Основные положения для ответа на этот 5 страница

и не быть собственностью работника, а могут быть ему даны в долг или для

обработки.

Основу всякого права собственности составляет, следовательно, право

исключать других от участия в определенной, только нам одним

предоставленной, свободной деятельности, а не в установлении

исключительного владения объектами.

Ясность и общепонятность, которые только этой теорией могут быть

приданы всем положениям о собственности, и, далее, полная приложимость

последних к действительной жизни, являются внешним, но немаловажным

доказательством ее истинности.

Это, так понимаемое, право собственности имеет свое правовое

основание, имеет свою правообязывающую силу прежде всего в договоре

всех со всеми (это значит в договоре всех тех, которые смогут столкнуться на

почве взаимного друг на друга воздействия). Если рассматривать кого-либо

только в одиночку, то он может - если исключить его ответственность перед

собственной его совестью, как это и необходимо делать при рассмотрении

вопроса в пределах учения о праве - то он может, говорю я, делать все, что ни

захочет. Только потому, что имеются налицо еще и другие, которые тоже

должны жить, должен и он ограничить свою свободную деятельность таким

образом, чтобы они могли жить, а они, в свою очередь, свою свободную

деятельность так, чтобы мог жить он. Так как все равны, то каждый

ограничивает на почве права свободу всякого другого как раз настолько, на-

сколько последний ограничивает его свободу. Это равенство в ограничении

всех всеми лежит в правовом законе и не зависит от произвола. О том же,

какая определенная сфера деятельности должна исключительно остаться за

каждым, от которой впредь должны воздерживаться другие в интересах этого

одного, - им надлежит еще договориться. Об этом не говорит ничего ни

природа, ни правовой закон, а прежде всего - их свободное желание. Договор

надо заключить следующим образом. Если сто земледельцев имеют в своем

распоряжении определенный участок земли, то из правового закона ясно

вытекает, что он должен быть разделен на сто равных частей, и каждому из

земледельцев одна из них должна быть дана в собственность. Но нельзя

привести никакого законного основания в подкрепление того, что я,

например, а не кто-либо другой из остальных девяноста девяти, должен

владеть как раз этим участком к югу и никаким другим, и что мой

ближайший сосед - вот этим участком возле моего, кроме того, что все

остальные предоставили нам как раз эти участки, взамен чего мы

предоставили им те участки, которые занимают они.

Только для того, чтобы получить свою часть и чтобы беспрепятственно

сохранять ее за собою, отказывается каждый от частей других. Кто ничего не

получил в исключительную собственность, тот ни от чего и не отрекался. Он

изолирован от намерений закона, так как не участвовал в его установлении и

сохраняет свое первоначальное притязание на право делать все, что

пожелает. За что мог бы он на разумном основании отказаться? Что может

заставить его желать, чтобы каждый сохранил то, что ему принадлежит,

когда он ничего не имеет? Я прекрасно понимаю, что объединенная масса

собственников может силою заставить более слабого отдельного человека

воздержаться от громкого заявления своего правового притязания или от

осуществления его на деле. Но я возбуждаю здесь вопрос не о силе, а о праве

и нахожу, что эта масса не имеет права, так как она могла бы иметь

Замкнутое торговое государство

это право только на основании того договора, в заключении которого этот

одиночка не участвовал, и который его поэтому не связывает.

На основании изложенного ясно, что не только земледелец, но и

каждый житель государства должен иметь исключительную собственность.

Иначе его нельзя обязать признавать права собственности земледельца,

законным образом помешать ему прогнать последнего с его поля и лишить

его принадлежащих ему плодов.

Какова же должна быть однако та исключительная собственность

неземледельца - фабриканта, купца, за которую он уступил бы земледельцу

исключительное право собственности на почву?

Своим искусством и знанием торговли он обязан природе и самому

себе, а не государству. В этом отношении он не привязан к государству так

же, как не привязан земледелец к своему участку земли. Выброшенный

нагим на любой берег, он может сказать: «все свое ношу с собою». Что же

еще может дать ему государство? Очевидно, что только гарантию в том, что

он всегда будет иметь работу или сбыт своему товару, и в обмен на них

приходящуюся на него долю в благах страны. Только этим обеспечением

привязывает его к себе государство.

Но государство не может дать такой гарантии, если оно не сделает

замкнутым число тех, кто занимается одною и той же отраслью труда, и не

будет заботиться об изготовлении всего, что необходимо для содержания

всех. Только в результате такого замыкания отрасль труда становится

собственностью того класса (der Klasse), который ею занят. Только благодаря

этой заботе о содержании собственности, на которую они могут жить, и

только взамен такой их собственности, могут они отказаться от

собственности земледельческого класса. Я говорю, государство должно им

дать уверенность и гарантии. Никакому, действительно правовому,

государственному устройству не приличествует говорить, что все устроится

само собою, каждый всегда найдет работу и кусок хлеба,

и полагаться на такую счастливую случайность. Разве берут в расчет

воробья, который, пока он избегает сети, склевывает свое зернышко, хотя

было бы гораздо выгоднее, чтобы он его не нашел? Если государство

предоставляет эти классы народа случайности, то оно этим им совсем ничего

не дает. Их существование будет настолько же их собственным делом,

насколько таковым является их искусство или знание. Но тогда они и не

отреклись от собственности других. Государство не сможет опереться ни на

какое право для того, чтобы подчинить их ремесло закону и поставить их в

определенное отношение к другим классам народа. Они во всех отношениях

свободны и от закона, как лишенные права и правил, свободны и от гарантий.

Полудикие в пределах общества при той полной необеспеченности, в

которой они находятся, они обделяют и грабят - хотя это называется не

грабежом, а заработком, - до тех пор и так, как только они могут, тех, кто в

свою очередь будет обделять и грабить их, как только они окажутся более

сильными. Они действуют так, пока это возможно, и складывают в

безопасное место на черный день, от которого их ничего не ограждает,

сколько только они могут. И при всем этом они не делают ничего такого, на

что они не имели бы полнейшего права.

Из этого замыкания способов пропитания и из этого постоянного

обеспечения каждому обычных потребностей по дешевой цене вытекает само

собою замыкание торгового государства по отношению к загранице. Об этом

нет необходимости прибавлять хотя бы одно слово.

Дата добавления: 2015-09-30