Лужники: по-прежнему «Черная тайна»?

Никто не хотел убивать

Лужники: по-прежнему «Черная тайна»?

21.07.90 «Московский Комсомолец»

…Накануне выпал снег и резко похолодало. Ветер гонял по полю рваную простыню поземки и сворачивал ее в прозрачно-белесые воронки меж рядов стадиона. Первый день обычной серой московской зимы с черными трещинами голых веток на низком потолке грязного неба…

Но футбольное лето продолжалось. «Спартак» (Москва) — «Хаарлем» (Голландия) — при чем здесь непогода). И пятнадцать тысяч самых отчаянных все-таки пришли на стадион.

Сидеть на промерзшей скамейке при десятиградусном морозе и леденящем ветре — занятие не из приятных, поэтому каждый согревался как мог: самые запасливые — теплой одеждой, другие — известно чем…

На последних, добавочных, минутах взметнулись во второй раз красно-белые шарфы: победа! И толпы окоченевших зрителей двинулись к выходу.

Они еще не знали, что спустя несколько минут шестьдесят шесть из них будут лежать мертвыми на холодном бетоне, многих увезут без сознания, что этот матч запомнится не как победный, а как одна из самых крупных катастроф на стадионах мира…

Не знали, что следствие и суд будут выполнять спецзаказ, обвинив в случившемся невиновных.

Не знали, что даже сегодня, через 8 лет, и заказчики, и исполнители беззакония — кто останется в своем служебном кресле, а кто и поменяет его на более высокое. Нам кажется, что лучше поздно, чем никогда. Точки над «i» в этой истории должны быть расставлены…

Как это было

Ручейки человеческих тел вливались из одиннадцати секторов трибуны в тускло освещенный коридор и соединялись в настоящий поток. Народу было так много, что можно было не переставлять ноги — толпа все равно несла тебя к выходу. Сначала было даже как будто весело…

— Но когда я увидел странно, неестественно как-то запрокинутое лицо парня со струйкой крови из носа и понял, что он без сознания, мне стало страшно, — вспоминает сейчас Сергей Ильичев.

От давления на лицах сквозь поры выступала кровь. Кто-то разбил бутылку «Фанты», осколки от которой не смогли даже упасть на пол. Зажатые между телами, они рвали одежду и резали людей. Позже врачи с ужасом глядели на багровые кровоподтеки — отпечатки складок одежды, пуговиц, застежек. Некоторые очевидцы утверждают, что самые слабые погибали уже здесь, в коридоре. Их обмякшие тела продолжали двигаться к выходу вместе с живыми.

Там, на лестнице № 1 Большой спортивной арены Лужников, и произошло самое страшное.

Кто-то споткнулся и упал. Те, кто попытался помочь, остановились и были немедленно смяты потоком, повалены и растоптаны. О них продолжали спотыкаться другие, гора тел росла. Лестничные перила не выдержали, «выстрелив», отлетели в сторону. Прогнулись железные прутья толщиной в палец, и люди, ничем не задерживаемые, стали падать вниз на бетонный пол.

— Я не стал ждать, пока меня столкнут, — рассказывает чудом уцелевший Максим Бычков, — прыгнул сам. На меня тут же упал кто-то еще, и я потерял сознание. Очнулся в «Склифе»…

Его другу тоже «повезло». Он прыгнул неудачно, нога его, застрявшая между прутьями лестницы, сломалась. Парень повис вниз головой. Теряя сознание от невыносимой боли, он не знал тогда, что это его и спасло. Упади он вниз — ему вряд ли удалось бы избежать участи других, которые были раздавлены о бетон грудой тел.

…Скоро на полу и ступенях лестницы остались только мертвые и потерявшие сознание. Некоторым еще можно было помочь, но оказавшиеся среди зрителей и случайных прохожих врачи не смогли пробиться сквозь плотную цепь милиции и военных, окруживших место трагедии. Кто-то вызвал скорую. Сначала увезли живых, в каждую машину запихивали по четыре-пять человек В приемном покое больницы Склифосовского их выгружали и ехали за новой партией; Трупы складывали штабелями перед памятником Ленину. Ими занялись позже.

Следователь не шутит…

20 октября 1982 года. Для многих этот день стал черным. Сейчас нельзя уже, наверное, утверждать, что погибших было больше, хотя об этом говорят почти все очевидцы кошмара. Многие приводят цифры за триста, ссылаясь при этом, конечно же, на свои собственные воспоминания. Но это не доказательства. В поисках последних, разрабатывая почти безнадежную версию, мы побывали и в Бюро судебно-медицинской экспертизы, и в моргах, и в больнице Склифосовского. По словам свидетелей, в Лужниках погибли двое угличских ребят, о которых ни во время следствия, ни в суде не было сказано ни слова. Найти никого не удалось. Правда, послушав работников всех этих контор, людей, которые нам встречались, мы не можем с уверенностью утверждать, что в деле фигурируют реальные цифры. Как нам объяснили, покойник может и потеряться, если он умер не в своей постели при нотариусе и враче. Еще жив был Брежнев, и регистрационные книги отделов загс образца 1982 года болели тем же, чем и наш бывший лидер: они умели забывать. Почти от всех свидетелей, не знакомых между собой, мы слышали рассказы о погибших братьях-близнецах. Причем эти рассказы сами были как близнецы, сходились даже в мелочах. Говорят, мать этих ребят после их смерти сошла с ума, отца не было. Но все это слухи…

Потом было следствие. Бригада юристов под руководством следователя по особо важным делам прокуратуры г. Москвы А. Л. Шпеера преследовала только одну цель. Нет, не разобраться в причинах трагедии и наказать виновных. Совсем наоборот — защитить их, подставив других, чтобы, как выразился сам Шпеер, «успокоить общественное мнение». О, не спешите возмущаться, премногоуважаемый Александр Львович! Нам знакомы ваши аргументы, которыми вы год назад в пух и прах разгромили публикации «Советского спорта». Но вам просто повезло, ведь корреспонденты с самого начала пошли по неверному пути, на котором, кстати, чуть не оказались и мы. Легким он казался, этот путь — доказать, что погибших было больше, чем в материалах дела и тем самым доказать некомпетентность следствия. Легким, но неверным и половинчатым.

…Мы, вообще-то, понимаем следователя. Как обычно говорится в таких случаях, «у него не было другого выбора». И, как это ни банально, никто не подозревал тогда, о перестройке. Подобные и даже более трудные дела проворачивались без сучка и задоринки, ведь за спинами следователей и судей стояли сильные мира сего. По их заданию и действовали, не боялись, что когда-нибудь это ретивое исполнение спецзаданий обернется и против заказчиков, и против исполнителей. Боялись одного: не сменили бы милость на гнев…

Но дело Лужников гнева не вызвало. Шпеер и К° работали вдохновенно, на подъеме, не абы как.

…Заказ требовал отвести удар от милиции. Почему? Главную причину вы узнаете позже, а пока подумайте: разве могла в то время наша бравая милиция оказаться хоть в чем-то неправой? Ни в коем случае! И шестеренки, приведенные в движение на верхних этажах, завели хорошо смазанный, отработанный механизм.

Срочно потребовались козлы отпущения. Вникнув в суть дела, Шпеер сообразил очень быстро: комендант Большой спортивной арены — раз, директор — два. Очень скоро следователь по особо важным делам в первый раз нарушает закон. Оба оказываются за решеткой, хотя не пытались скрыться и не являлись социально опасными. Шпеер объяснил им это просто:

— Вам же будет лучше. По городу ходят слухи, что вас хотят растерзать, ведь погибло много фанатов «Спартака»…

Согласитесь, очень оригинальное решение. Но мы можем предложить еще оригинальнее. Давайте нас всех посадим за решетку, ведь в Москве жуткий разгул преступности. Бандитам не останется ничего другого, как перерезать друг друга…

Смех смехом, но сквозь слезы.

Шпеер ничего не боялся и бесстрашно откровенничал с общественным защитником директора БСА Юрием Константиновичем Меркуловым:

— Да, я понимаю, что оба не виноваты. Им чтобы выговор по административной линии влепить, и то постараться надо. Но и вы меня поймите (внимание! центральная фраза! — Авт.), нужно успокоить общественное мнение…

— А вы сделайте по-другому, — предложил тогда Меркулов. — Выйдите на улицу и арестуйте шестьдесят шесть человек. Первых попавшихся. Тогда, будет совсем справедливо: за каждого погибшего — один посаженный.

— Шутите? — обиделся Шпеер.

— А вы?

…А следователь не шутил. И слепленное им обвинительное заключение тоже не было шуткой и задачу свою выполнило прекрасно. Давайте его почитаем…

«Подсудимые обвиняются…»

…В том, что они (комендант БСА Ю. Л. Панчихин и директор В. А, Кокрышев. — Авт.) «не организовали очистку трибун и лестниц от снега и льда, которые стали одной из причин напряженной обстановки на БСА, и безусловно осложнили эвакуацию зрителей… В этих условиях они не приняли необходимых мер для безопасной эвакуации зрителей, что привело в конечном итоге к образованию давки и тяжелым последствиям». Вполне логично вроде бы, да? Но почему Шпеер, без сомнения, съевший собаку на особо важных делах, не знал, что лестница № 1, на которой все и произошло, находится под крышей и, следовательно, никакого льда и тем более снега там быть не могло? И еще один вопрос. Почему он не обратил внимания на «План обеспечения охраны общественного порядка на БСА Центрального стадиона им. В. И. Ленина», утвержденный ГУВД Мосгорисполкома, где черным по белому написано, что милиция обязана «следить, чтобы во время входа и выхода зрителей не образовывалось скопления большого количества людей с целью предотвращения несчастных случаев»? И вообще, почему столь важный документ в деле фигурировал лишь как мало что значащая бумажка?

Панчихин и Кокрышев обвиняются в том, что «контролеры покинули свои рабочие места задолго до установленного времени, в самый ответственный момент — при эвакуации зрителей». Но подумайте, что могли бы сделать семь старушек-пенсионерок, окажись они на месте? Что они могли сделать, если оказались бессильными больше двух тысяч блюстителей порядка? Пополнить собой список погибших?!.. Не аргумент? Ладно. Но в том же «Плане обеспечения…» опять-таки вполне разборчиво написано, что «не разрешать контролерам уходить со своего рабочего места до окончания мероприятия на БСА» — обязанность отнюдь не коменданта и не директора — милиции.

Не раз ссылаясь на «План расстановки внештатных контролеров», который и нарушил якобы комендант БСА, следствие выдвигает его как один из важнейших аргументов обвинения, но забывает почему-то, когда и при каких обстоятельствах был рожден этот документ. Шпеер, наверное, не помнит? Зато помнят Панчихин и Меркулов…

Комендантом Памчихин к моменту трагедии работал всего лишь около двух месяцев.

— Да, — вспоминает он, — разговоры о создании такого плана велись. Но дальше дело не шло…

А потом, во время одного из допросов, Шпеер попросит Панчихина нарисовать, как бы он расставил контролеров теперь, с учетом уроков трагедии, И ничего не подозревающий Панчихин, студент-вечерник юридического факультета, делает грубейшую ошибку: рисует на клочке бумаги довольно-таки корявую схему с маленькими человечками. А через некоторое время Шпеер приносит ему тот самый «План расстановки…», отпечатанный уже на листах бумаги:

— Рисовал? Ну, так подпиши теперь. Застой в разгаре, дело — верняк, не имеющая никакой юридической силы (без печати, даты, не утвержденная администрацией стадиона) бумажка становится чуть ли не самым веским доказательством.

Почему?! Что случилось со Шпеером? Ведь не мог не понимать он, что идет на подлог!..

…И наконец последнее — на первый взгляд серьезное обвинение: «раз на трибунах оказалось много подростков без сопровождения взрослых, а также лиц. в нетрезвом виде, значит, служба контролеров работала неудовлетворительно». Но в не раз уже упоминавшемся здесь «Плане обеспечения охраны общественного порядка» без всяких оговорок и нюансов опять-таки говорится, что следить за этим — обязанность милиции.

В этой колоде фальшивых карт есть еще несколько перлов. Ну, например, «не обеспечили надлежащую подготовку мероприятий по охране общественного порядка». Простите, за что же мы тогда милиции деньги платим? Или еще, уже из области уголовно-процессуальной казуистики: «ненадлежаще выполняли свои служебные обязанности вследствие небрежного к ним отношения»…

Но оставим в покое изящную словесность. Все это не стоит вашего внимания, уважаемые читатели. Обратите лучше внимание на последний из «серьезных» пунктов обвинения. Он не случайно оказался в деле, ведь среди погибших оказалось много молодых болельщиков, э точнее говоря, фанатов. Вот здесь и зарыта собака этого дела…

Письмо с того света

Оно лежит перед нами на редакционном столе, не дописанное до конца. Его передала нам мать Олега Викторова, погибшего в тот холодный день:

— Он писал в вашу газету. Не успел… Ушел туда…

«…Мы, группа молодых болельщиков московского „Спартака“, просим вас сделать все возможное для того, чтобы обеспечить порядок на стадионах и вокруг них. Этот порядок в последнее время постоянно нарушается… работниками милиции. Да, именно они стали с недавних пор узаконивать беззаконие. При входе нас постоянно обыскивают, выворачивают карманы, заставляют снимать шарфы и шапочки красно-белого цвета. На матч „Спартак“ — „Металлист“ нас не пустили только за то, что на наших куртках были наклеены эмблемы общества „Спартак“. При этом тебя могут буквально вытолкать взашей, обругать, нередко даже нецензурно…

На стадионе нас могут выгнать по любому поводу (даже за хлопки бывает), а иногда и без повода (кто-то крикнул, а выводят весь ряд, а то и несколько рядов).

Складывается впечатление, что милиция хочет обеспечить на стадионах покой наподобие кладбищенского…».

Как в воду глядел Олег. На том роковом матче, с которого он не вернулся, такой покой обрели многие…

…Службы стадиона успели к началу матча очистить от снега и льда лишь одну трибуну «С». Поэтому почти всех рассадили именно на ней, даже тех, кто имел билеты на другие. Фанаты есть фанаты. Мы вовсе не склонны обелять их. Но и футбол — не балет, хотя даже там почтенная публика вскакивает со своих мест и кричит «браво».

И на этом матче забирали многих. За шарф, выпущенный наружу, за значок, неосторожный выкрик. Возмущенные безосновательными, по мнению фанатов, уводами с трибун своих товарищей, ребята начали бросать в блюстителей порядка снежками, кусочками льда. К концу второго тайма милиция разъярилась окончательно. Работники стадиона помнят, что их рации буквально захлебывались: «В нас опять бросаются!.. Ну, мы им устроим!..». Размышляли недолго, решили пустить зрителей по одной лестнице через узкий проход и отлавливать всех фанатов, благо узнать их несложно: красно-белые аксессуары выдают с головой…

Те, кто был на Большой спортивной арене Лужников, знают, что с трибуны «С» есть два выхода на улицу: по лестницам № 1 и № 2, которые находятся в разных концах подтрибунного коридора. Поток зрителей делится на две части, и все выходят более или менее свободно, то есть подстраховка от образования давки заложена в самой конструкции здания. Но в этот раз все пропускные нормы полетели в тартарары: милиция обижена!

Кордон из 15-20 человек перегородил коридор рядом со второй лестницей, и весь поток устремился в одну сторону. На вторую лестницу попали гости-голландцы. Их пощадили, опасаясь, наверное, международного скандала. Давка возникла уже здесь, в коридоре, в материалах дела об этом говорят 28 человек из 59 опрошенных, 20 — о том, что был перекрыт коридор и все пошли в одну сторону, на одну лестницу. 9 показаний о закрытых воротах при выходе на улицу, 10 — о том, что в коридоре и на злополучной лестнице не было ни одного работника милиции, который мог бы регулировать поток. Все это следователь А. Л. Шпеер игнорировал, ведь такие показания не вписывались в его и так не очень логичную систему доказательств.

— Они были сильно возбуждены, им нельзя верить, — сказал он нам.

Следствие не побоялось даже оставить эти показания в деле. Почему? 1982 год, «заказное дело», сильнейшая «группа поддержки»… Этим все сказано.

Заказное дело

Суд не стал исключением из правил этого спектакля, утвержденных свыше, и закруглился в полтора дня.

В последний момент заседание было перенесено в другой конец города, в клуб медицинских работников возле метро «Молодежная». Предупредили об этом немногих. «Нездоровый ажиотаж», как это тогда называлось, был явно невыгоден. Поэтому подстраховывались дважды, расставив милицейские кордоны на подступах к клубу. Хотя заседание и было объявлено открытым, пропускали не всех. Даже повестки и паспорта было недостаточно, чтобы отец или мать несовершеннолетнего свидетеля могли пройти вместе с ним в запретную зону.

Впрочем, и эти кордоны были только для тех, кто все же решился пойти на заседание суда. Многим «рекомендовали» не делать этого. Костю Родина, например, директор ПТУ, увидев безрезультатность своих уговоров, просто-напросто запер в кабинете. Другим звонили и, ссылаясь на некое высокое мнение, просили «по-хорошему». Почти всегда владельцы сих солидных голосов оставались неизвестными (так страшнее?) и только иногда представлялись: директор ПТУ, школы, секретарь партбюро института…

Но кто звонил им?

Кто-то не захотел нарываться на неприятности. А кто-то рискнул. И суд перед ними предстал как неприкрытый фарс…

— Нам не давали говорить, — даже сейчас возмущается Александр Мамедов.

— Прерывали на полуслове. Было такое чувство, что исход дела известен заранее, судья стремится быстрее закончить его и сдать в архив.

Подтверждение его слов можно увидеть и в протоколе суда, который поражает своей лаконичностью. Даже написанный аршинными, без преувеличения, буквами, он занимает чуть больше десятка страниц — по абзацу на каждого убиенного. Ну а где же показания многочисленных свидетелей, пространные речи защиты, обвинения?..

А вообще-то по делу проходило четыре человека. Помимо уже упомянутых Кокрышева и Панчихина — директор Лужников К. В. Лыжин и майор милиции С. М. Корягин. Последний, кстати, и был ответственным за тот участок на стадионе, на котором произошла трагедия. Но еще на стадии следствия материалы по ним были выделены в отдельное уголовное дело в Связи с тем, что оба были больны. Выделены и забыты. Только спустя полгода заместитель начальника следственной части младший советник юстиции В. П. Конин попросит выдать дело Кокрышева и Панчихина в связи с расследованием уголовного дела в отношении Лыжина и Корягина. Работал он с ним недолго и через 24 дня прекратил по амнистии.

Все.

Заказное дело завершилось по разработанному сценарию…

…Хотя нет, один прокол все же был? Хотели посадить двоих, а посадили-то одного Панчихина, который, получив три года, отсидел полтора и вышел. А директора БСА Кокрышева, перед которым маячила такая же перспектива, уже во время суда «пришлось» освободить по той же амнистии. И все этот общественный защитник Меркулов, пристал как банный лист к судье Никитину:

— У Кокрышева есть награда, он попадет под амнистию. Почему его не освобождают? Кто виноват? Конкретно?

— Может, он сам не захочет, — пытался выкрутиться судья.

— Захочет! — Меркулов отлично понимал, что на таком суде лучшее, что может быть, это амнистия. А оправдания ждать нечего…

Несправедливость следствия и приговора была понятна всем: в том числе и Шпееру, надо думать, и Никитину. И, конечно же, родителям и родственникам погибших, которые обратились в Верховный Суд РСФСР с просьбой пересмотреть дело, но судебная комиссия по уголовным делам в составе председателя А. Е. Меркушова, членов суда Н. Г. Бе-лоусова и И.А. Постниковой 13 апреля 1983 года определила: приговор оставить без изменения, а кассационные жалобы — без удовлетворения.

Так кто же они, входящие в «группу поддержки»?..

Партийная оценка

Не прошло и. 48 часов после трагедии, как Кокрышев расстался со своим партийным билетом. О Панчихине в этот момент почему-то забыли. Спохватились — эхма, товарищи, партийного засудили! — только 28 июля 1983 года, когда бывший комендант уже сидел в тюрьме.

Кокрышев же удостоился высокой чести: исключал его сам Гришин на бюро горкома партии. Он же и оценку дал событию, и акценты расставил: мол, директор БСА свою вину должен признать и покаяться, а не задерживать ход высокого собрания. И вообще, «разберитесь и найдите виновных».

Тогда, в 82-м, эту фразу первого секретаря горкома никто, конечно же, буквально не воспринял. И следствию, и впоследствии суду задача была ясна: НАЙТИ виновных.

— Вы уже понимаете, — доверительно объяснил Шпеер жене Кокрышева, — делу дана партийная оценка…

С наших сегодняшних демократических высот мы, может быть, и скажем: пусть дают какие угодно оценки, пусть сами разбираются внутри своей партии, кого наказывать, а кого спасти. Но только если бы не было такого влияния партии на всю нашу жизнь…

Да и верно ли дал определение ситуации Шпеер? Партийная ли это оценка?

Не совсем. Бюро горкома, выносящее вердикт, служило лишь орудием спасения начальника ГУВД Мосгорисполкома, генерал-лейтенанта внутренней службы В. В. Трушина, который и должен был нести персональную ответственность за случившееся в Лужниках, за невыполнение, а точнее — нарушение его подчиненными им же утвержденного «Плана по обеспечению охраны, общественного порядка на БСА»…

Вот и встало все на свои места, и все стало понятным: и рвение следователя по особо важным делам А. Л. Шпеера, и покорное выполнение спецзадания «самого» судьей В. А. Никитиным. Они действительно, даже если бы захотели, не могли по-другому. На их месте оказались бы другие, а они… Они распрощались бы со своими уютными кабинетами.

Чиста ли совесть всех тех, кто принимал участие в этой истории: и Трушина — до недавних пор министра внутренних дел РСФСР, который ради чистоты собственного мундира подписывал приговор директору БСА Кокрышеву, поднимая руку за его исключение из партии на бюро горкома, и следователя Шпеера, и судьи Никитина, которые и сейчас продолжают благополучно трудиться на том же поприще?..

И мы по-прежнему будем доверять им свою судьбу?

…Может быть, это случайность. 6 мая нынешнего года нам, на глаза попалась небольшая заметка в «Московских новостях», вроде бы никакого отношения к событиям в Лужниках не имеющая. Речь шла о разогнанной ОМОНом вахте протеста «Мемориала», связанной с приездом в нашу страну палача китайских студентов Ли Пэна. Через два дня был суд над участниками., которые должны были, нести «административную ответственность за участие в несанкционированном митинге. Стоит, наверное, привести здесь небольшой кусочек стенограммы:

«В. Баумов (участник вахты):

— Омоновцы стали выхватывать из рук плакаты…

В. Таранов (офицер ОМОН):

— В 10.00 нам сообщили по рации, что у Библиотеки имени Ленина собирается группа „Памяти“.

A. Макаров (адвокат):

— Были ли, с вашей точки зрения, какие-либо нарушения?

B. Таранов:

— Но они держали плакаты. А нам по рации приказали пресечь демонстрацию…».

Все это действительно никакого отношения к Лужникам вроде как и не имеет, если не знать, что тогда, в 82-м, никакого ОМОНа не было и в помине, а был 2-й полк патрульно-постовой службы милиции, который и был устроителем бойни на стадионе. И еще один нюанс: Таранов и там отличился, его имя в деле Лужников мелькает ох как часто…

Мы, как вы понимаете, вспомнили об этом не случайно, жуткие параллели напрашиваются сами собой: выходит, за; восемь таких необычных лет ничего не изменилось в миропонимании блюстителей порядка? И «приказы по рации» выполняются так же ретиво и без оглядки на последствия, как и восемь, десять, пятьдесят лет назад?! История Лужников — не о прошлом — о сегодняшнем нашем дне.

Эпилог.

О безнаказанности

…Мы вспоминаем сейчас рассказ одного парня, побывавшего ТАМ. Его тоже придавило, но не так сильно, как тех многих, которые не смогли больше подняться. Лежа под грудой тел, он увидел перед своим лицом черные сапоги.

— Дяденька, — поднял он голову, — вытащи меня отсюда. Я живой…

— Давить вас надо, а не спасать, — сморщился страж закона, повернулся на каблуках и прошел мимо.

Вы знаете теперь те причины, которые привели к трагедии. И чисто технические, если можно так выразиться: перегороженный коридор, что привело к образованию давки, отсутствие в ее районе блюстителей порядка, которые могли хоть как-то распределить поток. И психологические: обиженная милиция, желающая расквитаться со «сволочами»-фанатами…

Трудно все-таки предполагать, что все это было устроено специально. Да, никто не хотел убивать. Но убили.

И неужели ни в одной голове под милицейской фуражкой не шевельнулась мысль: что-то не то, слишком уж далеко зашла «профилактика», и борьба за правопорядок превратилась в обыкновенное беззаконие?! Или уверенность в своей безнаказанности парализовала всю мыслительную деятельность?

Может быть, мы плохие психологи и нам сложно смотреть с вершин своего времени в туманную тьму прошлого, но нам все же кажется, что именно безнаказанность послужила причиной и катастрофы в Лужниках, и падающих самолетов, и летящих под откос поездов.

Это и есть тот ужас прошлого, от которого мы не совсем еще освободились сегодня. Для своего же завтра…

Дата добавления: 2015-09-29