Началось с того, что загадочным и весьма неприятным образом вымок весь табак. Хотя, если откровенно, ничего загадочного в этом не было – дожди шли пятый день, а кто-то крайне безалаберный поленился

Началось с того, что загадочным и весьма неприятным образом вымок весь табак. Хотя, если откровенно, ничего загадочного в этом не было – дожди шли пятый день, а кто-то крайне безалаберный поленился как следует упаковать мешок с жизненно важным продуктом. Личность этого кто-то тоже не была ни для кого секретом, но в слух это имя гномы не произносили и даже неприличными жестами не показывали – исключительно из уважения к Гэндальфу, который, конечно же, не мог впарить им в команду такого болвана иначе как по исполненному высшей мудрости и непостижимому для простых смертных замыслу. Но легче от подобных мыслей не становилось – курить хотелось неимоверно. На третий день таких страданий гномы, наверное, забыли бы об уважении к волшебнику (который все это время продолжал пыхать своей трубкой, даже не подумав угостить остальных, а потом и вовсе исчез) и отвели бы душу на источнике всех неприятностей, но тот, видимо, почувствовал опасность и вовремя подсуетился.
Когда вечером отряд расположился на привал, поужинал и уже готов был возроптать по причине отсутствия привычного средства убиения времени, хоббит появился неведомо откуда с полным кисетом, к которому тут же обратились все глаза и носы.
- Я, в общем, это… извиниться хотел, - выдавил полурослик виновато, ковыряя грязь волосатой ступней.
Его, конечно же, сразу простили. Все тут же радостно повытаскивали трубки, кисет пошел по кругу… А потом наступило утро.

******
Торину Оукеншильду уже доводилось просыпаться с больной головой. В последний раз – после битвы Азанулбизаре, где ему прилетело по шлему чьей-то палицей, а до того – лет семьдесят назад, после распития с братом на двоих какой-то бочки из дедовского погреба. Собственно, в этом погребе и рядом с этой бочкой они и проснулись, и там же были обнаружены взволнованной родней. Рука у Трора была тяжелая – ею он надолго отшиб внукам тягу к чрезмерному потреблению сомнительных зелий. С тех пор Торин всегда знал меру в вине и куреве, а много лет спустя и сам оттаскал за уши племянников за аналогичный проступок. И вот оно вернулось – то незабываемо-отвратное ощущение головы, в которой вроде бы нечему болеть, но болит все равно. И так же как тогда, в далекой юности, он не мог вспомнить, что и как именно привело его в столь плачевное состояние.
А вокруг со стоном и оханьем отрывали от земли гудящие головы остальные члены команды. Слева приходил в себя Бофур, на котором почему-то не было ничего, кроме ушанки и портупеи. Справа помогали друг другу подняться Фили и Кили, оба отчего-то в синяках и ссадинах. Бильбо довольно бесцеремонно перешагнул через Короля-под-Горой и, пошатываясь, побрел в кусты. В сторонке Двалин потирал здоровенную шишку на татуированной лысине, причем вместо древних рун кожу теперь украшали синенькие цветочки и разлапистые листья неизвестного растения. Остальные члены отряда частью отсутствовали, частью были неравномерно разбросаны по территории.
… Первое, что сделали гномы мало-мальски оклемавшись – отловили хоббита, который почему-то очень не хотел возвращаться. Но его мнения никто особо не спрашивал, и прижатому к стенке, точнее к сосне Бильбо пришлось колоться.
- Ты где траву брал, вредитель?! – рычал Торин ему в лицо, расплескивая вокруг брызги гнева.
Полурослик помялся немного, но, окинув взглядом суровые лица вокруг, решил, что лучше уж сразу начистоту.
- У Гэндальфа спер.
- Что? Как? Вот это наглость! – заголосили вразнобой опешившие гномы.
Хоббит виновато пожал плечами:
- Ну а что? Надо же было попрактиковаться – вор из меня пока так себе… И потом, я ваш табак испортил.
- Ничего умнее ты придумать не мог! – пробасил кто-то грозно. – Таскать зелья у волшебника!
- Так он же сам это курит! И тому, на кроликах, понравилось.
- Так тот ведь тоже волшебник, хоть и на голову ушибленный!
Хоббита хорошенько встряхнули и, наверное, поколотили бы, не явись в этот самый момент Фили и Кили, которых отправили осмотреть окрестности. В радиусе двадцати метров вокруг лагеря им удалось обнаружить поваленные деревья со следами рубящих ударов, вытоптанную траву, оборванные цветы, многочисленные следы крови, дохлую ящерицу и подштанники Бофура. Отсутствующие члены отряда нигде замечены не были.
- Отлично! – припечатал Торин таким тоном, что можно было не сомневаться – все хуже некуда. – Так, объявляю военный совет! Сейчас все садимся и рассказываем, кто что помнит со вчерашнего вечера.
- Дядь, а ты уверен? – с сомнением протянул Фили, потирая ссадину на лбу.
- Может мы все-таки не хотим этого знать? – конкретизировал его брат, с тоской разглядывая собственное отражение на плоской боковине клинка. Огромный фингал не только не красил его, но и начисто лишал возможности смотреть на мир обоими глазами.
- Так, салаги, отставить нытье! – отрезал родственник и командир. – Имейте мужество взглянуть правде в глаза!
Больше спорить с ним никто не стал. Гномы расселись вокруг погасшего вчерашнего костра и принялись вспоминать.

**********
- Так, в первую очередь я хочу знать, кто повалил деревья! – возгласил Торин, едва все успели занять свои места.
- Так ведь ты, дядь! – пожал плечами Фили, крайне удивленный вопросом.
- Серьезно? - настолько растерянным Короля-под-Горой не видел никто и никогда. Такого удара под дых в самом начале совещания он не ожидал.
- Ну да, - второй племянничек хихикнул в кулак. – Это в самом начале было, тебя первого вшты… В смысле, ты глубже всех затягивался. А потом вскочил – и за меч… А ты не помнишь?
- Не помню! Видимо… старая контузия, вот!
- Ага. И еще орал «Азог, сучья морда, я тебя в эльфийский лист порубаю!»
- В общем, ты уж прости, но нам с братом пришлось тебя связать, - горестно вздохнул Балин, подрезая кинжалом опаленные концы пышной бороды, – а то б ты собственных племянников в эльфийский лист порубал.
- А потом? – выдохнул окончательно деморализованный предводитель отряда.
- Ну, разве ж истинного короля гномов простой веревкой удержишь! – снова вступили родственнички.
- Ты, дядь, аки герой легенды, движением могучего плеча разорвал путы…
- И убежал...
- В лес…
- Сражаться с орками…
- И, судя по количеству поваленных деревьев, ты их победил!
- И дрова теперь рубить не надо.
- А ящерку… тоже я убил, - протянул победитель сосен совсем уж тоскливо.
- Нет. Ящерку, скорее всего, не ты, - Кили поднял убиенную гадину за хвост, внимательно разглядывая. – Во всяком случае, следов от ударов топора на теле не обнаружено.
- Судя по всему… - Фили выхватил тушку у брата, повертел в пальцах и авторитетно заключил: - Судя по всему, смерть наступила в результате отравления... Или инфаркта.
- Так, с этим разобрались, - резюмировал Торин, усилием воли возвращая себе самообладание. – А вам двоим кто рожи разукрасил?
Братья замолчали и смущенно потупились, из чего можно было сделать вывод, что говорить они не хотят. Однако же, в результате проведенного прямо на месте допроса с пристрастием выяснилось, что сказать им особо нечего – обоим начисто отшибло память, хоть они и честно старались ее вернуть.
- И это называется взрослые гномы! Бойцы! – Пробасил Торин, поняв, что выколачивать из племянников признание бесполезно – после того, как они друг друга отколошматили (а усомниться в этом любящему дяде не позволял многолетний опыт), родительские тумаки будут каплей в море. – Герои с каменными головами! Что творят, не соображают, что было – не помнят! Эльфы малахольные!
- Уж кто бы говорил, - пробурчал себе под нос Фили, за что тут же получил подзатыльник от Двалина.
А вот взгляд Кили в этот момент зажегся живой мыслью. Он даже приподнялся, словно стараясь дотянуться до пролетающего над головой воспоминания. Потом сел обратно и мрачно протянул:
- Кажется, вчера моему брату-дегенерату показалось забавным выражение «эльфийский лист»…
- И что? – оскорбленный брат ничего такого решительно не припоминал.
- Не помнишь! – младшего буквально накрыло лавиной воспоминаний и понесло по склону. - А кто вчера орал, что у нас тут вообще слишком много эльфийского завелось?! Кто говорил, что с луком на войну только остроухие бабы ходят – чтоб в случае пленения можно было выдать за арфу? И что это были за пошлые намеки насчет бороды?
- В смысле?
- В смысле «без бороды – не мужик»! Это ты на половую несостоятельность намекал, выкидыш балрога, или, прости Эру, на… – заметив, с каким неодобрением смотрят на него старшие, Кили осекся. И обиженно шмыгнув носом, добавил совсем тихо: - А потом еще обозвал меня сыном Трандуила…
- А ты, значит, решил оспорить это утверждение? – заключил дядя.
- Ну конечно! Кто ж такое спускает!
- Ну, если уж откровенно, не совсем так все было, - Бофур поскреб затылок под ушанкой.
Кили посмотрел на него, как на кровного врага, но правдоруба это не остановило.
- Ваш младшенький вчера весь вечер у реки просидел, медитировал на свое отражение. А потом начал ко всем приставать - уж очень волновал его вопрос, он ли на свете всех милее. Мы, конечно, посылали его по матушке, да простит нас Ее Светлость, а он ни в какую! Почему, говорит, меня девки не любят, если мне до совершенства всего полметра не хватает.
- Ну чистый эльф! – снова некстати озвучил Фили, за что получил уже от Торина. Его брату тоже досталось. Видимо, за вчерашнее.
- И ты тоже хорош, старший! Ну, приключился у брата очередной подростковый кризис, так что, сразу в морду?! Тебе мать никогда не говорила, что внимательное отношение и душевный разговор – лучший способ воспитания? – и для убедительности отвесил племяннику еще одну оплеуху.
- Так ведь я, того… - виновато протянул родственничек, - Из-за травы этой смотрю вчера на Кильку – и вижу гада остроухого. Вот и подумалось: может, нам его подкинули? Ну и захотелось проверить, умеет ли он драться как настоящий гном!
- Это тебя подкинули, - раздраженно фыркнул в ответ Кили! – Меня и мама всегда больше любила!
- Она тебя жалела, потому что ты вечно бежал к ней плакаться по любому поводу! А любит она больше меня, потому что я – гном и на отца похож.
- На тролля горного ты похож! А мне она всегда говорила…
- Заткнулись оба! - рявкнул Торин, со злости врезав кулаком по бревну, на котором сидел. – Больше всех ваша мать любит Эребор! Тебя, - он ткнул пальцем в Кили,- никто не подкидывал, просто ты в бабушку пошел. И все у тебя в порядке с лицом и с девками, просто девок в Синих горах раз два – и обчелся. А ты, - он обратился ко второму племяннику, - даже слишком похож на своего папашу, тому тоже после третьей кружки вечно эльфы мерещились. И вот этого ваша мать точно не одобрила бы!.. А теперь пожмите друг другу руки и продолжим.
Братья зыркнули друг на друга и нескрываем раздражением, но возражать не решились. Король-под-Горой обвел своих подданых тяжелым взглядом. Все старательно отводили глаза, делая вид, что скандал в благородном семействе их никоим образом не интересует, и вообще, они тут только потому, что начальник приказал. А раздражение меж тем никуда не девалось, и неизвестно, чем бы все кончилось, не появись в это самое время Дори с букетом каких-то травок.
- Ой, а вы чего даже воды не согрели? – поинтересовался он, как ни в чем не бывало. – Я вот тут подобрал кое-чего для чаю.
- Тебя где носило, - глухо зарычал предводитель, перенося свой гнев на вновь прибывшего.
- Так в лесу, - тот невинно улыбнулся. – Ах, знали бы вы, на какой чудесной поляне я провел ночь, и какие дивные сны мне снились!
- Нам бы для начала узнать, как мы сами ночь провели, - хмуро пробурчал Двалин. – У тебя там, в венике, нет случайно чего-нибудь от потери памяти.
- Увы-увы… Но зато у меня есть чабрец, душица, и пустырник. И, глядя на ваши милые лица, я понимаю, что это именно то, что надо. Предлагаю всем сейчас попить чаю, а потом вы продолжите свою занимательную беседу.
- Согласен, - устало выдохнул Торин, которому все это уже порядном надоело. – Так, мелкие, за водой! Вы двое нарубите… в смысле, соберите дрова и разведите костер. А ты оденься наконец уже!.. И постарайтесь пока вспомнить, кто ободрал ромашки, чья вокруг кровь, куда делись остальные и почему у тебя, - он ткнул пальцем в Двалина, - цветочки на лысине.

*************
Травки Дори оказали не менее волшебный эффект, чем травка Гэндальфа, но по счастью с противоположным знаком – нервы у всех успокоились и мысли изрядно прояснились. Вскорости на запах чая подтянулся Нори. Он был насквозь мокрый, и помнил только, как ловил в реке русалку. Объяснить доходчиво, что такое «русалка», он так и не смог.
Потом откуда-то появился Бифур. Тот, как оказалось, вообще вчера не курил.
- Я инвалид, - голосом прораба, вынужденного в пятнадцатый раз объяснять бестолковым новичкам технику безопасности при работе в шахтах, заявил гном.- Мне здоровье надо беречь! Какие уж тут сомнительные травки.
Гномы выслушали его с благоговением и дружно закивали, твердо решив с понедельника тоже начать беречь здоровье. Только, увы, сообщить по теме Бифур ничего не смог – одним из последствий его ранения была удивительная способность мозга отключаться сразу, как только тело примет горизонтальное положение, а железный обломок в голове – вертикальное, и не включаться до тех пор, пока кто-нибудь не перевернет первое или не пошевелит второе. Ничего не удалось добиться и от другого почетного ветерана, Оина – к тому после первой же затяжки вернулся слух, и обрадованный старик ушел на соседнюю поляну слушать сверчков. С рассветом, правда, слух снова его покинул.
Попытка растолкать все еще спящего Глоина успехом не увенчалась. После семнадцатого пинка гном приоткрыл глаза, обвел сотоварищей мутным взглядом, приподнял голову, застонал, уронил обратно, послал всех к Мандосу и снов захрапел. Бомбура и Ори по-прежнему нигде не было видно.
- Значит, придется собирать вчерашний вечер по частям, - заключил Торин. – Кто что может сказать про ромашки? Или, может, у кого-то еще есть компромат на товарищей? А то вы, я смотрю, помните что-то о других, но не о себе.
- Ооо, про ромашки я могу сказать, - Дори поднял руку, прося права высказаться. Ему позволили. – Часть из них была заварена в дивном напитке, который мы только что пили. А вчера я, знаете ли, подумал: вот проснемся мы утром, захотим чаю, а заварить-то и нечего! Надо заранее позготовить…
- Ну-ну, - фыркнул Балин, - поэтому надо было ободрать всю поляну?
- Ага! – Подхватил Фили, - причем не только эту!
- На соседних та же картина, - не остался в стороне его брат.
- Все цветы оборваны…
- И аккурутно сложены в кучку…
- Для коровы хватило бы…
- На год!
- Бедные пчелы, им будет нечего есть! - Фили в притворном ужасе схватился за голову.
Тут дядюшка посмотрел на разошедшихся недорослей своим фирменным суровым взглядом, и оба замолчали.
- Рад, что вы помирились, и снова друг друга поддерживаете, - одобрил Торин. – Будем считать, что с ромашками мы разобрались. Следующий вопрос на повестке дня: что за стриптиз тут устроил Бофур? И, главное, для кого!
- О, это я помню! – жизнерадостно осклабился Кили, счастливый возможностью отомстить. – Это не стриптиз был, это… как бы это выразиться…
- Мне вообще-то снились две дивные эльфи в прозрачных сорочках. И вы даже представить себе не можете, что они вытворяли! – припечатал Бофур и демонстративно отвернулся, давая понять, что никакой другой версии не примет.
- Да? – младший правнук покойного Трора приподнял брови в фальшивом удивлении. – А я вот помню, как ты вчера пытался приобщиться к миру магии.
- То есть? – заинтересовался Нори.
- Ну, то есть заявил, что в нем пробудился великий Дух Ушанки и начал сливаться с природой. В смысле, срывать с себя одежду и обниматься с березками. А потом поймал ящерицу и объявил, что сейчас ей тоже станет хорошо. Ящерка, правда, оказалась не приучена к табаку или что там у Гэндальфа и, - Кили горестно вздохнул, - скончалась, когда новый друг зверушек и грибов пытался ее накурить.
- Бедная, - всхлипнул Дори, посмотрев на тело несчастной рептилии, все еще лежащее на камне.
- Повезло ей, - хмыкнул Фили, – умерла от удовольствия.
Растерянный Бофур повернулся обратно, недоверчиво косясь на свою жертву, и как-то совсем жалостно протянул:
- Но я же помню, там были эльфы! – больше ему сказать было нечего. Пожалуй, впервые в жизни.
- Вообще-то, - вдруг робко подал голос Бильбо, до того предпочитавший помалкивать, дабы снова не попасть под раздачу, - так и было, но уже потом. И вообще-то за дивную эльфу ты принял меня.
- А ты? – любитель межрассовой порнушки разом сбледнул с лица.
- А я что? – Пожал плечами взломщик. - Я сбежал. Хоббит я, или где?
Облегченный вздох Бофура пронесся над поляной легким ветерком.
- А я?
- А ты сказал, что все бабы стервы, - припомнил вдруг Балин, - еще затянулся по этому поводу с Глоином и пошел увековечивать свои видения на лысине моего брата.
Все взгляды тут же обратились к упомянутом артобъекту. Похоже, гэндальфова трава и Дух Ушанки накануне открыли Бофуру портал в параллельный мир. Во всяком случае, в Средеземье растение с такими листиками (похожими на ладонь с растопыренными пальцами) точно не росло.
- Тааак, понятно, - заключил Торин. – Почему ты, Двалин, позволил ему заменить Заповеди Дьюрина на этот абстракционизм я даже спрашивать не стану. Но, может, кто-нибудь объяснит мне все-таки, кого тут вчера убивали?
Ответом ему стал старинный напев, вдруг донесшийся со стороны ближайшего холма. Среди чахлого березняка кто-то старательно выводил мелодию гномской народной песни, известной каждому с пеленок.
Гномы прислушались.

Если вдруг какой нахал
Плохо про тебя сказал –
Не ругайся, не кричи,
А секиру наточи, -

советовал кому-то березняк голосом Ори с характерным кхуздульским акцентом.

- Сразу видно, что ты гном, -
отвечала ему зелень голосом Бомбура, -

Не боишься драки.
Всех порубишь топором
Аж до самой срааа-азу видно, что ты гном!

А потом птицы дружно снялись с веток и вымяли в небо, а ветви берез тревожно закачались, потому все гномы разом подхватили припев. Ибо ни один истинный казад не может молчать, услышав мотив древний, как сами камни Казад-Дума и бесконечный как пропасть Балрога:
Мория, Мория,
Джинджахарья Мория,
Субарабум бабарук,
Казад Гвентур, Казад Дум.

Следующий куплет затянул Бофур, всегда готовый повеселиться, даже если не вовремя и не к месту:
А у нас-то в Мории
Девушки красивые:
Половина кра…
И он осекся на полуслове. Ну а кто бы сохранил самообладание, увидев ТАКОЕ?

..С покрытого редкими березками холма спускались Ори и Бомбур, с ног до головы перемазанные кровью, хворостинами погоняя перед собой бледного однорукого орка. У обоих на плечах красовались свежие шкуры варгов, на шеях висели ожерелья из клыков, в глазах еще не до конца угасла ярость боя. Орк, избитый и ободранный, бежал впереди на подгибающихся ногах, изо всех сил стараясь хоть немного отстраниться от жалящих прутьев и безуспешно прикрывая затылок единственной ладонью. Едва завидев впереди короля гномов, он тут же бросился к нему, упал в ноги и со слезами на глазах затараторил что-то на своем языке.
- Что он такое говорит? – робко поинтересовался Бильбо.
- Просит его убить, - ответил немного растерянный Торин. – Говорит, пусть уж лучше его честно прикончит кровник, чем разорвут на части эти… - предводитель замялся, пытаясь подобрать адекватный перевод.
- Думаю, смысл выражения «уКУрук-казад» мне и так ясен, - отмахнулся Хоббит.
- Нет, ты посмотри какой наглец! – воскликнул подошедший Бомбур, потрясая дубиной, ухватил орка за шкирку и отшвырнул подальше от предводителя.
- Да как он смеет пачкать сапоги королю Эребора своей немытой рожей! – поддержал напарника Ори и тут же отвесил пленнику пинка.
Орк взвыл и повалился лицом в пыль. Столпившиеся вокруг гномы растерянно переводили взгляд то на него, то на новоявленных оркоборцев, то на кровника-спасителя.
- Где вы его взяли? – строго спросит наконец-то взявший себя в руки Торин.
- Так сам пришел, - пожал плечами Бомбур. – Подкрался, гад, пока вы тут отдыхали!
- Тридцать их было, и столько же шавок, - уточнил Ори. – Я ж как раз в карауле стоял. Смотрю – ползут! А я один - у вас как раз веселье, неудобно как-то беспокоить. Хорошо хоть Бомбур вовремя подошел, вместе мы их одолели! – и младший гном победоносно вскинул к небу бурый от засохшей крови перочинный ножик. Как он с таким оружием, пусть и при поддержке Бомбура, умудрился одолеть орочий отряд, оставалось только гадать.
- А вот этот, - снова вступил толстяк, от души пнув Азога, - удрать пытался! Но мы его отловили! Хотели в реке утопить, а потом подумали: ты ж его сам убить хотел.
- Поэтому примите от нас сей скромный дар в знак глубочайшего почтения, - заключил Ори, и поклонился.
Торин покосился на Азога, явно не зная, что делать. Добивание поверженного, тем более не тобою, врага плохо согласовалось с королевскими представлениями о чести. С другой стороны обижать подданных, преподнесших такой сюрприз, было бы в высшей степени невежливо. Тем более что именно эти подданые прежде никогда…
- Так, об этом потом! – повелительно поднял руку предводитель, наконец-то ухватив за хвост главную мысль. – Вы, двое, что вчера делали?!
- Я стоял в карауле! – отрапортовал Ори.
- А я со всеми, - подхватил Бомбур.
- А потом?.. Ты говори! – король ткнул пальцем в толстяка.
- Нууу, сидел, курил… Как все!
- Ничего себе «как все»! – нервно хихикнул за королевским плечом кто-то из племянников. Дядюшка, не оборачиваясь, призвал его к тишине локтем в бок.
- А дальше.
- Дальше… Дальше что-то странное началось. Вроде, ни вина, ни браги не было, а вы все как пьяные. Не иначе, какая-то веселящая травка в табаке. А я сижу, затягиваюсь – и ни в одном глазу! И так мне обидно стало. Ладно, бегаю я плохо, дерусь тоже неважно, но и это еще можно пережить. Но почему ж я даже накуриться не могу как все нормальные гномы?!
- Ну, это как раз понятно, - по-гэндальфовски лукаво подмигнул Балин. Ему в силу возраста и положения дозволялось говорить даже тогда, когда король велел всем заткнуться. – При такой массе тела тебе требуется в два раза больше вина или дурмана, чтобы утратить разум.
- Ты назвал меня толстым? – насторожился Бомбур. Странное дело – прежде никакие замечания относительно фигуры его не волновали.
- Я назвал тебя крепким на голову, - возразил старик. – Можешь продолжать свое повествование.
- Ааа, ну да… Так вот сижу я, а кругом веселуха! Сперва узбат всех мечом по поляне гонял, потом все узбата ловили, потом Дори заявил, что ему срочно надо найти цветок папоротника, а то завтра нечего будет в чае заваривать, и куда-то ушел. Потом мальцы заворушку затеяли, а Балин и Двалин взялись выяснять, у кого лоб крепче. Только Балин шлем надел, а Двалин и не заметил. Разок ударились, и все, в отключку. А тут еще Бофур со совей ящерицей… Короче, посмотрел я на это дело и пошел к Ори. В дозоре ночь стоять всяко приятнее, чем наблюдать за чужим весельем.
- Да уж, веселье, - саркастически хмыкнул Торин. – Только чего-то ты недоговариваешь.
- Да как на духу! – возмутился толстяк.
- Признавайся, трубку с собой взял?
- А то как же! Она у меня хоть и без волшебного эфекту, но все ж таки тоже дым какой-никакой.
- Ага. И этому курить давал?
Ори разом покраснел до кончиков ушей.
- Я только разочек, честно-честно, - от стыда к нему вернулась прежняя манера речи. – Всегда хотелось попробовать, а братья не разрешали.
- Ну, тогда все понятно, - проскрипел Оин, – толстяк все не мог накуриться, а мальчишке и пары затяжек хватило.
- А потом, видно, накрыло и Бомбура, - проявил догадливость Бильбо и тут же испуганно замолчал.
- А орки появились до того как ты начал курить, или после? – вернул всех к обсуждаемому вопросу Торин.
- После, - еле слышно вдавил окончательно покрасневший Ори. – Но они там уже были, честно-честно! Просто я до этого все больше вас слушал, как вы грозились всех в эльфийский лист порубать, а тут вдруг в сторону леса прислушался – а там они.
- Леса?
- Вооот той березовой рощи.
- Я, видно, даже в бреду чуял опасность, - с досадой пробормотал себе под нос Торин. – Но когда враг появился, я был уже связан.
- Угу, а когда вырвался – побежал в другую сторону, - племяннички дружно заржали, и на этот раз король даже не стал их наказывать.
- И вы, значит, вдвоем перебили отряд из тридцати орков?
- Выходит… Выходит, что так. – Бомбур, похоже, только сейчас осознал масштабы содеянного, и был удивлен ими не меньше остальных. – Они похватали своих раненых, и бежать, а мы за ними. Такая, знаете, злость меня одолела.
- Видно, наконец-то проснулся в тебе боевой дух истинного казада, - Оин многозначительно поднял указательный палец к небу.
- Да нет, - замялся новоиспеченный герой, - просто… Просто этот бледный, их вожак, меня толстяком обозвал…
Словно в ответ на упоминание о бледном орке раздался истошный вопль – Двалин ухватил попытавшегося под шумок отползти в кусты Азога за шиворот, с размаху приложил о ближайшую березу и швырнул к ногам короля.
- С этим-то что делать будем?
- С этим? – Торин смерил взглядом своего кровника, который теперь казался слишком жалким, чтобы пачкать об него руки. – Скинь его в пропасть и проследи, чтобы долетел до дна. Будет пытаться вылезти – закидай сверху камнями.
Никакой пропасти поблизости не было. Да что там, даже жалкого оврага не наблюдалось! Но Двалину не надо было разъяснять смысл королевских слов – он молча кивнул, заставил Азога подняться и, заломив ему руки за спину, погнал куда-то в лес.
Пока он ходил, остальные гномы, довольные тем, что загадка вчерашнего вечера так благополучно разрешилась, занялись наведением порядка в лагере и приготовлением ужина. На пробуждение и последующие выяснения был затрачен почти целый день, солнце уже клонилось к закату, и отправляться в путь не имело смысла.
Вскоре в большом котле уже кипел суп, в кружках дымился очередной отвар от Дори, а собравшиеся у костра гномы и хоббит вели самые обычные мирные беседы. Когда с ужином было покончено, все по привычке потянулись за трубками - но руки замирали на полпути к карманам. Повторения вчерашней ночи не хотелось никому.
И тут в наступившей тоскливой тишине, нарушаемой только стрекотом сверчков, послышалось пение – кто-то из гномов еле слышно мычал себе под нос «Морию». Ему ответил другой, третий… Вскоре уже все собравшиеся стройным слаженным хором без слов старательно выводили древнюю мелодию - совсем как тогда, в доме Бильбо. И вот, наконец, Торин своим бархатным баритоном, от которого у любой эльфи ноги подкосились бы, затянул:
Вот ты в кузницу вошел:
Как красиво вай-вай-вай...
Если хочешь мне помочь,
Отойди и не мешай!

Этот куплет он особенно любил. Проверенные и отшлифованные веками слова не раз спасали наследному принцу Эребора нервы в те времена, когда тому приходилось самолично орудовать молотом.
Следом гномы в дружном порыве грянули припев, от которого Бильбо до костей пробрало, но присоединиться к хору он так и не решился. Зато звуки великой песни пробудили все еще спящего Глоина, и следующий куплет затянул уже он, приподнявшись на локте:
От тебя жена ушел,
А потом пришел опять.
Коль пустил ее ты в дом,
Не мужчина ты, а гном!

Скупая мужская слеза скатилась по щеке рыжебородого вояки. Видно, было для него в этом куплете что-то очень личное... После припева вступил Кили, приосанившись и старательно копируя кхуздульский акцент, хотя на самом деле говорил на Всеобщем абсолютно чисто:
Чэрэз рэчку, чэрэз мост
Стаит лыпавый бероз.
Если ты миня не любишь,
Я зарэжу твой атэц!

Торин одобрительно хлопнул племянника по плечу, мол, вот так и надо с комплексами бороться – и над поляной вновь загремело тринадцатиголосое «Мория, Мория…»
И тут взгляд Бильбо случайно упал на всеми забытую ящерицу. В голове что-то щелкнуло, как взломанный замок, и хоббит, перекрикивая хор, завопил:
- Стойте! Послушайте! Я знаю…
Тринадцать гневных взглядов тут же впились в него даже не кинжалами – копьями! За прерывание коллективного исполнения «Мории» В Казад-Думе обычно подвешивали за ноги над пропастью и роняли на камни. В Эреборе просто били морду.
- Что ты знаешь? – Голосом не предвещающим ничего хорошего, поинтересовался Торин.
- Как убить дракона! – смело ответил хоббит, ибо чувствовал, что за такую идею ему простят даже поджог балиновой бороды, о котором на минувшем разборе он скромно умолчал. – Дракон – он ведь ящерица! А ящерицы не выносят дыма гэндальфова табака. Значит, нужно просто раздобыть его побольше и разжечь у Смога под носом!
- И ты это сделаешь, - не спросил, а скорее констатировал Торин, и улыбнулся…

Конец

Обоснуй (о бороде).

Пожалуй, Бильбо покривил бы душой, если бы сказал, что поход состоял сплошь из одних трудностей и неприятностей – по крайней мере, в первые дни.

Поначалу он, правда, старался держаться поближе к Гэндальфу с Балином и с опаской относился к гномам помоложе — особенно к тому, кто в достопамятный вечер знакомства чистил сапоги о сундук его матушки. Хоть юными они были лишь относительно — Бильбо подозревал, что самый младший из компании прожил на свете вдвое больше него самого — но думать о них иначе попросту не получалось. Более того, совсем скоро хоббит осознал, что незаметно для себя начинает проникаться симпатией к озорным племянникам Торина, с легким сердцем смеется над их проделками и раз за разом засиживается с ними до глухой ночи, занятый беззаботными беседами обо всем на свете.

Фили и Кили никогда не видели Эребора, поэтому, говоря с ними, Бильбо не мучился тем ощущением неловкого сочувствия — или сочувственной неловкости? — что преследовало его в разговорах с остальными. Родовая гордость в племянниках Торина, конечно, играла, но они неизменно говорили о королевстве своих предков с плохо скрываемым восхищенным любопытством – точно таким же, какое испытывал и хоббит.

Впрочем, далеко не все время разговор шел о серьезных материях вроде возвращения их народу украденной Горы. Чаще всего Бильбо и сам не понимал, кто и как перескакивает с одной темы на другую — поэтому, видно, время и струилось сквозь пальцы, то и дело оставляя им на сон лишь пару-тройку часов. И все же, несмотря на усталость, он дорожил этими беседами: они уводили его мысли далеко-далеко от дракона, с которым им предстояло встретиться, и снисходительных взглядов Торина, которые впились ему в память еще в Бэг-Энде. К удивлению Бильбо, и то, и другое одинаково сильно мешало спокойному хоббичьему сну.

Вот и в этот раз братья вроде бы начали с чего-то насущного, вроде того, чья завтра очередь сторожить пони, но какими-то неведомыми путями отклонились от темы и сейчас уже объясняли несведущему в их обычаях вору, почему у Дори борода заплетена, а у Балина — нет. Какое-то время Бильбо молча впитывал тонкости гномьей иерархии, а потом, отвлекшись, задал Кили давно мучивший его вопрос:

— А ты сам… почему бороду не отпускаешь?

— Да не растет, чтоб ее… — пожаловался тот. — Я уж чего только не пробовал! Даже к Гэндальфу совался, спрашивал, может, кореньями какими смазывать или чем там…

— А он что?

— А он — Гэндальф.

— А Гэндальф — это он, — вставил Фили.

— Вот именно. Юный Кили, говорит… — Тут Кили попытался изобразить, как волшебник размеренно попыхивает трубкой после каждого слова, и его брат покатился со смеху. — Природа, говорит, не любит, когда ее торопят — ни в великом, ни в малом. И сидит улыбается, я же вижу! — насупившись, закончил парень.

— Ну, у самого вон какая вымахала, еще бы не улыбаться! — поддержал Бильбо сочувственным тоном, старательно пряча собственную ухмылку.

— Вы только Двалину не говорите, мистер Бэггинс. Засмеет ведь.

— И не думал даже, — сердечно заверил хоббит. — А он-то что? Он же сам лысый!

— Дак это лысина! — воскликнул Кили горько, на мгновение забыв о спящих вокруг, и тут же, спохватившись, добавил шепотом: — Это совсем другое!

— Ты не горячись… — попытался успокоить его брат.

— Как тут не горячиться, если мне даже отец, вон, сказал: из тебя бы, может, сносная дочка получилась, да и девчонки к такому возрасту уже перестают с луком и стрелами играться!

— Ну, он же так шутит!

— Да знаю, что шутит… Все равно паршиво.

Кили печалился редко, но если уж начинал, то делал это, как и все остальное — от души.

— А Торин тебе не рассказывал про себя-то? — раздался тут из полумрака голос, без сомнения, принадлежащий Бофуру. Хотя, казалось, гном до этого мирно спал — но его, видно, разбудил возглас отчаяния.

— Не очень Торин любит рассказывать, о себе уж подавно. Обычно этим Балин занимается, — заметил Бильбо с доброй усмешкой.

— Да, он при нем вроде летописца, — кивнул гном в ответ, не подумав оскорбляться за старшего. — Ну, а в этот раз я скажу. Ты-то, Кили, мал больно, но братец твой должен помнить Торина в его весну.

— Не знаю, мистер Бофур… — Фили сунул в рот кончик заплетенного уса, задумчиво пожевал и улыбнулся. — Если только весна эта была с грозами, потому что Торин как наводил на меня страху, так и наводит.

— А ведь и правда, это ж было до того, как вы родились. Мальчишки нынче растут, что живот у пьяницы, скажи, Нори? — тут он ткнул в бок лежащего рядом товарища, и тот согласно забормотал во сне. — Вроде только-только перестал жуков по карманам прятать, а не успеешь оглянуться — уже король…

— Так вы к чему это, господин гном? — напомнил Бильбо.

— А, да. Я к тому, что в молодые годы Торин тоже красавцем не был. Тощий, что твоя осинка, усы не лезут, хоть тресни. Борода — не борода, одно название, а уж лицо… — Бофур махнул рукой. — Будто эльфы ковали. Умора! Мы его и звали эльфом, для смеху. Ох, он ярился!

— Он их уже тогда не любил? — удивился Бильбо.

— Да не то, чтобы… но долго ли юнца разозлить? Может, оттого еще и не любит, — усмехнулся гном и покачал головой.

Кили заметно повеселел, видимо, представляя, как будет когда-нибудь щеголять с такой же шикарной шевелюрой, как у дяди. Его брат тут же повеселел за компанию.

— Этот-то, вон, в отца пошел, золоченый весь, — продолжал старший гном, кивнув на Фили. — Ну, а ты — в матушкину родню. Так что все приложится, не сомневайся. Как потом Торин вымахал! Бороду мог бы и еще отпустить…

— А что мешает? — удивился хоббит, перебирая в голове всех по очереди гномов. И вправду, у остальных участников похода, за исключением молодняка, бороды были куда более впечатляющие — ну, или их заменяли хотя бы шикарные усы, как у самого Бофура.

— Да, говорит, пока на трон не сядет, ему, мол, не пристало длинней отца отращивать. А у Трейна… Эти-то ничего не помнят, мелюзга, даже королей своих не видали, — покачал Бофур головой. Кили и Фили между собой притворно оскорбились на «мелюзгу» и заворчали. — У Трейна борода была Смаугом опаленная и больше не росла. Вот он и режет, чтоб не забывать.

— Интересно, Торин хоть что-нибудь вообще по другим причинам делает? — вырвалось у Бильбо прежде, чем он успел поймать себя за язык.

На это Бофур не ответил, только посмотрел многозначительно и невесело.

Юные гномы резко притихли, почуяв перемену настроения, и настороженно перевели взгляд с одного на другого. Бильбо решил, что эта тема не просто так показалась ему неудачной, и уже собирался было извиниться за невольную грубость…

— Вот же зарядили: растет — не растет, делает — не делает, — раздался вдруг сонный и крайне недовольный голос Глоина. — А как ему прикажете, мистер Бэггинс, плюнуть и забыть? Вернем себе гору, тогда опять будет первый во всяком плясу, сами увидите. А сейчас спите уже!

Тут он приподнялся на локте и зыркнул прямо на Кили. Паренек, ойкнув от неожиданности, попытался спрятаться за свой лук.

— И вы спите, оба! И радуйтесь, что ничего не растет, а то оттаскал бы, собственной бородой клянусь! — Несмотря на эту леденящую кровь угрозу, глаза его в свете догорающего костра снисходительно смеялись. — Рассвет, вон, подбирается, и Торин ваш с первым лучом всех поднимет, как пить дать. — Он снова отвернулся и устроился поудобней. — Прямо что ли попоной его накрывай, чтоб хоть один разок проспал…

Сердитая тирада окончилась так же внезапно, как и началась, перейдя в неразборчивое бормотание, а потом и вовсе в звонкий храп.

Представив себе эту картину — крадущегося к Торину под покровом ночи здоровяка Глоина с попоной в руках — Бильбо, как ни старался, не смог удержаться от смешка. Молодежь с облегчением к нему присоединилась. Бофур снова заулыбался и, опять махнув рукой, плотнее укутался в свое одеяло.

— Что будет, никто не знает, — шепнул он напоследок, уже полусонно. — Да я бы не отказался еще раз повидать его веселым.

Из-за гор на востоке выглянул первый луч утреннего солнца. Потом, поразмыслив, решил дать путникам еще четверть часа и милостиво спрятался за низкие облака.

Как ныне сбирается Торин и Ко
В поход на великого Смога.
Их гору загадил зловонный дракон
(И злата похитил немного).
Волшебника Гэндальфа взяв за хомут,
Все гномы к далекому Дейлу идут.

Препятствия ждут их на этом пути,
Страшны и опасны дороги.
А значит, им хоббита надо найти
(У них волосатые ноги).
Где Торин застрянет башкою вперед,
Там хоббит пролезет (и что-то сопрёт).

"Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Да будут светлы твои лета,
Зачем ты лишил меня, сцуко, платков?
Ты, Гэндальф, ответишь за это!"
Но Гэндальф лишь трубочкой пыхал своей
И дым выпускал из ушей и бровей*.

Брели они днями, брели по ночам,
От голода в скалах дичали.
"Орлы!" -- на берёзе волшебник кричал.
"Бараны! -- орлы отвечали. -
- Три фарлонга леса сожгли без труда!
От гоблинов с варгами меньше вреда".

Добрался отряд до заветной Горы,
Уселся у Южной террасы.
Но если б не Бильбо, до этой поры
Сидеть им, глодая лембасы.
Где гномы тупят, исходя на субстрат,
Там хоббит поможет (хоть будет не рад).

И вот уничтожен чудовищный враг,
Пируйте и радуйтесь, братцы!
Но Торин поднялся и вымолвил так:
"Сначала здесь нужно убраться!
Где гном пировал и доспехи ковал,
Бесстыжий чешуйчатый все заплевал".

Тем временем скачет к горе Трандуил -
Эльфийский король лицемерный,
Закован по уши в волшебный мифрил.
С ним эльфы и лось его верный.
(Царю, чтоб не выглядеть так же, как все,
Приходится часто скакать на лосе).

-- Отдай-ка нам, Торин, четвертую часть
И можешь идти восвояси.
Иначе мы с лосем изволим напасть.
Расклад, я надеюсь, вам ясен?
"Нас только что, братцы, смешали с говном!" -
И вскинул свой меч разъярившийся гном.

Сошлись они в битве, и тишь под Горой
Нарушили крики и стоны.
А в центре метался наш главный герой,
Тряся голубым Аркенстоном.
И гоблины ждать не смогли в стороне:
Их варги как раз подоспели к войне.

Настигла героев бы смерть у Горы,
Но все повторилось сначала:
Волшебник кричал восхищенно: "Орлы!"
"Бараны! -- Орлы отвечали. -
Азог этих гномов упрямых возьми!
Кой черт вы полезли сражаться с людьми?"

* * *
Прощается с Торином каждый отряд,
Их битва навек примирила.
А Бильбо и Гэндальф на горке сидят
И делят доспех из мифрила.
Бойцы вспоминают, как всё началось...
И в красный закат
Удаляется
Лось.
______________
* -- Один лишь волнует вопрос малышей: что Гэндальф курил до колец из ушей?

Дата добавления: 2015-09-29