Редакционный совет серии: 3 страница

дент в течение пяти лет «...отбывал наказание в исправительно-тру­довых лагерях»¹. Несмотря на такие анкетные данные, которые при­вели бы в оторопь любого кадровика, М. Ю. Цирюльников в должно­сти главного конструктора был утвержден.

В Молотовской области мир промышленности, казалось бы, от­деленный колючей проволокой от мира лагерей, на деле пересекался с ним многократно, обменивался людьми, нравами, обычаями, по­рядками, бытовыми неурядицами. И в личных биографиях работни­ков социалистической индустрии или просто горожан, так же как и В жизнеописаниях спецпоселенцев и заключенных прослеживается та же общность судеб, установок, мировосприятия. Социальные роли были разными, тип личности — подобным.

Противоречивое сочетание индустриальной культуры и патриар­хальных традиций, политической пропаганды и старых обычаев, ла­герной жизни и городской свободы, современной промышленности и отсталого сельского хозяйства, пышности отстроенных дворцов на фоне удручающей бедности и убожества бараков и составляло свое­образие местной культурной среды на рубеже 1940—1950-х гг.

Население, эту среду осваивавшее и воспроизводившее, в громад­ном большинстве своем находилось на грани физического выжива­ния. Министр здравоохранения РСФСР в октябре 1948 г. поставил в известность обком ВКП(б) «...о чрезвычайно высокой детской смерт­ности в Молотовской области». В письме содержалась краткая таб­лица:

Показатель детской смертности на 100 родившихся

Временные показатели	город	село	всего
Первое полугодие	16,6	14,9	14,5	14,4	16,2	14,6
июль	15,9	17,1	19,8	31,9	18,2	26,1
август	20,7	15,0	35,2	31,9	29,2	25,8

Из тысячи новорожденных не доживало до года в 1947 г. в горо­дах 166 детей, в селе 145 детей. В 1948 г. соответственно — 149 и 144. Министр просил немногого: «...заслушать план мероприятий облздравотдела по снижению детской смертности и заболеваемости

¹ Материалы к протоколам заседаний бюро обкома ВКП(б). Справка Ци­рюльников Михаил Юрьевич 24.06.1947//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 116. Л. Зб-Зб(об).

в области и оказать помощь в его реализации»¹. Рост детской смерт­ности удалось остановить только спустя годы.

Средоточием всех латентных культурных конфликтов и социаль­ных контрастов был областной центр.

Что представлял собой город Молотов хотя бы в глазах тогдаш­него начальства явствует из нескольких официальных документов: «Объяснительной записки» и письма секретарю ЦК ВКП(б), датиро­ванных 1946 г., и «Справки о состоянии культурно-бытового обслу­живания трудящихся г. Молотова», составленной в 1953 г.

Все документы начинаются с того, что констатируют преобразо­вание старой Перми в «... крупный индустриальный центр Западного Урала и Прикамья»². В другой, более ранней редакции новое состоя­ние города характеризовалось похоже: «...крупнейший на Урале ин­дустриально-транспортный и культурный центр всего Прикамья и западного Приуралья»³.

Город стал большим, распространившимся по площади 62 000 гек­таров, с населением общей численностью свыше 400 000 человек.

Промышленность в городе развивается. Жилищно-коммунальное хозяйство и культурно-бытовое строительство отстают. «В отличие от других уральских городов (Свердловск, Челябинск) в городе Мо-лотове ничего не строилось по линии культурно-бытовых учрежде­ний, — писал А. А. Кузнецову К.М. Хмелевский. — До 1938 строи­тельство не развертывалось, так как город был районным центром Свердловской области, а с 1941 г. до конца войны все внимание было уделено работе промышленных предприятий»⁴.

В глазах областного начальства в первой половине 30-х гг. г. Пермь был медвежьим углом. Когда Свердловскому обкому в 1934 году по­надобилось направить туда нового секретаря горкома — прежний слишком вольно относился к казенным деньгам — человека строго­го, непьющего, ответственного, даже образованного, ему перед отъез­дом подарили «бьюик», явно в порядке компенсации⁵.

¹ Белецкий - Хмелевскому 27.10.1948//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 14. Д. 130. Л. 18.

² Справка о состоянии культурно-бытового обслуживания трудящихся г. Молотова. 1953. Без даты//ГАПО. Ф. р176. Оп. 6. Д. 132. Л. 20.

³ К проекту постановления Совета Министров Союза ССР. Объясни­тельная записка.1946 г. Без даты //ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 133. Л. 4.

⁴ Хмелевский К.М. - Кузнецову А.А. 26.06.1946//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 133. Л. 14.

⁵ См.: Протокол допроса Дьячкова Михаила Николаевича 29.01.1937// ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 11275. Т. 1. Л. 84.

Люди в Перми живут в тесноте: «Б целом по городу жилая пло­щадь на одного человека не превышает 3,5 кв. метра». Больше поло­вины домов — деревянные бараки промышленных предприятий и частные одноэтажные постройки. «Присоединение к водопроводу со­ставляет 19,2%, к канализации — 17,7%, теплофикации сети — 4,3% и с центральным отоплением — 6,7% к общему фонду города»¹.

Все коммунальные сети построены несколько десятилетий назад, до революции, они не дотягиваются до окраинных районов — Киров­ского и Орджоникидзевского, где нет ни водопровода, ни канализации. Там же, где они были некогда проложены, находятся в критическом со­стоянии, постоянно выходят из строя, рвутся в разных местах.

«Городская канализация, построенная в период 1914—1917 гг., со­вершенно изношена. В настоящее время она работает с превышением проектной мощности в 2,5 раза, благодаря чему получаются частые аварии и нередко случается, что нечистоты текут по центральным улицам города»².

Городские мостовые общей протяженностью 594 километра на­поминают местами проселочные дороги и сельские тракты. В боль­шинстве своем (323,5 км) они лишены какого бы то ни было покры­тия. Асфальт и брусчатка лежат заплатами на отдельных участках общей протяженностью не более 50 километров. Машины, чуть уда­лившись от центральных улиц, утопают в грязи или в снегу, бьются об ухабы.

Трамвайная сеть развита слабо. На линию в 1953 г. выходит во­семьдесят вагонов в сутки. Трамваи медленно движутся по ржавым и погнутым рельсам. Люди часами ждут на остановках или идут на работу и с работы пешком³. Когда трамвай, наконец, подходит, его берут штурмом. Те, кому не удаетсясь проникнуть в вагон, едут на подножках, держась за поручни, срываются, получают травмы, даже гибнут. «В большом количестве дорожные происшествия соверша­лись на городском электротранспорте, — докладывал начальник об­ластного УВД секретарю обкома, - за 1953 год из общего количества всех дорожный происшествий на трамвае было совершено — 40, при которых пострадало 42 человека, в т. ч. от нанесенных телесных по­вреждений умерло 10 человек.

Преимущественное большинство этих дорожных происшествий относятся к несчастным случаям, т. к. виновными являлись сами по­страдавшие, которые нарушали правила уличного движения при по­садке в трамвай и высадке из него»¹.

«Город Молотов до сего времени не имеет троллейбусного сообще­ния, что при слабом развитии трамвайной сети затрудняет перебро­ску населения отдаленных районов и создает чрезмерную перегруз­ку трамвайных маршрутов», — отмечалось в «Записке» 1946 года². Тогда руководители города настоятельно просили выделить средства на развитие троллейбусной сети в следующем году. Прошло 7 лет, но троллейбусов в городе так и не появилось. «Автобусное движе­ние, — по оценке составителей Справки, — развито еще слабо. <...> Городское управление имеет 42 автобуса»³.

Назвать такое поселение городом, во всяком случае, городом индустриальным, нельзя. Можно согласиться с мнением А. Чащу-хина: «Областной центр 1950-х представляет собой внушительную агломерацию рабочих поселков, локализованных прежде всего во­круг тех или иных предприятий. Естественно, что взаимосвязь меж­ду ними присутствует, но слабо развитая инфраструктура (дороги, общественный транспорт) еще явно не достаточна для унификации культуры»⁴.

Единство городу придавал центр, образованный учреждениями, символизирующими и осуществляющими власть: государственную, муниципальную, ведомственную. Рядом с ними располагались теат­ры, большие магазины: гастроном и универмаг, несколько рестора­нов и кафе, городской сад и сквер возле Оперного театра — место парадных встреч и неспешных прогулок. Здесь же проходили май­ские и ноябрьские демонстрации. Через один-два квартала теснились вереницы деревянных домов — усадеб, окруженных огородами. По проезжей части мимо лошадок, запряженных в розвальни или в те­леги, проезжали, подскакивая на ухабах, полуторки или пятитонки. Дальше начинались окраины, официально называемые поселками. Попытка в тридцатые годы выстроить вокруг новых заводов социа-

¹ Цикляев - СтруевуА.И.6.02.1954//ГОПАПО.Ф. 105. Оп. 20. Д. 160. Л. 135.

² К проекту постановления Совета Министров Союза ССР. Объясни­тельная записка. 1946 г. Без даты. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 12. Д. 133. Л. 7.

³ Справка о состоянии культурно-бытового обслуживания трудящихся г. Молотова..., Л. 21.

⁴ Чащухин А. В. Школа 1950-х в процессе формирования городской куль­туры//Городские миры. Пермь, 2006.

диетические городки успехом не увенчалась. «Вновь выстроенные рабочие поселки в районе заводов, запроектированные в большинст­ве случаев как поселки социалистического типа, до сих пор этого на­именования не оправдывают, вследствие незаконченности наиболее важных элементов общего благоустройства и отсутствия основных культурно-бытовых учреждений. Эти поселки до сих пор не имеют благоустроенных мостовых, тротуаров и достаточных зеленых наса­ждений. При жилых домах, как правило, отсутствуют вспомогатель­ные хозяйственные постройки»¹. Форпостом новой городской циви­лизации были несколько кварталов Сталинского проспекта: дворец, аллея, сквер за чугунной решеткой. Чуть поодаль начинались бараки, окружавшие плотным кольцом современные заводы. «Город имени В. М. Молотова имеет очень убогий вид», — писал секретарю обко­ма КПСС Ф. М. Прассу маленький чиновник, пожелавший остаться анонимным².

Образ жизни людей вполне соответствовал характеру поселения. Можно назвать его слободским: те, кто жили в собственных домах, держали скот, кормились с собственного огорода, что-то продавали на местных рынках, иногда обменивались простыми продуктами. Ба­рачные обитатели таких преимуществ не имели, зато чаще и больше пили. Вокруг заводских проходных все было обставлено ларьками, торгующими водкой на вынос и распивочно. Когда один из профсо­юзных активистов попытался пресечь это безобразие, его «...ведь не хотели просто слушать, а некоторые руководящие работники просто мне говорили, что я не понимаю политики партии и правительства, что я подрываю этим самым экономику нашей страны»³.

Мимо изможденных, дурно одетых рабочих проезжали в автомо­билях большие начальники — румяные, сытые, под хмельком. До­подлинно не известно, замечали ли они прохожих. Знаю точно, своих подчиненных в машину не приглашали. Язвительный Иван Колпа­ков после рассказа на партийном собрании о том, как ветеранов рево­люции 1905 г. в декабрьскую стужу везли на торжественное собрание в нетопленном автобусе, а мимо них в теплом ЗИМе прокатил пышу­щий здоровьем секретарь горкома, предложил отечественному авто-прому: «... разработать новую конструкцию экономичного двухмест­

ного автомобиля для ответственных руководящих товарищей марки ОРТ, для него и для шофера, так как ведь практически эти дорогие в эксплуатации машины используются не по назначению, в них всегда ездит только один такой ответственный товарищ»¹.

Встреча с начальственным автомобилем для рассеянного пешехо­да могла закончиться больницей. Машина, в которой ехал областной прокурор с детьми, сбила человека и покатила дальше. Свидетели возмутились. Сообщили в милицию. Написали в ЦК. Дело дошло до суда. На следствии водитель оправдывался тем, что только исполнял приказ: не останавливаться, «...ехать дальше, а потом возвратиться на место происшествия и разобраться». Вызванный в суд прокурор объяснил свое поведение так: "Старший сын мне сказал, что какой-то пьяный прыгает на машину Я ответил, что нечего смотреть на пья­ных, и мы поехали дальше". Суд и обком прокурору поверили: «Ви­новность тов. Яковлева в происшедшем случае не установлена»².

Одеты начальники были иначе — в шубы, меховые бурки, вы­глядели по-другому — рослыми, тучными, здоровыми. Говорили, правда, на том же языке — матерном³. Их жены не стояли в общих очередях; отправляли в них домработниц, детей не посылали после семилетки в ремесленные училища. И жили они не в бараках, а в про­сторных квартирах, иногда даже благоустроенных — с водой, газо­вой колонкой, теплым сортиром и телефоном. Местом встреч руко­водящих работников были либо частные квартиры, либо специально созданные и тщательно охраняемые объекты, вроде несколько раз упоминаемой в современных документах «нулевки» при заводе име­ни Молотова или «дачи» при заводе имени Кирова.

Видимый контраст жизненных условий порождал у рабочих чув­ства протеста, прорывавшиеся в ходе всех политических кампаний. Социальная напряженность в г. Молотове находила свое выражение не только в росте бытовой и уличной преступности, но и во множе­

¹ Выступление тов. Колпакова. Апрель 1956 г.//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 23. Д. 115. Л. 108-109.

² Пономарев М. - Шкирятову М.Ф. 20.04.1953//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 20. Д. 179. Л. 167.

³ В 1955 г. ответственные работники областного аппарата внутренних дел на партийном бюро журили заместителя начальника управления: «Допус­кать мат заместителю начальника управления — это некультурно. <...> Он иногда даже не замечает, когда говорит матом. <...> Аппарат наш вырос — и руководителю говорить с работником матом нельзя». Протокол заседания партийного бюро партийной организации УМВД по Молотовской области. 19.04.1955//ГОПАПО. Ф. 1624. On. 1. Д. 154. Л. 46-48.

стве анонимных писем, десятками, если не сотнями отправляемых в партийные и карательные инстанции.

Жизнь города Молотова, или несколько шире, области с тем же названием, отличалась пестротой и рассогласованностью. Советские политические ритуалы (демонстрации, митинги, собрания, полити­ческая учеба) соседствовали здесь с отправлением древних религи­озных обрядов. Индустриальные технологии внедрялись посредст­вом традиционалистских обычаев господства — подчинения. Ар­хаичные практики выживания дополнялись техниками рыночного обмена. Новые слова, разученные в школе, в армии, или на заводе, приобретали магическое значение оберегов перед всемогущими си­лами власти. Вера в высшую справедливость, воплощенную в вож­де, оборачивалась недоверием и неприязнью к начальству. Лагерная преисподняя обжигала ноги лояльных и законопослушных граждан. Скудость быта символически компенсировалась пропагандой успе­хов. Все было зыбко, непрочно, насыщено тревогами и страхами.

РАЗОРЕНИЕ ДОМА ЛАРИНЫХ Молотовские медики в политической кампании 1947 г.

Суд чести над профессорами Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскиным, со­стоявшийся 5—6 июня 1947 г. в Москве, положил начало полити­ческой кампании, имевшей своей целью опорочить и, в конечном счете, разорвать все связи между отечественными и зарубежными научными учреждениями. Ее организаторы намеревались проучить академическую и вузовскую интеллигенцию, не утратившую было­го представления о корпоративной солидарности и профессиональ­ной этике¹.

Ретроспективный взгляд на эту кампанию позволяет обнаружить в ней одно из звеньев в длинной цепи мобилизационных акций, при помощи которых сталинское руководство стремилось заново интег­рировать общество, восстановить в полной мере социалистические институты, поколебленные войной. По замечанию лысьвенского пар­тийца Карпова, за время войны «разболтались, забыли бдительность, забыли убийство С. М. Кирова. Сейчас надо крепко поработать, что­бы навести порядок в партийном доме»².

Власть намеревалась покончить с остатками социальной и куль­турной автономии людей науки в советском унифицированном об­ществе при помощи нового идеологического инструмента. Речь шла о советском патриотизме, означавшем на языке официальной пропа-

¹ О деле Н. Г. Клюевой-Г. И. Роскина см.: Есаков В., Левина Е. Дело КР. Суды чести в идеологии и практике послевоенного сталинизма. — М: Ин­ститут российской истории РАН, 2001. В этом фундаментальном исследо­вании содержится детальный анализ политической кампании: ее генезиса, содержания, меняющихся форм и последствий.

² Информация. Лысьва. 26 августа //ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 141. Информация обкома партии в ЦК ВКП(б) и райкомов, горкомов партии об изучении и проработке коммунистами области закрытого письма ЦК ВКП(б) по делу Клюевой и Роскина. 22.05.1947-18.11.1947. - С. 72/об/

ганды «... беспощадную борьбу... против раболепия и низкопоклонст­ва перед иностранщиной и чуждого советскому народу буржуазного космополитизма»¹.

Внедрение советского патриотизма в такой редакции в сознание всех без исключения слоев населения Советского Союза являлось стратегической задачей первой идеологической пятилетки. Такой статус присвоил новой политике один из ее вдохновителей и органи­заторов А. А. Жданов².

Политические кампании сталинской эпохи представляли собой зрелищные акции, выстроенные по законам театра и выдержанные в духе классицизма с его назидательностью, патетикой, сюжетной последовательностью, языковым каноном и строгим распределени­ем ролей. О влиянии классицизма на социалистический реализм в литературе некогда писал А. Синявский: «Начиная с 30-х гг. окон­чательно берет верх пристрастие к высокому слогу, и в моду вхо­дит напыщенная простота стиля, которая свойственна классицизму. <...> Многие слова стали писаться с большой буквы, аллегориче­ские фигуры, олицетворявшие абстракции, сошли в литературу, и мы заговорили с медлительной важностью и величественной жес­тикуляцией»³. От спектаклей XVIII столетия политический театр сталинской эпохи отличало отсутствие дистанции между сценой и зрительным залом. Профессиональная игра на публику дополня­лась самодеятельными выступлениями политических профанов. Основное действо, разыгранное на столичных подмостках, воспро­изводилось затем на митингах и собраниях, пленумах и заседаниях, конференциях и активах. В зависимости от замысла организаторов варьировались формы публичности, количество участников и их состав. Вопрос состоял в том, какие группы населения предполага­лось «встряхнуть», иначе говоря, вырвать из структур повседнев­ности, поставить перед необходимостью обновить модели поведе­ния, разорвать или ослабить институциональные связи, ввергнуть в состояние социального хаоса. Одни политические темы полагалось обсуждать в закрытых собраниях. Другие — в обстановке полной гласности. Функционировал многоступенчатый механизм вовлече­ния населения в политическую кампанию. Предусматривалось до­

¹ Данилов А. А., Пыжиков А. В. Рождение сверхдержавы. СССР в первые послевоенные годы. М.: РОССПЭН, 2001. С. 161.

² См.: Там же, С. 163.

³ Синявский А. (Абрам Терц) Путешествие на Черную речку. — М.:Изо-графус, 2002. С. 132.

зирование информации в зависимости от социального и политиче­ского статуса участников. Рядовые участники должны были дейст­вовать в соответствии с заданным каноном, озвучивать написанные роли. На практике, однако, политические статисты далеко не всегда действовали в соответствии с режиссерским замыслом; они вносили в кампанию личные, партикулярные моменты: на свой лад перели­цовывали сюжет, придумывали реплики, не обращали внимания на полутона, пропускали сюжетные повороты, огрубляли фабулу, вно­сили изменения в список действующих лиц. Не стала исключением из этого правила и кампания 1947 г.

В закрытом письме ЦК ВКП(б) «О деле профессоров Клюевой и Роскина» все персонажи политической кампании были расставле­ны в надлежащем порядке. Каждый из них символизировал разные проявления осуждаемого зла. Главные персонажи — упомянутые в заголовке ученые — это сомнительные граждане СССР, лишенные патриотического чувства. «Их обвиняли в том, что движимые тще­славием, честолюбием и преклонением перед Западом, они поторо­пились сообщить о своем открытии на весь мир»¹. Только что снятый с должности министр здравоохранения СССР Г. А. Митерев — де­ляга, неспособный защитить государственные интересы². Акаде­

мик — секретарь недавно созданной Академии медицинских наук В. В. Парин — американский шпион¹.

Предназначенная В. В. Ларину роль была сугубо служебной. Он должен был олицетворять моральное падение, от которого партия и советская общественность спасали несознательных и амбициозных ученых, которых еще раз призывали к бдительности, напоминали: врагом может оказаться каждый: и член правительства, и академик, и врач. Такова была дань традиции, обязывающей за каждым непра­вильным поступком видеть вражескую руку. Но повторимся, глав­ными фигурантами кампании были совсем иные персонажи: интел­лигенты, забывшие о своем патриотическом долге, однако, не совер­

шившие уголовных преступлений. Общественная критика давала им шанс на исправление. Люди на сцене символизировали пороки ин­теллигентной публики в зале. Разоблачение и моральное осуждение признанных специалистов (никто не ставил под сомнение научные заслуги создателей круцина¹), увенчанное странным и непонятным наказанием — общественным выговором, должны были послужить уроком для других ученых-естественников².

С закрытым письмом ЦК ВКП(б) полагалось ознакомить партий­ный актив и коммунистов, работающих и обучающихся в вузах.

Молотовский областной комитет, получивший его 23 июля, спус­тя две недели сообщил в ЦК о состоявшихся в районах пленумах и активах. За единственным исключением, речь о котором пойдет впе­реди, партийные активисты равнодушно отнеслись к новой кампа­нии. По первому впечатлению, она их не слишком касалась: научное открытие, московская профессура, американское посольство — все это было очень далеко от текущих дел: сенокоса, подготовки к по­севной. Чтение письма и сопутствующих ему документов занимало около трех часов³. Районным работникам, собранным по этому по­воду в душных пропыленных и прокуренных помещениях, явно не хотелось в них долго задерживаться⁴. В отчетах, направленных с мест в обком, перечислены вопросы: «Клюева и Раскин(') — члены пар­тии или беспартийные? Как могло случиться, что Клюеву недавно избрали депутатом в Верховный Совет РСФСР? Почему мало дали наказание? Почему суд чести проходил открыто, а письмо ЦК по это-

¹ Противораковый антибиотик. — Прим. ред.

² Читаем в записной книжке А. А. Жданова: «Не единичное дело. Пере­житки среди отдельных слоев интеллигенции еще сохранились. После того, что произошло, после той роли, которую сыграл для человечества и циви­лизации СССР, пресмыкательство порочно». См. Есаков В., Левина Е. Дело КР...., С. 140. «Цель вмешательства Сталина, замечал по этому поводу зару­бежный наблюдатель, — лишить академические круги чувства спокойной уверенности и относительной свободы от контроля со стороны партии». Ша­пиро Л. КПСС. L., 1990. С. 737.

³ См.: Бирюков - обком ВКП(б). Без даты//ГОПАПО.Ф. 105. Оп. 13. Д. 141. Л. 15.

⁴ Со временем высшая инстанция учтет эти обстоятельства и мобилизует мастеров художественного слова для участия в кампании. Драматурги изго­товят соответствующие пьесы: «Закон чести»/А. Штейн/, «Великая сила» / Б. Ромашев/, «Чужая тень» /К. Симонов/. Московские и областные театры включат их в свой репертуар. По пьесе Штейна будет поставлен фильм. Ор-кестрированные и аранжированные таким способом политические идеи ста­нут более доступными рядовым гражданам.

му поводу закрытое? С чьего ведома и зачем понадобилось бывше­му министру здравоохранения заключать с американцами договор о передаче открытия за лабораторное оборудование? Разве у нас нет своего оборудования?», там же приведены ответы, часто невразуми­тельные. Районные секретари ничего не знали о партийности про­штрафившихся ученых и уж тем более не могли сказать, что такое суд чести, или на какой срок осужден В. В. Парин¹. В отчетах попадается ремарка: «Вопрос оставлен без ответа». В кратких выступлениях не­многочисленные ораторы призывали к бдительности, напоминали о вражеском окружении («Домработница у директора завода — тоже немка»), бранили трофейную лебедку, по случаю доносили: «о слу­чае восхваления пожилым бухгалтером — бывшим земским служа­щим — пенсионного дела царской России. Я, говорит, теперь бы не работал, а жил бы на пенсию, которой мне хватило бы»².

С вузами вышла неувязка. Московские чиновники, либо не по­смотрели в календарь, либо имели смутное представление о режиме работы учебных заведений. Более того, как выяснилось, профессоры и доценты свой отпуск проводили вне города. Разъехались и студен­ты. Парторгам удавалось собрать по 15 — 30 человек: не собрание и не актив. Докладчики зачитали письмо ЦК, переписали поступившие вопросы и составили соответствующе справки. Секретарь обкома по пропаганде 5 августа отправил первую информацию в ЦК ВКП(б). В послании самокритично указывалось, что «...с письмом ознаком­лена лишь незначительная часть коммунистов вузовских парторга­низаций». В связи с этим Молотовский обком просил разрешения вновь зачитать письмо ЦК на закрытых партийных собраниях в на­чале сентября. Секретарей вузовских парторганизаций специально предупредили о необходимости стопроцентной явки коммунистов³.

«Особую остроту обсуждению этого вопроса научными работника­ми гор. Молотова, — указывалось в "Информации", — придает то обстоятельство, что Парин учился в Молотовском государственном университете, окончил его в 1925 г. Здесь же в медицинском инсти­туте он был аспирантом, а затем ассистентом и доцентом кафедры нормальной физиологии до 1931 г. Одновременно он руководил ка­федрой нормальной физиологии в педагогическом институте. В на­стоящее время в Молотовском медицинском институте работает в ка­честве заведующего кафедрой восстановительной хирургии родной брат Ларина, член партии. Работал профессором и главным хирургом госпиталей области его отец, умерший весной текущего года»¹.

Здесь автор письма несколько смягчил ситуацию. В сложной сис­теме иерархических связей, характерных для сложившегося порядка управления, по отношению к Молотовскому медицинскому институ­ту В. В. Парин исполнял роль патрона. Имя Ларина служило руко­водству вуза паролем, открывавшим ему двери в высокие медицин­ские /и не только медицинские/ инстанции. В краткой официальной исторической справке, посвященной юбилею института, в перечне из трех имен его «бывших воспитанников — ныне крупных деятелей в области здравоохранения и медицинской науки» имя профессора В. В. Ларина упоминается со всеми титулами: и академика-секретаря АМН, и даже бывшего зам. наркома здравоохранения СССР². Симво­лическими функциями дело, однако, не ограничивалось. В. В. Парин покровительствовал научным исследованиям в Молотовском ин­ституте, размещал заказы, обеспечивал квалифицированную оценку выполненных работ, по мере возможности оказывал помощь в обес­печении нужным оборудованием, заботился о награждении отличив­шихся ученых. Занимая во время войны должность уполномоченно­го Наркомздрава СССР по борьбе с эпидемиями, Парин не только инициировал работы проф. А. В. Пшеничнова и доц. Б. И. Райхера по разработке простого и доступного способа получения сыпнотифоз­ной вакцины, но и добился его внедрения в массовое производство. Широкое применение вакцины позволило предотвратить эпидемию тифа в действующей армии и в тылу. Создатели вакцины, также не без деятельного участия В. В. Ларина, получили Сталинские премии³.

¹ Лященко - Пегову 5.08.1947//ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 13. Д. 141. Л.21.

² Материалы о 30-летнем юбилее Молотовского медицинского институ­та. (1916-1946 г.) 24.03.1944-11.01.47//ГАПО. Ф. р.1117. On. 1. Д. 17. С. 12.

³ См.: Очерк деятельности Молотовского медицинского института в пе­риод Великой Отечественной войны (1941 — 1945 г.), составленный ректором

Впрочем, надо сказать, что связь была двусторонней. Мединститут также оказывал встречные услуги своему покровителю. В нем обу­чались в аспирантуре дети министерских чиновников и московской профессуры, в том числе дочь г. И. Роскина¹.

Патерналистские практики, реализуемые В. В. Лариным по отно­шению к молотовскому мединституту, вряд ли основывались на сен­тиментальном чувстве бывшего выпускника к покинутой alma mater. Определяющее значение, вероятней всего, имели деловые и семейные связи. Заместитель наркома лично знал многих сотрудников институ­та, с некоторыми из них работал в Свердловске, о других мог выслу­шать нелицеприятное мнение собственного отца — профессора Васи­лия Николаевича Парина. В семейном клане именно он — старик Па­рин — до последних дней жизни исполнял ведущую партию. В преда­ниях сохранился рассказ, как отец настоял на том, чтобы оба его сына защитили докторскую диссертацию в один и тот же день в одном и том же совете. Подчиняясь прихоти главы семейства, В. В. Парин, бывший к тому времени директором Свердловского медицинского института, отложил на время собственную защиту².

Дата добавления: 2015-09-29