О чем же конкретно здесь идет речь? Как возможна такого рода "тематизация"? На что нам следует, собственно, обращать внимание?
Работа сознания
Вернемся к натуралистической установке. Когда мы, например, в акте зрительного восприятия, фиксируем некоторый предмет, мы тем самым утверждаем его существование. Не случайно, когда я хочу кого-либо убедить в истинности, т.е. в действительном существовании, какого-либо объекта, я говорю: "но ведь я видел это собственными глазами!". Чувственное восприятие здесь является непосредственным удостоверением существования какой-либо вещи. На самом деле, однако, здесь нет непосредственности, ибо констатация чего-либо в качестве существующего предполагает знание того, что означает "существование". Говоря "это есть, это существует", мы не разъясняем, что мы имеем в виду. Это, как нам представляется, само собой ясно всем, кто нас слышит. Мы предполагаем, что понимают значение существования все, с кем мы имеем дело. Феноменология начинает как раз с "тематизации" этого смысла. В своем стремлении к непосредственному она отвергает непосредственность существования. Наивная точка зрения исходит из утверждения о существовании мира и уже от этого утверждения "танцует". Философия подобного толка может доходить до вопроса о первоначалах мира, его основаниях. Но это ничего не меняет, так как само существование не отрефлексировано. Феноменология "ищет не "причины" бытия существующих, т.е. первичные существующие,обусловливающие бытие остальных существующих, а факторы образования значения бытия, т.е. "конституционные" факторы бытия" [1]. Если само значение существования мира становится для нас проблемой, то это означает, что мы должны "воздерживаться" от утверждений о его бытии, наличии или, напротив, о его неналичии, его чистой кажимости для сознания т.е. совершить, как говорил Гуссерль, используя греческий эквивалент слова "воздержание", "epoche". Очевидно, что конкретные науки не совершают такого рода "epoche", но исходят из безусловного существования мира - природы. Философия должна сделать это за них, и тем самым она предваряет, обусловливает саму возможность научного познания. Я "выношу за скобки" своего феноменологического исследования (и тем, собственно, придаю ему феноменологический статус) суждения о существовании предметов, других "я", мира в целом, его истории.
1 Какабадзе З.М. Проблема "экзистенциального кризиса" и трансцендентальная феноменология Э. Гуссерля. Тбилиси, 1966. С. 61.
В силу чего же человек имеет возможность утверждать бытие предметов в акте чувственного восприятия? Прежде всего подобное утверждение обусловлено определенной нацеленностью (Abzielung) сознания, некоторым имением в виду. Иными словами, с точки зрения Гуссерля, констатация бытия вещи определяется состоянием сознания, точнее, его переживанием (Erlebnis). Грубо говоря, чтобы увидеть некую реальность, необходимо быть настроенным нечто увидеть. Различным видам бытия (а мы ведь может констатировать некоторое бытие как возможное, необходимое, ценное для нас, воображаемое и т.д.) соответствуют разные виды имения в виду, разные модусы (способы) переживания. Так мы можем иметь нечто в виду посредством фантазии. Фантазия есть в некотором роде особый "режим работы" сознания, отличный от других "режимов". То бытие, которое обнаруживается в рамках и вследствие этого "режима", будет констатироваться сознанием как возможное. А может быть - и как невозможное. Но я могу (что не обязательно означает, что я меняю эти "режимы" сознательно) быть настроенным на ориентацию в опыте посредством чувственйого аппарата. В этом случае я могу утверждать о реальном бытии предметов моего восприятия. Наконец, если я намеренно стремлюсь, в частности и посредством фантазии, трансформировать какую-то связь чувственных переживаний, но встречаю сопротивление, т.е. обнаруживаю некую устойчивость, автономность этой связи, то я принужден констатировать необходимый характер фиксируемого бытия. Чтобы увидеть некоторую необходимость в мире, нужно относиться к миру заинтересованно. И необходимость зависит тогда от того, идет ли мне мир навстречу, или игнорирует меня. Модальность описания мира зависит от модуса моего к нему отношения. Статус существования вещи утверждается из-за определенной (меня как субъекта) направленности к предмету. При этом равнодушие к вещи тоже есть определенная направленность.
Феноменологическая редукция
Чтобы "тематизировать" такого рода направленность (интенциональность) сознания, необходимо совершить "феноменологическую редукцию", которая в данном случае означает перенос внимания с предмета "имения в виду" на само это "имение", на чистую активность сознания (чистую, поскольку абстрагируются от того, во что эта активность упирается или, вернее, во что она выливается). Вследствие редукции оказывается возможен "интенциональный анализ". Интенциональность является не просто нацеленностью, направленностью сознания на предмет, но чем-то, что обусловливает весь смысл данного предмета. По существу то, что мы вообще предмет замечаем, как-то на него реагируем, вмещаем в горизонт своего восприятия, зависит от интенциональности или "имения в виду". Иными словами, интенциональность - это и есть способ наделения реальности значением, делающий эту реальность значимой, осмысленной для нас. Так наука оказывается зависимой от интенциональности, поскольку без нее не было бы никакой реальности, претендующей, требующей осмысления, законосообразного описания. Мир вообще бы исчез в качестве предмета познания.
И еще одно важное обстоятельство. Для Гуссерля периода написания работы "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии" (1913) сфера интенций сознания, собственно, и оказывается сферой феноменов. Припомнив, что философия Гуссерля с самого начала занималась поиском оснований научного знания, т.е. такой реальности, которая бы в своей самоочевидности, самоявленности сознанию демонстрировала безусловность (аподиктичность) себя в качестве истины, следует сказать, что чистые интенции сознания на этом этапе эволюции взглядов немецкого мыслителя (как, впрочем, и на последующих ее этапах) стали феноменами, которые феноменология и поставила себе целью высветить в качестве бытия непосредственного, самоочевидного. Скажем, очевидность чувственного восприятия (ведь то, например, что я в данный момент, когда пишу эти строки, вижу перед собой дисплей компьютера, есть для меня нечто очевидное), с точки зрения Гуссерля, опосредована некоторой интенцией моего сознания. Поэтому чувственная очевидность на самом деле неочевидна. Она является таковой только для наивного наблюдателя. Для феноменолога, как мы уже знаем, за этой реальностью стоит другая - итенциональная. И вот эта-то реальность, открывающаяся в результате использования феноменологического метода - феноменологической редукции, и оказывается аподиктической, безусловно истинной, самоочевидной, т.е. феноменом. Действительно, я могу ошибаться в том, что я вижу в данный момент дисплей моего компьютера. Дальше мы увидим - почему. Но я не могу ошибаться в том, что я переживаю нечто - видение дисплея моего компьютера. Это-то переживание, как и многие другие, образует исследовательское поле для феноменологической рефлексии. До такого рода рефлексии, возможной только после вынесения за скобки натуралистической (естественной) установки сознания, интенциональность сознания находится как бы на заднем плане, она не "тематизирована". После редукции искомые состояния сознания открываются не частично, не постепенно, не в "оттенках", но во всей полноте, сразу. Кроме того, мир, воспринятый как внешняя мне (субъекту) реальность, можно мыслить иначе, чем мыслишь. Скажем, тот же дисплей можно мыслить себе как иллюзию, галлюцинацию, бред, наконец. Ибо дисплей есть предмет сознания, а, как мы видели, всякий предмет сознания зависит от сознания, поддается его установкам, переживаниям. Интенциональность же не предмет, но условие всякой предметности.
"Горизонты" сознания
Вернемся, однако, к несколько иной "области", которая открывается после совершения феноменологических редукций. Она обнаруживается как сфера возможностей, и феноменологическое исследование предполагает описание (дескрипцию) этих возможностей. Феноменология есть в некотором смысле наука о чистых возможностях, или "эйдосах". Если естественная позиция, о которой мы уже много говорили, позволяет (неоправданно) утверждать, что я в данный момент вижу дисплей моего компьютера (и эта констатация есть исходный факт для натурализма), то феноменология позволяет уточнить, что же именно я вижу, когда утверждаю, что вижу экран моего компьютера. Так вот, строго говоря, я вижу (на самом деле вижу, а не думаю, что вижу) некоторые цветовые пятна. Пожалуй, это и все. Все остальное - то, что позволяет мне утверждать, что я вижу дисплей - имеет своим источником не чувственный акт видения, а предваряющую и означающую работу сознания. Интенционально подготавливая утверждение о существовании некоторого объекта, сознание, как показывает Гуссерль, имеет в виду нечто большее, чем то, что непосредственно (казалось бы) открывается сознанию в акте чувственного восприятия. Интенциональный анализ призван раскрыть "горизонт возможностей", которые сопровождают и антиципируют (предвосхищают) актуальное переживание, акт чувственного восприятия. Актуальное существует как бы в ауре потенциальностей, которые, по крайней мере частично, определяют то, что обнаруживается актуально. В самом деле, когда я смотрю через окно своего дома на другую сторону улицы, я вижу только его фасад. Чтобы, однако, я вообще смог увидеть этот фасад как именно фасад, в сознании должно произойти много событий. Например, я уже должен иметь в виду, что существует мир. Когда я вижу фасад, я вписываю его в некоторую реальность вообще, в мир в целом. Если бы его (мира) не существовало в горизонте моего восприятия, не смог бы обнаружиться пред моим взором и искомый фасад. Далее, я принимаю то, что я вижу именно фасад, хотя я и не вижу того, что предполагает всякий фасад, - обратной стороны, тыла здания. Мое восприятие чего-то в качестве фасада здания уже предопределено возможностью пойти и проверить, есть ли у того, что я принимаю за фасад, задник. Я этого фактически не делаю, но мое видение обусловлено, в частности, и тем, что в моем воображении, работу которого я могу и не сознавать, я уже представил этот задник. Я признал его уместным для данного чувственного образа. Я именно образовал это чувственное событие тем, что антиципировал его моим представлением о существовании тыла здания. Я сознаю, что это не театральная декорация, у которой нет тыла. На декорацию я смотрю по-другому. Точнее, я иначе подготавливаю чувственное событие - видение театральной декорации. Феноменологический анализ позволяет акцентировать внимание как раз на этой подготовке, на "эйдетической" работе сознания, делающей возможной чувственную конкретику. Этот анализ "тематизирует" то, что обычно остается "за кадром", - само сознание, самого субъекта с его уникальным опытом. Подобных предваряющих и обусловливающих возможностей неопределенно много. Наше чувственное восприятие внешнего мира, как правило, связано с пространственными параметрами вещи (тот же фасад). Но ведь понятие пространства предполагает многоперспективность. Это означает, что пространство обнаруживается из наслоения множества ракурсов, сторон, в которые помещает себя взгляд, прежде чем удостоверит пространственность конкретно вот этой вещи. Поверхность обнаруживается нами лишь в соотнесенности, сомыслимости с неповерностью, т.е. с глубиной. Глубина уже дана нам в нашем восприятии поверхности, что видно именно из того, что мы видим поверхность. Интенциональный анализ позволяет выявить то, что сопутствует в сознании некоторому актуальному факту, вписать последний в некий поток переживаний (Гуссерль говорит о "гераклитовском потоке"), образующий его исконное содержание. По отношению к этому потоку то, что мы фиксируем в нашей жизни на уровне обыденного сознания, - это только верхушки айсбергов. Феноменология позволяет нам обратиться к незримому, но все определяющему току жизни личности. Неслучайно это философское направление оказало большое воздействие на искусство XX века и, в особенности, на науку об этом искусстве.
Важно и другое. Феноменологическая дескрипция не только описывает то, что есть, то, что уже совершилось в сознании в его обусловливающим актуальное чувствование функционировании. Она как бы усиливает эту ауру возможностей, все время ее расширяя, позволяя добавлять к ней все новые и новые ракурсы, позиции. В феноменологическом анализе существенную роль играет фантазия, или "фикции". И дело не в том, что наращиваются некоторые искусственные связи между актуальным событием и новыми, обусловленными этим событием возможностями. Скорее дело в свободе, в неустанности человеческого творчества. Для Гуссерля феноменологический анализ есть актуализация, акселерация жизни сознания, добавления к ней все новых и новых возможностей, новых горизонтов, расширение его пределов. Призвание философии заключается (ведь это именно призыв) в обнаружении некоего "пространства" для неустанной работы сознания. Феноменология "отвоевывает" такое "пространство".
Феноменологу ясно, что очевидность чувственного восприятия условна. Актуально такое восприятие обычно фиксирует что-то одно, одну сторону. Целостный взгляд, который как бы открывается в ощущении вещи, предпослан горизонтом возможностей, разрабатываемых сознанием. Но эти возможности недостаточны, какие бы новые ракурсы мы не придумывали для того, чтобы дополнить целостность нашего видения. Сколько бы я ни корректировал свое видение фасада дома напротив, оно все равно будет требовать новых уточнений. Эта принципиальная неполнота любого конкретного восприятия определяет его небезусловность. Отсюда мир вещей и мир в целом случайны.
Ноэма и ноэза
Анализируя то, что образует предпосылку и значение нашего чувственного опыта, Гуссерль выделял в нем две стороны. Во-первых, "предметную сторону" жизни сознания, то, что Гуссерль называл "ноэмой" (по-гречески "мысль", "результат мышления"). Нужно сразу сказать, что речь идет не о "предметах", как их представляет естественная установка в качестве реальности, существующей вне и независимо от сознания. С одной стороны, Гуссерль утверждает, что сознание представляет собой направленность на то, что не есть оно само. С другой стороны, эта иная, чем сознание, реальность коррелятивна сознанию. Как это понять? Гуссерль никогда не отвергал существования внешней по отношению к сознанию реальности. Субъект, которого имел в виду философ, не есть Бог, абсолютно творящий мир. Скорее, он "партнер" мира, но "партнер" решающий, в том смысле, что именно от него зависит, чтобы мир стал миром, т.е. обрел смысл, стал умопостигаемым, законосообразным. Субъект не абсолютно свободен в своем творчестве. Он ограничен некоей предданной реальностью, которую он не в состоянии упразднить. Более того, он не может перестать обращать на нее внимание, ибо это-то внимание и порождает его как субъекта. Предданная реальность есть, строго говоря, "ни-что", т.е. отсутствие какой-либо определенности, "чтойности". Всякое "что" в мире, он сам (ведь он сам - большое "что", большое "нечто") невозможны без активности сознания. Не всякому объекту нашего восприятия можно дать определение "живой" - предданный материал мира этому сопротивляется. Но только от человека зависит само это определение. В мире самом по себе нет ничего живого. В этом смысле мир, поскольку он имеет значение, поскольку он описывается словом, не может существовать без участия сознания. Ноэма - это прозрачная для мысли реальность, нечто оформленное, обретшее образ (т.е. собственно нечто, а не ни-что). Это то, что наделено смыслом. Но ноэма не есть то, что изначально провоцирует мышление к полаганию смысла. С другой стороны, это не означает, что ноэма, как предмет мысли, не может провоцировать дальнейшего порождения смысла. Но чтобы появился этот предмет мысли, необходима реальность (всегда никакая!), которая еще не стала и никогда не будет предметом мысли.
Во-вторых, помимо предметной, ноэматической стороны Гуссерль выделял ноэтическую сторону жизни сознания. Ноэза (от греческого "процесс мышления") также невозможна сама по себе, но коррелятивна (соотнесена) с предметом мысли. Сознание как некая активность всегда есть сознание предметного мира. Только в феноменологической рефлексии мы можем абстрагироваться от этой корреляции. Ноэза - это то, что наделяет смыслом. Эта категория выражает аспект нацеливания, имения в виду как интенциональной характеристики сознания. Такой, как воображение, фантазия, да и само восприятие. Ноэза указывает на модусы мышления в их обращенности (модальность всегда есть обращенность) к обусловливаемому ими предмету. Она - условие всякой предметности. Ноэза выражает активность сознания, активность личности как таковой.
Жизнь сознания есть процесс выработки (конституирования) значений мира. Подобное конституирование заключается в наделении образом некоторого предданного материала. Жизнь сознания есть процесс образования мира и одновременно образования себя самого. Жизнь представляет собой открытость новым возможностям, готовность их реализовать. В этом смысле сознание находится в постоянном изменении. Оно действительно поток интенций, обращенный к смыслотворчеству. Этот поток изменений-выражает длительность, некую "чистую временность", которая, по Гуссерлю, является глубочайшей основой человеческого "я". Временность интенциональности сознания отличается от "конституированного" времени" - времени опредмеченного, ставшего внешним объектом, условием существования других мировых объектов. Такого рода время - одно из выражений цикличности мира, как его понимают естественные науки, т.е. мира повторяющегося, обратимого, предсказуемого. Это время исчислимо, сдандартизировано в секундах, минутах, часах. Временность сознания есть, с одной стороны, предпосылка овнешненного времени физиков, а с другой - нечто совсем иное, чем то время, которым пользуется обыденное сознание. Время сознания сочетает непрерывность и бесконечную новизну. Неслучайно Гуссерль определял себя как "истинного бергсонианца".
Жизненный мир
Но временность сознания - это не бессмысленная, никуда не ведущая изменчивость. Это не безразличный процесс изменения ради изменения, но именно ток бытия духа. У него есть направление, есть ориентиры. Сама интенциональность обнаруживает себя как ориентированность на что-то. Она - поиск и реализация смысла. Временность - чистое стремление к смыслу. В этом отношении временность сознания исторична. Сознание имеет историю, мир физики таковой не имеет. Для Гуссерля история возможна как стремление к некоторой цели (сам философ предпочитал употреблять термин "телос" - греческое слово обозначающее "цель", "завершение"). Цель всех интенций сознания обнаруживается в некоей исходной интенции, по отношению к которой все другие рассматриваются как способы выразить, достичь ее, вернуться к ней. Цель феноменологиии - разбудить, "реактивировать" эту первичную интенцию. Она конкретизируется философом в категории "жизненного мира" (Lebenswelt). Жизненный мир есть условие самого существования сознания, духа. Он не возникает как результат некоего имения в виду, но, напротив, определяет всякое имение в виду, образуя живой нерв творческой конструктивности жизни. Это первейший и очевиднейший феномен, являющийся основанием всякой научности и рациональности. Он - то, что делает историю историей, являя собой то, по поводу чего, в виду чего, совершается всякое событие.
Проблема истории образует главный интерес "позднего" Гуссерля (периода работы над книгой "Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология"). Философ оценивал в ней европейскую историю, констатировал коренное неблагополучие Европы, фиксируя источники этого неблагополучия и намечая пути его лечения. Глубинная причина болезни Европы виделась Гуссерлю как раз в забвении "жизенного мира", а прямым следствием этого - забвение европейской наукой (начиная с Галилея) смысложизненной проблематики человека. Наука забыла субъекта. Вместо него предметом ее единственного интереса стала природа - нечто внешнее по отношению к человеку, чуждое, описываемое механическими законами. Природа, абстрагированная от человеческой смыслополагающей активности, условна. Но именно эта условность и абсолютизирована, сделалась единственной реальностью, о которой можно говорить с научной убедительностью. Вместо мира, как жилища человека, скроенного по меркам человеческой потребности в смысле, мир превратился в нечто бесчеловечное. В нем человеку нет места. Природа предстала в научной абстракции, чуждой духу. Задача заключается в том, чтобы вернуться к горизонту "жизненного мира", вновь сделать сознание, субъекта центром мира и единственным предметом самостоятельного интереса. Осуществить такой поворот к субъекту, следуя его основным жизненным ориентирам, может только философия. Прообразом подобной философии и является феноменология.
Для дополнительного чтения
Гуссерль Э. Парижские доклады // Логос. Вып. 2., М., 1991.
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии. М., 1994.
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и философия // Культурология. XX век. М., 1995.
Какабадзе З.М. Проблема "экзистенциального кризиса" и трансцендентальная феноменология Э. Гуссерля. Тбилиси, 1966.
Глава 5. Экзистенциальная философия
Философия представляет собой определенный способ выражения. Ее парадоксальность заключается в неподъемности для человеческого языка того дела, ради которого она появилась. В то же время она - именно язык. Всякий раз она пытается рассказать о том, перед чем "слова отступают". Она - способ сказывания о несказуемом. Способ высказать все, что может быть высказано, чтобы яснее стало присутствие в мире того, о чем не может быть речи. Слово - инструмент "уловления". Философия есть то, как она говорит. То, что она говорит, в значительной мере зависит от того, как она говорит. Как философской речи обнаруживается из тех слов, которые она чаще всего произносит. Слово "экзистенция" - одно из самых "слышимых" и "произносимых" слов в западной философии нашего столетия. Не только в экзистенциальной философии, о которой пойдет речь в этой главе. Оно - один из важных элементов философского дискурса XX в. Но, безусловно, в экзистенциальной философии с ним встречаешься чаще всего. Именно в пояснение этого слова-символа, в рамках "тематизации" "горизонта" его "возможностей" обнаруживают себя специфические уже только для этого философского направления термины-экзистенциалы - вина, забота, страх, отчаяние.
Экзистенциальная философия - это не столько единая философская школа со своей дисциплиной, набором приемов и методик, следованием определенной традиции; сколько выражение (достаточно разношерстное) духа времени в специфической тональности. А время это - Европа после первой мировой войны. Экзистенциальная философия - "философия кризиса" в той мере, в какой ее вызвал именно кризис европейского человечества. Катастрофа первой мировой войны (вторая мировая была с этой точки зрения чем-то ожидаемым, логичным, хотя принесла намного больше бедствий, чем первая) обнажила недостаточность европейской веры в прогресс, рациональность истории. То, что произошло, не должно было произойти. Оно не соответствовало позитивистской парадигме европейского мышления, признававшего незыблемость, обусловленных разумом, ценностей XIX в. Оно не вписывалось в концепцию человека - homo sapiens'a, для которого определяющим было познание и освоение внешнего ему мира (природы) и тем самым преобразование самого себя как природного-социального существа. Таковой представлялась родовая сущность человека. Война показала хрупкость, неустойчивость, конечность человека. Его безосновность. Его варварство, т.е. неподчиненность рационально обусловленным нормам жизни. Сама история из чего-то прочного, имеющего внятное для ratio направление, превратилась в рискованное дело, в нечто негарантированное, непредсказуемое. В ней не оказалось повода для оптимизма.
Экзистенциальная философия (философия экзистенциализма) стала мощным откликом на эту катастрофу в европейском сознании. Хронологически она возникла в 20-е годы нашего столетия, хотя многие категории, в ней используемые, прежде всего категория экзистенции, стали осваиваться до этого - в первую очередь датским философом С. Кьеркегором, обоснованно считающимся предтечей экзистенциальной философии. Однако его идеи не получили европейской огласки. Собственно экзистенциалистское движение нашло отклик и получило известность именно после войны. Основные публикации: "Бытие и время" М. Хайдеггера (1927), "Метафизический дневник" Г. Марселя (1927); "Философия" (трехтомник) К. Ясперса (1932); "Бытие и ничто" Ж.-П. Сартра (1943). После второй мировой войны экзистенциализм (в особенности во французской его версии - "Чума", "Бунтующий человек" А. Камю) приобретает мировой размах, завоевывая сторонников даже в тех странах (прежде всего англосаксонских), для которых философский идеал - аналитическая философия и для которых экзистенциальная философия - скорее род литературы. К середине 60-х годов экзистенциализм утрачивает влияние и становится фактом истории западной философии XX века.
Альбер Камю (1913 - 1960) - французский философ-экзистенциалист и писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1957). Родился в г. Мондови (Алжир) в семье сельскохозяйственного рабочего. В Алжире Камю учился в лицее (где встретился с Ж. Гренье, оказавшем серьезное влияние на него как на будущего писателя), затем в университете. После учебы начал заниматься литературной деятельностью, журналистикой, а также пробует себя в театре как актер и как режиссер. В 1940 г. Камю перебирается в Париж. В годы второй мировой войны он возглавляет подпольную газету. Тогда же к нему приходит известность (повесть "Посторонний", философское эссе "Миф о Сизифе"). После войны Камю становится одним из властителей дум европейской интеллигенции. Публикуются его роман "Чума", насыщенный глубокой и разнообразной символикой, самое известное философское произведение "Бунтующий человек", ставятся его пьесы.
Особенности экзистенциального стиля философствования - понятие экзистенции
Экзистенциальная философия - термин достаточно условный. Не все мыслители, о которых пойдет далее разговор, считали себя экзистенциальными философами. Еще меньше тех, кто называл себя экзистенциалистами. Г. Марсель называл свою концепцию христианским неосократизмом. М. Хайдеггер (в то время, когда речь в его произведениях шла преимущественно об экзистенции) - фундаментальной онтологией. Может быть, объединяющим фоном для этого направления являлось преимущественное внимание к человеку, к "изгибам" его души, к ее сокрытым "злым" глубинам, к ее "закоулкам", к ее "подполью", о котором говорит герой "экзистенциального" писателя Достоевского? Верно, что экзистенциальная философия охотно смотрит в человеческое "подполье". Ее в самом деле интересуют в качестве инициирующего материала человеческие переживания. Начиная по крайней мере с С. Кьеркегора, утверждавшего в противовес Декарту, что, чем больше я мыслю, тем меньше существую, и, чем больше существую, тем меньше мыслю, именно переживание (а не мышление - субстанциальный признак человеческого бытия для нововременной философской парадигмы) становится преимущественным почем философской рефлексии. Но что такое переживание? Что в нем вызывает этот пост-классический интерес? Разумеется, переживание человеком своей жизни обусловлено социальными, индивидуальными, психологическими и иными обстоятельствами. Но в них есть и нечто абсолютное, т.е. несводимое к "посредникам". Нужно только уметь их в этом статусе увидеть. "Поймать переживание в его "сиюминутности" (или, по выражению Сартра, как бы "застигнуть на месте преступления"), не дав ему перерасти в рассуждение, в хотя бы зачаточную форму теоретического мышления, оценки обстоятельств. Лишь в таком случае, полагают экзистенциалисты, переживание превратится в своего рода "смотровое окошечко", через которое будет виден мир, каков он есть, каким он от века существует для конечного и бренного человека" [1]. Переживание человеком его существования - вот, пожалуй, центр философского притяжения. Ограничимся пока чисто описательным подходом: экзистенциальная философия - это учение, которое истолковывает реальность через призму экзистенции. Но что такое экзистенция? Существование. Отметим, что, с нашей точки зрения, удобнее при анализе этого направления пользоваться термином "экзистенция". И вот почему. Термин этот взят из латинского языка, и в нем хорошо видна та языковая форма, которая в данном случае приближает нас к сути дела. В глаголе (а существительное existentia происходит от глагола ex-sistere), от которого произошел данный термин, важна приставка ex. Она означает "из", "от". Стало быть, выражается некое движение. Выхождение, выдвижение, про-исхождение и т.д. В русском слове "существование" чувствуется, что речь идет о сути, сущем, бытии, что, конечно, важно. Но не чувствуется мотивов исхождения, перехода. А это, быть может, и есть самое главное. Экзистенция есть выявление, проявление, выступление вперед чего-то. Чего же? Русский эквивалент подсказывает - бытия. Экзистенция является некоторым указателем бытия, проявителем, чем-то, где бытие присутствует, т.е. открыто видимым, явным для рефлексии образом. В человеческих переживаниях (по крайней мере в некоторых из них) налицо бытие. Следовательно, дело не в самих переживаниях как специфических формах жизни человека. Неподдельный интерес к переживанию не превращает экзистенциальную философию в вид антропологии. Она - по преимуществу онтология. Человек интересует ее главным образом потому, что в нем видно само бытие. Экзистенция служит своего рода мостом, по которому мы можем приблизиться к бытию.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |