не говоря ни слова, я замахнулся кувалдой и смачно опустил её. Дворецкий замер. Кувалда глубоко вошла в череп, мешок из ткани быстро пропитался кровью. Кровь собиралась на пленке. Я закрыл багажник, поехал.

Когда Ирсен села в машину, я сказал, что всё сделал. Она поцеловала меня. Поехали на дачу. Заехали в гараж. Я выглянул, ночь темна. Я закрыл ворота. Приступили к разделению. Мы вытащили дворецкого вместе с пленкой. Сняли с него всю одежду. Раскинули его руки и ноги. Я вспомнил, как сам был в таком положении: Ирсен стояла надо мной, водила по мне ногой, и я вздрагивал, когда… когда мне было приятно. Наверно, дворецкому тоже приятно.

Ударом топора я отсек дворецкому кисти и ступни. Их надо будет сжечь в печке. Затем мы отсекли руки в районе плеч. Ноги нужно было отделять с помощью пилы. Туловище поделили на три равные части. Упаковали дворецкого в полиэтиленовые пакеты.

Всю эту неделю я приходил домой поздно, было уже темно. После работы, точнее после бара, когда я отвозил Раймона домой, я вставал на свой старый маршрут. Раймон жил там же, где и всегда. Поэтому мне удобно было отвозить его. Наш старый путь от кафе «Винил» до моего старого дома, где я уже не жил, предполагал немалое количество густых кустов – самых укромных мест на планете. Небольшим совком я выкапывал там ямки. За вечер я выкапывал несколько. Затем я относил совок в те кусты, с которых начну завтра. Теперь этот совок лежит на заднем сиденье «Приуса» рядом с кувалдой. Ему ещё предстоит работа.

Мы сложили в багажник пакеты с дворецким, чтобы развести его по ямкам. Ночью я найду их без труда. В своё время мы находили эти места стопроцентно пьяные. Наверно, только Раймон их не помнит. Ну кто же знал, что сие знание приходится ему на должности следователя?

Мы вернулись на дачу, когда восток уже заметно посветлел. Алый рассвет? Вроде нет. Максимальное расстояние между составляющими дворецкого составило около десяти километров. Теперь половина нашего города стала ему родным домом.

В гараже Ирсен тщательно вычистила салон «Приуса» и багажник. Я тем временем направился к бане затопить печку, в которой сгорят кисти, ступни и одежда дворецкого. Признаться честно, они воняли. Я даже предложил Ирсен измазать друг друга навозом, чтобы от нас не пахло дворецким. Но Ирсен сказала, что от нас и так пахнет навозом. Действительно, уже четверг, я до сих пор чую этот запах.

Пока дворецкий потрескивал в печке и дымил, мы разыграли сцену. Те самые два человека встретились вновь, причем опять случайно, будто их свела судьба. Порой, когда судьба так сводит, люди больше всего на свете рады случайности. Они уже перестали надеяться, что это случится, что им представится возможность повторить то, что оставило такие сильные воспоминания. Они бросаются в объятья друг друга, благодарят судьбу за такой великий подарок, и то чувство, которое сначала представлялось лишь животной страстью, открывается перед ними в новой глубине.

В отеле класса люкс Ирсен тихонько закрыла дверь балкона. Стих ветер шелестящий деревья. В темноте я обнял её.

- Знаешь, что нам нужно? – тихо сказала она: Мы должны кого-нибудь убить.

- Конечно. Но кого?

- Как насчёт дворецкого?

- Дворецкого? – засмеялся я.

- Ну… этот лысый, который там внизу, - сказала Ирсен, прибавив: Он как-то посмотрел на меня…

- Хорошо, я убью его.

- Не ты, - Ирсен закрыла глаза: Мы сделаем это вместе.

И этот союз крепче всех остальных. Дворецкий горит и разлагается, вот наша тайна. Чтобы она была, я оставляю тебе всю свою жизнь. Возможно, не ты была с ним тогда. Тебя забавляли мои сомнения. Но ты никогда их не гасила, чтобы я настраивался на исполнение плана. Ради нашего дела ты могла пойти и на крайние жертвы. Я не удивлюсь, если ты однажды покажешь мне темно-зелёный шарфик. Теперь это неважно. Теперь мы вместе. Ты говоришь, что пойдешь за мной до конца. И мы сделали это вместе, ты всегда об этом мечтала, мечтала найти того, кто разделит с тобой самое безумное желание. Перед нами десятки новых горизонтов. Я вижу, что нам предстоит, и неужели это не даёт мне гарантий?

Ирсен говорит, я сделал всё правильно. На моём месте она поступила бы так же. Она бы сделала это только ради того, чтоб посмотреть пойду ли я за ней. Я опередил её, я сказал, что всё сделал. За это она поцеловала меня, когда поздно ночью в воскресенье я за ней заехал на «Приусе». Это была проверка для меня – соглашусь ли я на это. Я всё исполнил. Можно говорить о любви…

В понедельник мы вернулись домой утром. Ирсен оправилась на дневную смену. Внезапно позвонила Жюли. Избалованная девица не дождалась меня, я должен был отвести её в школу на «Приусе». По этой причине полностью разрушился распорядок её дня. Приехать в школу на автобусе ей, скорее всего, просто не пришло в голову. Зато она почти дошла до моего дома. Услышав это, я предложил зайти выпить чаю. Перспектива прогулять уроки и не говорить об этом маме Жюли понравилась.

В обеденное время я отвёз свою племянницу домой, оставил ей ключи от «Приуса». Пешком на работу, Раймон спросил про мои руки. У меня мозоли, потому что я всю неделю копал землю. Следователь предпочел версию с Ирсен. Что ж, оно тоже верно. Затем Раймон сказал, чтобы в четыре часа я поднялся наверх. Мне нужно там быть.

На торжественное изъятие видеозаписи пришло даже высшее руководство. Да, получилось забавно, но, конечно, после этого меня уже не переведут наверх. Жаль не взял флешку, Ирсен бы понравилось.

23 мая 2013, пятница. Сообщение от Ирсен. Хочет, чтобы я пришел не поздно. У неё сюрприз для меня. В последнее время что-то изменилось. Мне кажется, я ей доверяю. Она будто начинает понимать, что любит меня.

Любовь определяется не только временем, но и поступками. Они тоже заполняют то пустое место, на котором нельзя что-либо построить. Происходит нечто. Море, солнце, борода стали на миг ближе. Конечно, это далеко, в далеком незнакомом мире, в мире моей мечты. Туда я бы взял Ирсен, мою невесту, одеяло, как последний рубеж нашей обороны, и лампу со звёздами, потому что ваших звёзд нам мало!

Нас не волнуют ваши правила, ваши убеждения, и я ничего не чувствую, кроме любви к тебе. Больше мне не о чем думать. Может быть, я не услышу сегодня этих слов, но именно сегодня я, наконец, пойму: ты меня любишь, и чтобы сказать это, тебе не нужны слова. Я это пойму.

Время шесть вечера. То, что я сейчас пишу, это не для архива, разве что для семейного. Жаль туда не попадёт видео с концерта. Всё, что лежит в архиве, не нужно никому, а то, что написал я, нужно мне и тебе. Это наша история, наша тайна, скрепившая нас навсегда, и всё, что я сделал, я сделал ради этого. Знаешь, есть ты, есть одеяло и лампа – я бы взял всё это в свою мечту. Но что есть моя мечта без этого? Скорее всего, она мне просто не нужна. У меня уже всё есть, так же как есть моё чувство. Это чувство есть и у тебя, ты же не будешь отрицать? Надо этим жить. Нам нравится убивать вдвоём время, не только время, нам нравится ставить сцены, рисковать и делать себе больно. Это делает нас сильней, потому что уже есть мы, союз скрепленный кровью, и если надо подтвердить его (не для правды, а ради удовольствия), то всегда пожалуйста. Я готов. Я верю, что ты тоже. Теперь верю. Так вот.

27.05.2013

Дата добавления: 2015-09-30